Текст книги "Сердце-океан"

Автор книги: Наталья Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 19
ДЕТИ АНТЭ

Бродяги, унчитос, скоморохи, гаеры, – как только не величали их достопочтенные дичито и самодовольные димехо, но на самом деле они были – дети Антэ. Так они себя называли сами. Они кочевали от города к городу и от деревни к деревне, зарабатывали свой простой хлеб, кто как умел, сторонились больших городов, в которых стояли римские гарнизоны и больших дорог, по которым они могли передвигаться. Ведь почти каждый из них был либо беглый раб, либо унчитос, либо дезертир, либо разорившийся свободный человек, за которым гонялись заимодавцы.

Я подняла на ноги всех обитателей лагеря. Все они вышли из кибиток, чтоб посмотреть, кто это к ним пожаловал среди ночи. В темноте я не могла их разглядеть, как следует, не помог и тусклый свет дешевых факелов и затухающего костра. Я лишь как можно любезнее поздоровалась и, присев к огню, стала активно греть руки.

– Есть хочешь?-спросил Жулалу.

– Если честно, у меня с вчерашнего вечера не было во рту ни крошки,-призналась я виновато. Не очень-то мне хотелось сразу становиться нахлебницей.

Он принес мне лепешек и вина и присел рядом. Я поблагодарила и принялась утолять голод. В это время неподалеку подсел еще кто-то, я не обратила внимания, потому что очень проголодалась.

– Куда ты идешь?-принялся расспрашивать Жулалу.

– Пока не знаю,-проговорила я с набитым ртом, слукавив на всякий случай, ведь я определенно собиралась на Север.-Я только что сбежала от прежнего хозяина.

– Только что? Откуда?

– Из поместья Леранья-Рес, слышал о таком?

– Мы бывали неподалеку. Но ведь говорили, что оттуда сбежать невозможно. Это ведь неприступная скала, разве нет?

– Да. Я не совсем сбежала, скорее – слетела. Разве не над вами сегодня днем пролетела моя алая птица Дилей? Я соорудила ее сама.

За спиной у меня послышался то ли вздох удивления, то ли ропот. Как оказалось, дети Антэ приняли мое сооружение за мифическое существо и страшно испугались.

Они собирались даже снимать лагерь и уходить подальше от этого места, потому что чудище, безусловно, могло вернуться.

– Простите меня,-изо всех сил пытаясь скрыть улыбку, обратилась я к людям.

Я решила, что должна при этом подняться и посмотреть всем в глаза. Они должны были понять, что я не представляю опасности. Но как только я обернулась, тут же наткнулась на давно знакомое лицо, усмехающееся в бороду.

– Этого следовала ожидать именно от тебя, Скубилар! Узнаешь меня?..

Ну, еще бы! Как не узнать. История повторяется.

– Останешься с нами?-услышала я еще один знакомый голос, на который снова обернулась Сплошные знакомые лица!

– Если позволите, я останусь. Мне очень повезло, что я встретила вас.

Немало таких таборов, больших и не очень, кочевало по Римской империи и за ее пределами. Они не знали границ, потому что считали себя свободными. Их отлавливали, клеймили, продавали в рабство. Многие из них убегали от своих хозяев и снова становились детьми Антэ или прятались в оседлых поселках унчитос, таких как Сате-Эр. Главной их философией, если ее можно так назвать, была – жизнь без запретов, вольная жизнь. Но римские власти не случайно имели на них зуб. Дети Антэ не гнушались воровства, мошенничества и даже грабежа, хотя основным их занятием считалось лицедейство. Вот в такую труппу по счастливой случайности попала теперь и я.

Это было прекрасное время, не смотря ни на что! Меня приняли в артистическую стаю. Жулалу, как всегда, замолвил за меня словечко, сказав, что я умею сочинять песни. Дети Антэ кочевали по городам и весям Амфилиона, потому что эта провинция была самой спокойной и потому вполне удобной для унчитос и прочих бродяг. В этой стороне было много озер и холмов, зеленых долин и мелких перелесков, а людей было мало. На такой плодородной земле почему-то совсем не встречалось крестьянских хозяйств. Все жители здесь сосредотачивались в городах, основанных римскими властями, и весьма зависели от них. А ночи здесь были холодны, потому что уже веяло дыханьем севера. И все же это было воистину самое лучшее время в моей жизни, время, когда я была свободной, сытой и окруженной друзьями.

Кстати, о друзьях. Кроме Жулалу и Гончи с артистами странствовали и еще некоторые из моих старых знакомых. Это были матерый унчитос и проныра Аржак, которого, как и в Сате-Эр, все величали командором, и отчаянный парень Намар. Я не виделась с ними с тех пор, как они сбежали из лагеря раньядоров, и мы, не договариваясь, почти не вспоминали о тех временах. Мало ли у кого были какие грехи. Кто-то разболтал тогда Эктору о том, что я бигару, после чего мне пришлось пережить множество очень неприятных моментов. Хотя я не винила их ни в чем. Таковы были моральные правила унчитос, вернее у них отсутствовали понятия о взаимовыручке, благородстве и честности. Каждый за себя, и никакой романтики.

Они к удивлению радушно встретили меня и не сказали ни слова против того, чтоб я осталась с детьми Антэ.

Так я и стала ребенком эмбронского солнца. Это было уже четвертое по счету мое имя. Бесправная унчитос, проклинаемая бигару, несвободная дэшу, теперь – вот это.

Мне оно казалось самым лучшим, ясным, красивым и точным. Ну, а о том, что меня звали когда-то Юлией, я почти забыла. Теперь я – Скубилар навсегда. Эмброн уже стал моим домом. Я больше не вспоминала и не проклинала Боскуса. Все, кто любил меня и помнил там, на Земле, уже давно мертвы. Их место в моем сердце занято другими…

Артистическая команда наша была небольшая: семь человек. Со мной стало восемь.

Мне несомненно повезло. Как объяснил мне потом Жулалу, попади я в город, меня тут же бы поймали если не солдаты, то местные жители, которые не любят чужих. И снова – рабство. Так что мне действительно повезло. Я попала к нужным людям.

Агриппа, наверное, был бы рад кочевать так с ними. Бедный Агриппа, вспоминает ли он обо мне?

Совместными усилиями здесь в таборе составлялось некое подобие представления, в котором каждый из артистов принимал посильное участие. Иногда вместе они ставили небольшие пьески из местной мифологии и фольклора. Кто-то пел песни, кто-то играл на ударных и духовых инструментах, далеких от совершенства. Костюмы здесь были не приняты, герои надевали в лучшем случае маски. Впрочем, их наряды были так пестры, что сразу же легко выдавали в них голытьбу унчитос.

Два дариба перевозили весь скарб на двух повозках, которые служили еще и кровом, одна – мужчинам, другая – нам. Женщин было всего двое: сорокалетняя инженю и ее маленькая дочь – Лала, теперь вот еще и я. Их муж и отец был кем-то вроде завхоза в труппе и почти не принимал участия в представлениях. А девочка лет восьми – девяти, с тех пор как появилась среди них, почти не отходила от меня ни на шаг. Ее интересовало все: откуда я, где я побывала, что видела, была ли я там-то и видела ли то-то, знакома ли я с тем-то и тому подобное. А однажды, узнав, от Жулалу по все видимости, что я считаюсь бигару, она с невероятной для ребенка серьезностью спросила:

– А правду говорят, что бигару обладают тайным древним знанием и общаются с богами?

– С богами?-переспросила я, не сразу поняв, о чем это она.

– Ну, да. С богами, которые носятся по небу на огромных серебряных колесницах, похожих на ракушки. Однажды мы видели такую, она была громадной, медленно летела в облаках, но совершенно не шумела.

Вот любопытно: чтобы произошло, если бы я встретилась сейчас с сеятелями и особенно с Боскусом? Наверное, увидев, что я отлично вжилась в свою новую роль, хотя и отличную от той, которую они мне готовили, они не стали бы возвращать меня на корабль и снова прочищать мозги. Какой теперь был в этом смысл? Сагдор ведь уже все знает. А вдруг они до сих пор следят за мной? Я невольно взглянула на небо, в котором не было ни малейшего намека на присутствие серебряной колесницы и улыбнулась своим мыслям. Какая глупость! Мало им забот, кроме меня.

Я решила не скрывать правду от девочки и поведала ей, что знаю древнюю тайну о том, откуда взялись все люди, и что встречалась с богами и даже летала на их чудесной колеснице. Возможно, это добавит мне еще несколько очков, и я завоюю еще больший авторитет среди детей Антэ. Малышка открыла от удивления рот.

– И что же там внутри?!! Расскажи!!! Наверное там все из золота и серебра?!!-восторженно принялась расспрашивать она меня.

– Вовсе нет,-улыбнулась я и присела к ней:-Но знаешь что, я не могу об этом рассказывать. Это ведь тайна, и она принадлежит не только мне, а всем бигару на свете. Понимаешь?

Здесь-то уж я, конечно, могла рассчитывать на понимание. Унчитос не испытывали ненависти к бигару, потому что тоже были гонимы. Они были для них легендой, мифом и даже предметом восхищения для иных, к которым очевидно относилась и Лала.

Никому из нашей труппы до меня не приходилось встречать живых бигару. Так что по мне они судили о всей нашей нации. Мне нужно было быть на высоте.

– И ты не расскажешь никому ни за что?-спросила Лала.

– Точно!

– Даже если тебя будут пытать огнем и сдирать живьем кожу?

О, Боги! Ну, и познания у этой крохи! А я и не думала об этом никогда. Хотя как знать, останься я у Мариуса дольше, возможно Эктору пришло бы в голову именно таким образом выведать у меня древнюю тайну бигару. Проклятье! Что это я вспомнила о нем?

– Даже тогда не расскажешь?

– Даже тогда,-подтвердила я и содрогнулась от этой мысли. Будем надеяться, что никому не придет в голову выяснять эту пресловутую тайну.

Необыкновенно легко жилось мне среди детей Антэ. Может быть потому, что я многих из них уже знала, а тех, с кем познакомилась только что, казалось, знаю давно.

Ни у кого здесь не было никаких обязанностей. Готовили еду, чинили повозки, пасли дарибов или сочиняли новое представление или песню – все это мы делали вместе.

Наша пестрая труппа подходила к одному из небольших городков Амфилиона. Встав лагерем в окрестных лугах, мы выслали разведчиков, которые должны были выяснить, какой численности римский гарнизон стоит в нем и насколько опасно там окажется наше пребыванье. У нас заканчивались запасы продовольствия, рисковать в любом случае пришлось бы. А мне предстоял дебют.

Я не обладала никакими особыми талантами в искусстве песни и танца, но тут этого и не требовалось. Хорошо у меня получались только стихи, а о мелодии заботился Жулалу. Он же умел мастерить разные дудки и играть на них. Намар так же оказался довольно таки искусным музыкантом. Он играл на инструменте, похожем на банджо и скрипку одновременно, а его приятель командор отбивал ритм на кожистом барабане.

Первая наша репетиция прошла весело, хотя и не слишком складно. Однако все остались довольны. Я спела песенку о бродячей комедиантке, которую накануне вечером мы сочинили с Жулалу. Кроме этого, сам композитор и на дуде игрец готовил свой собственный номер с Гончей, который назывался "Смертельные трюки с дикой кошкой". Лала со своей матерью выступали отдельно. Они исполняли жутко унылые песни о несчастной скитальческой доле, и, слушая их, даже мне хотелось заплакать. Особенно печально звучал тоненький голосок Лалы:

Резкий ветер, резвясь, просто так,

Гасит уголь последний в ночи.

Спрячу дикое сердце в кулак

Не стучи, не стучи, не стучи!

И ночной простирается страх

Там, где теплился свет и исчез.

Но последняя искра костра

Долетает до самых небес.

И трепещет, и рвется за ней

Сердце-птица в дрожащей руке.

О, бескрайняя тьма, пожалей,

Не губи огонек вдалеке

Мне, бродяжке в пустыне чужой,

Мир полночный привычен и прост,

И от маленькой искры одной

Зажигаются тысячи звезд.

Аржак с завхозом отправились на разведку. Вернувшись из города, они сообщили, что гарнизон стоит невеликий, да и солдаты почти всегда пьяны. Проявляя все же изрядную осторожность, мы отправились на работу.

Местом для выступления обычно служила базарная площадь. Там в полдень всегда собиралась тьма народу, наших зрителей. К тому же у тех, кто приходил на рынок, как правило, были деньги, а значит, они могли заплатить за выступление. Кроме того, в толпе было легче затеряться, а в прилегающих закоулках без труда исчезнуть, если вдруг нагрянет римский патруль. Не скрою, кое-кто из наших не гнушался и заурядным воровством кошельков у зазевавшихся зрителей. Виртуозом в этом был наш завхоз. Что ж, мы – унчитос, с нас взятки гладки.

У детей Антэ было заведено так, что каждый шел к рынку отдельно, чтоб не могли обнаружить толпу чужаков. Предстояло одной идти и мне. И в этом была проблема.

Хоть рынок и располагался обычно в самом центре города, найти его, не спрашивая никого, было непросто. А спрашивать нельзя было потому, что мало кто говорил здесь на цезарийском, единственном известном мне языке империи. Любой сразу же мог бы обнаружить во мне чужачку. Был, правда, и небольшой плюс: амфилионцы были так же смуглы, как и я, так что хоть внешне я не слишком бросалась в глаза.

Когда я, наконец-то, добралась до рынка, представление уже шло. Я сразу услышала нашу музыку и подошла к толпе, собранным выступлением нашей труппы. Жулалу с Гончей веселили публику. Раздавались удивленные возгласы, вздохи, вскрики, а вслед за ними – взрывы смеха. Я пробралась сквозь толпу не без труда и подала знак: я здесь.

Пока выступала Лала и ее мать, я разглядывала нашу публику. Наряду с простыми, искренне сопереживавшими исполнителям, лицами, встречались надменные физиономии уверенных в себе толстосумов – дичито. Позади них стояли их рабы, дивясь на представление. Тут же находилось несколько димехо. Обычно любопытствующие подходили и уходили, кто-то кидал монеты в шапку Жулалу, но большинство просто бесплатно смотрели, топали ногами, свистели и переговаривались между собой на своем наречии.

Наконец, настал и мой черед. Я услышала вступление своей песни и вышла в середину круга. Я не особенно волновалась, ведь здешняя публика была неприхотлива, а наша самодеятельность не так уж плоха. Я изобразила лукавую ухмылку, обвела глазами толпу и пошла по кругу:

Я спляшу и спою вам с улыбкой,

Подыграй мне бродяга на скрипке.

Мое платье – встрепанной птицей

Вслед за песней моей закружится.

– Готовьте монеты, благородные господа!– крикнула я чванливым дичито и остальным зевакам, что столпились вокруг. Останавливая взгляд на каждом из присутствующих всего лишь на несколько мгновений, я делала вид, что обращаюсь именно к нему, улыбаюсь и пою специально для него. Этот прием возымел действие, монеты посыпались.

Жемчугами роса на моих волосах,

И алмазы блестят, но лишь только в глазах.

Бубенцы, колокольчики, пестрый венок из цветов И парадный убор для бродячей актерки готов.

Платье мое действительно могло показаться странным многим. Никто, наверное, и не видел никогда такой материи, такого покроя и такого наряда, наскоро сооруженного мной на берегу реки из испорченного драгоценного шелка и грубых шнурков. Сколько же мне пришлось тогда пофантазировать, чтоб получилось нечто более или менее похожее на женскую одежду.

Вы останетесь здесь, ну а я упорхну

Вольной птице на месте сидеть ни к чему

И хоть нет вам до этого дела,

Но я все равно – королева.

– Королева?!! Ну, да?!-раздался хохот в толпе.

– Вот именно!-подтвердила я громогласно, не сбиваясь с мелодии.

Королева дорог, пройдох и воров

Королева дождей и попутных ветров.

Вот опять ускользает заря, вслед за нею и я – Королева бродячих шутов и шального голья.

На одном из вальяжных господ с самым надменным выражением лица я нарочно задержала взгляд и, подойдя к нему, довольно-таки дерзко спела последний куплет именно для него.

Я вновь выхожу на арену,

Чтоб вас насмешить до слез.

Я просто играю, а вы непременно,

Вы будете плакать всерьез!

Господин оказался начальником городского караула, и надменный вид его был не случаен. Как только грянул последний аккорд, он резко махнул кому-то из-за спины.

Стражники зашипели на толпу, пытаясь пробраться к нам, но наши отходные пути были давно подготовлены, да и присутствие солдат наши заметили сразу. Успев собрать деньги во время песни, Жулалу давно смылся, музыканты метнулись в разные стороны, как только стих последний аккорд. Мне же предстояло улизнуть из-под самого носа караульного. Для Скубилар это было не так уж и сложно. Стражники тут же заплутались в толпе, а я успела проскользнуть на одну из узких улочек, примыкавшей к базарной площади.

Но дальше было сложнее. Город походил на лабиринт. Сколько же тут было переулков, к которым примыкали еще три-четыре таких же. Каждый из них заканчивался либо тупиком, либо разветвлялся еще на несколько улиц, по которым порой можно было пробраться лишь боком. Здесь проживала городская беднота, явно, что толстые дичито сюда бы не протиснулись.

Наконец, я выскочила на более или менее широкую улицу и за ближайшими домами рассмотрела окраину. Но в одно мгновенье с этим послышался металлический лязг.

Доспехи носили лишь солдаты. Нырнув за какую-то повозку, в которой по счастью никто не был запряжен, иначе бы животное точно взбесилось и выдало меня, я затаилась. Двое стражников приближались к этому месту и беседовали между собой на цезарийском. Они прошагали мимо, не прекращая разговора, из которого я могла расслышать лишь отдельные слова. Но что меня удивило сверх меры, так это то, что один из стражников вдруг явственно произнес мое имя. Он сказал – Скубилар, это я точно слышала. Но дальнейшее от меня ускользнуло. Видимо я так удивилась, что не смогла прислушаться. Но, что это я? Возможно, они просто говорили об охоте и о лесном звере, от которого я получила свое имя. Ведь Амфилион был ближе к северу, не исключено, что скубилары могли встречаться и в этих краях. Успокоив себя таким образом, я поспешила на окраину, как только солдаты скрылись в противоположном направлении.

В тот же вечер, наскоро собрав скарб и, не дожидаясь, пока на нас объявят облаву, мы отбыли из городских предместий. Снова ждала нас дорога. Мы шли, сердце мое радовалось. Я шла не домой, у бродяг не может быть дома. Я просто шла вместе со всеми, я была не одна.

Еще один день унесет вероломный закат,

Багровым огнем паруса в облаках поджигая.

Там в небе давно корабли у причалов стоят Увы, и на них невозможно добраться до рая.

Но лишь загорается над горизонтом восток, Я снова в пути, и в пыли сапоги мои снова.

И вьются по свету сто тысяч знакомых дорог Но нет ни одной, что проводит бродягу до дома…

ГЛАВА 20
СЛЕЗЫ СЕРДЦА

– Помнишь песню, которую часто напевала бабушка Рипша?

– Она много песен знала, а я особенно не прислушивался,-ответил как всегда скупой на разговоры Намар.

Мы засиделись заполночь, что часто случалось, вспоминая о нашей прошлой жизни в Сате-Эр.

– Ну, ту, в которой ветер брат, дорога сестра, помнишь?

– Может быть… А что?

– Она не выходит у меня из головы. Я все пыталась вспомнить слова. Раньше у последнего хозяина, я боялась даже мечтать о свободе. А теперь я вольная и знаю: эта песня обо мне. О том, как я иду к северу.

– На Самарьяр что ли? Гм… -Намар усмехнулся. Может быть он тоже сомневался в существовании этого острова?

– Аржак, ты ведь кажется, бывал в тех местах?-повернулась я к мешавшему в костре угли командору.

– Не бывал,-нехотя отозвался тот. Он почти дремал, зачарованный горячим светом углей. -На севере был, в Торувальо. Бигару там встречал, а на острове не был. Да никто и не знает, как туда добраться, да еще и к океану подойти через земли гомусов.

– Брось ты эту затею,-предложил Жулалу.-оставайся с нами. Мы скоро идем на юго-восток. А?

– Я ведь потому и сбежала из Леранья-Рес, что меня тянет туда, на север. А не могу противиться этому. Там мой дом, я это знаю, хотя ничего о нем не помню. И если бы вы знали, чем я пожертвовала, чтоб обрести свободу. И потом, у меня была карта, настоящая древняя навигационная карта, показывающая путь к Самарьяру. Я отлично помню ее.

– А ты что, действительно знаешь тайну бигару?-спросил Намар после некоторой паузы, в течение которой, видимо, они осмысливали мой монолог.

– Не спрашивай… Лучше подыграй мне.-Я подала ему инструмент…

С лепестками ночного костра

Бесприютная тьма тихо спорит.

Ветер – брат мой, дорога – сестра,

А любимый – далекое море.

Я к нему дни и ночи спешу

И мечтаю, как там на закате

Успокоюсь, согреюсь, усну

Я в его леденелых объятьях.

А когда всколыхнется заря,

Горизонт ослепляя лучами,

Я увижу мираж корабля

С полыхающими парусами.

А пока снова возле костра

Бесприютная ночь одинока,

Брат мой – ветер, дорога – сестра,

И по-прежнему море далеко.

Вскоре дети Антэ должны будут повернуть на юг. Мы побывали уже почти во всех более или менее больших городах Амфилиона, заходили и в маленькие. Нужно было искать другое место. Здесь нас уже слишком хорошо знали, мы могли в любой момент наткнуться на патруль римлян. Нам оставалось побывать лишь в одном самом большом городе этой провинции, а потом… Потом мне придется продолжить путь на север одной. Снова одной…

Дети Антэ не хотели и слышать о том, чтоб идти в земли варваров, где водились гомусы и прочие дикие животные, наподобие скубиларов. Я их и не просила, прекрасно понимая их опасения. Мне ведь доводилось встречать домашних гомусов, более или менее привыкших к человеку. А как же тогда ведут себя дикие?

Настроение у меня было унылое. Да тут еще и мамаша Лалы…

Она решилась, наконец, сменить амплуа и давно собиралась это сделать и вот теперь окончательно надумала. Она мотивировала это тем, что якобы заботится о своей подрастающей дочери, у которой теперь должен быть свой номер. Слезливые песни она оставляла ей. Но мне казалось, что истинная причина в другом. Мать чувствовала, что дочь исполняет песни лучше ее, и порой она только мешала своему чаду, которая своим голосочком доводила до слез публику. Мамаша стала разучивать монологи из трагедий. Когда-то она была дэшу у одного римлянина, который писал нечто подобное. Кое-что она даже помнила, а кое-что хранила в свитках, которые стащила когда-то, отправляясь странствовать с бродячей труппой. По вечерам теперь можно было слышать ее низкий голос. Напыщенно и с непривычной для меня, но принятой в тогдашнем столичном театре истеричной интонацией она декламировала:

Капли крови на лезвии остром -

Это слезы истерзанного сердца.

Или это пурпурный закат

Отразился в блистающей стали?

Но ни стонов, ни криков, ни жалоб

Не услышишь ты и не узнаешь.

Небо тьма застилает ночная.

Никогда я тебя не увижу…

Рыдающие ее возгласы погружали меня в меланхолию. "Никогда я тебя не увижу!"– произносила она с таким страданием, что мне, не смотря на всю наивность ее искусства, становилось больно и тоскливо. Я опять вспоминала Леранья-Рес. В последнее время я вспоминала его все чаще. И был повод.

Это произошло в одном из самых больших, а может быть и в самом большой городе Амфилиона, в котором мы давали концерт. Он был основан давно и не цезарийцами, а одним из древних вождей местных племен. Здесь, как ни в каком другом месте сохранялись местные обычаи, и правил им единолично потомок того самого вождя, а не римский наместник. Поэтому в городе не было ни римского гарнизона, ни даже обычной милиции. Город был спокойным, лояльным к империи, и потому римляне наведывались сюда лишь несколько раз в год, чтоб собрать налоги и заодно проверить, все ли спокойно. Нам не повезло, мы попали туда как раз в такое время.

Нам оставалось надеяться лишь на то, что сборщики налогов не станут интересоваться какими-то бродячими комедиантами, пусть даже и унчитос. У них ведь и своих проблем хватает. Поэтому мы и решили не ждать, отсиживаясь в предместьях, пять дней, в течение которых город был полон римлян, а отправляться на работу. И тем не менее нам приходилось очень осторожничать.

Кроме большой рыночной площади в городе было еще несколько поменьше. Для начала и чтоб присмотреться к местной публике, мы решили дать представление на окраине, перед входом в святилище. Здесь на небольшой площадке располагалось несколько лотков и постоянно толпился десяток – полтора димехо с их рабами и скотиной.

Здесь мы решили дать мини концерт не в полном составе. Выступали только Лала под аккомпанемент одной лишь жалейки, ее мать с новым своим надрывным репертуаром и Жулалу с Гончей. Я же с Намаром и Аржаком отправилась в центр на разведку.

Чем ближе мы подходили к центру города, тем менее заметным становилось наше отличие от местных жителей. Город оказался на редкость гостеприимным, потому что нам встречалось множество самых разных людей, с разными оттенками кожи, в разных одеждах и говорящих на разных языках. Мы начинали чувствовать себя более уверенно. Даже мой весьма экзотичный наряд не так сильно бросался в глаза в столь пестрой толпе. Пробираясь сквозь толпу народа на центральной площади, мы подыскивали подходящее место для арены.

Вскоре я заметила, что моих попутчиков рядом нет. Намар и Аржак потерялись в толпе, хотя это я, конечно же, потерялась, а не они. Я решила, что возможно они просто обнаружили хорошее место и остановились там, ну а я пролетела в рассеянности мимо. Остановившись в стороне от бурлящего потока горожан, я принялась отыскивать глазами своих спутников. Они должны были быть где-то неподалеку. Но вокруг озабоченно шныряли лишь сотни незнакомцев и незнакомок.

Поблизости я заметила сваленные кипы соломы и решила забраться на один из них, чтоб приглядеться с возвышенности. Но и это не помогло мне. Я ориентировалась на разноцветное и очень яркое перо, которое обычно торчало в широкой шляпе командора, но не могла ничего подобного отыскать глазами. Куда они могли запропаститься? Зато я увидела римлян, трое солдат во главе с командиром маршировали перед усталым толстяком в тоге с позолоченными краями. Бесцеремонно раздвигая толкучку, они шагали в моем направлении. К тому же стоящая на возвышении я привлекала нежелательное внимание прохожих. Один из них, молодой парень с хитрым лицом, остановился рядом и обратился ко мне на незнакомом наречии. Но я тут же быстро спрыгнула и, увернувшись от его попытки схватить меня за руку, нырнула в толпу. Всего уже в нескольких шагах от меня прошествовал римский патруль, сопровождавший налогового инспектора.

Мне пришлось вернуться на окраину города, где уже закончилось выступление остальных артистов. Неприятное догадка возникла у меня: мне стало казаться, что Намар и Аржак избавились от меня нарочно. Почему иначе они даже не пытались найти меня? Впрочем сами они стали утверждать, что искали меня истово, но тщетно.

Мне в это верилось с трудом. Но вскоре я и вовсе забыла эту обиду, после того, как услышала от них кое-что.

Когда мы вернулись в лагерь, всю дорогу таинственно перешептывавшиеся Аржак и Намар объявили всем, что у них есть плохие новости.

– На нас охотятся,-сообщил командор.

– Это нам известно, мы постоянно в опасности,-ответил за всех наш завхоз.

– На этот раз за нами охотятся намеренно, именно за нами. И я могу сказать почему.

– Почему?-хором спросили все и я в том числе.

– Это все из-за Скубилар. Это ее ищут. А мы все из-за нее в опасности.

Лицо командора в эту минуту вновь стало таким, каким я увидела его впервые в Сате-Эр, когда просила о помощи. Суровое и безжалостное, оно снова выражало недоверие. Все, конечно, посмотрели на меня.

– Меня ищут?-переспросила я на всякий случай.-Ты уверен, Аржак, что речь шла не о моем диком собрате? Может быть это был разговор всего-навсего двух охотников?

– Я разговаривал лично с тем, кто разыскивает тебя,-резко заговорил командор.-Он нас с Намаром и спросили, кто мы такие. Нам конечно пришлось соврать, сказав, что мы крестьяне из Маджада, прибывшие на ярмарку, чтоб закупить новых семян.

Слава богам, что солдаты ничего не смыслят в сельском хозяйстве, а то бы он в миг раскусил, что никакие мы не крестьяне. Так вот он и стал расспрашивать, не встречали ли мы по дороге бродячих артистов, а с ними – тебя. Он в точности описал твою внешность и даже назвал, между прочим, твое настоящее имя.

Оказывается, при рождении тебя назвали Юлией.

– Нам обещали здорово заплатить, если мы увидим тебя и доставим к ним,-добавил опечаленный или просто задумавшийся о чем-то Намар.

– И не только нам, как ты сама понимаешь,-огрызнулся Аржак.

– Понимаю,-промолвила я растерянно, вспомнив того хитрого парня на рынке. -Понимаю…

– Кому-то ты очень нужна, раз тебя ищут даже здесь.

– Очень нужна,-повторила я.

Дети Антэ еще долго что-то обсуждали, не иначе мою участь. Возможно, они решали, сдавать ли меня за те деньги, что предлагали им солдаты или я больше принесу дохода, выступая на рыночных площадях. Я даже не слышала, о чем они говорили, совсем о другом думала. Я очень нужна, раз меня ищут и так далеко и давно. И это мог быть только он, Сагдор. Тогда у меня не возникло и малейшего сомнения.

В ту ночь я не могла уснуть. Я думала о том, как мне стоит поступить. Я всерьез задумывалась о том, чтоб сдаться солдатам самой. Но хоть и была эта мысль серьезной, но она не долго торжествовала. Я просто позволила себе немного помечтать о том, что смогу вернуться в Леранья-Рес.

– Твоя дорога лежит теперь только на север, Скубилар,-сказала я себе вслух, потому что доводы разума уже слабо действовали на взволнованное сердце.

И все же, как приятно было знать, что он меня ищет, я ликовала, забывая об отчаянном своем положении. Я не имела понятия и не знала, что говорили обо мне дети Антэ. Решили ли они избавиться от меня или уходить вместе. Приближалось утро. Я не сразу почувствовала, как в бок мне стало тыкаться что-то мокрое и теплое. Это была Гонча. Я вышла из своей сладкой дремы и выглянула из повозки.

– Тихо. Есть разговор,-сказал Жулалу, озираясь.-Отойдем.

Я оглянулась на спящих крепким утренним сном Лалу и ее мать и вылезла на воздух.

Я уже знала, о чем он собирался говорить со мной. Меня, конечно же, решили сдать, причем я разумеется ничего об этом не могла знать. Жулалу удивился, когда услышал от меня:

– Я знаю, что меня хотят выдать. И я не виню вас: таких денег вам не заработать и за полгода.

– И что ты думаешь делать?-спросил он и опять оглянулся на повозку.

– У меня только один выход.

– Уходить?

– Да. Но сперва мне нужно выяснить одну вещь. Я хочу узнать, кто разыскивает меня.

– Зачем?

– Это очень важно. Тебе не понять.

Разумеется, я не стала ни с кем прощаться, кроме Жулалу и Гончи. И я очень сожалела о том, что мне пришлось расстаться с детьми Антэ намного раньше, чем я намеревалась, да еще таким образом. Я не держала на них зла. По меркам этого мира, они собирались поступить совершенно правильно: обезопасить себя и заработать деньги. С точки зрения разумной логики, все было верно и справедливо.

Но ведь они не думали, что я стану спокойно дожидаться своей участи? Как всегда на рассвете я отправилась одна по направлению к городу.