Текст книги "Игры с судьбой. Книга вторая"
Автор книги: Наталья Баранова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Углом глаза заметить движение, тень, метнувшуюся к ним. Гибкая фигура, налитая силой и злостью. Сверкнул холодный блеск стального зуба, зажатого в руке. И словно во сне тянутся мгновения. И миг узнавания горек. Как все это лучезарное, яркое утро. Как высокий небосвод.
Илант!
Дождался-таки мига своего торжества. Не бросает слов на ветер.
Только как горько это, как больно!
Вздохнуть, забыв о боли в подреберье, про разбитую скулу и губы! Вздохнуть, как когда-то у подножия трона, не желая сдаваться и признавать поражение.
Из последних сил умудриться скинуть с себя Ордо, накрывая своим телом, закрывая от холодной блистающей стали, от клыка кинжала, принимая удар на себя.
Только дернуться невольно, чувствуя, как холодное жало входит в плоть, разрывая мышцы. Как скользит по ребрам. Благословение небесам по ребрам, а не под них!!!
23
Кусать губы, морщась от боли, утонув в глубоком кресле. Исподтишка наблюдать за Ордо, стоявшим около открытого окна. А в кресле напротив – Илант, сидит, опустив голову.
– Дали небесные! – сорвалось с губ, опалило жаром. – Я надеюсь об Эрмэ, Аторис, ты говорил не всерьез?
Обернулся Ордо, обвел взглядом комнату, приблизился почти бесшумным шагом.
– Не знаю, – ответил-таки! Ответил!
Сел в третье кресло, так что бы видеть обоих. Потянувшись, стянул из вазы кисточку винограда, общипывая, забрасывал ягоды в рот.
Сказать бы «ты эту затею брось». Но как тут скажешь? Только повернуться, устраиваясь поудобнее, так, что б не тревожить свежей, только что обработанной, раны.
– Больно? – спросил Илант, вскакивая на ноги….
– Сиди, чудо….
Переведя взгляд, посмотреть в лицо Ордо. Нет, до сих пор так и не понял, не догадывается даже, почему прикрыл его собой. Правда ярость ушла. Теплится в глубине глаз светлячок благодарности.
Ничего, ненадолго. И ведь видно, что собственная благодарность Ордо в диковинку. Что если б мог – скрутил ей голову, как куренку. Привык ведь уже – не верить. Ненавидеть и презирать.
Только улыбнуться побелевшими кончиками губ. Отмахнуться от заботы Иланта.
– Ты лучше иди, вина принеси. Мститель….
Вновь посмотреть на Ордо, кусая губы.
– Дурак ты, Аторис, – заметить с ехидцей.
Усмехнулся Ордо.
– Интересно мне, кто тут больший дурак, – ответил с издевкой, – Ты чего на нож полез? Жить надоело?
– Тебя пожалел, – ответил глухо. – Ради тебя Илант бы руки сдерживать не стал. Убил бы….
– Ну и убил бы, – спокоен голос, нет в нем сожалений. – Что такого? Все в жизни бывает. Ну а ты Рэну к рукам бы прибрал. Тоже неплохо.
Улыбнуться слегка. Больше глазами, нежели шевеля губами.
– Зачем ты бунт поднял, Аторис? Для чего? Столько крови пролил. Ненависть, как болезнь, и не одну душу ты в этот костер бросил. Помнишь, каким был Илант? Не меньше отца тебя любил. А теперь? Каждый день, да не по разу – «убью». Не о тебе говорю. Как жить ему с этим?!
– Не моя забота.
Только вздохнуть в ответ, прикрыть ресницами глаза, чувствуя, как уходят силы, как вгрызается в тело боль.
Ничего, не так страшно, когда болит тело. Когда болит душа – вот тут не стерпеть. Только ранят слова Аториса, как тот самый кинжал.
– Не твоя. – согласиться спокойно. – Тебе, похоже, все равно. Что б ни случилось – не твоя забота. Эх, Аторис. Когда-то ты таким не был.
– Когда-то и солнце светило иначе.
Легок тон, почти насмешлив. От кого набрался этого? Кто научил? Жизнь?
Посмотреть бы в самые глаза, словно извиняясь произнести «ни в чем я перед тобою не виноват». Только не скажет же! Никогда не скажет. Потому, как его вина. И не сможет забыть об этом.
– Мальчишка-то в чем виноват? Другие чем виноваты?
– А Вэйян?
Хороший ответ. Холодный. Чем бы ни жило сердце, поступки говорят о другом.
Улыбнувшись, стянул Ордо со стола вторую кисточку винограда. Выбирал виноградины, обрывая самые спелые, самые темные. И не спешила уйти с губ улыбка, такая хорошая славная, светлая. Словно бы все, что осталось в нем прежнего. Того, что наполняло сердце когда-то, давно.
– Ладно, шайтан с тобой, Аторис. Только на Эрмэ не суйся.
– Почему? Хочешь остаться в посредниках? – легок тон, почти смешлив. – В принципе, я не против. Плати и сговоримся!
– Дурак ты, Аторис, – произнести покаянно, устало. – Отец твой, что б тебя из Империи выцарапать душой поплатился… и жизнью. Ты же сам хочешь вернуться назад.
Удивленно взлетела в изломе бровь. Стрельнул темный глаз золотистыми искорками.
– Странно. Ты моего отца знал…. Чудеса….
– Знал, – ответить, боясь заглянуть в глаза. – Твоего отца вся Раст-Танхам знала. Да и Лига забыть не смогла.
– Ну и мне скажи, что б и я знал, – а у самого усмешка на губах. Бесенята в глазах. Ни волнения, ни тревоги. – А то кто не спросит, не знаю, что и сказать. Какого я рода, племени. Привык быть подкидышем. А тут, интригуешь ты, Дагги. Хоть посмеюсь.
Нет, не гаснет насмешинка. А гнева на него так и нет; усталость есть и сочувствие.
– Пятьдесят лет живу, а тут такая возможность!
– Напрасно грешишь на меня, что жену твою соблазнял, Аторис. Так уж получилось, не на тебя дети твои похожи. На деда. Ареттаром звали. Не слышал о таком?
Еще шире улыбка Ордо. Но не долго играла. Мелькнула, погасла. Странная оторопь в черных глазах.
– Врешь!
– Не вру, – тихо ответить, не пустив дрожь в голос, собрав волю в кулак. – Не вру, Аторис. Иди в «Каммо», кого хочешь – спроси! Им не веришь – спроси у Вероэса. Он-то знает. Лучшим другом певцу был. Спроси!
«Спроси!» Изо всех сил держаться, не отводя взгляд. Признаться бы! Только что признанием этим изменишь?
– Стало быть, и Вероэс это знал?
– Вероэс, а еще я и Альбенар Хайадару.
– И ты?
– Куда же без меня?
И вновь тишина. Что там, в черных глазах? О чем думает Ордо – не постичь.
– Почему я не знал? – устало, тихо.
Только развести руками. Сам ведь просил Вероэса не говорить. Сам умолял молчать. Боялся, что мальчишка так или иначе до корней докапываться начнет. Боялся, что приведет дорога на Эрмэ.
Да она и так привела. Ведет, точнее.
Сизый дым плывет по воздуху. Не удержался Ордо, закурил, глотает дым, словно он чем-то помочь может. Наивный!
– Чего я еще не знаю? – спросил Аторис. – ты давай, выкладывай! Раз уж начал.
– Что еще? Локита терпеть отца твоего не могла. А Энкеле один из ее людей.
– Врешь!
– Аторис, Аторис…. Нас с тобой ссорить лишь ей и на руку. Больше никто и на Эрмэ не возьмется мне дорожку переходить. Смотри сам, конечно, кому верить, кому не верить. Только по старой памяти я тебе бы помочь мог. Да хоть ради рыжей и своевольной девчонки, что ты мне в дочери пишешь.
Усмехнулся Ордо, мотнул головой. Вспыхнули на мгновенье глаза, словно отразив улыбку. Только улыбки как раз и не было. Вот растерянность – да, немного.
Мягкими шагами мерил пространство комнаты, словно большой кот. Легок шаг хищника, почти бесшумен. Как шаг многих из касты воинов. Никуда не убежать от этого, не деться. Пусть наполовину, но воин! Говорит кровь! Сама знаки дает! И никакое воспитание того не сотрет. Как и огненности и силы.
– Скажи мне тогда, коего дьявола Энкеле-то в бунт понесло?! Раз он Локите служит?
– Дурак ты, Аторис. Умничка, но дурак. Кто сказал, что Локита за Лигу болеет? Она ее рвет на кусочки, что бы Эрмэ сожрать смогла не подавившись! Думаю, без ее участия не обошлось. Она это умеет. Неявно, исподволь. Вспомни, кто контрабандистов сюда пригласил. Ты? Или Энкеле? Кто за бесценок все богатства разбазаривать начал? Теперь вот служить Эрмэ тебя склоняет. Как бы мне в пику. Ну, давай, давай, купись на его посулы еще разок! Если Эрмэ сюда придет, для рэан места не останется. Вспомнишь не раз, что тебе говорю, только поздно будет!
– Так какая теперь разница? Ты же сам служишь Эрмэ.
– Меня Судьба умом не обидела, Аторис. Я не Эрмэ, я себе служу.
Повисла пауза. Вздохнув, Да-Деган прикрыл глаза. И так сказано больше, чем нужно. Осторожно поменял позу в кресле, чувствуя, как испарина выступает на лбу, аккуратно отер пот тыльной стороной ладони.
Добавить бы пару ласковых, только… усталость. Бьет усталость по натянутым нервам, скручивает в бараний рог.
Закусить губу.
Открыв посмотреть на Ордо. А он близок. Стоит в двух шагах, на лице сочувствие.
– Больно, Дагги?
«Больно, что ты такой дурак…»
– Это что-то изменит?
– Где Илант?
Улыбнуться одними губами. Слегка.
– Надеюсь, что сбежал, Аторис. Я б на его месте точно б сбежал, судьбу не искушая.
Усмехнуться, отметив тень на лице сына, преодолевая боль и усталость, встать. Подойти к окну, не утратив твердости шага, упереться рукой в подоконник, глядя на скользящие в мареве знойной дымки острова где-то у горизонта.
Когда-то давно, так же любовался, готов был парить в лучезарной сини, в играющей лазури, окунаться в ультрамарин, растворяясь под ливнем солнечных лучей. И парила душа. Спокойно летала на широких крыльях. Мечта и любовь. Как окрыляли они его! Каким счастьем наполняли бытие! Нет теперь того. И поменялось само понимание счастья.
Счастье, что можно стоять рядом с сыном. Счастье, что Ордо не послал его сразу. Счастье, что слушает! Прислушается, может быть…. А не прислушается, что ж… придется тогда совсем по-другому.
– Давай договоримся, Аторис, – тих голос, сам боится своих слов. – Ты поможешь мне. А уж я сделаю все, что б Эрмэ на Рэну ни ногой. Устроит? У тебя все равно, весьма ограничен выбор. Либо Эрмэ, либо Иллнуанари. Но со мной ты договориться можешь, а вот с Императором….
– Не видел я Императора. Сравнивать не с чем….
«Видел, мальчик мой, видел. До трех лет во дворце его жил. Не помнишь, просто. Счастливец! Вот и я бы забыл…»
– Кстати, – сух голос Ордо, вновь ушел к деловому тону. – Я Рейнара вечером жду. Не забудь.
– Перетопчешься. Не любит он твой дом. Корхиду, что к тебе зачастил, на дух не выносит. Как хочешь, но я тебе мальчишку не отдам.
– Опять споришь?
Обернуться медленно, улыбнуться зло, показав белоснежные зубки хищника.
– Сможешь – отбери. Только учти, после этого флот Иллнуанари устроит здесь образцово – показательные учения. Разнесу к чертовой матери все, что еще осталось. За мной не только Вэйян числится. Не хочешь по-хорошему, по-плохому тебе Иллнуанари навяжу. Будешь землю жрать, и благодарить за науку!
Никогда не говорил так. И такого бешенства на лице Ордо не видел. И растерянности, что самого заколотила до дрожи.
Вздохнул, унимая сердцебиение, чувствуя, как мутится сознание, как застилает разум пелена. Сцепив зубы, заставил себя устоять на ногах.
Дрогнула рука Ордо. Не удержался! Потянулся за оружием, доставая бластер из кобуры. Мальчик. Какой же мальчик!!! Не рассуждает, не думает. Все такой же, как был – огонь и порох! Чертенок.
Улыбка коснулась губ. Смягчился взгляд и чуть затуманился. Только и хватило сил, что откинуть голову, наблюдая. Куда делось ехидство? Да и страха не было. Словно смотрел знакомую постановку незатейливой пьесы.
– Не шути со мной, Дагги, убью!
– Убей, – тих голос, шуршит опавшей листвой. – Можешь прямо сейчас начинать. Думаешь, я пугача твоего боюсь? Или тебя? Стреляй. Что ж ты?
Сделать самому шаг навстречу, взглянуть серыми искренними в темные глаза.
Отпрянуть, заслышав хохот. Нет, не Ордо смеялся, но и он вздрогнул, услышав этот смех.
– Держите меня четверо, трое не удержат! Мальчики, ну вас на полчаса оставить двоих нельзя! Вы еще подеритесь!
Обернуться на знакомый голос, на этот язвительный смех, краем глаза отмечая, как поспешно прячет оружие Аторис. Улыбнуться чуть виноватой улыбкой, узнав.
Высокий, стройный, несмотря на возраст, несмотря на морщинки избороздившие лицо и седину в волосах. И каким-то поистине королевским величием веет от фигуры и добротой от взгляда глубоченных зеленых рэанских глаз.
– Да нет, вы продолжайте, пожалуйста. Я мешать не собираюсь. Это что у нас? Дуэль?
– Это у нас беседа, драку ты пропустил, Вероэс, – отозвался Да-Деган, чувствуя, как ватными и непослушными становятся ноги. Словно у старой тряпичной куклы. – Проходи. Какими судьбами?
– Здрасьте! Хочешь сказать, не ты за мной посылал?
Посылал. Но в какой это было жизни? Только улыбнуться, отводя взгляд. Не думал, что Илант – таки выполнил поручение. Развел осторожно руками. По воздуху плыл запах табака. Ордо курил у окна, и руки его чуть заметно дрожали.
24
В воздухе витал легкий аромат кофе, щекотал обоняние, дразнил нюх. На солнечно – золотом, медового цвета столе, на благородном дереве, в живописном беспорядке на тарелочках нежились лакомства.
Втекал через открытое окно воздух, колыхал нежнейшее кружево занавесей. То замирал, то вздыхал, прижимаясь к уставшим от зноя людским телам. Нес далекие голоса, шорох взбудораженной листвы, крики чаек.
Чудилось в вольном его разгуле нечто, как обещание близкой быстрой грозы, скорого ливня, недолгого ненастья.
Да и просила душа – бури, вихря, молний и грома, упоения единением со стихией!
Вымыть бы всю грязь из души! Выплеснуть вон, забыть обо всем, что накопилось неприятного, давящего, душащего, чуждого. Стоять бы под упругими потоками, промокая насквозь. До озноба впитывая, до бодреньких мурашек по коже, аромат озона, смешавшийся с буйством хищно – ласковой, неистово – живой воды!
Хотелось…. Бежать, сломя голову, не разбирая дороги, как носился по юности, пугая молоденьких девушек необузданностью своей – дикой, шальной. И что б влага капала с волос на нос. И не солью пахла – свежестью мира, свежестью радости, бодрящей терпкостью счастья.
А вместо этого – сдерживать себя. Улыбаться кончиками губ, устало разглядывая синь за окном, в которой плыли мягкие, словно подушки, пухлобокие облака.
Рядом, удобно устроившись на диванчике сидел Вероэс. Пил терпкий ароматный кофе, уминал сладости. И, несмотря на возраст, отпечатавшийся на лице, на сеточку морщин, казался молодым, бесшабашным и озорным. Била ключом в нем жизнь. В зеленых глазах плескалась бездна.
Иногда встречался взгляд взгляда, и прошивало сознание током, то обволакивало теплом. И было так хорошо и покойно. Отдыхал, впитывая и взгляды эти и тепло клонившегося к исходу дня.
И не было, зависти, злости, негодования, ненависти. Словно вернулось былое – славное, светлое. Словно никогда не лежал в руинах дом, и не было бунта. Да и Эрмэ тоже не было. А была спокойная, наполненная смыслом и радостью жизнь.
И только оборвать мечты и грезы, понимая, что не подменят они правды. Все равно не подменят, как бы ни просила того душа.
– Не узнаю я тебя, – сладок голос Вероэса. Так и жди какого-нибудь подвоха. – Мирный, спокойный и на тебе!!! Чем ты Ордо довел, что он за оружие, как безумный схватился?
Только развести руками в ответ, улыбнуться славненько.
– Сам понять не могу, что ему не понравилось. Нервы, наверное, расшалились.
– Ты прикидываться белым и пушистым брось! Меня провести не удастся. Эх, знал бы я, что на тебя так ледяные ванны подействуют, сам бы в Файми запер. Лет этак на тридцать пораньше, чем Корхиде идея пришла!
– Ты знаешь, где я был?
– Скажи спасибо, что узнал. Вода камень точит. А мне на мозги Аторису полгода капать пришлось, уговаривая, что б тебя выпустили.
– Я, вроде ему ничего плохого не делал. Отчего так долго-то?
– Это ты не ко мне. Это к нему. Ну, может быть, к генералу. Энкеле-то ты так отделал, что он едва жив остался. На девушек, правда, больше не глядит. Да и на мальчиков не заглядывается, сволочь! Жаль, не ко мне он попал.
– Вылечил бы?
– Залечил бы, – мягка улыбка. Только оба знают, слова эти – не шутка. – Аторис полгода метался меж молотом и наковальней. Я ему одно, Энкеле – противоположное. Не знаю, уж какие небылицы генерал плел, как только тебя Ордо не поносил, не знаю. Самое мягкое «этот сукин сын» было. Хотел я сказать кем «этот сукин сын» лично ему приходится, да так и не отважился.
Улыбнуться этим словам, посиять глазами. Не прерывать паузы, просто наблюдать из-под ресниц, как уминает за обе щеки Вероэс бисквит, разве что не облизываясь от удовольствия.
Мягко потянувшись придвинуть тарелочку с пирожными поближе к старому другу.
– Ты кушай, кушай, не стесняйся, дорогой.
Усмехнулся Вероэс.
– Хочешь сказать: «жри, да помалкивай?»
– Фи, зачем же так грубо?
– Зато в яблочко. Я тебя, Дагги, знаю. Не для того ты меня позвал, что б пирожными кормить. И не из-за своей царапины. Насколько я знаю, что ты, что Ордо. Вас обоих, что б с медцентра не сбежали, в кандалах держать надо. Да стражу приставлять. Не любишь ты, когда я тебе об Аторисе говорю. Всего аж переворачивает. Не только сейчас. Всегда в лице меняешься.
– Давай не будем?
– Чем он тебе насолил? Ненавидишь ведь!
– Ненавижу? – покачать головою, рассыпая длинные подвитые пряди по плечам, – нет, Вероэс, ошибаешься. Не его ненавижу. Просто сложилось так, что ненависть моя очень близко с ним ходит.
– Ну-ну…. Зачем звал-то?
– Рейнар Арвисс жив.
Чуть не поперхнулся Вероэс, чертыхнулся сдержано. Вмиг посерьезнело лицо, испарился шутливый тон.
– Быть не может, – протянул тихонько.
– Сам увидишь. Спит пока. Ночная он пташка. А… сам все поймешь. Досталось ему предостаточно, в чем душа держится. Хочу, что б взглянул ты на него.
– Совсем плох? – проговорил Вероэс осторожно.
– Я не медик, мне судить сложно. Медик из нас двоих ты. Тебе и дело.
– Послушай, но где ж все это время был Рэй? Почему я не знал?
– А это не ко мне, Вер. Это к Аторису. Я Рэя в его доме увидел, из его дома забрал. И то, что Аторис на всех перекрестках не голосил, что Рейнар жив, тоже понять могу. Пытали мальчишку, и не убили, что странно. От таких свидетельств везде во все времена избавляться пытались. То ли у Ордо совесть временами просыпается, то ли разум спит.
Чертыхнулся вновь медик, отразилась в глазах небесным сполохом целая гамма чувств. Отодвинул от себя и кофе и сладости. Кусая губы, смотрел куда-то – то ли на стремительно темнеющее небо, то ли поверх его. Казалось, совсем близко в глазах слезы. Или просто чудилось?
– Что за сумасшествие, Дагги? Мальчишку-то за что? Да не мог Аторис этого. Небом тебе клянусь!
– Не клянись…. Без толку. Мог, не мог – не время о том рассуждать. И я не поверил бы, хоть циничней тебя во сто крат. Может, не знал Ордо, может, знал. Прошло время гадать о том. Если сможешь, помоги мальчишке. А Аторису мозги на место вставлять мне позволь.
– Убьешь ведь!
– Не убью. Навешаю только. Совсем у него сорвало крышу. С Эрмэ спеться собирается, к Императору на поклон идти.
– Самоубийца!
– Шайтан с ним! Всю Рэну погубит!
– Позволь, я с ним поговорю…. Уговорю ведь. Не умеешь ты по-хорошему. Ты ж на него смотришь, а видишь эрмийца! И к ногтю его, к ногтю! А он…. Он такой же как ты. Ты себя, Дагги, вспомни….
Лишь кивнуть, промолчав. Подойдя к окну смотреть, как кружит ветер, вздымает пыль с дорожек, как стремительно темнеет небо и холодает – внезапно, вдруг.
Волны шли по высокой траве, как по бушующему морю. То сгибалась под порывом, то выпрямлялась она, колыхалась под злыми ударами.
Смолкли птицы, затихли.
Резко, внезапно и вдруг упало на город ненастье. Расколол небосвод фиолетово-белый зигзаг молнии. Падали на землю холодные крупные капли, оставляя в пыли темные кляксы, били по кронам притихших, замолкших деревьев. Били капли по покрытой тиной поверхности прудов, бунтовали против затхлости и тины.
Вздохнуть, обернувшись, посмотреть на Вероэса. В зеленые, взволнованные глаза посмотреть, не смея ответить на вопрос. Ни отказать в просьбе другу, ни согласиться.
– Что ты скажешь ему? Что лгал всю жизнь?
– Хоть и это. Он не глупый мальчик. Ничего он не знает, твой Аторис! Сам просил не говорить. Я клятву дал и молчал. Но, может быть, хватит?
– Он упрямый, Вер. Не свернешь.
– Не знаешь ты его!
– Ты знаешь? Может, и о бунте знал?
– Может, и знал.
Только вздохнуть, покачав головой. Закусить губу, смотреть, как, поднявшись, медленно меряет шагами комнату Вероэс.
Бились в потемневшую, промокшую землю капли дождя, грохотал гром, разрывая равномерную дробь капель басовито-недовольным урчанием.
– Вер?
– Дагги, Дагги…. Я того мальчишку забыть не могу, каким был он, ни огня, ни порыва, ни света в глазах. От отчаянья бунт его. Сам посуди, легко ли слыть сумасшедшим? Да наглым лгуном ко всему? Ведь ни сном, ни духом! Видел он флот Аюми! Видел! И кто только не прошелся по этому? Лишь ленивый не пнул! Ну а Хэлан бил постоянно.
– Но права ему над Рэной измываться это не давало. Понимаешь, наверное.
– Понимаю. Только что с Хэланом можно было сделать? Не одного Аториса его выходки бесили. Вспомни, как мы с тобой сами обсуждали его решения? И как любые его грешки прикрывала Локита! Если б не Леди, отстранили бы юношу от руководящих должностей! И жил бы он тихо. Так ведь нет! Если б один Ордо у Арвисса в недругах ходил, лопнул бы бунт, как пшик, как мыльный пузырь, как воздушный шарик! Ты оглянись, добрая половина, все у кого хоть капля разума имелась, с Ордо шли! И только скажи, что нет, что я ошибаюсь! Поименно всех назову!
– Вер…
– Что «Вер»? Если б не Аторис, кто-нибудь другой бы поднял этот бунт. У твоего сыночка организаторские способности имелись, вот и встал во главе, так уж получилось…..
– Ты так его защищаешь, будто это твой сын….
Обернулся Вероэс, подошел совсем близко, схватил за плечи, встряхнул.
– Мой, – отозвался тихо, – не ты, я его воспитывал. Все его радости и горести близко к сердцу принимал. Оттого, видимо, и понимаю его лучше. И хоть сто раз ты мне доказывай, что подлец он и паскуда – не поверю! О бунте мне Доэл за сутки сказал. Предупредить того же Хэлана время было. Только…. А, что с тобой говорить, Стратег чертов! Сердца у тебя нет. Только мозги!
Опустив взгляд смотреть в никуда. «Стратег чертов!» Только кусать губы, удерживая соленую влагу, внезапно защипавшую глаза.
– Вер, – тих голос, прерывист. – Ты же лучше всех знаешь, что это не так….
– А если так, то какого дьявола в молчанку играешь? Что, Аторис – дикареныш трех лет, которого ты привез на Рэну когда-то? Чего ты высчитываешь, скажи! Ну, хоть мне скажи!
– Вер, как это интересно у тебя. Я ж во всех грехах и виноват оказался.
Грохнуло близко, совсем близко, почти у ограды. Вздрогнув, попятился от окна Вероэс. Да и самому вдруг стало неприятно и жутковато. И на душе – хуже некуда.
– Прости, – негромок голос Вероэса, едва перекрывает шорох капель. – Я – дурак….
– Ничего, терпимо, можешь даже повторить, – глухо отозвался Да-Деган, присаживаясь на край дивана.
Коснуться рукой медово-золотой столешницы, вывести тонким пальцем замысловатый вензель, словно рисуя, видимое лишь ему одному. Стукнуть по рыжей плите столешницы, несильно, лишь выплескивая досаду, не ярость.
– Знаешь, я за этот год столько натворил, – произнес задумчиво, – Иллнуанари к рукам прибрал, пиратствую потихонечку. Только об этом и на Раст-Танхам ни сном, ни духом. А здесь на Рэне знают…. Энкеле знает. Чувствуешь?
– Думаешь, он Локите служит?
– Не ей так кому-то еще из заклятых моих друзей. Но не Самому. И потихонечку Ордо против меня настраивает. Ох, не хотелось, что б Аторис стал мне мешать. Только не это!
– Иллнуанари-то тебе зачем сдалась?
Тихо покачать головой, словно поражаясь неразумности вопроса. Вскинув длинные ресницы посмотреть в лицо Вероэса долгим спокойным взглядом, и, не удержав улыбки, отвернуться, заметив, как в ответ усмехнулся Вер.
– Ну, пиратствуй, – съехидничал Вероэс, – только не проси, что б я уговаривал Ордо к тебе прислушиваться. Не доверяешь ты мне, так бегай сам, волк – одиночка.
И вновь улыбнуться в ответ, не сдерживая тепла, сияющего в глазах.
– А я прошу. Мне необходима твоя помощь, Вероэс. Не поможешь – утопит меня ведьма, а там и до Аториса с Лией доберется. Мало Аторису глаза открыть. Необходимо, что б он в меня, как в соломинку вцепился. Что б слова против моего сказать не смел.
– Многого ты, Дагги желаешь. Не та натура у Аториса – помалкивать.
– Знаю, Вер, знаю. Только если не уговоришь, придется мне Рэну к ногтю прижать. Флот Иллнуанари на рейде поставить. И Аторису нежеланно это. А мне тем более. Не хотел бы я, что б головорезы Иллнуанари по Рэне как по своей вотчине разгуливали. Только иного выхода не будет.
– Угрожаешь?
– Считай как хочешь. Знаешь сам на что Стратеги способны. Так что желания мои на решения не повлияют. Если нужно будет – сделаю.
– Ох, Дагги, жаль мне тех лет, что ты прожил как все нормальные люди. Цветы сажал, детей растил. Сказки рассказывал, и не было в тебе этой червоточинки. Этого спесивого превосходства. В зеркало, что ль бы глянул. У тебя из глаз пустота смотрит, как в тот раз, когда из Империи вырвался. Смотрю на тебя, а самому страшно. Что за человек ты, оказывается, не знаю.
– Сам не знаю, Вер. И тех лет самому жаль. Нужно было биться и стены бить. Не сидеть. Не ждать. Нужно было об угрозе на всех углах кричать – услышали бы! А я – в нору. Так что мне и расхлебывать. Об одном прошу – как тогда помог, сейчас помоги. Один я Ордо не переупрямлю. Пошлет меня, и прав будет.
Только хмыкнул в ответ Вероэс, поймала теплая ладонь плечо, стиснула.
– Мне о задумках расскажешь?
– Черта с два. Вер! Что знают двое – знает весь мир.
– Значит, нет?
– Нет.
– Ну, на нет и суда нет. Сам с Ордо договаривайся!
Взглянуть в глаза друга, и покачать головой. Умел Вер молчать, лучше всего мира хранить тайны. Только все равно открываться – боязно. Закусив губу, отвести взгляд.
– Выручай, Вер, – произнести тихо, едва слышно, словно рвалась душа, подобно тонкому листу бумаги. – Ничего я тебе сказать не могу. Сам ни в чем не уверен. И действовать буду по обстоятельствам. Только я не предатель. Ни Ордо, ни тебя, ни одного глотка воздуха Лиги я Империи не отдам. А то, что к трону Императора бросаю сейчас – так за то Империя заплатит втридорога! Такую цену спрошу – мало не покажется! Слышишь?
Только иронично выгнута бровь. Смотрит, словно не верит. Только ничего не значит этот излом. В глубоких, теплых глазах искоркой мерцает понимание и доверие.
– Выручай, Вер….
«Выручай, как выручал всегда».
Нет, не удержать на одних плечах всей тяжести мира. Слишком уж он тяжел. Только если есть верное плечо рядом. Если есть на кого надеяться и кто поддержит. Уж если не делом, то словом.
Опустившись в кресло смотреть на ненастье за окном, На то, как лихой ветер рвет с деревьев листву. На то, как волны идут по застоявшейся черной воде пруда.
Не мог, нет, не мог и сотой части этого буйства отдать Империи. Ни единого глотка воздуха, ни одного порыва ветра, ни одного сорванного листа.
И ложилась на плечи свинцовая тяжесть, словно только понял, почувствовал и осознал, сколько придется еще вынести. Словно только сейчас и понял, и решился, и постиг. Словно только – только оно, это решение, отпустило голову и поселилось в сердце.
Сами собой сложились пальцы в охранный знак, призванный отогнать всякой зло – старый жест, как заклинание, усвоенный с далекого босоногого детства, рефлекс.