Текст книги "Игры с судьбой. Книга вторая"

Автор книги: Наталья Баранова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

18

Тих дом Хаттами. Не вернется хозяин в эти стены, не сядет у массивного стола, накрытого каменной полированной столешницей. Только стены и те помнят хозяина.

Войдя, остановиться на пороге. Трудно было ступать по начищенному до янтарного блеска полу. Отчего-то не гостем чувствовал себя. Гонцом, несшим дурную весть.

На шаги, на легкие звуки его присутствия принеслась девчушка лет двенадцати, встретила поклоном, сверкнула глазищами, темными, что чернослив.

– Господина нет дома….

– Гая позови….

Унеслась, что быстроногая козочка, испарилась дымком. Он отошел к окну, смотрел на сад, на ветки, усыпанные белым цветом….

Весна! Вот и весна пожаловала. Раскрыла объятья, норовила отогреть, приголубить. А аромат плыл по улицам, кружил голову. Цвели сады, обещая блаженство.

Обернуться на звук шагов, посмотреть в лицо контрабандиста. Ком встал в горле. Ни выдохнуть, ни слова сказать, и откуда-то брызнули, соленые, непрошеные, горячие, катились по щекам, слезы.

«С дурной вестью я…»

– Чего на пороге – то? Проходи, Да-Деган….

Проходи….

Закусить губу, подняться вслед за Гайдуни по широкой мраморной лестнице, высекая едва слышный ритм стилетами каблучков.

Привел контрабандист его в знакомый кабинет, указал на кресло. Достал вино, бокалы.

Не стал отказываться от вина. Смотрел на рубин, заключенный в гранях бокала, отмечая, что дрожит рука – раньше так не дрожала. Маханул одним глотком, бросил стекло на пол, глядя, как крошатся в морозный узор прозрачные грани.

Промолчав, посмотрел за окно. Как же теснило дыхание, как же горело внутри. Давно ли сам просил у Хаттами, здесь в этом самом кабинете говоря «Если доиграюсь – моих не бросай!».

Идет игра. Только доигрался не он, нет в этом мире Хаттами. Не к кому обратиться за помощью, за поддержкой. Нет больше такого же крепкого локтя во всей Галактике. Такого отчаянного и окаянного на всем свете больше нет.

– Ты чего? – тих голос Гайдуни. Видимо, что-то почувствовал. Посмотреть в глаза контрабандиста, протянуть бы как когда-то руку, пожать бы ладонь, но не смеет. Не имеет прав.

– Я с дурной вестью, Гайдуни…. – промолчать бы. Но нельзя. Как не жгут, не мучают слова, промолчать права ему никто не давал. – Умер Хаттами.

– Ты с ума сошел, Да-Деган?!

Жестом остановить, да еще взглядом.

– Подожди писать меня в сумасшедшие! Агнамгимар, сволочь, отвез его на Эрмэ, Хозяину! Только отец твой тот еще штучка, молчать и кланяться не умеет. Разозлил Императора, так хоть умер быстро, не мучаясь…. Так что принимай дела Гильдии. Ты теперь Оллами и владелец и голова.

– Порву Анамгимара! Честью клянусь!

– Не спеши клясться. Не в твоих силах это. Мертв Анамгимар.

Дойти до окна, смотреть в усыпанный белой порошею цветения, сад! Только не смотреть в честное открытое лицо Гайдуни. Не смотреть! Не выдержит ведь, иначе. Во всем, во ВСЕМ покается!

Прислониться лбом к прохладному стеклу, унимая жар. Стоять, чувствуя, как пол покачивается под ногами, как плывет куда – то белым пароходом земля…

– Дали небесные! – тих голос, поражен, все оттенки эмоцией в этом приглушенном до шепота сочном басе – и вера и неверие и ненависть и любовь! – А ведь ты не шутишь!

Стереть кистью соль глаз, вцепиться пальцами в подоконник.

«Не шучу, Гай. Не шучу. Давно забыл о том, что есть на свете шутки…»

Только не обернуться, не видеть растерянности на лице Гайдуни. Только не смотреть парню в глаза.

«Доигрался, сволочь? Камушки спер! Гильдию получил? Радуйся!!! Видели глазки, что покупали, теперь жрите, хоть лопните!!!».

– Как же теперь? – удивленно проговорил контрабандист. – Только из долгов выкарабкались, на ноги вставать стали…. – отец так мечтал…

Обернулся резко, так что взметнулся белоснежный шелк одеяний, подошел к Гайдуни, прикоснулся рукою плеча. Чем еще мог утешить? Разве хоть что-то значат слова? Разве умерят боль?

– Ты держись, Гай. Знаю, нелегко. Но ты держись. Хаттами слез не любил. Зубы сцепи и вперед! Да живи так, что б не посрамить отца. А больше…. Разве больше мы можем?

Кивок ответом. Но не так, как пяток минут назад смотрят глаза. Словно кто-то всемогущий украл прежний взгляд. И нет бесшабашности, удали. Подменили ее серьезностью. И руки сами собой сжимаются в кулаки.

– Ты был при этом? Ты опять был в Империи?

И так же, молча, ответить знаком, опущенной головой. Стоять, чувствуя, как налипает на кожу песок вечности. Как наметает он меж ними барханы.

Разрушив наваждение посмотреть в глаза! Прямо в глаза!

– Был, – произнести чуть холодно, чуть отстранено, не позволяя клинку смысла распороть его вены. – Хаттами знал. Впрочем, что тут говорить, ты не Хаттами, и ты мне этого не простишь.

– Ты вытащил Оллами…. Стратеги говорят, у тебя странные способы… Но ты нас один раз спас.

– Один раз… я задолжал Хаттами. Теперь вот второй….

И вновь тишина. И отчего – то лезет в глаза странный, весь ломаный узор дорогого ковра, расстеленного на полу. Линии, сплетающиеся в цветы, цветы, разбегающиеся дорогами с перепутья.

И вновь вспугнута тишина, быстрым шагом, решительным! Влетел, встав на пороге, юнец – контрабандист.

– Что случилось, Пайше? – проговорил Гай, обернувшись. – что еще?

– Иллнуанари уничтожила три корабля наших союзников. Обнаглели напрочь! Знаешь,!

Отмахнулся. Не стал слушать Гайдуни… Только прошелестело, едва тронув воздух…

– Передай мои соболезнования союзникам, Пайше.

Усмехнулся Да-Деган, вспыхнули глаза волчьим заревом.

– Передай Стратегам, что б вовремя с тропы Иллнуанари убирались. Новый хозяин теперь и у этой Гильдии. Миндальничать не станет.

Вновь проснулся интерес на лице Гая.

– Ты откуда знаешь? Ну-ка, говори!?

– Так эти черти меня с Эрмэ на Раст-Танхам и доставили, – проговорил Да-Деган уклончиво. – Или думаешь, есть еще сумасшедшие, которые курсируют меж Аято и Столицей Ужаса?

– Подожди, ты сказал, Анамгимар мертв…?

– Мертвее некуда.

– Кто на его месте? Катаки? От сукин кот! Пайше, передай Стратегам. Пусть подготовятся. Катаки мразь. Молодой, да ранний! Анамгимар уже пресытившийся был. Успокоенный. А Катаки, он исподтишка рвать и гадить будет! Ой, лихо! Наплачемся!

Рассмеяться б, только невесело. Мелькнула усмешка на юном, холеном лице. Ни на секунду не задержалась. Исчезла. Минула незамеченной.

– Неужели нет на подлеца управы? – проговорил Да-Деган осторожно подбирая слова.

Усмехнулся контрабандист.

– Найдем, – пообещал многозначительно.

Жестом отослал Пайше, присел в кресло, смотрел за Да-Деганом как кот за мышью.

– Отец говорил, что б доверял тебе, как самому себе. Отчего это, не скажешь? Чем ты его душу купил?

– Так и я ему доверял. Даже больше, чем самому себе, Гай. Только в этом ошибся он. Доверять мне не нужно.

– Стало быть, не Катаки у руля Иллнуанари. Так ведь?

Только усмехнуться, достать синевато-лазоревый лист с золотой печатью Императора, небрежно бросить в руки Гайдуни. Тот даже смотреть не стал, отложил на стол, взглянул на рэанина.

– Благодарю за визит, за весть, хоть и дурную. Знание оно все ж лучше, чем неизвестность. Одно горько, ты, стало быть, не Оллами, ты Императору служить задумал. Ну да Шайтан с тобой, чертушка!

Закружило, оторвало, затуманило голову горечью.

– Не меньше твоего, Гай, я Императора ненавижу! Мог бы – глотку бы перегрыз! Если б ненависть была огнем, сжег бы дотла Хозяина! И пепел по ветру!

Усмехнулся контрабандист. Взглянул теплыми карими очами в замерзшие серые. Комкали руки случайно попавшийся платок, мяли. Не было злости в усмешке. Не было и растерянности.

– Вот ты какой, Дагги Раттера! Вот что вы с отцом таили от меня…. Стало быть, тебя он увез из Столицы ужаса….

– Нет! – криком так, что зазвенели стекла. – Нет, Гай! Нет! Никогда того не было. Ошибся ты…, забудь…. Слышишь, все не так….

«Забудь! Не выдай! Сохрани Судьба!!!» И снова как акробат на раскачивающейся проволоке над глубоким ущельем.

– Думаешь, так просто забыть? – тих голос, почти неслышен. – Синеву камней Аюми в своей руке, тепло их, и встречу с Певцом, ту, в подворотне. Ты бы забыл?

Бросилась кровь в лицо, запылали щеки. Огнем горел разум, кипела кровь.

– Я забыл, – ответил так же, чуть слышно. – Я все забыл. И тебя прошу позабыть! Отец твой за те камушки жизнь отдал, да за безрассудство певца. Так хоть ты не будь безрассудным!

– Я подумаю, – пообещал Гайдуни.

Поднявшись на ноги, взял конверт, сунул его в руки Да-Дегану.

– А компромат убери, советничек. Не ровен час, тот же Пайше заметит, так свернет тебе шею!

19

И вновь полет. Ненавидит пространство. Ненавидит краткие мгновения небытия в прыжках, ненавидит…, терпеть не может. И болит голова, раскалывается после каждого выхода из прыжка, и замирает сердце, только приходится держать себя в руках. Смотреть надменно, насмешливо, убивая в себе собственную слабость.

Словно легконогий хищник – наскочил, атаковал, ушел. Невеликая армада сопровождает флагманский крейсер, так невелики покуда и замыслы….

Там царапнуть, здесь откусить…. Прийти, куда не ждут, наброситься, вырвать кусок и вновь скрыться во мраке пространств. Не ввязываться в тяжелые затяжные бои. Главное – найти добычу по силе себе, уйти раньше, чем прибудет подмога.

Нет, это не то, что на Вэйян. Нет за кормою разрушенных планет. Города да селения, счет не на тысячи убитых, всего лишь на сотни. Всего лишь! Только не бывает мало ее, этой чужой, родной человеческой крови!

Слышит, как перешептываются контрабандисты у него за спиной. Присмирел тот же Катаки. Пусть и раньше разбойничали, промышляли пиратством. Да только по – малому, осторожно. Почти не всерьез. Крали втихую…. А вот так, что б с оружием да на вооруженный форпост! Нет, не бывало такого! Самой большой добычей почитали пассажирский лайнер. Тихи были. Тихи… это он – лих.

Вот и сейчас, уговаривали повернуть назад. Знали, нападения на Юмай не простит Лига. Соберет силы, бросится вдогон. За разрушенную сырьевую колонию, да пограничный пост жалить будет, и помнить будет!

Наивные! Не воевала сотни лет Лига, если не тысячи! Что б прийти в себя после такой пощечины – много времени нужно. Пока соберутся. Пока обсудят все… есть еще время. Можно еще два – три мира навестить, тогда и в нору.

Усмехнуться…. Не он ли проклинал окаянство пиратов? Сам вон, пиратствует! Только в сражениях не участвует, бережет свежесть белопенных одежд, да сияние бриллиантов. Сражаться на передовой, это пожалуйте, Катаки, да остатки опальных офицеров. Только, видимо, Катаки как заколдованный. Ничего ему не делается. Ну, так что ж…?

Только грустнеет взгляд Лаэйллы. С каждой успешной операцией все тише и тише становится, девочка. То ли проклинает. То ли отдаляется просто.

Или кажется это?

Не хотелось бы ее терять. Ой, как не хотелось! Светлы улыбки, когда улыбается; и беспокойство ее не наигранное – искреннее. А потерять так легко! Когда пришла, не надеялась, что он чем-то отличается от прежнего хозяина Иллнуанари, но поверила, доверилась, душу распахнула. А от него вдруг вьюгой зимней повеяло. Ни разговоров по душам, ни молчанья вдвоем. Только отрывистые слова, резкие жесты, усталость. Молчание о главном. А слова, так, ни о чем!

Ну а что он может сказать? Ей сказать? Ничего!!!! А дела сами за себя говорят. И ничего доброго сказать не могут!

Прикусив губу, посмотрел на экран, на столбцы данных, на крутые загривки синусоид графиков. Еще недолго до прыжка, совсем недолго.

Еще один мир на пути. Еще только один!

Нет, не имеет права развернуться сейчас. Не для того кружил, не для того вынюхивал, что б просто повернуть назад. Если расчеты хоть в сотой доле верны – самое время рейду на Кианману…. Если не ошибся в самом главном – тут ждать не будут. А если и будут – не беда!

– Господин, может быть, лучше вернуться? – Катаки. Серьезны глаза, бледноваты губы. А вокруг глаз синева усталости.

– Ты лучше смотри и учись, – огрызнуться беззлобно, – в следующий раз в рейд без меня пойдешь! Если что не так сотворишь – шкуру спущу!

Опустил голову. Все понимает. Кажется, дошло, что лестью да подхалимством ничего не добиться. Не замечает их Да-Деган. Только смеется на каждое льстивое слово, издевательски вздергивает бровь.

«Смотри, учись»…, и ведь есть чему поучиться. Не прошли даром уроки Разведки. Не забыты они. Только ноющей зубной болью отзывается тело на каждый прыжок. Только после каждого пространственного прокола хочется упасть, не дыша. Замереть и не жить.

Только злее становится взгляд и все сильнее горит душа. Повернуть? Никогда!

Кианману – обычная планетка. Обычная, да не совсем. Оружейный склад. И, если не подводит память, где-то рядышком гнездо Стратегов. Интересно, отреагируют, черти? Высунут нос из норы? Должны бы!

И вновь прыжок, небытие, помноженное на страх ожидания. И новая звезда новой системы светит, слепя молочно бело – желтым сиянием глаза. Мгновение, покуда перестраивались фильтры. Но и его достаточно. Только кратко рыкнуть в сторону Катаки, отсыпая очередную порцию замечаний.

Вперед, и только вперед! А по пятам следует эскадра, еще четыре корабля. Как стая голодных волков – рыщут!

Сориентировавшись, идти к планете по хитрой траектории, чтоб не подняли вой раньше времени, чутко прослушивать эфир….

Нет, не ждут. Живут спокойно и тихо. Где Юмай, а где Кианману!!!! Благо, раньше слыхом не слыхивали о подобной дерзости, что после одного рейда, без передышки, сразу же во второй. Ну что ж, услышат! И удачно рассчитан прыжок, удачно вошли, до планеты на полном ходу – часов двенадцать лету. Даже если и сообразят, приготовить отпор вряд ли успеют.

Ничего. Скоро вся Лига перестанет спокойно спать. Говорят, на молоке обжегшись – на воду дуть начинаешь. Пусть! Пусть так, оно даже на руку! Тем труднее будет и кораблям Империи пройти незамеченными. Авось, сплотится Лига, подожмет пальцы в кулак, преодолеет внутренние разногласия и споры, поймет наконец!

Хотелось бы….

Мечталось….

Встать на ноги, скидывая шлем пилота. Пройти, разминая ноги. Не нужен он здесь и сейчас. Есть два-три часа на отдых….

Время – то есть, но разве уснешь? Тихо в каюте. Слышно, как капает время, сыпется золотым песком. Ну, так хоть посидеть в тишине, успокаивая совесть. И знает, что не успокоит, так все равно… больно. Словно что-то оборвалось в груди…

Утопить боль в вине? Тоже нельзя. Неизвестно еще как жизнь повернется. Неизвестно как встретит Кианману…. Могут ведь и отпор дать. Вероятность мала, но что с того?

На Юмай и то собраться не успели. Два часа – и в руинах селения. А ведь с утра таким лазоревым и безмятежным было небо! Таким обманно – успокаивающим, ласкающим взгляды!

Ткнуться б головой в подушки, завыть!

Холодно на душе. Метет грядущее вьюгой. Только маску не сбросить с лица. Не отказаться от воплощения планов. Куда большая беда на пороге, страшная. Не отведет – вот тогда прощения точно не будет. И не люди – сам не простит. Пока хоть утешать себя можно замыслами да грезами. Крепенько сжимать зубы да с упертостью танка рваться вперед. А вот если не сбудется – пулю в лоб, петлю на шею… да разве мало придумано способов, что б от жизни избавиться?

Только не смотря на беды, что стороной не обошли, рано ему о смерти грезить. Смерть, конечно от боли избавит. Но ведь не от одной только боли. Ото всего. Уходя в небытие, не вернешься назад, Судьбу не взнуздаешь! Смерть, это ведь навсегда. Навечно….

Только вздохнуть, отмахиваясь от невеселых своих дум, от сомнений. Прикрыть веками глаза, пытаясь воскресить совсем иное бытие – тихие вечера, когда воздух стоит, напоенный благоуханием цветов и трав, а небо похоже на лазоревый бархат. И солнце купается в море, неспешно окуная бока в морскую пучину. И негромко, словно боясь спугнуть чары, переговариваются птицы. А неподвижный воздух укутывает тело мягким пледом, стирая капельки пота, забирая усталость, которую принес дневной зной.

Где это было? Было ли?

Не приснилась ли в краткий миг грез вселенская та безмятежность?

Мир, надежный, не стремящийся уйти из-под ног. Неспешность, что дарила иллюзию незыблемости. Казалось, так будет вечно!

Да как-то быстро минула вечность – глазом моргнуть не успел. Застлал покой глаза. Не заметил, что хищник готов вцепиться в горло.

Только сжать пальцы, вгоняя ногти в плоть, наказывая себя, болью тела притупляя боль души….

Ничего… еще только раз, только одна битва и домой, в гнездо. На Рэну….

И все равно, что и там будет трепать, не выпустив его из зубов, совесть. Все равно….

Впрочем, нет. Не все равно. Было б так – пальцем не пошевелил сам в капкан не сунулся! Давно сорваны розовые очки, и мир, где прекрасный, где неприглядный, видит в истинном свете, не позволяя обманываться на его счет.

Было бы все равно, сложил бы лапки, отравил память. Не так и сложно. Припасено черное эрмийское зелье, только кинь в вино, раствориться в безбрежности память, оставит его в покое…. Только нет. Разве позволит себе этого? Желать и жаждать будет. Но вот так, самому…. Нет… никогда.

Покатать капсулу между пальцев, рассматривая на свет. Посмотреть и запереть в сейфе, чтоб не мозолила глаза, чтоб не тянулись к ней руки.

На краткие мгновения позволить себе опуститься в кресло, прикрыть глаза, прогнозируя ход боя. Если Стратеги вмешаются – будет худо. Не вмешаются – хуже стократ. Хотя б потому, что напрасно. И бой и жертвы – напрасны….

Только сложить пальцы в старый, с детства известный жест, отгоняющий нечисть. И усмехнуться, это отметив. Давно не верит в духов и богов. Кажется, тысячи лет с той поры прошли, а в момент опасности пальцы все так же чертят знакомый знак. Память!

И снова, как во сне – тихий ветер. Изумрудные травы. Близкие горы и дивное море, в котором солнце купает рыжие бока.

Закрыв глаза уверовать бы в мечту, уйти бы в нее, отказавшись от мира окружающего, только безумие грез все равно, что смерть.

Так что нет для него выхода. Нет.

Только осознавать это страшно. И смиряться не хочется. Порой смирение хуже смерти. Страшнее.

И из лабиринта этого нет выхода. Есть только вход.

Тронула ласковая ладонь белые пряди. Оглянулся – стоит за спиной мальчик – тэнокки. Лазоревые волосы, безбрежные глаза, нежностью, какой-то запредельной нечеловеческой нежностью полны взгляд и жесты. Только пальцем шевельни, позови, утопит в нежности своей, слова против не скажет. Только можно ли? Только стоит ли рисковать?

Если б не черная липкая паутина кода. Если б не была исковеркана душа. Если б только в ответ на нежность рождалась нежность, а не черное угарное облако ярости, боли, ненависти! Если б только, пойдя на поводу у страсти, можно было б остаться человеком!

И вновь покачать головой, отвести мягкую ладонь, отстраниться, холодностью взгляда обрывая возможность сближения. Расстоянием отгораживаясь, словно стеной, расправляя гордо плечи, вскидывая подбородок.

Скулила душа побитой собакой. Только и в этом – разве ж признаться?

Только вновь подбирались пальцы в кулак, сжимались крепенько! Мог бы – этими самыми пальчиками схватил бы за горло Хозяина. Держал бы его, сжимая, покуда б не придушил!

Кто виноват, что, не терзая Лиги, не мог подобраться к горлу заклятого врага? Он ли сам, судьба ли…. Сил искать ответ на эти загадки не было. Желания – тем паче.

Отослав тэнокки, опустился в кресло, активировал карты. Вновь и вновь прокручивал разнообразные варианты исхода столкновения Эрмэ и Лиги.

Как ни крути, иного выхода не было.

20

Тих закат. Опускается на мир темнота всеми оттенками бархатной сини, накрывает постепенно. А в небесах появляются звезды – мелкие искорки света, дрожат, словно от холода.

В пространстве холод невыносим. Холоднее лишь в его сердце. Закрыть глаза, изгоняя память о рейде на Кианману. Отстраниться б, не помнить.

Налетели жалящими осами, ударили с неба, брали не силой – неожиданностью. Эх, легконогие, острозубые хищники! Смеялся Катаки, удивляясь тому, как просто, оказывается, бывает побеждать…. Лишь он один не смеялся, шествуя по обожженной земле победителем.

Летел над черной золой белый край одежд, подкатывала к горлу дурнота. И так знал, что увидят глаза. Только разве ж от этого легче? Тяжелый запах горелой изоляции и плоти, разорванные на куски тела. Не позволил он Кианману сопротивления. Первый же удар лазерной пушки пришелся по складам. Только кто ж знал, что так близко к складам будет поселок?

Впрочем, лжет, закрывая глаза на неприглядную правду. Знал, все знал! Списывал на несовершенство масштабирования! Да и если б не знал – все равно поступил бы так же, как поступил. Отдал бы тот же самый приказ, выполнил тот же маневр.

Только как тяжело помнить…. И как бы забыть кошмар!!!

Там, на Кианману, тоже разливался вечер. И кто-то тоже радовался умеряющей зной, тьме.

Закусив губу, вскочить на ноги! Подойти к высокому от пола до потолка, окну…. Прислониться лбом к прозрачной преграде, шепча, словно заклинание: «Видят Небеса, я не хотел…». Только самому невозможно поверить! Нельзя…

Обернуться на звук шагов, загоняя эмоции внутрь, маской прикрывая суть, маску накладывая на личину…, а где истинное лицо – и самому не сыскать! Скользнуть взглядом по темнеющей глади зеркала, рукой поправив растрепавшиеся пряди. Расправить плечи, шагнуть навстречу…..

– Господин Да-Деган, Аторис Ордо желает Вас видеть.

Коротко кивнуть, улыбнуться через силу.

– Пусть подождет, Илант, я сейчас спущусь. Предложи ему кофе, сигары….

Кивнул юноша, поспешил уйти…. Нет, не тот испуганный зверек, каким был после бунта! И этот научился носить личину. На губах – высокомерная усмешка, и холен, что любимый хозяйский кот. И все ж недовольство в глубине бархатных зрачков порою пышет жаром преисподней!

Много ли времени прошло? Да нет, не много…. Отстроен дом, почти отстроен…. Лишь кое-где продолжаются последние работы. И все равно, равносильно чуду. Стал дом, как был – открыт свету, воле, простору. Не нужно повышать голоса – чутко ловят его сами стены…. Только на сад без слез не взглянешь. Полны грязно – бурой тины арыки, многие деревья стоят обожженные, тянут к небу пустые ветки, словно молятся, словно грозят! На пруду тина и ряска, и беседки, что цветками лотоса отражались в воде, глыбами камня валяются у берегов.

Усмехнувшись, зажечь свет, посмотреть отражению в глаза, отмечая, что не прошли бессонные ночи даром. Залегли круги у глаз, осунулось лицо, бледны губы, бледны скулы. Словно покинула его жизнь.

Вздохнув, посмотреть на робкую тень в кресле у стены. Девчонка совсем! Единственная, выжившая из того поселка, на Кианману! Худее самой худобы. Глаза, что два провала! И такая в этих глазах тоска. Ненавидела б, было б легче!

Но и бросить ее не мог, не смел оставить корчиться на корке черной земли, иссеченную осколками металла, с глубокими рваными ранами, словно нанесенными сильной когтистой лапой! И добить рука не поднялась! Хоть и знал, что, возможно, так было б милосердней! Сколько дней старательно пытался удержать в хрупком теле гаснущую жизнь, словно мог вымолить этим у всех Богов Вселенной прощенье….

Нет, не вымолил. Только напоминание себе оставил. Как зарубку на коре дерева. Да только эта – шрамом на сердце.

Отвернулся к зеркалу, подвинул шкатулку с кремами, пудрой, румянами, усмехнулся вновь. Не решался спуститься вниз, на глаза Ордо, таким, как есть, словно после долгой-долгой болезни…. Или долгой изматывающей пьянки…. Не смел…. Прятал самого себя, возвращая бледной коже цветущий вид, рисовал обманный облик – полный силы, полный беззаботности и огня…

Отодвинувшись от зеркала, прошел по комнате. Волновалось сердце. Не кто-нибудь посторонний, чужой – сын пришел! Его сын! Только вот разговор у них не о том пойдет. И сына, как многих, приходится так же, за горло! И тут уж нельзя показать слабинку! И надо идти, надо….

Тихо вышел из комнаты, шел, не тревожа эхо. Тихо спускался по белой, мраморной лестнице, словно боялся чего-то. Словно крался следом неведомый зверь. Тень Эрмэ.

А Ордо пришел не один. Раньше, чем увидел – нюхом почувствовал воина, потом и заметил – в скоплении тени, за спиною Аториса. Неприметный, худощавый, кто не знал о воинах Империи – тому легко отведет глаза, примут не за охранника, за мальчишку.

– Добрый вечер, Аторис…. – подхватил дом звуки, понес слова, и Дагги сам испугался приветствия, понизил голос. – Давно я тебя не видел. О чем просить пришел? Опять о деньгах?

Поморщился Ордо, словно что-то кислое на зуб попало, посмотрел в глаза прямо, с дерзостью, с вызовом. Видно было – едва сдерживает себя, едва-едва….

Усмехнуться в ответ на это, опуститься в кресло, неторопливо расправляя складки белоснежного, украшенного вышивкой шелка, рассматривая искусно вышитые бледной, разве чуть розовеющей нитью бутоны, с легким оттенком малахита – стебли с листвой….

– И зачем я выпустил тебя из форта? – тихо проговорил Ордо. – Коего дьявола? Что за дурь тогда мне в голову взбрела…. Говорил же Энкеле….

– Не выпустил бы, идти кланяться не к кому б было, – оборвал его Да-Деган. – А когда идти некуда, это, Аторис, – финал. Это финиш! Так что счастье твое, что послушал себя, а не Энкеле. Не тяни время, говори, что за нужда тебя привела! Подумаю. Может быть, помогу. Не чужие ведь люди…. Десять лет твою спиногрызку воспитывал.

Усмехнулся Ордо. И у этого в очах волчье зарево, хмельной огонь! Сила вперед бежит. Раньше, правда, теплом веяло, и в глазах – темных, бархатных, с золотыми искрами, словно отблесками дальнего костра, мечта плескалась. Только украли мечту, и тепла не стало…

– Прошлое, стало быть, вспоминаешь, Дагги?

– Вспоминаю иногда, на досуге… – отмахнуться от слов легко, как от мухи, придавая легкомысленность тону. Нет, не на досуге! Всегда! Мог бы, поплыл бы против течения, лишь бы вернуться. Да только не ходит время вспять…. А в глазах, серых как лед – тень. Усталость…. Указать на кресло подле себя. – Да ты не бегай. Аторис, сядь. Поговорим.

Сел Ордо, взгляда не отвел. Смотрел, словно взвешивал, словно думал, стоит ли!

– Ты Хэлдару деньги обещал…, – проговорил Ордо. – От слов своих не откажешься?

– Не собираюсь, пока. Хэлдар планы приготовил? Пусть несет. Сам посмотрю и решу… Только, Аторис, мастерские – то глупость. Мелко плаваете. Деньги есть у меня. Можно верфь заложить. Хэлдар, хоть и балбес, каких поискать, все же гений. Я б рискнул, пожалуй. Ты что на это скажешь? Корабли бы строили, прибыль делили. Не ты б к контрабандистам кланяться бегал. Они б к тебе на поклон пошли.

– Мягко стелешь….

Усмехнуться в ответ, усмехнуться почти что ласково, но не скрывая ядовитой едкости и злости, пожать плечами…

– Не хочешь, как хочешь. Другое место найдем. Локти кусать будешь!

– Ученый я, – отозвался Аторис, – бесплатный сыр, он только в мышеловке. Знаю, что мне по силам, что нет. А про тебя говорят, что ты последнюю шкуру снять способен….

И вновь, улыбнуться, опустив ресницы. Встав пройти по комнате, из угла в угол, неспешно, не торопясь.

– Последнюю шкуру, – произнес негромко, зная, что и так слышно в комнате каждое его слово. – Ты, видно забыл, что и сам я – рэанин. И хоть надо б, надо с тебя драть три шкуры, помилосердствую! Ради девчонки твоей, чтоб не пошла по миру с протянутой рукой из-за глупости отца!

– Забываешься, Дагги!

Вскинулся Ордо, смотрит волком. А руки сами в кулаки сжимаются. Пожать плечами в ответ. Как вода против пламени. Стылый лед…, легкое морозное кружево.

– Ах, Аторис, когда ж ты хоть на ошибках, да учиться будешь?! Не последний я человек в Гильдии Оллами. Хочешь в форт отправить, да деньги к рукам прибрать – попробуй. Попробуй! Только не думай, что сойдет тебе это. Нет, и не мечтай! Контрабандисты за своих глотку любому чужому перегрызут.

– Угрожаешь?

– Я? Нет, Ордо. Предупреждаю, что б глупостей не наделал. Ты их одну на другую лепить мастак. На процветающей планете бунт поднял, власть взял. Во что мир превратил? Сам уже с протянутой рукой ходишь, а очевидного признать не желаешь! Не сердись на слова, я не скажу – никто не скажет. Кто побоится, кому-то не на руку. Самому неужели не надоело себя дурачить?

Куда ушел огонь? И в черных глазах знакомая, безмерная усталость. Сел, поник головой, видно задели слова за больное.

– Ах, стервец, – прошептал негромко Ордо! – Прохиндей!

– Аторис, Аторис, – ласковым укором.

И можно сесть за стол, один напротив другого. Не друзья, не враги. И можно спокойно смотреть друг другу в глаза, и говорить спокойно, как не говорили после бунта.

– У Хэлдара сохранилась кое – какая документация с верфей Та-Аббас, – проговорил Да-Деган негромко. – Сам должен понимать, чего она стоит. А не понимаешь, так я объясню…. Не с ноля верфи закладывать будем, не с пустого места рассчитывать все от и до. Чертежи эти дорогого стоят. Продать – легко и деньги получишь хорошие. Только если не продашь, больше выгадаешь. Свои верфи на Раст-Танхам только у одной Гильдии и есть.

– Иллнуанари?

– Не угадал. Со-Хого. Оттого они уже полторы тысячелетия на плаву. Потому и вес имеют, что кроме торговли кораблестроением занимаются. И пусть строят они по сотне кораблей в год, пусть корабли эти в подметки кораблям Лиги не годятся, дела это не меняет. Корабли стоят дорого. Корабли нужны всем! И Гильдиям и мелким торговцам, и честным пиратам. Так что не будь дураком, решайся! После того, как контрабандисты даже через подставных лиц, в Лиге малой яхты заказать не могут, бизнес этот убыточным не будет!

Усмехнулся Ордо, покачал головой, потянулся к сигарам. Закурил, выпуская душистый дым. Молчал, ждал чего-то, о чем-то думал, может, просто тянул время.

Последние отблески заката гасли за окном. В доме медленно разгорался свет, излучаемый строгими шестигранными колоннами, поддерживающими высокий свод. И в этом ярком свете резко выступала, била по глазам бесстыдная роскошь.

Ковры ласковым котенком ластились к ногам. Ласкали взгляд статуи из драгоценного, похожего на живую кожу, бело-розового мрамора, прятавшиеся в уютных глубоких нишах. Ведь дом излучал довольство и покой. В теплом, легком воздухе покачивались ароматы цветов…. Пахло жасмином, ванилью, в их симфонию вплетались ароматы роз и орхидей и чего-то пряного, щекочущего нюх.

– Что-что, а уговаривать ты умеешь, – процедил Ордо сквозь зубы. – Возможно, тебе и впрямь нужны корабли. Одного не пойму, я – то зачем тебе нужен?

Да-Деган покачал головой, щелчком стряхнул с плеча невидимую пыль.

– Незачем, – отозвался жестко. – Только вряд ли Хэлдар согласится сотрудничать, если я тебя в долю не возьму! С тем, что Хэлдар мне нужен, ты спорить не станешь….

– Хэлдар, – протянул Ордо насмешливо, – а ты денег ему предложи побольше, соловьем спой, как передо мной сейчас распинался. Глядишь, и пошлет он меня, а к тебе прицепится….

И что в лице – не понять, непроницаемо оно, смуглое от загара, обрамленное волосами цвета ночи, в которых запутались ниточки седины. И темные глаза свою тайну прячут. Поди, угадай, что на уме…. Непроницаемые глаза.