Текст книги "Избранники Тёмных сил (СИ)"
Автор книги: Наталья Якобсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
Слишком много потрясений для такого короткого срока. Я схватился за голову, как если бы был умалишенным или человеком, пережившим глубокую душевную травму, и кинулся за угол, а потом и в приоткрытую дверь дворца. В холле не горели свечи. На входе не ожидал лакей. Вокруг стояла мертвая тишина, будто в доме вовсе не было ни жильцов, ни слуг. Мои друзья, очевидно, уже успели пройти в дальние покои. Может, их кто-то и встретил, но меня, запоздавшего, дожидаться никто не стал. Не снимая верхней одежды, я прошел дальше в угрюмое, будто нежилое помещение, ненароком коснулся перил лестницы и едва смог вырвать пальцы из слоев тут же приставшей к ним липкой паутины. Да, а вид у поместья, действительно, нежилой, еще раз подумал я, очищая руку от обрывков паучьей сети. Здесь всюду были грязь и пыль, на красных ковровых дорожках, на вазах и битых настенных зеркалах. Окна плотно зашторены специально для того, чтобы не впустить ни лучика света, ведь при дневном освещении подобное запустение будет смотреться еще более убогим, а во тьме ему придана некая таинственность.
У одного из битых зеркал на малахитовом столике стоял канделябр с огарками свечей. Я хотел зажечь их, подошел поближе и ощутил, как под подошвами заскрипели зеркальные осколки. Интересно, почему все зеркала в поместье разбиты, задал я сам себе вопрос, и какой-то голос, возможно, один из тех, которые я постоянно слышал рядом с книгой, тихо шепнул мне: «чтобы семь херувимов из склепа не смогли взглянуть на своих живых подопечных».
Услужливый дух шептал почти неслышно, так, будто боялся, что кто-то, находящийся рядом, его подслушает. Я был даже не уверен, правильно ли расслышал все слова. У меня в кармане нашлось огниво, я зажег огарки свеч, взял в руку довольно тяжеловесный медный канделябр и тут же уронил его. Свечи мигом потухли, едва тяжелый предмет упал на землю, будто ни ковер, ни шторы вовсе не могли воспламениться, а, наоборот, тушили пламя, как вода. Я сам поспешно отпрянул от зеркала, мне совсем не хотелось вспоминать о том бледном, злом, крылатом существе, которое промелькнуло среди прочих отражений в отблесках огня. Жаль, что из памяти никак не выходило красивое, жестокое лицо и губы, прижавшиеся к зеркалу по ту сторону битого стекла. Эти уста будто бы желали задать мне всего один вопрос «где они», но я понятия не имел, о ком меня спрашивали. Знал только, что на зеркале осталась вмятина, будто кто-то ударил по нему кулаком, возможно, как раз кто-то из «них».
Что ж, наверное, придется идти дальше без света. Как среди множества закрытых дверей я найду одну нужную? Может, позвать моих друзей по именам, но я боялся повышать голос в поместье. А вдруг эхо разбудит призраков, и они разозлятся из-за того, что среди людей, которых я зову, нет дорогих им имен.
«Никогда не открывай свое имя призраку, иначе он найдет тебя всюду», шепнул кто-то мне на ухо, и я поспешно поднес руку к воротнику, чтобы поймать любое ловкое существо, которое попытается забраться мне за шкирку.
«И никогда не спрашивай имени самих призраков, иначе уже не сможешь от них отделаться, как от той белокурой дамы», вторил другой тоненький голосочек, а я настороженно следил за тем, чтобы не получить от словоохотливых, но незримых спутников новых царапин, даже руки спрятал под плащом, они были не защищены перчатками, а потому особенно уязвимы. Хорошо, если мои постоянные советчики не попытаются расцарапать мне лицо перед самым выступлением.
Я шел вперед в потемках, пока не заметил, что одни из высоких створчатых дверей приоткрыты, и сквозь узкую щель пробивается тусклая полоска света. Я ускорил шаги, заслышав знакомые голоса, но перед самым входом помедлил. Что-то из обрывков услышанного показалось мне странным.
– Говорю вам, я не стану выступать перед рядами пустых кресел и битыми зеркалами, – яростно протестовал голос Жервеза. – Неужели вы не понимаете, что все это значит? По – моему, суровая жизнь должна была бы нас уже кое-чему научить.
– Ты хочешь сказать, что все эти кресла далеко не пусты? – с мрачным юмором осведомился тенор Маркуса. – Что, как только мы кинем пару реплик, на каждом обитом бархатом сиденье ни с того, ни с сего объявится по призрачному зрителю?
– Живым зрителям здесь взяться неоткуда, – продолжал стоять на своем Жервез. – Поместье пустое, как будто, всех жильцов скосила чума, или перед ними разверзлась сама преисподняя и поглотила их всех, а нам оставила пустой дом.
– Но представление – то уже оплачено, значит, придется выступать перед пустым залом, – заключил чуть хрипловатый бас Паскаля и спорить никто не стал, решение было окончательным.
– Да, точно, чтобы соблюсти честность, придется играть для пустых мест и зеркальных отражений. Ведь деньги нам уже выплачены, мы ничего не потеряем. По крайней мере, выполним условия, а там уже не важно, посмотрит кто-то на нашу игру или нет, – тенор Рено был более беззаботным, чем у других. Он не любил, когда собиралась многочисленная публика, чего-то стеснялся, не всегда хорошо играл. Мне казалось, что ему было бы приятней выступать для маленького круга зрителей, в каком-нибудь частном театре.
– А куда подевался наш высокородный друг? – вдруг осведомился Жервез.
– Скоро придет, – обронил кто-то, кажется, Рено. Я подошел поближе к двери, чтобы подсмотреть в щель, что происходит, и увидел краешек зала, овальное возвышение сцены в кругу зеркал и десятки рядов великолепных золоченых кресел, обитых красным бархатом. Все они были пусты, но, как будто, ожидали кого-то.
– А помните, что было, когда мы ждали, что вот-вот придет она… – прошептал Маркус. – И она явилась к нам с того света.
– Мы ведь уже знаем, что иногда приходит и проситься в компанию людей кто-то, кого с нами быть давно уже не должно, – зазвучало чистое сопрано Коринды и, несмотря на зловещий смысл слов, немного развеяло обстановку.
– Да, мы знаем, но никому не говорим, – явно пересилив себя, согласился Рено.
– И никогда не скажем во избежание того, чтобы нас не сочли безумцами или колдунами, – поддакнул Жервез.
– Даже нашему титулованному другу мы об этом никогда не скажем, – согласился Маркус. – А пока будем следить за ним и за всеми, кто обращает на нас слишком пристальное внимание, во избежание повторения прискорбной ситуации. Вы же помните, как страшно нам было в прошлый раз, когда она начала требовать от нас, чтобы мы служили и кланялись ее адским друзьям.
– Жаклин никогда не вернется, – устало и далеко безрадостно вздохнул Рено. Другие, как по приказу, одновременно устремили на него настороженные и взволнованные взгляды, будто он произнес запрещенное имя. Казалось, стоит Рено сейчас сделать одно неосторожное движение к выходу или сболтнуть что-то лишнее, и они все, как стая диких зверей кинутся на него, чтобы разорвать в клочья.
– А вдруг наш новый друг такой же, как она? – резким тоном осведомился Маркус. – Вдруг он тоже пришел с темной стороны? Сначала он подарил нам славу, а затем подарит смерть.
– Мы ему не позволим, – уверенно вступила в спор Коринда. – Мы уже знаем, как изгонять проклятых.
– Его золото нас погубит, если можно было бы собрать все монеты и зарыть где-нибудь, – предложил Жервез.
– Но мы уже все потратили, – отозвалась Лючия. – Остается только надеяться на то, что он не такой, как та, о которой мы говорим.
– А если он такой же, то мы сами устроим над ним суд, – решил Жервез, и по лицам остальных присутствующих невозможно было определить, поддерживают они его или нет.
Половица скрипнула у меня под ногой очень некстати. Я вынужден был сделать вид, что запыхался и только что дошел до двери. Пришлось кинуть пару реплик насчет того, как долго я их разыскивал, чуть не заблудился, и в свою очередь удивиться тому, что все кресла пусты.
– Ну, что ты готов играть для Люцифера и всех его приспешников? – Жервез склонился ко мне с заговорщическим видом, пнул в бок и зловеще расхохотался. – Приступай, Батист, здесь, наверное, уже собрались все твои друзья, которых видишь ты, но не видим мы.
– Что за шутки? – тут же одернул его Паскаль, и, несмотря на то, что выступление в мою защиту было, наверное, полным лицемерием, я остался ему благодарен. Ни в коем случае нельзя было подавать вид, что я о чем-то подозреваю.
– Думаю, в зале будет не очень шумно, – пошутил я и первым взобрался на сцену, протянул руку Лючии и всего на миг поддался иллюзии, что зал далеко не пуст, что в креслах уютно устроились бледные дамы и кавалеры, и множество неземных, крылатых или безобразных существ.
Может быть, они так и сидели, такие же неуловимые и невидимые для окружающих, как Даниэлла. По крайней мере, я на этот раз никого не замечал, но чувствовал себя неуютно в окружении зеркал, поставленных так, что наши отражения множились не вдвое, а в десятки раз. Пустой зал не давал мне покоя, и после каждой реплики я косился на незанятые места. Собственный голос в тишине звучал неуверенно и казался чужим. На какое-то краткое мгновение мне почудилось, что где-то в последних рядах сидит Роза и внимательно слушает меня. Сама она в белом, а вот за спинкой ее кресла стоит какое-то темное, жуткое создание.
Блики от одного-единственного напольного канделябра многократно множились в зеркалах, плясали оранжевыми зайчиками по пустому темному пространству. Розы уже не было, а я все еще искал ее взглядом и вдруг заметил в одном из дальних зеркал отражение той самой коронованной статуи. Я с изумлением оглянулся назад. Неужели она стоит за моей спиной, где-нибудь в темном уголке сцены, но там все было пусто. Я еще раз посмотрел на отражение, и, несмотря на все изящество изваяния, оно показалось мне неестественно белым и жутким.
Какой-то неприятный треск над головой вывел меня из оцепенения. Вот теперь, наверное, какие-нибудь жуткие твари ползают по потолку и громко хрустят. Какой-то белый мелкий порошок осыпался мне на рукав. Я быстро стряхнул его, не сразу поняв, что это известка. Опять треск. Я успел схватить Лючию за талию и оттащить в сторону всего за миг до того, как люстра, висевшая над сценой, рухнула вниз.
– Здесь кто-то есть, кроме нас! – крикнул я, ища глазами отражение скульптуры, но его больше не было. Наверное, в этот миг я мог показаться обезумевшим, но мне было все равно. Зачем заботиться о собственной репутации, если все, кто собрался здесь, и так считают меня весьма подозрительной личностью.
Никто ничего мне не сказал. Все были либо перепуганы, либо заняты проблемой собственной безопасности. Где гарантия, что точно так же не обвалятся и все остальные люстры? Вдруг предметы вокруг пустятся в пляс? Лючия отряхивала с подола осыпавшуюся с потолка известь и краску, и опасалась со мной заговорить.
Никто не пытался мне помешать, когда я кинулся к выходу из зала, а затем и из поместья. Проходя мимо постамента, я на секунду задержался. Уже сгущались вечерние сумерки, снег все так же легко падал на землю. В этот раз не могло быть ошибки, порожденной игрой света и тени. Постамент был пустым.
Так куда же исчезла статуя? Я даже несколько раз обернулся, надеясь, что увижу ее там снова, а потом бросился бежать. Может, где-нибудь за углом поместья и стояла прекрасная мраморная царица, но я ее уже не видел. Мог только вообразить, как ее ногти царапают стену заброшенного поместья. Ворота никак не открывались, и я попросту перелез через них, спрыгнул на землю и снова побежал, не останавливаясь до тех пор, пока впереди не показалась одна из оживленных площадей Рошена. Мне почему-то казалось, что если я буду в центре людской суеты, если затеряюсь в толпе, то никакие призраки не посмеют меня преследовать. Жаль, что по ночам на улицах не бывает так многолюдно. А ведь скоро ночь. Я только сейчас начал задумываться над тем, а что же будет на этот раз? Найдет ли меня Даниэлла, или я смогу спрятаться от нее? Может, нужно всего лишь не возвращаться в гостиницу, пусть призрак ждет в пустой комнате, пусть приходит в театр, где ноги моей больше не будет. Предчувствие подсказывало мне, что не все так просто. Недостаточно только переехать из одного места в другое, чтобы избавиться от злого духа, ведь тот во время переезда может легко и незаметно прицепиться к тебе. Даже если я больше никогда не приду в театр, это еще не значит, что призрак не сможет отыскать меня. Она же нашла меня в первый раз, значит, сможет найти и во второй.
Город жил своей привычной жизнью. Толпы и обстановка вокруг казались немного праздничными. Этим, по моему мнению, Рошен отличался от всех прочих городов. Настроение людей могло быть, каким угодно, но пестрые наряды прохожих, театральные балаганы и множество огней в окнах величественных зданий придавали любому вечеру нечто феерическое. Какой резкий контраст представлял этот вечный праздник по сравнению с тьмой и одиночеством, царившими в поместье моей семьи.
В общем ярком круговороте, среди вывесок и торговых лотков, я сразу выделил марионеточный театр. Почему-то надпись тут же бросилась мне в глаза, а место показалось знакомым. Должно быть, однажды я уже проходил мимо.
Я остановился и понял, что стал единственным прохожим, который решил поглазеть на изящных, искусно сделанных марионеток. Другие, как будто, не замечали, что театр здесь есть, проходили мимо него, как мимо пустого места.
Мне пляшущие и причудливо двигающиеся куклы показались весьма забавными. Если бы не веревочки, прикрепленные к их рукам, ногам и головкам, то они выглядели бы, как живые крошечные существа, как очаровательные маленькие эльфы. Вдруг веревка, прикрепленная к шее одной белокурой марионетки, лопнула, и головка, с волосами из пакли, с неприятным звуком покатилась по небольшой сценке.
Я сделал шаг назад, потом другой. Казалось, со сцены на меня повеяло могильным холодком. Уже не сломанная игрушка, а голова Даниэллы лежала прямо здесь, рядом, и я отчаянно, протестующе крикнул призраку:
– Нет!
Видение спустя миг пропало, а вот прохожие начали недоуменно оглядываться на меня, и я почувствовал себя весьма неловко. Осталось только, как можно быстрее, уйти подальше от насмешливых, заинтересованных взглядов и перешептываний.
Ночь все приближалось, и возвращаться к себе в комнатку мне никак не хотелось. Оставалось только одно место, где я мог рассчитывать хоть на какую-то помощь, и я, как учила Роза, тут же закрыл глаза и представил себе его. Бродить по городу больше было бессмысленно, все равно я бы не нашел ни в ком ни поддержки, ни понимания, поэтому я даже обрадовался, когда вновь ощутил под ногами промерзшую землю кладбища. Осталось только позвать Розу. Я боялся, что она вновь откажется прийти, пришлет вместо себя смутьяна Винсента или неразговорчивого Лорана. Однако на этот раз она явилась на первый зол, бледная и прекрасная, как статуя, похожая на нее.
Роза не заговорила первой. Она ничего не произносила и, казалось, вообще не жила. Только корона на ее голове переливалась живым золотистым блеском. Кое о чем я все-таки начал догадываться. Картина была слишком четкой и выразительной. Сама Роза бела, как подснежник, а венец в ее локонах золотой.
– Не может быть, – прошептал я, чуть пятясь от нее.
– В нашем мире возможно все, – возразила она.
– Ты… – шептал я, продолжая пятиться от нее. – Ты вводишь людей в заблуждение.
На ее губах расцвела лукавая, хищная улыбка. По всему было видно, что Роза крайне довольна собой и своими уловками.
– Смотри, как я это делаю! – предложила она, легко взобралась на большой плоский камень, напоминавший пустой постамент, так, что только зашуршали пышные оборки. В первый миг они были кружевными, а во второй уже мраморными. Роза едва успела встать в грациозную позу, как окаменела, а я хоть и хотел бежать прочь, сломя голову, а оторвать глаз от нее не мог, уж слишком хороша была статуя. Такая заманчивая и таинственная в отблесках далекого, невесть откуда берущегося света, будто какое-то парящее вверху над ней существо держит в когтях фонарь. Я даже услышал шорох крыльев вверху. Как околдованный, я двинулся к статуе, протянул руку, чтобы коснуться ее, но тут она ожила, не сразу, а постепенно. Вначале настоящей стала только корона, а потом мрамор в миг превратился в живую плоть, так быстро и неуловимо, будто со стройной фигуры на постаменте всего лишь скинули белую пелену.
– Ну, разве я не талантливая? – Роза с восторгом смотрела на меня, ожидая ответа, а я, как назло, не смог выдавить из себя ни единой похвалы.
– Считаешь это жульничеством? – тут же обиделась она. – Думаешь, грешно проводить таких, как ты и твой малодушный приятель Рено? Да, мы, я и мои подданные, делаем так с начала времен. Люди скорее готовы поверить в то, что видят перед собой древнюю, сделанную гениальным ваятелем статую, чем древнюю крылатую богиню. Поэтому их легко провести. Правда, все это забавно?
Мне в отличие от нее было далеко не весело. Я вздрогнул, когда услышал, что вдалеке в лесу раздается заунывный волчий вой, чем еще больше развеселил Розу. Она, смеясь, объяснила, что, кроме меня, редко можно повстречать такого же пугливого чародея.
– Обычно те, кто обнаруживают в себе скрытый талант и приходят в школу чернокнижия, бывают смелы и решительны, только стойкость помогает им выживать, – напутствовала она.
– А как они обнаруживают эту одаренность?
– По – разному, некоторые с малолетства понимают, что непохожи на других людей, что чувствуют и думают иначе, другие замечают, что умеют подчинять своей воле птиц и зверей, третьи замечают на своем пути таинственного преследователя, – ее глаза озорно блеснули, – но каждому из них для полного прозрения нужно найти хоть какие-то магические письмена, книгу, свиток, обрывок заклинания, все, что угодно, лишь бы только это в нужный момент попалось под руку, естественное, не без помощи некоторых могущественных сил. Вот тогда человек понимает, что он принадлежит к нашему миру.
– И я к нему принадлежу, – уныло заключил я. – А вот стать таким же неуловимым и беззаботным, как вы почему-то не могу.
– А у тебя опять проблемы, Батист, – с пониманием рассмеялась Роза. – Предложи мы тебе сейчас уйти с нами хоть под землю, и ты был бы рад.
– Я пришел просить помощи, но разве можно разжалобить мрамор? – в отчаянии воскликнул я и тут же об этом пожалел.
– Ну, и делай тогда, что хочешь! Спасайся сам! – Роза резко развернулась, одернула длинный шлейф, чтобы он плавно скользил за ней по заснеженной дорожке, и сделала вид, что хочет уйти, а вместо этого еще раз продемонстрировала мне свое страшное искусство, обратилась в статую прямо возле круга надгробных стел. В этот миг она сама казалась ангелом. Неземная царица, среди бесчисленных заснеженных надгробий.
– Пожалуйста, только не обращайся в мрамор навсегда! – шепотом стал умолять я, и тут же тишину нарушил ее звонкий, торжествующий смех.
– Как же легко тебя обмануть, – заявила она, отряхивая снежинки, запутавшиеся в длинных волосах.
А где-то вдали, в черной гуще леса, до сих пор звучало поскуливание то ли волков, то ли каких-то других хищных существ, которым еще не придумали названия. Я давно уже догадался, что одними волками дело не ограничивается, ведь кто-то же иногда зажигал фонарь высоко у Розы над головой, чтобы осветить ей путь, кто-то, жесткошерстный, прыткий и когтистый, иногда пробегал возле ее ног, и вряд ли его можно было назвать просто щенком или котенком, уж слишком злобные, хищные глазки иногда сверкали на меня из снега.
– Плохо же тебе придется с твоей ночной компаньонкой, – Роза вдруг перестала смеяться и стала абсолютно серьезной. – И все это в каком-то смысле из-за меня…
Я не понял, и она пояснила:
– Ведь это из-за меня ты вступил с ним в спор, вот он и приставил к тебе тюремщицу…
О, теперь я знал, как правильно назвать Даниэллу, только легче от осознания правды не становилось. Как лицемерно она называла себя моей наставницей, а сама была стражем, удерживающим меня от новой охоты за драконом.
Возле леса захрустел снег под чьими-то ногами. Возле калитки тоже послышались шаги, но никого видно не было. Я догадывался, что Винсент и Лоран тоже бродят где-то поблизости, но соблюдают почтительное молчание и стараются быть как можно более незаметными в присутствии госпожи. Незаметными они были в буквальном смысле, потому что видел я их крайне редко, но догадывался, что они всюду следуют за Розой, как самые преданные из слуг.
– Ты ничего о нем не знаешь, – почти пропела Роза своим очаровательным звонким голоском. – О том, с кем спутался. А ведь мы тебя предупреждали, что он очень опасен.
– Нет, я знаю о нем вполне достаточно, чтобы составить собственное мнение, – упрямо возразил я. – Он красив, но красота только маска. Он убийца, но его почитают за ангела. Мне кажется, что у него есть некоторая власть над множеством порождений тьмы, и, естественно, у него должно быть высокое звание или титул, но все подданные почему-то называют его просто монсеньером.
– Браво! – то ли серьезно, то ли шутя, зааплодировала Роза. – Это уже некоторый успех. Понаблюдай за ним еще чуть-чуть, и, возможно, ты сделаешь множество неожиданных открытий. Может быть, в следующий раз я застану вас, тебя и его, не дерущимися, а исповедующимися друг другу, каждый в своих грехах. Он бы смог рассказать тебе много интересного, если б захотел.
– Я не стану с ним общаться…разве что на арене битвы, – я нащупал палаш у себя под одеждой. Прикосновение к рукоятке всегда придавало мне уверенность.
– Кто знает! – легкомысленно отозвалась Роза и взмахнула на прощание рукой.
– Ты даже ничего не скажешь мне насчет Эдвина и о моей сестре?
– О, ты даже знаешь его имя, – она сделала вид, что изумлена.
– Да, знаю, но откуда сказать не могу. Он никогда не называл себя. Просто иногда ко мне приходит странное ощущение, что я знаком с ним очень-очень давно.
Роза слегка склонила голову на бок и долго, внимательно присматривалась ко мне, будто вдруг увидела во мне опасного соперника, а не глупого новичка, над которым смеялась.
– Если ты считаешь, что так хорошо знаком с ним, то пойди попроси у него прощения, вдруг он окажется милостив и отвадит от тебя всю свою нечисть, – высокомерно заявила она.
– Я никогда не стану кланяться тому, кто повелевает нечистью, – упорно стоял на своем я. Вместо того, чтобы заранее репетировать поклон, я предпочитал оттачивать сталь для убийства.
– Ты сам без пяти минут нечисть, – надменно бросила Роза через плечо. Она снова удалялась от меня, а я, наверное, был слишком горд, чтобы броситься ей в ноги и просить позволения переночевать в ее склепе. Там бы уж сестра точно меня не нашла. Я почему-то был уверен, что в гробницу, о которой я слышал, заказан вход всем, кроме самых преданных слуг госпожи. Вот было бы здорово, если б призрак выл и царапал стены, разыскивая меня, но внутрь войти не мог. Я сам посмеялся над своими мыслями, надо же до такого додуматься, искать убежища от мертвых в склепе, а не в веселом кругу живых.
– До свидания, начинающий колдун, – крикнула мне Роза, по привычке назвав тем прозвищем, в котором я улавливал нечто обидное, возможно, из-за той насмешливой интонации, с которой она всегда любила подчеркнуть мою неопытность.
Вскоре я совершенно один стоял на кладбище и боялся того, что каждая надгробная скульптура может ожить и двинуться в мою сторону с обольстительной, лукавой улыбкой Розы на мраморных устах.
Волчий вой стих сразу же после того, как исчезла моя собеседница. Хищников можно было не бояться до тех пор, пока она сама их на меня не натравит, но я все же предпочитал не идти по пустынной дороге пешком, а переноситься через далекое расстояние до Рошена уже привычным чудесным методом.
Я оставался на улицах до тех пор, пока ближе к ночи совсем не поредела толпа. Когда я решился вернуться к себе в комнату, было уже совсем темно, но шторы, по-прежнему, оставались раздвинутыми, и бледный лунный свет ложился пятном на ковер. Мне это показалось странным, ведь луны – то сегодня в небе не было. Если б я умел зажигать свечи на расстоянии, не пользуясь огнивом, то в миг развеял бы жуткую обстановку. К сожалению, мне всегда нужно было искать кремень, а вот Эдвин, наверняка, умеет зажигать свечи одним дыханием, одним взмахом ладони, и не только свечи, но и целые города. Я попытался представить себе пылающие поселения и Эдвина, безучастно наблюдающего за огромным массовым аутодафе с какой-нибудь недосягаемой для пламени вершины. Хотя, какой вред может причинить ему огонь. Он сам весь, как будто, создан из пламени и солнечных нитей. И он легко превращает мирные поселения в горящий ад. Похоже, меня он наказал за излишнюю наглость еще не слишком сурово. Что такое терпеть приставания одного призрака, по сравнению с агонией тех сотен или тысяч, которые сгорели заживо по воле распрекрасного монсеньера.
Разозлившись на него, я ударил со всей силы по закрывшейся за моей спиной двери, так что затрещали филенки. Кулак тоже заболел. Ну, вот мне пришлось вернуться туда, куда я боялся возвращаться, и Даниэлла уже ждала меня.
На этот раз она сидела в кресле, недалеко от окна, так, чтобы мерцающий свет падал на ее фигуру. Ее глаза по-кошачьему хищно сверкали в полумгле, а на коленях у нее лежала раскрытой моя колдовская книга.
– Ну, что мы приступим к обучению? – спросила Даниэлла и совершенно обыденная фраза, слетевшая с ее уст, прозвучала пугающе, ведь мы-то оба знали, какое учение она имеет в виду.
Духи, раньше донимавшие меня, в ее присутствии боялись даже пикнуть. Я никогда не считал, сколько в книге ненумерованных, испещренных тайнописью страниц, но в руках Даниэллы том выглядел более объемистым, чем был прежде.
Очевидно, уловив мои мысли, сестра недобро усмехнулась.
– Смотри! – велела она, провела пальцами по обложке, и вдруг книга сжалась в ее руках до размеров карманного томика стихов, или маленького молитвенника, затем сузилась, как блокнот, и, в конце концов, после многих превращений приобрела прежние размеры.
– Запомни, какого бы формата не была эта книга, в ней заключен целый мир, – тихо принялась напутствовать Даниэлла. – Мир колдовства – это тот лабиринт, в котором ты никогда не найдешь дорогу без проводника.
– А проводником должен быть демон, который в итоге меня же и погубит.
– Разве ты не знаешь, что такое личный демон, это не только губитель, но и советчик, наставник, собеседник, которого никто, кроме тебя, не услышит. Спутавшись со злым духом, у тебя есть шанс завести друга или возлюбленного, о котором не узнает никто, кроме тебя. Он все время будет рядом, но никто его не увидит.
– Так было и с тобой?
Она кивнула и отложила книгу. Меня воротило от одной мысли, что сейчас она может встать и приблизиться ко мне.
– Батист, ты даже не представляешь, сколькое я могу тебе открыть, – соблазнительно пообещала Даниэлла. – Ты не знаешь, как это чудесно иметь сверхъестественного, не принадлежащего к этому миру друга или подругу.
– И не хочу знать, – крикнул я, и как в прошлый раз кинулся вон, хотя заранее знал, что мне от нее не убежать, но все-таки стоило попытаться. Кто знает, куда приведет меня на этот раз дорога, быть может, к спасению. Возможно, я успею опередить Даниэллу и прежде, чем она встанет на пороге, зайти в первый встретившийся собор. Надежда была невелика, но она была.
Шарло, как будто, сгинул или провалился под землю. Он ведь обещал встретиться со мной и выдать секреты дракона, но обещание его, как видно, пропало втуне. Ни возле одних дверей кабака не было видно больше этого жалкого труса, который так бессовестно сбежал, как только почуял опасность для собственной шкуры.
Проходя мимо одной закусочной, которая в это время уже давно должна была быть закрыто, я заглянул в освещенное теплым мерцанием окно и заметил за столами компанию каких-то странных крылатых существ, которые пили и смеялись, и не видно было рядом ни хозяина заведения, ни слуг. Я чуть было не принял их за эльфов и не обратился за помощью, но все же решил, что эльфы должны были бы выглядеть чуть-чуть красивее, а у этих был уж слишком вялый, изнеможенный вид и потрепанные прозрачные крылья.
Прежде чем меня успели заметить, я уже прошел мимо. Сзади мне все время слышались шаги, и казалось, что затылок вот-вот обдаст мертвенным зловонным дыханием. Шелест платья и возня червей долетали до слуха. Даже если бы я зажал руками уши, настойчивые звуки не прекратились бы. На пустынных, объятых тишиной улицах они казались еще более зловещими.
Платье шуршало уже где-то рядом. Даниэлла то ли бежала, то ли летела за мной, а церкви поблизости было не видно.
Вокруг не было никого, с кем я мог бы ненадолго заговорить, и тем самым вынудить Даниэллу на время спрятаться за углом. Она почему-то не приближалась ко мне вплотную, если рядом были живые люди. Я свернул в переулок и чуть не сбил с ног какого-то паренька, очевидно, художника, поскольку под мышкой он нес сложенный мольберт и рулон бумаги. Должно быть, его мне послала сама судьба.
– Помоги мне укрыться, – то ли попросил, то ли потребовал я, быстро подбирая выпавшую у него из рук коробку с кистями.
Юноша сначала рассеянно оглянулся по сторонам, потом, очевидно, заметил кого-то в переулке и быстро взмахнул рукой, предлагая следовать за ним. Наконец-то я нашел одну добрую душу в мире, где меня до сих пор окружало только зло.
– Пойдемте, быстрее! – поторапливал живописец. – Вот в этот дом!
Он толкнул какую-то обшарпанную дверь, схватил меня за локоть и чуть ли не силой втащил в темное помещение. Дверь была настолько расшатана, что тут же захлопнулась бы за нами, если бы чья-то худая, разлагающаяся руку с силой не вцепилась в косяк. На кисти блеснул браслет Даниэллы. Ногти скребли филенки, словно демонстрируя, что собираются сделать со мной, когда поймают.
– Идти на самый верх по лестнице! – услужливо предложил мой спутник, а сам попытался запереть дверь. Кажется, ему это удалось. Во всяком случае, он уже скоро бежал впереди меня по крутым скрипучим ступенькам.
– Ну и кошка! – выругался он, потирая поцарапанную щеку.
– Почему ты не испугался ее? – на бегу поинтересовался я.
– Мне они зла не причинят, – он беспечно пожал плечами, быстро вытащив ключ, отпер дверь мансарды и пропустил меня вперед.
Я понял, что очутился в мастерской художника. Здесь мой случайный спаситель, очевидно, и работал, и спал, потому что в углу стояла, помимо мольбертов, еще и кровать. Окно было приоткрыто, словно ожидая, когда вернется улетевшая птица. Я хотел закрыть его, но тут же услышал настойчивое:
– Не надо!
– Почему? – удивился я.
– Не надо, и все! – резко сказал художник, сам он уже накрепко запирал дверь. Я отлично слышал, что с другой стороны двери уже раздается противное поскребывание, но внутрь, сквозь не слишком плотную перегородку, Даниэлла почему-то просочиться не может. Неужели я снова оказался у колдуна. Может ли живописец быть колдуном? Я присмотрелся к нему повнимательнее и решил, что нет. Слишком чистое, открытое лицо, вполне человеческая усталость в больших грустных глазах и никакой магии, исходящей от правильных тонких черт, ничего, кроме радушия и обаяния. Порочная, обратившаяся к магии натура не может даже с помощью волшебства создать себе такую приятную наружность. В красоте сверхъестественных созданий угадывалась опасность или некая таинственность, от моего же нового знакомого исходили только готовность помочь и простодушие.
