Текст книги "Призраки прошлого"
Автор книги: Наталия Вронская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Наталия Вронская
Призраки прошлого
ПРОЛОГ
Летом 1816 года в родовое свое поместье вернулся полковник Алексей Иванович Долентовский. Вернулся не один, а с женой. Приехал он скромно, не велел праздновать его возвращения крестьянскою сходкой, не хотел, чтоб били в колокола и служили молебен. Просто однажды простая на вид карета, запряженная четверней, проехала чрез зеленеющее поле, затем по аллее старого парка, после въехала в распахнутые кованые ворота и остановилась у парадного крыльца. Из кареты вышел сам хозяин, улыбаясь и счастливо оглядываясь окрест себя. Затем он повернулся к выглянувшей из кареты молодой женщине и подал ей руку, со всей возможной заботливостью помогая ей сойти.
Тут же, откуда ни возьмись, набежали дворовые, запричитали, закрестились, кое-кто по старой памяти пал на колени, и в воздухе поплыло многоголосое приветствие:
– Барин вернулись!..
– Барыня приехали!..
Долентовский с улыбкой приветствовал людей, а со старой нянею, которая с крыльца, плача, крестила былого своего питомца, особенно нежно расцеловался.
Тут же в доме и в кухне поднялась суета: стали топить печи, ставить самовар, расчехлять мебель, открывать окна. Дом начал приобретать такой вид, который не имел с той поры, как нынешний его хозяин покинул родные стены в 1805 году, вступив на поприще военной службы…
Было Алексею Ивановичу в те года восемнадцать лет, он только что окончил курс в университете, хотел жениться и служить в статской службе. Но претворить в жизнь свое намерение ему не удалось. В тот год один за другим умерли его родители, пав жертвой простуды. Невеста Алексея вдруг отказала ему, простому помещику, и вышла за титулованную особу, которую встретила в Петербурге (позже он узнал, что его бывшая возлюбленная сделалась графиней и скончалась на втором году брака при рождении наследника).
А затем началась война, и Алексей, видя свой долг в спасении Отчизны и желая вместе с тем забыть собственные невзгоды, вступил в N-ский уланский полк. Не изменяя своему месту, за десять лет примерной службы вырос до чина полковника.
Участвовал он во многих баталиях, но судьба его хранила. И даже при Бородине, в той страшной битве, в которой полегло немало славных и храбрых сыновей русских, не был он ранен. Но все это не радовало молодого человека, а скорее напротив. Ведь поначалу он бесшабашной удалью своей искал смерти, а заслужил ордена да чины. А после, когда многие его товарищи стонали от полученных в бою ран, какое-то чувство вины не оставляло Алексея за то, что не был он даже ранен и не мог испытать тех же страданий. Товарищи по полку говорили: «Алексей у нас заговоренный».
Таким вот манером дошел Долентовский до Парижа уже бравым и заслуженным полковником, а на груди его блистал, помимо прочих орденов, Святой Георгий, который заслужил он еще в самом начале своей военной карьеры, за беспримерную храбрость.
Что же до характера, то человек он был спокойный и надежный. Товарищи в полку ставили его превыше всех, когда требовалось рассудить что-либо по справедливости, разрешить спор, либо растолковать дуэльное положение. И в мирной жизни, как и в бою, не было его надежнее. Никто не мог бы сказать, что он не чист на руку в карточной игре и никогда не водилось за ним скабрезных «дамских историй» о соблазнении девиц, попрании супружеских уз или бесчинств в домах терпимости.
То есть монахом он не был, но и бесчестных дел за ним не водилось. Было ли тут дело в его особой скрытности или сдержанности, в том, что не трубил он направо и налево о своих победах на амурной стезе, или же дело было в чем-нибудь другом, судить сложно…
А в полку, притом что ровен он оставался со всеми сослуживцами, был у него только один друг. Такой же счастливец, что и Алексей, ибо прошел он от 1805 до 1815 года живым и почти невредимым, и также не изменил своему полку, в который вступил в один месяц с Алексеем. Звали этого человека Николай Петрович Дымов. И Долентовского он ценил не просто как друга, а как спасителя собственной жизни, что было абсолютной правдой. И любил повторять, что, ежели не Алексей, то не было бы сейчас на свете его – Николая Дымова.
И вот оба товарища в 1815 году решили выйти в отставку. Алексей размышлял о том, что генералом ему теперь не сделаться, да и желания он такого вовсе не имел. Поместье его брошено на управляющего, родительский дом наверняка обветшал, а ведь в нем жили еще его прадед с прабабкой и их родители… В общем, обуяла его тоска по родным местам, в которых не был он добрый десяток лет. К тому же, как думал Алексей, не плохо бы ему все-таки жениться и обзавестись потомством, чтобы фамилия Долентовских в России не угасла вместе с ним.
И давно пора! Человек он еще молодой, ибо что такое двадцать восемь лет от роду? Это раньше ему казалось, что в такие-то года и жить незачем, а теперь, после всего того, что с ним приключилось, жизнь для него только начиналась.
1
1816 год
Николай Петрович Дымов, задушевный приятель Алексея, испытывал те же чувства.
– Навоевался я, – любил говаривать он вечерами, – пора и себе послужить, и своему семейству…
Был он на два года моложе Алексея, также хотел жениться и жить семейственно. Друзья одновременно подали в отставку и одновременно покинули полк. Дымов предложил заехать поначалу к нему в гости. Алексей отказывался, но друг так уговаривал его, а под конец пригрозил, что обидится, и полковник Долентовский поехал в Москву, в большой и богатый дымовский дом.
– Ты нисколь не пожалеешь, Алексей! – возбужденно говорил ему Дымов, когда они уже подъезжали к Москве. – Дом у нас огромный, каменный, потому и перестоял тот пожар, что был в двенадцатом году. А к тому же и сад есть… Ведь что Москва, как не деревня? Семейство у нас многочисленное, веселое и простое, ты не будешь чувствовать себя нежданным гостем, – твердо обещал молодой человек приятелю.
Тут стоит заметить, что семья Дымовых была семьей весьма примечательной. Дворяне они были почти новые, вышли в такое положение при Елизавете Петровне, в самом конце ее царствования, из богатейших купцов. Все поколения Дымовых исправно служили Москве и никогда не покидали ее. В 1812 году, когда Наполеон подошел к вратам древней столицы, глава семейства приказал жене, дочерям, малым сыновьям своим, племянницам и теткам, что населяли дом в изобилии, срочно покинуть город, а сам остался, нарядившись мужиком.
Уж как он жив остался, то Бог ведает, однако не только сам спасся, но и дом свой, стены родные удержал. Лишь только Наполеон двинулся прочь от сожженной Москвы, то вся многочисленная женская часть семейства Дымовых тут же вернулась под свою родную крышу, ибо супруга главы семейства – Гликерия Матвеевна – и дочери ее и прочие родственницы далеко уезжать и не подумали. В ближайшей же деревеньке, не боясь ничего, пережидали они пожар московский, готовые ринуться назад лишь только получат весть об оставлении города врагами.
Вернувшись, Дымовы в несколько месяцев, не щадя сил своих, подняли дом, насадили сад и стали жить, как прежде, помогая менее удачливым соседям и привечая у себя всех страждущих.
– Ты много говорил о своей семье, – улыбнулся Алексей, поглядывая на Николая, – только что-то я не упомню все о твоих сестрах и кузинах. Не повторишь ли?
Николай, почуяв усмешку в тоне приятеля, ответил:
– Зря ты иронизируешь. Вот увидишь всех их, и глаза у тебя разбегутся. Красивее моих сестер не сыщешь нигде, – гордо прибавил он.
– Так сколько их у тебя?
– Пятеро. Да шесть кузин к тому же.
– М-да… – протянул Алексей, представив, как тяжело приходится их отцу. – Выдать всех замуж – дело хлопотное.
– А ты женись на какой-нибудь, – усмехнулся в свою очередь Николай. – Облегчи нам жизнь, будь милостив!
– Перестань, – отмахнулся рукой Долентовский.
– А что? Заодно и породнимся…
– Я не прочь стать твоим родственником, но обещать тебе жениться на одной из твоих сестер никак не могу.
– А жаль, – задумчиво протянул Николай. – Впрочем, дело твое. Но ты об этом подумай, мой отец счастлив будет породниться с тобой.
– Отчего? Чем мое родство так может быть привлекательно? Человек я не знатный, хотя и не бедный. Но при дворе не бываю, с высокой родней не знаюсь…
– Дело ли нам до высокой родни? Главное то, что я писал ему о тебе, и, будь уверен, он самого лестного мнения о полковнике Долентовском.
При этих словах Алексей призадумался. В душу его тут же вкралось подозрение, что друг пригласил его к себе не случайно, а именно с целью познакомить с многочисленными родственницами.
– Да ты не бойся, – рассмеялся, угадав его мысли, Николай, – неволить никто не станет. А тебе, я думаю, приятно будет провести время в домашней обстановке, в обществе хорошеньких девиц. А то мы с тобой последний год приличного общества и не видали. Те дамы, что встречались в нашей походной жизни – это совершенно особая статья, согласись. Так чего же может быть лучше хорошего дома и воспитанных и милых домочадцев?
– Ты прав. Но гляди, – Алексей покачал головой, – я сбегу сразу же, как только почувствую, что на меня начали охоту.
– Да, совсем забыл тебе сказать: из пятерых моих сестер три уже замужем, а из шести кузин – четыре. Так что тебе остаются только четыре девицы. Да еще одна незамужняя тетушка, сестра папеньки.
– Вот как? У тебя еще и незамужняя тетушка имеется? Какая-нибудь благородная старушка?
– Да уж, вполне благородная, – прищурился Николай, – и милая старая дева – она тебя очарует. Я ее обожаю. Впрочем, у меня три незамужние тетушки, – ухмыльнулся он.
– Три? – притворно ужаснулся Алексей.
– Три, – кивнул головой Дымов. – И не забудь, что у меня еще три младших брата, почти совсем мальчишки, они будут восхищаться тобой все время, приготовься к этому.
Путешествие подошло к концу, и вот уже приятели подъехали к воротам Дымовского дома.
– Николенька! Николенька приехал! – с крыльца посыпалось все многочисленное семейство Дымовых.
– Сынок! – Гликерия Матвеевна кинулась к сыну, едва только тот ступил на землю.
Сестры и братья обступили Николая со всех сторон и что-то кричали, целуя его и обнимая. Тот смеялся в ответ, пытался всех разом обнять и поцеловать, обнимал маменьку, целуя ей руки… И вот на крыльце показался Петр Петрович Дымов – глава семейства.
При его появлении все расступились, но радостные возгласы и смех не думали утихать.
– Ну, где же Николай? – Петр Петрович, улыбаясь, смотрел на своего старшего сына, возмужавшего и совершенно не похожего на того мальчишку, которого они проводили из дому десять лет тому назад.
Николай двинулся навстречу отцу и через мгновение они уже обнимались и что-то радостно говорили, перебивая друг друга.
Алексей, молча наблюдавший эту сцену, в глубине души не мог не пожалеть о том, что ему такой встречи никто не устроит. Родители давно умерли, а более никого у него нет. И возвращению под отчий кров, за исключением, быть может, старой няни, никто не обрадуется с такой же силой.
Но тут общее веселье несколько поутихло, и все, наконец, обратили внимание на гостя.
– Позвольте вам представить: мой друг, полковник Алексей Иванович Долентовский, о котором я вам писал.
– Алексей Иванович! Какая радость! – это Гликерия Матвеевна уже раскрывала свои широкие объятия. – Всё, всё знаем… Вы нам как сын родной! И мы ваши должники вовек…
Без сомнения, Николай успел сообщить своей родне о том, что некогда Алексей спас ему жизнь. Этого Долентовский не ожидал, он вовсе не хотел благодарностей. Алексей кинул взгляд на смеющегося Николая, но тот сделал вид, что ничего не понимает. И в тот же миг на Алексея набросилась вся эта орава. Младшие Дымовы желали лично поприветствовать и поблагодарить своего гостя.
Петр Петрович с радостью и большим чувством жал руку Алексею и приглашал его жить в их доме столько, сколько тот только пожелает.
Затем друзей развели по комнатам, велели отдыхать и раньше обеда в гостиной не появляться.
2
1816 год
– Так, ну и мастер ты пошутить! – смеялся Алексей. – Сестры, кузины!..
Среди той оравы, что бросилась на него во дворе, он заметил только одну девочку лет пятнадцати, которую можно было, хотя и с большой натяжкой, считать заневестившейся. Все прочие – и того младше.
– А ведь испугался! – поддел его Николай. – Как мог ты подумать, что я заманиваю тебя в родительское гнездо для того, чтобы женить на какой-нибудь из своих любимых сестриц? И позволь напомнить, что сестры, достигшие брачного возраста, не пожелали тебя дожидаться и уже выскочили замуж.
– Вот беда! – Алексей с притворным вздохом развалился на кровати. – А какие кровати в доме твоей матушки мягкие… Давненько я на таких перинах не отдыхал.
– Да уж, маменька знает толк в домашнем хозяйстве. И, держу пари, она нас сейчас накормит так, что мы запросим пощады.
Алексей плохо слушал приятеля. Он отдыхал душой и телом. Как приятно было сознавать, что здесь – в этом доме – ему не надо было галантничать, вести ученые или приятные беседы и чувствовать себя как на параде. Милые девочки, которые встретили его с такой радостью, и славные младшие братья Николая, добрейшая матушка Гликерия Матвеевна и радушный и хлебосольный Петр Петрович, настоящая голова сего семейства… Что еще могло его успокоить и привести в доброе расположение духа?
Алексей уже познакомился и с другими жителями дома. Две незамужние тетушки, лет под пятьдесят каждой, были милы и добродушны так, как только это было возможно; а также вдовая сестра Гликерии Матвеевны, мать двух очаровательных девочек – кузин Николая, и другая вдовая сестра, только уже Петра Петровича, мать тех кузин, которые уже вышли замуж.
Родных сестер Николая звали Полина и Маша. Полине только что исполнилось пятнадцать, а Маше было тринадцать лет. Три старшие сестры их, как сообщили Долентовскому девочки, уже вышли замуж и жили, разумеется, отдельно.
Младшие братья в этом семействе были весьма решительные и ученые молодые люди. Старшему из них – Сергею – сравнялось шестнадцать, и он учился в университете, а Ивану и Петру – четырнадцать и тринадцать, причем Петр был Машиным близнецом.
– Обедать, обедать! – в комнату ворвался запыхавшийся голос Маши, а уже после показалась сама девочка.
Она приоткрыла дверь, но, увидев, что молодые люди разлеглись на перине, хихикнула и убежала.
– Вот бесенок… – со всей возможной любовью в голосе пробормотал Николай. – Надо идти, – толкнул он друга.
Молодые люди нехотя поднялись и, окончательно приведя себя в порядок, отправились вниз.
– А-а, вот и вы… – Гликерия Матвеевна, казалось, поджидала их с величайшим нетерпением. – Надеюсь, вы отдохнули? – озабоченно спросила она.
– Конечно, маменька, – Николай ласково поцеловал ее в щеку. – Отдохнули и ужасно проголодались.
– Ну что же, сейчас будем обедать… Да, Алексей Иванович, вы еще не познакомились с сестрой Петра Петровича. Ее ведь не было, когда вы приехали.
– Еще одна женщина? – шепнул Алексей приятелю, притворно закатив глаза.
– Да, – так же шепотом ответил тот. – Я ведь говорил о трех незамужних тетушках.
– Первые две мне весьма понравились, – пробормотал Долентовский себе под нос, вспоминая двух милых старушек.
– Погоди, может, тебе и эта понравится, – пихнул его в бок Николай.
– А, Катенька, вот и ты! – воскликнула Гликерия Матвеевна. – Поди сюда и познакомься наконец с нашим дорогим гостем, полковником Алексеем Ивановичем Долентовским.
Алексей обернулся на эти слова и… окончательно пропал.
3
1816 год
Ночью сон не шел к нему. Ну кто бы мог подумать! Он никак не мог забыть усмешку Николая, когда тот шепнул ему на ухо:
– Ну что, она не хуже других моих незамужних тетушек? Она понравилась тебе? Признаться, я бы и сам в нее влюбился, не будь Катенька сестрой моего батюшки.
Катенька… Господи!
Алексей вскочил и принялся расхаживать по комнате. Он влюбился! Влюбился, как мальчишка, как последний болван! Сестра старшего Дымова… Как такое возможно? Ей двадцать два года, то есть она младше своего брата на тридцать лет, без малого, и она не замужем.
Как объяснили Алексею, Катенька была единственной дочерью Петра Евграфовича, деда Николая, от его второй жены.
– Все, что угодно, все, что угодно, – твердил Алексей, – но только бы она стала моей…
Наконец перед рассветом он угомонился и задремал. А утром его разбудил смеющийся приятель и заявил:
– Ну что, думаю, милая старая дева Катенька вовсе не дурна? И она очаровала тебя, как я и обещал?
– Прекрати, – хмуро оборвал его Алексей.
– Так неужели ты влюбился? – Николай внимательно посмотрел на него. – Ты определенно влюбился. Ты, вне всякого сомнения, влюбился!
– Прекрати, я же сказал! – рассердился Алексей. – Что ты повторяешь одно и то же?
– Знаешь, Алексей, на твоем месте я бы не сердился.
– А что бы ты сделал на моем месте? – стараясь придать своему тону ехидства, спросил Долентовский.
– На твоем месте я бы поухаживал за Катенькой, а потом сделал ей предложение, женился и увез ее отсюда.
– Что это ты так усиленно мне ее сватаешь? – удивился Алексей. – Да и отчего решил, что она согласится стать моей женой и что отец твой на это согласится?
– Мои родители с удовольствием отдадут тебе любую из нашей семьи, даже малолетнюю Машу, если ты попросишь.
– Ты с ума сошел?
– Ничуть. Они очарованы и влюблены в тебя. К тому же родители считают себя в долгу перед тобой за то, что ты спас жизнь их первенцу, то есть мне. Поэтому даже если ты попросишь руки Маши, то…
– То они выгонят меня из дому и правильно сделают, – докончил Алексей.
– Не выгонят, – уверенно возразил Николай. – Поверь мне. Но теперь речь не о Маше, а о Катерине.
– Она не захочет, – хмуро покачал головой Долентовский.
– Ты еще даже не спросил ее…
– Такая красивая, такая милая девушка, – задумчиво пробормотал Алексей, который вчера вечером оценил не только красоту Катеньки, но и ее живую речь, острый ум и нашел, что она обладает всеми возможными достоинствами, кои только могут быть присущи молодой девушке, – но отчего она еще не замужем?
– Тебя это огорчает? – изумился Николай. – Если бы она была замужем, то у тебя не осталось бы никаких шансов.
– Нет, меня это не огорчает, а удивляет.
– К ней сватались раза два, но родители не давали согласия.
– Почему?
– Тебя, должно, ждали, – улыбнулся Николай.
– Ну, ты же это не серьезно говоришь?
– Верно, не серьезно. Но они сочли всех претендентов неподходящей для нее партией. Один из женихов был весьма и весьма в возрасте, а другой явно охотился за приданым.
– А почему ты так… так… – Алексей не мог подобрать слов.
– Так настойчив относительно тебя, хочешь ты спросить?
– Да, – он внимательно посмотрел на друга.
– Как тебе сказать… – задумался Николай. – Я очень люблю Катеньку, и я люблю тебя. Мне бы доставило большое удовольствие видеть вас вместе.
– Вот как?
– Да, так. Это не хитрая ловушка, если ты об этом, Алексей. Никто тебя ни к чему не принуждает. Просто мне показалось, что ты влюбился, и все это заметили. Поэтому… Действуй решительнее и смелее, как на войне, а там видно будет!
Алексей ничего не ответил.
Он прожил в гостеприимном особняке Дымовых еще неделю, ухаживая, согласно совету друга, за Екатериной Петровной. Затем он просил ее руки и получил согласие. И ее, и ее брата. Потом было скорое венчание, и молодые, распрощавшись с Москвой и с Дымовыми, отправились в имение Долентовского.
4
1816 год
Она вовсе не понимала, как это произошло. Только что была у нее такая спокойная жизнь, которая, казалось, никогда не переменится. И вдруг является новый человек, говорит о своей любви, делает ей предложение и… И вот она уже замужем.
Катя прекрасно помнила тот день, когда сестрица Гликерия Матвеевна окликнула ее:
– А, Катенька, вот и ты! Поди сюда и познакомься наконец с нашим дорогим гостем, молодым полковником Алексеем Ивановичем Долентовским.
Она тогда взглянула на молодого человека и улыбнулась ему. И по глазам определенно поняла, что он очарован ею. Да, это оказалось правдой. Он ровно через неделю просил ее руки.
Катенька не отказала, тем более что и брат был доволен этим предложением. Любила ли она? Она не знала. Должно быть, да… Во всяком случае, если мысли об Алексее и о его чувствах не нарушали девичьего спокойствия, то вот свадьба и предстоящий отъезд много встревожили невесту.
Угадывал ли Алексей ее мысли? Знал ли, что она не так привязана к нему, как он к ней?.. Однако, Долентовский не отказался от намерения жениться на Катерине, и их брак был заключен, как и полагалось. А потом они уехали…
Он смотрел на чудное лицо, на темные кудри, вившиеся у милой шейки, и испытывал огромное желание поцеловать их, и эту нежную шею, и губы, и сложенные на коленях руки…
Катерина почувствовала на себе взгляд мужа и обернулась к нему.
– Что? – спросила она с улыбкой.
– Я люблю тебя, – ответил он и, не желая с собой бороться, склонился к жене и нежно поцеловал ее плечо.
Та рассмеялась и немного отодвинулась:
– Что ты, мы не одни.
– Какая ты строгая, – прошептал Алексей, приобняв ее за талию.
Вот уже неделя прошла с тех пор, как они приехали в его имение. Дом, как и предполагал хозяин, находился в запустении. Но его жена оказалась натурой весьма деятельной: не прошло и двух дней, как комнаты начали сиять чистотой и приобретать жилой вид. Несомненно, требовалось еще купить новую мебель, обить стены и сделать много другого, но жить в этом доме было можно. К тому же Алексей давно не чувствовал такой легкости и никак не думал, что, вернувшись к родным пенатам, испытает столь приятные ощущения. А уж Катенька…
Для нее он был готов на все. Алексей до сих пор не верил, что она согласилась стать его женой. Он недоумевал – почему? Ведь, как ему казалось, девушка не была влюблена в него так, как он в нее. Всегда спокойная и ровная… И, когда он признавался ей в любви и просил составить его счастие (Алексей помнил все так, как если бы это произошло пять минут назад), то вовсе не надеялся на согласие. Катенька смотрела на него с тем же обычным своим спокойствием, и, когда он решил, что она откажет ему, она сказала вдруг «да».
После он говорил себе, что такое спокойствие может объясняться только ее совершенной невинностью и незнанием чувств и себя. И он был недалек от истины. Катерина совершенно не знала, что такое будет для нее брачная жизнь, и не чувствовала сильной любви, а согласилась лишь потому, что Алексей был ей приятен, потому, что он нравился всем в ее семействе. И она вдруг почувствовала, что должна сказать «да».
Девушка посчитала, что пылкая любовь, о которой она, разумеется, слышала, вовсе не должна быть единственной основой для брака. И, когда она поделилась своими мыслями с сестрицей Гликерией Матвеевной, та полностью одобрила ее рассуждения и со слезами на глазах благословила «такую разумницу», как она выразилась.
Надо сказать, Катенька вовсе не пожалела о своем согласии. Алексей был добр, как только это было возможно, и любил ее так, как могла бы пожелать для себя любая женщина.
