Текст книги "Повседневная жизнь колдунов и знахарей в России XVIII-XIX веков"

Автор книги: Наталия Будур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Именно там бабки, не стесняясь посторонних, имели возможность гораздо свободнее «править» живот родильницы. Деревенские повитухи, имея дело с увеличенной и несократившейся маткой, были уверены, что у каждой родильницы образуется грыжа, которую и надо разогнать. Для того чтобы она не пошла книзу, они терли живот по направлению вверх, захватывали зубами и тянули пупок, а иногда накидывали на живот горшок.

Весьма важно было также поставить на место «золотник» родильницы. Сделать это в бане, когда «растомеют и размягчатся косточки», было всего удобнее. Растирая с этой целью мылом живот, бабки употребляли и некоторые специальные приемы.

Заставив родильницу встать на четвереньки и опереться руками, они сильно встряхивали ее за лодыжки, а иногда читали заговор: «Как на этом месте лежит раба Божия, так бы и в рабе Божией N стоял золотник, с боку на бок не ворочался, не ломил бы он ни заднего прохода, ни переднего». Интересен приговор, употреблявшийся в этих случаях, в некоторых местах Сольвыче-годского уезда: «Сростайся, низушка, сустав в сустав, только х… место оставь».

Тяжелые и неблагополучные роды

Если роды затягивались, то повитухе приходилось показать свое искусство и прибегнуть ко всяким своим секретам. Часто эти манипуляции «баушек» были довольны странны, особенно для современного человека.

При тяжелых родах считалось полезным взять три камешка из трех различных бань, облить их водой и спрыснуть роженицу. Можно было спрыснуть ее и водой, в которой была вымочена «гажья выползина» [64]64
  Кожа ужа.


[Закрыть]

Считалось также хорошо окатить водой обручальные кольца мужа и жены и этой водой попоить роженицу. Вода, которой были окачены замки в доме, также обладала будто бы способностью отмыкать «врата и запоры родильницы».

Вода, если ее скатить с первого яйца, которое снесла курица, или с трех обыкновенных яиц, действовала и того лучше: считалось, что как легко и беспрепятственно скатывается вода с яиц, так же свободно выкатывается и младенец из утробы матери. Для этого только необходимо, когда наливается вода на яйца, приговаривать: «Как в курочке яичко не держится, так не лежал бы младенец Христов в утробе рабы Божией».

Хорошим действием, по мнению народа, обладала вода с углей, выскочивших во время топки из печи, и вода, которой были обмыты все четыре угла стола. При этом необходимо было читать заговор: «Как на этой доске вода не держится, так бы у рабы Божией младенец Господень не держался ни в костях, ни в суставах».

В некоторых местах России роженицу опрыскивали и давали ей пить воду, налитую в сапог мужа. Вода такая обладала еще большей силой, если муж предварительно обходил с сапогом вокруг избы. В некоторых деревнях считалось полезным поить роженицу водой изо рта мужа.

Так как считалось, что роды иногда замедляются оттого, что не сохранилась их тайна, то бабка шла к человеку, который «дознался» о родах, заставляла его набрать в рот воды, передать ей и, в свою очередь, изо рта в рот, передавала воду роженице.

Так же для быстрого разрешения роженицу пытались испугать, для чего неожиданно окачивали ее из ковша холодной водой.

Ее также «пугали», призывая постороннего мужчину и поручая ему, подойдя к двери дома роженицы, постучать в нее кулаком и прокричать негодующим голосом: «Что же вы, леший вас побери, так долго копаетесь?»

Для того чтобы отворились «врата у роженицы» при трудных родах, как и при нормальных, но в гораздо большей степени, производилось открывание и отмыкание всего, что затворено, заперто, завязано, застегнуто. Не только вынимались заслонки у печи, отпирались все замки в доме, открывались все ящики, сундуки и коробья, отворялись окна, ворота, но выгонялся со двора даже скот. Снимались и ослаблялись пояса у всех членов семьи, развязывались все узлы, расстегивались пуговицы, расплетались косы, снимались кольца, серьги со всех домашних, включая работников и работниц.

В некоторых исключительных случаях с роженицы снималось все, что на ней есть, даже крест, и она оставалась совершенно голой, ибо считалось, что за каждую вещь, которая находится на женщине в момент рождения ребенка, она должна особо выстрадать и помучиться.

Бабка и сама помогала роженице помучиться и пострадать. Женщину таскали по избе до полного изнеможения и потери сознания, стучали иногда ее пятками о порог, заставляли ползать вокруг стола и, крестясь, целовать его углы. Водя роженицу вокруг стола, бабка иногда давала ей в руки зажженную венчальную свечу, сама читая при этом «Святый Боже» или шепча: «Освободи, Господи, душу грешную, а другую безгрешную».

Обычный и довольно распространенный прием, применявшийся при всех затягивающихся родах, – перешагивание мужем через роженицу. Иногда от мужа требовали стать посреди избы, а жену заставляли проползти между его широко расставленных ног. Иногда же мужа укладывали на пол, а жена перешагивала через него.

Если от применения всех подобных средств «родихе» все-таки не «лучшает» и Бог ее не «прощает», в некоторых местах совершался иногда обряд, который этнографы называли «всенародным покаянием». Предварительно справившись, не согрешили ли муж и жена когда под праздник и не нарушил ли кто из них седьмую заповедь, бабка, смотря по вине того или другой, собирала в избу роженицы мужчин-соседей или женщин. Если виноват был муж, то он клал перед образом три поклона и, падая ниц, говорил всем находящимся в хате: «Мирушко, православный народушко! Простите меня, православные, за мою беззаконность». Просить прощения полагалось не только тем, кто был действительно виноват, но и безгрешным.

Все при этом хором отвечали: «Бог тебя простит, и мы тут же». При этом родиха прибавляла: «Простите меня, в чем я нагрубила». В ответ «мир» отвечал: «Бог тебя простит, и мы тут же». После этого женщины подходили к роженице «прощаться», и все расходились по домам.

Кроме того, повитухи немилосердно мяли живот, «выдавливая» ребенка, старались, насколько возможно, больше «выгнуть» спину роженицы, подкладывая под нее скатанные тряпки или помещая ее на ступе, в которой толкут семя, или кадке, так, чтобы ноги и голова роженицы свешивались. С целью исправить положение ребенка роженицу заставляли становиться на четвереньки, скакать с лавки, кувыркаться через голову и перекидываться на кровати через мужа.

Иногда несчастную женщину ставили на заслонку печи и заставляли плясать на ней. Для того чтобы «вытряхнуть» плод, приподнимали, при помощи мужа, роженицу под мышки, встряхивали и быстро опускали на пол или же заставляли мужа положить ее к себе на спину и, взяв страдалицу за бедра, ходить по избе, поминутно встряхивая.

Роженицу подвешивали также на вожжах, продетых под мышки, или клали ее на наклонно поставленную доску.

Несчастную подвешивали «к воронцу» или матице [65]65
  Основная балка, поддерживающая потолок


[Закрыть]за ноги, спускали с постели, полатей или полока, по доске, вниз головой, и встряхивали за ноги.

Подвешивание рожениц за ноги особенно рекомендовалось для переворачивания ребенка.

К числу внутренних средств при трудных родах относились спорынья, даваемая роженицам без меры, керосин и порох с водой.

После появления на свет ребенка бабки смотрели, как он себя ведет и не надо ли его «оживить».

Обмерших детей бабки опускали на несколько секунд в холодную воду и били ладонями по ягодицам, а иногда брали ребенка за ножки и опускали вниз головой, повторяя этот прием несколько раз, а затем дули в задний проход, качали ребенка над зажженным помелом, давая попадать дыму в ротик и ноздри, и вводили в нос гусиное перо.

В случае необходимости бабка жгла над ребенком бумагу и при этом приговаривала: «Жив Господь на небесах, жива душа в теле», – добавляя каждый раз к приговору имена его отца и матери.

Можно обмершего ребенка было и «откричать». Для этого бабка, качая ребенка, выкрикивала имя его отца, которое хором повторяли за ней сам отец и все присутствующие.

Крестины

В большинстве случаев крестины совершались на дому, на второй, на третий день после рождения. Одновременно в последнем случае давалось имя новорожденному и читалась очистительная молитва родильницы.

В кумовья приглашали кого-нибудь из близких родных или хороших знакомых; но когда прежде рождавшиеся дети умирали и когда желали, чтобы новорожденный был жив, то приглашались первые встречные.

В народе считали, что таинство крещения не всегда бывает действенно. Для его действенности от лиц, принимающих участие в совершении крещения, то есть не только от священника, но и от дьячка, требуется полное сознание святости и важности совершающегося таинства.

После крестин поздравляли отца и мать – с сынком или дочкой, кумовьев – с крестником или крестницей, бабку-повитуху – с новым внуком или внучкой и т. д.

Кума с кумой сажали за стол и угощали приготовленной для них закуской и чаем, а самого виновника происходящего торжества свивали и клали к родильнице на расстеленную мехом вверх шубу, что выражало пожелание богатства.

Между тем хозяин дома шел приглашать, кого сочтет нужным, из родных и знакомых «к младенцу на хлеб на соль, кашу есть», и затем устраивался крестильный обед.

Сначала подавалось холодное: в постный день – обыкновенно сельди и квас с кислой капустой, а в скоромный – студень и квас с яйцами и мясом; затем следовали блюда: в постный день – приправленные конопляным маслом щи со снетками, картофельный суп с грибами и лапша; в скоромный же – щи с каким-нибудь мясом, ушник, то есть суп из потрохов, лапша с курятиной или свининой, лапша молочная, и, наконец, каков бы состав кушаний ни был, на крестильном обеде необходимой считалась гречневая каша, перед которой в большинстве случаев подавалась каша пшенная.

В заключение обеда знахарка-повитуха клала на стол пирог, ставила в шапке горшок с кашей и на тарелке штоф с водкой и говорила:

 
Шапка малахай,
А ты, родильница,
В год еще натряхай!
 

Или:

 
Бабушка подходит,
Кашку подносит
На корысть, на радость,
На Божью милость,
На толстые одонья,
На высокие скирды.
Кашку на ложки,
Мальчику на ножки!
 

Или:

 
Гости мои любящие,
Гости мои дорогие!
К вам бабушка идет,
Вам кашку несет.
Бабушка молоденька,
Несет кашку сладеньку.
Нам не барыши получать,
А только народ приучать,
Чтобы бабушку знали,
Чаще в гости звали!
 

Бабка начинала угощать присутствующих, но те, по обычаю, первую рюмку предлагали угощающей.

«Попробуй-ка сама, бабушка! – шутят в ответ на ее угощения хозяин с гостями. – Бог знает, какую ты водку-то нам подаешь: может, она наговорная!»

Первым после бабки пил отец новорожденного. Для закуски ему она подавала в ложке пересоленную кашу, причем говорила:

«Ешь, отец-родитель, ешь, да будь пожеланней к своему сынку (или своей дочке)!»

«Как тебе сол(о)но, так и жене твоей было сол(о)но рожать!»

«Сол(о)на кашка, и сол (о)но было жене родить, а еще сол(о)ней отцу с матерью достанутся детки после».

Затем, бросая кверху оставшуюся в ложке кашу, произносила: «Дай только Бог, чтобы деткам нашим весело жилось и они так же прыгали бы».

За отцом младенца угощались кумовья.

«Выкушайте, куманьки дорогие! – говорила им бабка. – С крестницей (или крестником) вас! Как вы видели ее (или его) под крестом, так бы видеть вам ее (или его) и под венцом!»

После кумовьев пили подносимую водку и остальные, сидящие за столом. При этом каждый, не исключая и самого родителя, клал на тарелку деньги – в пользу бабки и на пирог – в пользу родильницы.

Уход за ребенком

После крестин бабка-повитуха оставалась в доме родильницы на одну-две недели. Обязанности ее в это время состояли в том, чтобы заботиться о ребенке, ежедневно обмывать и пеленать его, а также ходить за родильницей и, если последняя одинока, хлопотать вместо нее по хозяйству. Родильницу она парила в бане или печке, поила различными лекарственными травами и правила опустившийся после родов ее живот, растирая его при этом деревянным маслом.

Из лекарств, употребляемых родильницами, известны: настой водки на калгане, анис, богородская трава, ромашка и душица. Настой водки на калгане употребляли как средство, способствующее подъему живота; анис и богородскую траву пили для того, чтобы из грудей свободнее шло молоко; ромашку же и душицу – чтобы вызвать «краски» или от простуды.

Ничего кислого и соленого родильнице не давали.

Когда родильница достаточно оправится и когда бабка сочтет возможным уходить, происходило очищение всех присутствовавших и принимавших какое-нибудь участие при родах. Для этого пред иконами зажигали свечу, молились и потом водой, в которую клали хмель, яйцо и овес, умывались сами и мыли в ней младенца.

Во время умывания родильницы бабка говорила ей: «Как хмель легок да крепок, так и ты будь такая же; как яичко полное, так и ты полней; как овес бел, так и ты будь бела!»

А когда мыла ребенка, приговаривала: «Расти с брус вышины да с печь толщины!» Этот обряд известен под именем «размывания рук».

Бабка за свои хлопоты, кроме денег, собранных ею на крестильном обеде, получала еще один хлеб, фунт мыла, платок и деньгами от гривенника до рубля.

По уходе бабки все хлопоты и заботы о ребенке ложились главным образом на его мать.

Если ребенок заболевал, к нему вновь приглашали бабку-повитуху или другую знахарку, которая знала, как лечить детские болезни.

Лечение почти всех детских болезней основывалось главным образом на действии лекарственных трав и на вере в магическую силу заговоров, наговоров и разного рода действий, совершаемых при известных условиях.

Выкидыши

Но бабки-повитухи были нужны деревенским женщинам не только для принятия родов, но и для «производства» выкидышей.

Если выкидыш случался у замужней женщины, то это было для нее большим позором – а не бедой, как можно было бы подумать.

Кроме тяжелых подъемов и работы, падений и ушибов, побоев мужа, порчи, оговора, тех случаев, когда беременную ночью «домовой подавит» и т. п., выкидыши приписывались таким прегрешениям матери, как несоблюдение постов, нерадивость в молитве, неверность мужу, совокупление с ним под праздник.

По сведениям этнографов, почти всегда выкидыши, подобно совершенному бесплодию, вели к раздорам в семье. «Что это только за народ молодой пошел? – негодовал старик на выкидывающую сноху. – Глядеть на тебя – баба ты чистый кабан, а родить по-людски не можешь. Тебя, этакую лошадь, нарочно и выбрали, чтобы видна работа была от тебя да чтобы ты детей рожала хороших, здоровых, а ты что? Пихонуть тебя только». «И что это ты? – пилила в свою очередь сноху свекровь. – С чего вздумала скинуть? Работой тебя никто не загонял, и зашибаться тебе было негде. И что это такое, с чего скидывать зачала? Чудное дело!»

Самое удивительное, что даже незамужние крестьянки, вынужденные обратиться к знахарке для прерывания беременности, осуждались в народе. Их «обегали» замужеством, и гораздо более шансов выйти замуж было у девки, родившей ребенка, чем у той, о которой известно, что она «произвела» выкидыш.

К знахаркам же, которые в открытую занимались изгнанием плода, в деревне относились просто враждебно. Часто таких «бабок» считали самыми «последними» людьми, «подлыми», которых даже убить не будет греха, все равно что «из огорода вырвать дурную траву».

Тем не менее, судя по записям этнографов XIX века, плодоизгнание почти везде было распространено между деревенскими девушками, вдовами и солдатками, забеременевшими в отсутствие своих мужей, и лишь крайне редко замужними.

Для этого, по наущению «знатки», пили свое «временное», собирали вместе с мочой кровь месячных очищений с земли или со снега, мыли рубахи после месячного и воду лили в бане на полок или собирали ее в бутылку и зарывали в землю, непременно под печной столб. Считалось, что, пока бутылка в земле, как бы девка ни вешалась на шею парням, ни за что не «забрюхатеет». Если она выйдет замуж и захочет иметь детей, то надо бутылку эту вырыть и разбить: тогда пойдут и дети.

С той же целью в бане бросали в жар сорочку с первой ночи, вырезали из рубашки пятна от месячных очищений, сжигали их и пепел разводили в воде и пили.

Для производства выкидыша в очень большом ходу были различные механические приемы. Чтобы «выжить» ребенка, девки сами, или при помощи знахарки, перетягивали живот полотенцами, веревками, поперечниками от конской сбруи. Призванные «баушки» мяли и давили «нутро» беременной, клали на живот большие тяжести, ставили горшки, били по нему кулаками, скалками, вальками, а иногда даже заставляли несчастную наваливаться животом на тупой конец кола, упирая острый в землю.

Поднимание непосильных тяжестей, прыганье с высокой лестницы, сеновала, перескакивание через бочку или высокую изгородь – все это не менее часто практикующиеся приемы.

Из внутренних средств наиболее распространенными были получаемые от знахарок настои на порохе, селитре, керосине, фосфорных спичках, спорынье, сулеме, сере, киновари и даже мышьяке и «живой» ртути, а также вода с мелко истолченным стеклом.

Употребление этих средств, в особенности фосфорных спичек, нередко влекло за собою смерть.

Из других, более невинных средств в употреблении было питье отвара луковых перьев, настоя корицы в вине, толченого сургуча с водой, щелока.

Некоторые старались «застудить кровь» и ходили по снегу босиком, а другие, без успеха или с успехом, иногда гибельным для жизни беременных, прибегали к другим тайным средствам, тщательно скрываемым знахарками. На вопрос: «Что они дают?» – бабы уклончиво отвечали: «А кто их ведает? Должно быть, порох какой-нибудь».

Между повитухами-знахарками встречались и такие специалистки, которые, по мнению народа, могли сделать так, что при них у законных жен дети рождались живыми, а беременные от незаконных сожительств рожали мертвых детей.

Глава десятая
Знахарский календарь

Точно так же, как и у колдунов, в жизни знахарей, в соответствии с русским народным календарем, были свои особые дни, в которые полагалось выполнять определенные обряды.

Так, 11 января (по новому стилю), в Страшный вечер, когда особенно неистовствовала нечисть, заранее приглашенные знахарка или знахарь приносили на крестьянский двор угли из печи. Старики же из своих постелей натрясали соломы. Вся семья под руководством знахаря зажигала костер – и в огне сгорали все болезни, тоска и беды.

В ночь на Новый год, то есть 13 января, знахари собирали нечуй-траву. Именно в эту ночь, в полночь, нечистая сила разбрасывала траву по озерам и рекам. Найти траву могли только слепые, которым она словно иголками колола глаза, когда они на нее наступали. Обладая этой травой, человек был способен утихомирить ветер, избавить себя и судно от потопления, а также ловить рыбу голыми руками, без невода.

15 января старушки-знахарки справляли смывание лихоманок. Обряд и верование заключались в следующем.

В селах думали, что лихоманки выгоняются из ада морозом, ищут пристанища по теплым избам, где уже всегда есть люди виноватые. А лихоманки только и знают, что искать людей виноватых; а если уже и сыщут виноватого, то сумеют и потрясть, и познобить. Ведь на то она и лихоманка-лихорадка.

Знахарки говорили, что лихоманки бывают тощие, слепые, безрукие, уроды такие, что хуже смерти; не умеют ни войти в избу, ни отворить дверей; если голодны, то смирны и тихи до того, что как сироточки стоят, пригорюнясь, у притолоки, выжидая, не выйдет ли кто из виноватых.

Заботливые бабушки, спасая людей от лихоманок, ходили по домам смывать притолоки. Все это делалось потихоньку от мужчин. Зоркий глаз старика здесь считался опасным, а молодым не было доверия. Рано, на заре, бабушка являлась, по приглашению, во двор. С нею всегда был запас: четверговая соль, зола из семи печей, земляной уголь, выкапываемый на Иванов день из-под чернобыльника. Старшая женщина в доме встречала бабушку у ворот с хлебом-солью, с низким поклоном, с ласковым словом «добро пожаловать». Не входя в избу, бабушка начинала обмывать своим снадобьем притолку, а после вытирала чистым полотенцем. Подарки и угощения оканчивали обряд смывания. После сего уже на целый год оставались крестьяне спокойными, не боялись лихоманок. Если же случалась с кем-нибудь беда, то полагали, что она была напущена в чужом доме, по ненависти злых людей.

Вновь приходили к избам лихорадки-лихоманки 4 апреля. Могли они и в колодец с грязной водой просочиться. В этот день лучшей защитой от лихорадок были печная зола да уголья. Надо было взять из печи горячие угли и золу, положить их в платок или полотняную тряпицу и приложить к больному месту. Испугается жара лихоманка – и вон из дома бросится.

16 же января, в день Оберега коровы, когда, как верили крестьяне, голодные ведьмы, возвращаясь с гулянья, задаивают коров, знахари могли образумить каженника. Ни в какой другой день более сделать это было невозможно.

«Каженник – такой же человек, как и все мы, грешные, – говорили в народе, – он и видит и слышит, как и все добрые люди. Все это издали только. Подойдите поближе, и тотчас будет видно всякому, что каженник не то делает, что видит, и не то говорит, что слышит. Задумает ли он что делать, все выходит наоборот. Смотришь: начинает делать по-умному, а к концу уж верно сведет дельцо, хоть брось. Попробуйте заговорить с каженником, то, что твой грамотный: так слова рекой и льются. Зато уж и не гневайтесь после, что в его речи нет ни смыслу, ни толку. Ведь за то и зовут его каженником. Одного только не знают: отчего кажен-нику не мил белый свет? отчего он не дорожит своею жизнью? Жить или не жить – ему все равно. Нет ни тоски, ни кручины, а горюет обо всем. Живет между родными; есть, как и у добрых людей, жена и дети; водится всякое добро больше другого, – а для каженника хоть ничего не будь. Тужит обо всем горемычной сиротой».

Знахари же открыли тайну, как навести каженника на добрый путь, как научить его уму-разуму. Призванные исцелять каженника, они надевали белую рубашку навыворот, сажали его семь зорь подле вереи, под ветер, поили травяной росой, окачивали водой из наговорного студенца.

Этнографы, видевшие каженников, говорили, что это люди, одержимые меланхолией.

21 января, в день Василия Зимнего, знахарь мог вылечить страдающего от застарелой лихорадки человека. Для этого больному нужно было дать выпить отвара из травы «петров крест», который также называли «лихо-манником», и сказать соответствующий заговор.

14 февраля, в день Трифона Мышегона, и только в этот день, знахари могли заговорить губителей скирд и стогов – мышей.

Заклятие не только могло сгубить мышей, но и совсем «изжить» их из селения.

Призванный знахарь вынимал из средины скирда по снопу, со всех четырех сторон, из стогов брал по клоку сена. Все это относилось в печь и зажигалось раскаленной кочергой. Зола, оставшаяся от сожжения соломы и сена, всыпалась в те места, откуда были вынуты снопы и сено. Знахарь все время читал заговоры и громко произносил заклятия. Вот одно из них:

«Как железо на воде тонет, так и вам, гадам, сгинуть в преисподнюю, в смолу кипучую, в ад кромешный. Не жить вам на белом свете, не видать вам травы муравой, не топтать вам росы медяной, не есть вам белоярой пшеницы, не таскать вам золотого ячменя, не грызть вам полнотелой ржи, не таскать вам пахучего сена. Заклинаю вас, мышей, моим крепким словом на веки веков. Слово мое ничем же не порушится».

Знахаря сопровождали хозяин с хозяйкой с хлебом-солью и чистым полотенцем. После возвращения с гумна знахаря угощали и отдаривали.

17 марта, в день, который именовали Герасим Грачевник, или Кикиморы, по мнению русского народа, прилетали грачи [66]66
  Интересно, что грачи летят с той же скоростью, с какой продвигается фронт весны – около 50 километров в сутки.
  Опьггные люди замечают, что если грачи прилетят прямо на гнездо, то весна будет дружная. Если грачи прилетели и сразу взялись за ремонт своих гнезд, то уже через пару дней наступит тепло. А вот если умные птицы на гнездо садятся лишь на непродолжительное время и снова взлетают, то холода продержатся еще несколько дней.
  Крестьяне считали, что если грачи сели на гнезда, то через неделю можно уже будет выходить на сев.
  В этот день, в знак радости видеть этих пернатых гостей, хлебосольный русский люд печет грачей из теста и говорит, что Герасим к нему грачей нагнал.
  Грач – работяга-трудоголик», а потому рожденных в его день считали наделенными заботами о своем хозяйстве.


[Закрыть]

Грачи, как считалось, могли выгнать из дома и со двора нечистую силу. Поэтому в этот день с помощью заговора знахарь выживал кикимору. Мириться с ней крестьяне не хотели, потому что она все время пакостила в доме: то стучала вьюшкой в печи, то спутывала пряжу, то кидалась картошкой или луковицей из погреба, то била глиняные горшки.

Чтобы изгнать кикимору, приглашали, как мы уже сказали выше, знахаря. С самого раннего утра уходили домочадцы из дома, и в опустевшем жилище поселялся знахарь. Он осматривал все углы, обметал печь и читал заговоры. Вот один из таких заговоров на выживание кикиморы:

«Ах, ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, а не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной смолой зальют. Будьте, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине, на рыбе на ките; и никому эту кит-рыбу не добыть, и замок не отпереть, кроме меня (имярек). А кто эту кит-рыбу добудет и замок мой отопрет, да будет яко древо, палимое молниею».

Убежав на Герасима от заговора и грачей, кикимора возвращалась в дом лишь после отлета этих птиц на зиму в теплые края и начинала пакостить с новой силой. Тут уж никакой знахарь помочь не мог – приходилось крестьянам ждать весны – нового 17 марта.

7 июня, на Ивана Медвяные (Медяные) росы, появлялись худые, вредные росы, иначе называемые медвяными, – сладкие выделения тлей и червей, питающихся соками растений.

«Медовая роса ржавами ведает, сладко стелется да больно выедает». Заболеет ли скотина, крестьяне говорили: «Верно, напали на медяную росу». Заблекнут ли на сухом дереве листья, считали, что завелась медяная роса. Заболеет ли ребенок, думали, что он бегал по медяной росе. От медяной росы избавить мог только хороший знахарь.

Медовая (сладкая) роса – к падежу скота.

С падежом скота на Руси умели бороться. Напомним эти способы.

В мор знахарь «вытирал» из дерева огонь и раздавал его на всю деревню. Если через костры, зажженные от такого огня, прогнать скотину, мор остановится.

Если в полночь украсть заставку с водяной мельницы и зарыть в воротах своего дома, то падеж скота не дойдет до него.

От падежа павшую скотину надо закопать под воротами вверх ногами.

14 сентября, в день Семена Летопроводца, начиналось бабье лето. Под Семен день тушили огонь, кроме тепла лампадного. Едва только начинала заниматься утренняя заря, вздували новый огонь, но не сами хозяева, а знахарки и знахари, которых специально приглашали для этого в избу.

В старину новый огонь добывали из сухого дерева. «Знатки» садились посреди двора и терли сухое дерево об дерево. Молодая невестка или девица зажигали спицею новый огонь. Этим огнем топили печи в избах и банях, на «засидках» зажигали свечи и лучину.

А еще хоронили в этот день мух и тараканов. Мух и тараканов считали причиной неурядиц и безденежья в семье. Из репы, свеклы, брюквы или моркови знахари вырезали маленькие гробики, клали в них пойманных в избе мух и тараканов и закапывали в землю как можно дальше от избы. Считалось, что от такого погребения все мухи и тараканы в доме погибают.