Текст книги "Служебный брак (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 24

Лиля уснула среди дня. Села в кресло – просто почувствовала резкую слабость, – устроила голову на мягком подлокотнике и неожиданно провалилась в царство Морфея. Скорее всего, сказалось напряжение от произошедших с ней событий, начиная от сомнительного разговора с собственным начальством, напугавшим несчастную Котёночкину аж до икоты, последующего сомнительного предложения вступить в брак за семь миллионов триста восемьдесят семь тысяч, до свадебной церемонии и всего, что произошло потом. Нервная система бедняжки попросту была не готова к таким нагрузкам, а особенно к хроническому недосыпу, который обеспечивал ей муж. Не то чтобы она жаловалась… Вовсе не жаловалась, только уснула.

Сквозь сон она услышала шаги в номере и даже успела испугаться, а потом вспомнить, что у дверей номера стоят два охранника, у лифта ещё парочка, да и в целом, где-то рядом обязательно должен находиться Аарон… Эрнестович, а значит, ей абсолютно точно нечего опасаться. Да и Пипа, дремавшая рядом с тёплым бедром разомлевшей Котёночкиной, не залаяла, а значит, точно кто-то свой.

Потом этот «кто-то свой» легко поднял Лилю на руки, куда-то понёс, уложил на кровать и укрыл одеялом, не удосужившись снять платье. Лиля, было, забеспокоилась – испортить тряпочку ценой в несколько зарплат ей совсем не хотелось. Конечно, в договоре был пункт о том, что все вещи, приобретённые для личного пользования Лилии Михайловны Котёночкиной, в браке Абалденной, являются личной собственностью Лилии Михайловны и возврату законному супругу не подлежат. Но всё равно не получалось чувствовать себя раскованно.

Да и не были они удобными, если уж совсем честно. Но Вадику с «девочками» она постеснялась это сказать, а уж Аарону… Эрнестовичу тем более. Неизвестно, как бы он отреагировал, а «девочки» работали на славу, хоть им и досталась нервная клиентка в лице Котёночкиной. А если бы он лишил их оплаты? Нечестно лишать средств к существованию людей, которые искренне пытались помочь, только потому, что не умеешь носить слишком вычурные наряды.

Может, стоило тихонечко экспроприировать одну из футболок мужа. Они не выглядели слишком пафосно, да и тактильные ощущения весьма приятные. Впрочем, велика вероятность, что дело вовсе не в футболках, а в самом Аароне.

Лиля повозилась на шелковистой простыне, источающей тонкий запах свежескошенной травы, перевернулась на бок, обняла подушку и благодарно улыбнулась в ответ на подоткнутое одеяло.

– Ты сам всё видишь, – раздался шёпот Аарона. – Не может быть и речи о присутствии Лилии.

– Ты серьёзно рискуешь, – это уже был голос Григория Георгиевича. Лиля не на шутку смутилась, даже во сне, а потому завернулась в одеяло покрепче, как в кокон. Точно куколка, даже немного жаль, что из бедняжки Котёночкиной вряд ли получится бабочка.

– Пусть так, – отозвался Аарон и сел на край кровати, что это был именно он, Лиля почувствовала сразу. Как? Наверное, как любой служащий чувствует близкое присутствие начальства. Правда, по логике вещей, Лилии Михайловне Котёночкиной следовало бы напрячься, как минимум, и испугаться, как максимум, а она только счастливо улыбнулась и зарылась носом в подушку.

– Папочка! – дверь в спальню громыхнула, хотя обычно не могла поспорить силой звучания с Людмилой Зыкиной в сопровождении симфонического оркестра.

– Тс-с-с-с, – прошипел Аарон.

– Юная леди, – ещё тише прошипел возмущённый отец. – Во-первых, не принято врываться без стука, тем более в личные комнаты, а во-вторых, что ты тут делаешь? – продолжал устрашающе шипеть Григорий Георгиевич. Чисто наг, Лиля даже испугалась самую малость, но потом вспомнила, что рядом муж, и бояться передумала.

– Валентина Владимировна меня привела, – кажется, даже шёпотом Клава могла переговорить кого и что угодно, в том числе грохот двери, не уступавшей Зыкиной с симфоническим оркестром.

– Клавдия! – цыкнул Аарон, Лиля даже наморщила лоб. Надо же, её муж умеет раздражаться на девочку. До этого момента она полагала, что этой участи удостаивалась только героическая Пипа, да и то, когда по старой привычке справляла нужду ему под ноги.

Тут же матрас покачнулся – Аарон встал, и, под возмущённое шипение Клавдии, люди, окружающие ложе, на котором спала Абалденная Лилия Михайловна, покинули помещение.

О каком присутствии говорил Аарон… Эрнестович, и чем он рискует, девушка решила узнать позже, если, конечно, наберётся храбрости. Что ни говори, а порой Аарон пугал Лилю.

– Хорошо, что мой папочка мёртв как мужчина! – услышала Лилия Михайловна, когда отошла от дневного сна, посетила ванную, даже переоделась к ужину, быстренько посовещавшись с Вадиком. Тот указал на маленькое коктейльное платье и ткнул пальцем с кровавым маникюром в туфли с неудобной колодкой и на таких каблуках, что попади Котёночкина в средневековье, выторговала бы приличные деньги у инквизиторов, настолько изощрённой была пытка – ходить в этой «обуви».

– Кхе! – раздалось громогласное от Григория Георгиевича.

Лиля замерла у двери, не решаясь открыть. Разговор, судя по всему, приобретал интимный характер, а Лиля всегда была девушкой тактичной и воспитанной, во всяком случае, так о ней отзывались учителя в школе и педагоги в институте.

– Крайне неприлично… – прозвучал немного озадаченный, тем не менее, спокойный голос Аарона Эрнестовича Абалденного. Сейчас это был именно он, а не Аарон.

– Так ведь это правда, папочка, скажи ему! – потребовал голосок Клавдии. – Аарончик только и делает, что ро-ман-ти-зи-ру-ет отношения босса и секретарши. Он даже телефон свой дал, вчера, когда ещё обезьянку забирали. Кстати, папочка, я на тебя обижена, я тоже хочу обезьянку. Почему всё достаётся зелёным, а мне ничего, ты ущемляешь права ребёнка и обезьян! Я буду жаловаться на тебя в Гринпис, человек, папочка, млекопитающее, а значит – животное, и я имею право нажаловаться, а обезьянка была такая хорошенькая и хотела жить со мной!

– На прошлой неделе с тобой хотел жить пингвин из океанариума! – рыкнул Григорий Георгиевич, Лиля интуитивно согнула ноги в коленях, Пипа залезла под подушку и оттуда храбро рычала, а вот Клавдия не испугалась:

– Да, я пользуюсь популярностью, папочка, в отличие от тебя, и я этому очень рада, очень-очень. Хорошо, что ты мёртв как мужчина, не представляешь никакошенького интереса для женщин! А то бы тоже сейчас ро-ман-ти-зи-ро-вал отношения босса и секретарши или продавщицы, или уборщицы, или… – Клава на секунду замолчала, чтобы победно выдать: – Гувернантки! Представляешь, Аарончик, вот мне повезло, что у папочки есть я!

– Поясни, пожалуйста, – раздался хрипловатый, но по-прежнему спокойный голос Аарона Эрнестовича, а это всё ещё был он. Где – то рядом слышались хрипы и сиплый кашель. Кажется, у Григория Георгиевича начинался астматический или эпилептический приступ. Во всяком случае, так звучало, и Лиля внутренне приготовилась оказывать первую помощь и звонить 911 или 112, или ещё куда-нибудь.

– У папочки есть я! – воскликнула довольная Клава. – Всем же понятно, что мужчина с ребёнком – не мужчина, он не представляет никакого интереса для окружающих его женщин. Какая, по-твоему, может быть любовь, если у мужчины уже была любовь и даже ребёночек, это я, – уточнила Клава, – имеется. Ясно, он будет любить этого ребёночка, меня ведь невозможно не любить, Аарончик, папочка меня очень-очень любит, почти так же, как я его люблю! Он будет любить ребёночка, а значит, не сможет отдать всё своё сердце женщине! Всё-всё-всё сердце, без остатка! Ну, и ещё, конечно, имущество, квартиру, машину, ещё одну квартиру, и другую, в Италии, а ещё в Майами домик… Папочка ведь не захочет всё у меня отнять и отдать женщине, а если она родит другого малыша, я не была бы против, папочка, если бы ты родил мне братика или сестричку, только придётся тебе самому рожать, ведь, как мужчина ты мёртв, а как мама очень даже хороший, хоть и папа, конечно, то этому малышу тоже не достанется всё. А нужна вся любовь! Вся! Вся! Без остатка! И недвижимость, конечно, семейные драгоценности, жезл власти, корона, трон, и всё сердце целиком, без остатка, вместе с империей, иначе никакой любви не считается.

– Юная леди! – кажется Григорий Георгиевич самоизлечился. Надо же, каким чудодейственным свойством обладают слова Клавдии, произнесённые со скоростью тысяча в минуту, почти как автомат Калашникова или Тина Канделаки.

– Аарончик, дашь мне телефончик, я вчера не дочитала…

– Нет! – в один голос отрезали Аарон Эрнестович и Григорий Георгиевич.

– Но я могу заказать фисташковое мороженое, – тут же послышался миролюбивый голос Аарона, а Лиля решила больше не отсиживаться в спальне. Стало неловко подслушивать столь личную беседу, и пока не началась новая, не менее интимная, она поспешила выйти.

– Выспалась? – Аарон встал навстречу жене, Григорий Георгиевич тоже привстал и приветственно кивнул.

– Да, спасибо, – Лиля кинула взгляд на часы, было время ужина.

Какой же паразитический образ жизни вела Абалденная Лилия Михайловна. Поели – можно и поспать. Поспали – можно и поесть. Стало стыдно, на всякий случай и за излишне, по мнению Лили, откровенное платье. При мысли о том, какое под платьем бельё, хотелось и вовсе провалиться сквозь пол. А ещё, в этом можно признаться, немного смущаясь, хотелось увидеть реакцию Аарона на это самое бельё… Красные уши выдали мысли Лилии Котёночкиной, ныне Абалденной, что называется, с потрохами.

В ответ она была удостоена красноречивым взглядом молодого мужа, покашливанием Григория Георгиевича и восторженным визгом Клавдии: «Ка-а-ак ро-о-о-ома-а-а-а-а-нти-и-и-ично!».

После задумчивого взгляда Аарона на ноги жены, ужинать решили в номере, были приглашены начальник службы безопасности и Клавдия. Естественно, Аарон посоветовался с Лилией, когда это стало для неё естественным, девушка не задумывалась. Стол ломился от яств, сервировка больше не пугала Котёночкину, хотя некоторые трудности она по – прежнему испытывала. Из неловких ситуаций, с виртуозностью умелого фокусника, выручал муж.

И Клавдия, которая не очень-то уважала весь подходящий случаю столовый этикет и с усердием выковыривала из ракушки мидию с помощью чайной ложки, а то и пальцем – всё это под бурчание Григория: «Юная леди! Вспомни всё, чему тебя учили!», на что девочка без запинки и выражения, как отлично вызубренное стихотворение Мандельштама, отчитывалась о пройденном материале, не забывая сдирать пальцем с ракушки тельце мидии.

– Ругаться на женщин, папочка, бесчеловечно! Ты, папочка, выступаешь в роли гендерного узурпатора! Женщина – венец творения, ты должен считаться с моими правами, папочка, тем более, по гендеру у меня их больше, так и знай, папочка!

– По чему? – Громко кашлянул Григорий Георгиевич.

– Гендеру!

– Что это? – Аарон наклонил голову и с интересом посмотрел на Клавдию. Вряд ли он не знал, что означает слово «гендер», точно так же, вряд ли Клавдия могла понимать глубину познаний Аарона Эрнестовича.

– Гендер всё решает в вашем патриархальном мире, папочка! Подчинённое положение женщины – характерная черта недолгой истории капиталистического общества; и ключевой момент здесь – процесс классовой атомизации! – выпалила Клавдия на одном дыхании. – Характеристика философии феминизма представляет обоснованный вывод о том, что метафора пола выполняет роль культурно – формирующего фактора. То есть, гендерная асимметрия является одним из основных факторов формирования традиционной культуры, – добила она хватающегося за сердца отца и победно оглядела окружающих.

– О, – заметил Аарон… кажется, всё-таки, Эрнестович.

– Валентина Владимировна, – прошипел Григорий в трубку, водя по кругу выпученными, как у золотой рыбки, глазами. – Будьте любезны подняться в президентский люкс. Вас встретят! Живо! – гаркнул он.

Лиля подпрыгнула на месте. Аарон успокаивающе погладил девушку по бедру. Клавдия подпёрла руками бока и, кажется, была готова защищать идеи феминизма – если конечно в её пламенной речи говорилось о нём, – до последней капли отцовской крови. За кем будет победа, у окружающих, включая Григория и чайку, с любопытством заглядывающую в номер, сомнений не было.

Через двенадцать минут сорок семь секунд охранник Володя распахнул двустворчатые двери и пропустил в помещение новую гувернантку Клавдии. Где-то на заднем плане играл похоронный марш и рыдали плакальщицы…

Девушка встала напротив Григория Георгиевича, вздёрнула подбородок и, прищурившись, вернула ему его же гневный взгляд. Это было очень смело и по-феминистичному, насколько могла судить Лилия, конечно же. Её хоть и воспитывали сначала мама с бабушкой, потом бабушка с Марией Ивановной, Лиля не отказалась бы от какого-нибудь мужского участия в своей судьбе. Например, передвинуть рояль было практически нереально, а за ним копилась пыль…

Приглядевшись, Лиля отметила, что Валентине Владимировне больше двадцати пяти лет, хоть на первый взгляд этого не скажешь. Уж слишком отвлекала внимание копна огненно-рыжих волос, собранных в полураспущенную косу, перекинутую через плечо. Ноздри курносого носа нервно подёргивались, три яркие веснушки танцевали в унисон с носом, а ладони сжались в небольшие, но решительные кулаки… кулачки, скорее.

– Хочу с вами поговорить, Валентина Владимировна, о социологической и психологической теории, изучающей процессы социо-психологического конструирования социальной реальности в человеческой активности, – ледяным тоном проговорил Григорий Георгиевич. – Прошу! – добавил он, показывая на дверь, ведущую в лаундж-зону, отделённую от обеденной, где был накрыт ужин, плотными дверями.

– Если дашь ей телефон, оторву голову, – без всякого почтения произнёс Григорий Аарону Эрнестовичу, показывая рукой на дочь. – Всё оторву. Всем.

Начальство молча согласилось и проводило невозмутимым взглядом огнедышащего безопасника в сопровождении рыжей Валентины Владимировны, для разговора о… процессах социо-психологического конструирования социальной реальности в человеческой активности… Если Лилия Михайловна верно запомнила. Рояль ещё этот с пылью! Чтоб ему провалиться!

Через несколько бесконечно тянущихся секунд, пронизывающих звенящую, тревожную тишину номера, из лаундж-зоны громыхнул Destiny's Child «Survivor», раздался ужасающий, заставляющий стыть кровь грохот и звон бьющегося стекла, удивительно тонко попадающий в унисон вступлению музыкальной композиции.

Клавдия, раскрыв рот, уставилась на двери лаундж-зоны. Лиля покосилась на мужа, тот продолжал беспечно жевать речную форель, приготовленную на гриле, отправляя в рот маленький кусочек за маленьким, один за одним, тщательно пережёвывая, запивая белым вином, Поль Жабуле Эне, Эрмитаж «Шевалье де Стеримберг» Блан.

В дверь с обратной стороны что-то прилетело, глухо шлёпнулось – как тяжёлая подушка или лёгкий человек, примерно как Валентина Владимировна. Из динамиков Destiny's Child вовсю доносился припев «Survivor», а шлепок по обратной стороне двери повторился. Ещё раз. И ещё. Destiny's Child «Survivor» надрывался всё громче и отчётливее, Клавдия не отводила распахнутых глаз от закрытых дверей, Лиля испытывала желание сбежать, просто так, на всякий случай, Пипа истерично повизгивала, а глава и владелец транснациональной корпорации «TNK AA Group Capital Investing» продолжал есть форель. Речную. На гриле. Рояль ещё этот, с пылью!

Через четыре минуты девять секунд трек закончился, Аарон отложил вилку в сторону, Клавдия так и не отвела взгляда от двери, а Лиля махом влила в себя Поль Жабуле Эне, Эрмитаж «Шевалье де Стеримберг», чёртов, Блан.

– Юная леди, – Аарон учтиво улыбнулся, глядя на Клавдию. – Я слышал, в этом чудном месте есть колесо обозрения, не желаете ли составить нам компанию?

– Желаю! – тут же отвлеклась от созерцания дверных полотен девочка. – А мороженое купишь? Аарончик, а ты дашь мне телефончик? – кажется, всё произошедшее тут же забылось неугомонной рыжей девочкой, ведь впереди маячил аттракцион, возможность выторговать у Аарончика вожделенный телефончик и фисташковое мороженое!

Аарон обнял обалдевшую Котёночкину, всё ещё с опаской и в смущении косящуюся на двери в лаундж – зону, и удивительно чистым, глубоким баритоном, пряча улыбку, пропел:

 
Но ты помнишь, как давно по весне
Мы на чёртовом крутились колесе,
Колесе, колесе…*
*Песня «Чертово колесо».
Автор музыки: А.Бабаджанян; Автор текста: Е.Евтушенко.
 

Глава 25

Аарон… Эрнестович был вынужден прервать свадебное путешествие из-за неотложных дел в Соединённых Штатах Америки, во всяком случае, именно такую версию он озвучил жене буквально на следующее утро после продолжительной прогулки и катания на колесе обозрения в сопровождении Клавдии.

В этот раз обошлось без ангажированных артистов цирка и толпы репортёров. Присутствовали несколько охранников, неотступно следовавших за четой молодожёнов и Клавой, а также два фотографа. Правда, порой Лиле казалось, что их не два, а многим больше, но она списывала ощущение на нервозность от событий последних дней. Что ни говори, а происходящее здорово путало бедняжку и бесконечно смущало.

До странного предложения Аарона Эрнестовича в жизни Лилии Котёночкиной всё было размеренно и понятно. Она ходила на работу, которой очень дорожила и которую даже искренне любила, особенно ту её часть, где, по негласному соглашению сторон, она должна быть незаметной. Исправно посещала институт, учась на скучную, но перспективную специальность «Менеджмент. Управление человеческими ресурсами». По мере сил заботилась об Измаиле Иннокентьевиче. Иногда ходила в кино, была записана в библиотеку, но читала не только бумажные издания классиков литературы, но и электронные книги, в том числе и любовные романы про современных Золушек, впрочем, не слишком-то доверяя книгам. Это всего лишь сказка, воплощение мечтаний, гипербола. Мало кто на самом деле хотел бы изменить свою жизнь настолько кардинально, как приходилось это делать героиням любовных книжек. Во всяком случае, Лиля Котёночкина не хотела…

Но всё получилось так, как получилось, а в итоге настолько сильно запуталось, что бедняжке хотелось плакать от страха неизвестности. Столько вопросов оставалось без ответов.

Сможет ли она продолжить работать в приёмной главы и владельца транснациональной компании «TNK AA Group Capital Investing»? Или это будет считаться неэтичным?

Где теперь жить? В своей комнате, квартире, которую Лиля планировала приобрести сразу после свадьбы – деньги Аарон Эрнестович перевёл на счёт Лилии сразу после свадьбы, правда, из-за стремительно меняющихся декораций и событий, она не сразу это обнаружила, – или в имении?

Аарон сказал, что пробудет в США не меньше месяца – проблемы, связанные с делами корпорации и покойным дедушкой, по которому, судя по всему, он сильно скорбел. Поскольку правый глаз мужа сильно дёргался, когда он говорил об усопшем.

Они не успели ничего обсудить… Да что там, Лиля всё ещё путалась, когда общалась с Аароном – собственным, страшно сказать, мужем. А когда с Аароном Эрнестовичем – начальником, очень-очень большим Боссом, с заглавной буквы «Б», главой и владельцем аж целой транснациональной корпорации и многочисленных компаний, предприятий, движимого и недвижимого имущества и даже небольшого острова в Карибском море.

Для нужд Лилии Абалденной был предоставлен личный самолёт, выдана банковская карта, оформленная на её имя, до конца месяца оплачен огромный номер, в котором ещё вчера молодожёны ужинали в компании Григория Георгиевича и Клавы. А также у дверей стояло два охранника, они сопровождали девушку везде, куда бы та ни направилась, возвышаясь стеной за спиной. Одним словом, у бедняжки были все причины грустить и чувствовать себя, как говорится, не в своей тарелке.

Вдруг двойная дверь распахнулась. От неожиданности Лиля икнула, а Пипа, дремавшая у неё на коленях, зарычала. В проёме появился не кто иной, как Августа Абалденная, собственной лучезарной персоной. Хищно улыбаясь, она размахивала руками с огромными острыми ногтями цвета «мокрый асфальт» с блёстками.

– Дорогая моя, – взвизгнула Августа, направившись прямо к обалдевшей Лиле, непристойно вихляя задом. Впрочем, удивительно уже то, что женщина в принципе перемещалась самостоятельно, в такой-то обуви. Пипа ощетинилась, Лиля замерла, в ужасе следя за свекровью.

– Дорогая! – продолжила Августа. – Душенька наша, – чья «наша», родственница уточнять не стала. Лиля же, внимательно осмотрев помещение, никого кроме Августы и, конечно, себя с Пипой не обнаружила. – Золотце! – вот тут стало по-настоящему страшно.

А любая женщина испугается, когда на неё прёт свекровь с перекошенным лицом, несмотря на излишки ботокса и филлеров, изображающая ногтями бензопилу «Дружба», и угрожающе шипит: «Золотце» и «Душенька». Пипа выразила полнейшую солидарность с перепуганной насмерть Лилей Абалденной, как по мановению волшебной палочки, ставшей снова Котёночкиной. Собачка забилась под диванную подушку и оттуда отважно, как ей казалось, повизгивала. К тому же, подозрительно запахло… Видимо, Пипа не сдержалась и написала на диван. На самом деле, у Лилии не получалось обвинять Пипу, она сама была в шаге от того, чтобы забиться под подушку и… тоже… да, как ни стыдно признавать.

– Мой драгоценный мальчик сказал, что улетел, не взяв любезную жену с собой, а ведь вы вступили в брак по самой настоящей, искренней и истинной любви! – не теряя времени на вступления, заявила свекровь, взмахнув угрожающе растопыренными пальцами перед лицом несчастной, перепуганной насмерть Котёночкиной.

– Да, – кивнула Лиля, собравшись с духом. По поводу любви, вот этой – искренней и истинной, – она имела все основания сомневаться, но Аарон улетел, именно это девушка и подтвердила коротким и нервным: «Да».

– И ты не полетела с ним? – Августа уставилась на Лилю, нахмурив брови. Во всяком случае, если бы брови двигались, так бы она и выглядела. Нахмуренной.

– Нет, – коротко отчиталась в очевидном бедняжка.

– Но почему?! – взвизгнула свекровь и капризно подпрыгнула на месте, что окончательно ввергло Лилию Котёночкину в ступор. Скачущая, как кенгуру свекровь, по совместительству – самая богатая женщина по всем возможным и невозможным рейтингам, испугает кого угодно. А Котёночкина и в лучшие свои времена не была девушкой храброй и находчивой.

– Ты должна немедленно лететь к моему драгоценному сыночку, моей кровиночке!

– Но… – попыталась возразить Лиля.

Вообще-то, когда Аарон улетал, он определённо дал понять, что ей не следует сопровождать его. Он так и сказал: «Вероятно, я об этом пожалею, но, Зайка, тебе лучше остаться». Честно и однозначно, без разночтений: «Лучше остаться».

– Никаких «Но»! – проорала Августа. – У вас такая искренняя, такая истинная любовь! Брак, заключённый на небесах, для любования всеми красками и радостями жизни! Сама судьба привела тебя к Аарону! Ты не можешь в трудную для супруга годину оставить его на растерзание беспощадного рока, бросить на съедение безжалостных волков! Этих хищников в овечьей шкуре, покусившихся на самое дорогое, что есть у меня! Что есть у тебя! Нашего дорогого Аарона Абалденного!

– Он в опасности? – ноги у Котёночкиной окончательно подкосились, она схватилась за сердце и шлёпнулась на диван рядом с Пипой, невольно потревожив собачку.

Не зря, не зря он выглядел таким потерянным, таким несчастным, когда уезжал! А Лиля, Котёночкина Лиля, как самая настоящая эгоистка, думала только о себе, переживала о своей жизни, мелочно рассуждала сама с собой о покупке квартиры и даже прикидывала, не взять ли ей небольшой кредит на потребительские нужды, чтобы купить обстановку в квартиру. И это в то время, когда Аарон сражался с безжалостными волками в овечьей шкуре! Эгоистка! А ещё называется жена… Самозванка! Слепая и глухая к чужому горю себялюбка – корила себя несчастная, пристыженная Котёночкина, в браке Абалденная.

Ох, как стыдно стало ей, несчастной, как нестерпимо горько!

– В страшной, страшной опасности! Его растерзают, разгрызут, разорвут на части! – продолжала наступать Августа, живо описывая все страдания, которые претерпевает сейчас и будет терпеть в будущем Аарон, и всё из-за малодушия и трусости Лили.

Она должна, просто обязана спасти своего мужа, ведь их связывает брак по самой настоящей искренней, истинной любви, а какие краски и радости жизни они наблюдают!

Августа подхватила перепуганную Пипу за шкирку, от чего на маленькой и полулысой головке затряслись уши и окончательно выпучились, почти вывалились чёрные бусины глаз. Всё ещё лысый хвост дёрнулся, и по руке лучезарной свекрови потекла жёлтая струйка. Женщина была настолько убита горем, подавлена происходящим с её сыном, что не придала никакого значения неприятности. До какого же отчаяния может дойти мать, понимая, сколь ужасная участь уготована сыну.

– Золотце, ты должна сейчас же лететь и спасти свою любовь от посягательств злых, завистливых и жестоких людей, доказав всему миру вашу искреннюю и истинную любовь.

Не очень-то Лиля понимала происходящее, но выразила полную готовность лететь и спасать. Ногти свекрови, приставленные к горлу Пипы, послужили дополнительным стимулом и ускорением для Котёночкиной. Она бы всё равно полетела и сделала всё, чтобы спасти своего Аарона и даже Аарона Эрнестовича – большого Босса.

Не совсем понятно, чем и как Лилия в состоянии помочь. Инструкция, выданная Августой, звучала поистине бредово, но и всё происходящее в последнее время не отличалось логичностью или хотя бы правдоподобием. Совсем необязательно было брать в заложники несчастную собаку, но, видимо, у Августы был свой метод ведения переговоров, а Лиля оказалась слишком растеряна и подавлена виной и собственным ничтожеством, чтобы спорить.

– А мы посидим здесь и подождём тебя, – сообщила свекровь, почёсывая тщедушную шею перепуганной Пипы.

Только сидя в самолёте, Лиля сообразила, что летит не куда-нибудь, а в Соединённые Штаты Америки, и у неё, оказывается, есть виза и загранпаспорт. Надо же…