Текст книги "Будь счастлива, Алина"
Автор книги: Наталия Антонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Наталия Антонова
Будь счастлива, Алина
Глава 1
Отзвенел последний звонок – и ЕГЭ остался позади.
Алина Эдуардовна Солнцева хоть и родилась, как говорят, с золотой ложкой во рту (папа крупный бизнесмен, мама прима городского оперного театра), окончила школу с золотой медалью только благодаря своим способностям и стараниям. После чего поступление в любой вуз было у нее в кармане. Учиться на отлично девочку никто не заставлял. Она сама хотела во всем быть первой. Поначалу делала это неосознанно, а потом без чьей-либо подсказки решила, что должна поддерживать престиж своей семьи на высоком уровне.
При этом за достижения в школе родители хвалили её не особо часто. Вовсе не потому, что не любили своего ребенка и не гордились успехами. Нет, просто отец денно и нощно пропадал на работе, да и мама тоже, утром у неё репетиции, вечером спектакли. Почти на целое лето она уезжала на гастроли.
Поначалу мама брала маленькую Алину с собой. Девочке всё было интересно, но. когда становилось скучно, она норовила ускользнуть из-за кулис и побродить по театру. Однажды территории очередного театра ей стало мало и она. никем не замеченная, вышла на улицу. Неизвестный город, незнакомые люди, поток впечатлений сразу же увлёк девочку. Она успела побывать на большой площади, в уютном парке, на футбольном поле, пока не оказалась в узком переулке, с обеих сторон стиснутом домами частной постройки. По переулку суетливо бегали куры, важно прохаживались индюки со своим семейством, щипали траву козы, привязанные к колышкам, была даже пара коров. Одна из них степенно жевала сношенную и сваленную в кучу траву возле забора, а другая по-царски возлежала на газоне, которого не коснулась коса домовладельца. Уцелевшая трава падали казалась зеленым шелковым ковром. Погружение в пасторальную красоту сельской жизни Алине нравилось. До той самой поры, пока где-то неподалёку не распахнулась калитка и из нее не вышло к переулок стадо гусей. Если поначалу птицы вели тебя прилично, то, завидев незнакомую девочку, растопырили крылья и буквально шквалом налетели на неё. Алина, завизжав от испуга, забылась на первый попавшийся забор, сама не ожидала от себя такой прыти. Залезая на забор, она не заметила, как ободрали руки и ноги. Теперь взирала на неистовствовавших гусей с безопасной высоты и раздумывала: заплакать ей или позвать на помощь. Она не успела сделать ни того, ни другого, гусиный гвалт привлек внимание живших по соседству людей. Открылись сразу две калитки, из одной высунулся взлохмаченный дед с граблями в руках, из другой появилась опрятная старушка с вилами.
– Ой! – сказала Алина, и глаза её округлились от удивления и страха.
– Девочка! – сердито крикнул старик. – Зачем ты дразнишь гусей?
– Я не дразнила, – выдавила из себя Алина.
– В наше время девочки по заборам не лазили, проговорила старушка и укоризненно покачала головой.
– Я не нарочно! – закричала Алина и наконец-то заплакала. – Снимите меня отсюда, пожалуйста, – попросила она жалобно, размазывая слёзы по щекам.
Старуха прислонила вилы к забору, взяла хворостину и замахнулась на гусей. Те сразу перестали гоготать, как по команде собрались в стадо и чинно зашагали по дороге к месту своего назначения, то есть к пруду.
Дед в свою очередь, расставшись с граблями, снял Алину с забора, поглядел на ее кровоточащие ссадины и прикрикнул на старуху:
– Дуня! Ты чего растопырилась?
– Сам ты растопырился, – сердито ответила старуха.
– Не спорь, со мной! – топнул ногой дед. – Неси зеленку! Не видишь, девочка кровью истекает?
– Господи, – всполошилась старуха и мгновенно скрылась за калиткой, вернулась она так быстро, что можно было подумать, будто внутри неё запрятана батарейка. В руках держала какой-то пузырек, коробок спичек и кусок ваты. Вот, Никитич, – сказала она, – давай мазать девочку.
Старик достал из спичечного коробка спичку, намотал на нее кусочек ваты, обмакнул в пузырёк и, что-то бормоча себе под нос, принялся обрабатывать царапины и ссадины. Алина была настолько растеряна и напугана, что позволила чуть ли не с ног до головы измазать себя щиплющей зеленой жидкостью.
Когда терпеть уже не было мочи, она захныкала:
– Я к маме хочу.
– А где твоя мама? – деловито спросил старик.
Разве ты не подкидыш, встряла старуха.
– Цыц! – отмахнулся от неё дед.
– Сам цыц! – не осталась в долгу старуха.
Алина посмотрела иа деда и сказала:
– Моя мама в театре.
– Что она там делает? – озадачился старик.
Вот старый пень, захихикала старуха. не знает, чего люди в театре делают! Кино смотрят!
В театре не кино, а спектакли, – деловито поправил дед. – Чего же мама за тобой не усмотрела? – уточнил он.
– Мама на сцене была, – шмыгнула носом Алина и призналась: – Мне стало скучно, и я ушла.
– Чего же твоей маме на сцене понадобилось? – удивился он.
– Она арию пела.
– Арию? – переспросил дед и вместе со старухой уставился на Алину. – Какую ещё арию?
– Моя мама певица! Она в опере пост!
– Не вря.
– Я не вру! Где мой телефон?
– Какой телефон? – старик посмотрел на девочку озабоченно. – Может, надо скорую вызвать? – обернулся он к старухе.
– Подожди, старый! – отмахнулась она и спросила Алину: – А где был твой телефон?
– В кармашке, – девочка показала на оторванный кармашек. – Но теперь его нет.
– Знамо дело, нет, – сказала старуха и велела старику: – Пошарь-ка в траве у забора. Там он должон быть.
Старик присел на корточки и стал разгребать траву.
– Что-то нет, – пробормотал он.
– Ищи лучше!
– Может, гуси унесли? – предположил дед.
– Мели, Емеля! Зачем гусям телефон? – всплеснула руками старуха.
– Может, ради озорства взяли, – пробормотал он, сам не веря своим словам.
Наконец телефон всё-таки нашелся. Он закатился в ямку, заросшую травой.
– Дедушка, нажмите, пожалуйста, на контакт «Мама», – попросила Алина.
Дед повертел телефон в руках и протянул девочке:
– Сама нажимай. А то ещё сломаю чего-нибудь, – произнёс он в оправдание.
– Дай сюда! – воскликнула старуха, не успели дед с Алиной и слова сказать, выхватила телефон из рук старика и через минуту уже кричала в трубку: – Вы кто?
– Хозяйка телефона, – ответил ей встревоженный голос Вероники Павловны, матери Алины.
– Это та самая растеряха, которая за дитём своим не углядела? – напустилась старуха на перепуганную женщину.
– Я, – быстро сообразила Вероника Солнцева. И взмолилась: – Если вы знаете, где моя дочь, скажите, пожалуйста. Мы с мужем заплатим любые деньги.
– Какие ещё деньги, – рассердилась старуха, – мы детьми не торгуем, ни своими, ни чужими. Едь сюда!
– Куда? – закричала потерявшая терпение Вероника Павловна.
– Дай сюда трубку, – старик отнял телефон у старухи и продиктовал адрес.
– Кажется, там целая банда, – прошептала близкая к обмороку Вероника Павловна.
– Так, может, спецназ вызвать? – неуверенно спросил поддерживающий приму под руку помощник режиссёра.
– Не надо спецназ, – ответила, взяв себя в руки, Солнцева. – Возьму машину и поеду.
– Вместе поедем, – вставил тенор Ключевский, исполнявший главную мужскую роль.
Так втроём они и приехали на названную стариком улицу, вернее, переулок частного сектора, умудрившийся сохраниться почти в центре.
Городок был небольшой, и маме Алины со спутниками долго ехать не пришлось.
Увидев свою дочь, оперная прима пришла в ужас, вернее, она даже с первого взгляда не узнала в зелёном человечке, наряженном в лохмотья, свою девочку.
– Где мой ребёнок? – закричала она в ужасе.
И лишь когда тенор толкнул её под руку, Вероника Павловна уставилась на Алину и, всплеснув руками, воскликнула:
– Что сделали с тобой эти ужасные люди?
– Мы сделали? – искренне удивился старик.
– Мамочка, они ничего не делали, – заступилась за стариков Алина.
– Почему ты зелёная?
– Так от зелёнки, – заметил старик.
– Зачем вы её измазали? – изумилась прима.
– Мы её лечили, – выступила вперёд старуха, – она же у вас ободранная вся была!
– Ободранная, – бессильно прошептала Солнцева.
– Конечно, – оживился старик, – она же гусей гоняла! А потом дёру от них дала.
– Это не я их гоняла, а они меня, – поправила Алина.
– Ты упала? – спросила мать.
– Нет, я на забор залезла.
– Зачем?
– Мамочка! Так от гусей же!
– Где эти гадкие гуси? – Вероника Павловна приняла воинственную позу. – Я им сейчас всем немедленно шеи сверну!
– Эй, гражданочка, – погрозил ей мозолистым пальцем дед, – вы не очень-то расходитесь. Гуси – частная собственность.
Слова «частная собственность», не так давно пополнившие его словарный запас, дед произнёс с особой важностью.
– Если они напали на мою дочь, то, будь они хоть тысячу раз чьей-то частной собственностью, им несдобровать! – грозно парировала прима.
– А не надо было ей сюда приходить! – закричала старуха.
– Вы хотите сказать, что Алина пришла сюда сама? – не поверила Вероника Павловна.
– Не гуси же её сюда на крыльях принесли, – усмехнулся старик.
– Кто вас знает, – приняла воинственную позу Солнцева, – может, вы её похитили.
– Очень нам нужно чужого ребёнка похищать – у самих таких чумазых навалом, – отмахнулась старуха.
– Моя Алина чумазая? – задохнулась от негодования женщина.
– Вероника Павловна, – помощник режиссёра подхватил её под руку, а тенор взял на руки ребёнка, – нам нужно поскорее уехать отсюда.
– Мамочка, не волнуйся, – сказала девочка, – я сама сюда пришла.
– Зачем?
– Просто я заблудилась, – вздохнула Алина.
Вероника Павловна схватилась сначала за голову, потом за сердце и наконец позволила усадить себя в машину.
– Девочку нужно показать доктору, – сказал тенор, – у меня у самого трое детей, знаю, что говорю.
– Может, её сначала отмыть и переодеть? – неуверенно спросил помощник режиссёра.
– К доктору! – решительно заявил тенор.
– Вероника Павловна, – воззвал к Солнцевой помощник режиссёра, – вы мать, что делать будем?
Солнцева покосилась на тенора – у того и впрямь было трое детей, в коллективе он слыл чадолюбивым и заботливым отцом.
– Сделаем так, как он говорит, – вздохнула она.
У молоденькой сестрички, когда увидела Алину, глаза сделались как блюдца.
– Что с ребёнком? – воскликнула она.
– Гусей гоняла, – ответил помощник режиссёра.
– А они её, – добавил тенор.
Алина настолько устала, что не стала поправлять взрослых дяденек, которые несли, по мнению ребёнка, околесицу. Мать тоже промолчала.
Медсестра сразу же вычислила, кто тут родитель, и набросилась на Веронику Павловну.
– Это вы так своего ребёнка изуродовали?
– Что вы! – замахала прима на неё обеими руками.
– Это дед с бабой, – поспешил прийти на выручку помощник режиссёра. Но, кажется, только усугубил положение, потому что медсестра, сердито глядя на Веронику Павловну, процедила:
– Народят детей, а потом старикам подбрасывают, как кукушки.
Солнцева от обиды губу чуть ли не до крови закусила, но возражать медработнику не стала.
Зато тенор набросился на медсестру:
– Мы приехали, чтобы вы осмотрели и подлечили ребёнка, а не лекции ваши неумные слушать.
Отношения, кажется, были испорчены бесповоротно, но тут пришёл фельдшер, оформил ребёнка и увёл в отделение.
– Когда я получу свою дочь обратно? – закричала ему вслед Вероника Павловна. Но дверь уже бесшумно закрылась.
– Вы знаете размер одежды своего ребёнка? – не без ехидства уточнила медсестра.
– Знаю, – машинально ответила прима.
– Так идите и купите, чтобы переодеть ребёнка по возвращении, – и, не удержавшись, добавила: – Хотя, будь моя воля, я бы таким нерадивым мамашам вообще детей не возвращала.
Вероника Павловна крутанулась на сто восемьдесят градусов, гордо подняв голову, зашагала к двери.
– Вот ведь свиристелка, – тихо обозвал медсестру помощник режиссёра, когда они с тенором вслед за примой шли к выходу.
Отмытую Алину, с обработанными по всем правилам ранками, переодетую в чистую одежду, вернули матери ближе к вечеру.
Вероника Павловна, присев рядом с дочерью на корточки, тихо спросила:
– Тебе очень больно, доченька?
Алине было не очень больно, но, чтобы не расстраивать мать, она сказала:
– Мамочка, нисколечко мне не больно.
– Ты меня не обманываешь? – не поверила женщина, догадавшись, что ребёнок щадит её чувства.
Девочка помотала головой.
– Пообещай, что ты больше не будешь убегать, – жалобно попросила мать.
– Обещаю, – заверила Алина.
– Девочка моя, – растроганно произнесла Вероника Павловна и прижала голову к груди дочери, а та ласково погладила её, прошептав:
– Мамочка, всё будет хорошо.
В общем-то, история непреднамеренного, скорее случайного, побега из театра во время спектакля закончилась вполне благополучно.
Однако главе семейства оперная прима всё-таки рассказала о произошедшем на гастролях. Вероника Павловна благоразумно решила, что если муж узнает о путешествии дочери по провинциальному городу от чужих людей, то дело может закончиться грандиозным конфликтом. А так Эдуард Константинович устроил жене всего лишь небольшой скандальчик.
– Больше никаких гастролей, – гремел он, – никаких!
– Что ты имеешь в виду? – спросила прима и приготовилась дать мужу отпор. Уж на её личную свободу он покушаться не имеет никакого права. Она сумеет за себя постоять.
Муж не хуже примы знал, что за свою оперную карьеру, выстраиваемую годами, жена порвёт его как Тузик грелку. При этом она закроет глаза и на его статус, и на то материальное обеспечение, которое предоставляет ей и дочери, поэтому, переведя дух, он пошёл на попятную:
– Ника! Я говорил не о твоих гастролях.
– А о чьих же? – холодно поинтересовалась жена.
– Я имел в виду, что ты не будешь больше брать на гастроли Алину.
Выражение на лице жены с воинственного сменилось на задумчивое. Эдуард Константинович решил воспользоваться этим и всё же показать, кто в доме хозяин.
– Я ясно выражаюсь? – сведя брови на переносице, спросил он.
– Вполне, – безмятежно отозвалась жена и добавила со скрытой иронией: – Тогда тебе, любимый, на время моих гастролей придётся брать больничный или отгулы для ухода за ребёнком.
– У кого брать? – растерялся супруг.
– У самого себя, – довольно хмыкнула Вероника Павловна, решив, что последнее слово всё-таки осталось за ней.
– Ну, знаешь ли, – произнёс глава семейства и больше не нашёл что сказать.
В коридоре, проходя мимо дочери, Солнцев её не заметил.
Алина улыбнулась и вошла в комнату к матери.
– Мама, – сказала она, – папа погрузился в думу.
– С чего ты взяла? – усмехнулась Вероника Павловна.
– Помнишь мультик, в котором ворон, сложив на спине крылья, ходил туда-сюда?
– Помню.
– Папа сейчас точь-в-точь как тот ворон. Он чуть не сбил меня с ног, но даже не заметил. Как ты думаешь, о чём его мысли?
– О нас с тобой, конечно, – беззаботно отозвалась мать.
Глава семейства на самом деле думал, что предпринять в сложившейся ситуации. Жену сидеть дома не заставить и под дулом пистолета, и сам оставаться с дочерью не мог. Но выход должен быть. Безвыходных ситуаций не бывает. Если бы Эдуард Константинович придерживался другой точки зрения, не видать бы ему тогда капиталов как своих ушей. Так что думал он недолго.
Глава 2
Прошло более двух недель. Казалось бы, не только страсти, но и воспоминания о них улеглись.
Наступил очередной воскресный день. Стрелки настенных часов подгоняли время к обеду.
Алина, глядя на беспрерывно движущиеся стрелки, порой задумывалась, как им удаётся никогда не уставать. Ведь даже медленное движение может утомить. По себе девочка знала, что неспешная монотонная работа надоедает быстрее всего. Так почему бы стрелкам не остановиться и хотя бы немного не передохнуть. И вот её желание исполнилось. Часы стали. Алина заметила это первой и с радостным криком бросилась к матери.
– Мама! Мамочка, – кричала она на бегу, – наши часы ушли в отпуск!
– Куда они ушли? – не поняла Вероника Павловна.
– В отпуск, – ответила дочь. – Они же трудились без отдыха целый год!
– Вот именно, целый год, – проговорила мать. И пояснила: – Просто у батареек вышел срок.
– Вот как, – озадачилась Алина, – а я подумала, что они решили чуть-чуть передохнуть.
– Нет, доченька, – улыбнулась мать, – часам не нужен отдых. Они же не живые существа.
– Как не живые? – искренне возмутилась девочка. – Они же ходят и тикают, как кузнечики в траве летом у нас за городом. Кузнечики тоже не живые?
– Кузнечики живые, – ответила мать и пояснила: – Они насекомые.
– Насекомые, – повторила Алина заворожённо.
Мать тем временем поменяла батарейку в часах, и они снова как ни в чём не бывало затикали.
– Здорово, – сказала Алина и вздохнула.
– Ты чего, доченька? – спросила Вероника Павловна.
– Мамочка, мне немножко жалко, что часы не живые. Самую малость, – сделав между большим и указательным пальцами крохотное расстояние, она показала матери, насколько именно распространяется её сожаление.
Оперная прима улыбнулась и ласково погладила дочь по голове.
Обед должен был вот-вот начаться, когда вдруг в столовую вошёл глава семейства под руку с молодой и весьма симпатичной незнакомкой.
Глаза Вероники Павловны широко распахнулись. Алина приоткрыла ротик и тут же прикрыла его ладошкой. Горничная Елизавета замерла на месте, как по мановению волшебной палочки. Хорошо, что удержала поднос.
– Лиза, будь добра, поставь на стол четвёртый прибор.
Горничная, не проронив ни слова, уплыла на кухню. Надо сказать, что Лиза вообще двигалась по дому Солнцевых на манер девушек из всемирно известного ансамбля «Берёзка». Где она этому научилась, семейству было неизвестно. Хорошо, если об этом знала сама Лиза.
– Дорогой, – дрогнувшим голосом обратилась к супругу остолбеневшая поначалу прима, – что это за девушку ты привёл в наш дом?
Глава семейства хмыкнул, довольный произведённым эффектом. И обратился исключительно к дочери:
– Алиночка, это твоя Мэри Поппинс.
– Кто? – заморгала Алина.
– Разве ты забыла, детка, про книгу, которую мы с тобой читаем по вечерам?
– Нет, не забыла, – ответила девочка.
Отец на самом деле подарил ей большую толстую книгу с потрясающими картинками про чудесную няню, поступившую на работу в английскую семью Бенксов. Её действительно звали Мэри Поппинс. Но ведь на самом деле её не существовало. Алина хоть и была ребёнком, но понимала, что няню придумала писательница Памела Трэверс. Алина хорошо запомнила это имя, так как попросила маму прочитать его несколько раз, а потом некоторое время повторяла про себя. И теперь папа хочет убедить её в том, что милая девушка рядом с ним – та самая необыкновенная няня из толстой книжки. Этого быть не может, он просто разыгрывает их.
– Если она Мэри Поппинс, – насмешливо произнесла мама, – то я Карлсон, живущий на крыше.
– Не наговаривай на себя, дорогая, – ответил ей муж ласково.
– Так, значит, ты нашёл для нашей дочери няню? – проигнорировав его слова, уточнила Вероника Павловна.
– Можно сказать и так, – кивнул супруг.
– Не посоветовавшись со мной и с Алиной, – не удержалась прима от укора.
– Я подумал, что этот вопрос должен решить сам. Так что прошу вас любить и жаловать нашу прекрасную Мэри Поппинс! – произнёс он торжественно.
Позже выяснилось, что няню звали, конечно же, не Мэри, а Маша и была она никакая не Поппинс, а Попова. Мария Семёновна.
В тот день она впервые переступила порог дома Солнцевых и сразу, как говорится, попала с корабля на бал. Хозяин пригласил её отобедать вместе с ними. И у Маши не было никакой возможности отказаться, хотя она очень волновалась и смущалась. Поначалу чувствовала себя в этом доме не в своей тарелке. И её можно было понять: глава семейства – известный в городе предприниматель, его жена – популярная оперная певица. И маленькая девочка, очень симпатичная особа, которая с первой минуты её появления в гостиной не сводила с неё глаз. Какая она? Не капризная ли? Не зловредная? От страха у будущей няни замирало сердце в груди. Она же не знала тогда, что задержится в доме Солнцевых на двенадцать лет.
Маша Попова – молоденькая девушка, всего два года назад окончившая педагогический институт и успевшая поработать в школе. Когда Маша узнала, что уважаемый бизнесмен Эдуард Константинович ищет для своей четырёхлетней дочери воспитателя типа гувернантки, не раздумывая, решила сменить место работы.
Тем более, в семье Солнцевых её встретили дружелюбно. Глава семейства не пытался нагнать на неё страха, вежливо расспросил о семье, образовании и прежнем месте работы. С ним-то она побеседовала за несколько дней до своего появления в их доме.
Для примы вхождение Маши под ручку с хозяином в гостиную было полной неожиданностью. Другая бы на её месте закатила мужу скандал, а дерзкую, с её точки зрения, девчонку выгнала бы вон. Но только не Вероника Павловна. Эдуард Константинович, хорошо зная свою жену, всё рассчитал верно. Их выход был почти театральным. И прима, несмотря на растерянность и возмущение, в глубине души оценила постановку, устроенную мужем.
Она на правах хозяйки усадила девушку за стол. Маша сидела как мышка, ела мало и старалась не уронить себя в глазах семьи Солнцевых. Первой не выдержала Алина, она тихо проговорила, глядя на Машу своими ярко-голубыми глазами:
– Вы ешьте, не стесняйтесь. У нас тут всё по-простому.
Маша улыбнулась и ответила ей благодарным взглядом ореховых глаз. Про себя она решила, что со стороны будущей подопечной никакие неприятности ей не грозят. Позднее успокоилась и насчёт хозяйки дома.
Мать девочки после обеда показала Маше дом и комнату, в которой ей предстояло жить.
Вероника Павловна спросила, почему Мария Семёновна решила уйти из школы, Маша честно призналась, что один ребёнок лучше, чем тридцать три, по крайней мере для неё.
Веронику Павловну этот ответ удовлетворил. Она посмотрела все документы Маши, которые та на всякий случай принесла, и данную ей с места работы характеристику. Директриса школы, хоть и не горела желанием отпускать молодую учительницу, препятствия чинить не стала, дала характеристику хорошую.
– Спасибо, Зинаида Львовна, – прошептала растроганная до глубины души Маша.
– Не за что, – ответила та. И добавила: – Если что, возвращайся. Мы будем рады принять тебя обратно в наш коллектив.
На этот раз Маша в ответ только неопределённо кивнула. Интуиция, вероятно, подсказывала девушке, что в эти стены она больше никогда не вернётся. Так и вышло.
На следующий день Маша и Алина остались наедине. У Маши был план, чем и сколько она будет заниматься с девочкой. Но для начала, чтобы установить контакт с воспитанницей, она решила спросить, чем бы хотела заняться сама девочка.
Алина посмотрела на неё широко распахнутыми глазами, в которых Маша успела заметить и доверчивость, и детское лукавство, и предложила:
– Раз уж лапа представил мне вас как Мэри Поппинс, то, может быть, нам для начала почитать книгу про неё.
Маша увидела на столе девочки толстую красочную книгу и догадалась, что они читали её вместе с отцом, хотя, скорее всего, папа читал, а дочка слушала.
– Можно? – спросила она, указывая рукой на книгу.
– Да, конечно, – ответила Алина.
И Маша открыла её на странице, которая была заложена закладкой. Она поняла, что отец с дочерью добрались уже до второй книги.
– Алиночка, – проговорила Маша, – а ты знаешь, что писательницу на самом деле звали Хелен Линдон Гофф? Родилась она в Австралии, в городе Мэриборо. У неё были две сестрёнки. Девочки рано потеряли отца, их мама с трудом справлялась с потерей кормильца и главы семьи. Тогда-то Хелен и стала придумывать сказки для своих сестрёнок, чтобы хоть как-то их успокоить.
– И она сразу придумала Мэри Поппинс? – заинтересовавшись рассказом воспитателя, спросила Алина.
– Пет, до придумывания образа чудесной няни девочке предстояло пройти долгий путь.
– Расскажите, Мария Семёновна! – попросила Алина.
– У мамы Хелен не было средств к существованию, – проговорила Маша.
– Совсем? – перебила её Алина недоверчиво.
– Совсем, – вздохнув, ответила Маша и подумала, что ребёнку, родившемуся в обеспеченной семье, трудно представить, что кто-то может недоедать и даже голодать.
– Мария Семёновна, рассказывайте дальше! – тем временем нетерпеливо попросила Алина.
«Или, может, потребовала?» – подумала Маша. И послушно продолжила:
– Поэтому она взяла дочерей и переехала к своей матери в Новый Южный Уэльс, где у бабушки Хелен была своя сахарная плантация. Там они прожили десять лет. Заботу о внучатых племянницах взяла на себя практичная и решительная тётя Элли. Когда Хелен пришло время учиться, она устроила девочку в пансион Норманхерст – Эшвилдскую школу для девочек. Было это в далёком 1912 году.
Алина, судя по всему, в силу возраста не обратила внимания ни на название пансиона, ни на дату. Только уточнила:
– Хелен понравилось учиться?
– Я бы так не сказала, – задумчиво проговорила Маша.
– А я бы очень хотела поскорее пойти в школу, – вздохнула Алина и пожаловалась: – Но мне ждать ещё целых два года.
– Ты и не заметишь, как быстро пролетят эти два года, – попыталась утешить девочку Маша.
– Дни такие длинные, – не согласилась с ней Алина.
– Они только в детстве кажутся длинными, – улыбнулась Маша, – а чем старше становятся люди, тем короче кажутся дни.
– Вы так думаете? – недоверчиво произнесла девочка.
Маша кивнула.
– А Хелен так и не понравилось учиться? – спросила Алина, и в глазах её промелькнуло разочарование.
– Нет, почему же, – поспешила развеять её огорчение Маша, – будущей писательнице повезло с директором школы. Эта добрая женщина сумела подобрать ключик к характеру девочки, она разрешала читать то, что ей хочется. Хелен перестала грубить учителям и принялась за учёбу.
– Я никогда не буду грубить своим учителям, – заверила Алина.
– И правильно сделаешь, – одобрила её решение Маша.
– А когда же Памела придумала свою Мэри Поппинс? – проявила нетерпение девочка.
– Случилось это зимой 1933 года, когда Памела заболела плевритом и уехала долечиваться в свой дом в Сассексе.
– У неё был свой дом? – удивилась Алина.
– К тому времени уже был. Сама Памела Трэверс писала об этом доме: «Это был маленький запущенный особнячок в поместье, настолько старом, что оно упоминается в «Книге Судного дня». Так называлась земельная опись Англии 1085–1086 годов», – Маша настолько увлеклась, что совершенно упустила из виду, что рассказывает всё это ребёнку. Но Алина так вдумчиво слушала, что у неё не возникло сомнений, что девочке может быть не всё понятно.
– Писательница говорила, что вот в этом-то доме произошло чудо. – Маша процитировала слова Памелы: – «Посреди полной легенд сассекской равнины». Хотя, как утверждала Трэверс, она не нуждалась в этом, чтобы погрузиться в сказочную атмосферу, потому что была погружена в неё с раннего детства. Памела считала, что Мэри Поппинс явилась к ней, выздоравливающей после болезни, чтобы позабавить.
– Как здорово! – воскликнула Алина и захлопала в ладоши.
– Что именно? – спросила Маша.
– Ну как же! – горячо проговорила девочка. – Памела думала, что Мэри Поппинс хотела позабавить её, а на самом деле сама всех позабавила.
– Ты права, – согласилась Маша, удивляясь, что в голову девочки приходят взрослые мысли. Решившись ещё на одно откровение, Маша сказала: – Сама Памела Трэверс не считала свою «Мэри Поппинс» книгой для детей.
– Как так? – удивилась Алина.
– А вот так! – воскликнула раззадоренная собственным рассказом Маша. – Она писала подруге, что была очень рада тому, что рецензии на её книгу публиковали взрослые газеты. Памела говорила, что сама никогда не считала «Мэри Поппинс» детской книжкой. Даже не думала о юных читателях, когда писала книгу, надеялась, что ею будут зачитываться взрослые. Желание писательницы сбылось. Она ликовала, когда многие дамы писали ей, что, «когда они читали мою книгу детям, отцы тихонько подкрадывались к дверям детской, чтобы тоже послушать».
– Вот и мой папа не устоял перед Мэри Поппинс! – рассмеялась Алина.
– А ты заметила, какие красивые иллюстрации в этой книге? – Маша приподняла над столом толстую книгу и потрясла ею в воздухе.
– Конечно, заметила, – ответила Алина важно.
– Эти чудесные иллюстрации принадлежат известной художнице Мэри Шепард. Несомненно, они способствовали популярности книги.
– Да, наверное, – ответила Алина. – Сама я об этом как-то не подумала.
– Алина, знаешь что, – проговорила Маша.
– Что?
– Давай отложим чтение на послеобеденное время, а сейчас, пока стоит такая замечательная погода, пойдём и немного погуляем.
– Пойдёмте! – искренне обрадовалась Алина. Она хоть и была усидчивым ребёнком, однако в её возрасте всё-таки сложно надолго сосредотачиваться на чём-то одном.
Оказавшись в саду, они так увлеклись рассматриванием цветов и деревьев, что совершенно забыли о времени. А потом забрались на участок с песком, который трудно назвать обычной песочницей из-за его размеров, и принялись возводить из песка замок. Маша и в этом преуспела. Она во время учёбы в вузе посещала курсы по лепке из песка и за прошедшие годы полученных навыков не растеряла. Их оказалось вполне достаточно, чтобы привести Алину в восторг.
– А вы меня так научите?
– Конечно! Я ведь не столько твоя няня, сколько учительница. Значит, в мои обязанности входит научить тебя всему, что умею сама.
– Мария Семёновна! Это так здорово! – с этими словами девочка крепко обняла Машу и прижалась к ней.
У девушки сладко замерло сердце, на миг ей показалось, что Алина её собственная дочь.
– Алиночка, – тихо и ласково произнесла она.
– Мария Семёновна, – девочка подняла голову и посмотрела ей в глаза.
– Что, милая?
– Можно я буду звать вас Машей?
– Зови, – разрешила воспитательница.
Они снова обнялись и сидели на прогретом солнцем песке, пока из окна второго этажа не высунулась горничная Лиза и не позвала обедать.
Девушка и девочка разжали объятия, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Идём, – шепнула Маша, поднялась, отряхнула от песка себя и девочку.
