Текст книги "Обитель драконов"
Автор книги: Натали О'Найт
Соавторы: Норман Хьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– А я, значит…
– А ты сейчас останешься здесь. Я уйду – а ты останешься ненадолго. Чтобы проводить твою подружку, которая, сдается мне, уже устала от наших заумных разговоров. Но она слышала все, что я желал, чтобы она услышала. И на сегодня этого довольно. Доброй ночи, мой мальчик. Доброй ночи…
Послышался шум отодвигаемого кресла. Шорох шагов. Скрип затворяемой двери.
Палома сидела не шелохнувшись – даже когда затянутая в черное фигура Амальрика выросла перед ней.
– Так ты была здесь – все это время?! Она подняла на него глаза.
– Ну да. Ты же не думаешь, что я влезла в окно к концу вашего разговора.
Барон Торский коротко засмеялся.
– Зачем он это устроил?
– Я думала, ты мне скажешь об этом! – Палома в изумлении тряхнула головой. – Боги, а я-то думала, он просто усталый, выживший из ума старик…
Амальрик пожал плечами.
– Так думали многие. И жестоко раскаялись в своей ошибке.
Она не стала больше спрашивать его ни о чем, поскольку спросить хотелось только об одном – о Коршене, пять лет назад, – но почему-то она была уверена, что он не ответит.
В молчании он проводил девушку до дверей ее покоев, и лишь у самого порога внезапно произнес:
– Все это… странно. Как будто что-то ведет нас. Какая-то сторонняя сила. И я не уверен, что она желает нам добра…
С этим трудно было не согласиться. Вот уже который день Палому мучило то же ощущение, и для нее облегчением было узнать, что она не одна.
– Каждый из нас выбрал по жизни извилистую тропу – не мудрено, что на ней кружится голова. Порой я сожалею о прямых путях…
Он кивнул с пониманием и сочувствием. Но сказал лишь:
– А я – никогда.
И, не дожидаясь ответа, зашагал прочь по коридору.
* * *
Следующий день преподнес негаданный – и одновременно столь долгожданный! – подарок. В Бельверус наконец вернулся Конан.
Палома встретилась с ним у Лиланды.
Усталый, похудевший, с волчьим блеском в глазах, северянин с жадностью расправлялся с огромным куском мяса, запивая вином из лучших запасов гостеприимной хозяйки. Завидев наемницу, он пристал ей навстречу и стиснул девушку в объятиях.
– Ох, отпусти! – засмеялась она. – Ну, как ты? Я уж начала беспокоиться.
– Не спрашивай лучше, – отмахнулся он. – На обратном пути повстречал старых приятелей, встряли в одну заварушку…
Только сейчас она заметила свежий шрам у него на предплечье, вопросительно подняла брови. Но киммериец, похоже, был не расположен посвящать ее в свои дела, и она почла за благо не настаивать.
После недолгой болтовни о том, о сем, Палома наконец перешла к главному:
– Ну, выяснил ты что-нибудь в Цере?
– Еще бы, – хмыкнул варвар.
План наемницы сработал на ура. Теренций и в самом деле пользовался услугами факельщика, которому пара монет без труда развязали язык. Он отвел северянина к дому, куда ходил незадачливый парнишка накануне своей гибели, и поклялся, что больше тот ни с кем не встречался – а стало быть, там и следовало искать убийцу.
Дальше, однако, начиналось самое интересное.
Хозяином дома оказался некий Бестон, почтенный старец лет семидесяти, бывший жрец, ушедший на покой. Проживал он там один, как перст, если не считать нескольких слуг, не менее преклонного возраста.
– Как же так?! – Палома была потрясена.
– Вот и я ничего не мог понять, – согласился киммериец. – Честно скажу, мне не терпелось забраться туда и потолковать с этой развалиной по душам – но ты просила этого не делать, и я решил не портить тебе игру. И тут мне повезло.
Утомившись от бесцельной беготни по городу, северянин заглянул в таверну по соседству с домом месьора Бестона – и не преминул разговориться с тамошней служанкой. Она-то и рассказала киммерийцу о гостях старика.
– Ей это запомнилось, потому что жрец всегда держался особняком, никого не принимал, да и сам носу из лома не казал. А тут явился, вина у хозяина купить самого лучшего. Мол, для столичного гостя ничего не жалко… Причем важный такой, от гордости раздулся. Конечно, девчонкам любопытно стало. И одна этого самого гостя прекрасно разглядела.
– Столичного?
– Вот-вот. Стоит ли говорить, что явился он дня за три до нашего приезда – а уехал ровнехонько на следующий день, как Теренций отдал Митре душу…
Палома затаила дыхание.
– Твоя подружка сказала, как его звали?
– Нет. Этого они не узнали. Но описала в подробностях. Лет сорока, невысокий, почти коротышка, а голова крупная, с залысинами. Одет скромно, весь в черном, но видно, что к власти привык. Губы тонкие, улыбается все время, но взгляд острый, холодный. И самое главное – на левой руке нет мизинца. Вот так-то.
Палома молчала так долго, что под конец, не выдержав, варвар тряхнул ее за плечо.
– Эй, что с тобой.
– Все в порядке. – Она постаралась, чтобы голос ее звучал нормально. Гертран!..
Знал ли Гертран все это время, что она – это она? И как ей теперь поступить? Хватать таинственную шкатулку и уносить поскорее ноги?
Ну уж, нет, жестко сказала себе наемница. От опасности она никогда не бегала! И пока не разберется во всей этой истории – с места не сдвинется!
Однако теперь возникла новая угроза. Если советник видел ее, то видел и Конана, а это означает, что киммериец в опасности. К ней самой ему будет не так просто подступиться, а вот у северянина нет никаких высоких покровителей; с его-то возможностями Гертрану не составит труда добиться, чтобы Конана схватили, бросили в темницу, пытали, да и вообще… страшно подумать, на что он способен, если решит, что это может помочь ему добыть драгоценную Реликвию.
Вот только для Ордена ли он старался? Палома в этом сомневалась. Ведь, самое главное, он ни слова не сказал Естасиусу!
Наемницу охватило пугающее ощущение, что отпущенное им с Конаном время утекает стремительно, точно песок сквозь пальцы. Досадно, что не удастся отправиться за шкатулкой вдвоем – она-то рассчитывала на помощь киммерийца, – но ничего не поделаешь. Она справится и в одиночку. Сейчас самое главное – вывести друга из-под удара.
– Ну, и что теперь? – В голосе северянина звучала тревога, он явно почуял неладное.
Палома замешкалась с ответом. Ей очень не хотелось произносить эти слова, ибо знала, какая реакция воспоследует – и все-таки выбора не было.
– Ты должен немедленно вернуться в Коршен.
– Что-о? Скажи мне, что я ослышался! А как же ты?
– Со мной все будет в порядке.
– Но Грациан – что я должен передать ему?! Такого она не ожидала – точнее, старалась не думать об этом. Однако сейчас, чтобы он поверил и сделал то, что необходимо, придется быть резкой. Даже солгать. Притвориться. Лишь бы он поверил – и согласился уехать.
И еще… Эта мысль причинила ей боль, но – на этой струне также придется сыграть. У Конана слишком развито чувство долга. Он никогда не бросит товарища, если решит, что тому грозит опасность. Значит придется выступить совсем в иной роли – чтобы он решил, что ничем не обязан Паломе!
– С чего ты взял, что должен что-то передавать? Грациану до меня дела нет. Он мне никто – как и я ему!
– Вот как? – Он процедил это сквозь зубы; получилось зловеще, Палому невольно передернуло, но она заставила себя смотреть северянину в глаза. В конце концов, она пошла на это сознательно. Хотя боль от этого не стала меньше…
– Да. Так.
Тот несколько мгновений молчал, словно силился сказать что-то но слова не шли с языка. И наконец треснул кулаком по столешнице, едва не разломив надвое.
– Кр-ром! А я-то смотрел на тебя и думал – вот, бывают женщины, непохожие на других, такие, о которых мужчина может только мечтать. Годные не только в постели развлекаться, по и в бою прикрыть спину, и на пирушке здравицу поднять, и… А, да что говорить! Ты оказалась такой же, как все остальные!
Вот оскорблять себя она ему права не давала! Чтобы успокоиться, Палома стиснула рукоять кинжала.
– Кто – позволил – тебе – судить – меня?
– А что тут судить? – Он отмахнулся. – Ты можешь себе это объяснять как угодно, придумывать тысячи возвышенных причин, как это водится у вас, в цивилизованных краях… Но от правды никуда не денешься. Ты струсила. Тебе не нужен калека, увечный. Куда лучше найти молодого, здорового… Да, не прячь глаза, Лил мне уже нашептала, что ты тут зря времени не теряла!
Наемница скрежетнула зубами. Это надо было так все вывернуть наизнанку! Ей что – оправдываться теперь?.. Она испугалась, что в своей игре зашла слишком далеко. Но было слишком поздно что-то менять. Придется пройти этот путь до конца.
– Ты мне не нянька, и Лиланда – тем более. А с Амальриком – это совсем другое… – Неожиданно резкая боль обожгла пальцы – вместо рукояти она схватилась за лезвие ножа! Но была слишком распалена, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даже на кровь, струйкой стекающую по руке. – Конан, ты, как верный пес, готов встать на защиту своего друга. Но, скажи, ты не задумывался – почему он послал тебя со мной?
– Зубы-то не заговаривай! Охранять тебя, тысячу раз повторял…
– Нет, я не о том. Почему именно тебя, не кого-то из кровников?
– Ну?
Палома попыталась усмехнуться, но улыбка получилась скорее похожей на оскал. Не в первый раз она, благодаря остроте ума, проникала в хитросплетения замыслов Грациана – но впервые это не вызывало у нее никакой гордости.
– Он выбрал самого привлекательного. В надежде, что за время путешествия либо ты соблазнишь меня, либо я сама в тебя влюблюсь. – Она засмеялась. – Согласись, это решило бы все проблемы!
Киммериец покачал головой. И после долгого молчания вдруг заговорил бесцветным, невыразительным голосом. Совершенно о другом.
– Я никогда не рассказывал, как мы с ним познакомились? Нет? Это было почти десять лет назад, в Аренджуне. Я там промышлял воровством и однажды забрался пошарить в вещах богатого коринфийца – хозяин постоялого двора меня навел. Вытащил кое-чего из украшений… Прокутили все, как водится… А через два дня он ко мне пришел. Сам, в одиночку. Говорит, хочу познакомиться с парнем, который впервые в жизни меня перехитрил. Он-то думал, его охрану не обойти, и комнату не взломать… ну, не на того напал, я ему так сразу и заявил. – Не глядя, северянин налил себе вина и одним глотком осушил всю кружку. Налил еще – и выпил вторую. – Короче, я драки ожидал, что он потребует золото вернуть – но нет. Это надо знать Грациана. Гудели мы с ним еще добрую седмицу, все кабаки аренджунские обошли. Ох, веселые деньки были! Он на прощание только попросил показать, как же я сумел замки вскрыть… чтобы кровники запомнили наперед. Показал, что таиться…
– А дальше?
– Дальше… в прошлом году случайно встретил знакомца – он наемником в Кофе был, Жгутом звали. И он мне рассказал, что лет пять назад был в Коршене, свел знакомство с Месьором. И тот, когда узнал, что Жгут – мой приятель, просил, чтобы меня отыскал. Якобы, беда у него какая-то, беспокойство. И я мог бы помочь.
– Это еще до того, как…
– Да. Жгут меня не нашел. Может, забыл, может, не сумел. Я не знал ничего. А потом проездом был в Коринфии, оказался не у дел, дай, думаю, загляну по старой памяти к Грациану… А он уже без ног. Какой-то подлец его из арбалета ранил, вскоре после того как он Жгута за мной отправил. Так что…
– Но ты не виноват! Откуда тебе было знать? Конан пожал плечами.
– Виноват – не виноват… Не в том дело. Просто Грациан мне как брат. Я сам ему зла никогда не сделаю – и другим не позволю!
Палому это поразило. Северянин всегда казался ей натурой хоть и открытой, но грубоватой, не склонной к проявлениям чувств, однако… Кто бы еще смог поведать такую историю с тем же достоинством и простотой?
– Ты не понимаешь, – наконец произнесла она. – Это именно то, чего я хочу – не причинять ему боли. И он сам хочет того же. Поэтому и дал мне уехать. Он знал, что я не вернусь.
– Знать… и надеяться – разные вещи.
Еще немного, и она сломается. Палома сорвалась:
– Да кто ты такой, чтобы говорить от его имени?! Почему мнишь себя вправе решать за других?.. Уезжай, Конан, прошу. Я… я дам тебе письмо для Месьора. А на словах – скажи, я прогнала тебя. Можешь рассказать про Амальрика… про что хочешь. Это не имеет значения.
Северянин поднялся с места. Он смотрел теперь на нее, как на пустое место, и острая боль потери ожгла сердце наемницы – сильнее, чем порез кинжала на ладони, с которой все еще капала на пол кровь.
Что я натворила?! – билась в голове безумная мысль, – Боги, что же я натворила?!
В своей попытке защитить друга от опасности, она потеряла его – и не только его одного. Но поворачивать вспять было слишком поздно.
Тем временем, киммериец, все так же глядя сквозь нее, процедил:
– Что ж, воля твоя, женщина. – И, развернувшись на каблуках, стремительно вышел прочь.
Мгновение Паломе хотелось броситься следом, закричать, что все это ложь, что она никогда… но вместо этого она уронила голову на руки – и зарыдала. Так горько, как не плакала с десяти лет, когда умерла ее мать.
Глава V
Сосновый лес поутру, залитый розоватым солнечным светом, с его прямыми, янтарными стволами-колоннами, недостижимо высокими изумрудными кронами, раскинувшимися, точно купол, с пронзительными голосами птиц, торжествующих, оттого что вновь солнцу, их божеству и кумиру, удалось выиграть схватку со зловещей ночной тьмой, – любого путника это зрелище настроило бы на возвышенно-поэтический лад. Любого, но не Палому.
Ее взор отмечал лишь признаки увядания и распада. Там – болотце с гниющей ржавой водой; там – трухлявый пень, облепленный поганками; там – рои мошкары над трупиком белки… Большей же частью взгляд ее просто скользил, ни на чем не задерживаясь, и упирался в никуда. Она смотрела – и не видела. Внимала – и не слышала. И лаже интуиция отказала ей в этот день, ибо пусто было сердце, и терялся в пустоте его голос.
А ведь Агамо тоже пытался предупредить ее!
Колдун, разнежившийся под крылышком у Лиланды, не выказал никакого желания отправиться восвояси. Паломе потребовалось чуть не за шиворот волочь его на конюшню и бросать в седло. И то он еще всю дорогу ныл и жаловался, не переставая. Наемница под конец пути уже начала искренне сочувствовать делу охотников за магами – по крайней мере, одного из этой братии она сейчас с превеликим удовольствием поджарила на костре. Без всякого сострадания!
Когда они прибыли на место, ворча и стеная, Агамо вручил наконец девушке заветную шкатулку; та внимательно осмотрела ее, но коробочка выглядела в точности как две седмицы назад – гладкая, целехонькая и нетронутая. С видимым облегчением чернокнижник проводил гостью до порога. Впрочем, она не ушла, пока он не исполнил еще одну, последнюю просьбу.
Это обошлось ей в пять золотых монет – и немного времени. «На сдачу» Агамо выдал ей:
– Я же предупреждал: не якшайся с охотниками! Но женщины никогда не слушают, все норовят сделать по-своему. Так что не вини меня потом… Они совсем рядом!
Но Палома не обратила на эти слова ни малейшего внимания.
…И вспомнила о них лишь чуть позже, в лесу, по дороге обратно в город. В тот самый момент, когда от пронзительного, заливистого свиста жеребец ее взметнулся на дыбы – а затем внезапно рухнул, как сраженный стрелой. И сама она, вылетев из седла, почувствовала, что не в состоянии даже рукой двинуть, чтобы подняться с земли… как будто незримые липкие путы сковали все ее тело.
Двое мужчин – она не могла их видеть, только слышала шаги и тяжелое дыхание, – приблизились сзади. Подняли Палому за плечи. Третий, споро и ловко обшарив седельные сумы, подошел и ухватил девушку под колени. Совершенно незнакомое лицо. Наемник, судя по одежде.
– Давайте, пошевеливайтесь! – окликнул знакомый голос. – В охотничий домик все! А ты, Байлаг, присмотри за лошадью. Сейчас она оклемается – и сразу веди ее за нами.
Сейчас оклемается… От возбуждения Палома даже не уделила внимания говорившему. Ведь это означало, что колдовство, которым ее свалили – а это несомненно было колдовство! – очень краткого действия. И тут уж следовало не растеряться!
Она так и сделала. Едва только ощутила, как покалывают мурашками занемевшие ступни и ладони – тут же извернулась, как кошка, вырываясь из лап пленителей, попутно лягая одного в физиономию, другому полоснув по щеке когтями…
Еще миг – и она уже в боевой стойке. В руке зажат кинжал, который эти недотепы и не подумали забрать у беспомощной жертвы…
Она не тратила времени на предупреждения. Наемники еще только приходили в себя от изумления – и вот один из них уже рухнул на траву, захлебываясь кровью, чтобы уже больше никогда не подняться… чем-чем, а метательными ножами Палома всегда владела на славу.
Второй вояка кинулся на пленницу с мечом; она встретила его кинжалом – и терцией в другой руке. Это было уже посложнее – но она не сомневалась, что справится, так велика была ее ярость!
Где-то на периферии зрения мелькнула фигура остолбеневшего советника Гертрана, явно не ожидавшего такой прыти от беспомощной пленницы. Ну, ничего, с ним она еще потолкует, как только разделается с этим…
– Остановись и взгляни сюда! – прозвучал внезапно повелительный голос. – Ты слышишь меня, Палома?
Ее соперник, воспользовавшись передышкой, поспешил отскочить подальше – явно сознавая, что против этой взбешенной фурии у него нет шансов. Против воли, девушка подняла глаза… и уперлась взором в острие болта взведенного арбалета. Помешкала еще мгновение, чтобы оценить свои шансы – и со вздохом бросила наземь оружие.
– Если бы на твоем месте был мужчина, Аргивальда, я бы еще подумала. Но ты-то выстрелишь, я не сомневаюсь.
Женщина оскалилась.
– Это верно. Моя рука не дрогнет! – и, обращаясь к мужу и наемникам, повелительно бросила. – Ну, что застыли? Уведите ее, живо! Митра свидетель, ни на что без меня не способны!
…Охотничий домик оказался в двух шагах: место для засады явно было выбрано именно с расчетом на это. Здесь Палому связали и примотали веревками к столбу, поддерживавшему крышу. После чего трое оставшихся в живых вояк убрались за дверь – а с пленницей остались лишь советник и его супруга.
Гертран молча взирал на девушку. Наконец бросил отрывисто:
– Ну, и где же она?
– И не унижай нас вопросами: «что?» или «какая еще шкатулка?» – ты прекрасно знаешь, о чем идет речь, иначе не повезла бы ее к этому своему магу-недоучке! – презрительно добавила Аргивальда.
– И подумать только, – сокрушенно заметила Палома, – что все это время первоклассная колдунья была у меня под носом! А я-то думала, что ты обычная ведьма…
Губы статной женщины презрительно скривились. Она уже намеревалась ответить какой-то резкостью, но тут советник предупреждающе поднял руку.
– Помолчи, Аргивальда. Ты еще успеешь побеседовать с нашей… гостьей, после того как она отдаст нам Реликвию. Итак, я повторяю вопрос, медина. Где она?
Если бы Палома могла развести руками, она бы сделала это. Она ведь и вправду не знала! Так она и сказала Гертрану.
– Впрочем, я могла бы помочь вам в поисках, если бы поняла, о чем идет речь!
И прежде, чем муж успел остановить ее, Аргивальда прошипела:
– О короне, дурочка! Речь идет о короне, не больше и не меньше, и я говорю тебе это, чтобы ты поняла: мы шутить не расположены. Если надо, я сама буду вырывать тебе ногти, чтобы добиться ответа!
– Не сомневаюсь, тебе это доставит наслаждение!
– И еще какое!..
Палома широко раскрыла глаза.
– Но как корона может поместиться в такой махонькой коробочке?
На сей раз ответил Гертран:
– А ты не боишься? Слишком многое знание – верный путь к ранней могиле.
– А как многое знал Теренций? – ответила она вопросом на вопрос.
– Достаточно. Ведь это его отец украл Реликвию у Ордена – а потом двадцать лет прятался в коринфийских горах в надежде, что там Естасиус его не достанет. Бедняге было невдомек, что собственный отпрыск предаст его – чтобы лично вручить Кречету похищенное.
– Только ты встал у него на пути, да, Гертран?
Советник кивнул. Аргивальда самодовольно усмехнулась, блеснув белоснежными зубами.
– Потому что он разумный человек – а не выживший из ума мистик, как этот ваш Старейшина! И если от камешка может быть реальная польза – то какое старик имеет право запирать его в своих сундуках во имя какого-то призрачного «величия Немедии»?!
– Реликвия, именуемая также Глазом Кречета, это один из рубинов, укравших рукоять Солнечного Меча, – пояснил советник. – Нелепое, никому не нужное украшение, которое достают раз в сто лет для напыщенных орденских церемоний. – Он с горечью засмеялся. – И эти дряхлые развалины, растерявшие остатки мозгов, воображают, будто своими песнопениями, молитвами и жертвенными агнцами обеспечат процветание страны! Митра, какие глупцы!
– Ну, а какая же от него «реальная польза»? Продашь и на вырученные деньги вооружить войско?
Гертран покачал головой. В отличие от Аргивальды, он смотрел на наемницу без враждебности, почти дружески. Она вдруг вспомнила, как симпатичен ей казался этот человек все тс время, что она жила в его доме; и он, похоже, питал к ней те же чувства. Но он убил Теренция и чуть не прикончил их с Конаном!.. Боги, как же все запуталось! И во имя чего?!
– Послушай, – обратился к девушке советник. – Я хочу, чтобы ты поняла. Мне не доставит удовольствия твоя смерть – и я рад, что сегодня с тобой не оказалось этого твоего дружка-варвара, потому что уж его-то Аргивальда непременно уничтожила бы на месте, у нее было припасено на этот случай особое заклинание… – Палома вздохнула с облегчением! Значит, все было не напрасно, и ее ложь спасла Конана! – Но ты – дочь Ордена, ты можешь понять… У тебя есть шанс – если встанешь на нашу сторону!
Они предлагают ей это только потому, что не сумели отыскать шкатулку, догадалась Палома. Искали – и не нашли! Хотя явно следили за ней от самого Бельверуса и знают, что Агамо отдал ей Реликвию. Поэтому и пытаются торговаться…
– Так объясни! – потребовала она. – Может быть, мы сумеем договориться!
– Еще торгуется, вот мерзавка! – голос Аргивальды сочился ядом. – Послушай, дорогой, не будем терять время – дай я займусь ею, клянусь, она запоет, как птичка! – Глаза, ее алчно блестели. Но Гертран помотал головой.
– Прошу тебя, погоди. Я же говорил, что не хочу лишней крови. И потом – она же подруга Амальрика, а барон…
– Барон куда больше интересуется моим братцем, чем этой «невестой»! – засмеялась жена советника.
– Все равно. Твое колдовство оказалось бессильно отыскать шкатулку. Теперь дай шанс мне. Я уверен, Палома – разумная девушка, она поймет. – Он обернулся к пленнице. – Глаз Кречета бесполезен только в руках этих старых болванов вроде Естасиуса. Отец Теренция первым открыл его тайну, но не сумел воспользоваться… Дело в том, что Реликвия обладает силой притягивать милость богов. В любом деле, где возможно божественное вмешательство.
– Даже при игре в кости? – против воли, наемница хмыкнула. Все это время, незаметно для своих пленителей, она пыталась за спиной растянуть узел, стягивающий запястья. Еще чуть-чуть
– и она сможет добраться до той терции, что спрятана в рукаве…
– И в этом тоже, – серьезно кивнул Гертран.
– Но не только. Помнишь ли ты, какие дела в суде решают Весы Богов?
Палома на миг задумалась, затем отчеканила:
– Обвинения в убийстве для знати, наследство, вступление в должность для жрецов и… – Она осеклась, вспомнив еще один случай, очень редкий, когда верховные жрецы королевства призывали на помощь божественное правосудие.
– Именно так, – усмехнулся советник. – Когда выбирают нового правителя, если прежний не оставил наследника, или тот еще не вошел в возраст, а имеются другие претенденты, с не менее чистой кровью.
– И ты…
– Да, – с гордостью вмешалась Аргивальда. – В его жилах – кровь немедийских владык. Его отец был родным братом Гариана, и у моего мужа не меньше прав на престол, чем у этого выскочки Нимеда!
Так вот отчего Аргивальда так редко бывала при дворе – ее душила злобы при виде всей этой власти и богатства, которые ей не достались!..
Паломе с трудом удавалось сохранить серьезный вид.
– Но это не сказки? Вы же сами говорили, что Реликвия…
Гертран покачал головой.
– Отец Теренция был живым доказательством. Глаз Кречета помог ему избежать казни за убийство, когда все улики были против него. Рубин наделен силой – и я хочу получить его… теперь ты понимаешь, насколько сильно!
И как далеко ради этого способен зайти, в общем-то, порядочный человек… Паломе вспомнилось, как мейстер Естасиус упрекал Гертрана в том, что жена внушила ему опасные мысли. Старик и не подозревал, насколько он был прав!
– Ну, что? – потребовал уставший ждать советник. – Клянусь, если ты ничего не скажешь нам добром, я попрошу Аргивальду заняться тобой, как бы мне это ни претило.
Проклятье! Совсем немного онемевшие пальцы не доставали до оружия… Она ничего не могла поделать! Палома с ненавистью взглянула на советника и его жену, застывших над ней, точно стервятники, жаждущие поживы.
– Королева Рэлея была добра ко мне, – вымолвила она наконец. – А Амальрик, бедняга, так много сил потратил, чтобы понравиться Нимеду… Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, мои дорогие. Я, правда, не знаю, куда подевалась эта ваша Реликвия. Я попросила Агамо заколдовать ее и спрятать в моих вещах так, чтобы даже я не смогла найти ее раньше, чем через седмицу. Словно чувствовала недоброе, Митра свидетель! – Она засмеялась. – Надеюсь, у вас хватит припасов. Ожидание предстоит долгое!
– Ах, ты!.. – Аргивальда рванулась к пленнице, изо всех сил ударив ее по щеке. Равнодушно подняв брови, Палома плюнула ей в лицо. Женщина завизжала, осыпая наемницу проклятиями.
Это было забавно само по себе… и к тому же отвлекало властолюбивую парочку от подозрительного шума за окном, где остались сторожить трое солдат. Счастье, что у Паломы слух куда более тонкий, чем у советника!
…Наконец, когда она уже начала терять надежду – и выдержку, под сыплющимися градом ударами Аргивальды – дверь охотничьего домика распахнулась, со страшной силой ударившись о стену и едва не слетев с петель.
– Всем стоять! – раздался громовой бас.
От радости Палома ухитрилась все же отчаянным рывком вытащить из рукава проклятую терцию, полоснула по веревке, второпях оцарапав запястье… Миг – и она уже на свободе.
– Конан! – торопливо выкрикнула она своему спасителю – Женщина – колдунья, будь с ней поосторожнее!
Коротко кивнув, северянин рванул Аргивальду за локоть, и та, уже начавшая было с грозными завываниями размахивать руками, читая какое-то заклятье, бессильно повалилась на пол. Палома, не теряя времени, приставила нож к горлу советника.
…Веревки хватило на обоих пленников. А то, что варвар оставил от троих стражников, в путах не нуждалось. Пора было возвращаться в город.
Паломе стоило немалого труда уговорить Конана вновь расстаться с ней – теперь уже ненадолго. Однако кому-то ведь следовало остаться с советником и его супругой в охотничьем домике: они никак не сумели бы провезти такие «трофеи» через городские ворота.
Конан долго противился, предлагая простейший, по его мнению, выход: прирезать обоих – но Палома была неумолима.
– Убивать их ни к чему, – увещевала она приятеля. – В обмен на их жизни я сумею кое-чего добиться от Старейшины – но только если приеду к нему одна! Вся эта история – внутреннее дело Ордена Кречета. Мое вмешательство они еще простят, и я сумею получить от них то, что хочу. Но ты – чужак. За одно то, что ты видел лицо мейстера Естасиуса, в их глазах, ты будешь повинен смерти. Тебе что, нужно чтобы за тобой гонялись пять тысяч безумцев с мечами в руках?
Северянин презрительно фыркнул, показывая, как невысоко ставит силы Ордена, однако Паломе все же удалось уломать его.
– Мне ничто не угрожает, ведь Гертран изменил Ордену – а я спасла их реликвию. Так что я буду вправе с ними поторговаться…
– Думаешь, они тебе назовут имя предателя в Коршене?
– Ничего не хочу обещать – но надеюсь. Иначе ради чего бы я все это затеяла?!
* * *
И вот она вновь здесь, в таком знакомом доме, все больше напоминающем величественный склеп… Не колеблясь ни мгновения, минуя выросших на пути слуг, Палома прошла в парадный зал особняка. Там ее, разумеется, ждали.
Мейстер Естасиус, восседая в огромном кресле, слишком просторном для его ссохшегося старческого тела, казалось, не ощущал никакой неловкости и казался самодержцем, принимающим послов дружеской державы. Амальрик, переминавшийся с ноги на ногу за спинкой «трона», чувствовал себя куда более скверно. Палома сразу же определила, что он понятия не имеет о том, что должно сейчас произойти.
Помимо этих двоих в зале оказалось еще полно незнакомцев – дюжины три мужчин, в основном зрелых лет и совсем пожилых, неподвижно застывших в две шеренги по обе стороны от Старейшины. Все они были одеты в черное, не в униформе, но неуловимо похожие, точно братья… Тайная гвардия Ордена Кречета! Палома невольно замедлила шаг и лишь усилием воли заставила себя выглядеть также невозмутимо и с достоинством, как все они. Так что из присутствующих явно нервничал один только Амальрик. Почему, интересно?
Под напряженными, враждебными взглядами мужчин, чеканя шаг, она прошла через весь зал, для храбрости представляя, будто рядом с нею бок о бок идут все те, кто мог бы поддержать ее в трудную минуту. Отец. Вертаген. Гортах… Все это было до ужаса торжественно и церемонно…
И только подойдя к самому возвышению, на котором стояло кресло Естасиуса, она все же сорвалась, не удержавшись от зубоскальства.
– Мейстер, – веселым, небрежным гоном, будто к доброму знакомому, обратилась она к нему – Тут у меня случайно затерялась одна странная вещица… По-моему, вам она будет полезнее, чем мне!
Деревянная коробочка лежала на ладони уютно, точно желтый зверек… Но когда Естасиус протянул руку – шкатулку словно сама прыгнула к нему. По залу прокатился затаенный вздох. И лишь тогда старец разомкнул губы:
– Мы ждали не тебя, дитя.
Палома вмиг ощетинилась. Ей и без того было неуютно под всеми этими колючими взглядами – а тут еще, вместо благодарности…
– Что, разочарованы? Старейшина неожиданно усмехнулся.
– Я – отнюдь. А вот они, – он подбородком указал на застывших мужчин, – возможно. Они рассчитывали на добрую драку.
– Так я всегда к их услугам. – Теперь засмеялись еще несколько человек. Палома резко обернулась к ним. – Что, желаете проверить?
Но Естасиус умиротворяюще поднял руку.
– Тихо, тихо, дитя. Мы ожидали возвращения изменника Гертрана – и готовили ему достойную встречу. Никто не мог и предположить, что ты опередишь нас и сама вручишь мне священную Реликвию. Ты – достойная дочь своего отца, теперь я вижу это. И, поверь, Орден не забудет той великой услуги, что ты оказала ему. За это тебе будет оказана честь, немыслимая для непосвященных…
По знаку старца, к нему приблизился мужчина лет сорока, чисто выбритый и стриженый по-солдатски коротко. В руках его был некий длинный, завернутый в черный шелк предмет. Он откинул ткань – и благоговейный возглас вырвался из трех дюжин глоток.
