Текст книги "Обитель драконов"
Автор книги: Натали О'Найт
Соавторы: Норман Хьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Однако помимо благоговейного трепета была еще и злость. Да что злость – жгучая ярость! Амальрик, будь он тысячу раз проклят!.. Как он мог так бездумно бросить ее в самое пекло, ни о чем не предупредив, не соблаговолив даже встретить, объяснить что к чему?! Она даже не знала, чего он ждет от нее – и что ждет ее саму. Что он рассказал во дворце о ней, об их отношениях?.. Ведь ей придется говорить с придворными, отвечать па какие-то вопросы… Боги! Что же делать?!
Впрочем, бешенство всегда помогало Паломе взять себя в руки. Если она ляпнет что-то лишнее – пусть Амальрик и расхлебывает, зло усмехнулась она, приседая в низком поклоне на пороге комнаты. Цепкий взор наемницы мгновенно охватил всю картину.
Просторная светлая зала, вся в цветах, стены обитые голубым шелком, синие ковры на полу. Дамы – не меньше двух дюжин, тесным кружком сидят вокруг одной-единственной, в пышном белоснежном платье, с распущенными волосами, убранными под золотую сетку.
Рэлея.
При появлении гостьи она обернулась, и лишь когда дворецкий зычно объявил имя новоприбывшей, коротко кивнула, но тут же подала знак фрейлине, сидевшей у ног госпожи на низенькой скамеечке с пергаментным свитком в руках. И та немедленно возобновила чтение какой-то поэмы. Другая дама, чуть поодаль, принялась наигрывать па лютне, аккомпанируя чтице.
Задержавшись на мгновение в дверях, но не дождавшись ни от кого подсказки, что ей надлежит делать дальше, Палома, мысленно пожав плечами, спокойно прошла в центр зала и, заметив чуть поодаль от основной группы свободный табурет, обитый синим бархатом, осторожно уселась, расправляя платье, а затем исподтишка принялась разглядывать присутствующих.
Странно, что Аргивальды здесь нет. Госпожа советница не входит в число приближенных королевы? Или сегодняшний день – исключение?
Остальные фрейлины заметно уступали супруге месьора Гертрана и красотой и, хвала Небу, надменностью. Палома отметила несколько очень милых, живых лиц и подумала даже, что с такими девушками ей было бы приятно поболтать немного… если, конечно, они примут ее в свой круг. Ибо не следовало все же забывать, кто они – и кто она.
Не то чтобы ее скромное происхождение как-то унижало Палому, о нет! Она привыкла чувствовать себя свободно с людьми как самого низкого, так и самого высокого происхождения – благо, меч в руках – это великий уравнитель. Но сословные границы и предрассудки существовали, и забывать об этом было бы глупо!
Что касается самой Рэлеи, то, как ни странно, королева показалась наемнице простушкой, каким бы неподходящим ни было это определение. У нее были круглые, чуть навыкате, карие глаза, добрые, но какие-то пустоватые, а улыбка – одновременно рассеянная и чуть капризная. В манерах ее не было ни особой властности, ни достоинства, каких стоило бы ожидать от повелительницы могущественной державы.
Впрочем, напомнила себе Палома, королева ведь в тягости, а это состояние сильно меняет женщин…
Задумавшись, она едва не пропустила момент, когда чтение закончилось, – и вздрогнула от неожиданности, ибо Рэлея внезапно повернулась к ней.
– Как вам понравились стихи Ринальдо, Палома? Простите, что не поприветствовала вас сразу, как вы вошли, но я так люблю этого аквилонца… мне непременно хотелось дослушать!
Если бы она еще слышала хоть строчку! Наемница склонила голову.
– Ваше величество! Эти стихи прекрасны, но для меня еще большую прелесть придает им то, что я имела честь наслаждаться ими здесь, рядом с вами… – Она могла лишь надеяться, что это прозвучит достаточно «придворно».
И, похоже, не промахнулась. Заметив, как заулыбались одобрительно фрейлины, Палома поздравила себя с удачным выстрелом.
– Не сидите же там в стороне, идите сюда! – Королева указала гостье на место неподалеку от себя. – Мы все так хотели познакомиться с вами! Право, ваш нареченный был слишком суров, лишая нас общества такой красавицы!
Нареченный, ну надо же! Палома стиснула зубы, не переставая улыбаться. Убью подлеца, когда увижу!..
Она грациозно опустилась на указанное ей место.
– Амальрик не виноват, ваше величество, не судите его слишком строго. Я не так давно вернулась в столицу…
– Да, он говорил, вы были в отъезде, – вмешалась в разговор пожилая дама, сидевшая одесную от королевы. Взгляд у нее был любезным, но остро-цепким, пронзающим, и наемница мгновенно почувствовала себя неуютно, словно ее уличили в самозванстве. – Разве приличествует молодой даме разъезжать одной, без мужа?
От допроса с пристрастием Палому спасли две молоденькие, похожие, как два бутона с одного стебля, блондиночки, захихикавшие и замахавшие руками на пожилую блюстительницу нравов:
– О, госпожа Масена, как вы можете быть так суровы?! И ведь он еще не муж ей… – Они доверительно прощебетали, обращаясь к Паломе: – Ведь правда? И если вы передумаете за него выходить, скажите сразу нам! Он такая прелесть, ваш Амальрик! Мы…
– Девочки! Девочки! – Королева попыталась быть строгой, но против воли и сама залилась смехом. Чувствуя милостивое настроение Рэлеи, остальные юные особы также развеселились. На Палому градом посыпались вопросы. Где они с Амальриком познакомились? Как ей удалось окрутить такого завидного жениха? Давно ли они вместе? Будут ли жить в Бельверусе после свадьбы, или вернутся в Тору?.. Последнее предположение привело фрейлин в ужас, и Палому заставили дать торжественную клятву, что она не посмеет лишить двор столь чудного кавалера.
…Поначалу она смущалась, стараясь отвечать как можно более уклончиво и кратко, по постепенно всеобщее дружелюбие растопило панцирь настороженности, и наемница неожиданно почувствовала себя в этом девичнике свободно, почти как с Лиландой или с Рингой. Даже местные ревнительницы приличий, такие как дама Масена, видя благожелательность королевы к гостье, сменили гнев на милость.
На зов Рэлеи откликнулись слуги, принесшие кувшины с вином, фрукты и сладости. Палома, у которой с раннего утра не было во рту ни крошки, предпочла бы угощение посущественнее… однако вино было превосходным, и она отдала должное напитку, охлажденному как раз в должной мере.
Постепенно интерес к гостье иссяк, фрейлины принялись болтать между собой. Королева вполголоса обсуждала что-то с девушкой, читавшей стихи Ринальдо; лютнистка вновь стала негромко наигрывать незатейливую мелодию, и Палома уже начала гадать про себя, когда ей прилично будет откланяться… Неожиданно кто-то тронул ее за локоть:
– Так вы тоже остановились в доме советника Гертрана?
Обернувшись, она увидела, что к ней обращается молодая женщина ее лет, темноволосая, в роскошном платье цвета спелой вишни, пожалуй, слишком открытом и вызывающем для этого женского сборища.
– Да. – Мгновенно, Палома перешла от благодушной расслабленности к настороженности. От этой собеседницы исходила едва уловимая угроза.
Та растянула губы в улыбке.
– Так, стало быть, вы знаете, когда возвращается Зервальд?
Наемница покачала головой.
– Я даже не знаю, кто это такой.
– Вот как?.. – Женщина надолго 'замолчала. И неожиданно усмехнулась, весьма многозначительно: – Что же, буду рада просветить вас. Это брат милейшей Аргивальды – они очень… дружны с вашим Амальриком. На вашем месте, я бы, пожалуй, даже начала ревновать… Им было очень неплохо вместе – и я что-то не замечала, чтобы Амальрик чересчур скучал по своей невесте. Это не тревожит вас, моя дорогая?
Ого!
Когда она меньше всего была к этому готова, – такая внезапная и злая атака…
Все еще намереваясь свести разговор к пустой болтовне, Палома мирно отозвалась:
– У Амальрика много друзей.
Но красотка не унималась. Чего она добивается, интересно знать? Движет ли этой мегерой обычная зависть и злоба – или она преследует какую-то цель своими грязными намеками?
– Да, друзей, это вы верно подметили. Женщины его привлекают куда меньше!
Ах, стерва! Глядя той прямо в глаза, Палома медоточиво улыбнулась.
– Амальрика привлекает лишь одна женщина – и это я. По мне, так этого вполне достаточно!
Черноволосая, похоже, намеревалась добавить что-то еще… но, похоже, передумала. Неспешно поднялась с места и, на прощание одарив наемницу таким взглядом, от которого и молоко бы скисло, царственно удалилась.
Ошеломленная, Палома еще некоторое время смотрела ей вслед, пока негромкий мелодичный смех не вернул ее к действительности:
– Чего хотела от вас эта кобра?
Одна из девочек-бутончиков смотрела на наемницы широко раскрытыми голубыми глазами; в них не было ни тени злобы, лишь веселое любопытство. Палома с благодарностью улыбнулась в ответ:
– Сама не знаю. Кажется, хотела мне напомнить, что мир – отнюдь не столь гостеприимное место, как мне на миг показалось.
Девушка захихикала.
– О, Маргели, она такая! Не обращайте внимания, она просто злюка. К тому же, она с первого дня положила глаз па вашего жениха, а он на нее – никакого внимания. Ну, – она заговорщически подмигнула Паломе, – Теперь-то, увидев вас, мы поняли, почему!..
Столь неприкрытое восхищение поразило наемницу. Меньше всего она готова была встретить такую искреннюю доброту здесь, при дворе. Чуть смягчив выражения, она сказала об этом своей собеседнице. Та понимающе кивнула:
– Конечно, в Большом Дворце все иначе. Там интриги, вся эта грязь… Но королева старается оградить нас от этого. Сюда, в Лазурные Покои, приглашают не по благородству рождения, а по личным достоинствам, только тех, кто приятен Ее величеству. Думаю, Маргели доживает среди нас свои последние дни! А вот вас мы все были бы рады видеть чаще!
Палома развела руками.
– Это зависит не от меня.
– О, неправда! Вы понравились королеве, я это сразу заметила. И раз вы невеста Амальрика – вам всегда будут рады во дворце!
Вот это было Паломе совершенно непонятно. Похоже, ее «жениха» тут все хорошо знали и – что особенно поразительно, учитывая непростой нрав барона Торского – искренне любили! Но когда он успел завоевать сердца всех этих дам? Он всего одну луну в Бельверусе, а прежде король Нимед отнюдь не благоволил к молодому вельможе…
После нескольких очень осторожных вопросов она узнала ответ – и не могла не поразиться проницательности и расчетливому уму своего друга детства. Теперь ее не удивляло то, что рассказывал о прошлых похождениях Амальрика Марициус. Все вполне сходилось…
Барон отыскал самый короткий и верный путь к сердцу королевы – через ее сына. Заинтересовав юного наследника и его друзей с помощью нехитрой игрушки, он в считанные дни сделался в Малом Дворце самым желанным гостем.
Затем принц привел отца познакомиться со своим новым другом – нечего и сомневаться, что Амальрик сумел очаровать и короля. И теперь он стал при дворе своим человеком.
Быстрый, безошибочный способ. Блестящий замысел – и превосходно реализованный!
Однако вопрос, который задал Паломе Марициус, оставался по-прежнему без ответа. Зачем ему все это?!
Но об этом не мог сказать никто, кроме самого Амальрика.
Что же. Значит, ей придется спросить напрямую. Как-никак, он у нее в долгу после сегодняшнего…
* * *
Ждать возможности для расспросов долго не пришлось. Пожилой слуга с поклоном явился в покои королевы, чтобы сообщить госпоже Паломе, что ее ожидает жених. Рэлея отпустила гостью с видимой неохотой, взяв с нее обещание бывать во дворце почаще, и наемница ничуть не кривила душой, когда пообещала ей это.
Но когда она вышла из Лазурных Покоев на свежий воздух и торопливо зашагала вслед за слугой по извилистым дорожкам сада, она была собрана и готова к бою. И, завидев вдалеке невозмутимо ожидавшего ее Амальрика, с трудом заставила себя потерпеть до того момента, когда они наконец останутся одни.
– Ну, ты со мной не скоро расплатишься! – Таковы были ее первые слова.
Барон Торский, однако, не обратил никакого внимания на это шипение рассерженной кошки. Ласково улыбаясь, он приобнял Палому за плечи.
– Я знал, что ты отлично справишься, дорогая!
Но ее было не так легко умилостивить.
– Дорогая!.. Верно, тебе это очень дорого обойдется!
– Ну… – Он засмеялся, обнажая белоснежные зубы. – Что за меркантильность? Я, право, ожидал от тебя иного!
Палома саркастически подняла брови.
– Чего же? Что я буду руки тебе целовать за то, что ты ввел меня в столь возвышенное общество? Ах, какая честь, право!
На холеном лице барона мелькнула тень досады. Он отпустил ее плечи.
– Не надо сцен, прошу. Это совсем на тебя не похоже. Тем более, ты же не думаешь, что я намеренно подверг тебя такому испытанию. Это не в моих интересах, прежде всего. Честно говоря, я извелся за это время – что там с тобой, о чем тебя спрашивают, что ты отвечаешь…
– Не ляпну ли какой глупости… – в тон ему подсказала Палома.
– И это тоже. Хотя, конечно, если бы я не полагался на тебя, то никогда бы не рискнул таким образом. И… я очень благодарен тебе, Пал. Веришь?
Неожиданно для самой себя, Палома обнаружила, что они разговаривают совсем как когда-то раньше, лет десять назад, без всей этой враждебной настороженности, что возникла при недавней встрече. И он даже назвал ее тем, прежним именем… На сердце у нее потеплело. Она положила руку Амальрику на локоть, и они неспешно двинулись по дорожке.
– Ладно, я уже не злюсь. Если честно, я просто перепугалась до смерти. Видит Митра, это хуже, чем драться одной против троих… Но, – тут же добавила она воинственно, – все равно это не означает, что мы в расчете. Ты задолжал мне кое-какие объяснения. И, клянусь Небом, я не шевельну больше ради тебя и пальцем, пока ты не расскажешь, что замыслил и ради чего понадобился весь этот маскарад!
…Она думала, он не ответит. Амальрик молчал долго, сосредоточенно уставившись куда-то вдаль, на едва тронутые осенним увяданием деревья сада. В тишине слышно было натужное гудение жуков в траве, далекие женские голоса, смех, звонкие детские выкрики, – должно быть, фрейлины вывели на прогулку юного принца и его друзей по играм.
И когда ее спутник наконец подал голос, это было совсем не то, чего ожидала услышать Палома.
– Нас всю жизнь, с самого первого мига, готовили к служению, – таковы были первые слова Амальрика. – Служить Кречету, Митре, Короне… Из нас растили цепных псов, которые гордились бы своим ошейником. – Он горестно усмехнулся. – Посмотри на себя, Пал. Ты, женщина, посмотри на себя!.. Тебя тоже не миновала эта отрава!
Наемница сморщилась презрительно.
– О, только не заводи мне эту старую песню о доброй женушке с выводком детишек. Я сама выбрала свой путь – и не будем больше об этом!
Но Амальрик не стал спорить. Похоже, о Паломе он сейчас думал меньше всего. Лицо его стало далеким, отстраненным, словно он взирал на нечто недоступное окружающим. А когда он заговорил вновь, голос его прозвучал неожиданно глухо, искаженно, как будто каждое слово барон выдавливал из себя ценой огромных усилий.
– Отец отдал им Тору, Пал!
– Что-о? Кому отдал?
– Ордену Кречета, кому же еще. Передал им все права на владение баронством.
– Но… зачем?
Его усмешка была едко-многозначительной.
– Чтобы его возлюбленного отпрыска мысли о земном и бренном не отвлекали от Великого Служения, вот зачем. Воин не должен думать о богатстве, ему не нужно ничего, кроме меча и Великой Цели, – так он сказал в своем завещании! Прекрасные слова! Пустые и бессмысленные – как тот баронский титул, что мне остался!
– Я помню, деньги никогда тебя особенно не интересовали, – неосторожно заметила наемница. Амальрик взглянул на нее так, словно готов был ударить.
– Боги, да причем тут деньги?! Разве ты не понимаешь, как это унизительно? Он лишил меня всего, что было моим по праву – как пса морят голодом, чтобы усерднее сторожил дом. Будто у меня нет ни разума, ни воли, ни собственных желаний…
Палома растерянно взирала на своего давнего товарища, не зная, что сказать. Слов нет, старый барон Гундер был человеком со странностями. Суровый, неприступный, как скала, за всю жизнь она ни разу не видела, чтобы он улыбнулся, не слышала, чтобы сказал сыну хоть одно ласковое слово. До сих пор Палома помнила, как убивался Амальрик, тогда еще совсем мальчишка, когда отец с дядей велели ему собственноручно прикончить любимого щенка – только потому что мальчик слишком привязался к питомцу. Митра свидетель, у барона были странные методы воспитания. И эта последняя выходка оказалась вполне в его стиле… Наемница сочувственно поглядела на Амальрика.
– И что ты сделал?
Он пожал плечами, словно говоря: «А что, собственно, я мог сделать?»
– Служил. Что же еще? – Он помолчал, погрузившись в воспоминания. – Пока был жив Гариан, все было неплохо. У короля был непростой характер, но мы ладили. Я стал при нем человеком для особых поручений – точнее, при советнике Донале Оге, – и меня это устраивало. Неплохая жизнь… На службе я нашел применение своим способностям, мне казалось, я приношу пользу и Короне, и Ордену, и все было в порядке, и утрата Торы почти не тяготила меня…
Но потом Гариана сменил Нимед, и все разом кончилось, Палома не была знакома лично с Доналом Огом, о котором говорил Амальрик, но знала, что тот был давним соперником герцога Лаварона, который ныне заведовал тайной службой короля. А Лаварро был человеком Нимеда. Который, придя к власти, поспешил отдать своему верному слуге все привилегии. Донал Ог остался не у дел – а с ним и все былые фавориты Гариана; Лаварро всех их заменил своими людьми и добился, чтобы нигде при дворе никому из них не нашлось места. Большинство, включая и самого советника, отправились по своим имениям, почти как в ссылку… и лишь одному Амальрику оказалось некуда возвращаться.
– То есть, конечно, я мог по-прежнему жить в Торе. И даже добился от Ордена права принимать кое-какие решения по управлению баронством… согласовывая предварительно каждое со Старейшинами. – Глаза его стали злыми, рот искривился в гримасе ненависти. – Ты не понимаешь, что это такое, Пал – стать беспомощным чужаком на своей собственной земле. Нищим. Никому не нужным. После того, как король вышвырнул меня, словно мусор…
– Но ты все же вернулся?
– О, да. Я провел в Торе больше года. А до того мотался по белу свету, по поручениям Кречета. Желание служить, – оно в нас неистребимо, не правда ли? – Он засмеялся, почти закашлялся. – Это наша страсть. Единственная… Но я все же уехал в Тору. Хотел побыть один, поразмыслить, разобраться для себя кое в чем… Я думал, обо мне давно все позабыли… Как вдруг, совершенно неожиданно, почти две луны назад, прибыл гонец от Ордена. Ты не поверишь – сам Естасиус требовал моего возвращения в Бельверус.
– Мейстер Ес… – Палома поперхнулась. Естасиус был главой Черного Кречета. Фигурой почти мифической – его никто и никогда не видел в лицо, кроме самых высших чинов Ордена. Говорили, он живет как монах-отшельник, погруженный в мистическое созерцание, совершенно отрекшийся от земных забот… И вдруг – послание Амальрику! Пораженная, она воззрилась на своего друга детства, словно видела его в первый раз. – И чего он от тебя хотел?
– Гонец не сказал ничего конкретного. Лишь то, что Долг призывает меня в столицу. – Барон покачал головой. – А здесь меня встретил Гертран – и все изменилось.
– Что ты хочешь сказать? Гертран ведь тоже член Ордена?
– Да, но… Когда ты познакомишься с ним, увидишь сама. Он совсем не такой, как мой отец. Даже не как твой. И он на многое открыл мне глаза. То есть… – Амальрик с трудом подыскивал слова, пытаясь выразить какую-то особенно важную для него мысль. – Все то, о чем я думал, когда сидел один в Торе, часами тупо пялясь в огонь… то, что казалось мне кощунственным, почти преступным… Гертран говорил о том же самом, но очень просто и без напыщенных, высоких слов. Он говорил так, что я сумел понять: то служение, которое навязывалось нам с рождения, – это лишь уродливая форма рабства. В нем нет ни чести, ни гордости, ни истинной красоты. Служение ценно лишь когда оно – добровольный дар свободного человека. А мы были рабами в оковах!
– Не могу сказать, что до конца понимаю, о чем ты, но… – Палома задумчиво закусила губу.
– Ты прав. Отец не имел права принуждать тебя таким жестоким образом. У человека всегда должен быть выбор.
Относились ли эти слова и к ней самой? Амальрик одобрительно кивнул.
– В общем, Гертран заставил меня на многие вещи взглянуть по-иному… Понимаешь, Пал, когда король вышвырнул меня, я разом стал неинтересен и Ордену, меня использовали лишь для мелких поручений, почти как простого гонца… Это было так унизительно – я утратил веру в себя. Мне стало казаться, что я и в самом деле ничтожный человек, не оправдавший ожиданий отца, Старейших… и даже своих собственных. Я презирал себя за слабость и беспомощность! – Он яростно тряхнул головой, отгоняя призраки былого. И злость его была так велика, что Палома не осмелилась предложить ему свою жалость
– да Амальрик и не нуждался в сочувствии. – И лишь здесь, в Бельверусе, я осознал, насколько я заблуждался. То, что я стал жертвой интриг, чужой игры, которая никак не касалась меня лично, это ничего не значит. Человек – это не только сумма его обязательств перед кем бы то ни было, даже перед богами. Человек – это то, чего он сам желает и добивается.
– И чего желаешь ты?
– О… – Амальрик хищно улыбнулся. – Многого. Так сразу и не расскажешь. Всего того, чего я был лишен с рождения – а это очень немало! Но для начала я должен занять место при дворе, принадлежащее мне по праву. Причем именно мне – а не каким-то великодушным покровителям, которым вздумалось бы взять меня под свое крылышко! Ибо отныне покровители мне не нужны!
– Но… Как же Орден?
Барон Торский повел плечами.
– Орден использовал меня, я использую его. Если наши цели будут совпадать, я готов служить ему. Если же нет… Я – свободный человек, Палома, – с неожиданной силой воскликнул он.
Та покачала головой.
– Мне с трудом верится, чтобы советник Гертран мог внушить тебе все эти мысли. Человек не может так быстро, за каких-то пару седмиц, отречься от всего, что впитал с молоком матери.
Амальрик кивнул.
– Гертран лишь помог мне осознать до конца то, что мучило меня долгие годы. Причина не в нем – а во мне самом,
– Но чего же ты все-таки добиваешься?
– А разве ты не видишь сама? – Широким жестом барон обвел рукой вокруг, словно включая сюда и этот прекрасный, залитый солнцем сад, и дворец… и весь мир.
– Власть? Положение? Любовь красавиц? – Помимо воли, в ее голосе прозвучала насмешка. Но Амальрик остался серьезен.
– Почему бы и нет. Я честолюбив. И мне претит мысль окончить свои дни нищим, никому не нужным приживалой. Что в том дурного?
– Ничего. Но в том, как ты попал ко двору… Этот обман… – Она красноречиво указала на него и на себя.
Неожиданно Амальрик улыбнулся ей по-мальчишески чарующе и открыто.
– Я, кстати, забыл сказать тебе, как восхитительно ты выглядишь!
– О, нет! – Она негодующе отмахнулась. – Не пытайся лестью подкупить меня, Амальрик Торский! Я знаю все твои штучки наизусть!
– Нет, правда, Пал. Ты… словно расцвела за эти годы. Признаюсь, я был поражен.
В глубине души эти слова были ей приятны. Но она не позволила себя отвлечь.
– И все же…
Барон пожал плечами.
– Обратить па себя внимание их величеств не так-то просто. Ежедневно толпы людей пытаются достичь этого!
– Но советник…
– О, Гертран сделал для меня все, что мог. На другой же день по приезду в столицу, он привел меня во дворец к Малому Выходу, представил королю… Тот скользнул по мне взглядом, отделался парой пустых фраз. И забыл мое имя, едва отошел на десять шагов. Мне нужно было найти иной путь!
– Через наследника?
– А, так ты узнала об этом?! – Амальрик лукаво подмигнул наемнице. – Неплохо придумано, согласись?
– Великолепно – Это трудно было отрицать.
– Мне лишь неловко, что пришлось втянуть в это и тебя – но не тревожься. Через пару седмиц королева успокоится на мой счет, поймет, что я добропорядочный вельможа, который отнюдь не собирается сбивать с пути истинного ее легкомысленного супруга… Тогда моей невесте можно будет спокойно отбыть из столицы – а там видно будет. Все, чего я прошу, это чтобы ты согласилась какое-то время играть эту роль. Это не слишком много?
– Это так важно для тебя?
– Да, – с нажимом отозвался Амальрик. – Очень важно. Если королева не будет мне доверять – я никогда ничего не добьюсь при дворе. А она не выносит холостяков и каких-либо намеков на флирт или любовные истории. Все должно быть строго и благочинно…
При этих словах барон состроил такую постную гримасу, что Палома против воли засмеялась. Однако у нее были еще вопросы. Насчет Аргивальды, Гертрана – и главное…
– Но зачем все-таки Естасиус вызвал тебя в Бельверус? Ведь не затем же, чтобы ты блистал при дворе!
– Ах, это… – Амальрик помрачнел и вдруг надолго замолчал, словно сомневаясь, вправе ли он открыться Паломе до конца. Затаив дыхание, та ожидала ответа, чувствуя, что сейчас может узнать нечто действительно очень важное…
Как вдруг – незнакомый голос окликнул их с другого конца тропинки.
– А, голубки! Рэлея сказала мне, что вы где-то в саду. Амальрик! Не представишь ли меня своей очаровательной подруге?
– Советник Гертран! – Барон обернулся к спешащему навстречу человеку средних лет, в богатой одежде, коротко стриженному по последней придворной моде. – Позвольте представить вам медину Палому…
Наемница едва не взвыла от разочарования. Ну надо же было ему появиться в столь неподходящий момент!
…Ибо то выражение облегчения, что тенью скользнуло по лицу Амальрика, когда советник прервал их разговор, яснее ясного сказало Паломе, что он уже сожалеет о своей откровенности, и, стало быть, разговор их едва ли получит продолжение.
Она уже стояла на пороге какой-то тайны – но дверь захлопнулась прямо у нее перед носом! Тысяча проклятий!
С любезной улыбкой Палома присела в поклоне перед советником.
– Счастлива познакомиться с вами, месьор!
