Текст книги "Обитель драконов"
Автор книги: Натали О'Найт
Соавторы: Норман Хьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Норман Хьюз, Натали О’Найт
Обитель драконов
Глава I
Великая вещь, этот маленький гирканский лук!..
Первая стрела ушла точно в цель – вонзилась в горло сухопарому бородачу в косматой безрукавке, который как раз занес меч над караванщиком. Испуганный торговец едва успел юркнуть под повозку, как труп разбойника рухнул перед ним, сбрызнув кровью дорожную пыль. Вторая стрела сорвалась «в молоко» – проклятая кобыла не вовремя затанцевала под всадницей, и рука дрогнула. Зато третий и четвертый выстрелы сделали бы честь нумалийской школе лучников еще двое грабителей повалились в грязь, стеная и сыпля проклятиями, и опомнившиеся караванные стражи подоспели как раз вовремя, чтобы перерезать обоим глотки.
Теперь бой шел на равных: десять на десять. Мечи сшибались в россыпях синих искр, лязг стали мешался с воплями раненых и ржанием испуганных лошадей.
…А, струсил, проклятый ублюдок?! Безжалостной рукой Палома послала пятую стрелу в спину спасавшегося бегством разбойника. В гущу схватки стрелять она опасалась – могла случайно задеть кого-то из своих; однако, выбрав момент, сумела подранить еще двоих противников. Караванщики успешно довершили начатое.
Как и следовало ожидать, эпицентром боя оставалась могучая фигура ее спутника, первым поспешившего на помощь торговцам. Не для него – бой на расстоянии, луки и арбалеты… Нет, киммерийцу подавай схватку лицом к лицу, чтобы видеть глаза противника, чуять его ужас перед неминуемой гибелью, вдыхать запах свежепролитой крови, слышать, как с хрустом входит клинок в незащищенную плоть, рассекая сухожилия и ломая кости… Варвар был в своей стихии!
Теперь, когда исход сражения не вызывал сомнений, Палома наслаждалась, наблюдая за ним. В Бельверусе и Тарантии не увидишь такой манеры боя – дикой, отчаянной пляски Смерти, клокочущей и яростной, как вырвавшийся на свободу поток. Цивилизация возвела игру мечей в ранг искусства, одновременно выхолостив из нее жизнь, иссушив и оторвав от корней. Наблюдать за поединком двух вельмож было все равно что смотреть на бальный танец, весь из церемонных поклонов, разворотов и кукольных шажков. Видеть, как сражается киммериец, означало приобщиться к некоей древней, могучей Силе, припасть к самым истокам Бытия, неразрывно связанного с Разрушением…
Меч в его руках летал, точно стрижиное крыло – невидимый, лишь свистом обозначая свое смертоносное присутствие; он разил, рассекал, колол и рубил, одновременно отражая атаки троих негодяев… но даже навалившись толпой, они ничего не могли противопоставить звериной мощи, бешенству и ловкости варвара. Казалось, он забавляется поединком: зубы щерились в оскале-усмешке, с уст срывался хриплый хохот… И когда последний нападавший рухнул к ногам победителя, тот едва ли не с сожалением бросил меч в ножны, алчущим взором оглядываясь по сторонам – не осталось ли еще врагов?
Не желая оставлять за своим спутником последнее слово, наемница, изловчившись, послала стрелу в грудь разбойнику, одолевавшему молоденького светловолосого купца – надо же помочь парню! Остальные торговцы и четверо их стражей были людьми многоопытными, с оружием знакомыми не понаслышке, и сумели совладать со своими противниками самостоятельно.
На дороге осталось лежать без малого два десятка трупов – караванщики и грабители вперемешку. Дорожная грязь стала липкой и бурой от крови. Лошади, храпя, жались к обочине, увлекая за собой повозки и путая постромки. Долгое время слышалось лишь тяжелое дыхание оборонявшихся; кто-то бесконечно, не смолкая, сыпал ругательствами, монотонно, вполголоса, словно читая молитву.
Неспешным шагом, ведя в поводу двух запасных лошадей, Палома подъехала к каравану.
– Как ты?
Ее спутник пожал широченными плечами.
– Едва размяться успел… Хилый нынче разбойник пошел! Никакого удовольствия… – Он зло оскалился, озирая мертвецов, над которыми уже начали свой зудящий танец мошкара и мухи.
Пронзительно свистнув, он подозвал своего жеребца, провел ладонью по взмокшей шкуре.
– Досталось тебе, бедняга…
Действительно. Те пол-лиги, что отделяли путников от каравана, подвергшегося нападению «лесных братьев», скакун киммерийца пролетел, как птица, безжалостно понукаемый жаждущим схватки всадником, и бока его до сих пор ходили ходуном, а с мягких губ падали хлопья пены. Паломе никогда прежде не доводилось видеть такой скачки. Но, хвала богам, Конан подоспел вовремя – и принял основную тяжесть боя на себя.
Торговцы, похоже, также осознали это. Старший в пояс поклонился северянину.
– Благодарим тебя, отважный воин. Честь и слава вам обоим – отрадно видеть, что на свете еще остались люди, готовые прийти на помощь ближнему! Если бы не вы – не знаю, что и сталось бы с нами!
– Чего тут знать… – Конан хмуро покосился на трупы караванщиков, зарубленных разбойниками – именно их отчаянные крики, слышные издалека, заставили Палому и ее спутника броситься на подмогу купцам.
Старший вновь согнулся в поклоне.
– Не угодно ли благородным господам отдохнуть у огня, пока мы предадим земле наших товарищей… Почтем за честь, если вы разделите наше скромное угощение – а потом мы сможем поговорить.
Двое купцов отвели повозки и лошадей в сторону от дороги, чтобы не оставаться рядом с мертвецами, и принялись раскладывать костер. Остальные же начали оттаскивать погибших на обочину. Разбойников так и бросили там – во устрашение их собратьям, а своих людей похоронили в неглубоком овражке. Охранники каравана, заметила Палома, не погнушались обшарить и тех, и других; купцы благоразумно закрыли на это глаза.
Наконец, умывшись в ручье, все собрались у костра. Из седельных сумок были извлечены припасы, кувшины призывно забулькали вином.
Четверо охранников и пятеро купцов – от небольшого каравана уцелело чуть больше половины…
Однако таковы превратности торговых путей. Погибших помянули, воскурили в их память ветки можжевельника и окропили огонь вином и маслом, – и предали забвению. Через седмицу-другую истошно заголосит, получив дурные вести, чья-то мать или жена, заревут осиротевшие дети… но те, кто уцелели, ныне праздновали победу нам Смертью, стараясь не думать, что могли бы сейчас и сами покоиться в земле, скованные ее ледяной тяжестью. Они были живы – и это все, что имело значение!
Старший караванщик, туранец по имени Тамгай, оказался щедрым и гостеприимным хозяином, и угощение своим спасителям выставил на славу. Вино было явно из тех припасов, что он вез на продажу богачам – либо на подкуп чиновников в Бельверусе… а эти пиявки уж в винах-то разбирались неплохо! Палома смаковала каждый глоток.
На ее спутнике, впрочем, купец вполне мог бы и сэкономить, усмехнулась она про себя, наблюдая, как киммериец опрокидывает в бездонную глотку кружку за кружкой, даже не замечая, что за нектар он пьет.
– А славная была драка! – утирая рот ладонью, обратился он к наемнице. – Ты ведь меня еще ни разу в деле не видела… Как я справился, а?
Несмотря на весь свой суровый вид и воинственность, в душе он оставался мальчишкой, которому не терпелось похвалиться удачным боем. Палома насмешливо скривилась.
– Да как мясник топором – чем там любоваться?!
Он ничуть не обиделся, напротив, словно этого и ждал. Расхохотался, запрокидывая гривастую голову.
– Кто бы говорил! Трусливая девчонка, которая и близко-то подойти побоялась! Только и знала, что мазать из лука. Хотя бы раз попала, а, скажи?
Караванщики с широко раскрытыми глазами внимали этой перепалке: повидав обоих бойцов в деле, они, должно быть, опасались, как бы те, не ровен час, не набросились друг на друга. Решив попугать их еще немного, Палома потянулась за кинжалом.
– Спорим, попаду по мишени ловчее тебя!
В глазах киммерийца сверкнул – и тут же пропал – огонек. Он вспомнил, как уже имел несчастье принять подобный вызов два дня назад на постоялом дворе. Повторять не хотелось.
– То-то же. – Наемница назидательно подняла палец. – Мечом махать – это для таких безголовых варваров, как ты. Те, у кого мозги работают вперед кулаков, умеют выигрывать бой на расстоянии.
– Господа, господа, прошу вас! – всполошился туранец. – Это был славный бой, и вы оба в нем отличились. Мы все обязаны вам жизнью!.. Не угодно ли сказать, какую награду вы желаете за сей беспримерный подвиг?
Хитрый лис точно знал, как предотвратить кровопролитие! Хотя ему и невдомек было, что подобные перебранки для Конана с Паломой были просто способом провести время. Однако сработало: киммериец тут же забыл о споре.
– Награду, говоришь? Караванщик торопливо закивал.
– Сочтете ли вы сумму в сто немедийских золотых достаточной?
– Сто золотых?
– На каждого, на каждого, разумеется! Конан широко ухмыльнулся и кивнул в сторону своей спутницы:
– Ей, пожалуй, хватит и пятидесяти!
Не удержавшись, Палома прыснула в кулак. Нет, ну каков, а!.. Вслед за ней облегченно засмеялись и остальные купцы. Охранники, до сих пор насупленно молчавшие – опасаясь, должно быть, законных обвинений в трусости, ибо позорно спасовали перед «лесными братьями», – тоже присоединились ко всеобщему веселью.
Ночь завершилась пьяно и весело: Орали песни, покуда не распугали все зверье на пять лиг в окружности. Шатры для ночлега пытались возвести трижды, всей толпой, и всякий раз кто-то перетягивал веревку в свою сторону, или колышки вырывались из земли, криво вбитые нетвердой рукой… так что под конец, плюнув на все, путники улеглись под открытым небом, завернувшись в походные одеяла – благо ночь была ясная и теплая.
Уже проваливаясь в сон, Палома подумала, что забыла спросить киммерийца – обратил ли тот внимание, как странно поглядывал на них младший из купцов, светловолосый паренек лет восемнадцати, в простом черном одеянии… единственный, кто за весь вечер не проронил ни слова. Они даже не узнали, как его зовут. Взгляд у парня был странный – оценивающий и молящий одновременно, – словно ему очень хотелось попросить о чем-то новых знакомых, но он никак не мог решиться.
Ладно, сказала она себе, завтра утром все разъяснится.
Подождем до утра…
* * *
На рассвете, когда наемница открыла глаза, бодрствовал лишь единственный охранник, коринфиец, которому по жребию выпала утренняя стража.
– Поспи чуток, если хочешь, – добродушно бросила ему Палома, видя, как слипаются покрасневшие от давешних возлияний глаза парня. – Остальные, держу пари, продрыхнут до полудня – а я пока посижу, подежурю…
Тот с благодарностью кивнул, не тратя лишних слов, и завернулся в одеяло. Вскоре в стройный хор храпящих влился еще один мощный бас.
Девушка хрустко потянулась, всей кожей впитывая прохладный утренний воздух, золотисто-розовый в рассветных лучах, пробивающихся сквозь полог листвы, и влажный от росы. Та-ак… Что может быть приятнее после ночной попойки, чем окунуться в ледяной ручей и погонять себя, упражняясь до седьмого пота – ну, будет, пожалуй, на сегодня!.. Если честно, то приятнее такого времяпрепровождения может быть очень многое – хотя бы выспаться досыта… вон, как Конан дрыхнет, и ничего его не берет, медведя киммерийского. Проснется свежий, как младенчик, готовый и к подвигам, и к новым пирушкам! Но последовать его примеру для Паломы означало бы преступную снисходительность к самой себе, а этого она никак не могла позволить. Больше того, ей словно хотелось наказать себя за что-то…
За что? В чем она была виновата?
Донесшийся из-за спины шорох помешал дальнейшему самокопанию – и слава Митре! Наемница резко обернулась, вскидывая в руке нож.
– Никогда так не подкрадывайся к людям, если хочешь дожить до старости!
Паренек смущенно покраснел – даже макушка зарделась под жидкими светлыми волосами, а веснушки проступили ярко-белыми пятнышками…
– Я… прошу простить меня, медина, я не хотел вас напугать…
– Ты меня не напугал. – Про себя девушка отметила это старомодное обращение – медина – сохранившееся ныне лишь в придворном лэйо. Похоже, она заблуждалась на его счет, и мальчик вовсе не купец. Тогда что он делает с караваном? Она выжидательно уперлась взглядом в парня, предоставляя ему инициативу в разговоре. Хотя… похоже, она догадывалась, о чем он собирается просить ее.
Он растерянно похлопал белесыми ресницами, шевеля губами, словно собирал рассыпавшиеся слова – и наконец выпалил:
– А скажите, медина, вы действительно направляетесь в Бельверус?
Конан вчера сказал об этом торговцам. Те тоже ехали туда – на ежегодную ярмарку, с грузом туранских благовоний, шелков и вендийского серебра; однако на предложение сопровождать караван киммериец ответил вежливым отказом. Увы, месьоры, мы слишком спешим, хотя, нет слов, плата щедрая, и мы были бы рады услужить почтенному Таргаю… Соблазн был велик, но тут он наткнулся на угрожающий взгляд Паломы и покачал головой решительно, хотя и не без сожаления. Нет, честное слово, ничего не получится. Может, в другой раз, если судьба еще столкнет нас на торговых путях…
Туранец принял отказ достойно, да, похоже, не слишком и надеялся на согласие. К тому же, по счастью, до немедийской границы оставалось не больше дня пути, а там дорога куда безопаснее.
Палома внимательно посмотрела на мальчишку. Лет семнадцать, не больше. Одежда простая, поношенная, никаких украшений. Судя по всему, отпрыск благородного, но обедневшего рода, решивший попытать счастья в столице… Она пожала плечами.
– Да, мы едем в Бельверус. У тебя там родственники?
Он уже открыл рот для ответа – но неожиданно, словно опомнившись, закаменел лицом, вздернув длинный нос, отчего сразу стал похож на нахохлившуюся белую птицу.
– Это мое дело, медина. Я просто хотел просить вас об одолжении… Однако если непременным условием этого является моя откровенность – увы, но мне остается лишь просить прощения, что отнял у вас время…
О, Митра! Его счастье, что он выбрал для разговора именно ее, а не Конана. Тот на подобную витиеватость речи, скорее всего, ответил бы доброй оплеухой – и был бы совершенно прав!.. Пряча улыбку, Палома отозвалась:
– Твоя откровенность никого не интересует, я просто пыталась быть вежливой. Остальное – твоя забота. Но если ты хочешь ехать с нами – это будет не бесплатно. Ведь тебе нужны охранники, а не друзья, я правильно понимаю? А услуги такого рода положено оплачивать!
Так. Может, хоть это утешит киммерийца…
Юнец выпятил подбородок с видом глубочайшего презрения к этой продажной породе – наемникам. И снисходительно уронил:
– Разумеется, я и не предполагал иного. Пусть медина назовет цену. Или об этом мне лучше поговорить с твоим спутником?
Ага – он уже стал обращаться к ней на «ты»! Маленький спесивый щенок… Палома не знала, чего ей хочется больше – расхохотаться или отшлепать его. Пожалуй, в наказание, его и впрямь стоило бы отправить торговаться с Конаном – уж северянин содрал бы с бедняги, три шкуры. Но сопляка было жалко. Кого-то он ей безудержно напоминал, кого-то из далекой, далекой юности…
– Двадцати золотых будет достаточно. – Боги, Конан ее убьет!.. – И мы отправляемся в путь сразу после завтрака. Так что иди, собирай вещи.
– Мне нечего собирать, в этот раз я путешествую налегке… – Парень отчаянно пытался произвести на нее впечатление; а на самом деле, наверное, нищ, как болотный отшельник – ведь даже и слуги-то при нем нет!
– Ладно, тогда пойдем будить моего спутника. Сообщим ему приятные вести…
Судя по тому, как мальчишка раздулся от гордости, – иронии в словах Паломы он не уловил.
* * *
– И на кой, скажи на милость, он тебе понадобился? – Поутру киммериец являл собой образчик дурного настроения, и известие о том, что у них появился новый спутник, воспринял без восторга. – Нянчиться с ним еще… Он и меч-то в руках держать не может!
Поразительно! Палома была уверена, что в пылу боя Конан не видел ничего вокруг себя – но наблюдательности варвара мог бы позавидовать самый опытный соглядатай Вертрауэна. Впрочем, наемница давно уже убедилась, что ее спутник далеко не так прост, как желает казаться, и каждый новый день лишь укреплял девушку в этом мнении, усиливая ее восхищение сыном далекой Киммерии.
– Не злись! – Она успокаивающе потрепала его по руке. – До Бельверуса пять дней пути, конь у парня добрый… Не так уж он нас и обременит.
– Но зачем? Ты можешь мне объяснить? Палома передернула плечами.
– Отнесем на женский каприз. Устроит? – Но северянин упрямо потряс головой, и ей пришлось со вздохом пояснить: – Интуиция. Слышал такое слово?
Явно слышал – потому что насупился еще больше.
– Моя интуиция подсказывает, что ничего, кроме неприятностей, мы от этого не получим. Наглый, высокомерный паршивец! Представь, он полдня раздумывал, когда я спросил, как его зовут – удостоить меня ответом или нет.
– И что же?
– Месьор Теренций – извольте любить и жаловать… Ненавижу этих книжников!
– Книжников?
– А кем еще может быть парень из благородных, если драться не обучен, а выражается так, словно явился ко двору короля Нимеда? И пальцы у него в чернилах…
Надо же! А она и не заметила. Ай да киммериец, ай да варвар!
– Ладно. Я уже взяла у него деньги. Пойдем лучше простимся с Таргаем.
Они отыскали купца среди повозок – тот проверял, не слишком ли пострадал товар во время вчерашнего налета разбойников, и прикрикивал на охранников, чтобы как следует натянули сверху рогожу… в некоторых графствах Немедии до сих пор действовал закон, по которому любой предмет, упавший на дорогу, считался собственностью местного владыки.
Туранец тепло простился со своими спасителями.
– Жаль, конечно, что вы не можете сопровождать нас до Бельверуса. Однако, если будет на то милость Эрлика, надеюсь увидеть вас на ярмарке. Конан – ты непременно должен свести меня в тот дом утех, о котором говорил накануне! Так что… доброй вам дороги, друзья, и – до скорой встречи.
– Доброго пути и тебе. Пусть будут боги благосклонны и позволят довезти товары в целости и самим добраться в добром здравии…
– Они уже явили свою благосклонность, послав мне вчера вас, друзья! И хотя вы лишаете меня одного из спутников – надеюсь, это будет последняя потеря!
Паломе хотелось порасспросить караванщика, что тот знает о Теренций – но мальчишка, как назло, маячил за спиной, и от этого пришлось отказаться… Пора было трогаться в путь!
* * *
Даже вино, которым их снабдил признательный караванщик, не смягчило дурного настроения Конана. Едва они выехали на тракт, он погнал коня во весь опор – словно стараясь оставить позади обоих своих спутников. Паломе без всякого труда удавалось держаться рядом, но Теренций, она была уверена, должен безнадежно отстать.
Каково же было ее изумление, когда, оглянувшись, сквозь густую завесу волос, упавшую на глаза, она увидела паренька, упрямо скакавшего вслед за ними. Лицо его, и без того бледное, было мелово-белым, по прокушенной нижней губе текла струйка крови, пальцы вцепились в луку седла, точно когти – но он не отступал.
Палома, выросшая среди лошадей, искренне не понимала, как для кого-то езда верхом может быть проблемой – но упорство Теренция вызывало уважение. Именно потому она не стала просить Конана сбавить темп. Пусть мальчишка гордится собой!
Она не знала, что заставляет ее потакать этому избалованному, самолюбивому дворянчику, который на них с киммерийцем смотрел свысока – если подобное применимо к гиганту-северянину! – цедил слова сквозь зубы и всячески подчеркивал свое несуществующее превосходство. Но какую-то струнку он задел в душе Паломы, глубоко спрятанную, и оттого еще более трепетную. Когда она смотрела на Теренция, губы ее помимо воли растягивала улыбка.
…В пути они остановились лишь один раз, для короткого привала вскоре после полудня. Глядя, как кулем сползает мальчишка с седла, наемница лишь покачала головой и выразительно покосилась на своего спутника. Тот беззаботно пожал плечами. Парень ему не нравился – и Конан не собирался этого скрывать. «Ты с ним связалась – ты и возись», – ясно говорил его взгляд.
Однако и Палома не собиралась разыгрывать заботливую нянюшку. Молча поставила перед Теренцием его долю – лепешку, сыр и вино, – и так же молча удалилась. Если нужна помощь – пусть проглотит свою гордость и попросит сам!
Парень молчал.
Ну и ладно. Оседлав запасных лошадей, дальше поехали на них, давая первой смене отдохнуть, и Палома в который раз про себя возблагодарила щедрость Грациана. Если бы не он, их путь отнял бы втрое больше времени. Неужели ему и впрямь хочется, чтобы они скорее вернулись?..
Об этом, и о многом другом, она размышляла всю дорогу до вечерней стоянки… хотя прежде и давала себе зарок не вспоминать то, что было в Коршене. Не думать. Не загадывать. Не строить планов на будущее. Но разве властен человек над своими мыслями? Все равно что заставлять себя не думать о белых верблюдах – будут табунами топтаться в голове и плевать в душу, насмехаясь над людской наивностью… О, к Нергалу это все!
Они заночевали под открытым небом, ибо, как назло, ни единого постоялого двора не попалось по пути, и Палома попросила себе вторую стражу, надеясь, что сон разгонит нежеланные мысли. Тщетно, разумеется. О, к Нергалу!
* * *
Вечер третьего дня наконец подарил им крышу над головой. Путники уже вступили в пределы Немедии, и первым городом на пути стал захолустный Церваль, столица Церского графства.
С местным владетелем, графом Бергардом, Палома была знакома, хоть и не слишком близко. Встречались на приемах в Бельверусе, да и прежде – старик пару раз гостил в Торе у барона Гундера, отца Амальрика.
Когда она рассказала об этом Конану – хвала богам, его дурное настроение продлилось недолго, и жизнелюбивый киммериец вновь был весел и полон энергии, – глаза его загорелись.
– Так он тоже из этого твоего… Ордена Кречета?
– Во-первых, не моего… – Палома жестом велела северянину говорить потише, а то его зычный голос разносился по всей таверне, и она уже заметила, как в их сторону оборачиваются удивленные посетители. – И не поминай Орден при посторонних. Не то чтобы это запретная тема, но…
– Как скажешь. – Варвар равнодушно пожал плечами, щедро накладывая себе мяса из общей миски, которую поставил перед ними повар. Его не слишком интересовали немедийские дела, в свое время он уже впутался в них по самую шею – едва голову удержал на плечах, так что больше – спасибо, не хочется. И вообще, Грациан отрядил его только проводить Палому до Бельверуса и обратно, чтобы с ней чего не приключилось по пути. Остальное его не касается.
Наемница так и не поняла, насколько он серьезен. Но спрашивать бесполезно: уж если Конан решил держать рот на замке, силой его говорить не заставишь. И пусть в душе Палома была уверена, что Месьор возложил на него отнюдь не только обязанности простого стража – ей этого никогда не узнать наверняка.
Ну и пусть. Может, она вообще раздумает возвращаться в Коринфию. Тогда – что ей за дело до коршенских интриг!
В это время Теренций, сидевший тихо, как мышка на другом конце стола, вдруг поднял голову. Палома чуть с лавки не свалилась. Она и забыла, что тот умеет говорить! За последние три дня парень не сказал со своими спутниками и десятка слов…
– Медина. Месьор. Прошу простить, если вопрос мой покажется вам оскорбительным, или я злоупотреблю вашим вниманием, но… вы упомянули Черного Кречета…
– И что с того? – Конан без особой симпатии, хотя и – хвала Небу! – уже без открытой враждебности воззрился на мальчишку.
– Могу ли я осведомиться, какое отношение имеете вы к этому Ордену?
Киммериец уже было открыл рот для ответа, но Палома пнула его ногой под столом. Теренций спросил о Черном Кречете, хотя варвар не упоминал полного названия. Само по себе это мало что значит – в Немедии об Ордене знали почти все, однако… Чутье призывало ее к осторожности.
– Никакого отношения, – отрезала она сухо, чтобы не давать повода к дальнейшим расспросам. – Просто слышали случайно, что такой существует. – Поколебавшись, она выстрелила наугад: – А ты?
– Я? – Мальчишка, казалось, был испуган. – Нет-нет, я просто так спросил. Простите, месьор и медина… – И закрылся кружкой, как щитом.
Ну, она и не рассчитывала на большее. Поймав взгляд северянина, Палома выразительно повела глазами в сторону их спутника. Но лицо киммерийца выражало лишь всепоглощающую скуку. Он явно давал ей понять, что все эти тайны его не интересуют.
За вечер Теренций больше не проронил ни слова и ни разу не поднял взора от стола. Ни танцы двух молоденьких туранок, на которых так любовался Конан, ни вспыхнувшая в обеденном зале ссора – впрочем, быстро погашенная хозяином, – не привлекли его внимания. Расправившись с ужином, он коротко поклонился своим спутникам и, с трудом переставляя негнущиеся ноги (сказывались три дня непрерывной скачки!), двинулся к выходу из таверны.
– Куда это он? – лениво полюбопытствовал варвар. Все его внимание сейчас приковывала танцовщица, вилявшая бедрами в нескольких шагах от их стола и призывно сверкавшая глазами в сторону красавчика-киммерийца.
– Откуда мне знать? – Палома неприязненно покосилась на туранку. – Ты не забыл, приятель, что хозяин отвел нам только одну комнату на троих?!
Удивленный тем, как язвительно-зло звучал голос спутницы, Конан широко ухмыльнулся.
– Не беспокойся… Найду, где устроиться.
– Не сомневаюсь, – пробурчала наемница. Не то чтобы она ревновала, нет, конечно, но следует же соблюдать какие-то приличия!.. – Ладно. Утром увидимся. Желаю повеселиться!
– И тебе… приятных сновидений!
Нергал бы откусил ему ядовитый язык! О том, что сновидения могут быть приятными, Палома забыла много дней назад…
* * *
Первый раз в эту ночь ее разбудил скрип отворившейся двери.
– Кто? – она вскинулась мгновенно, выхватывая кинжал.
– Простите, это я, медина. – Хвала Митре, всего лишь Теренций! Явился наконец…
Повозившись немного, парень устроился на тюфяке в углу и скоро засвистел носом. Палома вновь погрузилась в сон.
Второй раз…
Шум. Какая-то возня. Сдавленный крик.
– Конан, ты что ли? Молчание. Шорох.
Она вскочила, отчаянно силясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.
– Конан?!
Тень метнулась к ней. Она скорее почуяла, чем увидела ее приближение. Почуяла враждебность. Жажду убийства.
Считается, что сталь лишена запаха – но Палома ощущала ее… носом, кожей, не имеет значения!
Нападавший был уже совсем рядом. Она метнулась, пригнувшись – затем в сторону, чтобы избежать удара. Наугад полоснула ножом. Мимо!
Он тоже промахнулся. Клинок просвистел в волосах.
– На помощь! – Сейчас было не до гордости. – На по…
Он сшиб ее с ног, наемница покатилась по полу, больно ударившись плечом. Едва успела перевернуться – меч ударил в то место, где она только что была.
Прыжок. Она постаралась оказаться за спиной убийцы. Выпад!
– На помощь!..
Он вскрикнул, сдавленно выругался. Кажется, ей удалось его зацепить. Но тут же жгучая боль раскаленным прутом полоснула по предплечью. Проклятье!
Он был ловок. Очень ловок!
Отчаявшись дозваться подмоги, Палома больше не кричала, берегла дыхание, целиком сосредоточившись на бое. Выпад. Отскок. В сторону. Еще. Нергалов ублюдок словно видел в темноте, он следовал за ней по пятам. А у нее перед глазами была ало-черная завеса, и боль в раненой руке отнимала все силы…
Внезапно по глазам ударил свет. И громовой бас: «Что тут творится, Нергал вас побери?!» показался ей гласом Небес.
– Конан! – выдохнула она, в очередной раз парируя удар меча своим кинжалом.
Киммериец ринулся на помощь.
Но… У проклятой твари было больше трюков в рукаве, чем у балаганного фокусника!
На полушаге варвар споткнулся и закашлялся, отчаянно ругаясь, затем принялся тереть глаза руками.
А убийца, точно кошка, метнулся прочь. Палома бросилась следом, пытаясь ухватить край короткого плаща – но пальцы сжали пустоту.
Треск отрываемого ставня…
На фоне звездного неба мелькнула гибкая черпая фигура… И пустота.
Подбежав к окну, наемница успела увидеть, как человек перелетел через каменный забор – и тут же раздался стук копыт. Со вздохом она опустила руки. Кидаться в погоню было бессмысленно…
– Конан, эй, что он с тобой сделал?!
Из потока проклятий Палома смогла вычленить лишь одно слово: перец.
– Не трогай лицо! Слышишь, сказано тебе – не трогай! – По счастью, в пылу драки кувшин с водой для умывания уцелел. Девушка промыла глаза своему спутнику. Затем зажгла лампу.
При неярком свете ночника воители смерили друг друга взглядами. Физиономии у обоих были кислые, почти траурные.
– М-да, давненько мне не доводилось так оплошать, – протянул киммериец.
– Да и я тоже хороша… – И вдруг вскинулась: – Теренций!
В пылу драки она совсем забыла про мальчишку. Ох, и перетрусил же он, наверное!
– Теренций!
Она подошла ближе, опустилась на колени, тряхнула его за плечо.
Он повалился на спину, рука упала на пол с глухим стуком. Голова запрокинулась, глаза незряче уперлись в потолок.
…Кинжал вошел точнехонько между третьим и четвертым ребром, безошибочно отыскав сердце. Кровь тонкой струйкой сочилась из уголка Губ – черная полоска на белой, белой коже.
Помедлив мгновение, Палома протянула руку и с бесконечной нежностью опустила веки мертвецу.
* * *
Несколько мгновений Конан и Палома молча смотрели друг на друга.
– Что будем делать? – наконец выдавила она. Но ответил ей чужой голос – из дверей комнаты.
– Если благородные господа соизволят принять добрый совет…
Наемница поднялась навстречу владельцу постоялого двора.
– А ты, любезный друг, где был со своими советами, пока нас тут чуть не поубивали? Я звала на помощь…
С фальшивым раскаянием тот развел руками.
– Нe гневайтесь, госпожа, с детства туг на ухо! Злой запал ее еще не остыл после боя. Палома потянулась за кинжалом.
– А вот я тебе сейчас уши отрежу – раз это все равно бесполезное украшение, что тогда?! – Ухватив толстяка за ворот, она рывком подтянула его к себе, глядя в округлившиеся от страха глаза. – Говори – кого впустил ночью? Кто здесь был?!
Хозяин рухнул на колени.
– Госпожа… госпожа! Не виноват ни в чем, Небом клянусь! Это же постоялый двор… кто приходит, кто уходит, за всеми разве уследишь?! На ночь мы не запираем. А я на кухне был с женой… никого не видели, Митра свидетель!
Возможно он говорил правду… или лгал. Как узнать? Палома отпустила беднягу, и тот поспешно, не вставая с колен, отполз в сторону, косясь на свирепую наемницу затравленными глазами.
– Госпожа, не сочтите за дерзость, но совет я дам хороший…
– Говори.
– Уезжайте. Прямо сейчас. До утра недалеко, скоро городские ворота откроют. Уезжайте. Я стражников позже позову, к пятому колоколу, когда служанка в комнатах убирать придет. Скажу, ничего не знаю, ночью ничего не слышал, никого не видел…
– Да, это у тебя отлично получается, – мрачно констатировала Палома. Однако резон в словах хозяина все же был, она не могла этого не признать.
