Текст книги "Вера в чудеса (СИ)"

Автор книги: Натали Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 37 Путь домой

Сергей.

Я бы хотел остаться в палате, но мне надо вернуться домой. Когда семья состоит из мужчины и женщины, то это уравнение, если же в него вписать детей, то тут уже не подберешь никакую формулу. У двери останавливаюсь, смотрю на жену, и мне хочется забрать ее с собой. Но она в начале тяжелого пути, а мои желания сейчас не в счет.

Выхожу в коридор, где вижу Воропаева и одного из охранников.

– Поехали. Матвей звонил. До сих пор меня ждет.

Мы выходим из больницы и уезжаем. Я добрался домой позже обычного, но это того стоило. Исчезла неопределенность и, хотя придется еще потратить много сил, чтобы наша жизнь перестала напоминать какой-нибудь сериал, но теперь и я верю в чудеса.

Оказавшись в гостиной, обнаруживаю Лену и Матвея, они с энтузиазмом гоняют паровозики по железной дороге. Оказывается, девочки прекрасно могут играть и в это. Пользуясь тем, что меня не заметили, наблюдаю за ними.

– Лена, ты! – захлебывается возмущением сын, когда та без всякой жалости обгоняет его поезд своим на особо крутом повороте.

– Что я, братик? Нельзя зевать, а то муха в ротик попадет.

И тут же позволяет ему догнать свой поезд и перегнать его, с хитрющей улыбкой впитывает в себя его радость от победы. В какой-то момент Матвей поворачивается, замечает меня и через секунду едва не сбивает меня с ног с радостным воплем:

– Папочка!

Лена хмыкает:

– Ура! Теперь я могу заняться каким-нибудь исконно женским делом.

Но потом замечает:

– Матвей, тебе не кажется, что твоему отцу надо дать хотя бы поесть, – потом обращается уже ко мне, – Мы сегодня без няни.

Няня Веры редко ночует у нас, потому что у нее самой грудной ребенок. Она кормила грудным молоком и мою дочь, и свою. Днем присматривала за обеими девочками, ночью мы с Леной справлялись сами. Дочка – настоящий ангел. Очень спокойная и красивая. Поэтому особых хлопот нам не доставляет. Как говорит женщины, которые с ней возятся, такие младенцы – редкость.

Мне нужно выбрать момент, чтобы сказать Лене о том, что Дина очнулась. Матвей думает, что мама на лечении в больнице, которая находится далеко, и поэтому он не может туда поехать.

Мальчик остается в гостиной, вернувшись к любимым поездам, а мы с Леной идем на кухню. Оставшись наедине, я решаю не тянуть кота за хвост:

– Лен, – девочка сразу настораживается, – Твоя мама пришла в себя сегодня.

Она замирает и, по-моему, перестает дышать.

Я окликаю ее еще раз:

– Лен! Тебе плохо? Ты побледнела.

Видимо, что-то в выражении моего лица ей не нравится, поэтому она, опустившись на стул, спрашивает:

– Как она?

– Меня узнала, разговаривает, но потребуется восстановительная терапия.

Она закрывает глаза, выдыхает, затем снова их открывает, и напряженно в меня всматривается.

– Она будет в порядке?

Даже, если я сейчас солгу, то ответить по-другому не могу:

– Да.

– Что-то у меня голова закружилась. Налейте водички.

Выполняю ее просьбу, подаю ей стакан с водой, она отпивает несколько глотков и задает следующий вопрос:

– Когда я могу к ней поехать?

Я понимаю, что Лена готова прямо сейчас мчаться в больницу, но пытаюсь ее притормозить:

– Давай завтра?

Она соглашается:

– Хорошо. Тогда я пойду к Матвею.

Я остаюсь один, но поесть так и не успеваю, потому что через несколько минут на кухню забегает Матвей:

– Пап, там Лена плачет.

Сын тянет меня в гостиную. Лена сидит на диване и рыдает. Я на секунду впадаю в ступор, так как ни разу не видел, чтобы эта девочка плакала, но потом делаю единственное, что приходит в голову – подхожу к ней, притягиваю ее к себе и глажу по голове:

– Ну, что ты, глупенькая?

Она продолжает плакать:

– Я дум-м-а-ла, что уже-е все-ё, – слышу сквозь рыдания ее неразборчивое бормотание.

Постепенно Лена успокаивается, смотрит на меня заплаканными глазами и тихо произносит:

–,Наверное, это от радости.

Да уж, обрадовал. Хотя я понимаю из-за чего это. Дочь Дины не любит демонстрировать свою уязвимость. Все эти месяцы она старалась быть сильной, но там внутри, глубоко жил страх, что ее мама не очнется. И с этим чувством было трудно что-то сделать. Оно исподволь присутствовало в наших жизнях, и прогнать его было невозможно.

– Иди спать. С Верой я сам разберусь.

– Да, я так и сделаю.

***

Дина.

Кое-как разлепляю веки, в глазах будто песок, очень хочется их потереть, но руки не слушаются, все, что мне удается это пошевелить пальцами и чуть повернуть голову. Пытаюсь сдвинуть с места ногу, но не могу. И все же я чувствую ноги и дергаю пальцами на ступнях. В голове медленно ворочаются мысли, мне кажется, я слышу, как они скрипят. Отгоняю ненужную панику, пальцы шевелятся, тело я чувствую, значит не все так плохо. Я в больнице, но только как долго? Дико хочется спать, несмотря на то, что только что проснулась. Во рту все ссохлось, и ощущение, что язык распух. Хочется пить. В общем, снова здравствуй, негостеприимный мир. Я помню, что рожала ребенка, помню, что приходил муж. Насколько я поняла, у меня есть еще одна дочка. Маленькая принцесса, которую я даже не видела.

У моей кровати стойка с капельницей, чуть скосив глаза, вижу иголку в своей руке, заботливо прикрытую ваточкой. Собственное тело ощущается неподъемной глыбой, которую никак не сдвинуть с места. Со стороны двери раздается шум, к стойке с капельницей подходит создание в белом халатике, из-под которого просвечивается нижнее белье. Медсестра, стройненькая и молоденькая, волосы спрятаны под белым колпаком.

Замечает мои открытые глаза и пищит:

– Ой!

С чего такая реакция? Я превратилась в Шрека?

– Пить! – с трудом разлепляю губы.

– Да, да, сейчас.

Она подносит к моим губам стакан с крышкой, из которого торчит трубочка, обхватываю ее губами и делаю глоток. Мой организм отвык даже от таких простейших вещей. Делаю еще глоток. Фух, я самой себе напоминаю цветок, забытый на подоконнике, и не видевший полива до фига сколько времени. Пытаюсь напиться, но стакан забирают.

– Много нельзя, – с виноватым видом говорит медсестра.

Эх, а я даже возмутиться от всей широты своей души не могу!

– Глаза! – выдавливаю из себя второе слово, надеясь, что она поймет.

Говорить трудно. Но девчушка понимает меня и так, протирает мне веки какими-то влажными дисками. Так, а жизнь-то налаживается!

– Сейчас я врача позову! – медсестра убегает из палаты.

Через несколько минут в палате появляется полноватый мужчина лет пятидесяти тоже в белом халате, но без колпака.

– Здравствуйте, Дина Витальевна! Я Ваш лечащий врач, меня зовут Валентин Игоревич. Вы помните, что с Вами произошло?

Звуки из себя приходится выталкивать.

– Роды…

Это пока все, что мне доступно. Сложные предложения явно не для меня.

– Да, пришлось делать кесарево. Были осложнения, Вы впали в кому. Я Вас сейчас осмотрю, а потом мы поговорим о дальнейшем лечении.

Врач осматривает меня тщательно, светит фонариком в глаза, стучит молоточком, сгибает и разгибает ноги и руки, зачем-то лезет в рот, наконец, довольный, оставляет меня в покое.

– Основные реакции организма в норме, нужно будет провести обследования внутренних органов, мрт головного мозга. Но пока, единственное, что вызывает мое беспокойство – это атрофия мышц. Но это поправимо – массаж, лечебная физкультура, лекарственная терапия. Я думаю, что все у Вас будет в порядке.

Сразу же после его ухода я засыпаю. Я столько всего хотела узнать, но не способна пока даже задавать вопросы.

Когда проснулась, то увидела Лену. Она сидела на стуле возле моей кровати и тихонько плакала. Моя отважная девочка… Я даже вспомнить не могу, когда видела ее слезы в последний раз.

– Мамочка! – вот и все что сорвалось с ее губ.

И столько всего было в этом коротком слове, одном-единственном, но самом главном для каждого человека. А потом она просто уткнулась головой мне в руку. Я стала гладить ее по голове, как маленькую. Я даже не поняла, как это у меня получилось, но эти движения были самыми нужными в этот момент для нас обеих.

– Еленка! – я тоже смогла произнести только одно слово.

Её руки тянутся к моему лицу, и она начинает вытирать мне щеки. Только тогда я понимаю, что тоже плачу. Моя девочка, мой первенец! Как же много мы с ней прошли! И дай Бог, чтобы еще больше у нас было впереди.

Мировой потоп из слез останавливает появление Сергея. При нем мне не хочется плакать. Не хочется демонстрировать ему свои слабости. И поворачиваться к нему спиной тоже не хочется. Как там у Сердючки: думала, выиграла в любви джекпот, присмотрелась – идиот. Точнее, не скажешь. Но мне теперь не до разборок с мужем. У меня трое детей, и мне нужно встать на ноги. Дочь и муж, уже зная, что мне пока трудно разговаривать, принялись рассказывать, что было, пока меня не было. Из их слов ясно одно, центром мироздания теперь является моя младшая дочь Вера.

В больнице я провожу еще месяц, за это время восстанавливается речь значительно улучшается моторика рук. Вставать я могу, пока только держась за поручни. Но врачи говорят, что на то, чтобы пойти нужно просто больше времени.

Сергей привозит в больницу и Матвея, и Веру. Сын подрос, стал чисто разговаривать, но все равно он еще малыш. А Верочка – настоящее чудо. Такая красавица!

Спустя неделю мне разрешают вернуться домой, потому что дальнейшее лечение можно проводить в амбулаторных условиях.

Неужели я пережила и это?!

Глава 38 Муж и жена – одна сатана

Дина.

Не думала, что мне будет страшно уезжать из больницы. Но да вот… Что ждет меня за ее стенами? Здесь можно откинуть от себя проблемы, сосредоточившись на своем здоровье. А там за стенами больницы моя настоящая жизнь. Не идеальная. Ну и что? В ней я жена и мать. И если с тем, что я мать, все нормально, то с функционированием системы «муж – жена» у меня явно не ладилось. Возможно, мне не стоило выходить за Давлатова замуж. Вернее не так, это ему не следовало жениться. Ни на мне, ни на ком-то другом. Образ богатого плейбоя очень ему идет. Красивый, харизматичный, холодный. Плохиш, одним словом. Такие всегда будут нравиться. Такого всегда будет желание завоевать, приручить, сделать своим. Только что делать с тем, что он быть чьим-то не хочет? И вообще насколько один человек может принадлежать другому? Может быть так вообще, что твой избранник разделит твои чувства? И не будет искать траву на другом газоне, стоя посреди своего?

Приехав домой, я обнаружила инвалидное кресло, самое современное. Разве что блинчики оно печь не может. Так что я теперь моторизована. И свою комнату, оборудованную на первом этаже. Причем вещей Сергея там не было. В этот момент я и задала себе вопрос, который гнала прочь раньше. А нужен ли мне Давлатов? И нужна ли ему я, тем более в инвалидном кресле? Все время, что я очнулась, он был рядом, помогал, бросал странные взгляды. Что они значат, я не задумывалась. Я хотела хотя бы ясно излагать свои мысли и держать в руках ложку. Это был для меня настоящий подвиг. Но готова ли я к роли жены, для которой главное, чтобы муж был?

Большую часть времени у меня отнимали разные восстановительные процедуры, потом шли дети. Понятно, что полноценно заботится я о них не могла, но любить их мне ничто не мешало. После переезда домой между мной и Сергеем установились какие-то настороженные отношения. Видимо, каждый ждал от другого какого-то знака.

Вечером, скорее уже ночью, я лежала в кровати и читала книгу. Никак не могла уснуть, хотя обычно трудностей со сном не возникало. Вдруг дверь комнаты тихо приоткрылась, и я с удивлением смотрела на заходящего в комнату Сергея.

– Не спишь? – задал он вопрос, который не нуждался в ответе.

На нем вместо привычных костюмов была серая майка и спортивные штаны. Майка подчеркивала сильное, мускулистое тело. Хорош!

– Ты что-то хотел? – мне не была понятна причина визита.

Я потянулась к тумбочке, чтобы положить книгу. Ночная сорочка съехала на груди, обнажив ее. Повернувшись к мужу, я заметила, что он пялится именно туда. Поправлять сорочку не стала, нравится – пусть смотрит, я не жадная.

Вместо этого я повторила вопрос:

– Сережа, ты что хотел?

Словно очнувшись, он перевел взгляд на мое лицо:

– Я?

Но соображать не начал.

– Ты же зачем-то пришел.

Муж вместо ответа подошел к кровати и сел возле меня. Он смотрел мне прямо в глаза, я тоже не отводила взгляда. Он протянул руку и положил ее мне на грудь, чуть сжал, большим пальцем надавив на сосок.

– Слушай, тебе сексом можно заниматься?

Его рука, не дожидаясь ответа на вопрос, спустила с плеча бретельку ночной сорочки, полностью обнажив одну грудь. Я поднесла свою руку к его лицу, пальцем провела по его нижней губе, ощущая теплую кожу, потом наклонилась к нему вплотную так, чтобы наше дыханье смешалось.

И спросила:

– Что не дает никто?

Сергей отстраняться не стал, рука его переместилась мне на спину и заскользила по позвонкам вниз.

Он выдохнул мне в рот:

– Я не спрашивал.

– Да хватит заливать! – в то, что он жил монахом, мне верилось с трудом.

– Так можно или нет? – он настойчив, как всегда.

Я запустила руку под его майку. Пальцы коснулись горячей кожи, твердых мышц. Между ног тоскливо заныло. Можно его, конечно, выпроводить, но я тоже живой человек, хочу любви и ласки. Гордой я буду потом, когда на ноги встану. Моя рука переместилась вниз по его животу, обнаружив внушительный бугор. С потенцией у мужа все в порядке.

– Можно. Только это связано с определенными сложностями. Нужны они тебе?

Я все ощущала ниже пояса, но двигала ноги с трудом, поэтому бурный секс – это не то, на что он мог рассчитывать.

– Почему нет? – вещал этот змей-искуситель, облизывая мой сосок, – Помнишь, и в горе, и в радости?

При этих словах, мне его захотелось треснуть чем-то тяжелым по голове.

– Вот ты что вспомнил?! Так бы и дала бы тебе… – договорить я не смогла, так как этот гад укусил меня за ореол и стал зализывать место укуса, отчего в промежности заныло сильнее, и вместо: "по башке", с моих губ сорвался протяжный стон.

– Я про это тебе и говорю. Что мне нужно дать. Срочно, – он стянул футболку через голову, отшвырнул ее куда-то в сторону, скинул штаны и боксеры, совершенно не стесняясь собственного тела.

Его член торчал вверх, гордо покачивая крупной бордовой головкой. Мошонка подобралась, выдавая сильнейшее сексуальное желание. Но долго рассматривать себя муж мне не дал. Сергей перелез через меня и улегся рядом.

Потом он скомандовал:

– Руки подними, – стянул с меня сорочку через голову.

– Давай я трусы с тебя сразу сниму. Не нужны тебе эти тряпки.

Он и правда помог мне от них избавиться, сразу же накрыв лобок ладонью и вжавшись возбужденным членом мне в бедро.

Сергей прошелся губами по моей груди, поцелуями спустился вниз, дунул в пупок, вызвав у меня дрожь по всему телу, а потом языком стал лизать шрам от кесарева. Муж раздвинул мне ноги и устроился между. Я вцепилась руками в спинку кровати и выгнулась, подаваясь ему навстречу. Пальцами Сергей раздвинул складки и стал лизать меня, уделяя внимание то клитору, то проникая языком мне во влагалище. Дрожь сотрясала мое тело, внутри все ныло. Я чувствовала, как на мне перешиваются его слюна и моя смазка. Часть влаги стекала к колечку ануса. И плевать на все, мне было хорошо! Я потерялась в ощущениях.

Потом он натянул презерватив и медленно стал входить в меня, пока полностью не заполнил меня собой. Это было больно, но вместе с тем тело жаждало его внутри себя, как недостающую деталь, которая наконец-то встала на место. Его тяжесть давила сверху, и я положила руки ему на ягодицы, слегка царапая их ногтями.

Он начал двигаться сначала осторожно, потом все резче, пока мой мир не замер в одной точке, затем содрогнулся, а тело воспарило в какое-то другое место, откуда никак не хотело возвращаться. Сергей кончил после меня, зарычав мне на ухо что-то нецензурное. Но слезть с меня не спешил, вдавив всей своей массой в матрас. А я даже не пыталась его спихнуть.

Когда у нас выровнялось дыхание, он лег на бок, притянул меня к себе и уткнулся носом в шею. Мое тело было настолько расслаблено, что мне не хотелось даже шевелить пальцем. Глаза слипались, когда я услышала:

– Давай еще разок?

Вместо ответа я зевнула и что-то пробормотала.

Сергей хмыкнул:

– Понятно все. Ладно, спи.

С утра меня раздражало довольное лицо Сергея. Не знаю, почему. Вроде сама хотела, вроде мне было хорошо. Но он меня бесил. Я решила побыть в одиночестве у себя в комнате.

Однако муж пришел туда где-то через полчаса.

– Разводиться побежишь? – спросил у меня.

– Побежать я пока точно не побегу, – протянула я, но отрицать, что обдумывала такую возможность не стала.

– Не хочу мешать тебе жить так, как тебе нравится. И девок от тебя гонять не хочу. Ну, или тебя от них. Но и дурой быть, извини, не смогу. Мне будет мешать наличие мозга.

Муж молчал, лицо стало сумрачным, на лбу залегла складка.

– Хватит дурить, а? Я же сказал, что всё.

– Что всё, Серёж? И насколько этого всего хватит? Что бы ты со мной сделал, если бы это ты лежал в больнице, а я зажигала с каким-нибудь мужиком? Ты бы сказал, что это ничего страшного и простил бы? Только честно.

Лицо Давлатова стало еще более хмурым. Он какое-то время молчал, потом все же решился ответить.

– Я б тебя убил.

Я горько усмехнулась:

– Вот видишь. А в чем разница между нами? Если нет верности, зачем это все? Честнее будет, если каждый сам по себе. Я не из тех, кто делится. Да и ты тоже. Смысл мучить друг друга?

Он подходит ближе, садится передо мной на корточки и спрашивает:

– А дети?

– Они здесь причем?

– Им нужны мама и папа, семья.

– Это не семья, это иллюзия. Как фальшивый камин, вроде горит, но тепла нет.

– Я понял все, Дина. Дай мне шанс. Нам его дай. Что, так трудно пожертвовать собственной гордостью?

Легко ему говорить, жертвовать будет не он.

Я отрицательно киваю головой.

– Я тебе не верю, Серёжа.

Это то, что я чувствую. И то, чего не могу изменить.

Эпилог

Прошло 4 года.

Дина.

Я стою на улице возле кафе, где мы собираемся пообедать, и вижу, как ко мне подходят мои дочери двадцатилетняя Елена и четырехлетняя Вера. Они потрясающе смотрятся вместе, люди часто обращают на них внимание, некоторые даже фотографируют.

Матвей психует рядом со мной:

– Что они еле плетутся! Я есть хочу.

Я улыбаюсь, глядя на него:

– Потерпи, Вера еще маленькая. Сейчас будем обедать.

Когда я вижу своих подросших детей, во мне просыпается гордость, как у какого-нибудь селекционера. Ведь столько сил нужно, чтобы вырастить ребенка. Сколько бессонных ночей! Сколько любви и нежности! И вот они со мной, такие разные и счастливые.

Матвей пошел в первый класс. Лена учится на медицинском, мечтает стать хирургом. Вера пока просто красивая и счастливая девочка, от улыбки которой всем рядом с ней тоже хочется улыбаться.

Мы занимаем столик в кафе, наша шумная компашка выбирает блюда, дети спорят и смеются. И в каждом таком мгновении заключено настоящее счастье. Потому что жить нужно здесь и сейчас. И счастливым быть тоже. Потому что счастье в нас самих. В том, как мы воспринимаем мир и себя в нем.

Вдруг Вера подскакивает со стула и несется к двери. Я собираюсь догнать ее, но она оказывается на руках у своего отца и тут же целует его в щеку. Между этими двумя – нерушимая любовь. Кто бы мне сказал, что Сергей способен быть таким по отношению хоть к кому-то, я бы не поверила. Но это то, что я вижу каждый день. Эта маленькая королева держит в своих руках его сердце. Да, и мое тоже.

Нет, я не выделяю никого из своих детей. Я люблю их одинаково. Но к младшим любовь переплетена с щемящей нежностью. Это прекрасное чувство.

И да, мы не развелись. Можно, сколько угодно утверждать, что такие, как Сергей, не меняются. Не знаю. Мы просто стали учиться строить отношения. Потому что семья – это работа. Долгая и трудоемкая. Там, где каждый пытается отстоять лишь собственное "я", всем будет тяжело. А любовь приводит к тому, чтобы превратить одинокое "я" в сильное "мы". И мне кажется, что у нас получилось.

Муж подходит к столику, опускает Веру на стул, треплет Матвея по волосам, кивает Лене. А потом целует меня в губы. И я знаю, что ему это нравится, потому что мне это нравится тоже.

Можно лелеять собственную гордыню, а можно исправлять ошибки. Но пока нет безразличия, наше "мы" приносит мне счастье. А ведь это не мало.