Текст книги "Вера в чудеса (СИ)"

Автор книги: Натали Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 33 Стоит ли?

Лена.

Серое небо, серый город, серые люди. Ноябрь. И нет ни просвета, ни лучика солнца, ни мгновения радости.

Я слишком взрослая? Почему я ощущаю себя так, как будто устала жить? Или может это переходный возраст? Хотя куда я перехожу, непонятно…

Я сижу на уроках, даже что-то делаю, но это проходит мимо меня. Вчера я не знаю, что заставило меня зайти к маме, как будто кто-то толкнул меня в ее комнату. Обычно я стараюсь там не отсвечивать. Все же меня напрягает появление этого как бы "мужа". Без него было лучше. И дело не в материальной стороне. Ясно, что в этом плане у него больше возможностей. Но если бы деньги решали все проблемы. А это не так. Но похоже олигарх на этот счет не в курсе.

Зайдя, я увидела маму на полу в луже крови. Она была очень бледная. Я испугалась. Сильно. А я не люблю бояться. Мама не могла встать, не могла говорить. Видно было, что ей очень больно. Я сразу же вызвала скорую помощь, которая на нашу удачу приехала быстро. Маму забрали в больницу. Я поехала с ней. Но оттуда меня попытались отправить, так как я несовершеннолетняя. Я не уходила до тех пор, пока врач не сказал, что позвонит мне, как только ее состояние прояснится. Я оплатила ей одноместную палату. После этого уехала на такси домой. Когда я вернулась домой, то зашла в спальню мамы и Давлатова. Его еще не было, хотя было уже около часа ночи. На полу была кровь. А еще там же лежал сотовый. Я подняла его и увидела, что, когда маме было плохо, она звонила Сергею. А он не ответил. И если бы не я… Я очень люблю маму. У меня, кроме нее и Матвея, больше никого нет. И я не готова ее потерять. Я вытерла кровь, чтобы ее не увидел Матвей.

Похоже, я была убедительной, потому что врач мне действительно позвонил, сказал, что кровотечение удалось остановить, беременность сохранили. Навестить маму можно завтра в приемные часы.

Утром я собиралась в лицей, когда заявился Давлатов. Меня это так взбесило. Зачем он вообще женился на маме? Он и сам, похоже, не знает. От него разило перегаром и женскими духами. Поэтому о том, что мама в больнице, я рассказывать ему не стала. Вовремя нужно отвечать на звонки. Если мама ему не нужна, то и унижаться перед ним нечего. Единственное, что мне пришлось оставить с ним Матвея. Но хотя бы присмотреть за собственным сыном он в состоянии?!

После уроков я собиралась в больницу. Мне хотелось увидеть маму, понять, что она справится. Она сильная.

Но не тут-то было. Возле школы меня ждал Платон Хромов. Вот чего прицепился?

Я делаю вид, что не замечаю его и направляюсь к такси.

– Эй, недотрога, поедем покатаемся?

Он приближается и хватает меня за руку, когда я уже взялась за ручку автомобильной двери. Вот что сделать, чтобы он меня не трогал? Руку ему сломать?

– Не прикасайся ко мне! Я тебе уже это говорила. Кататься я с тобой не поеду. У меня дела.

Он резко разворачивает меня к себе лицом. И впивается глазами в меня, как будто ищет во мне разгадку мироздания. Но не находит. Из-за чего злится все сильнее.

– Ты чего от меня шарахаешься? Думаешь, слишком хороша для меня? Подожди, скоро Давлатов выкинет твою мать и тебя назад в жестокую реальность, по-другому запоешь. Или серьезно рассчитываешь, что вы у него задержитесь? Хрена там. Гусь свинье не товарищ.

Упоминание мужа матери злит еще сильнее.

– К бабушке на хутор и тебя, и Давлатова. Что в тебе хорошего-то? Ну, кроме тачки, брендового тряпья и счета в банке?

– А тебе чё надо-то? Другие никто не жаловался.

– Так ступай к другим! Ступай.

Я вырываю руку, открываю дверь машины и захлопываю ее перед носом у мажора.

Он возвращается к своей машине. А я говорю таксисту адрес больницы и еду к маме.

Как же все это бесит!

Приехав в больницу, нахожу палату, в которой лежит мама. Когда вхожу, то вижу, как она растягивает бескровные губы в улыбке.

– Мама, как хорошо, что все обошлось.

– Лена, если бы не ты…

Мне так горько, так обидно за нее, что я, чтобы не разреветься, перебиваю:

– Мам, я так тебя люблю.

И слышу в ответ:

– Я люблю тебя сильнее.

К ней нельзя надолго. Она потеряла много крови. Я спрашиваю, что нужно привезти. Составляем список, что ей нужно. Надо будет съездить домой, собрать необходимое, а потом вернуться.

Меня зовут на пост отделения. Там тетечка лет 50, окинув меня взглядом, как сканером, спрашивает:

– А взрослых у вас в семье нет, кроме матери?

Хмыкаю в ответ:

– Взрослые есть, толку от них нет.

И тут же уточняю:

– А что Вы хотели?

– Палата оплачена всего на сутки. Дальше оплачивать будете?

– А сколько маму здесь продержат?

– Я не знаю, девочка. Это тебе с врачом надо поговорить.

Мы с ней договариваемся, что я оплачу палату на неделю. Иду в банкомат, снимаю деньги. У меня уже есть своя банковская карта. И деньги я зарабатываю тоже сама. За выигранный чемпионат заплатили неплохие призовые. С врачом поговорить не удается, он на операции. Решаю съездить за вещами.

Когда подхожу к дому, то я замечаю Матвея на балконе второго этажа. Он слишком близко к перилам, он один и на нем одета лишь тонкая толстовка. Мне кажется, что время остановилось, а мои внутренности подвергли экстренной заморозке.

Стараюсь говорить спокойно:

– Матвей, отойди оттуда.

Он делает несколько шагов назад вглубь балкона и жалуется:

– Ен, папа спит, дядя Тоя спит. А я хотей посмотьеть, где мама, а двей захопнуась. Ен, я замез.

Идиоты. Меня начинает колотить от злости.

– Матвей, стой там, не двигайся.

Пулей залетаю на второй этаж. И точно. Воропаев спит в комнате Матвея на диване. Балконная дверь закрыта. А маленький ребенок мерзнет на балконе. Распахиваю дверь, завожу брата. Его трясет от холода. Беру плед, его любимый, с машинками, заворачиваю его и сажаю в кресло.

Тут Матвей меня добивает:

– Ен, я кусать хоцу.

Это что получается, его даже не покормили?

– Пойдем на кухню.

Варю брату кашу, делаю чай. Господи, только бы не простудился. Ставлю перед ним тарелку с кашей, бокал с чаем.

– Ты пока кушай, а я скоро.

Я не могу успокоиться. Я знаю, я слишком импульсивна, но сейчас мне не хочется сдерживаться. Наливаю в кувшин ледяной воды и иду в спальню Давлатова. Барин после ночных трудов изволит почивать.

Выплескиваю жидкость на него и ору:

– Рота, подъем!

Нужно отдать должное мужику. Реакция у него отменная. Через несколько секунд после моей выходки он стоит напротив меня и прожигает меня злющим взглядом.

Но я не даю ему ни одного шанса.

– Вы вообще нормальный? Почему двухлетний ребенок мерзнет на балконе, пока вы с телохранителем дрыхните? Почему его даже не покормил никто? А что было бы, если бы он упал с этого балкона? Я с ним сижу с двенадцати лет и ни разу – ни разу – я не позволила себе завалиться спать. Какой Вы отец? А?

Я понимаю, что спросонья тяжело вникнуть в смысл моих претензий. Но с меня хватит. Вчера, сегодня… Я не собираюсь молчать. Человек должен нести ответственность за свои поступки. Тут же… какой-то детский сад для великовозрастных лбов. Погулял, выпил и спать. Кн иг о ед .нет

– Ты что орешь? Совсем с ума сошла?

– Это не я с ума сошла, это у Вас его кот наплакал. Как так можно вообще?

Разговор происходит на повышенных тонах, на сильно повышенных. Поэтому ничего удивительного, что в дверях показывается помятая после сна физиономия Воропаева.

– Слушай, может тебя ремнем выдрать разок? – рычит Давлатов, – Где мать-то твоя? Кого она воспитала?

– Маму своим поганым языком даже упоминать не смейте!

Не знаю, чем бы закончился наш разговор, но тут из-за спины Воропаева раздается:

– Ен, не кличи на папу. Он холосий.

Воропаев чуть отодвигается в сторону, и я вижу завернутого в плед брата.

– Ен, я кашу не доей. И я спать хоцу.

При Матвее я ругаться не буду.

– Пойдем, я тебе сказку почитаю.

Я собираюсь выйти из спальни, когда Давлатов спрашивает:

– Лена, я задал тебе вопрос. Где Дина?

Я мстительно улыбаюсь:

– Да ну? В больнице она. В восемнадцатой. Вчера на скорой увезли. С кровотечением. Пока некоторые… А ладно, что с Вами говорить-то?

И с мрачным удовлетворением наблюдаю, как вытягивается холеное лицо Давлатова.

Поднимаясь в комнату брата, я размышляю о том, а стоит ли желание найти несуществующий фетиш под названием «любовь» таких жертв.

Глава 34 Цена ошибок

Сергей.

Меня отчитала девчонка. Да с каким пылом! Чуть придя в себя, я обнаружил, что мы с Воропаевым, как два идиота, разглядываем друг друга.

– Сергей Владимирович, – начал блеять тот.

Мне неинтересно слушать дурацкие оправдания. Итак, понятно, что Воропаев уснул вместо того, чтобы смотреть за Матвеем. Но и я тоже…

– Изображение с камер включи на мой комп, – распорядился я сухо

Подошел к монитору и стал смотреть запись. Да Лена ничего не преувеличила. Матвей действительно оказался на балконе и провел там долгое время. И его никто не хватился. Кроме Лены.

Я пробил через интернет номер приемного покоя восемнадцатой больницы и узнал, что Давлатова Дина Витальевна поступила вчера и находится в гинекологическом отделении. Какую-либо дополнительную информацию мне по телефону сообщать отказались.

Меня прошиб холодный пот. Ребенок… А если выкидыш? Я стал одеваться, чтобы ехать в больницу.

В дверь постучали.

– Войдите.

Дверь приоткрылась, в проеме показалась Лена.

– Мне вещи для мамы нужно собрать.

– Заходи.

Какой процент вероятности, что она сейчас снова психанет? Но и ждать – сил нет.

– Лена, у Дины был выкидыш?

Девчонка покачала головой:

– Это все что Вас волнует?

Она стояла возле шкафа и напряженно всматривалась в меня.

– Нет, не все.

– Ага, ага. Так я Вам и поверила. А что касается выкидыша, можете не переживать, беременность удалось сохранить. Правда, зачем Вам дети понадобились, не понятно.

– Ты можешь не язвить?

– Наверно, могу. Но Вы должны понять, у меня второй день стрессовая ситуация. А когда я нервничаю, то совсем не слежу за языком.

Она доставала вещи и складывала их в сумку.

– Можно подумать, ты за ним обычно следишь, – не удержался я от едкого комментария, – И в больницу поеду я. А ты останешься с Матвеем.

Еще один насмешливый взгляд, которым меня одарила Лена, мне удалось проигнорировать.

Но девочка не собиралась отступать:

– Зачем? Что Вы там забыли? Это больница, а не стриптиз-клуб. Я сама съезжу. А Вы раз так детей любите, займитесь Матвеем.

– Лена, я не собираюсь спорить.

Она всплеснула руками.

– Ой, только не говорите, что Вы вспомнили, что безумно влюблены в мою маму. Это даже слушать смешно.

Я уже оделся и продолжать дискутировать дальше не собирался. Поэтому кивнул на сумку:

– Это все?

Лена нахмурилась и почему-то уступила:

– Нет, внизу еще сумка с продуктами.

– Ладно, я поехал.

Я хотел убедиться сам, что с Диной все нормально. Насколько может быть в этой ситуации.

Приехав в больницу, я обнаружил, что у жены отдельная палата. Да, девчонка, правда, молодец. Но почему-то я почти ощущал себя лишним. Она смогла мне продемонстрировать, что они вполне способны справиться со всем самостоятельно. А я так, как будто, мимо проходил.

Я зашел в палату. Дина, увидев меня, была удивлена. Она лежала в кровати и была очень бледная с серыми губами и синяками под глазами. Между нами воцарилось неловкое молчание.

Первым его нарушил я:

– Здесь вещи, ты просила…

Я ждал скандала, истерик, слез, всего к чему привык от любовниц.

Однако Дина только скупо улыбнулась и сухо проронила:

– Ты мог бы не утруждаться. Лена вполне бы справилась.

И я почувствовал себя так, как будто смотрю в пропасть. Она не будет ничего требовать, не будет пытаться исправить меня, она просто уйдет, как только появятся силы. А хочу ли я, чтобы все закончилось вот так?

Оставив сумки у тумбочки, я быстро подошел, сгреб жену с кровати и, сев сам, усадил ее на колени, уткнулся носом ей в шею.

– Слушай, прости меня, а? Я не хотел, чтобы все так получилось. Прости, что не ответил на звонок, что не приехал, не помог.

Я почувствовал, как Динка пытается отстраниться:

– Ты еще скажи – я больше так не буду.

Развернул ее лицо к себе и внимательно посмотрел ей в глаза:

– Дин, я тебя больше не брошу одну. Поверь мне. И никуда не отпущу. Можешь даже не дергаться.

Она с сомнением смотрит на меня.

– Я сейчас не в том положении, чтобы дергаться. А что касается остального… Что было – видали, что будет – увидим.

И через секунду добавляет:

– Ты бы положил меня на место. Мне лежать нужно.

Отпускаю ее, она устраивается поудобнее на кровати. Что от нее можно ждать? Но выяснять отношения, смысла нет. Не в ее состоянии.

– Я пойду с врачом поговорю.

В ответ раздается прохладное:

– Ступай.

Мне удается побеседовать с врачом. Собственно говоря, ничего нового он мне не сообщил. Да, беременность протекает сложно. Очень сильный токсикоз. А теперь еще угроза прерывания беременности. Все это я итак знаю. Единственное, что он пока против перевода ее в другую больницу. Он считает, что жене нужно окрепнуть, потому что она потеряла много крови. Ей пришлось делать переливание. Да и вообще организм ослаблен и так далее, и тому подобное.

После беседы с врачом, звоню Андрею в клинику. обрисовываю ситуацию. Он поддерживает врача, с которым я только что разговаривал, говорит, что нужно подождать хотя бы неделю. Через неделю Дину перевозят в клинику, где она наблюдается.

В дальнейшем беременность протекает сложно. Если жену и отпускают домой, то на несколько дней, максимуму на неделю. И то под честное-пречестное слово, что она будет лежать и ничего не будет делать. Возможно, Дина бы отмахнулась от всех этих рекомендаций, но пару раз возобновляется кровотечение. Это убеждает и ее, и меня, что мнением врачей не стоит пренебрегать. Ко мне относится прохладно. Ну, есть я и есть. Оказывается, такая позиция, особенно в длительной перспективе, очень действует на нервы. Хочется взять и встряхнуть пару раз, чтобы добиться какой-нибудь другой реакции. Но какое там трясти. В ее сторону даже дунуть страшно. Кажется, что рассыпется.

И, что не говори, отношения между мужчиной и женщиной очень упрощает секс. Когда доставляешь удовольствие, то женщины начинают ластиться наподобие кошки. А здесь… Но пока так.

Так проходят оставшиеся месяцы беременности. В состоянии холодной войны. Несмотря на неутешительные прогнозы врачей, до родов Дине остается 10 дней. Естественно, она находится в роддоме, потому что никто не хочет рисковать.

Я сегодня задержался в офисе допоздна. Было много проблемных вопросов, которые нужно утрясти, урегулировать, найти компромисс.

Дверь в кабинет открылась без стука. А затем внутрь вошла Лилия Костромская. В черном платье, подчеркивающем все достоинства фигуры, красивая, идеальная.

– Скучаешь? – промурлыкала она.

Я еще раз оглядел ее с ног до головы. Да, хороша, ничего не скажешь. И даже понятно, что забыла у меня в кабинете. Но играть в такие игры с ней? Нет уж, увольте. Такая рекламная компания идет со стопроцентным подвохом.

– Я? Скучаю? – я откидываюсь на спинку кресла и прикидываю, как от нее лучше отделаться.

– Ты как сюда попала? – этот вопрос меня в настоящий момент интересует больше всего остального.

– Ну, тебе наверняка одиноко, вот я и решила скрасить тебе жизнь.

Я хмыкаю. Лилия и благотворительность? Эти вещи совместимы так же, как пески Сахары и айсберг в Северном Ледовитом океане. Только вот что ей понадобилось?

– Лиль, я когда идиота тебе начал напоминать?

Она подходит ко мне ближе, нас разделяет только письменный стол. Я ощущаю запах ее духов. Он приятный, цветочный с нотками свежести. Девушка упирается обеими руками о стол и наклоняется ко мне ближе.

– Ты же в курсе, как сильно мне нравишься?

Честно говоря, для меня это сюрприз. Мне кажется, ей больше нравится возможность меня заарканить и потом демонстрировать подружкам в виде трофея. Вот только меня такая перспектива не привлекает. Я и сам такой же, как Костромская. Поэтому рыбак рыбака видит издалека. И все эти уловки с взволнованно вздымающейся перед моим лицом грудью, плотно обтянутой тканью платья… Она ведь не думает, что я женских сисек не видел и поведусь на прикормку, как карась на червя? В этот момент Лиля облизывает нижнюю губу и внимательно за мной наблюдает. Нет, все-таки, похоже, думает. Но, милая ты не по адресу.

– А ты в курсе, что я женат?

Красивые губы улыбаются в ответ.

– Ой, только не говори мне, что ты стал примерным семьянином. Тем более, что жена все по больницам и по больницам. А тебя и приласкать некому. Да и вообще… Жена не стена – подвинется.

– А с чего ты решила, что я из-за тебя жену двигать буду?

– Тебе самому все надоело. Я тебя знаю.

На этих словах Лиля медленно обошла стол, приблизилась ко мне, и, подтянув платье на бедрах, села мне на колени. Затем слегка коснувшись губами щеки, положила руки мне на грудь и прошептала:

– Ведь ты меня хочешь?

Я смахнул ее с колен и встал сам:

– Лиль, у меня нет проблем с женской лаской. И, если мне понадобится, то одиночество мое скрасят. Но это опять будешь не ты.

Она разозлилась. Это было понятно по сжатым в кулаки ладоням и метавшим молнии глазам.

– А я чем тебя не устраиваю?

Ее настырность меня утомила. Я уже собрался, прихватив за локоть, вытряхнуть ее в коридор, но тут раздался телефонный звонок. Я потянулся к телефону, ответил на вызов. В трубке зазвучал мужской голос:

– Сергей Владимирович?

– Да, я Вас слушаю.

– Вам надо приехать в больницу. У Дины Витальевны начались преждевременные роды…

– Что случилось?

– Вам лучше приехать.

А потом говоривший просто положил трубку. Ничего толком не сказав, не объяснив. Я понял, что действительно надо ехать. Иногда мы чувствуем, что происходят страшные вещи. И сейчас у меня было именно такое ощущение.

Я выпроводил Костромскую и поехал в больницу.

***

Дина.

Я не думала, что будет так. Так трудно. Так страшно. Меня измотала эта беременность. И вот, казалось бы, осталось чуть-чуть. Но не было чувства облегчения. Наоборот, меня затягивала непонятная паника. И главное, я люблю этого человечка, который растет внутри меня. Я желаю ей всего самого лучшего. Да, согласно результатам узи у нас с Сергеем будет дочь. И я безумно хочу увидеть ее, взять на руки, приласкать, рассказать, как сильно я ее люблю. До этого осталось всего ничего, но мне почему-то кажется, что этого не случится никогда.

У меня весь день тянет живот. Я не знаю, как повернуться, чтобы лечь удобнее. Мне не разрешают вставать. Но сейчас, лежа, мне становится настолько тошно, что я плюю на запрет и встаю, чтобы пройтись по палате. Я хожу от стенки до стенки, и в какой-то миг живот пронзает острая боль. Так уже было несколько раз, когда начинались кровотечения. А потом я чувствую, как по ногам что-то течет. Наверное, отошли воды. Но когда смотрю на пол, то вижу, что стою в луже крови. И кровь течет по ногам. Слишком много крови. Сознание словно в тумане. Я могу только смотреть. Смотреть, как вместе с кровью из меня утекает жизнь. По каплям.

В этот момент открывается дверь в палату, заходит медсестра. Видит меня, опускает взгляд ниже на мои ноги, потом на пол, резко разворачивается и выбегает в коридор. Я слышу, как она зовет на помощь. В палату закатывают каталку, укладывают меня на нее и везут в операционную. Это я понимаю из разговора суетящегося вокруг меня персонала. А потом я слышу крик. Звенящий, заполняющий все пространство, разрывающий пустоту. И не сразу до меня доходит, что кричу я сама. А потом снова и снова. В операционной мне ставят катетер в вену и начинают вводить препараты. Какие именно не разобрать. Да и какая теперь разница?

А самое главное – я не боюсь. И уже почти не чувствую боль. Потому что она заменила собой каждую клетку моего тела. Я перестаю кричать. Бесполезно. Тьма вокруг меня сгущается, я осязаю ее на физическом уровне. И впервые думаю, что уходить не страшно.

Вот только Лена, Матвей, моя малышка, которую я уже не увижу… Как же они? Но и тут у меня нет выбора. Потому что я понимаю, что, скорее всего, это конец. Есть какая-то обреченность в метаниях врачей. Даже, наверное, бессмысленность. На меня накатывает волнами слабость. Я молюсь только о том, чтобы выжила моя малышка. Чтобы это все было не зря.

Отдать жизнь за того, кого любишь, хоть и никогда не видела. Другого пути не остается. А тьма продолжает сгущаться. И я… я поддаюсь ей. Я, которая никогда не сдавалась и боролась до последнего. Я уже сама протягиваю к ней руки. Она манит меня, обещая что-то неизведанное. То, что подарит забвение.

И на самой острой вспышке боли и отчаяния эта тьма подхватывает меня, окружает со всех сторон, утягивает за собой.

И я остаюсь в ней. Меня нет?

***

Сергей.

Я доезжаю до роддома в рекордные сроки, еще не зная, что опоздал.

Ко мне выходит усталый врач, который начинает объяснять, что случилось. Его монотонный голос давит на мозг безысходностью.

– У Дины Витальевны началась отслойка плаценты, обильное кровотечение. Мы ее прооперировали, но во время кесарева произошла остановка сердца. Сердце удалось запустить не сразу. Дина Витальевна впала в кому. Прогнозы пока делать рано, но если она продержится пару дней, то шанс на выздоровление есть. Однако, Вы должны понимать, все индивидуально…

Я перебиваю:

– То есть она может не очнуться?

Бесцветные глаза врача смотрят безэмоционально.

– Да, так тоже может случиться. Я же сказал, сердце удалось запустить не сразу. Как это отразилось на деятельности головного мозга пока не известно.

Наверное, мужик не знает, что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести. Да и смысл всего разговора сводится к бесконечным – не известно, не понятно, позже.

Но у меня остался еще вопрос:

– А ребенок?

В его глазах так ничего и не появляется. Голос такой же ровный.

– С ребенком все в порядке. У Вас дочь. 51 сантиметр рост, 3200 – вес. Все показатели в норме. Через пять дней сможете забрать ребенка домой.

– Домой я должен был забрать двух.

– Сергей Владимирович, это жизнь. Беременность протекала сложно…

Он собирается снова удариться в дебри медицины. А я не хочу. Дома дети ждут маму. Что я им скажу? И как такое сказать? А еще новорожденная дочка… Ребенку нужна мать. Так заведено. И ее никто не заменит.

Но Дина пока домой не вернется. Если вернется вообще…

– Я жену могу увидеть?

В этот момент врач вызывает у меня невольное уважение. Он знает, кто перед ним. Понимает, что я могу создать проблемы. Но не идет по пути наименьшего сопротивления.

– Нет, – звучит твердо, безапелляционно, – Она в реанимации. А это не проходной двор. Любой внешний фактор может осложнить ее состояние. Мы сделали все возможное и невозможное. А теперь остается только ждать.

Можно, конечно, свистнуть охрану и все равно пройти, но я и так наворотил дел. От того, что я ворвусь в реанимацию, боль в грудной клетке вряд ли отпустит, скорее усилится. Но я все равно перетряхну больницу, и, если это врачебная ошибка, я им не завидую.

Что ж я ее за границу рожать не увез? А? Я ведь хотел. В этой России врачи выполняют госзаказ по уничтожению собственного населения, а не оказывают медицинскую помощь.

Пока ясно одно – нужно искать няню. Может, даже кормилицу. Грудное молоко полезней для ребенка. Ее надо найти, проверить. Нельзя подпускать к детям кого попало.

– Дочь я хотя бы могу увидеть?

– Да. Только придется одеть халат, бахилы, шапку, маску. Вас проводят и дадут все необходимое.

По его звонку появляется медсестричка, молоденькая в коротком халатике, ведет меня в детское отделение, в одноместный бокс, приготовленный для Дины с малышкой. Пока ведет, стреляет в меня глазками, смущенно краснеет.

В палате вижу дочку, завернутую как куколка бабочки. Она спит. Какая кроха. Это МОЯ ДОЧЬ. Маленький ротик, крошечный носик, лобик, щечки. И одна. В палате с радионяней. Надо, чтобы здесь кто-то из медсестер был.

Становится тошно. Все должно было быть не так. Здесь должна быть Дина. Я должен был ее поздравить, подарить подарок на рождение малышки. А вместо этого – радионяня… Почему меня преследует ощущение, что я все просрал? Может, потому что так и есть?

Хочется завыть от бессилия. И в памяти всплывает один из разговоров с Динкой. Тогда я не понимал, что значат ее слова. Слышал, слушал, а не понимал. Я даже взгляд ее помню, когда она мне это все говорила:

"Ты думаешь, что всесилен. Что жизнь стоит перед тобой на коленях и тебе отсасывает. А ты кайфуешь. Но ты, как и другие подобные тебе, заблуждаешься. Иногда хватает пустяка, сущей мелочи, чтобы иллюзия могущества рассыпалась прахом, чтобы все пошло ко дну. Просто к таким, как ты, жизнь по какой-то неизвестной мне причине относится терпеливее, чем ко всем остальным. Но потом она просто щелкнет пальцами и даже ты поймешь, что ты всего лишь пыль. А если не поймешь, то тебя просто разотрет в муку. И как бы ты не был богат, кто бы тебе не смотрел в рот, ты ничего не сможешь сделать."

Кто бы тогда знал, что все так и случится

И что больше всего я сейчас хочу что-нибудь сделать. Но сделать ничего не могу.