Текст книги "Журнал Наш Современник 2006 #5"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Выхожу – у машины стоит Юозас Ермалавичюс – его арестовали раньше. Он со слезами сказал!: “Я вашу фамилию не упомянул”. Я его успокоил, сказал, что его вины в моем аресте нет. Я знал, что спецслужбы Литвы засылали агентов, чтобы выяснить наше местонахождение.

Поехали. На границе нас пропустили, но затем белорусские пограничники выбегают: “Вернитесь!” А Бетингис сказал: “Это уже литовская территория”. Прямо у пограничного шлагбаума нас ждал Генеральный прокурор Литвы Паулаускас. Нас рассадили по разным машинам: меня отдельно, Ермалавичюса отдельно. Со мной ехал майор госбезопасности. Он требовал показаний. Я сказал, что не буду отвечать на его вопросы – он даже не из прокуратуры. Тогда он говорит шоферу: “Останови машину!” Остановились. Майор обращается ко мне: “Сейчас я тебя пристрелю и скажу, что ты пытался бежать!” Я бросил ему: “Не дури!” И дальше он вел себя спокойно.

А потом – тюрьма, допросы. Подсылали стукача. Пытались получить сведения на всех, в том числе на президента Бразаускаса. Я отвечать отказался. А позже рассказал на суде, что от меня требовали компромат на президента. судьи слушали, некоторые даже рты пооткрывали.

A. К.: Миколас Мартинович, 12 лет вы были выключены из жизни Литвы. Я имею в виду не политическую жизнь – на нее вы оказывали немалое влияние, даже находясь в тюремной камере, – а быт. За это время изменились условия жизни, привычки людей, облик городов. И вот Вы увидели новую Литву – понравилась ли она вам? Что изменилось и в какую сторону – в худшую или в лучшую? В конце концов, стоил ли результат тех усилий, той борьбы, которую оппозиция навязала доверчивому советскому обществу, обещая райскую жизнь в “общеевропейском доме”?

М. Б.: Новой Литвы я еще не видел. Здоровье не позволяет выходить из дому. Могу судить только по телевизионным программам и публикациям в прессе. Наверное, за двенадцать лет что-то построили. Но для меня важно положение трудящихся: улучшилось оно или ухудшилось. Масса людей выезжает за рубеж в поисках работы. Значит, дома, в Литве, им не очень-то хорошо живется…

А. К.: А как Вы оцениваете вступление Литвы в Евросоюз и в НАТО?

М. Б.: Позиция коммунистов Литвы не изменилась. Мы и раньше считали НАТО агрессивной организацией, и сейчас так считаем. Посмотрите, что они сделали с Югославией, Афганистаном, Ираком. Причём американцы – иной раз прикрываясь североатлантической солидарностью, а иногда и отбрасывая ее – проявляют всё большую склонность к военным авантюрам. К сожалению, Литва ориентируется в своей политике не столько на Западную Европу, демонстрирующую определенную сдержанность, сколько именно на США.

Сейчас НАТО уже имеет в Литве свою базу. Для чего она здесь? Для мира? Нет…

А. К.: К слову, первое, что я увидел, когда поезд пересек литовскую границу, был танк с черным крестом бундесвера, стоящий у переезда.

М. Б.: Вы еще о Евросоюзе спрашивали. Знаете, когда националисты ставили вопрос о независимости, они говорили, что Литва не будет участвовать ни в каких союзах. А на деле с одного Союза они переориентировались на другой! И с помощью Западной Европы и особенно США пытаются проводить агрессивную, я бы сказал, политику в отношениях с восточными соседями – Россией и особенно Белоруссией. Какие курьезные вещи о России и Белоруссии по нашему телевидению рассказывают…

Но вернемся к вопросу о независимости. На мой взгляд, сегодня Литва имеет меньше самостоятельности, чем в составе Советского Союза. Показательна ситуация с Игналинской АЭС. Нам из Брюсселя командуют, что ее надо закрыть. А литовские власти слушаются: такие мы стали маленькие! Один блок уже закрыли, на очереди другой. А что останется от энергетики?..

Сейчас много шумят о деньгах Евросоюза. Мы и в советские времена получали дотации из Центра. А сейчас и денег еще не дали, а в прессе и по телевидению только о них и говорят! А ведь это деньги не для простого народа. Их поделят литовские бизнесмены. Посмотрите, какими дрязгами сопровождается распределение этих – пока ещё только обещанных – средств. Один другого ненавидит, один другого поливает грязью. Я и в буржуазной Литве до 1940 года жил, но не представлял, что можно дойти до такого…

A. K.: И последний вопрос. Эта беседа будет опубликована в майском – победном – номере журнала. Что бы вы хотели сказать нашим читателям и – шире – всем людям, которые болеют за судьбу России и за судьбу тех, кто сохранил верность Союзу? С какими словами вы обратитесь к этим людям накануне Дня Победы?

М. Б.: Ваши читатели, как и читатели “Советской России”, “Правды”, газеты “Завтра” и других прогрессивных изданий, составляют основу России. Если учитывать не только подписчиков, но и всех, кто читает эту прессу, то вас не тысячи – миллионы. Всем этим людям я желаю духовной стойкости. И возрождения той великой Советской страны, которая победила фашизм и освободила от коричневой чумы Европу.

Андрей ВОРОНЦОВ КТО ТОРГОВАЛ РУКОПИСЬЮ “ТИХОГО ДОНА”?

Ф. Кузнецов и “Наш современник” выигрывают суд

17 марта нынешнего года в истории с загадочным исчезновением и обретением рукописи первых двух книг “Тихого Дона” была поставлена юридическая точка.

Увы, как это часто бывает в жизни, ответчиками на процессе стали не те, кто распускал мерзкую клевету о Шолохове, и не те, кто прятал рукопись, а те, благодаря кому она стала достоянием государства, а событие – достоянием гласности: Феликс Феодосьевич Кузнецов, Институт мировой литературы имени Горького РАН, который он некогда возглавлял, журнал “Наш современник”, “Литературная газета” и “Российская газета”.

В качестве же истца выступил нынешний заместитель главного редактора газеты “Московский комсомолец” Лев Ефимович Колодный – человек, еще в 1984 году нашедший рукопись “Тихого Дона”, но не сделавший, в отличие от Кузнецова, ее достоянием государства. Однако как журналист он занимал в свое время примерно ту же позицию, что и ответчики. Что же заставило его подать на них в суд?

Ответить на этот вопрос можно, лишь углубившись немного в историю проблемы. Чтобы получить в 1985 году возможность отксерокопировать 160 страниц рукописи “Тихого Дона”, Колодный действовал не как советский журналист, а как журналист из западных фильмов. Не спрашивая разрешения у незаконной владелицы рукописи, Матильды Емельяновны Кудашовой, жены покойного друга Шолохова, он тайно вывозил из ее квартиры страницы “Тихого Дона” и тайно же, на работе у жены, ксерокопировал, потому что множительная аппаратура в советское время была под административным контролем. Правильно или неправильно поступал Колодный, вопрос досужий, так как и Кудашова удерживала у себя рукопись обманом. Трудно также порицать Колодного за то, что отношения с Кудашовой он построил на принципах материальной заинтересованности: человек “пробивной”, он помог ей получить новую квартиру, установить телефон, а она ему за это давала возможность работать с рукописью. Но иначе, конечно, он ничего бы не добился. Со временем назрел вопрос и о “цене рукописи”. Однако “натуральный обмен” (“ты мне, я тебе”) Кудашову уже не устраивал. Отдать государству рукопись “Тихого Дона” она желала за деньги, и деньги большие: сначала речь шла о пятидесяти тысячах долларов, а потом – о пятистах тысячах долларов. Единственным выходом Кудашовой в “легальный мир” был Колодный, ему и предстояло озвучивать последнюю цену перед “заинтересованными лицами”. Но склонить к этой покупке государство, особенно ельцинское государство, для которого Шолохов был идейный враг, “коммуняка”, у него не вышло.

Но то, что не вышло у Л. Колодного, вышло у Ф. Кузнецова, действовавшего совершенно противоположным образом: легально, законно, академично, но со свойственной ему напористостью. В результате его усилий рукопись “Тихого Дона” была в 1999 году выкуплена государством у племянницы М. Кудашовой – Чебановой не за 500 тысяч, а за 50 тысяч долларов. Как говорил один из героев “Трех товарищей” Ремарка, упорство и прилежание в конечном счете всегда побеждают.

И вот, когда события вокруг рукописи “Тихого Дона” стали уже историей, пусть и совсем недавней, Л. Колодного в этой истории вдруг перестал устраивать собственный образ удачливого журналиста, не особенно выбирающего средства для достижения цели. Он захотел резко поменять “имидж”. Самое интересное, что приглянулся ему теперь “имидж” такого человека, как…… Ф. Кузнецов, законопослушного, прилежного и упорного! К этому решению его, безусловно, подтолкнуло и то, что Кузнецов в своих публикациях о рукописи “Тихого Дона”, в том числе и в “Нашем современнике”, отводил Колодному другую роль – роль человека, посредничавшего в закулисных переговорах вокруг рукописи “Тихого дона”.

18 августа 2005 года Л. Колодный подал в суд на Ф. Кузнецова, ИМЛИ РАН, редакции журнала “Наш современник”, “Литературной газеты” и “Российской газеты”. В исковом заявлении он, в частности, писал: “После покупки рукописей Кузнецов, за подписью директора ИМЛИ, публикует в СМИ материалы, порочащие мою честь, достоинство и деловую репутацию, представляя “посредником”, “подставным лицом”, “оборотистым человеком”, состоявшим в “комплоте” с Кудашёвой М. Е., что опровергается ее письмами”. Колодный просил суд признать не соответствующими действительности сведения в публикациях Кузнецова в “Нашем современнике”, “Литгазете” и “Российской газете”, обязать указанные издания опубликовать опровержения, книгу Ф. Кузнецова “Тихий Дон”: судьба и правда великого романа”, изданную ИМЛИ РАН в 2005 году, изъять из продажи, а с ответчиков взыскать в его пользу по одному рублю в качестве возмещения морального вреда. Правда, в заявлении об изменении предмета иска от 1 февраля 2006 года Колодный снял требование взыскания рубля со всех, кроме особо нелюбимого им Кузнецова, а в отношении книги последнего потребовал: “Обязать ИМЛИ им Горького снабдить каждый экземпляр РАН научное издание Типография “Наука” объемом 54 п. л. “Тихий Дон правда и судьба великого романа” вкладышем с указанием, что изложенные в отношении Л. Е. Колодного на странице 38 и 49 сведения, признаны судом порочащими честь достоинство и деловую репутацию Л. Е. Колодного”. (Сохранены стиль, пунктуация и синтаксис документа. Как такое заявление принял Пресненский районный суд, ума не приложу.)

Судиться всегда неприятно, но такой суд, тем не менее, прояснил бы окончательно запутанную, детективную историю исчезновения и обретения рукописи первых двух книг “Тихого Дона” и роль в ней Матильды Емельяновны Кудашовой и ее дочери Натальи Васильевны, а также самого Колодного. Забегая вперед, скажу, что благодаря этому суду стала известна (и, думаю, станет достоянием гласности) переписка М. Кудашовой и Л. Колодного 80-х годов, а также доселе не называвшееся имя последней владелицы рукописи – Ольги Юрьевны Колпаковой, племянницы М. Кудашовой.

Представлять интересы “Нашего современника” в суде главный редактор С. Ю. Куняев попросил меня (очевидно, как автора романа о Шолохове, знакомого с проблемой). Суд долго откладывался из-за болезни Ф. Кузнецова. Л. Колодный, очевидно, воспринял это обстоятельство как косвенное признание слабости позиций главного ответчика, ходил гоголем, во всеуслышание заявлял, что Кузнецов умышленно затягивает процесс, не зная, что сказать в свою защиту. Развитие событий показало, что Колодный и сам поверил в то, в чем хотел убедить других.

И вот наконец наступил день суда. Первому, как и положено, предоставили слово Л. Колодному. Его выступление, вопреки ожиданию, оказалось довольно вялым, путаным и скучным, несмотря на то, что продолжалось не более 15-20 минут. Было очевидно, что во всем, кроме перечисления собственных заслуг в деле обретения рукописи “Тихого Дона”, он что-то недоговаривает. Это “что-то” позднее озвучил в своей ответной речи Ф. Кузнецов. Он сказал, обращаясь к Колодному, примерно следующее: “Не оставляет ощущение, что вы во всей этой истории что-то скрываете”. “Хотелось бы знать, что?” – сразу попался на эту удочку Колодный. “Вы знали, что Кудашовы удерживают у себя рукопись незаконно, и поэтому она никоим образом не может быть продана легально!”. Колодный не нашелся, что на это ответить.

Тактика “Нашего современника” в суде в силу обстоятельств отличалась от тактики других ответчиков. Мы не находили нужным защищаться по существу предъявленного нам иска, так как отвергали его в принципе. Колодному не понравилось то, что написал о нем Кузнецов в главе “Посредник” из книги “Шолохов и анти-Шолохов”, опубликованной в N 6 журнала за 2000 г. Но Колодный не пожелал вспомнить в иске, что в N 11 за тот же год “Наш современник” напечатал его “Письмо в редакцию” (стр. 288) с протестом против публикации Кузнецова. Так что мы, вообще-то, как и положено при демократии, дали высказаться обеим сторонам, что делает излишним всякие “опровержения”. Когда я на одном из предварительных заседаний в Пресненском суде напомнил об этом Колодному и попросил судью приобщить журнал с его письмом к делу, Колодный заявил мне, что в N 1 за 2001 г. “Нашего современника” мы напечатали “Ответ посреднику” Ф. Кузнецова, превышающий его письмо в три раза (на эту публикацию Колодный не ответил). “Что ж, вы можете попросить приобщить “Ответ посреднику” к делу”, – сказал я. Но это автоматически означало бы внесение дополнений или изменений в иск. Если бы Колодный и его адвокат Щукин изменили исковое заявление, с учетом “Ответа посреднику”, то мы бы стали защищаться по существу высказанных Колодным в адрес нашего автора обвинений, а если бы они оставили претензии к “НС” в первоначальном виде, то это не имело бы смысла ввиду неправомерности самих этих претензий. Колодный и его адвокат либо забыли, либо не захотели включить “Ответ посреднику” в измененное исковое заявление от 1 февраля 2006 г., но в ходе процесса вдруг сделали попытку приобщить его к делу, на что последовал мой протест, удовлетворенный судьей Литвиненко. “Как, разве у нас в иске не упомянут “Ответ посреднику”? – удивленно спросил меня адвокат Щукин, словно это я должен был включать его в иск, а не он с Колодным. Добавлю, что в ходе слушания истец и его адвокат не раз попадали в подобные ситуации.

Адвокат Института мировой литературы Юрий Гатинян тоже заявил о неправомочности иска к представляемой им организации, так как она не является органом СМИ, а юристы “Литературной газеты” и “Российской газеты” придерживались той же линии защиты, что и Ф. Кузнецов: то есть не находили в публикациях своих изданий ничего оскорбительного для чести, достоинства и деловой репутации г-на Колодного.

Затем наступило время триумфа Кузнецова. Еще не оправившийся после болезни, на следующий день после своего юбилея в ЦДЛ, он, отложив заготовленную речь, неторопливо, в академической манере сделал с Колодным и его аргументами то, что делает с асфальтом тяжело надвигающийся каток. Но при этом, надо отдать ему должное, особо отметил и его заслуги (у Колодного на это великодушия не хватило). Выступал Кузнецов целый час, но никто, исключая Колодного, и не думал его останавливать, настолько интересно было всё им сказанное. “Он изображал здесь перед вами, что он крупный ученый! – кричал потом Колодный судье. – А он никакой не ученый!” Думаю, изображать в судебном заседании целый час что-либо трудно, тем более что Кузнецов вообще (по крайней мере, так выглядело внешне) не убеждал ни в чем судью: его речь от начала до конца была построена в форме обращения к Колодному. (В публикуемом нами ниже письменном варианте речи Кузнецова эта особенность отсутствует.) Между прочим, для опровержения обвинений Колодного Кузнецов привел 6 цитат из книг и интервью самого Колодного! Под занавес выступления Кузнецов сделал на основе приведенных аргументов исключительно тяжелый для Колодного вывод: “Как видите, моральный вред был нанесен не Л. Е. Колодному, но самим Львом Колодным классику русской литературы М. А. Шолохову, когда в течение 15 лет вместе с М. Е. Кудашовой и ее дочерью он утаивал от научной общественности местонахождение рукописей “Тихого Дона”, столь необходимых нашей науке, особенно – для разоблачения клеветы о плагиате, возведенной недругами русской литературы в адрес нашего великого писателя”.

Молодая, симпатичная судья Литвиненко, похожая на актрису Галину Польских в молодости и относящаяся к той редкой категории людей, которым идет нововведенная судейская мантия, похоже, не сразу поняла, какое дело ей выпало и что благодаря ему её имя, возможно, войдет в историю. Когда же поняла, стала вести заседание четко, собранно, не давая сторонам уходить от существа дела, чего, как сами понимаете, в литературном, по сути, процессе избежать трудно. Иногда споры переходили в чисто научную, филологическую плоскость. Например, Л. Колодный в своем иске посчитал оскорбительным употребление Ф. Кузнецовым в его адрес слова “посредник”. Кузнецов в ответ привел цитату из “Академического словаря русского языка” (М., 1984): “Посредник – тот, кто осуществляет посредничество между кем-либо, содействует соглашению, сделке между кем-либо” (т. III, с. 321), не находя в таком толковании “ничего порочащего человека, наносящего ему оскорбление, моральный вред, нарушающий его достоинство и деловую репутацию”. Колодный, в свою очередь, процитировал “Толковый словарь” В.И. Даля: “Посредник, -ница, третий избранный двумя сторонами для соглашения”, утверждая, что никакие две стороны его третьим для этой цели не избирали. Съездив во время перерыва в заседании домой, Кузнецов привез другую цитату из Словаря Даля издания 1880 г.: “Посредник – всякое посредствующее звено, средство для передачи и сообщения”. Точку в этом споре невольно для себя (потому что самого спора не слышала) поставила вызванная ответчиком свидетельница Елена Игоревна Левицкая, у которой я спросил: “Посчитали бы вы оскорбительным, если бы услуги, которые вы оказывали семье Шолохова, контактируя с Львом Ефимовичем Колодным, назвали словом “посреднические”?” “Нет, конечно”, – с удивлением ответила Левицкая.

Кроме Левицкой (она, кстати, внучка знаменитой Евгении Григорьевны Левицкой, друга Шолохова) Кузнецов вызвал еще двух свидетелей: Александра Мироновича Ушакова, заведующего отделом русской литературы ИМЛИ, и Виктора Григорьевича Левченко, тоже сотрудника ИМЛИ, членов Шолоховской группы института. Но самые неприятные для Колодного показания дала именно Левицкая. В 1997 г. она вместе с Н. В. Ушаковым вела “Хронику поиска рукописи” “Тихого Дона”, из которой зачитала на суде: “13. 02. 97. Разговор с Бирюковым Ф. Г.: говорил с Колодным недавно, он сказал, что не скажет, где рукопись, и для государства 500000 долларов – ерунда… 25. 02. 97. Разговор с Петелиным В. В. (сотрудник ИМЛИ) по телефону. Колодный сначала просил 50000 долларов за рукопись, потом вдруг увеличил цену в 10 раз. Мы боимся, что рукопись уйдет за рубеж, тем более что Колодный часто бывает за рубежом, в т. ч. в Израиле”.

Между тем именно эту фразу в публикации “НС” (2000, N 6, стр. 254): “Колодный сначала просил 50000 долларов за рукопись, потом вдруг увеличил цену в 10 раз”, Л. Колодный посчитал порочащей его честь, достоинство и деловую репутацию! (“Заявление об изменении предмета иска” от 1 февраля 2006 г., стр. 2).

Свидетелей со стороны Колодного не было. Молчал как рыба и его адвокат, видимо, подавленный происходящим. Кстати, в перерыве Колодный спрашивал у представителя “Российской газеты”: “А что, у Кузнецова нет адвоката? Он что, денег пожалел? Не знаю, как он будет защищаться”. Между тем сам Кузнецов мне говорил: “Я не стал брать адвоката, потому что я не смогу свои мысли вложить ему в голову”.

В прениях Л. Колодный выступил еще более неудачно, чем в выступлении по существу дела. Как мне представляется, главной его мыслью было то, что он склонял М. Е. Кудашову-Чебанову к безвозмездной передаче рукописи государству, но он никак не мог найти соответствующей цитаты в переписке с ней, хотя именно за оригиналами этих писем он ездил в перерыве домой. Наконец нашел. Это был проект письма Председателю Совета Министров РСФСР В. И. Воротникову от 26 июня 1985 г., который, по замыслу Колодного, должна была подписать М. Кудашова. Там, в частности, говорилось: “55 лет я берегла рукопись как зеницу ока. И теперь хочу распорядиться рукописью и подарить ее государству с тем, чтобы она хранилась в “Пушкинском доме”, куда поступил архив М. А. Шолохова. Единственное, о чем я прошу правительство – в память о моем муже переиздать его роман “Последние мужики” и рассказы в виде тома избранных сочинений, сохранив при этом авторские права за мною и дочерью, утраченные нами за давностью лет. (……) При этом условии я готова вручить Вам …… листов рукописного текста и …… листов машинописного текста с правкой М. А. Шолохова”.

После этого я попросил слова и предложил, как говорят в науке, “договориться о терминах”. На мой взгляд, “безвозмездная” передача рукописи “при условии” издания книги покойного мужа Кудашовой, получения гонорара, потиражных и продления авторских прав являлась бы, мягко говоря, не совсем безвозмездной.

Кузнецов, опираясь на показания свидетелей, выступил в прениях не менее впечатляюще, чем в слушаниях по существу. Колодный заволновался, запротестовал, что ему не дали столько же времени для выступлений, как Кузнецову, пытался приобщить к делу какие-то свидетельства в свою пользу, не имеющие прямого отношения к его иску. (Действительно, судья в прениях периодически останавливала его, когда он вновь и вновь принимался перечислять свои заслуги. Между тем шел уже седьмой час заседания.) Наконец подал голос адвокат Колодного, тоже выразивший сожаление, что его клиенту предоставили так мало времени для обвинения. Непонятно только, почему он ему в этом не помог.

Судья Литвиненко удалилась в совещательную комнату. Минут через 15 она объявила приговор: в иске об оскорблении чести, достоинства, деловой репутации и нанесении морального вреда Л. Е. Колодному отказать.