355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Надежда Семенова » Победа для Александры » Текст книги (страница 5)
Победа для Александры
  • Текст добавлен: 28 марта 2017, 14:00

Текст книги "Победа для Александры"


Автор книги: Надежда Семенова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Короче, событий в бестолковой жизни общежития хватало на всех. И переживаний тоже.

Девчонки последний раз собрались в комнате. На колченогом столе лежал вафельный торт «Полярный», в чашки из буфета был разлит свежий чай. Главным угощением был пакет черешни и целая сковородка семечек. Саша накалила их на одолженной у Энрике сковородке. От самого неустанного пожирателя сердец удалось отделаться с большим трудом. Помогла Сильвия. Прорываться через барьер, воздвигнутый пышной грудью вечной подруги между ним и выходом, Энрике не решился.

Саша оглядела соседок, лица были у всех невеселые. Грустная Венера, провалившая первый письменный экзамен по математике. Недобравшая баллов Светка, настроенная подавать документы на вечерний, а пока подыскивающая подходящее училище. Таня, не сдавшая последний экзамен. И две будущие студентки: Саша и Лена. Леночка тоже чувствовала себя неловко, поступление казалось ей незаслуженной удачей. Она сравнивала себя с подругами и тихо угрызалась.

Саша решительно ссыпала мытую черешню в бумажный пакет, семечки раздала по карманам и скомандовала:

– Мы идем гулять!

– На кладбище? – трагичным тоном произнесла Венера.

Девчонки уныло завздыхали.

– Нет, в кино, – нашлась Саша.

Это был индийский фильм. Девчонки сидели в пятом ряду полупустого зала. Посередине Саша с громадным пакетом черешни в руках и вторым пока пустым пакетом для мусора. Девчонки шмыгали носами, смеялись, грызли семечки, ели черешню и плевали косточки в ладошки, а потом складывали все в кулек, скрученный Сашей из газетного листа. Экранные герои мучились, любили, горевали, радовались и танцевали. Саша смотрела то на них, то на увлеченных сюжетом девчонок. Зрители – небольшое количество истинных ценителей индийского кино – не уставали сердито шипеть на беспокойных соседок. Ехидные барышни хихикали в самых патетических местах, в тех, в которых раньше Сашино сердце сжималось бы от боли и соучастия, и она смеялась вместе с ними. Таня поворачивала к Саше сияющее лицо, Леночка жмурилась, как маленький сытый котенок, Венера отпускала точные комментарии, усиливая приливы хохота в девичьей стайке. Света молчала, только один раз она произнесла фразу, перед которой поблекли все предыдущие остроты.

Девчонки неожиданно грустнели, в то время как зал сотрясался от хохота. Они были гораздо живее, интереснее, глубже, чем все, что происходило сейчас на экране, и Саша, любуясь ими, думала, что все в ее жизни изменилось. Что треволнения любимых прежде героев кажутся игрушечными, ненастоящими по сравнению с теми, что происходят с живыми людьми. Что жизнь гораздо интереснее и увлекательнее, чем кино.

И Саша была абсолютно права, потому что, вернувшись в общежитие, юные девушки, да и она сама, совершенно забудут просмотренный фильм. Потому что будут танцы и вино, придут неожиданные гости. И их будет больше, чем за все время абитуры. Может, потому, что осмелевшие девчонки не станут запирать дверь и на каждый стук будут кричать:

– Милости просим!

И очень скоро в гостеприимную комнату будут заходить все новые и новые люди. Энрике снова будет стоять перед Сашей на коленях, а потом появится Сильвия и утащит своего бойфренда спать. Сплетутся новые интриги, завяжутся новые отношения. Беленькая Леночка забудет про яичницу и весь вечер просидит в коридоре на подоконнике, а курчавый венгр Анастас будет рассказывать ей про Буду и Пешт, две части столицы его родины. Венерин ухажер Ваня уснет на Сашиной кровати, обнимая подушку, а его подпивший земляк Брашовяну будет весь вечер приставать к Венере, и в конце концов она… укусит его за нос. И все будут его жалеть, прикладывать к длинному носу пропитанный водкой (!) компресс. Сахиб и Тоня будут постоянно выяснять отношения, выбегая на кухню. Сахиб разобьет себе в кровь руку, Тонька с плачем будет его перевязывать.

Часть компании переместится к Сахибу, и там одни будут обсуждать положение курдов в Турции, другие – танцевать. Осмелевшая Света будет петь, а неизвестно откуда приблудившийся поляк аккомпанировать ей хлопками в ладоши. Потом придет помятая комендантша и будет требовать «прекратить безобразие», но забудет про все, когда сосед Сахиба – красавчик Адам пригласит ее на «последний танец». Галантный кавалер уведет даму домой, оставшиеся буду продолжать полюбившиеся «безобразия». Адам вернется под утро и принесет цветы «прекрасной даме». Саша будет смотреть в его теплые карие глаза, обладающие волшебным свойством – видеть прекрасной каждую женщину. И лохматую комендантшу, и Сильвию, и Венеру, и Светлану, и ее – Сашу.

Она будет сидеть на подоконнике чужой комнаты, смотреть в серое небо, скрывающее рассвет. В наушниках будет играть музыка, звуки которой разбудят в Сашиной душе ощущение счастья. А потом появится солнце. Ненадолго, на несколько минут. Но этого будет достаточно, чтобы Саша успела оглядеть мир, лежащий у ее ног, и понять, что все это на самом деле.

Глава 12

На небольшом подносе высилась горка румяных лакомых, мягких даже на вид булочек. Из надреза на боку каждой аппетитно выглядывали белоснежные, отливающие перламутром взбитые сливки. Саша невольно сглотнула, но счетчик в голове был неумолим. Одна булочка со сливками стоила больше, чем может себе позволить человек, живущий на стипендию. Если бы Саша уступила легкомысленному зову желудка, булочка оказалась бы единственным на сегодня блюдом. Пришлось бы обойтись не только без завтрака, но, пожалуй, и без обеда. Обычный Сашин завтрак состоял из чашки чая, куска черного хлеба и салата с многообещающим названием «витаминный». Правда, витаминов в нем было – одно название: грубо нашинкованные ломти капусты, среди которых попадались тоненькие полоски вялой морковки. Следы яблока удалось обнаружить всего раз, но Саша не теряла надежды. Все это заправлялось подсолнечным маслом, крепко пахнущим семечками. Черед обеда наступал после занятий. По дороге домой Саша заходила в булочную и покупала четвертинку свежего пористого дарницкого хлеба. Из пакетика сухого супа получалась неплохая похлебка, особенно если заправить ее картошкой и поджаренным луком. Супа получалось так много, что хватало на ужин. Сэкономленные таким образом деньги Саша тратила на кофе в перерывах между парами. И всего этого не будет, если сейчас она потратит деньги на булочку.

Саша сосредоточенно нахмурилась, в эту минуту она походила не на студентку-второкурсницу, а на пятилетнюю девочку, да к тому же опрокинувшую на платьице… кисель. Казалось, сейчас откроется дверь, и Саша услышит расстроенный мамин голос. Сильными руками мама отодвинет табурет, на котором сидит застывшая девочка, промокнет тряпкой розовые кисельные пятна. Платье отправится в стирку, а перед нахохлившейся, сунувшей руки между голыми коленками девочкой в синей майке возникнет новый стакан.

Мама никогда не выговаривала за провинности, она грустно вздыхала и шла исправлять, оставляя дочь один на один со своей совестью. Саша отчетливо помнила, как придерживала края платья, чтобы кисель не вылился из подола, с отчаянием чувствуя, как он медленно просачивается сквозь ткань. Ощущение было настолько ярким, что ей захотелось сжать колени, избегая мокрого прикосновения пропитанного сладкой липкой жидкостью платья к обнаженной коже. Она со стыдом вспоминала, как приложила к губам полный стакан с тем, чтобы выпить его залпом и отправиться на улицу. Пятница, за плечами садик, впереди – два чудесных дня, наполненных законными радостям. Первые два глотка дались легко, но потом что-то случилось. Плотный кисель забил рот, заполз в горло и… застрял. Саша судорожно глотнула раз-другой, отвела стакан, и – ах! – кисель вывалился на колени.

Сашу бросило в жар, точно так же, как тогда. Она сердито посмотрела на сладкий булочкин бок и еле удержалась, чтобы не погрозить ему пальцем. Весело облегченно засмеялась и прошла мимо бестолково дорогих сластей. Желая вознаградить себя за проявленную стойкость, девушка оценивающе присмотрелась к свекле под майонезом. Сиротливая кашица, сдобренная капелькой майонеза, еще больше сморщилась под внимательным взглядом. И в этот миг на глаза попался… все тот же «витаминный» салат. Но на этот раз молодцеватая, упругая капуста была мелко порезана, украшена цветком из моркови, а завершал ансамбль ажурный лепесток яблока. «Какая красота», – подумала Саша и тут же забыла об отверженных лакомствах.

В молодости житейские сложности переносятся легко, без тени жалобы или неудовольствия. Если бы кто-нибудь сказал, что Саша недоедает или терпит лишения – она бы очень удивилась. Такова была новая жизнь, и девушка находила ее вполне приемлемой. Единственное, за что она не уставала себя корить, так это за то, что с большим энтузиазмом проводит время с новыми друзьями, чем учится. Учеба сама собой отодвинулась на второй план, и сколько ни напоминала себе Саша, что приехала учиться, пробивая путь в более счастливую жизнь, – ничто не действовало. И коль скоро учиться с удовольствием и полной самоотдачей не удавалось, Саша дала себе обещание не пропускать занятий.

На первый взгляд университетская вольница не требовала аккуратного посещения. В том, что это не так, Саша убедилась уже на первом курсе. В училище день начинался с проверки посещаемости. Преподаватели педантично отмечали каждого учащегося в журнале. В университете же этим занимался староста, и до первой сессии все было спокойно. Гром грянул, когда начались зачеты. Конспекты, тем более хорошие конспекты, были нарасхват. Однокурсники рыскали по знакомым с голодным волчьим взглядом. Материал спешно переписывался, читался урывками, но запоминался не особенно хорошо.

Саша ткнулась в пару мест. Спокойная медлительная толстушка-одногруппница присутствовала почти на всех занятиях, но расшифровывать ее бисерный почерк оказалось делом почти невозможным. Еще одна девица записывала все подряд, включая обороты «скорее всего» или «переходим к следующему вопросу», но смысл сказанного фиксировала весьма неудачно. После ее записей Сашу одолела паника. Связать прочитанное во что-нибудь вразумительное можно было лишь обладая фантастическим воображением или хотя бы при приблизительном знакомстве с вопросами. Саша сдалась. Взяла в библиотеке кипу учебников, в каждом из которых было около трехсот пыльных страниц, сжала зубы и села штудировать их.

В период экзаменов ее не оставляло странное чувство, что левая половина головы ощутимо тяжелее правой, напичканная громоздкими, тяжеловесными определениями и обрывками не связанных между собой сведений. Правая сторона головы казалась пустой и легкой, там гнездились глупые мысли и легкомысленные желания. Скрипучий голос нашептывал фразы из учебников, а бабочка, поселившаяся справа, взмахом крыльев навевала сладкий сон.

Саша старалась удержать голову, но она упрямо клонилась к левому плечу, словно поверженный бутон. Однажды, вконец устав от зубрежки и бессмысленной борьбы полушарий, Саша отправилась разводить мосты.

Белые ночи. Онемевший мост Лейтенанта Шмидта. Над Невой – победно вскинутые руки других мостов. Тихий плеск волн. Гранитная набережная, по булыжникам которой (Саше безумно хотелось в это верить) прогуливался едкий, смуглый Пушкин. Лорнировал дам, блистал эпиграммами и, быть может, прикасался к этому камню. Или к другому, или вон к тому.

Три часа. Ночь налегла на крыши домов не желающим темнеть брюхом. От Невы повеяло свежестью, и бодрящим напитком влился в кровь упоительный речной запах. Только запах был немного другим и не походил на знакомый с детства запах Волги. В нем слышалась копоть заводских труб, автомобильных выхлопов. Это был запах большого города, омытого упрямой рекой, стиснутой, но не побежденной гранитом.

Саша и еще две такие же юные авантюристки возвращались по спящему Васильевскому острову. Девушки шли по Большому проспекту, разглядывая темные дома на фоне светлого, сумеречно улыбающегося неба.

Сзади раздался звук мотора. Из окна милицейского газика высунулась хмурая небритая морда и неприветливо поинтересовалась:

– Почему по проезжей части?

– Так нет же никого, – удивились студентки.

Страж порядка звучно поскреб щетину:

– Ну?

– Чего «ну»? – вежливо поинтересовалась Саша.

– Почему не спим? – пояснил милиционер.

– Мосты разводили, – дружелюбно откликнулись девчонки.

– А! – подобрел собеседник, засунул голову обратно, затем снова выглянул: – Ну ладно, идите домой, – помолчал, а затем добавил: – Только не хулиганьте!

– Ой, – догадалась Саша, – а вы нас не подбросите?

– Куда это? – насторожился мент.

Саша поглядела на него, про себя прикидывая, вряд ли он может знать, где находится общежитие университета, а вот гостиницы знать вроде как обязан. Всего в паре домов от общежития находилась гостиница «Прибалтийская».

– До «Прибалтона»! – Саша «находчиво» употребила ее свойское наименование.

– Куда? – взвился вдруг милиционер. – Зачем это вам туда? – Подозрительно сощурился: – Живете там? Или как?

– Или как, – отрубила оскорбленная Саша. «Вот всегда так, – думала она, – ты к ним по-человечески, а они тебя подозревают во всяких пакостях! Вот что он имел в виду своим «или как»?»

– Ага! – Мент заводился на глазах. – До «Прибалтона» ей надо, в три часа-то ночи! – В его голосе появились грубые лающие интонации. Он вдруг оскалился, в серебристом освещении белой ночи зловеще блеснули зубы, навевая несвоевременные мысли об оборотнях. – Сейчас в отделение поедете, – с гадливым выражением процедил милиционер, – малолетки! Уж лучше там «отдохнете», чем по гостиницам шляться…

Саша переждала вспышку и медленно выговорила:

– Нам надо не в гостиницу, а в общежитие, недалеко от «Прибалтийской».

Милиционер захлопнул рот и раскрыл глаза, оказавшиеся ясно-голубыми. Он мигом потерял воинственность, сдулся, как шар, и, наконец, мирным, почти человеческим голосом произнес:

– А так бы и сказала, – и уже совсем успокоившись, пробурчал: – Спятить можно!

Всю дорогу он недовольно ворчал:

– Идут. Одни. По дороге. Полчаса назад мужика на Съездовской порезали. Думаешь, может, и с этими чего случится… Останавливаешься, а они: «мне в «Прибалтон»!

Девчонки сидели притихшие, в пререкания не вступали, понимая, что высаживать их из машины ворчун, может, и не будет, но сгрузить в участок – запросто.

Возле гостиницы газик, скрежеща колесами, развернулся, и мент все еще ворчливо сказал:

– Вываливайтесь, не такси… Дальше ножками!

Девушки торопливо выгрузились, бормоча «спасибо» и наступая друг другу на ноги. Вслед донеслось:

– Спасибо?! Мосты развели? Дома сидите… Ишь, студентки! Нечего нам работу подкидывать. Ясно?

– Так точно, виноваты, исправимся… – отчеканила Саша.

– Вот и хорошо! – почти нежно отозвался суровый страж порядка и дал по газам.

Девчонки переглянулись и дружно рассмеялись, чувствуя себя так, будто над беспечными их головами незримо пронеслась туча, пролившись дождем в другом месте.

Глава 13

Четвертый курс – как четвертый год затянувшейся экспедиции. Экзотические пейзажи не будоражат глаз, бурные события не трогают сердца, а усталое воображение и вовсе норовит улечься спать. Ветер вольной жизни все больше напоминает сквозняк. Народ начинает потихоньку обзаводиться скарбом, привычками и предпочтениями. Если на первом курсе девчонки, как мотыльки, готовы были лететь на самый призрачный огонек, сулящий неведомые радости и приключения, то теперь они выглядели настоящими привередами. Прежде при одном упоминании о дискотеке толпа разновозрастных девиц превращалась в растревоженный улей: торопливо сновали разведчики, на беспокойные лица наносилась боевая раскраска, повсюду разносился мускусный запах предстоящей охоты. Ремешки на осиных талиях затягивались на последние дырочки, груди воинственно топорщились, а в расширенных зрачках бушевал огонь. Прежде.

Теперь события разворачивались медленно, не торопясь, предоставляя массу времени для того, чтобы к ним привыкнуть.

Субботним днем в комнату, где жили Саша и девушка Сулима из Йемена, зашла Галка. Высокая упитанная вальяжная брюнетка из Чернигова толкнула дверь, царапнув по ручке отполированными ногтями, остановилась на пороге, цепким взглядом обвела комнату и, выждав драматическую паузу, заявила:

– Чувствую себя просто невыносимо!

Мелодичное, хорошо поставленное контральто шевельнуло роскошную, умело подчеркнутую грудь.

– Привет, Галина, проходи, не стой на пороге! – жизнерадостно отреагировала Саша, оставляя без внимания Галкины сетования, так как прекрасно понимала их назначение.

Маленькая округлая Сулима, позвякивая браслетами, взвилась с красного атласного покрывала и бросилась к подруге. Принимая дружескую руку, «изнемогающая» крупная Галя облокотилась на нее с чуть большим воодушевлением… Йеменка дрогнула, но выдержала. Тесно обнявшись, подруги двинулись по направлению к кровати. Усадив, а то и установив монументальную Галю на кровати, Сулима нетерпеливо метнулась за стулом, поспешной рукой придерживая распахивающиеся одежды. Устроилась напротив жеманно обмахивающейся гостьи, откинула со лба густые волосы, черные настолько, что они отливали изумрудными искорками, наподобие гладкого воронова крыла. Сулима сложила руки в умоляющем, почти молитвенном жесте и на выдохе произнесла:

– Ну?

В напряженно затухшем голосе слышалось раздраженное страдание. Так могла бы стонать девушка, в полуденный зной привязанная к столбу влажными, набухшими от пота веревками, нещадно натирающими нежную кожу. Саша тряхнула головой, ну не было на Сулиме никаких веревок, да и Галка ничуть не походила на истязательницу… Ну, или совсем чуть-чуть походила.

Галина «жестокосердо» опустила глаза на носок туфли, покачала полной ногой, выдержала очередную паузу и… вздохнула. В этом вздохе смешалось все: затаенное торжество, притворное сожаление, возвышающая гордость и даже подначка. Не так ли медлит палач, перед тем как освободить жертву от сковывающих ее пут?

Сулима поперхнулась от возбуждения, затем сокрушенно охнула, прижала одну руку к сердцу и бурно выдохнула. Палач и жертва пропали неизвестно куда, зато в маленькой общежитской комнатке вырисовалась другая, не менее живописная картина с теми же участниками, принявшими новые обличья. Согбенная Сулима в ниспадающих белоснежных одеждах, царственная Галина, чуть откинувшаяся на пурпурном ложе. Ожившая в роскоши цвета иллюстрация к восточной сказке: «Прекрасная Галя-джан, рассказывающая подруге своей Сулиме необычную историю, что с ней приключилась»… Обе девушки были совершенно поглощены действием и немилосердно достоверны в нарочитых позах.

Саша вдруг хихикнула.

Подруги обдали ее преисполненными негодования взглядами. Девушка прихлопнула смешок ладошкой, но он не сдался и засверкал в разноцветных глазах. Сулима набычила лоб и шевельнула смуглым, покрытым пушком ухом в сторону невоспитанной соседки, отчего Сашу одолела совершенно неприличная икота. Сулима подчеркнуто нейтральным голосом обратилась к Галине с неожиданным вопросом:

– Что такое?

Непредсказуемая фраза усилила напор на крепко сжатые губы, Саша громко фыркнула, чувствуя себя лошадью, всхрапнувшей под натянутыми удилами. Пытаясь остановить рвущийся вместе с икотой наружу смех, Саша принялась гладить живот против часовой стрелки. Этому нехитрому фокусу ее научила смешливая Леночка, и обычно он помогал переключить внимание. Но не сегодня. Саша кусала губы, усердно чесала живот, уже теряя соображение, какое из направлений нужное. Для того чтобы лучше сообразить, она закрыла глаза и другой рукой взялась за воображаемый кран. Покрутила, представила себя со стороны, и… смех победил окончательно. Саша сидела на стуле, левой рукой гладила себя по животу, правой вращала невидимый кран и хохотала, прерываясь лишь на судорожную икоту. Слезы лились из прикрытых глаз, и больше всего Саша страшилась их открыть, понимая, что недоумение в глазах соседки и ее гостьи лишь подбросит топлива в разгорающийся костер. Она всхлипывала и стонала, смех выходил булькающими звуками, придушенным шипением, сопением и даже гусиным «га-га-га».

Никакой театр не в состоянии перенести землетрясения. Когда изнемогшая Саша открыла, наконец, глаза, во взгляде Сулимы читалось некоторое сочувствие, а Галка посмеивалась, словно смех, ураганом пронесшийся над головой, задел и ее.

– Что такое… – начала было опять Сулима.

Но Галя, узрев в Сашиных глазах предвестников новых сотрясений, торопливо ее прервала:

– Я сдала анализ крови.

Галя протянула Сулиме палец, та округлила глаза в притворном ужасе и принялась сосредоточенно рассматривать крошечную красную точку на безымянном пальце. Саша икнула и поторопилась выйти из комнаты. В ванной она тщательно ополоснула лицо прохладной водой и сказала себе в зеркало:

– Не смешно!

Лицо в зеркале сморщило нос в улыбке, всем своим видом демонстрируя несогласие. Какое-то время Саша говорила со своим отражением, пытаясь убедить себя не портить людям удовольствие от взаимного общения. Когда Саша вернулась в комнату, девушки чинно пили чай, и разговор уже не носил «судьбоносного» характера. Сулима снова превратилась во флегматичную толстушку, а Галка перестала застывать в неестественных позах.

– Ты зачем кровь сдавала? Болеешь? – поинтересовалась Саша.

– Можно и так сказать, – хитро сощурилась Галина, – беременность – тоже своего рода недомогание…

– Ой! – Саша посмотрела на гостью широко раскрытыми глазами, а затем осторожно поинтересовалась: – Тебя поздравлять или как…

– А вот это скоро выяснится, – задумчиво проговорила Галя, откусывая кусок хлеба белыми зубами, и неожиданно добавила: – В холле между корпусами дискотека началась…

– Что это за жизнь, – неизвестно чему поддакнула Сулима.

Галя повела безупречной бровью:

– Музыка еще ничего. Только народа нет. Захожу, а там никого.

– Совсем никого? – удивилась Саша. – Пустой зал?

– Я имею в виду, никого приличного, – Галя звучно прихлебнула чай, – негры и… вьетнамцы. Да, – спохватилась она, – дискотеку устроили вьетнамцы. Так что их там было много.

– Может, лаосцы? – покачала головой Саша. – Не помню, чтобы музыкой заведовали вьеты.

– Может, и лаосцы, – Галя равнодушно пожала плечом, – кто их разберет?

Сулима покраснела:

– А латиноамериканцы там были?

– Ты что, Сулимка, латиносами интересуешься? – удивленно заморгала Галка.

– Не-ет! – Смуглая йеменка стыдливо побагровела. – Какой там! Нам нельзя! Замуж не возьмут! – Она замахала смуглыми руками с фиолетовыми ногтями, словно отгоняя от себя бесов.

– После латиносов и наши не возьмут, не переживай, – «подбодрила» подругу Галина.

Саша поглядела на их лица, разгоряченные то ли беседой, то ли горячим, нестерпимо сладким чаем, каким обычно поила гостей радушная Сулима. И на этот раз диспозиция выглядела по-новому.

Две подруги приняли свой обычный вид. Галина напоминала крестьянскую девушку, втиснувшую в узкий корсет свои упругие обильные телеса. Сквозь бархатистую тональную пудру, обильно наложенную на лицо, просвечивал неукротимый наливной румянец. Никакие усилия не смогли придать ее южному выговору требуемую тональность, и в нем ликующе переливались спелые, ласкающие слух звуки. Она все еще томно шевелила плечами, слишком могучими для такого жеста. Складывала руки, красивые, но чуть великоватые, в изящный по задумке замочек, но выходило тяжело и напоминало солидный амбарный замок. Она улыбалась во весь рот, позабыв сложить губы в брезгливую гримаску, и как две капли воды походила на лукавую кустодиевскую купчиху. В ее глазах плескался огонь, а в усмешливых уголках губ таилось сладкое обещание.

Напротив нее Сулима. В почти черных глазах арабки таился темный страх, немая готовность пасть под градом камней, пущенных меткой рукой единоверцев. Мусульманская вера строга к женщинам, и Сулима знала это не понаслышке. Старшая сестра, красавица Зульфия, любимица отца, не переступала порога родного дома с тех пор, как стало известно о ее преступной связи с чернокожим марокканцем. Зульфия как будто умерла для семьи, перестала существовать. Было строго запрещено упоминать ее имя, а в душе Сулимы поселился тайный страх. Черный любовник, с глянцевой кожей, жадным красным ртом и… огромным, чудовищно огромным членом. Он приходил в ее сны и стоял в темном углу, призывая ее к себе утробными звериными звуками. Сулима кричала… и просыпалась. Над ней склонялась Саша в ситцевой ночной рубашке и участливо спрашивала:

– Опять кошмары?

Сулима облизывала пересохшие губы и садилась на кровати, тревожно вглядываясь в темноту. Самое ужасное состояло в том, что богобоязненная Сулима оказывалась одна-одинешенька перед лицом искушения, не в силах освободиться от грязных, преисполненных неясного, преступного томления снов. Разве можно было с этим обратиться за успокоением к великому и милосердному? Нет, нельзя признаваться никому, а особенно тому, кто близок к Аллаху! Девушка представляла мамино лицо, бескровные темные губы, шевелящиеся в молитве, и молча обливалась безнадежными тихими слезами…

Галя и Сулима сидели за столом, сблизившись головами, щеки их пылали, а в лицах трепетало притворное негодование, сквозь которое пробивался… жгучий интерес.

Саша задумалась. Сколько же молодых людей разных национальностей, рас, исповедующих разные религии, имеющих противоположные убеждения, живут и учатся только в одном Петербурге, не подозревая, что существует одна общая черта, один признак, который объединяет их всех. И Галя, и Сулима едины во мнении, что эта особенность является самой важной. Все эти люди – чужаки!

Мужчина другого внешнего вида, разреза глаз, цвета кожи – это чужак. Потенциальный враг, носитель чего-то чуждого, непонятного и… запретного. Саша усмехнулась. Старая поговорка про запретный плод красноречиво светилась в растревоженных девичьих лицах.

Раздался сильный стук в дверь. Три длинных, два коротких, пауза и снова три длинных и два коротких. Костя! Саша понеслась к двери, разрывая плечами липкую паутину размышлений. На пороге возникла крепкая фигура. Константин стоял небрежно привалившись плечом к косяку, засунув обе руки в карманы. Светловолосый, с крепким, коротко остриженным затылком. Упрямые сероголубые глаза, слегка кривоватый, типично боксерский нос. Константин повел плечами в сторону девчонок, буркнул:

– Здрасте! – и заулыбался всем лицом навстречу Саше. – Привет, Шуркин!

Сулима стыдливо занавесила глаза длинными ресницами и робко кивнула, зато Галина расправила плечи и нацелилась левой грудью в сторону привлекательного незнакомца. В ее голосе зажурчали игривые нотки.

– Проходите, молодой человек, не стесняйтесь!

– Спасибо, девчонки, мы торопимся! – Константин не отводил глаз от Саши. – Ты готова?

Он оглядел Сашу, по-собачьи поворачивая голову на крепкой шее. Когда внимательный взгляд достиг уровня оголенных Сашиных коленок, на его щеках заиграл нежный румянец, который очень ему шел, придавая что-то детское.

– Ты, того, одевайся потеплее, я тебя внизу подожду. – Костя, не глядя, улыбнулся в сторону Гали и Сулимы. – Пока, девчонки!

– Пока-пока, – разочарованно проговорила Галка.

– До сбидания! – пробормотала Сулима, метнула в сторону светлокожего здоровяка быстрый взгляд и покраснела.

Костя чуть задержался на пороге, снова одарил Сашу сияющим взглядом:

– Пацаны в машине сидят. Давай по-быстрому, ага?

Едва за Константином закрылась дверь, Галя приступила к расспросам:

– Кто такой? Куда это вы собираетесь? Что за пацаны такие на колесах?

Саша поглядела в озадаченное Галино лицо, нетерпеливо подрагивающие от любопытства ноздри и от души рассмеялась, радуясь перспективе вырваться из напудренной, душной, томной атмосферы в мир простых отношений.

– Пацаны – спортсмены из Лесгафта, Костины друзья. Сегодня у него бой. Познакомились мы недавно. Я осталась на стадионе после физкультуры, чтобы размяться, а у них там тренировка была, или что-то вроде того. – Саша весело подмигнула Гале лукавым голубым глазом: – Хочешь, возьму тебя с собой, когда поеду в следующий раз на стадион?

Галина разочарованно вздохнула:

– Ну что ты, дорогая, мышцы меня не интересуют. Мне нравятся умные мужчины.

Саша пожала плечами:

– Спортсмены – не означает тупые!

– Конечно, – Галка ехидно вздернула аккуратно выщипанные брови, – особенно умными они становятся после того, как их лупят по голове! Посмотри на Мохаммеда Али, ты видела, как у него руки и голова трясутся? А какой у него взгляд? Ну просто кладезь ума!

Саша внимательно поглядела на Галю. В сказанном был определенный смысл, но что-то внутри мешало согласиться.

Глава 14

Запах. У каждого места есть свой собственный запах, так сказала бы любая собака. Человеческий нос не так чувствителен, как собачий, некоторые запахи попросту ускользают от нашего восприятия, но даже среди доступных мы выделяем особые, не обязательно самые сильные или ароматные.

Запах реки, с ним были связаны Сашины детские воспоминания – чувство покоя и медленного ожидания. Время сливалось с плеском волн и стучалось в уши. Оно текло, как река, обтачивая валуны маленьких проблем. Ничтожные, они смывались, как след от босых ног на твердой кромке песка вдоль границы воды и земли. Река всегда нарушала эту границу, озорно забегая на прибрежный песок, облизывая мокрым языком подол платьица, стремясь проникнуть в каждую твою клеточку.

Кроме запаха реки в Сашиной памяти жил запах… солнца. Вернее, сухой травы, изнемогающей под яркими лучами, ощущение горячего дрожащего воздуха, искажающего действительность. Долгожданное солнце поначалу радовало озябшие за зиму тела и души, но затем понемногу, минута за минутой, час за часом, оно превращалось в диктатора с искаженным от ярости желтым лицом. Его гневные жаркие лучи проникали повсюду, опаляя кожу и обесцвечивая доверчиво склоненные цветочные и детские головки. Ото всего вокруг шел запах. Непередаваемый запах высушенного, стерильного, вывернутого наизнанку мира.

Это были самые сильные запахи, встретившиеся Саше за всю ее не слишком долгую жизнь. Все другие меркли перед ними, не имея сил вырасти в большое, достойное опознания переживание. Следуя за Костей и его товарищами, Саша вошла в спортивный зал, и где-то под ложечкой мгновенно образовалась пустота. Или, может, она всегда там была, только Саша забыла об этом. Запах пота и кожи, воздух, наэлектризованный напряжением борьбы, гул болельщиков и удар гонга. Согласное ощущение теплого плеча соседа, дыхание толпы, выдохнутое общими легкими, общее зрение и коллективный слух. И все это несмотря на разницу в предпочтениях, фаворитах и ожиданиях. Мир спорта, где путь к победе проложен собственными ногами, руками и головой. Где важно то, что сделано тобой, и где ты виден как на ладони. Честный простой мир. Саше стало вдруг невероятно уютно в этой толпе, она протиснулась ближе к канатам и принялась ожидать Костиного выхода.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю