Текст книги "Домой хочу! Или как выжить?"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

   – Ить ты како здеся оказалси? Ай весь измученный, дай-кось я тебя оботру, -

   Полла в саду лег на землю и перевернулся на живот – на животе был прилеплен какой-то небольшой пакет. – Лучушка, погляди-ко, чевой-то у Зятя на пузе? Похоже, трава какая-то, ай для лечения, я ужо Тахирона кликну.

   Тахирон, тут же оторвав пакет и залечив ранку дернувшемуся от боли Зятю, развернул, понюхал и воскликнул:

   – Рьян-трава! О, я дурак, как же не догадался! Зять, ты умница, – он чмокнул поллу в нос и убежал в дом. Зять же, поднявшись, добрел до комнаты, где лежали «ранетые», совсем как Муська, засунул голову в окно и негромко заржал. Тахирон же, как-то интуитивно поняв, что тот хочет, взял бесчувственного кота и положил на окно перед Зятем, туда же положил рьян-траву. Зять, мотнув головой, осторожно мордой подвинул к коту две веточки резко пахнущей травы, ухватив зубами остальную, потянулся к Тахирону, чтобы тот взял. Затем шумно вздохнул и начал чихать возле уха кота, запах травы усилился, Зять, прочихавшись, шумно начал лизать котовью морду, и через какое-то время у кота дернулось ухо. Антипа, напряженно следивший за котом, перестал дышать, ухо дернулось ещё раз, и кот как-то скрипуче, еле слышно выдал:

   – Отстань, Муська! – Зять радостно всхрапнул коту в ухо, а кот чуть громче сказал, – валерьяночкой пахнет! Попить бы!

   Тут Антипа отмер, подскочил к коту с плошкой и, подсунув ему под морду, со слезами сказал:

   – Пей, дружище, пей. Я ищо налью.

   Кот с жадностью принялся лакать воду, попросил ещё, и только после второй смог поднять морду:

   – А чё ты рыдаешь?

   – Так ить это, я от радостев, ить оклемался ты!

   – И долго я клемался?

   – Ужо седмицу!

   – Седмицу, – протянул кот, – седмицу? Что? Кто? Лучик?

   Антипа покачал головой:

   – Лучик, эвона, тута!

   Кот не смог повернуть морду и каким-то мертвым голосом спросил:

   – Зина? – Антипа кивнул. – Где?

   – Эвона, лежит совсем как не живая!-

   – Неси меня к ней, Зять, отстань, я уже оглох от твоего фырканья.

   В соседней комнате послышался громкий разговор и положив кота воле Зины, Антипа рванулся туда:

   – Ить непорядок.

   Пока Антипа суетился в комнате 'ранетых', Любава, с утра долго о чём-то шептавшая деду Поле, сидела, выбирала большие листы бумаги и таинственно улыбалась на вопрос – Зачем? Лучик сидел возле неё и, казалось, чего-то ждал.

   Стукнула дверь, и появился Таши, держа на руках небольшого человечка – маленький, худенький, небольшого росточка, он дернул Таши за рукав, чтобы тот поставил его на пол, и, оглядев всех узенькими, похожими на щель, глазками, поклонился и сказал:

   – Мира сему дому!

   Вставшие при его появлении, Пол, Тахирон и дежурный целитель, уважительно поклонились в ответ:

   – И тебе, ланда, многия лета! – ответил Тахирон.

   Дедуля хихикнул:

   – Мои лета и так, ой, какие многия, вот и ослепнуть успел, да Богинюшка намедни вернула глазам видимость, простила она нас, бедолаг, а мене наказала настраивать на верный путь оставшихся чарфи. Да... ну-ка детушки, дайте-ка на вас посмотреть!

   Он долго смотрел на детей, гладил сухонькой, похожей на птичью лапку, рукой их по головам и, наконец, сказал:

   – Сильна ты будешь, княжна барсовая, и будут понимать тебя все растения, что есть в мире, и будут слышать тебя дикие звери, а и пару ты себе выбрала наидостойнейшую!

   – Дедушка, ты мамочку нашу полечишь? – в глазах ребенка было столько надежды.

   – Посмотрю, милая, посмотрю вашу мамушку, вот, токо братику твоему немного подправлю поток силы один, – дедуля опять погладил Лучика по голове и провел ладошками по лицу. Кивнул сам себе: – Вот и ладно, ай, какой из тебя великий муж вырастет, столь много тебе будет дано, что я, многоживущий и много повидавший, могу склонить голову перед тобой, юным, будущий Повелитель Многомудрый!

   Он обернулся к входной двери:

   – А вот и ныне здравствующий! Многия лета тебе, повелитель! – он низко поклонился вошедшему Димандану. – Благодарность малочисленных чарфи прими, и ждем мы тебя к себе, чтобы дать клятву верности. Ай, и схудал ты, не печалься, вижу я, что впереди у тебя ещё три ребёнка намечаются. Да и обруч вот-вот совсем проснётся! Пошли смотреть вашу мамушку!

   Он как-то скоком пошел в комнату, когда оттуда выскочил Антипа.

   – Чего вы тута расшумелися? Ить... – он вгляделся в ланду и тут же бухнулся на колени: – От ить сподобился живого ланду увидать, не серчай, батюшко, ить не признал спервоначалу!

   Дедулька хмыкнул:

   – Пусти ужо к ранетым, – он точь в точь повторил Антипины слова. Ребятишки заулыбались, в комнате как бы прошелестел ветер надежды, и всем показалось, что всё наладится.

   В комнате ланда первым делом погладил кота:

   – Сильна рьян-трава, тебя с того света возвернула, поллу-то больше не замай, он за эти дни до Малиша и обратно обернулся, за-ради тебя!

   – Смотрю я... ушлый ты, дедок... с передыхами проговорил кот.

   – А нет в тебе почтения к старшим, ай, наглец!

   -Я – мужик... иномирский, мне ваши... эти почтения до лампочки... – кот передохнул, – мне мою Зинушу вернуть надо!

   Ланда налил в плошку какое-то зелье из пузырька, что как фокусник достал из одежки:

   – Испейка, гроза грозная, вижу, что силушки совсем в тебе не осталось, рьян траву пока отставь, она тебе потом сгодится, – он ловко убрал из под носа кота, веточки местной валерьянки.

   – Не мешай мне, Повелитель, ты присядь подальше, а я девицу погляжу. -

   Он начал потихоньку водить руками над головой недвижимой Зинуши, с его рук срывались какие-то мелкие искорки, впитывались в тело -Дим и кот внимательно смотрели за действиями ланды.

   – Ну, что сказать? – взмокший и уставший ланда вздохнул, – далеко убрела ваша мамушка, не хочет возвращаться!

   – Э-э-э, шаман ты или кто ещё, надо её вернуть, мы ж без неё... – кот задохнулся, а потом сказал убитым голосом, – мне ж без неё никак... я ж с тоски загнусь, эти, местные, – он кивнул на Дима, – они проживут, а я... да и не хочу я без неё тут быть.

   – Говорите с ней все, зовите её, должна услышать, хоть песни пойте, хоть кричите, зовите постоянно! Просите Богинюшку помочь, она услышит!

   – Богинюшку? – Взъярился кот, – эту аферистку?

   – За аферистку ответишь! – тут же зашипела в ответ, неизвестно откуда взявшаяся пантера, Дим и ланда встали на колени, а кот разорялся:

   – Мне плевать на всё, ты что мне обещала? Что у неё всё будет окей? Где, где это? Лежит тут полудохлая, дети наверняка рыдают, этот? – он кивнул на Дима, – зелено-серого цвета, это ты называешь порядком? Выживу если, отвечу за базар, ой как отвечу, только не хочу я выживать без неё, гад, даже плюнуть сил не хватает, а так вы в своем Лиарде достали, всеми этими заговорами, мерзкими тварями... – кот опустил голову на лапы, – устал я, а ты, – он сверкнул глазами на пантеру, – вышла из моего доверия. Аферистка хитромудрая! -

   Пантера вздохнула:

   – Хам и нахал, жду извинений! – и исчезла.

   Кот со вздохом попросил Дима:

   – Отнеси меня к детям, не надо им такую мать видеть, расцелуюсь с ними, а потом, помолясь нашему Боженьке, начну звать её.

   Надо было видеть радость детишек, особенно Лучика – он бережно держал кота на коленях и, едва прикасаясь, гладил по спине.

   – Луча, что за бабские нежности, мы с тобой мужики или где? Ты тут без меня не кис? Маленько? Ну... как бы, можно... Почему я спал и не просыпался? А устал как собака, один Громодан меня достал... не, не... не боись, куда уж я от вас? Любава рыдала? Ну, прям, как не моя, и ни разу? Так и сидели дома? Я так не играю, вы мои или не мои? Вот – вот, Димандановичи – Степановичи, чтоб я скулёж не слышал, я пойду возле мамы посплю, поохраняю, а вы чтоб имели бодрый вид и холодные уши. Луча, дай я тебя поцелую, и тебя, и тебя, егоза. Поля, а ты в курсе, что страшенный куст напоминаешь, этот как его... а... держидерево? Ну, на том и стоим, пошел я спать, да немного, немного, пока слабак я... только физически, дух русский, ничем не выбьешь.

   Возле Зины кот с кряхтением вытянулся:

   – Дед, а чего-нибудь обезболивающего не дашь? Мое состояние сейчас как после асфальтового катка, раскатан в блин... блин. Дим, ты малость с ней поговори, а я вздремну, а уж потом оторвусь, пока она мне ответить не может, всё припомню!

   Кот отрубился, ланда тоже пошел отдохнуть:

   – Большой, однако, переход был, да и здесь силы много ушло, надо отдохнуть, а потом с вашими магами пообщаться, Ухра-то мой где? В Магвере? Пусть появится, как отдохну.

   Косик с Артемием заскочил, сказал,что у Антипиной жены начались схватки, мужики -Таши и Антипа – понеслись туда, в доме наступила удивительная тишина, детки тоже уснули, Пол перенёс их в кроватки и взглянул на себя в зеркало:

   – Ишь ты, держидерево... ну, раз гадости говорит, значит, ожил! А я, пока дочка моя не скажет мне, что я на чучело похож, ничё менять в облике не буду. Неведомый нам Боже Земной, верни её к нам, прошу!– взмолился Пол.

   ЗИНА. Вокруг был туман, такой неподвижный и густой. Вспомнился наш фильм «Чародеи», тоже, что ли покричать: «Люди! Ау!» Что делать? Ни присесть, ни прилечь, ничего не видно, под ногами твердой опоры не наблюдается. Хорошо, хоть сырости нет – попробовала крикнуть – туман глушил звуки. Что ж, пойду или поплыву, вернее, туда, не знаю куда, ...куда глаза глядят, поплыла в этой невесомости рывками – всё оставалось таким же, и через какое-то время поняла, что выдыхаюсь. Куда попала, зачем? Так и пропаду в этом тумане, похоже. В размышлениях не заметила, что впереди туман как бы истончается, и, после очередного рывка, вывалилась на поляну. Обычная такая, вся в мелких цветочках, и летающих повсюду бабочках, пчелах, ещё каких-то насекомых. Долго сидела, не шевелясь, приходя в себя. Яркая желто-коричневая с красивыми лиловыми пятнами бабочка, села мне на руку, и я залюбовалась ею, потом, кряхтя и охая, встала. Надо было идти дальше, куда-нибудь да выбреду, всяко лучше этого тумана, брр, я передернулась.

   Внезапно молодой мужской голос заорал:

   – Баба Зина! – и навстречу мне выбежал юноша, подхватив меня, закружил, радостно крича, – Баба Зина! Как я рад!

   – Поставь меня уже, голова кружится!

   Он поставил меня на землю и, приглядевшись, я неуверенно сказала:

   – Бодь, это ты?

   – Я! – у меня подкосились ноги, он поймал меня у самой земли, – Бодик, это, правда, ты?

   – А ты меня что, по ушам не признала?

   Уши у моего, давно ушедшего на небеса, внука, и впрямь, были примечательные, не просто лопоухий, а сверхушастый был ребенок. Я притянула его к себе и, не замечая, что слезы бегут, нацеловывала его, гладила по лицу и голове, и не могла остановиться.

   Сзади на плечи легли две мужские руки и такой родной, слегка подзабытый голос сказал:

   – Привет, ма!-

   – Сыночка, Митенька, – повернувшись, я судорожно вцепилась в него, – вы мне не снитесь?

   – Ма, конечно, нет!

   – А где... – мне не дал договорить второй родной голос.

   – Может, меня тоже обнимешь?

   Меня обняли вторые руки, и вот тут я заистерила. Я рыдала, вцепившись в сынов, приговаривала, жаловалась, что мне так плохо и горько без них жилось, что так долго была без них, что оставили меня одну... Сыны вытирали мои слезы.

   – Ма, ну, чего ты, как маленькая, вон Богдан сейчас тоже заплачет!

   – Всё-всё, они сами бегут, это я от радости, дайте я на вас полюбуюсь, -

   мои ребёнки имели цветущий вид, я обнимала то одного, то другого, панически боясь, что проснусь. Очень нескоро все трое смогли убедить меня, что не снятся, я же так и не отцеплялась от них, то целовала своего выросшего внука, то, замерев, любовалась ими, то опять переспрашивала одно и то же. Сыночки обстоятельно отвечали на все мои вопросы, я через пять минут опять спрашивала про то же самое, пока Митюшка – мамина вредина, ехидными репликами не начал приводить меня в чувство, я мгновенно оскорбилась, потом тоже начала ехидничать и они засмеялись.

   – Теперь порядок. Мам, мы так счастливы видеть тебя, мы тебя очень любим, не сомневайся, и не перестанем любить, присматриваем за тобой, радуемся за тебя.-

   Мы разговаривали и смеялись, вспоминали их проделки, они рассказывали мне то, что скрывали когда-то от меня, говорили, что здесь у них все нормально, что оба здоровы, что занимаются спортом, что Богдан постоянно с ними.

   – Ма, все нормально, не переживай!

   Душа моя бабочкой летала от счастья и как ледяной душ были слова:

   – Ма, нам пора и тебе тем более.

   – Куда пора? Я только вас увидела, я никуда не пойду! Вы – все, что у меня есть, нет, я вас не отпущу! – я заметалась между ними.

   – Ма, мы пошли, помни, что мы всегда рядом и любим тебя, мелкие нам тоже очень по душе, иди к ним, ты им нужнее! – расцеловав меня и крепко-накрепко обняв, они все трое растворились.

   Я стала рыдать и кричать пока не охрипла, бессильно опустившись на землю, долго сидела без движения, бездумно уставившись в одну точку, очнувшись, не увидела полянки, вокруг опять был мерзкий туман.

   Одно различие, впрочем, имелось, под ногами была твердая поверхность. И, вздохнув, я поднялась и пошла. Твердь оказалась своеобразная – едва я делала неверный шаг, и нога тут же зависала в невесомости, приходилось опять нашаривать твердую опору. Так и шла, как в сказке – долго ли, коротко, пока не запнулась, обо что-то живое, внизу сидела смутно знакомая пантера, извинившись, переступила через неё и пошла дальше. Через несколько метров, опять запнулась, опять извинилась, а в третий раз спросила:

   – Сколько же вас тут, и чего вы на тропинке сидите?

   – Одна я здесь, – промурлыкала пантера, – а сижу... так тебя домой надо проводить!

   – Какой такой дом, мой дом там, где сыночки с внуком, а они, – я всхлипнула, – от меня исчезли.

   – Пррравильно сделали, ты ещё тут нужна.

   Я махнула рукой.

   – Никому я не нужна...

   – Прислушайся, вон, как тебя зовут...

   Где-то далеко-далеко на разные голоса звали какую-то Зину.

   – Зовут кого-то, я-то причём?

   – А ты разве не Зина?

   – Зина, ну, мало, что ли, на свете Зин!

   – А ты просто послушай, может, это тебя зовут?

   Прислушалась, доносились только отголоски, слов было не разобрать...

   Пантера вкрадчиво так промурлыкала:

   – Пойдем поближе, послушаешь? Может, и вспомнишь что или кого?

   – Ты ведь не отвяжешься? Пойдем, только, кто бы знал, как не хочется, я бы к сыночкам бегом побежала...

   – Ну, тут тебя тоже интересное кое-что ждёт...

   Так и пошли с пантерой, (вспомнила! Багира!) идти стало проще, я уже не оступалась, а шла за ней по тверди, голоса стали слышнее.

   – ...Мамочка... соскучил... не успел сказать... наглая рожа... люблю... оборзела в конец... – винегрет какой-то, голоса разные. Один, такой противный, скрипуче-мяукающий, стал раздражать, сказала вслух:

   – Какой-то мерзостный голос говорит всякие гадости, его слышнее всех.

   Пантера фыркнула:

   – Чего-чего, а гадости говорить он мастак, а давай ему вместе отомстим? Пусть умоется гадский кот... тьфу! я тоже его словечками заговорила!

   – Гадский кот? Такие бывают?

   – Есть один такой, русский, нахал страшенный... но... душка... иногда!

   – Хм... я тоже русская, у меня тоже был? Или нет? Или был.... а, точно был кот, черный... как же... а, Стёпка!

   – Он и сейчас есть, полудохлый, но борзый и резкий как... – она поперхнулась... – хорошо, что кроме тебя никто не слышит, стыдобушка.

   Я задумалась, пантера тоже молчала, у меня в голове крутилось: «Стёпка, кот, что дальше? – Не помню», тут совсем рядом чётко услышала:

   – Как я рад, что ты не отвечаешь, хоть раз в жизни выскажу всё, что накопилось за двенадцать – страшно представить, двенадцать лет!! Я сколь терпел, пра-а-а-авильно серб Горан говорил тогда – геноцид! Как иначе можно назвать издевательства над молодым, полным сил котом, надо же было с особой жестокостью, меня, меня – такого видного мужика, и кастрировать! Сделать из меня... дебила! А самолет этот? Думаешь, я забыл? У меня как сердце не разорвалось, придумала, нежного, тонко чувствующего кота – на самолете везти! Хотя, опять же, буду справедливым, не оставила в чужих людях, но это мелочи! А ещё...

   Его перебил приятный мужской баритон:

   – Вот очнёшься ты, я тебя в охапку и к обручу, весь Лиард ждёт такого события. Я не видел, но Тахирон говорит...

   И детский голосок:

   – А если громко-громко позвать её, она услышит? А если про дельфинчиков сказать, что свистят каждый день у тёти Саль на море и мамочку ждут? И про Муську и Зятя рассказать?

   ГЛАВА 17

   Что-то дрогнуло у меня от этого детского голоска... попыталась вспомнить... нет, не могу...

   – Багира, а что за дети меня зовут, не вспомню никак?

   – Э, дорогая, я здесь для того и сижу, чтобы ты вспомнила и вернулась, – пантера села на задние лапы и начала умываться.

   – Ой, ты прямо как мой кот умываешься!

   – Так родня же, одного семейства, – она скривилась, – кошачьих!

   – А что ты так кривишься?

   – Да, достал меня твой кот, оскорбил при свидетелях, а я ж Богиня, а не просто погулять вышла! Наказать бы надо, но вы же вшестером, можно сказать мир спасли мой.

   – Это как?-

   Она вздохнула.

   – Как далеко ты убрела, ничего не помнишь. Напрягись, может, хоть страшилище вспомнишь?

   Я посидела... смутно помню дельфинов, какой-то человек странный, никорослый, весь квадратный, я бы сказала, сильно умученный, куда-то его тащили... потом... меч какой-то деревянный... голова заболела...

   – Ладно, давай немного передохнем, потом ещё попытаемся. Ты просто прислонись к моему боку и закрой глаза.-

   Потихоньку задремала и увидела себя, неподвижно лежащей на кровати, возле меня растянулся большой черный кот, а на полу сидел мужчина, прислонившись щекой к моей руке, он тихонько пел.

   Негромко постучав, на цыпочках зашел какой-то шустрый мужичонка и стал шептать:

   – Ить дочушка у меня родилася, по ведовским-от понятиям имя сразу надоть нарекать. А мои упёрлися, оба, Зинушей и больше никак, Величество, отвлекися, давай ужо с детишками сходим, дочушку ты наречешь, а? А тута, вон охрана побдит, – он кивнул на кота.

   Тот со стоном открыл глаз:

   – Сколько это я проспал?

   – Да почти сутки, ланда велел тебя не будить, чем быстрее ты восстановишься, тем больше шансов, что дозовёмся мы.

   – А, и правда, идите-ка вы, ух я ща оторвусь... негоже, чтобы слышал кто всякую ересь, а надо её разозлить, ух и полетят от меня клочки по закоулочкам. Но для пользы дела... на что только не пойдешь.

   Все ушли, а кот, оглянувшись вокруг, подлез к уху и как заорёт:

   – МЯУУУУ!

   Я вздрогнула и проснулась, ухо точно не слышит ничего теперь, вот гад, точно урою!

   Опять донесся дикий кошачий вой, я резко дёрнулась, и у меня в голове как бы лопнул пузырь, глушащий все звуки... ох... и тут на меня огромным валом хлынули воспоминания... кот, монстр, отлетающие охранники, Егорий с кипятком, дельфины... убегающие дети...

   – ДЕТИ? – я подорвалась, – Лучик, Любава, Артёмка?

   – Тихо, тихо, все живы и здоровы, кроме тебя, вспомнила, наконец-то! Давай-ка немного поговорим, потом уже к деткам вернешься. Видишь ли... – пантера помолчала, потом удрученно сказала, – это получился мой большой косяк. Примерно с год назад прибился к нам мальчик молоденький из тех, что иногда попадают в другие миры, и такой услужливый, такой желанный оказался, что все мои кошки были им очарованы, он же упорно добивался моего расположения. Ну а я кошка, кто погладит, тому и мурлычу. Не устояла... в ослеплении не замечала, что мальчик далеко не простой... Вот когда в доску разругалась с твоим котом, стала задумываться, да только опаздывала я конкретно уже. Кот, помнишь, ко мне в гости ходил? Так вот, он через день мне сказал: « Разуй глаза, ворона, тебя же внаглую используют!» Сначала отмахнулась, а через пару дней кот с ним сцепился, наговорил гадостей, я вступилась за «любовь всей жизни».... закончилось тем, что кот ушёл... Одна моя старая многомудрая Усса, не попавшая и не растаявшая от сладких речей, тогда ещё сказала мне: «Приглядись повнимательнее, кот иномирский, ему со стороны заметно то, чего не видим мы». Багира опять замолчала...

   – Да... все мы крепки задним умом – сколько выражений твоего кота у меня в речи зацепилось... оказалось, что этот песчаный давно у сладкого мальчика был в услуженьи, струджей приволок мальчик, на самом деле, вышвырнутый из своего мира, пакостный демон... Истинная его рожа не имеет ничего общего с тем обликом, что был у нас. Ему просто надо было заиметь свой мирок, а я дура... В общем, не смогла я в тот момент вас защитить, когда струджи полезли, у нас наверху зачистка была, много, кого пришлось вместе с мальчиком развеять. У меня любовь, а он успешно моих девочек очаровывал и, скажем, вербовал. Самое смешное, что верными мне остались все те, с кем кот твой «пообщался», они дружно защищали меня... да коту я очень обязана, а он меня аферисткой обозвал. Вот ты боишься ошибиться, держишь Повелителя на расстоянии, а ведь он заслужил и уважение и любовь, не мучай его, определись уже.

   Она прислушалась, затем засмеялась...

   – Скажи этому наглецу, я его прощаю, а вот то, что он лепит сейчас тебе.... убила бы! Да, скажи Повелителю, пусть не торопится с клятвами от чарфи, ланда должен провести обряд на древнем талисмане, талисман сам выберет того, кто достоин. Всё, я зализывать раны, устала, один морской блудник утомил, развел в море бардак. Я там два дня его по дну гоняла, теперь будет шелковым.

   Мурлыкнув и лизнув меня в щеку, она исчезла, и тотчас услышала противный голос:

   – Лежит она бедная, несчастная, вся такая нежить вампирская, я вот ещё не вспомнил, как...

   Достал!!

   И я сказала: – Падла!

   – Чего? – Возле уха озадаченно уже нормальным голосом спросил кот.

   – Какая ж ты падла! – и ощутила на щеке влагу.

   С трудом открыла глаза и увидела морду своего наглого, противного, но такого родного котищи, который, не мигая, смотрел на меня, а из глаз капали мне на щёку слезы.

   – Хоть как назови, только не уходи больше! Я почему-то без тебя жить не хочу. Наверное, нет мне равных здеся по ехидству, только ты.

   Я попыталась улыбнуться и провалилась в сон.

   ДИМАНДАН. Подержав новорожденную малышку на руках и официально назвав её Зинаидой-Зиналией, умилившись её крохотным размерам, он передал её счастливой матери. Затем все дружно уселись отведать, что Богинюшка послала. Детки оживленно переговаривались, Артемий важничал – ведь у Лучика и Любавы не было такой маленькой сестрёнки.

   – От, Величество, како бывает, ить ни разу ноне подзатыльника не огрёб, защищать сестричку грозится, ай и вправду повзрослеет? Ну, теперя пойдёт дело, от и Вирушка чижолая, ты токо Таши не говори, пусть ужо сюр-призом будет. Осталося Лукерию, как скажет Стёпка, отдать в хорошие руки!

   – Батюшко, – Артемий позвал Антипу, – мы тута с Лучиком и Забавою удумали с дедом ландой для детишков ихниных игрушков послать, у нас же есть которые лишние!

   – Величество, поддержи, нашу идею, – шепнул он Диму. – У меня папаня сердитый пока, согласится, – он хихикнул, видя изумленное лицо Дима, – да по-всякому я умею говорить, с ребятами как все, а ведовским со всеми ведовыми.

   Потом Дим озадачил Антипу выбором ответственного ведового, для поездки на Крайний материк, чтобы все осмотрел и определил, действует ли там ведовская сила на местные жилища.

   – Ой, Величество, сколь тама проблемов-от будет, но надоть помочь, у их же и мужиков совсем не осталося, ланда сказывал, только те, которые в мышах летучих сохранилися в подходящем возрасте, но они пока мало на что пригодные, днем совсем слепые, а ночью како делать, однова только... – он поперхнулся, увидев возле себя внимательно слушающего сына, – от ить беда, подрастёт чуток, отдам Громодану в обученье, ить как есть шпион растёт. Я за столь веков столь не знаю, сколь он за свои шесть почти годов!

   На что умный сын выдал:

   – Темнота ты, папаня! – и ловко увернулся от Антипиной руки. «Тёмный» папаня вздохнул:

   – Я ужо смиряюся, пытаюся принять, как друган скажет – фи-ло-сов-ски.

   Возле дома их ждал Пол.

   – Что?

   – Стёпку 'падлой' обозвала и уснула.

   У Дима враз отказали ноги, и он уселся прямо на дорожку.

   – Папочка?– встревожено спросил Лучик, подбегая к нему и заглядывая в лицо. Он обнял сына, счастливо зажмурился – и выдохнул ему в макушку:

   – Всё хорошо, мама поспит немного, а мы посидим возле неё, подождем!

   – И нам можно?

   – Да, только, сколько она будет спать, не знаю.

   – Тогда, мы пойдем игрушки для чарфиков собирать, ой Тураз идёт!

   По-быстрому взял у Тураза задумчивые задачи, пояснил, что совсем-совсем никак сегодня, игрушки надо разобрать, а завтра задачки подумаем.

   У Тураза тоже имелись ненужные игрушки, он полетел в Магшколу, а утром следующего дня озадаченная Лукерия разглядывала гору игрушек, книг и других предметов, упакованных в разномастные свертки, но на всех красной краской было написано: «В дар, от Магвера!»

   А сегодня в спальне слышалось тихое, но размеренное дыхание спящей Зинуши, лицо бывшее мертвенно-бледным, заметно порозовело. Детки, взявшись за руки, долго смотрели на мамочку, потом, поцеловав её, тихонько ушли.

   Кот попросился с Лучиком.

   – Как проснётся, мне прилетит во всю харю. Я, как бы, не боюсь, но остерегаюсь, ты уж, Величество, сам тут управляйся. Буйные бабы – это похлеще урагана, а я всякую пургу нёс ей в ухо, да и орал как мартовский... Короче, я весь такой самый тяжелый в мире больной, за мной догляд нужон, удаляюся!

   Дим по привычке уселся на пол, прижался щекой к руке и бессовестно уснул. Измученный бессонными ночами и безрадостными мыслями, сейчас он, зная, что Зинуша просто спит, как-то разом вырубился, и не проснулся, когда рука тихонько поползла из-под колючей щеки, а потом стала его гладить по голове.

   Проснувшаяся Зина вглядывалась в заметно исхудавшее лицо, запавшие глаза и улыбалась, пока Дим не дернулся во сне и, ещё не проснувшись, потянулся к её руке, которая почему-то не находилась.

   Он резко вскинулся и увидел смотрящие на него зеленые глаза. Оба молчали, и было это молчание совсем не тягостным, а наоборот, объединяющим, они говорили глазами, тянулись друг к другу, не делая ни одного движения.

   Наконец, Зина хрипло попросила:

   – Водички бы!

   Приподняв её и положив ей за спину подушки, Дим напоил её, и опять сел на пол, устроив щёку в её руке.

   – Как дети?

   – Сегодня уже радостные, было тяжко всем, восемь дней такое выдержать, боялся за Лучика, у Любушки слезами всё выходило, а малышок в себе копил, только два дня назад расплакался ночью, а потом вместе со мной уснул и приснились ему братики – дяденьки, сказали, что маму к нам сюда отправили, вот они и ждали.

   – Так хочу посмотреть на них, но голова кружится.

   Дим поднялся, открыл двери, чтобы пройти, и аккуратно взял Зину на руки.

   – Ты совсем как перышко стала.

   В детской посапывали детки, и спал возле Лучика, как убитый, кот.

   Посадив её на кровать, Дим отошел, она долго смотрела на деток, погладила их и потом тихонько сказала:

   – Спишь, падла в ботах, пушкой не разбудишь? – у кота дернулось ухо, но он 'спал', – я тебе припомню речи громкие... Пойдем, а то деток разбужу с этим... – и уже на пороге комнаты услышала тяжкий вздох...

   – Вот и спасай их после этого... – чтобы кот да смолчал?

   ЗИНА.

   – Дим, я потихоньку в душ пойду, сможешь постель поменять?

   Дим чмокнул меня в нос.

   – Осилишь? Слаба ж ты ещё?

   – Надо смыть с себя всю эту... – выложила ему белье и побрела в душ. Там долго просто стояла под струями, становилось легче и уходили вместе с бегущей водой болезни, тоска и негатив. После душа, ощущая прилив сил, пошла в комнату. Дим дремал сидя в кресле возле кровати, а из окна торчала морда Зятя, он косился на Дима и тихонько всхрапывал. Я чмокнула его в нос. – Спасибо, милый!

   Мне в щёку выдохнули с облегчением.

   – Завтра, если не побоишься, переходом отправим тебя к Муське! – И опять Зять ободряюще фыркнул. – Иди спать, все хорошо!

   Сняла покрывало подошла к Диму.

   – Осунулся ты как, Повелитель! А вот надо было выбирать из своих, – еле слышно сказала я, но ведь услышал:

   – Какие свои мне таких детей бы подарили? У нас в мире очень редко двойни, да такие сильные магически рождаются, нет уж, я лучше с приключениями, – он опечаленно вздохнул, – никуда меня от вас уже не денешь.

   – Давай-ка, милок, в кровати поговорим, ты умученный, да и я пока нетвердо стою на ногах, не бойся, приставать не буду!

   – А если я?

   Я засмеялась.

   – Спорим, что через несколько минут отрубишься? Только вот, волосы мои мокрые, их же час сушить надо!

   Дим провел по волосам рукой, они мгновенно высохли.

   – Как скажет Степка, кой чего могём! Садись, я тебе косу заплету!

   – А косы-то как научился плести?

   – Любава каждое утро заставляла плести косички, она ж теперь для Дара волосы отращивает. Пристала к нему, какие волосы больше нравятся, он, не подумав, сказал, что длинные, ребёнок целый день ходил, сопел, а потом всех оповестил, что отращивает волосы. А косички пока ещё с мой палец, только Лучику и папе доверяем. Лучик вот и показал, как их плести, – за разговором Дим ловко расчесал и заплел мои волосы.

   – Знаешь, сколько я мечтал вот так хотя бы дотронуться до твоих волос? Пожалуйста, выслушай меня, раз уж пошли такие разговоры!

   – Выслушаю, – я толкнула его на кровать и пристроилась у него на плече. Наглею, но пока так удобнее, сделаем скидку на моё полудохлое состояние.

   Он пристроил подбородок у меня на макушке:

   – Ты права, спать хочется неимоверно, одно я знаю точно. Вы – всё, что у меня есть самого дорого, и я загрызу любого, кто посмеет сделать вам даже неприятно. Пока ты там была, я больше всего жалел, что не успел сказать тебе всего, если совсем коротко, то помнишь, ты мне напела песню?

   – Которую?

   – Звездочка моя ясная! Подпишусь под каждым словом. – И отрубился.

   Я несколько минут прислушивалась к его дыханию – непривычно. Сколько помню, рядом только детское да кошачье сопение было.

   Утро началось с поцелуев с двух сторон и горячего шепота:

   – Мамочка, ты уже проснулась, уже не будешь так долго спать? Тихо, Любава, не толкайся, пусть папа спит, а мамочку мы уже разбудили.

   – Солнышки мои, – я сгребла их в охапку.

   От вида сиюящих восторгом глазёнок стало неприятно внутри – как я могла про них там, в тумане, забыть?

   – Давайте потихоньку пойдем на кухню и там пошушукаемся, пусть папа спит, – 'спящий' папа с трудом сдерживал улыбку.