Текст книги "Домой хочу! Или как выжить?"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Домой хочу! Или как выжить?

Михайловна Надежда

   Аннотация:

Обычная пенсионерка, 60 лет, исключительно по ошибке попавшая в другой мир вместе со своим котом, надеется вернуться домой! Но у местной Богинюшки на неё свои планы, да и коту здесь нравится: дети, девочки, элитное подразделение котиков.

   ГЛАВА 1-

   -"Что-то было не так" – пробилась мысль сквозь дикую раздирающую головную боль, какая-то неправильность.

   Глаза не хотели открываться, веки были неподъемными, я спиной ощутила твердую поверхность.

   Упала? Где? Давление? Почему ничего не слышу? Инсульт может такой и бывает?

   Попробовала пошевелить руками, потом ногами – вроде все двигается? Шумно втянула носом воздух – какие-то незнакомые запахи, неопределимые...

   – Попить бы ещё... – видимо, сказала это вслух, сглотнула с трудом, и в ушах что-то лопнуло, стало слышно, что возле меня кто-то противным таким, заунывным, воющим, как кошки, когда гуляют, голосом тянет на одной ноте:

   -Пропаду-у-у, пропаду-у-у, что я буду-у-у делать оди-и-ин!

   Раздалось какое-то шебуршание, пыхтение, шипение, опять жалобный плач. С трудом смогла открыть заслезившиеся глаза, кой как сфокусировала взгляд – возле меня сидел и причитывал человеческим...ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ? – голосом мой кот...

   – Стёпка? – Зажмурилась...глюки начались?

   Кот же начал лизать своим шершавым языком мою щёку:

   -Очнулась, очнулась, голубушка моя!

   Видимо, не придя в себя как следует, на автомате прохрипела:

   -Кот, отстань, не слюнявь меня, лучше попытайся как-нибудь из сумки бутылочку с водой до меня докатить.

   Кот рванул к валявшимся неподалеку пакетам с купленными вещами и сумке, долго шарил там, бурча: – Вот бабы, вечно у них в сумке бардак! – Выкатил лапами и подкатил ко мне водичку, пила осторожно, мало ли где мы оказались, может тут и воды совсем нет.

   Словно из ниоткуда появилось нечто: гибрид какой-то из лешего, домового и куста, чего-то чирикал, кот выгнул спину и шипел, это нечто как-то дотянулось до моей головы, и опять был взрыв дикой боли. Когда вторично начала слышать, кот истерически орал на это нечто, оно ему отвечало:

   -Придет в себя твоя девица, зато понимать теперь всех будет.

   -Ты кто? – спросила я.

   -Хозяин местный я, Ипполитиарий меня зовут.

   -Язык сломаешь, Пол, короче, – выдал кот.

   -Пол так Пол, – хозяин задумался... – а есть у меня тут избушка одна, айдате я вас туда отведу, приберетесь там и отдохнете, а потом поговорим.

   Вот и поплелись, вышли на небольшую полянку, в дальнем краю виднелась крыша «по уши» заросшего домика.

   На плечо Полу села какая-то птица и начала быстро трещать

   – Я должен уйти, там небольшое происшествие случилось, вернусь как смогу, да и надо какую-нибудь еду вам принести!

   Он просто исчез, не сходя с места.

   – Давай сначала снаружи осмотримся, может, тут где хоть лужа какая имеется, без воды ничего не сможем толком сделать.

   Кот насторожился и, облизнувшись, сказал:

   – Ты осматривайся, а я пока дверь поищу, заодно и поохочусь, тут поле непаханое для охоты!

   -Только трофеи не приноси больше, мне и земных мышей хватило.

   – Трусиха! – кот нырнул в заросли, там что-то зашуршало, послышался писк, какое-то шебуршание – охота началась.

   Я огляделась – полянка была на удивление ровная, по краям обрамленная разросшимися кустами и деревьями с какими-то седыми листьями, а по всей полянке цвели цветочки, и, глядя на них, на ум пришло одно слово: разнотравье. Ближе к дальнему краю полянка понижалась, и я двинулась туда. Небольшой спуск вел к прудику, который когда-то, видимо, был озером, сейчас же это была малая часть его. Вода в лучах светила казалась золотистой, а заросшие берега обрамляли этот прудик, и сверху видно было, что озеро когда-то имело необычно-правильную форму, типа овала. Нет, не овала, а как бы увеличенный во много раз кошачий глаз, о чем я и подумала вслух:

   – Кошачий глаз, красиво-то как.

   В средине прудика после моих слов раздался плеск, и по воде к берегу побежали круги, как от брошенного камня. Умывшись и напившись водички, пообещала воде, что как только обустроимся и разгребемся в домишке, обязательно попробую очистить хоть немого от зарослей и прудик. От воды домишко смотрелся повеселее, а уж спуск, если до ума довести, и цветочки – кустики рассадить, да горку альпийскую... глаза разгорелись, все хотелось сделать сразу, но пока первое – это домишко привести в приличный вид. Странно, но после умывания голова перестала болеть, что сильно порадовало.

   – Ну, ты где? Я и дверь нашел, и порезвился славно, – кот с горящими азартом глазами выскочил на берег. – О, водичка, совсем хорошо!

   Он подбежал к воде и лапой аккуратно дотронулся до воды. И тут моего котищу вода подняла на высоту моего роста, кот и я ошарашенно смотрели друг на друга. Между тем, нечто как бы держало кота в выемке из воды, и потихоньку эта водяная чаша поворачивалась, как будто кто-то или что-то рассматривало Степку.

   – Зин, – прохрипел кот, – Зинушка, спаси меня! Я метнулась к воде, а чаша плавно и аккуратно вынесла кота на берег. Я схватила Степку, он дрожал и уцепился мне за шею лапами. – Не отдавай меня!

   – Что ты, я ж без тебя пропаду. Степ, а ты сухой, надо же, я думала, будешь мокрый и облезлый!

   – Во-во, тебе бы только издеваться над мужчинами!

   Поднявшись от озера с все ещё дрожавшим котом на руках, отпустила его возле избушки и попробовала выдернуть какую-то лиану, на удивление – вырвалось легко. Через часок добралась до двери. Кот, лазивший в зарослях и гонявший какую-то живность, тут же появился:

   – Смотри, какая навороченная дверь у избушки, типа нового русского в бараке!

   Дверь, и правда, смотрелась солидно, несмотря на покрывавшую её зелень, была вся в каких-то резных узорах. Рассматривать её было некогда, и я попробовала толкнуть дверь, приготовившись толкать изо всех сил, но она плавно отворилась, словно недавно смазанная. Кот первым заскочил в горенку и тут же расчихался.

   – Да, картина Репина «Не ждали»... Какой же неряшливый грязнуля тут жил! – и словно в ответ на его реплику раздался какой-то скрип. Сквозь мутные, заросшие оконца едва пробивался свет, но и его было достаточно, чтобы увидеть неприглядную картину: как в декорациях для ужастика повсюду свисали клочья паутины, под ногами валялись какие-то кучи хлама, бомжатник полнейший. И понеслось! Я мела, выскребала, вытаскивала рухлядь на улицу, отмывала, отдирала вьюнки от окон, и остановилась, когда спина уже не разгибалась. Горенка оказалась намного больше, чем с первого взгляда и, хотя впереди было ещё много уборки, но воздух уже не был затхлым и можно было отдохнуть, не опасаясь, что на голову свалится какая-нибудь дрянь. В дальнем углу возвышалась интересная печь, чем-то напоминающая русскую – поверху было место, где в далеком детстве, примерно так же залезала греться с ребятишками у бабушки. А посередине печи была как бы вставка, типа как у голландских, разбираться пока не было времени. В другом углу оказалась когда-то бывшая красивой винтовая лестница с резными перилами, местами обрушившимися. Жаль, красота резьбы восхищала. Под окнами, вдоль простенков, располагались две приличной ширины лавки, но больше всего притягивали взгляд стол и стулья – тоже с красивой резьбой, они казались невесомыми.

   – Степ, нам с тобой какой-нибудь травы на лавку и постель готова. Ну, да, Пол должен прийти, глядишь, и обустроимся пока. Кот внезапным прыжком метнулся в углубление внизу печи, оттуда послышался скрип, писк, возня, и выкатился клубок из сцепившего кота с чем-то непонятным. На середине горницы он распался, и мой Степа, шипя и плюясь, отпрыгнул в сторону, отряхиваясь, сказал:

   – Теперь весь день отмываться надо, чудо-юдо грязнущее какое-то!

   – Сам ты чудо-юдо, – скрипучим голосом ответило нечто, как бы состоящее из клубка грязи и пыли. – От ить, ещё и царапается! – из клубка высунулась тощая ручонка с неожиданно большим кулаком, – я ить и в нос могу!

   – Так, ты кто или что, покажись?

   Клубок, ворча и скрипя, распался, и мы увидели грязного, заросшего по самые глаза и одетого в жуткие лохмотья, бывшие когда-то одеждой, мужичонку.

   – А-а-а, ты домовой, да?

   – Какой такой домовой, ведовые мы, испокон веку за порядком в хоромах приставленные следить!

   Кот фыркнул:

   – Порядок исключительный, каков хозяин такова и избушка!

   – От ить вреднючая животина попалося, – человечишка разозлился, – я немного поспал, от хоромы и запустилися без меня.

   – А за животину ответишь! – вскинулся кот, но появившийся на пороге Пол не дал разгореться новой драке. Осмотрев 'хоромы', одобрительно хмыкнул:

   – Ай, девица молодец, за столь малое время так образила!

   – Здрав буди, лесной хозяин, – поздоровался мужичонка, – я это, малость заспалсси!

   – Ну, если ты считаешь, что больше полутора веков – малость, то... -

   – Как полтора века? – перебил его мужичонка, – это ить лет пять прошло, не боле?

   – Сто пятьдесят семь, – добил его Пол.

   – Это какжеть так, а? Я ить помню, разостроился, когда своего мага нашел уже ушедшего из жизни, то нарыдалсси и уснул, но чтобы тако долго, ить я мог и не проснуться навовсе?

   – И не проснулся бы, если б Зинуша с котом на нас не свалились неожиданно!

   У мужичонки из глаз полились слезы, и вид его стал совсем неприглядным.

   – Помыть бы его, он может из дома выходить? Вон в прудике его пополоскать бы?

   – Прудик? – как-то жалко всхлипнув, спросил этот тощий, – это я и Бастику ещё подвел, ить озеро-то на мне было тожеть? – Чем больше он говорил, тем больше пропадала из голоса скрипучесть.

   – Ты выйти-то можешь из дому? Наши домовые не могут из дома выходить, а скажи-ка, милок, как тебя называть-то? – подстроилась я под его речь.

   – Так ить, это, Антипиоллий я, или раньше звали Антипа – Веремеев сын. Старшой сын Веремея Батуринова, да жаль, никого не осталось из роду нашего, – он опять начал киснуть.

   – Иди, там под горкой прудик маленький есть, хоть лицо отмой, а то и не понять какой ты масти, – влез кот, – может, чудо-юдо страшенное! Оскорблениев не потерплю! – тут же завелся Антипа.

   – Иди, мойся, да будем думу думать, что дальше делать, работы непочатый край, потом разберетесь!

   Ведовой выскочил из горницы, я повернулась к Полу, вдруг с улицы раздался горестный рёв, и мы дружно выбежали на улицу. Антипа, стоя на коленях у прудика, горестно взывал к какой-то богинюшке:

   – Богинюшка, на коленях прошу, прости меня, глупого, ить не ведал я, что столь лет просплю, ить нарушил я слово свое, ведовое и каюся я, и рыдаю я. Вода в прудике была неподвижной, я же шепотом рассказала Полу, что у меня после умывания перестала болеть голова, а Стёпку вода как бы рассматривала в водяных ладонях. Пол хотел что-то спросить, но тут на берег вылез кот и, неспешно подойдя к воде, сказал:

   – Не знаю, что ты за Богиня, но надо бы дать этому басурману шанс, у меня рук нет, а Зинуша одна замучается порядок наводить. Пусть вот исправляется, так сказать, трудотерапией!

   От озера долетел звук, похожий на смешок, и к берегу метнулся как бы жгут водяной, который ловко обогнул Степку и с силой обрушился на Антипу. Покружив ведового как щепку, жгут исчез, оставив мокрого, худющего, но невероятно счастливого ведового, который прыгал и орал:

   – Благодарствую, Великая Бастика! Отслужу и клянуся все возвернуть, как было!

   – Да, картина та ещё. Пол, где б какую ткань найти, хоть мешковину, ведь у него лохмотья одни, наши бомжи против него королями смотрятся.

   – Кто такие бомжи? У тебя очень много слов непонятных.

   – Э, Пол, а ты ещё не то услышишь, затащили вот нас из другого мира сюда, то ли ещё будет, – котик за словом в карман не полез.

   Вздохнув, пошла в избушку, мужики потянулись за мной. Антипа, с торчащими во все стороны светлыми волосами, состоящий как бы из одних мослов, в расползающейся рубашонке и драных штанах, напоминал пугало, но говорить не стала про это, а вытащив из сумки расческу начала его причесывать. Мордашка у него, несмотря на худобу, оказалась славная: носик кнопкой, веснушки и два зеленовато-желтых глаза с хитринкой, портили впечатление только запавшие щеки.

   – Ты не смотри, что я такой тощщой, за неделю в силу войду, ить мне туточки всё покорно, все помогает: и землица, и светило, и хоромы.

   – Хоромы! – кот фыркнул, – избушка, только курьих ножек не хватает!

   – А вот поглядим, ить будешь свои слова отзад брать!

   – Деревня! «Отзад», кто так говорит?

   – Ночь скоро, где спать будем, спорщики?

   Антипа засуетился:

   – Надоть мне одному с хоромами поговорить, вы пока прогуляйтеся, Ипполитиария поспрошайте, а я ведовскими делами займуся. У прудика, чуть в стороне лежали два больших валуна, вот и уселись на них, кот залез на колени и вдруг замер.

   – Мышь что ли учуял?

   Кот поднял на меня вытаращенные глаза, что само по себе было удивительно:

   – Я не понял, это типа чудо случилось, я, похоже, настоящим котом стал!

   – А ты не котом был?

   – Кастратом я был, а не котом, ты ж меня радости бытия лишила! Эх, как я мечтал отомстить тебе за это!

   Ошарашенная, я не могла подобрать слов:

   – Э-э-э...

   – Вот, именно что, меня этот мир или водичка исцелила, я теперь полноценный, ух, девочки теперь все мои! – он соскочил с коленей и, подняв хвост, продемонстрировал «мужское достоинство». У кота счастье зашкаливало, скакал, пока Антипа, сильно расстроенный, не вышел на крылечко:

   – От ить как я набедокурил со спаньем-то, дом не откликается, серчает. Я уж просил – просил, только и добилсси лежаночек помягче, да небольшую комнатенку.

   – Хм, набедокурил он. Больше века спал, это, друган, подлянка!

   – А скажи-ка мне, котёнище моё, где ты нахватался слов таких? Я как бы по фене не говорила?

   – Не, ну проблема какая, сериалы смотрел, слушал кой-чего по соседям. Сестрица твоя, опять же, любительница ввернуть прикольные словечки, а уж соседушка-подруженция, по матерному языку спец, разговорчивая. Это тебе не интересно было телевизор смотреть, а мы с сестрицей ух сколько их пересмотрели, да и любопытен я, каюсь.

   – Да, что-то мне подсказывает, не знаю я тебя совсем! Антипа, а откуда комнатенка взялась, вроде только одна горница была?–

   – Э, девица-красавица, я ить ведовой, а мы завсегда с домами в ладу живем, слышим их, лечим, когда хворают, вот и исполняют они просьбы наши, коли не во вред. Я вот... – он замялся.

   – Лопухнулся! – пришел на помощь кот.

   – Ну да, ну да, оконфузилсси, вот теперя он серчает, и мне подмогу не желает давать.

   – Девицей я лет сорок назад была, а вот с красавицей перебор, ты уж зови меня Зиной, пока меня домой не вернули, быть нам вместе.

   – Ай ты домой захотела, а какжеть про...

   – Потом, – оборвал его Пол, – сейчас вечерять да и спать им надо, глянь, кот уже спит, умаялся!

   – Что-то темните вы, мальчики великовозрастные? Пол, мы же этот момент прояснили, ты находишь того, кто меня сюда по дури затащил, явно перепутав, и я домой!

   – Зина, это просто не делается, время нужно.

   Кот приоткрыл один глаз:

   – А я бы остался, если тут девочки есть, а то вернусь туда и опять стерилизованный, брррр, гадость.

   – А и мне в радость, когда не один я тута. Я ить один как перст, ни одной кровиночки родной не осталося. – Он вопрошающе взглянул на меня. – Я ить при понятии, что вы совсем не нашего мира, отличия во всем, особенно в разговорах. А и славно, может ещё и побратаемся!

   Кот, конечно же, не промолчал:

   – Кореш, брателло, братан, друган... посмотрим, как себя вести будешь. Пол, скажи-ка мне, есть ли у вас тут кошечки?

   – Кто про что, Стёп, смени тему, а? Я совсем засыпаю, Антипа, покажи, где можно лечь?

   Антипа засуетился:

   – Айдате, айдате, лежаночка мяконькая получилася, домик поспособствовал для вас, меня инг... игро... тьфу, серчает на меня, надоть заслуживать прощение везде!

   Недалеко от входа появился проем и небольшая комнатенка с лежаком, я села, постель на удивление оказалась мягкой, и меня повело, просто отключилась за мгновение, и уже не слышала, как шептались Пол с Антипой. Проснулась от того, что ко мне подлез мокрый кот.

   – Где тебя носит, купался что ли?

   – Не, по кустам пробежался, живность погонял, поохотился, зарядка в пользу!

   – Ладно, дрыхни, я пойду на прудик.

   Выйдя из комнатки, застыла на месте: окна сверкали, горница стала шире, печь преобразилась полностью, возле печи появился стол с полкой на стене, а у стола суетился Антипа.

   -Доборого утречка, мы тут с домиком моим похозяйничали, он усовестился, что гостям удобствов нетути, ну и помаленьку помогать начал. Ты, девица-красавица, ой, присказка у меня такая, Зинуша, озвучила бы, чего в горнице сделать надоть, а мы и постараемся.

   – Надоть в первую очередь тебе штаны и рубаху из чего-то придумать сшить, нитки, иголки, а то твои порты слезы вызывают, вот потяну тихонько, и расползутся. А так надо подумать, пока я на прудик, умываться. Интересно, имеется ли в вашем мире аналог пасты и щетки?

   – Чегой-та? – Пришлось показать на пальцах, – а есть, есть такое, только надоть Пола просить, он может ходить туда-сюда в столицу, я пока запечатан ото всего, да и в такой одежке служивые в момент в холодную посодют.

   Прудик сиял, светило местное, более насыщенного цвета, скорее ближе к бледно-оранжевому, окрасило воду в цвет расплавленного золота. И, приглядевшись, заметила, что если выдрать все заросли вокруг прудика, и при наличии подземных ключей, озеро наполнится и будет напоминать кошачий глаз. Вода приятно освежала, и я, не удержавшись, залезла в воду, плавала туда– сюда до тех пор, пока не пришел кот.

   – Хорош уже, там Антипа на ручак зовет.

   – Какой ручак?

   – Ну, на завтрак, он местное слово выдал, идем, я голодать не привык, и так вчера ничего не ел.

   – А ведь проблема будет с тобой, Степ, ты привык к элитным кормам, как же теперь будем выходить из положения?

   – Я уже утянул у него пару блинцов, мне понравилось, да и привыкну, тут все экологически чистое, пользительное, как Антипа выразился.

   Опять после воды появилось ощущение легкости и бодрости, похоже, водичка тут целебная – подумалось мне. Завтрак был изумительно вкусным, простые оладьи с каким-то вареньем-не вареньем и напиток с привкусом смеси трав. Антипа заставил меня прикинуть как можно «наладить в горнице красоту», подумав, посоветовала сделать возле одного окна стол и стулья, недалеко от печи, а в другом простенке пару диванчиков угловых – все в таком же стиле, дерево светлых тонов, в углу лестницу на чердак винтовую, а там по ходу будем смотреть. Он, суетясь как всегда, похоже, по-другому не умел, отправил меня осмотреться на природе, а сам, потирая руки, собрался мастерить. На улице же была красота, по всей лужайке цвели цветы шикарных расцветок, и у меня зазудели пальцы облагородить вокруг домика, сделать клумбы, подрезать дальние кусты, место под альпийскую горку нашла, а склоны так и просились сделать уступами, сбегающими к прудику. Неподалеку воздух как бы загустел, задрожал, и появился Пол со свертками и какими-то баулами.

   – Вот вам на обзаведение, самое нужное, а потом, когда осмотритесь, буду уже то, что скажете, приносить. Антипиных размеров не нашел, взял кой чего, но все надо ушивать и отрезать, мелковат наш ведовой, усох за долгий сон. Да и твой наряд, Зинуша, совсем не подходит для нашего мира, я тут ткани набрал, всяких ниток, может чего и сообразишь для себя и Антипы.

   – Зима у вас тут есть?

   – Что такое зима?

   Пока объяснила, замучилась. Пол и выскочивший на его голос Антипа никак не могли понять, что такое бывает. В их мире только как бы наша ранняя осень бывает и потом опять тепло, что порадовало. Пока они раскачаются, чтобы меня вернуть. Какой-то подвох был в поведении Пола, недомолвки и виртуозное владение менять тему разговора. Заострять внимание на этом пока не стала, надо присмотреться и понять что к чему, раз уж озвучено было, что в течение полугода все исправят, подождем. И закрутилось все колесом: неделя пролетела незаметно, я возилась с лютиками-цветочками, Антипа «хлопотал в дому», который постепенно расширился, появилась мансарда, несколько небольших комнат. Теперь это был уютный коттеджик, окруженный красивыми цветниками. Надо сказать, все, что я пересаживала – принималось на новом месте сразу же, подозреваю, из-за воды озерной. Была в ней какая-то волшебная составляющая, что влияла и на меня. Заметила, что кожа постепенно становится упругой, слетели все лишние жировые складки. Больше всего поразило, что полностью исчез перелом на правой стопе, заработанный ещё в юности. Пол исправно передавал мне саженцы с животиной, похожей чем-то на нашего ослика, скорее всего поведением, этакая флегматичная полулошадка, каждый раз неслышно появлявшаяся с большими корзинами, привязанными по бокам, и терпеливо ожидающая. Первым, конечно же, с ней подружился кот, (через пару дней он свободно мотался по местному лесу – любопытство неуёмное не давало покоя), назвал её Муськой, едва она появлялась, заскакивал ей на спину и катался подолгу. Муська на удивление очень плавно и аккуратно возила на себе 'джигита', Степа жмурился и мурчал:

   – Это не твоя вонючая 'Лупашка', – он так обзывал мою машинку 'Лупо', – бензином не воняет и ко мне неровно дышит.

   Я за неделю перестала удивляться его выкрутасам и смирилась, зато Антипа был в восторге, как же побратались они.

   – Ить родственники мы теперя с тобой, брателло! – С легкой Степиной лапы он нахватался словечек, и было забавно слышать: «Чегой-то ты оборзеваешь», «я ить не догоняю», «не гони волну!»

   Я сшила ему простую распашонку, укоротила и ушила порты, остригла вихры, ведовой наш стал похож на мелкого шустрого пацаненка, кот тоже подрос, этакая собачка получилась, размером с французского бульдога. По вечерам мы с Антипой каждый день расчищали заросли на озере, которое утром следующего дня становилось больше как раз на расчищенный участок. Теперь уже плавать можно было не на пять-семь метров, а на приличное расстояние.

   У меня уже вошло в привычку утром и вечером обязательно плавать, Антипа побаивался воды, объясняя это тем, что 'Богинюшка не простила!' Пыталась расспросить про Богинюшку – сказал:

   – Не теперя, вот озеро дочистим, и, если будет знак, всё обскажу!

   – Ты б, Зинуля, пирогов-плюшек напекла, что ли?

   – Ты ж их не ел никогда?

   – Тогда не ел, а сейчас бы не отказался, да и братана надо откармливать, доходяга, ветром куда-нить унесет!

   – От, только бы обзывалсси, Коська мой вот никогда б меня не обозвал!

   – Коська это кто?

   Антипа опечалился.

   – Брательничек мой, меньшой, они у мамушки позние детки родились, я ужо сам подумывал жениться, когда мамушка понесла, да как славно – Коську и сестриц родила, Лушу и Вирушку. Коська и Луша обличьем в батюшку пошли, темноволосые, крепенькие, а Вирушка, лебедушка белая, со мной похожа была,.. да, немного им довелось пожить.

   – Давай-ка пока лучше пирогами займемся, а то и Зинуша сейчас слезы лить начнет, у неё тоже горе большое, – кот вскочил с камня, где постоянно лежал, наблюдая за нами, пока мы вычищали озеро.

   ГЛАВА 2

   Пироги и плюшки удались на славу, Антипа едва поднялся из-за стола.

   -Ай, угодила, ай, лепотно! Я ить быстро телеса наем с пирогами-то!

   Кот меня удивил – пироги ел!! Это мой капризный, который на Земле очччень переборчивый был, занятно.

   Антипа постоянно выспрашивал, как и что в нашем ' безмагическом миру', загорелся идеей построить баньку.

   – А и хозяйство какое-никакое надоть, чай семья у нас: ты, братушок и я! Вечерами он много рассказывал про свою 'жисть ране', про то как много было в пору его юности ведовых, как верно они служили сторонушке родимой и как во время бунта их безжалостно и целенаправленно убивали озверевшие бунтовщики.

   – Много ить тогда наших погибло, потому как защищали святилища Богинюшкины, а и мои родные попали, хоромы-то наши в Унгаре-столице недалече от храма Бастики стояли, и когда все усмирено было, я домой наведался... – у него перехватило горло, и он замолчал, натужно сглатывая. Помолчав, сказал: – Это ить горе-горькое увидеть своих дорогих убитыми!

   Мы с котом, не сговариваясь, с двух сторон обняли его, я за плечи, а кот лапами за руку.

   – Может, не стоит, тяжко же такое вспоминать? – Знаешь, сколь я это в себе носил, договорю ужо. Батюшка с пятью стрелами в груди, а мамушка рядом, тожеть со стрелой, а Коську с сестрицами я так и не нашел. Онемел я тогда от горя-то, видеть никого не мог, и попросился сюда вот, Богинюшкино озеро-то приглядывать, да с отшельником Ринтом кров делить. Ринт какие-то все заклинания новые придумывал и испытывал, я с домом по хозяйству, эдак полста лет и прожили, а потом чегой-то у Ринта не пошло, нашел я его в опытной уже холодного. И такая тоска меня взяла, что я и уснул с горя, ну это как бы в спячку впал, думал годочка на 2-3, а оно вона как вышло. Богинюшка на меня теперь серчает, ладно хоть дом начал меня принимать.

   – А бунт-то из-за чего произошел?

   – А из зависти и подлости нашей, чего ж ещё может быть? Она, Бастика-то наша, Богинюшка славная и добрая, мы ж за ней как беззаботно жили, да вот нашелся завистник один, начал подбивать всяких непотребных личностев на бунт, да какими-то посулами сумел договориться с чарфами, энти-то всегда недовольны были, что Богинюшка их на Дальний материк загнала. Оне как бы и люди и нелюди, в то время имели крылья, а поскольку были зловредные, Бастика их и наказала, а материк-от пустынный, горы почти везде, хозяйствовать они не хотели и не любили, вот на их злобе и алчности и сыграл отступник-то. А ить был в любимчиках у Богинюшки, да... Ну и среди лиардцев нашлися недовольные и алчные, вот и завертелося в один момент по всему Лиарду, в столице-то проспали, энти, сыскные, а пьяные да наглые начали громить дома, убивать и грабить. Войско с границы уже шло на подмогу – у нас ить мирно было, только и были служивые, что на границах, для порядку, ну а пока только мы, ведовые и дворцовая охрана и встали супротив бандитов-охальников. Мастеровые и те, кто похрабрее, тожеть стали к нам пробиваться, а мы, уже все ранетые, потихоньку отходили к храму Бастики. Богинюшка-то наша как бы два лика имеет: один вот как людской – ох и красива она, а второй вот, как Степка, только поболе будет в размерах и черна как ночь, такая гибкая вся, как вода, текучая. А в храме том были служительницы и кошки, завсегда там их много было, их баловали все, ну вот они и встали в дверях храма, как вон Степа, выгнулись и шипели, да только куда им против чарфов, не сладить малым с ними было, но кошки их славно отделали, хоть и самих живыми-то почти не осталося, а служительницы наравне с нами защищали Богинюшку. Да.... Нас ужо горстка оставалась, а энти богомерзкие рвались к Богинюшкиной статуе, один самый злобный замахнулся, чтобы кинуть в статую булыжником и заорал, что дескать, сравняем с землею все и тут вот и случилося... мы-то спиной стояли не видели, только как ветер из-за нас вырвался и шипение раздалося: «Как посмели вы, мерзкие твари, в моем доме пакостничать? Моих служительниц и имеющих мой облик зверюшек сгубить?» Энтот, с булыжником-то закаменел и вмиг пылью осыпался, вот тогда взвыли все нападающие и повалилися на колени, а из-за нас выпрыгнула черная, сильно злая кошищща, глаза красные, из них молнии летят, только повела по сторонам-то, и все чарфы уменьшились, стали этими мерзкими, что ночью летают, а днем спять книзу головами. А Богинюшка и сказала: «Сильно вы меня разостроили, не помните вы добра, не хочу я вам боле помогать и защищать, и будет так, пока не родится от иной и истинно поверившего в меня, имеющего две пряди в волосах, тот, кто объединит всех, тогда я и вернуся, а пока нет моего прощения вам, я сказала!» Тут в энту самую минуту в храм ввалились барсовые и пали в ноги Богинюшке, старший из барсов и молвил так: «Прости, нас, Великая, поздно пришла к нам весть, что объявилися у тебя враги, припоздали мы немного, но вот наше оправдание» – он швырнул голову отрубленную негодяйскую. У Богинюшки-то краснота из глаз исчезла, молвила она тогда: «За верность вашу не стану лишать вас моих святилищ, всем, кто меня до конца защищал, дарую удачу в делах и семейной жизни. А за слуг моих, безвинно погибших, она махнула хвостом, не бывать на этой земле моим ликам!»

   И исчезла, и все бунтовщики точас и в пыль обратилися. Мы-то убитых да ранетых начали выносить, уж больно в храме-то дух тяжелый стал, вот все как вышли, он, храм-то и рухнул, да прямо на мелкие камни и рассыпался. Мы-то потом узнали ужо, что, кроме барсовых владениев, везде, по всему Лиарду храмы-то и рассыпалися. Вот тогда и погрузилися все в траур, Богинюшка наказала. А барсовые с той поры в храмы Богинюшкины людишек-то и не пускают, они-то и не против бы, а какая-то стена не дает людям-то в храм войтить. Вона как, бунт отразился. А в Лиарде сколь не пыталися храм хоть один возвести Бастике, рушилися, сейчас-от не знаю, может и сменила гнев на милость Богинюшка, надо вот Пола попытать, я ить не при делах! А кошек тогда совсем мало осталося в миру-то, да и плодиться они стали мало, видать тоже обида большая на людишков-то у них завелася.

   ГЛАВА 3

   – А вот вы-то как оказалися у нас в миру?

   – Да, случайно, ошиблись ваши маги или кто там ещё, стопроцентно. Мы со Степкой ездили на базар, есть у нас недалеко село, где по четвергам базар бывает, и цены подешевле, и выбор хороший. Степа в машине сидел, а я прикупила и вещи, и кой чего поесть, приехали домой, Степа уже возле крыльца был, а я с сумками сзади шла. Возле лица какая-то паутина зависла, голубоватая, я отмахнулась рукой, а она возьми и прилипни к лицу, поставила сумки и полезла за платком, и не смогла руку поднять, как онемела она, паутина как живая по мне поползла. Соседка цветы поливала, я ей шумнула, чтобы меня из шланга окатила – на улице-то под сорок жары, а вода как бы о щит какой-то ударяется, на меня ничего не попадает. Вот тут я запаниковала, а паутина, облепив всю, начала как бы в воронку закручиваться, все мельтешит перед глазами, куда-то проваливаюсь, и сверху на голову сваливается кот, сознание отключается. А очнулась уже на полянке, кот надо мной слезы льет и не мяукает, а человечьим голосом причитывает, что пропадет без меня. Представь: все кружится перед глазами, страшно болит голова, и как довесок – говорящий кот. Впору опять отключиться. Кой-как собрала себя в кучку, полусидя воду пью, кот у меня догадался лапой подкатить бутылку с водой, а тут из ниоткуда появляется нечто – какая-то непонятная фигура из палок и сучков с зеленой паклей на верхней части и чего-то то ли скрипит, то ли квакает, а видя что мы не понимаем, тянет ко мне свои сучки, обхватывает голову, и опять я уплываю от дикой боли в голове. Оказывается, это мне так в голову вкладывали умение ваш язык понимать. Пол потом уже объяснил, что такое действие безболезненно обычно бывает, а когда кот запрыгнул в эту воронку мне на голову, чего-то при переносе сбилось, отсюда и дикая боль в голове, ну и плюс мой возраст. Вот все и наложилось. Когда опять очухалась, слышу, Степа шипит, ругается на Пола, типа что всех уроет, а тот ему объясняет про этот перенос-переход. А обличье Пол уже человеческое принял, он так сучками-палочками нашу реакцию на него проверял, потом он нас сюда привел, на твою полянку-вотчину. То что я здесь по ошибке, сомнений не вызывает, зачем здесь шестидесятилетняя пенсионерка, которой жить-то осталось не так и много, Пол обещал найти того шутника и вернуть меня назад, я так домой хочу! Только вот сказал, быстро не получится, с половину нашего года надо подождать, будем надеяться, время быстро пройдет.