Текст книги "Ложь (СИ)"

Автор книги: Надежда Борзакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 24

Первый глоток пива сестра сделала в тринадцать лет у меня дома. Первую сигарету, вернее сигару, крепкую настолько, что мне даже стало ее жаль, попробовала тоже при мне и это отвернуло ее от курения раз и навсегда. Я вместо мамы обсуждала с ней месячные, контрацепцию и первый секс. Ни раз, ни два и ни пять уточняла в разных формах – «это» должно случиться только если ты действительно хочешь. Именно ты, а не только твой парень.

Я придумала «правило квартета». Два бокала легкого спиртного и два стакана воды – то, что имеешь право выпить за один вечер, если хочешь быть девушкой, а не пьяной бабой. Я говорила, что нельзя пить никаких коктейлей в незнакомой компании и нельзя оставлять свой напиток в ней же без присмотра. Я говорила, что если кавалер не провожает домой со свидания, то оно тут же должно стать последним. Я показывала, как защищаться и говорила, в какой момент физическое воздействие оправдано…. Я столько всего говорила.

И именно поэтому она позвонила Коле, а не мне. Потому, что решила будто разочаровала меня. Так сказал Борис Анатольевич, Ирин знакомый психотерапевт. А еще он сказал, что случай, когда жертва изнасилования решала попросить помощи у мужчины, а тем более к того, которого видела чуть ли не один единственный раз в жизни, на тысячу один. Ей, моей младшей сестре было проще рядом с совершенно чужим человеком, нежели со мной…

Оля не получила серьезных физических травм. Сотрясение легкое, а синяки и ссадины скоро заживут. Всю необходимую профилактику провели и проводят, а значит она должна поправится. Физически.

А морально…. Что делать, как облегчить боль, которую нельзя унять таблетками и перевязками? Как стереть из памяти сестры кошмар, не дающий ей жить, а не существовать на успокоительных.

Она не сказала, кто. Не сказала даже, где была этой ночью. Но мы искали. В полицейской базе такого…. генетического материала нет, потому оставалось надеяться на наших людей. Но уже пятые сутки, а ни одной зацепки. Видели машину, из которой ее выкинули, но ни марки, ни номеров….

Мама. Она плакала не переставая. Будто за нас двоих потому, что я не могла проронить ни слезинки. Будто пустыня внутри. Так что же чувствовала она? Какого это – знать, что постигло твоего ребенка? Часть тебя? Папа внешне само спокойствие. Словно запрограммированный биоробот. Это хуже маминых слез. Потому, что они рано или поздно иссякнут. Придет момент и часть горя и боли покинет наконец вместе с ними душу. А вот если не давать им выход, то когда-то они переполнят и разорвут на куски. Знаем-плавали.

Столо закрыть глаза, и я вновь видела синяки на лице и шее сестры. Разодранную и забрызганную кровью одежду. Вновь видела мрак и отчаяние на дне потухших глаз. Ее боль выворачивала меня наизнанку. Если бы не Артем, вряд ли смогла бы держаться как держусь.

Оля… оказалась на окраине одного из спальных районов. Прохожие в редкий раз не прошли мимо, а помогли. Иначе бы… Иначе.

Сколько различных вариантов этого «иначе». Тогда и сейчас. В ее палате всегда кто-то есть, потому, что мы все боялись. Того, чего не способны произнести вслух. Боялись, что она попытается покончить с собой.

– Вика, мы обязательно найдем эту мразь. Найдем и уничтожим, – суровое лицо Артема полно решимости.

– Сделайте это так, что б на нас даже тень не упала, – первый раз в жизни я полностью осознала, что искренне желаю кому-то смерти. Более того, ощущала себя способной убить, – Пообещай мне, что…

– Не упадет, Вик, – тусклый свет фонарей выхватил из темноты фигуру Коли, – Ваши люди его найдут, а остальное я сам…

– Да ну, – Артем с угрозой навис над ним. Коля почти безвылазно в больнице вместе с нами. И в светло карих глазах такое же выражение, какое бывало у Артема, когда мне мстил Дерек. И вопреки всему я радовалась, что у сестры появился человек, способный не то что защитить, а порвать за нее на куски, – Неужели нарушишь свой любимый закон? За погоны не страшно?

– Не страшно, – прорычал в ответ Коля.

– Думаешь, шанс так заслужить?!

Услышала чей-то истеричный смех. Он разорвал наступившую тишину, привлек внимание мужчин, готовых вцепиться друг-другу в глотки словно пара бойцовских псов.

Коля отвел взгляд. А Артем наоборот смотрел мне в лицо так пристально, будто там мелким шрифтом напечатан ответ.

Оля ведь для него все еще ребенок. Младшая сестра любимой девушки, ростом ему по пояс, которую катаешь на шее и водишь в парк аттракционов. Мы водили и не раз. Она так смеялась…Тогда и сейчас. До того, как….

– Ты че решил подкатить к семнадцатилетней девчонке? – взвился Артем, – Еще и теперь… Охренел вообще?

Ухватил его за воротник пальто и впечатал в стену.

– Я, может, люблю ее, – горько выплюнул Коля. Не сопротивлялся. Просто прямо смотрел в разъяренные глаза Артема.

– Артем, отпусти его, – дернула его за плечо, – Отпусти!

Он не охотно подчинился. Одернув воротник, Коля просто ушел внутрь.

– Пусть только подойдет к ней, – Артем обнял меня.

– Он хороший парень, Тема? Скажи?

– Неплохой, – немного помявшись ответил.

– Тогда, если он и дальше будет «неплохим» и если Оля… Если она выберет его, я против не буду. А ты не цепляйся к нему без причин. И, раз он хочет… Помочь. Пусть это сделает. Позволь ему, пожалуйста.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы вернулись обратно. Поднялись на нужный этаж. Мысленно я вновь заставляла себя в который раз переступить порог палаты и попытаться поговорить с сестрой. Это посоветовал психотерапевт. Это нужно мне, нужно ей… Вот только я не могла.

Не в силах вновь ощутить ту практически осязаемую ненависть, что выплескивалась в те три раза, что я пробовала. Такое поведение Оли объяснимо. Оно – часть реакции психики на травмировавший ее фактор. Просто так вышло, что это чувство направлено именно на меня.

– Я же говорила тебе! Я столько раз просила тебя не шляться ночами! А ты не слушала! Ты никогда меня не слушала! И посмотри, что теперь…, – мамин голос из палаты.

Переглянувшись, бросились туда. Оля плакала навзрыд, закрыв разбитое лицо руками. Мама продолжала орать.

– Что вы несете?! Прекратите, – обхватив за талию, Артем вытащил рыдающую женщину в коридор. Дверь оглушительно хлопнула.

Мы с Олей вздрогнули. Она не отнимала рук от лица, не прекращала плакать. А я чувствовала, как вместе с ней плакало мое сердце. Как оно обливалось кровавыми слезами, скорбя о ее разрушенной вдребезги жизни.

Нет! Не разрушенной. Это жизнь того урода разрушена. Более того, жизни этой не так-то и много осталось.

Едва передвигая ноги подошла к койке. Села на краешек в изножье.

– Оль, ты не виновата. Ни в чем не виновата, слышишь? Можешь и дальше ненавидеть меня, можешь делать что угодно, только не смей винить себя в том, что случилось.

Плачь действительно чуть стих или просто голоса за дверью смешались с ним, давая возможность представить желаемую иллюзию.

Оля не двигалась. Застыла на расстоянии чуть больше вытянутой руки, закрывая ладонями лицо.

– Вика, прости меня, – горестный шепот из-под подрагивающих рук.

Нельзя вот так сразу обнимать человека, пережившего насилие. Нужно начать с легкого касания к плечу и, если увидишь, что это неприятно тут же отстраниться… А я забыла об этом.

– Оля, ТЫ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТА, – почти закричала я.

Забралась в кровать напротив нее и прижала девушку к себе. Она обняла тоже. И горько-горько заплакала на моем плече.

– Я… я же почти не пила, Вик, – донеслось сквозь всхлипы, – А все вдруг как в тумане стало. Потом эта машина. В ней почти темно и так воняло чем-то. Травой, может, не знаю. А он такой тяжелый. Такой сильный. Я пошевелиться не могла! Дышать не… Я забыла все, чему ты меня учила. Ничего не смогла…

– Мы не всегда можем, Оль. Не всегда. То, что ты не смогла сопротивляться скорее всего спасло тебе жизнь. Это самое главное. То, что ты жива.

– Что же делать? Что мне теперь…

– Скажи мне кто это был?

– Я не буду писать заявление! Я не смогу! Все же узнают. Все! В университете…

Ее вновь начало трясти. Сильно настолько, что клацали зубы.

– И не нужно. Никакого заявления не нужно, – торопливо сказала, – Ложись-ка. Тебе нужно поспать.

– Не уходи, пожалуйста. Поспи со мной как в детстве.

– Конечно, – легла рядом и обняла сестру. Начала тихо мурлыкать колыбельные. Те, которые столько раз пела, укладывая ее спать и воображая себя мамой. В детстве. Нашем с ней, которое ушло безвозвратно у нас обеих одновременно в ту жуткую ночь.

В палату заглянул папа. Я покачала головой, и он ушел. Продолжила петь. И вскоре Оля уснула. Я прислушивалась к ее медленному и глубокому дыханию, изредка прерываемому всхлипами и в какой-то момент уснула сама.

Глава 25

– Он серьезно женился на ней в тот же день, что и на тебе? Фи, как примитивно. По ходу вместе с тобой его покинули остатки разума, – Оля сделала большой глоток «контрабандного» кофе, – А у этой Елены нет ни капли достоинства. Прям на все согласна лишь бы зваться Каминской.

Мы сидели на койке и листали новости на планшете. Честно говоря, в данный момент я была безумно благодарна Дереку. Если б не его жажда осветить каждый связанный с женитьбой шаг в прессе, найти новость, способную так же увлечь Олю было бы непросто. А так сестра вон битый час уже выискивала следы ретуши на многочисленных свадебных фотографиях и ехидно комментировала заметки к ним. Пусть даже часть эмоций напускная, это все равно шаг вперед.

После обхода она вымыла волосы, и я пару часов колдовала над ними с плойкой. И теперь упругие локоны рассыпались по плечам, благоухая тонким ароматом укладочных средств.

Приведи себя в порядок и сразу станет лучше. Вдруг и с ней сейчас это хоть немного подействует.

– Не помешаю? – папа зашел в палату. С улыбкой, затронувшей только губы, в нарочито небрежной позе раскинулся на стуле, – Ну что, принцесса, я всем доволен. Можем тебя забирать домой, как тебе идея?

– Отлично, пап, – пропела Оля. И тоже улыбнулась совсем так же, как он.

– Вот и славно. Помощь со сборами нужна?

– Нет, мы сами, – ответила я.

– Тогда жду в машине, – он вышел.

Оля вскочила с койки, вытащила из-под нее сумку и начала лихорадочно запихивать в нее вещи.

– Оль, не нужно спешить, – я взяла ее за руку.

– Папа и так умаялся. Да и ты тоже. Вы все, – отрывисто бросила, глядя в окно.

– Не хочешь быть с мамой, да? – рискнула предположить, – Олечка, она сорвалась просто…

– Я знаю, – ее голос зазвенел, – Все нормально.

– Не нормально, Оля. Хочешь пожить у нас с Артемом какое-то время?

– Нет. Незачем. Пора…. Пора уже и делом заняться. Я неделю пропустила. На первом курсе это как месяц, ты знаешь, – рука в моей задрожала, – А в понедельник можно и на пары уже. Как думаешь, тоналкой уже все замажется?

– Думаю да, – протянула я, – Но можно и не спешить так сильно. Отдохни еще немного.

– Больше он меня не тронет! – вдруг всхлипнула и зажала рот рукой. Я вскочила и обняла ее.

– Конечно не тронет. Ни он, ни кто-то другой. Никогда. Мы не позволим.

– Я не буду сидеть в четырех стенах и бояться, ясно?! – отбросила мои руки.

– И не надо.

– И не жди, что скажу, кто это был, потому, что я не видела его лица. Но это не тот парень, с которым я пришла в клуб!

– Но скажи хотя бы, с кем ты была. Может быть он что-то знает.

– Может всем тогда расскажем? Пост на Фейсбуке вывесим или лучше закажем борды по городу? – вдруг осеклась, отступила на шаг, – Ты сказала… Вы ищете его. Значит точно опрашивали моих….

– Не опрашивали. Оль, люди Артема профессионалы. Они ни за что не допустят огласки.

– И сколько их…. Сколько вообще знает?

– Трое кроме нас. И они трепаться не будут.

– Не ищите парня, с которым я встречалась, – нервно затараторила девушка, – Мы с ним поругались в клубе, и он ушел. А потом мне стало нехорошо, и я вышла на воздух, а дальше…. Все и случилось. Так что он не мог никого видеть.

– Жаль, – я отвернулась, сложила оставшиеся вещи и застегнула «молнию» на сумке, потом медленно добавила, – Жаль, что ты его не видела. Так даже наши люди вряд ли смогут его найти, а это значит, что будут другие.

Судорожный вздох за спиной. Я затаила дыхание. Мысли о том, что своим давлением я могла усугубить ее состояния заставили похолодеть. Но в то же время, вдруг этого не случится, а она, желая предотвратить подобное с другими, расскажет…

– Обязательно будут. И кто-то возможно не выживет.

Встретилась с ней взглядом. Он страшный, больной, отчаянный.

– Девочки, ну вы идете, нет? – из-за папы момент был упущен. Возможно.

– Да, идем, – подала Оле пальто, потом надела свое. Папа взял сумку, и мы пошли к выходу.

Нужно рассказать Артему. Как можно быстрее нужно поделиться возникшими догадками.

Дома Оля сразу же отправилась в нормальный душ, а я взялась помочь маме накрыть на стол.

– Мам, не говори, пожалуйста, Оле что если б она не гуляла вечерами, такого бы не случилось. Ты ведь не можешь не понимать, что застраховать себя от подобного полностью невозможно. А такие твои слова лишь усугубляют и так существующее чувство вины. Это плохо, мам. Ведь она ни в чем не виновата. Она никогда ничего не делала, что могло бы спровоцировать…. Но даже если б и делала – это не оправдание насилию. Ничто не оправдание!

– Я понимаю, – опять заплакала мама, – Понимаю!

– Не плачь, – я обняла ее, – Все будет хорошо, – и услышав крадущиеся знакомые шаги добавила, – Она сильная. И мы все рядом. Мы поможем ей это пережить, справимся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А если он… Если этот…

– Мы его найдем, мам. Я обещаю.

Мы сели обедать. Оля начала пугающе активно обсуждать свадьбу Дерека. А когда мама намекнула ей, что мне может быть неприятно это слушать, молча вылетела из кухни. Я пошла за ней.

– Извини, Вика. Я не подумала о тебе.

– Мне все равно, и ты это знаешь, – я села рядом с ней на кровать, – А хочешь прогуляться?

Она не просто заколебалась. На лице девушке мигом появилось выражение паники.

– Давай. Куда?

– Увидишь. Форма одежды – джинсы и свитер.

Пока Оля собиралась, я позвонила Артему. Мы не виделись уже несколько часов с тех пор, как он привез мне плойку.

– Как она?

– Срывается иногда. Но к счастью услышала меня. Похоже психотерапевт сделал правильный вывод, – а я нет, – Тема, слушай. Мы говорили с ней о случившемся. Оля очень просит, чтоб мы не искали парня, который с ней был. Боится огласки лишней вроде как, но… Не знаю, мне кажется… Вдруг это именно он и был?

На том конце линии повисла пауза.

– Вик, даже если она не скажет кто это был, мы все равно найдем его. Я тебе обещаю, мы найдем эту мразь.

– Я сегодня, наверное, с ней останусь. Сейчас в тир поедем… как тебе идея?

– Отлично, пусть пар выпустит.

– Тема, она боится выходить на улицу. Не показывает этого, но…

– Скоро бояться будет нечего, Вика. Слово даю.

Мы попрощались. От уверенности в голосе Артема страхи потускнели. Мои. А что же делать с ее?

– Вика! – позвала Оля из спальни. И когда я зашла попросила, – Сделай с этим что-то. Не хочу с синяками ходить.

Я взялась за кисти и спонжи и скоро заживающие отметины оказались полностью скрыты.

– Мне повезло еще, да? Некоторым какая-то «память» на лице на всю жизнь остается… Я с одной девочкой переписывалась. Как-то. Так ее порезали еще. Сильно. Даже пластикой не убрать, представляешь?

– Тебе… Лучше от такого общения, Оль?

– В смысле?

– В смысле, если хочешь, есть группы поддержки и мы могли бы…

– Закрыть меня в комнате с другими несчастными жертвами и дать возможность часами жаловаться друг другу? Я что такой соплей выгляжу?!

– Иногда поговорить и поделиться нужно. И это не слабость, Оль, а наоборот проявление силы духа. К тому же, ты сама сказала, что общалась с кем-то.

– И лучше бы не общалась, – пробормотала она, – Мы жертвы, пожалейте нас… Ну нахер.

– Поехали, агрессор, – растрепала все еще идеально уложенные волосы под почти что веселое возмущение сестры.

А потом мы приехали в тир. Фамилия Бессонов гарантировала нам одиночество в зале. Стрелять я умела довольно неплохо. Конечно же меня научил Артем, но освежала навыки я и с Дереком. Тот стрелял почти так же безупречно – сказалось отцовское военное прошлое и аксиома, что мужчина просто обязан владеть оружием.

– Стань в пол оборота. Левой рукой держи правую кисть. Смотри вот сюда и целься чуть ниже места, в которое хочешь попасть. Глубоко вздохни. Медленно выдохни и стреляй.

Наушников я не надела – привыкла уже не бояться звука выстрела, а вот для Оли взяла. Первая пуля угодила в «молоко».

– Вот черт! – она уронила подрагивающую руку с пистолетом вниз.

– Не делай так! – ахнула, отняв ствол, – Сначала на предохранитель, а потом уже размахивай им!

– Прости.

– Ничего.

– Давай ты лучше.

Я прицелилась и выстрелила. Раз, другой третий, хоть «противник» мертв уже после первого.

– Офиге-е-еть, – выдохнула Оля.

– Опыт, – я пожала плечами, – А вообще нужно просто представлять объект ненависти. Мне всегда помогало.

– И кого же ты представляла раньше? Вряд ли Артема.

– Конечно нет, – я улыбнулась, хоть все внутри сжалось, – Это никогда не были люди. Только чувства. Страх. Неуверенность. Боль.

– Я хочу еще, – она сняла наушники.

– Давай, – отдала ей пистолет, подавив желание предупредить о том, что к звук выстрела может испугать с непривычки.

Ее не испугал. По крайней мере, четыре попадания «в яблочко» – больше патронов в обойме не было, не позволяли считать иначе. Я зарядила снова. Потом еще раз. Последнюю обойму Оля не достреляла, а в какой-то момент отбросила пистолет и разрыдалась, упав на колени. Завыла почти, словно раненое животное. Так хотелось сказать что-то. Попытаться успокоить, но я не проронила ни слова. Просто обняла и стала ждать, пока она выплачется мысленно умоляя, чтоб момент, когда станет легче наступил. И чтоб произошло это поскорее.

Всю дорогу домой она молчала. Просто глядела покрасневшими глазами в окно за которым кружились снежинки. Как приехали, я уложила ее в кровать, а мама приготовила к тому времени шоколадный торт. Отрезав пару огромных кусков я заварила чай с ромашкой. Приглушив свет, мы забрались под одеяло. Расположив ноутбук напротив, я включила старый фильм, снятый по романам пары французских писателей об отважной и прекрасной женщине, сумевшей преодолеть все беды и обрести счастье. К концу пятой части сестра уже спала. А я вот не могла уснуть. Просто лежала рядом в полутьме, охраняя чуткий, тревожный сон. В какой-то момент завибрировал телефон. Я торопливо соскользнула с кровати и вышла в коридор.

– Все готово, Вика!

– Артем…, – жуткое звериное удовольствие горячей волной разлилось по венам. Не ощущаемое никогда раньше, пугающее своей страшной мощью. Свершилось! Тварь, кем бы она ни была заплатила за содеянное. Оле больше нечего бояться….

– Подробности утром. Не волнуйся ни о чем.

Я вернулась к сестре. Та не спала и напряженно застыла под одеялом.

– Он мертв, Оль, – прошептала ей на ухо, – Того, кто сделал это с тобой больше нет.

***

– Он ведь начинал нравиться мне, Вик. Казался совсем не таким, как когда мы познакомились. Внимательный, заботливый даже. По пятам за мной ходил, помогал во всем по учебе. Дружить был готов, – сестра умолкла, переводя дыхание, – И танцевали когда. Ни рук не распускал, ничего такого… Ничего подозрительного. Тыльной стороной сжатого кулака она вытерла слезы.

– Его больше нет, – тихо проговорила я, – Он не вернется. Ты никогда его не увидишь.

– Я буду в порядке, обещаю. Я смогу.

– Знаю, что сможешь, – я обняла ее, – Ты у меня сильная.

Прохоров Михаил Романович. 22 года. Студент пятого курса Национального института имени А.А. Богомольца. В ночь на 22 февраля 2019 года был найден повешенным в одном из заброшенных строений на окраине города. Предсмертной записки обнаружено не было, по словам друзей и родственников погибший не пребывал в депрессивном состоянии. Сотрудники правоохранительных органов провели комплекс следственных мероприятий в результате которых смерть Прохорова была признана самоубийством.

Парадоксально, но убив его мы поступили милосердно. Ведь если бы делу был дан ход, его бы непременно посадили. А в тюрьме… С такими не церемонились. И ведь он заслужил каждую секунду боли, которую ему неминуемо бы там причинили прежде чем убить! Вот только допустить это значило бы заставить Олю много месяцев вновь и вновь проходить через пережитый ею кошмар. Оно того не стоило.