Текст книги "Под сенью тайги (СИ)"

Автор книги: Надежда Лунная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Максим вертел головой, пытаясь смотреть во все стороны сразу. Луч фонаря выписывал замысловатые символы в ночном воздухе. Источников звука становилось все больше. Наконец, он увидел.

Густая трава, ковром покрывавшая поляну, начала колыхаться, словно сквозь нее двигалось что-то крупное. Сначала показалась только макушка головы, поросшей черными волосами. Обладатель головы довольно быстро продвигался в сторону Максима. Оно странно двигалось. Рывками. Максим понял, что нечто ползет к нему по-пластунски.

Через мгновение густые стебли травы раздвинулись, и показалось лицо. Обычное, мальчишеское лицо. Довольно миловидное, если бы не одно обстоятельство: во лбу у него зияла дыра, а значит – он был мертв. Дождевая вода стекала из раны розовыми струйками на щеки подростка. Максим светил прямо на него, не в силах пошевелиться. Черные глаза паренька, не мигая, смотрели на него. Он уверенно продвигался вперед, опираясь на локти, потому что ног у него не было. Вместо них, за ним волочились две грязных, в запекшейся крови культи. Из его рта неслось ужасающее, хриплое, булькающее дыхание.

Немного опомнившись, Максим стал медленно отступать от мертвеца. Сзади треснула ветка. Максим резко обернулся и увидел, что с другой стороны поляны к нему приближается точный двойник восставшего из мертвых подростка. Он так же полз на локтях, зеркально копируя движения своей копии. Максим почувствовал, как зашевелились волосы на голове, и автоматически пригладил их. По спине струился липкий холодный пот.

– Я не виноват. – прошептал он. – Война…

Вместо ответа на поляну выползли еще три копии покойника, отрезав пути отступления. Теперь они надвигались со всех сторон, страшно хрипя из-за осколка, пропоровшего когда-то давно мальчишескую грудь и легкое. И все до одного, не мигая, смотрели на него.

– Чего вы хотите? – так же шепотом спросил Максим.

Мертвецы продолжали, молча, ползти, буравя его взглядами. Когда оставшееся между ними расстояние сравнялось двум метрам, он не выдержал.

– Чего вам надо от меня?! – завопил он, перебегая лучом фонарика с лица на лицо.

Неожиданно мертвецы остановились. Даже звук дыхания прекратился. Эта неестественная тишина была даже страшнее предыдущих хрипов. Несколько минут преследователи хранили молчание. Когда один из них заговорил, Максим вскрикнул от неожиданности.

– Нам нужны ноги. – голос прозвучал как тихий шелест среди шума дождя.

Но Максим хорошо расслышал.

Я уже несколько минут обдумывала свое положение, как вдруг услышала треск веток. Сомнений не было, Максим пустился бежать. Сначала я испугалась, что он каким-то образом обнаружил мой след, но быстро убедилась, что звук отдаляется от меня. Он бежал в другую сторону.

Я рискнула выглянуть из своего ненадежного укрытия. Так и есть. Луч фонаря уже почти не был виден мне. Интересно, каких призраков преследовал мой муж? Отголоски войны? Сюрреалистичные чудовища? Хотя, пожалуй, я не хотела этого знать. Сейчас он гнался не за мной, и это главное. Внезапный истеричный крик заставил меня подпрыгнуть на месте:

– Чего вам надо от меня?! – разнеслось в ночном воздухе.

Как ни была я напугана сама, сердце мое все же дрогнуло от жалости: столько в этом крике было отчаяния и ужаса. А что, если он правда попал в беду? В темноте он легко мог, скажем, напороться на острый сук. Или провалиться в яму. Если вы спросите меня сейчас, почему я сделала то, что сделала, я отвечу: по глупости. Но тогда я не могла удовлетвориться одними догадками о причинах, породивших этот жуткий вопль. Я не могла не пойти и не удостовериться, что с ним все хорошо. Насколько такое вообще возможно.

Я поднялась на ноги и пошла на голос. Теперь до меня доносились отрывистые рыдания. Максим плакал навзрыд. Я осторожно ступала по влажной земле, стараясь ненароком не хрустнуть ни одной веточкой. Однако, совсем бесшумно идти я не могла. Приходилось иногда раздвигать ветки, норовившие выдрать мне клок волос или выколоть глаза. Так что продвигалась я медленно.

Не умолкавшие рыдания служили мне надежным ориентиром. Скоро я подобралась к небольшой полянке, откуда четко виднелся свет фонаря Максима. К счастью он светил в сторону от меня, и я разглядела, что Макс сидит на корточках и раскачивается взад вперед. Я убедилась, что ему ничто не угрожает, и хотела было уйти, но вдруг Максим пронзительно вскрикнул и, размахнувшись, с силой швырнул фонарь на землю. Тот, судя по звуку, ударился о камень, и тут же погас.

– Нееет! – пуще прежнего заплакал Максим. – Анна!

Услышав свое имя, я едва совладала с собой, чтобы не броситься к мужу и не прижать к себе, говоря, что «все будет хорошо». Впрочем, этот порыв быстро прошел, стоило мне вспомнить бешенство, с каким он бросился на меня у костра. Мне следовало убраться от него как можно дальше, однако я продолжала наблюдать.

Спустя минуту рыдания резко оборвались. Максим пробормотал нечто, что я не смогла расслышать, и рухнул на землю, по-видимому, потеряв сознание. Я подождала несколько минут, он не шевелился. Со своей наблюдательной точки я не могла разглядеть, дышит он или нет. Так что, поколебавшись немного, я все же направилась к нему. Я должна была убедиться, что он, скажем, не подавится языком.

Я шла медленно, готовая в любой момент дать стрекача. Подойдя к нему на метр, я остановилась и прислушалась. Кажется, он дышал. Я не могла сказать наверняка, из-за искажающего звуки шума дождя. Максим лежал, запрокинув голову, подставляя обожженное лицо струям воды. Его глаза были открыты, значит, он не терял сознания. Он впал в оцепенение. И мог вскоре выйти из него. Однако, в таком положении, он запросто мог захлебнуться.

Собравшись с духом, я подошла к нему, опустилась рядом на мокрую траву и с трудом повернула его на бок, избавив его таким образом от опасности утонуть или задохнуться, подавившись собственным языком. Но нас по-прежнему поливало дождем, и было дьявольски холодно. К утру мы оба запросто могли вытянуть провальный билет с надписью «воспаление легких». Теперь, когда Максим будет какое-то время не опасен, я могла вернуться в разгромленный лагерь и попытаться найти там что-то полезное. Знать бы, сколько он пролежит в отключке: может быть, можно развести костер.

Поколебавшись еще немного, я решила перетащить его под, хоть и ненадежное, но хоть какое-то, укрытие деревьев. Так как я не обладала опытом перетаскивания бесчувственных тел, мне пришлось поднапрячься. Килограммов восемьдесят Максим весил точно. Я приподняла его и, обхватив подмышками, поволокла к деревьям, молясь про себя, чтобы он не очнулся. Двигаться приходилось осторожно: мокрая трава была скользкой, и мои кроссовки все время проскальзывали. Пот лил с меня ручьями, смешиваясь с дождем. Зато я здорово согрелась.

Вечность спустя, мы достигли деревьев, и я уложила Максима под пушистыми ветвями ели, очень кстати стоявшей у нас на пути. Будь она чуть дальше, мне ни за что не удалось бы ее разглядеть. Ночь и дождь создавали такую темень, хоть глаз коли. Даже с привыкшими к мраку глазами, я видела только самые общие очертания предметов, если они находились дальше протянутой руки. Черт, в таких условиях я могла запросто проплутать по лесу в поисках выхода к лагерю до самого утра. Разогретые нагрузкой мышцы быстро остывали под мокрой одеждой, и вскоре я снова начала дрожать.

Я направилась в направлении места, где сидел Макс, когда я его обнаружила, питая крошечную надежу, что фонарик, который он швырнул об камень, не почил окончательно. Вдруг, он просто стукнулся о камень кнопкой выключения? Обшарив девяносто процентов поляны, я наконец нашла, что искала. Фонарик был безнадежно разбит. Что ж, попытаться стоило. Я отбросила бесполезный кусок пластика в траву, и в тот же момент сквозь пелену дождя мне послышался посторонний звук. Я обернулась в его направлении.

Максим очнулся и почувствовал, что его куда-то волокут. Все мышцы тела ныли, лицо невыносимо болело, и он замерз как волчий хвост. В голове стоял такой туман, что он с трудом вспомнил, как его зовут.

Однако, инстинктивно он не стал сообщать неведомому врагу о собственном пробуждении, сохраняя за собой эффект неожиданности на всякий случай. Похоже, его взяли в плен. Что же, может быть его приняли за труп и бросят в общую могилу, а тогда он выберется оттуда и пойдет искать своих. А, может быть, его ведут в комнату для допросов? Ему приходилось бывать в такой. Как только они попытаются привязать его к лежаку, он им задаст.

Он почувствовал, что дождь ослаб, и его опустили на мягкую землю. Почувствовался запах хвои, напомнивший ему, наконец, где он находится. Максим слегка приоткрыл глаза. Так и есть. Аня. Жена, предавшая его. Он не мог вспомнить, каким именно образом она предала его, но сам факт предательства никаких сомнений не вызывал. В его груди клокотала ненависть к этой женщине в одночасье ставшей ему совершенно чужой. Она заплатит за все, что сделала с ним.

Постояв немного, она зябко передернула плечами и вышла под дождь. Максим осторожно поднялся и последовал за ней.

Я не успела до конца обернуться, как получила удар в челюсть. Максим бил наверняка. В глазах сразу потемнело. Тело, казалось, погрузилось в цемент. Я почти потеряла сознание, но успела различить в темноте кулак, обманчиво медленно приближающийся к моему лицу.

Руки весили, по меньшей мере, по центнеру, но я умудрилась поднять их в безнадежной попытке защититься. Это разозлило его еще больше. Я почувствовала чудовищной силы удар ногой по животу. «Нет, только не сюда!», – мелькнуло у меня в голове. Я согнулась пополам, и новый удар по голове отправил мое тело на землю, а сознание – в темноту.

Глава 20

Я очнулась связанной по рукам и ногам на холодной твердой поверхности. В сознание меня привел всепроникающий холод. В то же мгновение меня захлестнули волны боли. Болело тело, болели сердце и душа, но сильнее всего болела голова. Похоже, черепушка решила превратиться в мой персональный мини-вариант Хиросимы. Я боялась шевелить головой и даже открывать глаза. Это могло привести к еще более острым приступам боли. Поэтому я слегка провела ладонью по поверхности, на которой лежала. Твердая и холодная. Камень. Значит, я уже не в лесу.

Вокруг было тихо, и я все же решила чуть-чуть приоткрыть глаза. Картина не сильно изменилась. Темнота и холод. Рискнув чуть повернуть голову, я увидела в стороне участок пространства немного светлее окружающей темени. Сведя все факторы вместе, я сделала вывод, что нахожусь в какой-то пещере. Очевидно, сюда меня притащил Максим. Он предусмотрел, что я смогу сбежать и подстраховался, обездвижив меня. Где, во имя всего святого, он взял веревки?

Я вспомнила о своем ноже. Чтобы добраться до заднего кармана, пришлось, медленно перебирая пальцами, задрать нижний край свитера. Нож был на месте. Значит, еще потанцуем. Я осторожно вытащила нож, нащупала кнопку и раскрыла его. Щелчок, должно быть, слышали даже в Иркутске. И вдобавок, выпрыгнувшее лезвие порезало мне пальцы. Всего лишь чуть больше боли, но теперь я могла освободиться.

Повернув лезвие, я принялась резать веревку. Она не поддавалась целую вечность. Но, наконец, руки были свободны. Я догадалась, чем он меня связал, освобождая ноги. Шнурков на моих кроссовках не было. Скорее всего, чтобы связать мне ноги, ему пришлось использовать и свои шнурки тоже. Изобретательно. Чтоб ты провалился!

Мне пришлось сжать зубы, чтобы не закричать, когда кровь вернулась в онемевшие конечности. Как он умудрился найти это место? И где он сам?

Ответ на второй вопрос последовал незамедлительно в виде самого Максима, возникшего во входном проеме. Я ожидала, что из глубин моей души поднимется страх, но его не было. Все казалось правильным. Как будто все предыдущие события моей жизни вели меня именно к этому моменту. Я была объята странным спокойствием и чувством завершенности. А сверху всего этого был гнев. Я была зла на него, за выходку с таблетками. На себя, за непроходимую глупость. Даже на Мать-Землю за землетрясение, обвал и дождь.

Мама ошибалась. Моей самоотверженности не хватит на то, чтобы позволить Максиму себя убить. Более того, я никогда не была связана христианскими законами и запретами. Я – дочь природы. А ее законы таковы, что слабый – погибает. Именно такому укладу мир природы обязан своим совершенством. Теперь мне придется испытать на себе силу законов, в которые я так самозабвенно верила.

Максим, пригнувшись, вошел в пещеру. Я постаралась принять то положение, в котором очнулась, чтоб ничем не выдавать, что мои руки свободны: подогнула ноги и убрала руки за спину, крепко сжимая нож. Что-то щелкнуло, и в лицо мне ударил луч света, вызвав нестерпимую резь в глазах. Притихшая было головная боль навалилась с новой силой. Ублюдок, нашел второй фонарь.

– А, очнулась. – буркнул Максим.

Луч света соскользнул с моего лица и пошарил по стенам. Найдя то, что искал, Максим закрепил фонарь в небольшой выемке в скале так, чтобы он освещал центр пещеры. Когда перед глазами перестали плавать световые круги, я огляделась.

Пещера была не слишком большой. Может быть пятнадцать квадратных метров. Строго говоря, это была не совсем пещера, так как потолка не было видно. Он терялся где-то в темноте вверху. Что-то вроде огромной трещины в скале. Ее стены были влажными и шероховатыми.

Я присмотрелась к Максиму и убедилась, что он побывал в лагере. На нем был надет толстый свитер, в отличие от моего – сухой, а сверху непромокаемая куртка. Она тоже была сухой. Видимо, дождь закончился.

Я поймала его взгляд, и меня передернуло. Свет горит, а дома никого. Я уже не узнавала это создание, бывшее когда-то моим мужем. Сейчас в его лице не было ни следа былой мягкости. Даже знакомые черты стали казаться чужими. Лицо, будто, прибавило острых углов, осунулось. Но хуже всего была ненависть, что горела в его глазах яростным пожаром. Он смотрел на меня и молчал. Я не собиралась первой начинать разговор, – если он вообще был намерен разговаривать – поэтому просто ждала.

– Ничего не хочешь мне рассказать напоследок? – вдруг спросил он.

– А что ты хочешь услышать? – поинтересовалась я.

– Как давно вы с Игорем спланировали все это? – последовал ответ.

Я так опешила, что не сразу смогла ответить:

– Да как только открыли в себе способности вызывать землетрясения.

Вместо ответа он быстро приблизился и отвесил мне звучную пощечину. Из губы брызнула кровь. Я крепче сжала нож и собрала остатки терпения. Не сейчас. Когда он подойдет ближе.

– Думаешь, я – идиот? – заорал он.

– Ты сам это сказал. – ответила я, за что получила новую оплеуху.

– Чего вам стоило подложить заряды на нашем пути?

– Кретин! Если ты не заметил, то я застряла тут вместе с тобой! – разозлилась я. – К тому же, ты сам настоял, чтобы мы пошли по этой тропе.

По его взгляду я поняла, что он не слышал ни слова из того, что я сказала. Было бесполезно что-либо ему доказывать. Ничто не изменило бы его убежденности в заговоре.

– Я убью тебя. – неожиданно успокоившись, заявил он.

– Валяй. Тебя упекут в дурдом до конца твоих дней!

Вот этого говорить не следовало. Максим бросился на меня с яростью, не оставлявшей сомнений в его намерениях. Сейчас!

Как только он подбежал на достаточное расстояние, я резко выпрямилась и с размаху всадила нож прямо ему в ногу. Лезвие легко прошло сквозь язычок кроссовка и застряло в кости стопы. Максим взвыл от боли, упал на спину и откатился в сторону от меня.

Я воспользовалась случаем и рванула к выходу из пещеры. Адреналин приглушил физическую боль и придал мне прыти. Но, как оказалось, недостаточно.

Максим успел схватить меня за ногу, и я со всего размаху ухнула на пол, ударившись подбородком об камень. К атомным взрывам в мозгу добавилась боль от прикушенного языка. Растянутое плечо, не дававшее о себе знать до сего момента, заполыхало огнем. Голова кружилась, но я ухитрилась перевернуться на спину.

Я яростно брыкалась, пытаясь стряхнуть мертвую хватку мужа или хотя бы ударить его в лицо. Максим другой рукой схватил меня за вторую ногу и потянул на себя. Меня охватила ярость. «Я не могу так умереть! Не теперь!» Я приподнялась и изо всех сил ударила его кулаком по носу. Горячая кровь брызнула мне на брюки. Максим зарычал, но хватку не ослабил. Еще немного и он доберется до моей шеи. Но этого не случилось.

Со всех сторон послышался уже знакомый нам оглушительный рев. Акустика пещеры усиливала его в несколько раз. Новое землетрясение! Звук бил по ушам так, что голова грозила рассыпаться в пыль.

Я почувствовала, что Максим чуть ослабил хватку, и, собрав все отчаяние и ярость, рванулась, что было мочи. Мне удалось освободить одну ногу, но вторую он по-прежнему крепко держал. Пространство вокруг нас заходило ходуном. Трясло так, что я перестала соображать, где верх, а где низ. Откуда-то начали сыпаться камни размером с добрый кирпич.

– Отпусти же меня, идиот! Нужно выходить, а то мы оба здесь сдохнем! – проорала я, в безнадежной попытке вразумить безумного.

Он и ухом не повел. Видимо, твердо вознамерился идиллически умереть в один день. Тут один из камней попал ему прямо по макушке, и Максим обмяк. Я, наконец, высвободилась от его рук, отбежала в сторону, прижалась лицом к стене и кое-как прикрыла голову руками. Камнепад не прекращался. Грохот терзал уши. Я ощущала тяжелые удары по рукам плечам и спине. Плавая в волнах адреналинового прилива, я почти не чувствовала боли. Все прекратилось так же резко, как и началось.

Шум стих и постепенно перестали падать камни. Когда я открыла глаза, то снова увидела лишь темноту. Само собой, походный фонарик не выдержал избиения камнями. Я обвела черное пространство вокруг себя взглядом, уже зная, что на этот раз не увижу никаких просветов. Вход в расщелину, конечно же, завален.

Я была прижата к стене насыпью камней: они доходили мне до середины бедра. А это значит, что Максим и вовсе погребен под ними. Я попыталась пошевелить ногами. Мне это удалось. Совсем чуть-чуть. Тогда я принялась по одному убирать камни от тела и отставлять в сторону. Я боялась резко выдергивать ноги из завала. Это могло спровоцировать новый обвал, если в центре пещеры насыпь выше, чем у стен. А скорее всего, так оно и было.

Когда я расчистила пространство чуть ниже колен, адреналиновая волна спала, и вернулась боль. Галлоны боли. На редкость неудачный день. Я заплакала. А через минуту – потеряла сознание.

Оюна не до конца поняла, что же именно ее разбудило: ужасный сон или новые подземные толчки. Она, кряхтя, поднялась с постели, морщась от ноющей боли в колене, и привычно спряталась в дверном проеме.

Юпитер оголтело метался по комнате, и Оюна подозвала его к себе. Пес послушался и присел на порог, рядом с ее ногами, нервно дрожа. Оюна машинально гладила его по голове, думая о своем сне.

Было это прямым предупреждением или опять все витиевато и косвенно? Во сне она видела, что Анна стоит перед огромной горой на коленях, склонив голову. Она будто молилась. Гора была живой. Когда Анна подняла голову, она вдруг задрожала, и в одном из ее склонов открылась огромная пасть, утыканная острыми камнями, будто зубами. В этот момент к Анне с криком начал приближаться симпатичный молодой мужчина со странными глазами. Оюна не могла вспомнить, где видела его. Он просил ее вернуться, но Анна, будто не слыша его, покорно склонилась вновь, и гора проглотила ее. Мужчина продолжал звать Анну. Страшное знамение послал ей Великий Дух. Но что же она могла сделать сейчас? Чем помочь бестии?

Когда дрожь матери-земли начала стихать, Юпитер снова принялся бегать по комнате, периодически останавливаясь перед окном. Он скулил, не переставая.

– Ты тоже чувствуешь, что Анна в беде? – спросила Оюна собаку.

Юпитер остановился посреди комнаты, посмотрел умными глазами на хозяйку и вдруг завыл. Голос его взрезал ночь неожиданным басом. Оюна покрылась холодным потом.

– Что же, будь по-твоему. – сказала она и направилась в прихожую. Нужно было поспешить.

Глава 21

Наташе только-только удалось уснуть, как она услышала звонок в дверь. Она быстро глянула на часы и поняла, что проспала всего десять минут. Оставалось полчаса до рассвета. Ей сделалось жутко. Кто это мог быть в такое время? Алексей уехал на Камчатку двумя днями раньше, и она находилась дома одна.

Она быстро встала с кресла и направилась к двери. Нечего бояться. Воры обычно в дверь не звонят. Тем более, с улицы было заметно, что во всей квартире горит свет. Вдруг есть новости об Анне? Хотя, что-то говорило ей, что еще слишком рано для визита Игоря.

Наташа подошла к двери. Глазка на ней не было. Все собирались поставить, но так руки и не дошли. К тому же, они обычно принимали очень мало гостей. Ей показалось, что из-за двери слышен скулеж.

– Кто там? – громко спросила Наташа.

– Открывай уже. – послышался приказ.

Наташа почувствовала, как по спине бегут мурашки. Этот голос ни с чьим другим не спутаешь. Она быстро отворила дверь и впустила бабушку Оюну, а вместе с ней – Юпитера. С минуту они стояли в коридоре, и Наташа во все глаза таращилась на Оюну. Однако, она быстро опомнилась:

– Проходите на кухню. Хотите чай? – предложила она.

– Не надо. Знаю я, что вы чаем называете. – отказалась Оюна и вместо кухни направилась в комнату Анны.

Там она удобно расположилась в кресле, с которого только что встала Наташа. Юпитер пробежался по комнате и остановился возле стула, где Анна оставила свою рубашку. Пес понюхал ее, положил голову сверху и жалобно заскулил.

Сама хозяйка квартиры стояла столбом в дверях, пока Оюна не сделала ей нетерпеливый знак садиться. Тогда она присела на диван.

– Вы что же, пешком сюда дошли, бабушка? – робко спросила она.

– Куда уж мне. – последовал насмешливый ответ. – Добралась до дороги, да заставила первую же машину остановиться.

– С вас, наверное, дорого взяли?

– Куда уж ему. – фыркнула Оюна. – Я сказала, что если он меня не отвезет, куда я скажу, то его детородный орган впредь будет как простокваша. Он так на меня посмотрел, что казалось, прямо на горбу меня сейчас понесет вместе с псом.

Брови Наташи поползли вверх. Впрочем, от Оюны и не такого можно было ждать.

– Ладно, я не языком трепать сюда пришла. – начала Оюна. – Знаешь ли ты человека, мужчину, со странными глазами?

– Ммм, что значит – странными? – нахмурилась Наташа.

– Необычные они. Цвет не как у людей. – попыталась объяснить Оюна.

Наташа раздумывала некоторое время, но тут у нее перед мысленным взором встало лицо Игоря. Глаза цвета красного золота. Спросонок она не вспомнила о нем сразу.

– Знаю, бабушка. Игорь Букетов. Наш старый друг.

– Сон я видела вещий. В беде наша девочка. А мужчина этот помочь ей может.

– Правильно. Я попросила его отправиться на поиски Анны. Он полетит завтра на вертолете.

– Убеди его взять с собой пса.

– Зачем? – удивилась Наташа.

– А затем, что люди других людей по запаху не могут найти. А Юпитер – сможет Аню учуять. Хоть и не обучен он по следу идти, однако ж, любит он ее страшно. Мужчине тому любая помощь понадобится, а Юпитер много места в не займет. – объяснила Оюна.

Наташа посмотрела на собаку. Умные карие глаза печально смотрели в ответ.

– Сделаю, что смогу, бабушка. – сказала она наконец.

– Не годится. Сделаешь, как я сказала. – отрезала Оюна.

Наташа вздохнула и направилась к телефону. Придется будить Игоря. В словах бабушки был смысл. По крайней мере, лучше хоть что-то сделать, чем просто сидеть и мучиться ожиданием.

Рассвет только успел коснуться нежными пальцами небес, как идеальную тишину разорвал грохот винтов вертолета. Пилоту пришлось сажать машину на старом заброшенном стадионе, потому что посадочных площадок нигде в округе не было. Игорь уже полчаса провел на стадионе в ожидании. Компанию ему составил неожиданный хвостатый попутчик.

Сначала просьба Наташи по телефону вызвала у него недоумение, ибо выражена она была на редкость сумбурно: собаки, шаманы и то ли видения, то ли привидения, сплелись в ее речи в один невообразимый клубок. Когда ему наконец удалось уловить, чего же она хочет, он безмерно обрадовался. В такое время он и мечтать не мог о поисковой собаке, а тут она сама на голову свалилась. Фигурально, конечно. Свались Юпитер и правда кому-то на голову, тому срочно понадобился бы гроб. Хоть пес и не был обучен самой поисковой работе, он все же мог пригодиться. По счастью, вчерашний дождь лил недолго. Вряд ли он успел смыть следы.

Окинув взглядом шумное чудо техники, окрашенное снизу и сверху ярко-оранжевым цветом, Игорь усмехнулся. Изрядно Сергееч перетрусил, коли прислал такую махину. На вертолете МИ-17 можно было вывести человек сорок.

Когда вертолет начал снижаться, Игорь напрягся, ожидая, что пес испугается и будет пытаться убежать. Но тот, закаленный всевозможными московскими шумами стоял смирно. Люди, сидевшие в вертолете, не торопились выходить, спокойно ожидая, когда лопасти замедлятся. Видать, решили, что торопиться им некуда. Игорь стиснул в кулаке рубашку Анны, которую Наташа всучила ему на всякий случай, как образец запаха для собаки. Наконец лопасти снизили убийственную скорость вращения, дверца самолета распахнулась, и оттуда выбрался внушительных размеров детина в форме МЧС. Он бодрым шагом направился к Игорю.

– Букетов? – поинтересовался он.

Игорь кивнул.

– Мельников. – представился тот в ответ. – Куда летим?

– К отрезку дороги Байкальск – Слюдянка, до первого же ручья, который виден с воздуха. Он должен течь по расщелине. Насколько мне известно, ручьев подходящих под такое описание всего три на этом участке дороги. Для начала пройдем вдоль каждого, а там посмотрим. Ищем людей, их стоянку, что угодно.

– Понял. – кивнул Мельников и неожиданно ухмыльнулся. – Не знаю, на кого вы насели, но я бы, пожалуй, предпочел дружить с вами, чем стоять у вас на пути.

– Как раз сейчас, гражданин Мельников, вы стоите у меня на пути. А именно между мной и вертолетом.

– Это поправимо. – снова улыбнулся Мельников. – А это что за Бобик с вами?

– Собака-поводырь. – ответил Игорь. – Поехали уже.

Игорь оставил спасателя недоуменно чесать голову и направился к вертолету. Приблизившись к машине, он дал собаке обнюхать ее, а затем сделал знак запрыгивать. Пес поколебался, но послушался. Мужчины последовали за ним и устроились на боковой скамье. Игорь поздоровался с командой, состоявшей еще из троих человек, кроме Мельникова, и они вместе склонились над картой. Игорь указал Мельникову места, где им предстояло побывать, и тот передал указания пилоту.

Игорь зажал собаку между колен и, держась одной рукой за ошейник, другой вцепился в поручень. Винты снова начали набирать скорость. Игорь бегло осмотрел салон. В самом хвосте он заметил несколько носилок. «Господи, сделай так, чтоб они не понадобились!»

Я пришла в себя. Темнота вокруг уже начала становиться привычной. Теперь я точно знала, как именно себя чувствуют слепые. Я попыталась пошевелиться, сомневаясь, что мне это удастся: все мышцы от долгого пребывания в холоде и в неудобной позе онемели. Пока я лежала без сознания, мне в спину впивались острые камни.

Я пошарила рукой вокруг и нащупала гладкую стену, у которой пряталась ранее. Проведя по ней ладонями, я обнаружила небольшой выступ, зацепилась за него правой рукой и попыталась встать. Порезы на пальцах сразу же напомнили о себе приглушенной холодом болью. Мне сделалось дурно: голова закружилась и внутренности скрутило. Я понятия не имела какое сейчас время суток, но по ощущениям я не ела целую неделю. Сильно хотелось пить. Все же мне удалось подняться на ноги, хотя прочной опоры под ними не было. И что теперь?

– А ничего. – хрипло ответила я сама себе. – Через пятьдесят лет тебя откопают китайские археологи, найдут у тебя на шее пентаграмму и решат, что тебя принесли в жертву злобному богу горы. Твое фото облетит весь мир.

Я представила себе – как буду выглядеть: вся в лохмотьях и каменной пыли, и только копна кудрявых волос венчает усохшее лицо мумии. А может быть я замерзну в лед и сохраню свой нынешний облик? Разбитые губы, синяки на лице. Красота!

Вдруг откуда-то изнутри меня вырвался смешок. В этой темноте он прозвучал на редкость странно, и от этого меня вовсе разобрало хихиканье. Я стояла во мраке и холоде, запертая внутри скалы и смеялась в голос. Прямо как Максим тогда в лесу. Только мысль о том, что я возможно лишаюсь рассудка, заставила меня прекратить смех.

И еще мысль о Максиме. Теперь я стала вдовой. И этот некогда сильный и умный человек умер вместе со своими мечтами и планами. Был забит камнями при попытке прикончить свою жену. Звучит прямо как заголовок для газеты. Или как строчка из полицейского протокола. Возможно, дело было в шоке, но в данный момент я не испытывала никаких чувств жалости или скорби. В связи с этим внутри шевельнулось слабое угрызение совести. «Все всегда происходит так, как должно происходить!», – напомнила я себе.

Интересно, если бы я каким-то образом выбралась отсюда, то было бы выдвинуто против меня обвинение в какой-нибудь там преступной халатности? Или еще в чем-то? Если они осмотрят его тело, то нож в его ноге скажет им о многом. На мне было достаточно увечий, чтобы выставить все как самооборону, но за превышение ее уровня в нашей стране тоже можно запросто загреметь.

Ни к чему думать об этом. Мне не выбраться отсюда. Я сжала ладонью медальон.

– Слышишь, мама?! – сказала я вслух. – Внучка твоя родится в темной запертой пещере, при условии, что я научусь питаться камнями!

Почему мама обманула меня? Впрочем, очень скоро у меня будет возможность спросить об этом ее саму. Если там все так, как было в видении, то смерть представлялась мне далеко не худшим вариантом. Как говорят буддисты, если проблему можно решить, то не стоит переживать о ней. Если нельзя, то переживать бесполезно. Мне ничего другого не оставалось, кроме как отдаться воле Богини.

Глава 22

Первый же ручей, над которым летели спасатели, принес чувство разочарования. Нигде не было видно ни следа пребывания людей. Ни кострищ, ни палаток. Не было также никаких сигналов о помощи. Нигде не клубился дым, не было сигналов поисковых маячков. Помрачневший Игорь дал знак пилоту, чтобы тот летел к следующему ручью. Пилот не стал возвращаться к дороге, а полетел параллельно ей.

Игорь приласкал явно уставшего от тряски пса и задумался над тем, что будет, когда он обнаружит Анну и Максима. Лишь бы с ней ничего не случилось. Обвалы в горах – даже таких небольших – страшное явление. Игорь снова сжал кулаки. Он найдет ее. Даже если для этого пришлось бы облазить всю тайгу вдоль и поперек. Неважно, что это ничего не изменит в их отношениях. Лишь бы она была жива и здорова. И счастлива, насколько это возможно с ее муженьком.