Текст книги "Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир"

Автор книги: Н. Глобус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

СТРАШНАЯ ДРАМА В ЛИГОВЕ

Это двойное убийство было совершено в ночь с 15-го на 16 июня 1886 годй. В Лиговском лесу утром 16-го числа был найден голый труп задушенного человека, а через какой-нибудь час в лесу за Пановым нашли еще труп также задушенного человека и также совершенно раздетого. Первый принадлежал Горностаеву, а второй – молодому человеку, студенту духовной академии, сыну псаломщика Василию Ивановичу Соколову.

Розыск был произведен по свежему следу, и убийцы вскоре были арестованы. Один из них, 20-летний парень, служил стрелочником на Балтийской железной дороге подле красного Села. Звали его Феоктистом Михайловичем Потатуевым, и в страшной литовской драме он был только свидетелем и отчасти помощником. Главным действующим лицом был его двоюродный брат, динабургский мещанин Иван Ефимович Сумароков. Оба они в преступлении сознались, и главный убийца, Сумароков, поведал следующий страшный рассказ.

– Приехал я к Феоктисту, к брату то есть, – начал свою повесть Сумароков, – и пошли мы с ним в Красное Село в трактир... Он свободным был. Сидим, пиво пьем, а тут, глядь, земляк подошел, Горностаев. Сел с нами. Человек он был богатый, со средствами... торговлей занимался. Я почитал, что при нем рублев сто будет, а потом всего семь рублей и сорок копеек оказалось. Сидим пьем... Скоро 10 часов пробило. Я и говорю: едем в Питер? Ну, взяли из буфета пару пива и поехали. Приехали в Лигово, а тут пересадка. Поезда ждать надо. Я и говорю: пойдем, ребята, пиво в лесу выпьем. Погода такая чудесная. Теплынь. Ночь светлая, ясная... Ну, и пошли. На опушке сели и пиво выпили, а потом я и говорю: пойдем прогуляемся в лесу. Я впереди шел, Горностаев за мной, а сзади Феоктист. Тропка была узенькая. В лесу темно. Тут мне и пришло на мысль убить Горностаева.

Я остановился и ногу вперед выставил. Горностаев через нее да на землю, а я вмиг на него насел. «Что ты?», – стал кричать земляк, а я его носом в землю, а потом снял со штанов ремешок да ему на шею и стал тянуть. Все это в минуту произошло. Ну, похрипел он, рукой махнул и кончился. Задохся, то есть. Тут я встал, начал деньги искать. Всего 7 рублев с копейками нашел... После этого раздели мы его, пальто я велел Феоктисту на себя надеть, пиджак под свой одел, а остальную мелочь в рубашку убитого узелком завязал. Сделали мы все это и пошли прочь. Ехать нам было уже нельзя: 11 часов ночи было, ну, мы с Феоктистом и пошли в село Па-ново. К счастью, и кабак был еще отперт... Тамошние парни гуляли, мы тоже выпили, закусили и пошли назад. Только отошли, а у кабака шум.

Прошли еще... к лесу шли... слышим, бежит кто-то за нами и нам кричит. Мы остановились, тут к нам молодой господин подбежал. «Где, спрашивает, тут урядник живет? Меня, говорит, у кабака мужики обидели. Я жаловаться хочу. Где Урядник?» А меня злость все сосала, что я у Горностаева денег не нашел. Увидел его, и сейчас в голове мысль явилась. «Мы, говорю, знаем, где урядник! Мы вам покажем; пожалте с нами!» Он и пошел. Пошел сзади и все жалуется, как его у кабака обидели.

Фектист шепчет мне: «Куда ведешь его?» Я ему тоже шепотом ответил, что к уряднику. Он так и побледнел. Только подошли мы к самому лесу, господин вдруг и примолк. Я обернулся к нему: «Пожалте, говорю, к уряднику!» А он как вдруг откачнется, да вскрикнет и – побежал... Только со страху – не на дорогу, а по самой опушке метнулся. Я его нагнал и в спину. Господин упал...

– Упал... – начал снова Сумароков. – Я, как и в тот раз, ему на спину, и ремень на шею. Минут пять лежал на нем, а он, надо думать, чувств решился. Лежит, и хоть бы что. Только впоследок весь задрожал и ногами вскинул.

Сняли мы с господина всю одежду, сорочкой ему лицо прикрыли и пошли. Сперва леском, потом на шоссе, потом опять в лес. Там легли спать и до 6 часов спали. Встали и пошли в Петроград. А тут ломовой порожним едет. За сороковку он и довез нас...

Вот как просто и до ужаса хладнокровно было совершено в лесу, близ станции Лигово, двойное убийство!

(И. Д. Путилин. Среди грабителей и убийц. – Ростов-на-Дону, 1992)

БЛУД НА КРОВИ

Это мертвящее душу преступление произошло на заре века – в декабре 1901 года. О нем с гневом говорила вся Россия. Люди задавались вопросом: откуда берутся столь жестокие выродки-убийцы? К сожалению, и по сей день никто на этот вопрос не дал вразумительного ответа.

Хирург Бородулин снимал второй этаж приземистого особняка в Хамовниках по соседству с усадьбой автора «Войны и мира» Л. Н. Толстого и пивоваренным заводом.

На первом этаже особняка проживал главный пивовар Хамовнического завода по фамилии Кара.

Семья пивовара (у супругов было трое детей – две дочки и сын) очень нравилась Бородулину. И он, еще не успевший достигнуть 30-летнего рубежа, втайне мечтал посвататься к старшей дочери – высокой и с царственной осанкой Марте. Последняя училась в консерватории и брала уроки у молодого талантливого Александра Гольденвейзера.

В тот морозный декабрьский вечер доктор пил чай. Внезапно внизу раздался какой-то глухой стук, словно упало что-то тяжелое. Доктор отложил книгу, которую читал, и прислушался. Внизу все было тихо. И вдруг в дверь их квартиры кто-то начал стучать и что-то выкрикивать. Едва Наталья сняла запор, как в квартиру влетел сын пивовара – 19-летний Александр. Жидкие длинные волосы были всклочены, взгляд лихорадочно блуждал, руки дрожали. Он производил впечатление спятившего с ума. Непонятно для чего Александр поднимал над головой зажженный фонарь. Юноша лепетал что-то невразумительное. Наконец он внятно произнес:

– Доктор, господин Бородулин... Я очень прошу... Явите милость! Скорее вниз!

Бородулин пытался успокоить юношу:

– Бога ради, придите в себя, Александр! Объясните толком, что стряслось?

Александр вытаращил глаза и прошептал:

– Вы не поверите, но там, внизу, одни трупы!

– Вы не в себе! Какие трупы?

Александр схватил руку Бородулина:

– Пошли, я всех покажу вам! Мертвая мамочка, мертвые сестренки. И очень много крови.

Осмотрев потерпевших, Бородулин тяжело вздохнул, обратился к своей служанке:

– Наталья, беги в полицию!

Через несколько минут в доме появились доктор Михайлович и помощник пристава Хамовнической полицейской части Холмогоров. Это был изящный человек лет тридцати, с порывистыми движениями, весь заряженный энергией и неукротимой жаждой деятельности.

– Раненую – малютку Гедвигу – отправить в клинику университета! – коротко распорядился Холмогоров. – Она приходила в себя? – Он поднял глаза на Бородулина.

– Нет, все время пребывала в забытьи. Но несколько раз произносила имя...

– Какое? – встрепенулся Холмогоров.

– «Василий».

– Кто такой?

Александр вздохнул:

– Это наш слуга. У нас он служит недавно. Мамочка взяла его без рекомендации. Он и убил! – Юноша вновь разрыдался.

– Ясно. Следует принять меры к розыскам слуги-убийцы. Он еще не успел далеко уйти. Поскольку дело архиважное, следует телефонировать самому Лебедеву... Посторонним покинуть помещение и дожидаться моих распоряжений в прихожей.

– Господин Кара, – опять обратился полицейский к Александру, – вы, пожалуйста, останьтесь. У меня будут вопросы. И вы, господин Бородулин, вместе с вашей служанкой – как понятые.

Холмогоров начал осмотр квартиры. Первым делом направились в небольшую темную (без дневного освещения) комнатушку Василия, которая располагалась под лестницей. Вся мебель состояла из узкой железной кровати с никелированными набалдашниками, украшавшими изголовье, разломанного шкафа, где лежали старая ситцевая рубаха и залатанные порты, да стола, аккуратно застланного свисавшей краями до пола прожженной клеенкой.

Доктор Михайлович; щеголь и известный покоритель дамских сердец, даже на дела выезжавший в модных лакированных штиблетах, не снимавший с носа золотого пенсне, приподнял клеенку. Под столом валялся окровавленный массивный колун.

– Я так и знал. – Холмогоров осторожно взял в руки колун. – Кровь совсем свежая, вот и волосы прилипли.

Затихший было Александр вновь запричитал:

– Мамочка, бедная моя мамочка... За что так тебя!

Когда осматривали спальню, появился Лебедев. Тщательно осмотрев место происшествия, задумчиво покачал головой и стал допрашивать Александра. Вопросов было много. Где муж убитой? Когда последний раз видели Василия? Что известно о нем, где Василий служил прежде? Где Александр находился во время убийства? Когда последний раз до убийства видели орудие преступления – колун? Кому он принадлежит?

Александр еще раз повторил то, что рассказывал прежде Холмогорову. Его душили рыдания.

Наталья, тоже призванная Лебедевым, добавила:

– Колун пропал еще осенью.

– Именно тогда в доме появился Василий?

– Так точно, ваше благородие. Именно! Их мамаша, – она кивнула на Александра, – все приказывали найти пропажу. А пропажа-то лишь нынче объявилась! – И Наталья тихо заплакала, кружевным платочком вытирая глаза и щеки.

Вдруг сильно хлопнула входная дверь, и в комнате появился Федор Гаусман, один из пивоваров. Он с порога закричал:

– Титова Василия поймали! Убийца весь в крови.

– Где он?

– В трактире Савельева, это за углом. Мои товарищи – Винтрих и Штерцер – его охраняют. Но он и так не убежит...

– Почему?

– Очень сильно пьяный. И мы его обыскали. В кармане – две золотые монеты по десять рублей.

Лебедев кивнул Холмогорову:

– Пойдите разберитесь!

Допрос свидетелей продолжался. Дотошней других была допрошена Наталья.

Из университетской клиники прибыл доктор Михайлович. Он грустно произнес:

– Гедвига Кара, не приходя в сознание, скончалась! Вскоре явился сияющий, довольный собой Холмогоров:

– Господин Лебедев, убийца во всем сознался! Это, как я и предполагал с самого начала, слуга Василий Титов. Я его отправил в тюрьму. Зипун, забрызганный кровью, я изъял как вещественное доказательство.

– А я что говорил! – Александр Кара аж подпрыгнул от счастья. – Ух, подлый убийца!

Лебедев устало поднялся со стула, потянулся, медленно повернул голову в сторону Холмогорова и спокойно произнес:

– Распорядитесь, чтобы слугу освободили. Он не виновен. Когда протрезвеет, возьмите с него подписку о невыезде – он нам понадобится как свидетель.

– Как освободить? Да он сам мне сказал: «Ну, я убил! И что? Нельзя, что ли?» Такой гнусный циник! Я протестую, я – к прокурору...

Лебедев добродушно усмехнулся:

– Коллега, поберегите нервы. В связи с настоящим делом они вам еще ой как понадобятся. Думаю, – он посмотрел на Александра, – это злодеяние войдет в историю криминалистики.

– Почему слуга не виновен? – не унимался Холмогоров.

– Потому что, когда Наталья закрывала после пациента на замок дверь, слуги Василия в доме уже не было. Оставались трое – доктор Бородулин, Наталья Шевлякова и вот этот! – Лебедев кивнул на Александра, нервно кусавшего ногти.

– Но слуга сам признался: «Убил».

– Кого? Курицу зарезал – может быть. Но, повторяю, в доме во время убийства его не было. Хватит разговоров!

Завыл, заголосил прыщеватый юнец. Повалился в ноги Лебедеву, придурковато загундосил:

– Простите, дяденька полицейский, я больше никогда не буду. Честное слово!.. Все расскажу как на духу.

– Думаю, не будешь! – грустно покачал головой старый сыщик. – Много негодяев я видел, но такого... Эх!

Лебедев распорядился:

– Этого – в Бутырку. Допросите его сегодня же, Холмогоров. А я поеду, посплю. Нас ждет громкое дело.

СТРИХНИН для..

Даже самое пылкое воображение не сумеет предугадать причину, по которой юнец решился на лютое дело.

30 марта 1900 года, по иронии судьбы ровно за год до начала судебного процесса, ученик выпускного 7-го класса реальной гимназии Александр Кара впервые отправился на уроки танцев Александра Цармана, солиста Большого театра. Известная в Москве школа помещалась на Смоленском бульваре в доме 51. Количество учеников было строго ограничено, а плата очень высокой. Доступ сюда имели дети только весьма богатых родителей.

И вот здесь будущему убийце партнершей при вальсировании досталась 18-летняя Клавдия Смирнова. Юнец по уши влюбился в новую знакомую. Можно предположить, что начинающая кокетка весьма способствовала зарождению сей страсти. Смирнова всячески заигрывала с Александром, но вольности умело допускала лишь в той дозе, в какой они были необходимы для разжигания интриги.

Юноша не пропускал ни одной репетиции. Чтобы Смирнова во время занятий была исключительно его партнершей, подарил ей золотое кольцо с дорогим изумрудом. Подарок был благосклонно принят, и несколько уроков девица танцевала только с новым знакомым. Потом, к ревностным страданиям Александра, она все чаще становилась в пару с другими. Пришлось нести новый подарок – массивный золотой браслет. И вновь они вместе кружились в вальсе, и ухажеру было даже дозволено проводить девицу до дома – без лобзаний.

Поцелуй при прощании он получил через две недели, после очередного подношения...

Читатель уже догадался, откуда гимназист брал дорогие подарки. Конечно, из сундучка, который хранился в комнате маменьки.

Маменька, нежно влюбленная в сына, обвинила в краже кухарку и прогнала ее из дома. Потом, когда кухарка в доме уже не жила, был заподозрен в нечистоплотности племянник со стороны мужа, и ему было прямо заявлено о подозрении. Племянник разругался с родственниками и больше к ним – ни ногой. Наконец, мамаша случайно уличила сыночка в очередной краже – поплакала, поругала, грозила отцу все сказать и... простила.

Сын стал ходить на воровство в родном доме, как печенеги на Русь, – регулярно и беспощадно.

Мать пыталась прятать ценные вещи подальше, да разве от домашнего вора убережешься? Никакие запоры не помогут.

Тем временем события набирали силу. Смирнова после очередного богатого подарка стала приглашать ухажера домой. Ее отец за какие-то коммерческие махинации находился в тюрьме. Однако она говорила:

– Папаша в больнице! Когда вернется домой, я спрошу его разрешения на брак.

Отец из тюрьмы вышел. Ему было запрещено жить в столицах, и пришлось переезжать в городишко Боровок. Там у Смирновых был свой дом.

Девица по поводу этого переезда наврала с три короба да еще добавила:

– Папаша меня хочет отдать замуж не за тебя, за другого. К тому же твои родители никогда не дадут разрешения на наше супружество.

– Да, не дадут, – печально вздохнул Александр. – Отец желает, чтобы я учился в Коммерческом институте, а брак, говорит он, будет мне мешать.

– Хорошо, – девица потупила глаза. – Мы поженимся, когда они состарятся и помрут. Я буду ждать тебя. – И добавила: – Может быть, буду ждать. Ты хоть и жад-новатый, но все же мне симпатичен.

– Я – жадноватый? – подскочил Александр.

– Да что ты? Ты пока бедный. А мой жених обещал к свадьбе подарить... подарить... это, ну... бриллиантовое колье за 20 тысяч!

– Кто он, скажи?

– Не скажу! Это семейная тайна. Пока. Во время нашего обручения узнаешь. Прекрасный юноша – богатый, красивый, знатный. И щедрый! Не такой, как другие...

– А меня ты любишь?

– Я смогу полюбить только мужа. Если ты будешь моим мужем, то полюблю сильно-сильно. На всю жизнь.

Закручинился юноша, задумался. И мысль страшная пришла ему в голову.

На следующий день Александр отправился к ветеринарному врачу Блюму.

– Собака у нас стала какая-то дурная, так и норовит укусить. Хочу ее отравить. Пропишите стрихнин. Удивился доктор:

– У вас хватит характера отравить животное? Вот возьмите рецепт.

Александр решил отравить отца и мать. Но сначала действие яда он решил попробовать на собаке. Та умирала в жутких муках. Каталась, билась по земле, жалобно выла и стонала, роняя из широко разинутой пасти кровавую пену.

– Нет, если мамаша с папашей так будут крутиться на полу, то это весьма неприятно. Самому можно ума лишиться. Их надо успокоить иначе.

В тот же день он спрятал в своем кабинете под стол колун: «На всякий случай!»

И колун лежал спокойно, лежал до поры до времени. На несколько недель пришлось с родителями уехать за границу. Из Германии, Австрии, Польши Александр написал Смирновой два-три письма, вполне бессодержательных.

По приезде в Москву узнал, что Клавдия уже живет в Боровске. Жизнь, казалось, развела эту парочку навсегда. Но...

В субботу утром 13 декабря Александр Кара получил письмо из Боровска. Клавдия, видимо, держа перед собой «Полный любовный письмовник», писала: «Милый мой друг, Сашенька! Не видя тебя, я вся иссохлась в горьких слезах и зеленой тоске. Поверь, что я постоянно вижу перед собой милый твой образ. Я постоянно вспоминаю то блаженное время, когда мы были вместе. Без вас у ^хеня нету жизни. А мой папаша хотят выдать меня, горемычную, за другого. Он щедр й богат. Не знаю, что и делать мне. Приезжай скорее, поцелуй меня в уста. Твоя до гроба Клавдия С.».

«Надо ехать к ней! – сказал себе Александр. – Я удержу ее от свадьбы. Только надо сделать ей богатые подарки. С матерью и отцом пора кончать. Ни одна шельма на меня не подумает!»

И вот пришел трагический день – 15 декабря. В 12 дня Александр вместе со всей семьей обедал. Если накануне он был мрачен и молчалив, то теперь был неестественно оживлен, много говорил, пытался шутить.

Когда семья еще была в столовой, он совершил кражу 625 рублей – для тех времен громадная сумма! Тут же быстро оделся, выскочил на улицу и, не торгуясь, нанял лихача. Поехал к Театральному проезду в знаменитый магазин верхней одежды Гирша. Здесь купил богатую меховую шубу. По дороге заехал к портному Цыпленкову и забрал новый смокинг.

Не заходя домой (извозчик ждал на морозе), заглянул в дом к доктору Прибыткову. Александр знал, что доктор уехал в Петербург. В доме находилась последняя (по хронологии) любовница Александра – горничная Паша. Пробыл здесь не более двадцати минут. Отправился в универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» на Петровке (ныне ЦУМ). Заглянул в модный ювелирный магазин Хлебникова, где купил Клавдии в подарок часики и два кольца с дорогими каменьями, себе – серебряные портсигар и спичечницу.

После этого направился домой. Свой отъезд к Смирновой Александр наметил на 26 декабря.

Александр вошел в каморку Василия, протянул ему сорок рублей и еще два золотых червонца:

– Ты давно просишься в деревню. Я с матерью договорился. Уезжай, только быстро и потихоньку. А то увидит папаша, оставит тут. Мы его потом уломаем.

– Вот уважили, вот уж спасибо, барин! – и Василий поясно поклонился. – А сколько мне гулять можно? Когда вертаться?

– Гуляй, гуляй! После Рождества вернешься.

Василий набросил на плечи тулуп, мешок за спину – и айда! Да только вот решил попрощаться с друзьями, заглянул в трактир. Тут и напился без меры.

КРОВАВАЯ РАЗВЯЗКА

В шесть вечера вся семья собралась за ужином. Родители про кражу еще ничего не знали. Затем отец вдруг куда-то уехал. Это нарушило планы убийцы. Вскоре мать закричала:

– Деньги? Ты опять, Александр, воруешь? Как не стыдно! Нет, теперь я все вынуждена сказать отцу.

– Не скажешь!

– Ради твоего блага, отец все должен знать! Ведь ты, сынок, встал на дурной путь. Ты катишься в пропасть!

У него сузились зрачки: «Да, скажет! И все мои планы рухнут. Ну, – подбодрил он себя, – будь мужчиной, действуй!»

Взяв колун, он побежал в столовую. Мать стояла спиной у серванта. С размаху Александр ударил ее. Почти не вскрикнув, она осела на пол, встретилась с глазами сына.

Странно, но Гедвига-старшая не только не потеряла сознания, она пребывала в полном рассудке. Видимо, убийца был настолько неловок, что даже свое черное дело не сумел сделать сразу до конца.

Мать удивленным тихим голосом обратилась к своему чаду:

– Сынок, за что? Ведь я тебя так любила.

Судорожно сжимая колун, Александр застыл в нерешительности, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Мать ласково продолжала, привалившись спиной к ножке стола:

– Бедный мой, что же теперь с тобой станет?

Александр поднял колун, сделал шаг вперед и, мысленно подражая мяснику Гансу, у которого они брали мясо, опустил орудие убийства на голову матери и коротко выдохнул:

– Гх!..

Потом, уже лежащую, он ударил ее еще раз и теперь только снес верхнюю часть черепа. Мозги и кровь, разлетелись в стороны, попали Александру на штиблеты.

Он на мгновение застыл, соображая, что ему следует делать теперь, какое добро хватать, кого звать в квартиру...

И вдруг его поразило словно током: он только теперь услышал звуки музыки. Марта играла на рояле. Из ее комнаты донесся веселый голос:

– Что у вас упало?

– Как же я мог забыть? – произнес вслух Александр. – Нет, на меня положительно нашло какое-то помутнение. Я всегда такой умный, сосредоточенный и вдруг забыл, что Марта дома. Но Рубикон я уже перешел. Назад пути нет. Надо быть мужественным!

Он вошел к Марте.

Она с упоением напевала романс Сантуццы из «Сельской чести». Услыхав знакомые шаги, не оборачиваясь, восхищенно произнесла:

– Ах, Масканьи – чудный композитор! Сергей Васильевич мне обещал: «Если Пьетро приедет в Россию, я обязательно вас познакомлю с ним, Марта!» Я просто мечтаю об этом!

И она вновь запела – на итальянском языке, который основательно изучала, ибо твердо решила стать профессиональной оперной певицей.

Александр медленно подошел на расстояние вытянутой руки к Марте, не спеша поднял колун и, уже обогащенный некоторым опытом, ударил и сильно, и точно.

Брызнула кровь. Марта с легким вздохом повалилась навзничь.

Александр заметил, что брызги крови оросили ему пиджак и рубашку. Он нехорошо выругался и направился вон из комнаты.

Он был уже за порогом, когда, к своему неописуемому ужасу, услыхал за спиной сдавленный детский голос:

– Ты зачем это сделал, все расскажу дяде Васе. И маме, и папе – всем расскажу, какой ты дурной!

Александр вернулся. Он увидал младшую сестренку, которая играла в углу с большой куклой.

– Нет, скверная девчонка, – злобно выдавил из себя Александр, – ты никому ничего не скажешь!

– Как раз скажу! – азартно произнесла девочка.

– А я тебе сейчас докажу, что ты вообще уже больше ничего не скажешь!

Александр приблизился к Гедвиге.

Та, крепко прижимая к груди куклу, шагнула назад, споткнулась о что-то и упала спиной, но куклу продолжала крепко держать в объятиях.

Александр, ощутив в себе непонятный прилив какой-то звериной жестокости, стукнул обухом колуна ребенка по голове.

СЪЕДЕН НА САХАЛИНЕ

На процесс А. Кары съехались юристы со всех концов России. Сам Николай II следил за этим судом. Приближенным он говорил:

– Сейчас необыкновенно много жестокости. Это верный признак того, что наступают страшные времена и страшные события. Вы еще вспомните эти слова! Чтобы зарубить мать и сестер – нет, разум отказывается верить в такое.

Убийцу защищали крупные адвокаты – М. Ходасевич и Н. Муравьев. Эти искушенные в своем деле люди доказывали суду:

– Разве вы не видите, что наш подзащитный душевнобольной! Все его поступки говорят об этом.

Кара на суде был малословен и печально тих. Но однажды с ним произошла истерика. Это случилось, когда свидетельница Клавдия Смирнова (а ей бы впору как соучастнице разделить с Александром место на скамье подсудимых) заявилась в зал со своим мужем.

Отец поспешил вытолкнуть ее замуж за дальнего родственника, скромного немолодого чиновника, у которого не было ни кола ни двора.

Этот вертлявый господин, чувствуя, что к ним обращено внимание всего зала, оказывал молодой супруге всяческие знаки внимания.

Александр вдруг разрыдался, кричал какие-то бессвязные слова. Потом и вовсе потерял сознание.

Судебное заседание прервали на час, а мужа Клавдии попросили покинуть зал.

...Итак, суд присяжных – самый гуманный из всех судов (!) – приговорил Александра Кару к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 12 лет.

Убийца отправился на далекий остров Сахалин. Отец не бросил сына, поломавшего ему всю жизнь, – помогал Александру материально, подбодрял письмами. Каторжанин тоже писал, жаловался на тяготы жизни. Но вот его письма перестали приходить.

Алоиз Осипович обратился в тюремное ведомство. Чиновники навели справки и официально известили, что «А. А. Кара, осужденный на 12 лет каторжных работ по статьям... пропал без вести».

Но один из чиновников проговорился, что летом 1905 года матерые преступники сманили Александра в побег. В дороге они его убили и съели. Увы, подобные истории, как знает читатель, на Сахалине не были редкостью.

Летом того же 1905 года произошла и другая трагедия. Впрочем, по порядку.

После свадьбы Клавдия быстро разочаровалась в своем муже. Он был беден, да и не стремился стать богатым. Кроме того, муж был равнодушен к самой Клавдии и вообще к домашнему очагу. Свою маленькую зарплату он торопился или пропить с дружками, или проиграть в карты.

Вот от этого человека Клавдия родила ребенка. Мальчик появился на свет недоношенным и прожил всего лишь одну неделю.

Клавдия быстро опустилась. Она располнела, одевалась небрежно, целый день могла ходить неприбранной. К ведению домашних дел она, как и ее муж, охоты не имела, да и под родительской крышей не была к тому приучена.

И то сказать: бедность к изящной жизни плохо располагает. Пока еще оставались подарки Александра Кары, в семье кое-как сводили концы с концами. Но вот все было промотано, пропито, проедено. Жизнь сделалась настоящей каторгой, хоть и без острова Сахалин. Клавдия достала большую дозу стрихнина, ушла в дровяной сарай, приперла дверь изнутри и приняла яд.

...Ее не могли отыскать целую неделю. Хоронили Клавдию в закрытом гробу, ибо ее лицо и руки сильно попортили крысы.

(В. Лавров Кровавая плаха. – М., 1992)