Текст книги "Катастрофа. Том I"

Автор книги: Н. Тасин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

IX

По инициативе президента Европейских Соединенных Штатов был созван в Париже международный съезд для обсуждения создавшегося положения.

Президентом в это время был председатель Европейской ассоциации инженеров, Виктор Стефен, родившийся во Франции от отца-англичанина и матери-немки, что, наряду с прочими его достоинствами, сделало его вполне приемлемым кандидатом для Франции, Англии и Германии. То обстоятельство, что в жилах его текли несколько капель итальянской крови и что один из его предков долгое время жил при дворе русского императора Александра I, еще более облегчило его избрание на пост президента Европейских Соединенных Штатов. К тому же, он пользовался огромным престижем в среде инженеров, которые в эту эпоху были всесильны и фактически правили миром.

Согласно конституции, президент Европейских Соединенных Штатов должен был жить поочередно в наиболее крупных столицах Европы, но главной его резиденцией считался Париж.

Первый налет зоотавров застал Виктора Стефена в Лондоне. Взволнованные французы потребовали его немедленного возвращения в Париж. Англичане поворчали немного, но, понимая всю неуместность конфликтов в такой ответственный момент, уступили, и президент на аэромоторе перелетел в свою постоянную резиденцию, – роскошный дворец в Булонском лесу, выстроенный лучшими инженерами Европы.

Несмотря на свою необыкновенную тучность (он весил 115 кило), Виктор Стефен проявил в эти роковые дни совершенно исключительную энергию. Дни и часто ночи напролет совещался он с представителями власти и всевозможными специалистами о мерах спасения от внезапно нагрянувшей беды, председательствовал в многочисленных комиссиях, посещал наиболее пострадавшие места, причем обнаруживал полное пренебрежение к своей личной безопасности. Парижане очень любили его и в последние дни дали ему прозвище «наш зоотавр», вкладывая в это прозвище гораздо больше любви, чем насмешки.

На президента возлагались большие надежды. Он это чувствовал и страдал от сознания своего бессилья. Часто после долгого трудового дня он не мог всю ночь сомкнуть глаз и ломал себе голову, стараясь что-нибудь придумать для борьбы с грозной напастью, нежданно-негаданно обрушившейся на землю. Мировой масштаб этой напасти требовал и борьбы с ней в мировом масштабе. Поэтому Виктор Стефен и решил созвать международный съезд.

Съезд оказался далеко не полным. К этому времени воздушные и морские сообщения были уже почти совершенно парализованы, и многие государства при всем желании не могли быть на нем представлены. Не прислали делегатов не только далекая Австралия, Африка, Канада и южно-американские государства, но даже Азия почти совершенно не была представлена на съезде: делегатам Японии, Китая, Индостана или Персии пришлось бы совершить слишком долгое путешествие, которое, при отсутствии воздушного сообщения и приостановке, во многих местах, движения по железным дорогам, являлось бы чем-то вроде экспедиции на северный полюс.

В общем, съезд вышел скорей европейским, чем всемирным. Только из Нью-Йорка прилетел на аэромоторе, несмотря на опасность такого путешествия в эти дни, представитель правительства Северо-Американских Соединенных Штатов, инженер Кресби Гаррисон, прославившийся прокладкой туннеля через Кордильеры. Впрочем, Гаррисон, хотя и родился в Америке, считал себя скорее французом: он вырос и получил образования во Франции.

– Американская кровь, которая текла в моих жилах, – говорил он, – давно уже переработана в великой лаборатории, которая именуется Парижем.

Оказался на съезде еще и какой-то чилиец, человек чрезвычайно воинственный, при разговоре грозно сверкавший глазами и делавший страшные гримасы; но говорили, что он в сущности никем не уполномочен и является делегатом не столько от Чили, сколько от некоторых увеселительных учреждений Парижа, с которыми он очень близко познакомился за последние годы.

Съезд заседал во дворце президента Стефена. Делегаты, почти без исключения люди умные, толковые, производили впечатление крайней растерянности и беспомощности. Некоторые речи наводили даже на сомнения в состоянии умственных способностей ораторов.

Так, известный авторитет по вопросам права, кенигсбергский профессор, тайный советник Отто Люциус, человек в высшей степени почтенный, импонировавший окружавшим не только своею ученостью, но и сурово сдвинутыми бровями, сухими, никогда не улыбающимися губами и всем своим видом непреклонного судьи, – внес совершенно неожиданное предложение, заключавшееся в следующем: комиссия из видных юристов всего мира должна выработать энергичный протест против варварских налетов зоотавров, затем этот протест должен быть подписан всеми видными учеными, политиками, писателями, и… с помощью световых волн пущен в межпланетное пространство.

– Быть может, мы все погибнем, – мотивировал тайный советник Отто Люциус свое предложение. – Это само по себе не важно…

Среди присутствующих пробежал ропот.

– Мне кажется, что это очень даже важно! – бросил довольно громко президент Французского металлургического общества Жан Летелье, добродушный толстяк, который очень любил хорошо поесть и попить и сам говорил о себе, что он по-мальчишески влюблен в жизнь.

– Я хотел сказать, – поправился оратор, – что с точки зрения космической наша гибель не важна; но над мирами, над всеми солнечными системами, существует – я в это глубоко верю – высшая справедливость, нечто такое, что составляет моральную основу всего мироздания. И вот, к этой высшей справедливости, так сказать, к межпланетному праву, мы и должны апеллировать. Наша гибель, а, главное, гибель всей нашей, созданной тысячелетиями культуры, не может, не должна пройти бесследно, и я поэтому предлагаю обратиться с энергичным протестом к тем планетам, до которых он может дойти…

– Предлагаю один экземпляр этого протеста передать зоотаврам! – послышался насмешливый голос.

Отто Люциус еще больше сжал свои сухие бескровные губы и посмотрел вокруг таким взглядом, который ясно говорил о том, что он, всеми уважаемый профессор права, тайный советник, попал в дурное общество. В скором времени обнаружилось, что Отто Люциус просто-напросто человек душевнобольной: первый же налет зоотавров сильно потряс его рассудок. Несмотря на это, его предложение встретило косвенную поддержку со стороны итальянского делегата, известного журналиста Джузеппе Джиованни.

– Вы вот, господа, смеетесь, а быть может, и в самом деле следовало бы попытаться… ну, столковаться, что ли, с зоотаврами, – сказал он. – Эта мысль вовсе не так абсурдна, как это может показаться с первого взгляда. Ведь зоотавры, несомненно, принадлежат к существам высшего порядка. Есть все основания думать, что они на лестнице мироздания, так сказать, стоят выше нас, а если так, то им не могут быть чужды понятия права, справедливости.

– Они это доказали! – снова раздался насмешливый возглас.

– Это ничего не доказывает! – продолжал итальянец.

– Ведь считаем же мы возможным, несмотря на наш высокий культурный уровень, охотиться за зверями и употреблять в пищу домашних животных, – именно потому, что мы считаем их существами низшего порядка. Но если бы зоотавры убедились, что мы… ну, соль земли, что ли, что мы создали блестящую культуру, сделали великие открытия…

Но оратора перебили десятки иронических возгласов.

– Пойдите убедите их!

– Интересно, каким языком вы с ними будете столковываться?

– Предлагаю уполномочить автора этого предложения для ведения с ними переговоров.

Председателю съезда, Виктору Стефену, стоило немалого труда восстановить порядок.

Только с третьего заседания дебаты приняли более серьезный деловой характер.

Группа делегатов во главе с французским генералом Болье внесла в президиум детально разработанный проект вооруженной защиты против зоотавров.

Авторы этого проекта предлагали немедленно организовать, в международном масштабе, особые боевые отряды из специалистов военного дела, химиков и техников всякого рода. В распоряжение этих отрядов должны были быть предоставлены все наличные боевые средства. Они должны были, с одной стороны, обстреливать зоотавров из дальнобойных орудий, электрическими разрядами, – с другой, – снарядами, начиненными холерными и чумными бациллами, наконец, действовать против них удушливыми газами.

– Есть все основания полагать, – защищал этот проект генерал Болье, – что меры эти окажутся действительными, – конечно, при условии применения их в самом широком масштабе, который только возможен при наших технических средствах. А средства эти чрезвычайно велики: вспомним, что в последнюю Американско-японскую войну 1962 года электрические волны, пущенные из Нью-Йорка, уничтожили почти целиком огромную японскую эскадру, находившуюся на расстоянии более 600 морских миль. Разумеется, очень возможно, что зоотаврам не страшны будут никакие волны и никакие бациллы: мы так еще мало знаем их природу, что все наши планы и гипотезы могут оказаться построенными на песке. Но, господа, нам терять нечего: мы все равно обречены на гибель и гораздо достойнее будет погибнуть, так сказать, с оружием в руках, чем пассивно отдаться на съедение этим монстрам.

Проект вызвал некоторые возражения, но в общем к нему отнеслись сочувственно. Тут же выбрана была техническая комиссия с Болье во главе для проведения его в жизнь.

Самым интересным моментом съезда было выступление знакомого уже нам делегата Северо-Американских Соединенных Штатов Кресби Гаррисона.

– Господа! – сказал он. – Поскольку мы находимся на земле, никакие стены, как бы они крепки ни были, не спасут нас от зоотавров. Мы убедились в этом на печальном опыте. Ни на воде, ни в воздухе мы тоже не можем найти спасения. Остается, поэтому, испробовать одно средство: спрятаться под землей.

Среди присутствующих послышались недоумевающие возгласы.

– Т. е. заживо хоронить себя?

– Рыть траншеи?

– Да, если хотите, рыть траншеи, – спокойно возразил Гаррисон. – Но уже, разумеется, не те жалкие траншеи, к которым люди прибегали в прежние войны и которые не могли устоять даже против ничтожных пушечных снарядов того времени. Благодарение Создателю, мы с тех пор далеко шагнули вперед. Вспомните, что при прорытии туннеля через Кордильеры…

Тут оратора прервали бурные аплодисменты.

Делегаты, как один человек, встали со своих мест и устроили Гаррисону, как главному строителю этого туннеля, горячую овацию.

– Благодарю вас, господа! – взволнованно сказал он. – Я был бы счастлив, если б вносимый мной теперь проект имел хоть сотую долю такого успеха… Так вот, при прорытии туннеля под Кордильерами пущены были в ход электрические буравы огромной силы. Недавно изобретенная моим соотечественником Кребсом землекопная машина дает возможность в какой-нибудь час, почти без приложения человеческой силы, рыть рвы для фундаментов при постройке небоскребов в несколько десятков этажей. Повторяю, мы располагаем теперь чрезвычайно мощными техническими средствами – и было бы дико, если бы мы не прибегали к ним. Рискуя вызвать иронические улыбки на лицах почтенных конгрессистов, я позволю себе сказать, что ход событий, быть может, вынудит человечество начать новую эру, которую я бы назвал подземной.

Никто не улыбнулся: оратор пользовался таким глубоким уважением, что конгрессисты не позволили бы себе такого легкого отношения к его словам. Но большинство с недоумением переглянулись.

– Видите, господа, я отчасти угадал! – продолжал Гаррисон. – Мои слова вызывают если не иронию, то недоумение. Но я все же настаиваю: человечеству придется вступить в новую эру своего существования, начать подземную жизнь. В этом, быть может, его единственное спасение. Если бы эта необходимость представилась в средние века или даже каких-нибудь 50 лет тому назад, она была бы для него равносильна неминуемой гибели; но теперь это не так уже страшно. При наличности современных технических средств люди могут позволить себе роскошь жить под землей. Не берусь пророчествовать, но мне представляется вполне возможным сооружение в близком будущем целых подземных городов, которые ни в чем почти не будут уступать надземным: с высокими домами, пожалуй, даже с небоскребами…

– Вернее, землескребами! – с улыбкой поправил Стефен.

– Да, вы правы, это уж будут землескребы, – с улыбкой же согласился Гаррисон. – Во всяком случае, наши архитекторы смогут обставлять их со всем возможным в наше время комфортом. По улицам и даже между отдельными городами будут проложены рельсовые пути. Быть может, удастся даже устроить искусственные подземные реки и озера… При современном состоянии техники такая возможность не исключена. Придется в самых широких размерах прибегнуть к изобретенным моим соотечественником и коллегой Фордом электрическим вентиляторам. Мы пользовались ими при прокладке туннеля через Кордильеры, и они дали прекрасные результаты. Я не сомневаюсь, что их удастся усовершенствовать. Во всяком случае, я глубоко убежден, что человеческий гений восторжествует над всеми этими трудностями.

Оратора слушали со все возрастающим интересом.

– На какой приблизительно глубине придется строить проектируемые вами города? – спросил один из конгрессистов.

– На триста, четыреста метров, а, быть может, и глубже, – ответил Гаррисон. – В зависимости от местных условий, от плотности подпочвы, от большей или меньшей близости моря.

– Ну, а эемледелие? – спросил Стефен. – Что вы сделаете с хлебопашеством, огородничеством, садоводством, молочным хозяйством? Ведь без всего этого проектируемые вами подземные города будут обречены на голодную смерть.

Все подняли головы в напряженном ожидании ответа. С минуту в зале царила мертвая тишина.

– Да, вы правы, уважаемый коллега! – сказал Гаррисон. – Ваш вопрос чрезвычайно важен, и ответ на него, сознаюсь, не легок. Если б дело шло о том, чтоб укрыться под землей на несколько недель и даже месяцев, вопрос о питании удалось бы более или менее удовлетворительно разрешить: как-никак, на земном шаре имеется немало продовольственных запасов. Но возможно, что человечеству придется окопаться, выражаясь военным языком, надолго, быть может, на годы…

– Или на веки вечные! – раздался скептический возглас. – Раз зоотавры повадились на землю, они, надо думать, уж не оставят ее в покое. А там, чего доброго, явятся еще какие-нибудь чудовища с Меркурия, Сатурна, Нептуна…

– Все возможно! – вздохнул Гаррисон. – И, разумеется, надо будет строиться под землей прочно и надолго. Трудность, указанная нашим уважаемым президентом, огромна; но, господа, тут вопрос стоит о жизни или смерти человечества! Одно из двух: или оно, с помощью своего гения, выйдет победителем из этого испытания, или человеческая плесень, которой, по выражению одного философа, обросла на старости наша планета, будет без остатка сметена налетевшими злыми ветрами. Человеку предстоит выдержать тяжелый экзамен, и он должен доказать, что он недаром носит гордое звание Homo sapiens. Он должен выявить свою волю к жизни, довести до максимального напряжения заложенный в нем инстинкт самосохранения.

– Да, но не может же он располагать на глубине нескольких сот метров миллионами гектаров необходимых полей, лугов, садов, огородов! – воскликнул итальянский делегат.

– Миллионами, нет, но тысячами или десятками тысяч, пожалуй, может. Придется довести до крайнего напряжения интенсивное земельное хозяйство. В этой области достигнуты уже крупные успехи. Наш британский коллега мог бы дать нам в этом отношении очень утешительные сведения: так, в Девонширском округе, где население сильно страдало от малоземелья, один акр дает теперь такой урожай, который не дальше как 20 лет тому назад собирали с 30 акров. В проектируемом мною подземном царстве надо будет в 100, в 500, в 1000 раз увеличить плодородность земли, довести ее до того, чтоб какая-нибудь тысяча гектаров могла кормить целый город. Повторяю, там, где дело идет о жизни человечества, все возможно и, главное, все должно быть возможно! – с силой воскликнул Гаррисон.

– А чем вы замените солнечный свет?

– Мы устроим искусственные солнца. – Над каждым городом у нас будет искусственное солнце, лучи которого мало чем будут отличаться от лучей настоящего солнца. Последние труды нашего знаменитого физика Гарри Беннета открывают перед нами в этом отношении самые широкие возможности.

– И дождь, и туманы, которые необходимы многим злакам, тоже будут искусственные? – не унимался итальянский делегат.

– Разумеется. Это уже деталь. Вообще, я меньше всего претендую представить здесь почтенному собранию обстоятельно, во всех подробностях разработанный проект. Я только позволяю себе наметить идею, указать возможности. Если конгресс благосклонно отнесется к моему проекту, дальнейшая его разработка, а затем и проведение в жизнь, могут быть поручены специальной комиссии.

Кресби Гаррисон выпил глоток воды, вытер пот со лба и сел.

Зал огласился дружными аплодисментами. Президент крепко пожал Гаррисону руку; многие другие конгрессисты последовали его примеру.

Заседание было объявлено закрытым, и конгрессисты, разбившись на группы, стали оживленно обсуждать проект подземного царства.

– Хуже всего придется поэтам! – говорил толстяк Жан Летелье. – Без неба они совсем захиреют.

– А что будуть делать альпинисты? – спрашивал Джузеппе Джиованни. – Придется громоздить для них искусственные Монбланы и Юнгфрау.

– Для влюбленных мы повесим искусственную луну, – шутил еще какой-то вихрастый делегат.

– А заодно уж и звезды, и белоснежные облака с золотистыми краями, и поэтические закаты солнца! – в тон ему отвечал сосед, худой, желчный господин с геморроидальным цветом лица.

– Все это хорошо, – говорил генерал Болье собравшимся вокруг него делегатам. – Но… а вдруг эти зоотавры найдут себе путь и в наше подземное царство? Ведь от этих монстров всего можно ждать. Они, чего доброго, нас на любой глубине достанут. К тому же, нам нельзя будет обойтись без некоторых… ну, отдушин, что ли, и зоотавры смогут использовать эти слабые места в наших подземных твердынях. Не забывайте, господа, что мы имеем дело с врагом, силы которого нам совершенно неизвестны.

– Ваши соображения, генерал, совершенно основательны, – начал было Гаррисон. – Я полагаю…

Но ему не удалось кончить: в эту минуту раздался характерный шум, от которого задрожали стекла огромных венецианских окон президентского салона.

– Новый налет! – послышались тревожные голоса.

Делегаты побледнели и как-то вдруг съежились, точно кто-то хватил их сзади дубиной по голове. Все инстинктивно бросились к двери.

– Господа! – обратился к ним не потерявший присутствия духа хозяин. – Я бы вам советовал не уходить. Под открытым небом еще опаснее…

Некоторые остались, но большинство бросились домой.

X.

Съезд наскоро закончил свои работы и закрылся.

О спокойной работе не могло быть и речи, тем более, что были пострадавшие и среди участников съезда. Так, бесследно исчез итальянский делегат Джузеппе Джиованни, причем самые энергичные розыски, предписанные самим Стефеном, ни к чему не привели. Норвежский делегат Амундсен погиб во время налета одного из зоотавров под развалинами норвежского посольства; делегат от России, инженер Василий Гайдаров, был унесен зоотавром в то время, когда он проходил по площади Республики. Некоторые другие члены конгресса, в том числе кенигсбергский профессор Отто Люциус, были более или менее серьезно ранены осколками рухнувших зданий.

На последнем заседании съезд наскоро, в атмосфере крайней нервности, избрал две комиссии: одну военную, под председательством генерала Болье, другую техническую, под председательством Кресби Гаррисона; этой последней поручено было выработать детальный проект постройки подземных городов, причем ей были предоставлены средства, необходимые для постройки одного из них в ближайшем будущем.

Между обеими комиссиями замечалось некоторое соревнование.

– Не торопитесь очень с сооружением вашего подземного царства, – говорил генерал Болье Кресби Гаррисону. – Я надеюсь, что нам удастся справиться с зоотаврами manu militari[4]4
  Военной силой (лат.).


[Закрыть], и тогда мы сможем спокойно оставаться на земле.

Гаррисон недоверчиво качал головой.

– Я не сомневаюсь, генерал, – возразил он, – в вашем военном гении. Вы легко могли бы справиться с полчищами врагов, даже если б они состояли из дьяволов; но зоотавры хуже всяких дьяволов, и наша человеческая стратегия против них бессильна.

Военная комиссия включала до двадцати специалистов различных национальностей, главным образом из среды военных инженеров. Центральными фигурами в ней, кроме самого генерала Болье, были: комендант Парижа генерал Пардье, бравый вояка с аршинными усами и молодецкой выправкой; английский военный инженер Гленсбури, сухой, суровый, всегда говоривший и даже мысливший цифрами; известный знаток артиллерийского дела профессор Потсдамской военной академии Альбрехт Эдельштейн, про которого говорили, что он даже во сне обстреливает неприятельские крепости; наконец, испанский генерал Гонзалес Диего, инженер по образованию, необычайно любезный, вечно кланявшийся и улыбавшийся, что, однако, не помешало ему, при подавлении последнего революционного восстания в Барселоне, проявить неслыханную жестокость.

Обе комиссии, военная и подземная, как ее называли, работали в Париже, – первая в Венсеннском форте, вторая в новой Архитектурной академии, находившейся в Люксембургском саду.

Особенно много надежд возлагала улица на военную комиссию. Газеты то и дело печатали сенсационные заметки о ходе ее работ, доводя любопытство толпы до крайнего напряжения. Циркулировали самые дикие, фантастические слухи.

– По распоряжению комиссии изготовлено десять тысяч бомб огромной силы, начиненных чумными и холерными бациллами, – авторитетным тоном сообщал у стойки дешевого кабачка какой-нибудь осведомленный человек.

– Ну, знаете, я на эти ваши бомбы не очень надеюсь! – возражал один из собутыльников. – Зоотавры такие толстокожие, что никакими бациллами их не проберешь. А вот электрические разряды – это почище будет! Комиссия решила обстреливать их особыми разрядами в пять миллионов вольт.

– Пять миллионов вольт! – недоверчиво переспрашивали слушатели.

– Да-с, милостивые государи, в пять миллионов вольт! Ни одним больше, ни одним меньше. Я собственными ушами слышал это от секретаря комиссии, у которого я не дальше как вчера натирал полы.

– Странно, что в газетах об этом ничего нет, – продолжали сомневаться слушатели.

Полотер хитро усмехнулся.

– Комиссия и на пушечный выстрел не подпускает к себе газетчиков, потому что они все перевирают и только зря народ будоражат. Больше скажу: будь это напечатано в газетах, я бы первый сказал, что это вздор.

Нетерпение толпы росло с каждым днем. Каждый новый налет зоотавров с страшной силой бил по нервам ее, доводил ее до отчаяния, заставлял цепляться за самые вздорные слухи. Тысячи людей забросили свои занятия и целыми днями толпились у Венсеннского форта в страстном желании услышать что-нибудь, что подавало бы хоть смутную надежду на избавления от грозной напасти.

В своем нетерпении толпа иногда устраивала перед занимаемым комиссией зданием настоящие демонстрации.

– Генерал Болье! Пусть выйдет к нам генерал Болье! Долой комиссию! Она только нас морочит! – слышались неистовые крики.

А когда генерал Болье показывался на балконе, толпа, за минуту перед тем озлобленная, буйная, неукротимая, встречала его приветственными криками и аплодисментами.

– Да здравствует генерал Болье!

Генерал поднимал руку, и толпа затихала.

– Господа! – громким голосом человека, привыкшего командовать, бросал он вниз, в тысячи жадно слушавших его ушей. – Работы комиссии близятся к концу, но вы не должны мешать ей. Поверьте, что мы не нуждаемся в подхлестывании. Это только тормозит дело. Идите по домам и верьте, что мы сделаем все, что в наших силах.

– А скоро это будет? – любопытствовал кто-либо из толпы.

– Тем скорее, чем меньше вы нам будете мешать! – отвечал генерал.

Толпа нехотя расходилась, а на другой день приходили новые, измученные пережитыми ужасами люди, и снова бастионы Венсеннского форта оглашались нетерпеливыми криками:

– Генерала Болье! Пусть выйдет к нам генерал Болье!

Наконец, недели через две после начала работ комиссии, по городу с раннего утра распространились упорные слухи, что все приготовления ее закончены и что в ту же ночь на зоотавров будет произведено решительное нападение.

Скоро слухи эти нашли подтверждение в опубликованном газетами официальном, исходившем от военной комиссии и подписанном генералом Болье, сообщении.

Оно было составлено в форме обращения к населению.

«Парижане! – говорилось в нем. – Военная комиссия, которой поручено было выработать наиболее действительные методы борьбы с зоотаврами, закончила свои труды. Против них будут пущены в ход все имеющиеся в нашем распоряжении военно-технические средства. Комиссия надеется на успех, но ручаться ни за что нельзя, так как природа зоотавров продолжает оставаться для нас тайной.

Опыт будет произведен при первом же налете, т. е., по всей вероятности, сегодня же ночью, одновременно в Париже, Лондоне, Берлине, Риме и Мадриде. В Париже центральными пунктами атаки будут форты Венсенна, Шати-льона, Монружа и Сен-Дени, а также Эйфелева башня и Главная обсерватория.

Помимо обстрела электрическими разрядами, против зоотавров будут пущены особые снаряды, начиненные смертоносными удушливыми газами. Электрические снаряды ни в каком случае не могут повредить населению; но комиссия не может с уверенностью сказать того же относительно удушливых газов: все говорит за то, что они останутся в верхних слоях атмосферы, но благоразумие требует принятия особых мер на случай, если бы эти газы снова достигли земли. Поэтому комиссия озаботилась изготовлением необходимого количества особых защитных масок, которые будут сегодня же выдаваться желающим в Городской ратуше, во всех мэриях и полицейских участках.

О появлении зоотавров будет возвещено тремя пушечными выстрелами с Венсеннского форта. Населению рекомендуется немедленно укрыться в закрытых помещениях и ни в каком случае не толпиться на улицах, так как, если удастся поразить насмерть этих монстров, они при падении своем могут причинить немало несчастий.

Комиссия надеется, что население славного города Парижа даст, в эти дни тяжелых испытаний, новое доказательство своего благоразумия и хладнокровия».

Увы! Население славного города Парижа встретило это сообщение не совсем благоразумно и еще менее хладнокровно. Оно взбудоражило столицу, обратило ее в сплошной ком нервов, взбаламутило до самого дна море человеческое, возбудив тысячи фантастических надежд и опасений. На всех углах, в тавернах, на улицах и площадях шли бесконечные толки и пересуды. Осведомленные люди, которые Бог знает откуда черпали свои сведения, делились ими со своими слушателями с таким видом, точно для них во всей вселенной не существовало тайн.

– Атака на зоотавров будет произведена только в Париже! – говорил кто-нибудь из этих господ авторитетным тоном.

– Как! – возражали ему. – Ведь в официальном сообщении сказано, что одновременно опыт будет сделан в Берлине, Лондоне, Риме, Мадриде.

– Обман! – безапелляционным тоном решал всеведущий господин. – Это нам очки втирают. Ни одно другое государство не согласилось на такой рискованный опыт. Из-за этого в комиссии были большие скандалы. Генерал Болье даже грозил выходом в отставку. Англичане, как всегда, прячутся за нашей спиной: вам, дескать, честь и место, господа французы! Выньте для нас каштаны из огня, а если вкусны будут, мы их скушаем на здоровье! Да-с! А нам, поверьте, это здоровья не прибавит.

– Ну уж, терять-то нам особенно нечего! – замечал кто-либо из слушателей.

– Не говорите, мой друг! – отвечал осведомленный господин. – Ведь зоотавры, как по-вашему, существа разумные или нет?

– Ну, допустим, разумные.

– Не допустим, а много разумнее нас с вами. Ну-с, а если так, они пораскинут мозгами, да и скажут себе: «Никто, кроме французов, не дерзнул полезть с нами в драку. Драчливый народец, надо будет хорошенечко проучить его!» – Да-с, милостивые государи! А англичане, немцы и прочие там народы в сторонке останутся. Удастся опыт – тем лучше, а нет – пускай, мол, французы за разбитые горшки платят.

– А вы заметили, господа? – обращался к собравшейся вокруг него толпе другой осведомленный человек. – В сообщении комиссии ни слова нет о бомбах, начиненных бациллами! Спрашивается, почему? Почему в борьбе с зоотаврами не прибегнуть к такому верному средству?

– Но ведь бациллы могут распространить заразу на землю! – робко замечал один из слушателей.

– Совершенно верно! – отвечал осведомленный человек. – Но знаете ли вы, кому в первую голову грозила бы при этом опасность?

– Кому?

– Англичанам или немцам.

На лицах слушателей изображалось недоумение.

– Да-с, англичанам, немцам, итальянцам и вообще, нашим непосредственным соседям, так как пораженные этими снарядами зоотавры, прежде чем околеть, успели бы долететь в одну из пограничных с нами стран, а, следовательно, и занести туда заразу. Не надо забывать, что путь из Парижа в Лондон, скажем, они могут сделать менее, чем в одну минуту! Ничего, поэтому, удивительного нет, если участвующие в комиссии иностранцы решительно воспротивились применению начиненных бациллами бомб.

Под влияниям таких толков в толпе скоро стало наблюдаться враждебное настроение к иностранцам, в частности, к англичанам. Около 6 часов вечера перед зданием британского посольства была даже устроена небольшая враждебная демонстрация. Слышались крики:

– Долой англичан!

– Пускай убираются в свой Лондон!

Кто-то бросил в окно посольства камень. За ним последовал другой, третий. Положение осложнялось. Из посольства вызвали по телефону полицию, но в эти бурные дни полиция предпочитала держаться в стороне от всяких конфликтов и не очень спешила на зов.

Когда толпа, поощряемая полной безнаказанностью, собиралась уже ворваться в само здание посольства, посольскому швейцару пришла счастливая мысль: сбросив с себя ливрею, он вышел задним ходом на улицу, смешался с демонстрировавшей толпой и вдруг крикнул во всю силу своих легких:

– Зоотавры!

Охваченная паникой толпа бросилась врассыпную. Через минуту площадь перед посольством опустела, точно выметенная гигантской метлой.

Полчаса спустя, когда президент Стефен, которому доложили о бесчинствах толпы перед британским посольством, встревоженным тоном спросил по телефону префекта города Парижа, в каком положении дело, тот ответил:

– Успокойтесь, г. президент: благодаря энергичным мерам полиции, толпа рассеяна и порядок восстановлен.