Текст книги "Катастрофа. Том I"
Автор книги: Н. Тасин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
VI
В один из ближайших дней имел место факт, который несколько расширил чрезвычайно узкий круг сведений о зоотаврах.
4-го апреля, около четверти десятого ночи, во время очередного налета зоотавров, один из них спустился на Зоологический сад в Париже.
Среди зверей и птиц начался неописуемый переполох. Почуяв грозного врага, они стали метаться как безумные, пытались сломать клетки, огласили воздух воем и ревом. Люди не понимали, в чем дело, и в этом диком реве обезумевших зверей усмотрели апокалипсическое предзнаменование близкого конца. Наиболее суеверные спешили примириться с небом и говорили о светопреставлении. Какой-то кюре, с непокрытой головой, с крестом в высоко поднятой руке, бежал по пустынным и темным улицам и кричал:
– Кайтесь, братья во Христе, настал последний час!
И когда на него вдруг пал нестерпимо ослепительный сноп света, исходивший от пролетавшего на большой высоте зоотавра, он как подкошенный грохнулся на колени, поднял вверх лихорадочно сверкавшие глаза и, воскликнув: «Господи, я готов!», испустил дух.
Между тем, чудовище продолжало громить Зоологический сад, расшвыривало одну за другой фундаментальные клетки, выхватывало из них того или иного зверя, потом большей частью отбрасывало его и искало новой, лучшей добычи. Наконец, зоотавр выхватил самого большого слона, знаменитого Тони и, словно удовлетворившись этой добычей, взмыл с нею вверх и несколько секунд спустя исчез в восточном направлении.
Это произошло в 21 ч. 17 минут. Директор Зоологического сада, мужественный Люсьен Бранкар, известный как бесстрашный охотник на львов и тигров, наблюдал все происходившее из окна своего каменного особняка, находившегося тут же, у ворот сада. И когда зоотавр поднял на воздух Тони, его любимца Тони, которого он сам вывез из Центральной Африки и которого он с такой гордостью показывал знакомым, Люсьен Бранкар глубоко вздохнул и инстинктивно взглянул на часы, как бы для того, чтобы точно определить момент гибели своего любимца.
Было, как сказано, семнадцать минут двадцать второго или, по старому исчислению, 17 минут десятого ночи.
А на следующий день получилось, от директора Пулковской обсерватории, радио следующего содержания:
«Сегодня, в 2 часа 20 минут 55 секунд по парижскому времени, пролетавший почти над самой обсерваторией зоотавр сбросил с небольшой сравнительно высоты слона. Слон разбился насмерть. На попоне его, хотя и затронутой когтями чудовища, все же удалось прочесть имя “Тони”. Полагаю, что это тот самый Тони, которым я восхищался в бытность свою в Париже».
Это радио произвело в научных кругах Парижа огромную сенсацию. Президент Академии наук, неутомимый Марсель Дювернуа, созвал своих коллег на экстренное заседание.
Увы! Явились всего 11 человек: остальные 29 «бессмертных» оказались очень даже смертными и либо погибли во время налетов зоотавров, либо лежали больные, парализованные. Маститый зоолог Морис Лемерсье, тот самый, который дал имя зоотавру, по-видимому, лишился рассудка. По крайней мере, домашние его рассказывали, что он часами нервно бегает по своему кабинету, то и дело выкрикивая:
– Выскочка! Parvenu! Неизвестно даже, откуда он взялся…
Открывая заседание Академии наук, президент сообщил о новой тяжкой утрате, понесенной в лице Мориса Лемерсье не только французской, но и мировой наукой. Присутствовавшие почтили несчастного вставанием, как если бы он уже умер. Потом приступлено было к обсуждению полученного от директора Пулковской обсерватории радио.
– Итак, господа, мы стоим перед новым фактом огромной, исключительной важности! – начал президент. – Оказывается, что зоотавр пролетел из Парижа до Пулкова, т. е. расстояние в две с лишним тысячи километров, если я не ошибаюсь…
– По прямой линии 2200 километров, – вставил Густав Пейро, маленький, скромный, худой человечек, пользовавшийся репутацией одного из лучших географов в мире.
– Благодарю! – бросил в его сторону президент. – Итак, зоотавр пролетел расстояние в 2200 километров в 3 минуты 55 секунд. Это составляет скорость…
Президент взял карандаш и стал делать вычисления; известный математик Берже поспешил прийти к нему на помощь.
– Это составит 9,36 километра в секунду, с точностью до одной сотой, – сказал он. – Иными словами, скорость зоотавра приблизительно в 30 раз больше скорости звука.
– Да, да… 9,36 километра в секунду, это составит в минуту…
– В минуту это составит 561,6, а в час – 33.696 километра.
– Вот видите! – воскликнул президент с таким видом, как если бы он всю жизнь утверждал, что зоотавр развивает сумасшедшую скорость. – Больше 33 тысяч километров в час! Такая скорость нам здесь, на земле, и не снилась. Если я не ошибаюсь, самые быстроходные наши аэромоторы делают maximum около 800 километров в час?
– Аэромотор «Урания», недавно построенный Эллисом, Дависоном и Комп., достигает скорости в 864 километра в час, – пояснил секретарь Академии.
– Допустим, но все это так ничтожно по сравнению со скоростью зоотавра! – настаивал президент. – Вы только подумайте: 33 тысячи километров в час!
– При такой быстроте полета, – вставил докладчик комиссии, – приобретает значительную правдоподобность гипотеза – которую нашему уважаемому президенту угодно называть предположением – что зоотавры прилетели с Марса. Насколько известно, эта планета в той фазе, когда она ближе всего отстоит от земли, находится от нее на расстоянии 55 милл. килом. Для нас это, конечно, чудовищное расстояние, таинственная бездна, перед которой беспомощно останавливается наша бедная земная мысль. Но для зоотавров оно вовсе не так уж неодолимо. В самом деле, при скорости в 33 тысячи километров в час на перелет с Марса на землю зоотаврам потребовалось бы…
– Сию минуту! – торопливо бросил математик.
И, быстро набросав на лежавшем перед ним листе бумаги ряд цифр, он провозгласил:
– 1666 часов, с точностью до одной десятой. Это составит 69 суток 10 часов и 24 минуты.
– Т. е. несколько больше двух месяцев, – сказал докладчик. – Это вовсе не так уж много. В доброе старое время, какое-нибудь столетие тому назад, такие путешествия были на нашей планете обычным явлением. Я читал как-то, что китайский посланник употребил на поездку в Париж целых тринадцать недель. К тому же, возможно, что за пределами нашей планеты и само представление о времени сильно разнится от нашего, так что наши месяцы или даже годы мыслятся там краткими и ничтожными, как секунды. При таких условиях, перелет с Марса на Землю является чем-то вроде маленькой увеселительной прогулки…
– В этом вопросе есть еще одна сторона, в высшей степени интересная, поражающая воображение, захватывающая! – поднялся с места самый молодой из «бессмертных», 40-летний Оскар Серадель, известный не только своими чрезвычайно ценными работами по астрономии, но и своим бурно-пламенным, совсем не академическим темпераментом.
Президент насторожился: он никогда не ждал добра от выступлений этого необузданного молодого человека, как он его называл.
– Вы хотели высказать некоторые соображения? – спросил он.
– Да, если позволите. Мне кажется, что перед нами открываются блестящие перспективы…
Все с изумлением подняли глаза на говорившего, а потом переглянулись между собой, как бы спрашивая, в здравом ли он уме.
– Мы вас слушаем, – сказал президент. – Вы, разумеется, имеете в виду прилет зоотавров?
– Да, конечно.
– И находите, что он открывает перед нами блестящие перспективы?
– Вы меня совершенно правильно поняли.
– Это любопытно! Будьте добры изложить свою точку зрения. Это будет тем интереснее, что наши коллеги, если я не ошибаюсь, держатся несколько иного взгляда на открывающиеся перед нами перспективы…
Оскар Серадель выпил залпом стакан сахарной воды (причем президент чуть заметно, но весьма неодобрительно покачал головой: дескать, и пьет-то не по человечески!) откашлялся и, выстукивая пальцами дробь по столу (что тоже сильно не нравилось президенту и остальным академикам), начал:
– Господа! Перед человечеством тысячелетиями стоит непроницаемой тайной звездный мир. Правда, астрономия сделала крупные успехи, и мы сравнительно недурно знаем нашу солнечную систему. Но мы знаем ее только на расстоянии. Проникнуть на какую либо из планет нашей системы нам не дано. Мы прикованы к земле, и все наши усилия подняться над нею до сих пор к более или менее ощутительным результатам не привели. Наша хваленая авиация, которой мы так гордимся, не что иное, как жалкие потуги хоть немного оторваться от земли, создать себе иллюзию свободы от нее, самообман. Мы, как блохи, подпрыгиваем немного вверх – и воображаем себя какими-то титанами мысли и духа…
Президент переглянулся с другими «бессмертными» и, чуть заметно пожав плечами, сказал:
– Простите, дорогой, коллега, но… нам бы очень хотелось поскорее услышать ваши выводы.
– Я к ним иду, господин президент. Итак, до сих пор мы были беспомощны во всем, что касается сношений с другими планетами. Мы строили гипотезы, более или менее смелые, насчет их структуры, флоры и фауны, мы даже вообразили себе, что нам удастся со временем наладить регулярные сношения с Марсом. Но все это были только ріа desideria[2]2
Здесь: благие пожелания (лат.).
[Закрыть], пленной мысли раздражение. У нас даже не было ни одного конкретного доказательства того, что другие планеты обитаемы живыми существами. И только теперь, наконец, мы получили это доказательство…
Большинство «бессмертных» глубоко вздохнули.
– И что еще важнее, – продолжал Серадель, – мы впервые видим живое существо, обладающее способностью преодолевать межпланетные пространства…
– Но где же ваши блестящие перспективы, дорогой коллега? – с явным нетерпениям перебил его президент.
– Господи! Это, кажется, так ясно! Раз есть живые существа, который могут летать с Земли на Марс, то не исключена возможность и для людей…
Присутствующие с суровым недоумением уставились на говорившего. Он это заметил.
– Вы понимаете, дорогие коллеги, я хочу только сказать, что со временем… Конечно, это будет еще не так скоро, и мы вряд ли доживем до этого. Но почему не допустить, что люди, пользуясь зооотаврами…
Среди «бессмертных» раздались возмущенные возгласы.
– Оседлают их и полетят на Марс, что ли? – с язвительной иронией спросил президент.
– А почему бы и нет? – принял вызов Серадель. – Теоретически эта возможность не исключена. Люди ухитрились приручить тигров, змей… С зоотаврами дело, конечно, будет труднее, но, повторяю, в принципе это вполне возможно… Я не говорю уже о том, что их можно было бы использовать для сообщений на самой земле, что составило бы огромную экономию во времени, сильно способствовало бы сближению народов и, тем самым, дало бы крупный толчок росту культуры. Это мелочь по сравнению с грандиозными перспективами в области межпланетных сообщений…
– Господа, в решительно протестую против подобных речей! – воскликнул окончательно выведенный из терпения президент. – Они, быть может, были бы уместны где-либо в светском салоне, но здесь… здесь, дорогой коллега, мы в Академии наук… понимаете ли, на-ук!
Другие «бессмертные» тоже дали волю своему негодованию. Послышались совсем не академические возгласы:
– Это Бог знает что такое!
– Только работать мешает!
– Придумал удобный способ сообщения с Марсом!
– В желудке зоотавра!
– Этак мы все, пожалуй, будем на Марсе!
В эту минуту лакей почтительно подал президенту телеграмму.
Марсель Дювернуа быстро пробежал ее глазами и заметно побледнел.
– Что с вами, cher maitre?[3]3
Дорогой мэтр (фр.).
[Закрыть] – бросились к нему коллеги.
– Сообщают, что прошлой ночью Марсель, Бордо и целый ряд других прибрежных городов были почти вконец разрушены налетом целой армии зоотавров. Добрая половина населения погибла. Уцелевшие остались без крова и пищи. Этой ночью мы, наверное, будем иметь их у себя.
И, бросив злой взгляд в сторону Оскара Сераделя, он с кривой усмешкой прибавил:
– Вот, дорогой коллега, прекрасный случай приручить их и… прокатиться на Марс…
VII
Зоотавры мало-помалу наводнили всю землю. Не было на земном шаре уголка, который не пострадал бы от их налета. В Париж то и дело приходили скорбные вести о произведенных ими опустошениях.
Япония, которая в первые дни была как бы пощажена ими, очень скоро подверглась такому жестокому набегу со стороны крылатых чудовищ, что большинство городов и деревень, особенно на острове Ниппоне, превращены были в груду развалин, точно после чудовищного землетрясения. Микадо с семьей погибли под развалинами Токийского дворца; вместе с ними погибли тысячи самураев, которые поклялись защищать императора до последней капли крови. В последовавшие затем дни национального траура больше десяти тысяч японцев сделали себе харакири. Это был вопиющий к небу протест против посланного людям тяжкого испытания.
Из Китая сведения доходили очень туго, да и то только из крупных центров. Там опустошения были еще ужаснее. Население, охваченное мистическим ужасом, бежало куда глаза глядят, разнося по стране, и без того измученной бесконечными гражданскими войнами, эпидемии, которые косили обильную жатву. В провинции Си-хун-чан образовалась секта поклонников зоотавра, который был провозглашен богом, сошедшим с неба для того, чтобы утвердить на земле царство Божие. Число последователей этого нового учения росло с каждым днем; оно перебрасывалось в другие провинции, распространялось по всей стране, находило многочисленных адептов в самом Пекине, и многие ученейшие и знатнейшие мандарины становились его жрецами и проповедниками. Статуи Конфуция, Будды и других старых богов разбивались вдребезги. Фанатичные толпы с благоговейным трепетом ждали по вечерам появления зоотавров; завидев падающий сверху сноп ослепительно яркого света, люди в религиозном исступлении бросались на землю, склоняли, точно под топором палача, головы и ждали, как высшего счастья, чтоб чудовище налетело на них и унесло их на небо.
Ученье это очень быстро перебросилось и на Индостан. В народе шли слухи, что какой-то факир, именем Рабапутра, 777 дней просидевший неподвижно на одном месте, давно уже предсказал сошествие новых богов на землю. И в ту ночь, когда в небе появился первый зоотавр, Рабапутра вдруг отделился от земли и поднялся в снопе света, отбрасываемого зоотавром, ему навстречу.
Тысячи людей видели это собственными глазами, и тысячи тысяч людей стали поклоняться новому богу. В посте и молитве, с утра до ночи подвергая себя кровавым истязаниям, они ждали как великой милости, чтобы грозное крылатое божество унесло их в своих, похожих на изогнутые дамасские клинки, когтях. Увы! Скоро они совсем почти перестали удостаиваться этой милости: изнуренное долголетним хроническим голодом население Индостана представляло для зоотавров далеко не лакомую добычу. Большинство похищенных ими в первые дни индусов были сброшены обратно на землю, а в скором времени налеты зоотавров почти совершенно прекратились.
Роковые последствия имел налет зоотавров и в Турции. С первых же дней мастерские, конторы и магазины опустели. Рабочие и служащие тысячами бросали работу. Вся жизнь была парализована, и наступил голод. Люди умирали на улицах, на ступенях и во дворах мечетей. В довершение ужасов, большинство городов подверглось нападению многочисленных стай голодных собак. В Константинополе они скоро стали полными хозяевами города. Ни у кого не было ни сил, ни охоты бороться с ними, и они смелели с каждым днем, врывались в дома, нападали на людей. Сначала они пожирали только валявшиеся на улицах трупы, но скоро взялись и за живых. Спокойно, не торопясь, не боясь сопротивления, они загрызали валявшихся у входа в мечети больных, а потом садились в сторонке и облизывались. По ночам они иногда поднимали протяжный вой, который слышен был на многие километры вокруг.
В Мексике население, доведенное до отчаяния налетами зоотавров, то и дело устраивало революции и вручало диктаторскую власть какому-нибудь новому генералу из бывших цирковых наездников, кабатчиков или контрабандисстов. Согласно освященной долгой практикой традиции, новый диктатор расстреливал своего предшественника и всех его сторонников, но положение от этого не улучшалось; через несколько дней устраивалась новая революция, отыскивался новый диктатор, который тоже первым долгом расстреливал свергнутого противника и его приверженцев. А зоотавры между тем продолжали свое дело, сея смерть и разрушения, нагромождая груды развалин, нагоняя панический ужас на людей и животных.
В Калифорнии, Бразилии, Чили, Перу, Уругвае и Парагвае, налет зоотавров вызвал массовые грабежи и убийства. Банды авантюристов, большей частью из золотоискателей, хорошо организованные и вооруженные, захватывали золотые прииски и целые города, похищали женщин, угоняли табуны лошадей. Везде царила самая безудержная анархия.
Получены были кой-какие, правда, очень скудные сведения, даже из Центральной Африки. В частности, один бежавший в Конго миссионер рассказывал, что туземное население приписывает налет зоотавров колдовству белых и жестоко расправляется с ними. От восточного до западного побережья свирепствует священная война против европейцев. Плантации разгромлены, плантаторы беспощадно вырезаны, большинство миссионеров съедены. Для спасения от зоотавров, толпы туземцев собираются по ночам где-нибудь на возвышенном месте, неистово кричат, бьют в барабаны, в котлы и вообще производят адский шум, который, по их глубокому убеждению, не может не испугать зоотавров.
В некоторых местах туземцы, для умилостивления этих неведомых богов, приносят им в жертву детей и самых красивых девушек, против которых не мог бы устоять ни один бог. Вождь славного племени Саму, знаменитый Орлиный Клюв, даже пожертвовал для этой цели половину из своих 666 жен, известных своей красотой от истоков Великой реки до Слонового берега. И сам великий жрец, мудрый Пао-Тао, собственными руками, в течение семи безлунных ночей, заклал обреченных красавиц на воздвигнутом в честь новых богов алтаре. Увы! Эта жертва не была принята: на восьмую ночь налетели на племя Саму зоотавры, нагромоздили кучу развалин и похитили тысячи мужчин, женщин, детей. – Мудрый Пао-Тао потребовал новых жертвований.
VIII
Потерявшие голову, обезумевшие от страха люди искали спасения в бегстве. Они прекрасно понимали, что от зоотавров нигде не спасешься, так как они наводнили всю землю; но казалось невозможным сидеть на месте; инстинкт самосохранения побуждал что-то предпринимать, двигаться, проявлять активность.
Неведомыми путями распространились слухи, что зоотавры не трогают находящиеся в море суда и пароходы. Рассказывали, что многие американские миллиардеры совершенно переселились, вместе со своими семьями, на яхты и плавают по океану между Европой и Америкой в полной безопасности, никого и ничего не боясь. Какая-то газета пустила слух, что основалось международное общество плавучих домов, на которые предполагается переселить все наличное население с континентов.
В заметке этой, сильно взволновавшей умы, между прочим, говорилось: «Как известно, воды на земном шаре втрое больше, чем суши. При современном состоянии техники представляется полная возможность строить солидные плавучие дома в 10, 20 и даже 50 этажей, со всем комфортом, с лифтами, балконами, террасами, площадками для игры в теннис, разбитыми на крыше садами и пр., к тому же, совершенно безопасные в отношении сырости. Человечество от этого только выиграло бы: на земле становится слишком тесно, между тем как море давно уже манит людей своим безбрежным простором. Пора отрешиться от рутины, от страха перед всем новым! Пора оторваться от этой тесной, грязной земли, к которой мы прилипли, как раковины к морской скале. И пусть отныне лозунгом культурного человечества будет: “В море! Да здравствует новая, свободная жизнь среди бесконечного морского простора!”».
Такие толки еще больше будоражили и без того потерявших голову людей. Их раздували, преувеличивали до фантастических размеров. Кто-то уверял, что все население Нью-Йорка поголовно переселилось уже в плавучие дома, так что в городе не осталось ни живой души.
– Эти янки народ практичный, – с завистью говорили парижане. – Вон какие небоскребы успели уже соорудить на океане! Тут тебе и универсальные магазины, и банки, и телефоны, и телеграф… И никакие зоотавры им не страшны теперь…
Тщетно более рассудительные люди возражали, что все это вздор, что по самым последним сведениям налет зоотавров стоил Нью-Йорку многих тысяч человеческих жертв, что плавучие дома, да к тому же небоскребы, не выстраиваются в несколько дней, что, наконец, согласно полученному недавно радио, гигантский трансатлантический пароход «Два мира», шедший из Гамбурга в Нью-Йорк, подвергся нападению нескольких зоотавров и был пущен ко дну, причем большинство пассажиров либо были унесены чудовищами, либо погибли в море. Им не верили: в смутные эпохи голос разума туго доходит до слуха. Некоторые уверяли даже, что кампания против плавучих домов ведется на деньги Союза домовладельцев, которые боятся разориться, если люди поселятся на воде.
– Еще бы! Ведь тогда их домам грош цена! И теперь уже их доходность сильно упала.
Какая-то газетка, подслуживаясь к улице, настаивала, чтоб во Франции также немедленно было приступлено к постройке плавучих домов. «Хоть на этот раз, ввиду грозной опасности, откажемся от своей инертности и последуем примеру смелых, предприимчивых янки!» – писала она.
Разумеется, плавучих домов никто пока и не думал строить, но пароходы брались с бою. Люди массами устремлялись в Гавр, Руан, Брест, Марсель и другие портовые города. Там, где железнодорожное полотно было разрушено, пробивались пешком или на лошадях. Кто имел возможность, перелетал на аэромоторах.
В портовых городах происходило столпотворение вавилонское. Не только дома, но и амбары, бараки, запасные вагоны железной дороги – все было переполнено. За места на пароходах платили бешеные деньги. Они уходили перегруженными, рискуя пойти ко дну у самой гавани. Случалось, что люди бросались за ними вплавь в надежде, что их подберут и они, таким образом, все же очутятся на борту. Особенно жестокая борьба происходила за места на пароходах, шедших в Америку. Толпа верила, что практичные янки, наверно, уже что-нибудь придумали, не плавучие дома, так что-либо другое.
Потом кто-то пустил слух, что Америка скоро будет закрыта, во избежание чрезмерного скопления народа, для иностранцев, и толпы взбудораженных людей, потерявших последние остатки здравого смысла, стали еще больше наводнять гавани, давили друг друга, силой врывались на пароходы. Случалось, что захватившая пароход толпа выбрасывала капитана и матросов за борт и тут же выбирала команду из добровольцев, которые и выводили пароход в море.
По счастью, повальное бегство к морю скоро прекратилось.
С одной стороны, то и дело приходили вести о нападении зоотавров на пароходы, причем погибали почти все пассажиры. Случалось даже, что чудовища нападали на них снизу, из глубины морской. Нападение обыкновенно происходило с такой молниеносной быстротой, что экипаж парохода даже не имел времени бросить в пространство призыв о помощи или спустить шлюпки, так что о спасении почти не могло быть речи. В течение нескольких дней подряд, именно тогда, когда тысячи крупных и малых судов бороздили океан, направляясь в Америку, зоотавры усиленно охотились за ними.
С другой стороны, слухи об американских плавучих домах с каждым днем все настойчивее опровергались. Само правительство Американских Соединенных Штатов, с целью остановить все растущий поток иммигрантов из Европы, сочло нужным энергично выступить против этих слухов. Его официальное заявление, перепечатанное всеми газетами, произвело настолько сильное впечатление, что в Париже возбужденная толпа разгромила редакцию газеты, которая первая пустила в ход утку о плавучих домах, а редактора ее, совсем уж по-американски, подвергла суду Линча, повесив его на фонаре около его же дома.
Толпы народа отхлынули от портов. Пароходы стояли в гаванях, как парализованные, так как никто больше не решался выходить в море. Акции пароходных компаний, которые за короткое время поднялись до головокружительной высоты, так же головокружительно полетели вниз и скоро потеряли всякую цену. Товарное и пассажирское сообщение между континентами прекратилось. Океан, как во времена седой древности, когда люди еще не додумались до парусов и паровых машин, лежал безбрежной водной пустыней, и ничто уж больше не нарушало его царственного извечного безмолвия: зоотавры очистили его могучую грудь от жалких насекомых, именующих себя царями природы, и вернули ему былой покой.
Потеряв надежду на спасение в море, люди стали искать его в воздухе: они испытывали жгучую, непреодолимую потребность бежать куда-нибудь. Скоро стали циркулировать слухи, что есть страны, где о зоотаврах и представления не имеют, где люди живут, не зная всех этих ужасов. Сегодня выдвигалась, в качестве совершенно безопасной страны, Новая Гвинея, завтра Урал, потом Капская земля, Калифорния, Тунис.
Все эти сведения исходили, по уверениям их авторов, из самых надежных источников: один сам читал в какой-то английской газете о том, что Новая Гвинея находится, так сказать, вне пределов досягаемости зоотавров; другой получил такие же сведения от своих живущих в Калифорнии родственников; третьему удалось узнать, что в правящих сферах разрабатывается проект массового переселения в Тунис, но что его пока не решаются оглашать из боязни повредить правильной постановке дела.
И опять таки ссылались на американцев.
– Слыхали? Американское правительство приобрело в собственность, за 600 миллионов долларов, Новую Гвинею и уже приступило к усиленной колонизации ее. За истекшую неделю туда перелетели больше 2 миллионов янки. Удивительно практичный народ! Не то что наши…
Уличная печать требовала от правительства энергичных мер для организации переселения. «Будем хоть немножко американцами, – писала одна газета. – Переживаемый грозный момент властно требует напряжения всех сил. Или мы будем ждать, чтобы янки захватили и Тунис, который находится у нас под носом?..»
Тысячи людей стали устремляться к воздухоплавательным станциям. Аэромоторы, аэробусы и гигантские, 400-местные аэрокары, недавно построенные на воздушных верфях Эллиса, Дависона и Комп., брались с боя. Полиция совершенно не в состоянии была сдержать этот бурный человеческий поток. Экипажи воздушных судов тщетно убеждали толпу, что если на них набьется слишком много пассажиров, это может повести к страшным катастрофам: с энергией отчаянья, как если б они находились в охваченном пожаром здании, люди пробивались вперед, к той двери, за которой они видели спасение.
На некоторых воздушных судах экипаж с револьверами в руках сдерживал натиск толпы. Для острастки пристреливали тех, которые силой пытались проникнуть на них сверх комплекта. Но обезумевшая толпа продолжала напирать сзади, в своем остервенении часто избивая до полусмерти и даже убивая тех, которые преграждали им путь. После отлета каждого воздушного судна внизу оставались десятки раздавленных, изуродованных людей.
Катастрофы становились все чаще. Перегруженные аэробусы, аэромоторы и аэрокары то и дело терпели крушения.
Но самое ужасное пришло потом. Через несколько дней летательные аппараты стали подвергаться в пути нападению зоотавров. Вначале нападения имели место только после заката солнца, а потом стали происходить и днем. Какой-нибудь зоотавр, спустившись с фантастической быстротой откуда-то с высоты, налетал на воздушное судно, которое мгновенно охватывалось пламенем и горящей массой падало вниз, причем от находившихся на нем людей оставалась лишь груда обуглившихся костей. Люди снизу прекрасно видели все перипетии катастрофы, и мистический ужас сковывал сердца.
Но бывало и другое, гораздо более страшное; случалось, что зоотавр, вместо того, чтобы налететь на воздушное судно, поражал его на расстоянии своим смертоносным световым столбом, сущность которого составляла загадку для ученых. Астрономы, наблюдавшие за катастрофой со своих обсервационных пунктов, видели, как длинный, тонущий в облаках, сноп голубоватого света протягивался вдруг к воздушному судну, как оно в то же мгновение загоралось, превращалось в огромный пылающий факел, который зловещим заревом охватывал небо и, разбрасывая во все стороны клочья огня, стремительно падало вниз.
Казалось, что зоотавры твердо решились раз навсегда положить конец попыткам человека подняться над землей. И они этого достигли. Скоро не находилось уже охотников летать куда бы то ни было. Никакие Тунисы, Уралы и Новые Гвинеи никого уж не соблазняли. Воздухоплавательные станции, парки и верфи мало-помалу пустели; уцелевшие воздушные суда печально покачивались в нескольких жалких метрах от земли, напоминая гигантских птиц с перебитыми крыльями, которые уже не в силах были поднять их ввысь, в безбрежную гладь воздушного океана.
Еще так недавно человеку казалось, что небо вот-вот откроет ему свои великие тайны. Каждый новый успех в области воздухоплавания окрылял его новыми надеждами. В своей гордыне он уже мысленно возносился далеко за грань доступного его взору. Царь земли не на шутку собирался присоединить к своим владениям новые миры и возложить на свою главу новую корону. Но явились зоотавры – и гордые мечты рассеялись как дым. Они прогнали человека с моря и закрыли ему доступ к облакам. Они насмеялись над его гордыней и из царя природы разжаловали в жалкого раба ее, бессильнейшего из бессильных, беспомощнейшего из беспомощных. Они снова загнали его на жалкую, грязную землю и так придавили его тяжелым, как могильная плита, страхом, что он уж не решался поднять голову к солнцу.