Текст книги "История аварцев"

Автор книги: Мурад Магомедов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Царские власти даже хотели убедить Шамиля лично явиться к императору Николаю I, собиравшемуся посетить Кавказ. Имели место и переговоры Шамиля с генералом Клюге-фон-Клюгенау, во время которых Шамиль отказался от предложения явиться к царю с покорностью. Решающее героическое сражение, продолжавшееся почти три месяца, происходило при Ахульго в 1839 г. Пытаясь остановить штурм крепости, Шамиль отдал генералу Граббе 9-летнего сына Джамалудина, но это не помогло, и после кровопролитных боев, в которых героически погибли почти все защитники, Ахульго пал. Шамиль потерял жену, сына и сестру и с горсткой людей чудом прорвался в Чечню.

В походе на Ахульго в отряде Граббе участвовала и дагестанская феодальная знать (45 князей, беков и старшин). После взятия Ахульго царское командование считало, что с Шамилем покончено, надеясь, что падение Ахульго подорвет боевой дух горцев и приведет к их скорейшему подчинению.

Падением Ахульго завершился первый этап движения горцев Дагестана и Чечни под руководством Гази-Магомеда, Гамзат-бека и Шамиля в 1830–1839 гг.

Второй этап движения горцев под предводительством Шамиля в 1840–1852 гг. ознаменовался наиболее значительными успехами. Широкую поддержку Шамиль получил в Чечне, восставшей в 1840 г. против жестокого генерала Пулло, особенно против стремления властей обезоружить жителей горных сельских обществ. Объединив вокруг себя разрозненные отряды

Ташав-Хаджи, Суаиба, Ахверди Магомы, Кибит Магомы и др., Шамиль постепенно направил выступления горцев в русло борьбы за независимость и свободу под знаменем священной борьбы против «неверных». В 1840 – начале 1850-х гг. горцы изгнали царские войска почти из всей Аварии и Чечни, взяв 12 укреплений. В 1840 г. на сторону Шамиля перешел Хаджи-Мурад, который в течение 12 лет был одним из самых смелых и способных наибов Шамиля и грозой всех пограничных областей.

Ранняя и трагическая гибель Хириясул Алибека Аварского, коменданта знаменитой Сурхаевой башни на Ахульго, и Ахбердил Магомы, мудира Малой Чечни, казалось, нанесла непоправимый урон мюридизму, но тут в рядах газавата появился новый герой. Битва при Цельсеме, завершившаяся бесславно для русских войск, к тому же с потерей генерала Бакунина, являлась началом нового перелома в Кавказской войне. Переход Хаджи-Мурада на сторону Шамиля открывал ему путь в Аварию, где его популярность была чрезвычайно велика. Вслед за переходом Хаджи-Мурада вновь присоединился к Шамилю Кибит Магома Телетлинский, который в последние годы считался покорным царизму. Вместе с ним движение мюридов поддержала и большая часть обществ, лежащих по верховьям Аварского Койсу. Потеряв из сферы своего влияния Аварию, русские потеряли окончательно и свое влияние на Дагестан, что и отдалило на много лет его подчинение и завоевание.

В 1843 г. Хаджи-Мурад по поручению Шамиля блестяще завершил освобождение горной Аварии от русских войск, благодаря чему территория имамата приобрела цельный характер, охватив внутренний Дагестан и Чечню.

Началась блистательная эпоха Шамиля, период наибольших успехов, в чем огромную роль сыграл Хаджи-Мурад, назначенный уже из наибов мудиром – начальником одного из четырех округов, на который был разделен имамат. Начиная с этого времени мы видим Хаджи-Мурада на самых опасных участках военных действий, «на острие сабли имама».

Во время Даргинской экспедиции М. С. Воронцова в 1845 г. Хаджи-Мурад разгромил колонну, сформированную для доставки провианта блокированному в Дарго М. С. Воронцову. За два дня войска потеряли почти 1500 человек убитыми и ранеными, три орудия, весь обоз и двоих славных генералов: Пассека и Викторова. «Вместо хлеба и боевых припасов экспедиционный отряд принял на себя дополнительно еще более 7000 человек раненых», еще больше усугубив и без того плачевное положение наместника Кавказа.

Защита Гергебиля и Салтов, многочисленные прорывы и рейды на равнину, занятую войсками, включая дерзкий набег на Темир-Хан-Шуру, на Нухинский уезд в 1850 г., снискали Хаджи-Мураду огромную славу. Рейд Хаджи-Мурада 8 апреля 1848 г. в Темир-Хан-Шуру с целью выкрасть оттуда главного начальника края генерал-лейтенанта Орбелиани, вызвал панику у всего российского командования на Кавказе. В Шуре было сосредоточено до 25 тысяч солдат. Предприятие это было «просто безумным по своей смелости», когда с небольшим числом отчаянных удальцов, переодетых казаками, Хаджи-Мурад проник в город. Хотя непосредственной цели эта операция не достигла, тем не менее русское командование было вынуждено оставлять часть сил для прикрытия и защиты своих баз на равнине при последующих рейдах в горы. Хаджи-Мурад со своей летучей конницей мог появляться в самых неожиданных местах.

Постепенно слава Хаджи-Мурада стала опережать его самого. Если Шамиль был знаменем борьбы, то Хаджи-Мурад становился его душою. Его имя вдохновляло соратников, с ним связывали успех и удачу, его боялись враги (Аммаев М. А., 2002).

В 1848 г. при вторжении Шамиля в Самурский округ Хаджи-Мурад, командовавший отдельной партией, спустился со стороны ахтынских минеральных вод, где его ожидал полковник Мищенко с полуторатысячной кубинской милицией. «Встреча противников произошла самым оригинальным образом: один из разъездов, отправленный навстречу Хаджи-Мураду, «наткнулся на несколько десятков конных лезгинов», которые с криком «Хаджи-Мурад!» бросились в шашки. Разъезд пронесся назад с криками: «Хаджи-Мурад! Хаджи-Мурад!» Крик этот подхватила милиция, стоявшая на бивуаке и, вскочив на коней, рассеялась в смятении. Затем, соединившись с партиями Кази-Магомы и Даниель-султана, Хаджи-Мурад поспешил навстречу генералу Аргутинскому и вместе с ними участвовал в кровопролитном бою под Мискинджи».

1851 г. становится годом величайшей славы Хаджи-Мурада и переломным этапом в его судьбе. После взятия в плен из Джен-гутая Мехтулинской ханши, после набега на Шуру и появления на Нухинском почтовом тракте у Барабатлинской станции, когда в его руки чуть не попал поезд самого цесаревича, для Хаджи-Мурада, казалось, не было ничего невозможного.

С 400–500 отборными всадниками он появлялся далеко в глубине занятого русскими войсками края, проходил за день до 100 км, вызывал войска фальшивой тревогой в противную сторону и, пользуясь общей суматохой, безнаказанно уходил. Эти замечательные партизанские способности и создали ему ту популярность в народе, ту известность в горах, какой не было до него ни у одного наиба и которая по временам настораживала самого Шамиля. И, как писал генерал В. А. Полторацкий, «какие только чудеса не трубят об этом аварском хвате! Если верить наполовину тому, что воспевают о его безумной отваге и невероятной дерзости, то и тогда приходится удивляться, как Аллах спас его сумасбродную голову. Военная слава Хаджи-Мурада ни в ком не встречает соперничества и славы, и популярность его гремит от Каспийского до Черного моря».

Слава и все растущая популярность Хаджи-Мурада становились опасными не только для противника, но и для династических намерений самого Шамиля, в чьем окружении также появились тайные враги и завистники знаменитого наиба. Одним из них, очевидно, был Даниель-султан Илисуйский, к тому же оскорбленный похищением своей тещи Нохбике и надеявшийся видеть преемником Шамиля своего зятя Гази-Магомеда. На съезде в Анди невысказанное намерение имама о назначении преемником своего сына было выражено другими примерно так: «Имам, война приобретает все более жестокий и кровопролитный характер, и никто не гарантирован от смерти. Желательно назвать преемника, который в случае чего продолжит наше дело». Другие в унисон называли имя Гази-Магомеда. Но на совете выявилась и другая партия, которая заявила, что о возможности смерти имама и речи быть не может, что означало, «если что и случится, тогда видно будет, кому быть имамом». Молчание Хаджи-Мурада на съезде не говорило в пользу Гази-Магомеда.

Что же касается неудачного рейда Хаджи-Мурада в Хайдак и Табасаран, он, судя по сложившейся ситуации, был заранее обречен. Ни Омар Салтинский с гораздо большими силами до того, ни Бук-Мухаммед в последующем не смогли поднять край на восстание против русских. Сочувствие их движению еще не означало готовность нести все тяжести борьбы в крае, в непосредственной близости от крупных баз регулярных русских войск. Пятьсот всадников Хаджи-Мурада тем более не могли выполнить эту миссию. Это был скорее повод к обвинению Хаджи-Мурада в провале и к попытке его ареста, о чем говорило столкновение с посланным для его ареста отрядом при Батлаиче на Хунзахском плато. Хаджи-Мураду предстояло сделать тяжелый выбор, и он был сделан – теперь уже на стороне русских войск против имама.

Следует также отметить и тот факт, что андийский съезд, на котором был назван преемником имама Гази-Магомед, охладил к борьбе многих соратников Шамиля. Династическая форма правления, прикрытая видимостью коллективного выбора, была ими воспринята как отход от принципов, заложенных при избрании главы государства – имамата при первых имамах, и умаление их заслуг перед народом.

Здесь нет необходимости подробно описывать историю побега Хаджи-Мурада от русских обратно в горы и его героическую смерть.

Интересно отметить, что наместник М. С. Воронцов и генерал М. 3. Аргутинский-Долгоруков, с которым он советовался как быть с Хаджи-Мурадом, сами не знали как с ним поступить: они, видимо, боялись ответственности. Соврешенно неожиданно на голову наместника Кавказа свалилась огромная беда: «В глубь России нельзя отправить, убить или посадить в тюрьму – тоже, а что у него на уме – один Аллах знает». Смерть Хаджи-Мурада, как писал сам М. С. Воронцов, «освободила его от ужасной тяжести, которую вполне чувствовал и нес безропотно», и «в том виде, как она случилась, для нас есть счастье…», ибо «этот неустрашимый человек был обоюдоострая шпага, которая могла бы сделаться затруднительной для нас».

А умер Хаджи-Мурад отчаянным храбрецом, каковым и жил. Как отмечает М. С. Воронцов, «на его глазах умерли двое его товарищей, и он сам, раненный четырьмя пулями, слабый и истекающий кровью, в отчаяниии бросился на атакующих, и тут-то его покончили!»

И, как писалось в редакционной статье «Русской старины», «Хаджи-Мурад был один из гениальнейших самородков. Сказать, что это был храбрец и удалец из самых храбрейших и удалых горцев – значит, еще ничего не сказать для его характеристики: бесстрашие Хаджи-Мурада было поразительно даже на Кавказе. Но его отличие было не в этом только свойстве: он был вполне необыкновеннейший вождь кавалерии, находчивый, предусмотрительный, решительный в атаке, неуловимый в отступлении. Довольно сказать, что бывали моменты, когда этот витязь держал как на сковородке столь умных полководцев, какими были князь Аргутинский-Долгоруков и победитель при Краоне М. С. Воронцов. Словом сказать, перенести этого гениального дикаря всего, каков он был, в армию французов, либо еще лучше в армию Мольтке, какую хотите европейскую армию, Хаджи-Мурад явился бы лихим командиром кавалерии и в челе ея во всякой армии был бы совершенно на месте».

В период наибольших успехов Шамиля на значительной части Дагестана и Чечни сложилось новое государство горцев – имамат, основной функцией которого была защита от превосходящих сил царского режима и местных феодалов. Вся духовная и светская власть в государстве находилась в руках имама. Территория государства менялась в зависимости от успехов и неудач восставших горцев. Население имамата было разноязычным и разноэтническим, в нем насчитывалось до 50 народов и этнических групп Дагестана и Северного Кавказа. Шамилю и его сподвижникам удалось объединить многие народности и союзы сельских обществ, «разделенные между собою и природой, и языком, и обычаями», в один общий союз с единой военной, гражданской и духовной системой управления. Объединение горцев происходило на религиозной основе шариата, утверждавшегося вместо многочисленных и разнообразных адатных отношений в общественной жизни.

На территории имамата действовали введенные Шамилем новые законодательные нормы, вошедшие в историю как низа-мы по различным отраслям права: государственному, уголовному, гражданскому и семейному. Официальным языком в имамате был признан арабский, являющийся языком ислама и мусульманского права – шариата, а также языком делопроизводства.

Для решения особо важных дел в имамате в 1841 г. был создан государственный совет (диван-хана), состоявший из заслуженных и авторитетных людей, пользовавшихся доверием Шамиля. Зять Шамиля Абдурахман отмечал, что на совещаниях «имам излагал только сущность дела и высказывал свое мнение. Настойчивость имама могла иметь место в отношении только военных предприятий».

Дела чрезвычайной важности обсуждались на съездах наибов, алимов, других представителей местной власти и депутатов от народа. Такие съезды проходили в Дарго (1841), Алмаке (1845), Анди (1847), Ругудже (1851), Хунзахе (1859) и имели огромное консолидирующее значение.

В административном отношении имамат делился на наибства – военно-административные единицы, число которых менялось от 50 до 17 в зависимости от успешности военных действий. Наибы, назначавшиеся из представителей самых различных национальностей, обладали всеми правами военного и гражданского администратора, за исключением права смертной казни. Видными военачальниками Шамиля были Ахверди Магома, Шуаиб Ичкерийский, Хаджи-Мурад Хунзахский, Кибит Магома Телетлинский, Галбац-дибир Каратлинский, Лабазан Андийский, Ташик Чеченский и многие другие. Власть в ауле осуществляли выборные старшины. Гражданское судопроизводство на местах осуществлялось дибирами, муллами и кадиями, в пределах всего наибства – муфтием. Высшей же судебной властью обладал имам и его совет.

В период управления Шамиля была создана единая государственная казна – байтулмал, основными источниками которой были ханско-бекская собственность, мечетские земли, имущество провинившихся перед законом, подушная подать (закят) в размере 1/10 части от урожая, подать с горных пастбищ и некоторых селений, пятая часть военной добычи и другие поступления и налоги. Примечательной особенностью налоговой системы был дифференцированный подход к налогоплательщикам, в соответствии с состоянием хозяйства и платежеспособностью.

Продолжая линию первых имамов, Шамиль проводил и активную социальную политику. Истреблялась непокорная высшая феодальная знать, освободились от зависимости ханов и беков крестьяне 220 аулов в количестве 130 ООО человек, по существу было ликвидировано и рабство в горном Дагестане. Шамиль вменил в обязанность владельцам рабов снабдить их всем необходимым и обращаться с ними человеколюбиво. Казенную землю получали отличившиеся воины и наибы, перебежчики из царской армии, а также нуждавшиеся сельские общества.

Решительную борьбу вел Шамиль и с кровной местью, уносившей множество жизней и отвлекавшей народ от борьбы с внешним врагом. А. Руновский писал, что «реформы, произведенные Шамилем по части кровомщения, были немногочисленны, но по результатам своим очень капитальны». Было объявлено, что кровная месть должна быть направлена только на того, кто ее принял, а не на родственников убитого и убийцы.

Запрещались в стране танцы, музыка, пение, употребление табака и спиртного, а ослушавшихся жестоко наказывали. Многие селения, противившиеся воле имама и отказавшиеся от введения шариата, подверглись разрушению и переселению.

В условиях тяжелейшей войны со значительно превосходившей силой противника строжайшая дисциплина, подчинение единому командованию и законам были необходимейшими условиями защиты государства. В имамате была создана значительная армия из постоянных отрядов и ополчения. Ядро армии составляли муртазикаты, находившиеся на службе у Шамиля (до 1000 чел.), и наибы, получавшие содержание от них. Каждые 10 семейств выставляли в армию Шамиля одного всадника, который содержался остальными 9 дворами. Все мужское население от 15 до 50 лет считалось военнообязанным и должно было принимать участие в народном ополчении. При этом каждый муртазикат становился начальником над жителями 10 дворов, от которых он был выставлен. Общая численность армии иногда доходила до 60 000 человек. Особые воинские подразделения составляли отряды перебежчиков из русских, поляков, украинцев и др., из которых даже был сформирован отдельный батальон. В столицах имамата Дарго, а затем и в Ведено имелись поселения этих солдат, причем Шамиль заботился о них и защищал от притеснений. Он писал: «Знайте, что те, которые перебежали к нам от русских, являются верные нам… Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями… Создайте им все условия и возможности к жизни».

В имамате существовала известная веротерпимость по отношению к иноверцам. В 1851 г. 20 семейств терских казаков с 2 священниками получили разрешение поселиться в Ведено, и им была выделена земля для строительства домов и церкви.

Для снабжения армии в имамате было налажено производство пороха, селитры, оружия, пуль в Ведено, Дарго, Гунибе, Унцукуле и других местах. Под руководством оружейника Джабраила в имамате было изготовлено до 50 пушек. Существовала в государстве и служба мухтасибов (осведомителей), контролировавшая деятельность наибов, и так называемая «летучая» почта для поддержания связей центра с местными властями. Руководство имамата имело тесные связи с дагестанскими и северокавказскими народами, не вошедшими в имамат, а также контакты с иностранными державами. В условиях длительной войны горцам нужны были союзники. Возлагались надежды на помощь единоверной Турции, однако реальной помощи горцы так и не получили.

Таким образом, имамат Шамиля обладал всеми необходимыми государственными элементами: армией, казной, законодательством, судопроизводством, системой административного управления, а также органами, осуществлявшими внутренние и внешние функции. М. Н. Покровский писал: «Имамат Шамиля представляет собой высшую точку, до которой поднималось когда-либо политическое творчество кавказских горцев, и отвечал высшей ступени экономического развития, достигнутой тогда горцами в интересах передовых горских групп».

Несомненно, что объединение горцев, как и в прежние эпохи, в единую государственную систему в тяжелейших условиях войны было прогрессивным явлением в истории Дагестана. Создание своего государственного образования в условиях изоляции и войны заставило царский режим убедиться в способности «диких» и «хищных» народов Дагестана и Чечни к самостоятельному, независимому существованию и подтвердило полную несовместимость насаждавшегося колониального режима с традициями и обычаями кавказских народов.

На 1852–1859 гг. приходится заключительный этап национально-освободительной войны горцев. Сосредоточив на Кавказе после окончания Крымской войны огромную армию (более 200 тыс. чел.) во главе с князем А. И. Барятинским, царские власти начинают широкомасштабное и планомерное наступление на непокорные горные районы Дагестана и Чечни. После ожесточенных боев война завершилась в Гунибе. 25 августа 1859 г. царские войска окружили Гуниб, где укрепился Шамиль и 400 человек его сподвижников. Защитников крепости оставалось все меньше и меньше с каждым штурмом крепости. Не видя выхода из создавшегося трагического положения, Шамиль был вынужден сложить оружие.

Впоследствии, под неусыпным контролем местных властей, Шамиль был отправлен в Россию. Лишь в 1870 г. он получил возможность посетить Мекку. Скончался великий имам Шамиль 3 февраля 1871 г. и был похоронен в Медине.

Так завершилась Кавказская война, продемонстрировавшая всему миру примеры необычайного мужества и героизма горцев и главным образом аварцев. После окончания войны установить свою власть в Дагестане царское правительство сумело лишь в 1864 г. Окончательное присоединение Дагестана к России имело впоследствии и свои позитивные стороны, поскольку горские народы вели упорную борьбу не столько против присоединения к России, сколько против военно-колониальной политики царизма, проводившейся жестокими методами. Несмотря на преобладание колониальных, великодержавных, шовинистических элементов в российской политике на Кавказе, местные народы получили возможность экономически, политически и культурно развиваться в составе великого государства. В новых условиях горцы получили возможность покончить с феодальными междоусобицами, защиту от внешних вторжений в лице Российской империи, которая опережала по социально-экономическому и политическому развитию султанскую Турцию и шахский Ирак, пребывавшие в состоянии экономическою и политического кризиса.