Текст книги "Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)"

Автор книги: Морис Леблан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2
Голубой бриллиант

Вечером 27 марта в доме 134 по авеню Анри-Мартен в небольшом особнячке, завещанном ему полгода назад братом, старый генерал барон д’Отрек, посланник в Берлине во времена Второй империи, дремал в удобном кресле. Сиделка читала ему, а сестра Августа согревала постель грелкой и зажигала ночник.

В одиннадцать часов монахиня, которая в виде исключения должна была этим вечером вернуться в монастырь своего ордена и провести ночь у сестры-настоятельницы, предупредила сиделку:

– Мадемуазель Антуанетта, моя работа закончена, я ухожу.

– Хорошо, сестра.

– Главное, не забудьте, что кухарка взяла отпуск и вы с прислугой остаетесь в доме одни.

– Не беспокойтесь о господине бароне. Я переночую в соседней комнате, как договорились, и оставлю свою дверь открытой.

Монахиня удалилась. Через минуту пришел за указаниями слуга Шарль. Барон как раз проснулся и распорядился сам:

– Все то же, Шарль: проверить, работает ли звонок в вашей комнате, чтобы вы могли по первому зову спуститься и сбегать за врачом.

– Господин генерал, как всегда, переживает.

– Дела мои не очень… не очень хороши. Итак, мадемуазель Антуанетта, на чем мы остановились?

– Господин барон не желает ложиться?

– Да нет, лягу попозже, к тому же мне ничья помощь не нужна.

Через двадцать минут старик уснул, и Антуанетта на цыпочках удалилась.

В это время Шарль, как обычно, аккуратно закрывал ставни на первом этаже.

В кухне он запер на засов дверь, выходящую в сад, а в прихожей, помимо всего прочего, набросил на дверь цепочку. Затем поднялся к себе в мансарду на четвертый этаж, лег и заснул.

Прошло, наверное, около часа, когда он резко соскочил с кровати: прозвенел звонок. Звонок звонил долго, может быть, секунд семь-восемь, протяжно, не прерываясь…

«Ну вот, – подумал Шарль, – очередная прихоть барона».

Он накинул одежду, сбежал вниз по лестнице, остановился перед дверью и, как обычно, постучал.

– Смотри-ка, – прошептал он, – света нет… Почему его, черт возьми, выключили? Мадемуазель! – позвал он вполголоса.

Никакого ответа.

– Вы здесь, мадемуазель? Что случилось? Господину барону нехорошо?

Окружающая тишина, тяжелая тишина, в конце концов встревожила Шарля. Он сделал два шага вперед, ударился обо что-то ногой и понял, что это перевернутый стул. И тотчас же его рука натолкнулась на лежащие на полу другие предметы – круглый столик на одной ножке и ширму. Забеспокоившись, он направился к стене, нащупал кнопку выключателя и повернул ее.

Посреди комнаты, между столом и зеркальным шкафом, лежал его хозяин, барон д’Отрек.

– Боже! Возможно ли это? – пробормотал Шарль.

Он не знал, что делать, и, замерев, уставился на перевернутые вещи, упавшие стулья, осколки большого хрустального подсвечника, на часы, валявшиеся на мраморной каминной доске, – на все эти следы дикой и ужасной борьбы. Неподалеку от тела блестела рукоятка стального кинжала. С лезвия стекала кровь. С подушки свешивался платок, покрытый красными пятнами.

Шарль завопил от ужаса. Тело барона выпрямилось в последней судороге, потом сжалось… Две-три секунды – и все было кончено.

Шарль наклонился. Из узкой раны на горле текла кровь, покрывая ковер черными пятнами. На лице запечатлелся безумный ужас.

– Его убили, – прошептал слуга, – его убили.

И он содрогнулся при мысли о другом возможном преступлении. Сиделка спала в соседней комнате, так разве убийца не мог покончить и с ней?

Он открыл туда дверь – комната была пуста. Возможно, Антуанетту похитили или же она вышла до совершения преступления.

Шарль вернулся в комнату барона, и взгляд его остановился на секретере: он заметил, что секретер не был взломан.

Более того, он увидел на столе рядом со связкой ключей и портмоне, которое барон убирал в стол каждый вечер, пригоршню золотых монет. Шарль схватил портмоне и осмотрел все отделения. В одном были банкноты. Он пересчитал их: тринадцать банкнот по сто франков.

Это оказалось сильнее его: инстинктивно, машинально, даже не задумываясь о том, что делает, он взял банкноты, спрятал в карман, скатился по лестнице вниз, отодвинул задвижку, сорвал цепочку, хлопнул дверью и бросился в сад.

Но все же Шарль был честным человеком. Не успел он открыть калитку, как порыв ветра ударил ему в лицо, освежив дождем, и он остановился. Совершенный поступок представился ему во всей своей очевидности, и Шарль ужаснулся.

Мимо проезжал фиакр, и он окликнул кучера:

– Братец, поезжай в полицию и привези комиссара… галопом! Человек умер.

Кучер стегнул лошадь. Шарль хотел было вернуться, но не смог: он захлопнул калитку, а снаружи она не открывалась.

Звонить было бесполезно, поскольку в особняке никого не было.

Он долго слонялся вдоль садов, образующих на улице со стороны Ля Мюэт радующий взгляд бордюр из зеленых, хорошо подстриженных кустов, и только прождав час, смог наконец рассказать комиссару о деталях преступления и передать ему в руки тринадцать банкнот.

За это время успели обратиться к слесарю, которому с большим трудом удалось вскрыть кованую калитку садовой ограды и входную дверь в дом. Комиссар вошел и, едва оглядевшись, сказал:

– Послушайте, вы говорили, что комната была в ужасном беспорядке…

Он обернулся. Шарль, казалось, прилип к порогу: вся мебель стояла на своих обычных местах! Круглый столик на одной ножке находился в простенке между окнами, стулья стояли, часы лежали на середине каминной доски. Осколки подсвечника исчезли.

Шарль, заикаясь от изумления, произнес:

– Труп… господин барон…

– В самом деле, – воскликнул комиссар, – где же жертва?

Он подошел к кровати и приподнял простыню. Под ней лежал барон д’Отрек, бывший посол Франции в Берлине, закутанный в генеральский плащ, украшенный орденом Почетного легиона.

Лицо спокойное. Глаза закрыты.

Лакей пробормотал:

– Кто-то заходил сюда.

– Но как?

– Не знаю, но кто-то заходил в мое отсутствие… Постойте, здесь, на полу, лежал очень тонкий кинжал, стальной… и на постели – платок в крови… Ничего нет… все унесли… все убрали…

– Да, но кто?

– Убийца!

– Мы нашли все двери закрытыми.

– Значит, он оставался в особняке.

– Он должен был оставаться тут, ведь вы не уходили с дорожки.

Шарль задумался и медленно произнес:

– В самом деле… в самом деле… и я не отходил от ограды… однако же…

– Скажите, кто был последним, кого вы видели рядом с бароном?

– Мадемуазель Антуанетта, сиделка.

– Что с ней?

– Я так думаю, что, раз ее кровать даже не разобрана, она должна была воспользоваться отсутствием сестры Августы, чтобы тоже уйти. Это меня не очень удивляет: она красива… молода…

– Но как она могла выйти?

– Через дверь.

– Вы задвинули засов и накинули цепочку.

– Позже! К этому моменту она могла уже выйти из особняка.

– И преступление случилось после ее ухода?

– Разумеется.

Обыскали дом сверху донизу, чердаки и подвалы, но убийца скрылся. Когда и как? Был ли у него соучастник, посчитавший нужным вернуться на место преступления и убрать все, что могло его скомпрометировать? Вот какие вопросы вставали перед полицией.

В семь часов прибыл судмедэксперт, в восемь – начальник сыскной полиции. Потом пришла очередь прокурора Республики и следователя. Особняк наполнился агентами, инспекторами, журналистами, приехал племянник барона д’Отрека и другие члены семьи.

Обыскали все, изучили положение трупа согласно показаниям Шарля, допросили сестру Августу, как только она приехала, но ничего не обнаружили. Помимо всего прочего, сестра Августа была обеспокоена исчезновением Антуанетты Бреа. Она наняла девушку двенадцатью днями ранее, положившись на отличные рекомендации, и отказывалась верить, что та могла бросить вверенного ей больного и уйти.

– К тому же в этом случае, – заявил следователь, – она бы уже вернулась. Значит, мы возвращаемся к вопросу: что с ней случилось?

– Я думаю, – сказал Шарль, – ее похитил убийца.

Предположение было правдоподобным и совпадало с некоторыми деталями. Начальник сыскной полиции сказал:

– Похищена? Как знать. Это не так уж невероятно.

– Не только невероятно, – произнес чей-то голос, – но абсолютно противоречит фактам, результатам расследования и очевидности.

Голос был грубым, акцент резким, и никто не удивился, узнав Ганимара. Только ему можно было простить столь непочтительную манеру изъясняться.

– Э, да это вы, Ганимар! – воскликнул господин Дюдуа. – А я вас не заметил.

– Я здесь уже два часа.

– Неужели вы интересуетесь еще чем-то, кроме билета 514 серии 23, дела улицы Клапейрон, Белокурой дамы и Арсена Люпена?

– Ха-ха-ха! – засмеялся старый инспектор. – Я бы не стал утверждать, что Люпен не причастен к делу, которое нас интересует… Но оставим эту историю с лотерейным билетом до следующего распоряжения и подумаем, что случилось сейчас.

* * *

Ганимар не относился к полицейским большого масштаба, расследования которых стали образцовыми и чье имя останется в судебных анналах. Ему недоставало озарений, посещающих людей, подобных Дюпену, Лекоку и Херлоку Шолмсу. Но он обладал отличными рядовыми качествами – наблюдательностью, проницательностью, упорством и даже интуицией. Его заслугой было умение работать совершенно независимо. Ничто, если только это не гипнотическое воздействие Арсена Люпена, не выводило Ганимара из равновесия и не влияло на него.

Как бы то ни было, этим утром он сыграл свою роль не без блеска, и его работу мог бы по достоинству оценить любой судья.

– Прежде всего, – начал он, – я попрошу господина Шарля припомнить следующее: находились ли предметы, которые он видел в первый раз опрокинутыми или сдвинутыми, на своих обычных местах, когда он вошел снова?

– На обычных местах.

– Итак, очевидно, что их мог расставить только тот человек, для которого место каждого из предметов привычно.

Это замечание ошеломило присутствующих. Ганимар продолжил:

– Следующий вопрос, мсье Шарль. Вас разбудил звонок… Как по-вашему, кто вас вызывал?

– Черт возьми, конечно же, господин барон!

– Хорошо, но в какой момент он мог позвонить?

– После драки… умирая.

– Невозможно, потому что вы нашли его лежащим бездыханным на месте, удаленном от кнопки звонка более чем на четыре метра.

– Ну, тогда он позвонил во время борьбы.

– Невозможно, потому что звонок, как вы сказали, был ровным, непрерывным и длился семь-восемь секунд. Полагаете ли вы, что нападавший дал ему возможность так долго звонить?

– Тогда это случилось раньше, в момент нападения.

– Невозможно. Вы сказали, что между звонком и моментом, когда вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Если бы барон позвонил раньше, то борьба, убийство, агония и бегство должны были бы произойти в этот короткий промежуток, равный трем минутам. Повторяю: это невозможно.

– Но ведь, – сказал следователь, – кто-то позвонил. Если это не был барон, то кто?

– Убийца.

– Зачем?

– Его цель мне неизвестна. Но этот факт доказывает, что он должен был знать о звонке, проведенном в комнату слуги. А кто мог знать об этой детали, если не человек, живший в доме?

Круг подозреваемых сужался. Несколькими быстрыми, четкими, логичными фразами Ганимар расставил все по местам, и мысль старого инспектора стала ясна. И заключение следователя было совершенно естественным:

– Короче говоря, вы подозреваете Антуанетту Бреа.

– Я не подозреваю ее, я ее обвиняю.

– Вы обвиняете ее в соучастии?

– Я обвиняю ее в убийстве генерала барона д’Отрека.

– Да что вы! А где доказательства?

– Клок волос, который я обнаружил в правой руке жертвы. Волосы были прямо вдавлены в кожу ногтями.

И он показал эти волосы: они были ярко-белыми и сверкающими, словно золотые нити.

Шарль прошептал:

– Это действительно волосы мадемуазель Антуанетты. Не может быть никакой ошибки. – И добавил: – Да, и еще… Еще кое-что. Я уверен, что нож… тот, которого я не увидел во второй раз… принадлежал ей, она пользовалась им для разрезания страниц.

Тишина была долгой и мучительной, как если бы преступление становилось еще ужаснее оттого, что было совершено женщиной. Следователь задумался.

– Допустим, до получения доказательств того, что барон был убит именно Антуанеттой Бреа, придется еще объяснить, каким путем она, совершив преступление, могла сбежать и вернуться после ухода господина Шарля, а затем снова выйти перед приездом комиссара. У вас есть версия на сей счет, господин Ганимар?

– Нет.

– Так как же тогда?

Вид у Ганимара был смущенный. Наконец не без видимого усилия он произнес:

– Единственное, что я могу сказать: я вижу тут тот же способ, что и в деле с билетом номер 514 серии 23. Тот же феномен, который можно назвать «способность исчезать». Антуанетта Бреа появляется и исчезает из этого особняка так же таинственно, как и Арсен Люпен проник к мэтру Дэтинану и исчез оттуда вместе с Белокурой дамой.

– Что это значит?

– Это значит, что я не могу не задумываться об этих двух совпадениях, по крайней мере странных: Антуанетта Бреа была нанята сестрой Августой двенадцать дней назад, то есть на следующий день после того, как Белокурая дама ускользнула из моих рук. Кроме того, волосы ее точно такого же яркого цвета, металлического оттенка с золотистым блеском, как и волосы, найденные нами здесь.

– Получается, Антуанетта Бреа…

– Не кто иная, как Белокурая дама.

– Следовательно, оба дела провернул Люпен?

– Думаю, что да.

Раздался взрыв смеха. Это хохотал шеф сыскной полиции.

– Люпен! Всюду Люпен! Люпен замешан во всем, Люпен везде!

– Он там, где он есть, – по слогам произнес обиженный Ганимар.

– Нужно еще, чтобы у него были причины где-то находиться, – заметил господин Дюдуа, – в данном случае причины кажутся мне непонятными. Секретер не был взломан, портмоне не украли. Даже золото осталось на столе.

– Да, – вскричал Ганимар, – но как же знаменитый бриллиант?

– Какой бриллиант?

– Голубой бриллиант! Знаменитый бриллиант, украшавший корону французских королей, переданный герцогом д’А… Леониду Л… а после смерти Леонида Л… перекупленный бароном д’Отреком в память о великолепной актрисе, которую он любил без памяти. Это одна из тех историй, которые старые парижане вроде меня не могут забыть.

– Выходит, – сказал следователь, – если голубой бриллиант не отыщется, то этим все объясняется. Но где искать?

– На пальце господина барона, – ответил Шарль. – Он не снимал голубого бриллианта со своей правой руки.

– Я смотрю на эту руку, – заявил Ганимар, приближаясь к жертве, – и, как вы можете убедиться, на ней всего лишь простой золотой перстень.

– Поверните руку ладонью вверх, – посоветовал слуга.

Ганимар так и сделал и разжал сведенные пальцы. Кольцо было повернуто внутрь, и в центре оправы сиял голубой бриллиант.

– Ну и ну, – пробормотал остолбеневший Ганимар, – я ничего не понимаю…

– Надеюсь, теперь вы перестанете подозревать этого несчастного Люпена? – засмеялся господин Дюдуа.

Ганимар помолчал, подумал и нравоучительным тоном ответил:

– Именно в моменты, когда ничего не понимаю, я начинаю подозревать Арсена Люпена.

Таковы были первые разыскания, проведенные полицией на следующий день после этого странного преступления. Обстоятельства неясные, противоречивые, в которые дальнейшее расследование не внесло ни ясности, ни достоверности. Передвижения Антуанетты Бреа остались совершенно необъяснимыми, как и передвижения Белокурой дамы. К тому же никто не знал, кем было это таинственное существо с золотистыми волосами, убившее барона д’Отрека и не снявшее с его руки легендарный бриллиант из королевской короны Франции.

Помимо всего прочего, любопытство, которое вызывала эта драма, превращало преступление в настоящее злодеяние, ожесточавшее общественность.

Наследники барона д’Отрека не преминули воспользоваться подобной рекламой. Они организовали на авеню Анри-Мартен, прямо в особняке, выставку мебели и предметов, которые будут продаваться в зале Друо. Современная мебель посредственного вкуса, не имеющая никакой художественной ценности… но в центре комнаты, на подставке, обтянутой гранатового цвета бархатом, под стеклянным колпаком, сверкал перстень с голубым бриллиантом, охраняемый двумя полицейскими.

Великолепный огромный бриллиант несравненной чистоты, невыразимо голубого цвета, подобного небу, отраженному в капле чистой воды, того голубого цвета, каким бывает чисто выстиранное белое белье. Им восхищались, им восторгались… и с ужасом рассматривали комнату жертвы: место, где лежал труп, паркет, с которого убрали окровавленный ковер, и особенно стены, непреодолимые стены, сквозь которые просочилась преступница. Публика проверяла, не вращается ли мраморная доска камина, не скрывает ли резьба на зеркале пружину, поворачивающую зеркало. Посетители воображали себе зияющие дыры, отверстия туннелей, канализационные желоба и катакомбы…

Продажа голубого бриллианта состоялась в особняке Друо. Люди задыхались в толпе. Аукционная лихорадка дошла до безумия.

Собрался весь Париж, любители распродаж – те, кто покупает, и те, кто хочет создать видимость того, что они могут купить. Здесь были биржевики, художники, дамы из разных слоев общества, два министра, один итальянский тенор и даже король в изгнании, который, дабы подчеркнуть свою состоятельность, с превеликим апломбом дрожащим голосом довел ставки до ста тысяч франков. Сто тысяч франков! Он мог предложить их, не компрометируя себя. Итальянский тенор рискнул ста пятьюдесятью тысячами, пайщица французской компании – ста семьюдесятью пятью тысячами.

Тем не менее на двухстах тысячах франков любители упали духом. На двухстах тысячах пятидесяти остались только двое: Хершманн, знаменитый финансист, король золотых приисков, и графиня де Крозон, богатейшая американка, владелица прославленной коллекции бриллиантов и драгоценных камней.

– Двести шестьдесят тысяч… двести семьдесят тысяч… семьдесят пять… восемьдесят! – выкрикивал распорядитель, переводя вопрошающий взгляд с одного участника торгов на другого. – Двести восемьдесят тысяч – мадам… Что скажет мсье?

– Триста тысяч, – пробормотал Хершманн.

Тишина. Все смотрели на графиню де Крозон. Она стояла, опираясь на спинку стула впереди, и улыбалась, но бледность выдавала ее замешательство. И она сама, и все присутствующие знали исход поединка, он не подвергался сомнению: все неизбежно должно было завершиться к выгоде финансиста, капризы которого подкреплялись более чем полумиллиардным состоянием. Однако графиня произнесла:

– Триста пять тысяч.

Снова тишина. Все повернулись к королю приисков в ожидании неизбежного повышения цены на торгах. Было очевидно, что оно произойдет – серьезное, внезапное, окончательное.

Но ничего этого не случилось. Хершманн оставался бесстрастным, его взгляд был прикован к листу бумаги, который он держал в правой руке, другой сжимая вскрытый конверт.

– Триста пять тысяч, – повторил распорядитель. – Раз… Два… Еще есть время… Никто ничего не скажет? Я повторяю: раз… два…

Хершманн был невозмутим. Снова тишина. Раздался удар молотка.

– Четыреста тысяч, – произнес Хершманн, подскакивая, словно этот звук вывел его из оцепенения.

Слишком поздно. Торги завершились.

Все бросились к нему. Что случилось? Почему он не сказал этого раньше?

Он засмеялся.

– Что произошло? Черт побери, я сам не знаю! На минуту задумался.

– Возможно ли это?

– Ну да, мне принесли письмо.

– И этого оказалось достаточно…

– Да, чтобы на какое-то мгновение привести меня в замешательство.

Ганимар был там – присутствовал при продаже перстня. Он подошел к одному из рассыльных.

– Это вы передали письмо господину Хершманну?

– Да.

– От кого?

– От одной дамы.

– Где она?

– Где? Смотрите, мсье, вон там… дама в плотной вуали.

– Она уходит?

– Да.

Ганимар кинулся к двери, увидел даму, спускающуюся по лестнице, и побежал. Толпа задержала его перед входом. За дверью он не смог ее найти.

Полицейский вернулся в зал, подошел к Хершманну, представился и спросил о письме. Хершманн отдал его. В письме, второпях написанном карандашом незнакомым финансисту почерком, были следующие слова: «Голубой бриллиант приносит несчастье. Вспомните о бароне д’Отреке».

Злоключения голубого бриллианта на этом не закончились. Шестью месяцами позже бриллиант, уже известный по убийству барона д’Отрека и по событиям в особняке Друо, приобрел грандиозную известность: действительно, следующим летом великолепную драгоценность, завоеванную с таким трудом, у графини Крозон украли.

Подведем итоги этого любопытного дела, волнующие и драматические перипетии которого взволновали всех. Мне наконец позволено пролить свет на случившееся.

Вечером десятого августа гости господина и госпожи де Крозон собрались в зале великолепного замка, возвышающегося над заливом Соммы. Звучала музыка. Графиня села за пианино, положив на маленький столик возле инструмента свои драгоценности, среди которых был и перстень барона д’Отрека.

Через час граф удалился, ушли и два его кузена д’Анделль, и госпожа де Реаль, близкая подруга графини де Крозон. Графиня же осталась в обществе господина Блейхена, австрийского консула, и его жены.

Они разговаривали, затем графиня погасила большую лампу, стоявшую на столе в зале. В этот же момент господин Блейхен потушил две свечи на пианино. На какое-то мгновение воцарилась темнота, и все несколько растерялись, но потом консул зажег свечу, и все трое разошлись по своим комнатам. Едва войдя к себе, графиня вспомнила о драгоценностях и послала горничную за ними. Та вернулась, положила драгоценности на камин, но хозяйка не стала их проверять. На следующий день мадам де Крозон заметила, что одного перстня нет – с голубым бриллиантом.

Графиня сообщила мужу. Они незамедлительно пришли к выводу, что горничная – вне всяких подозрений, виновным мог быть только господин Блейхен.

Граф известил комиссара главного управления полиции Амьена, который начал следствие и организовал тайную и весьма активную слежку, чтобы австрийский консул не мог ни продать, ни переправить перстень.

Денно и нощно полицейские сторожили замок.

Две недели прошли без малейших происшествий. Господин Блейхен сообщил о своем отъезде. В тот же день на него была подана жалоба. Комиссар официально вмешался и приказал досмотреть багаж. В небольшой сумке, с ключом от которой консул никогда не расставался, обнаружили флакон с мыльным порошком, а в этом флаконе перстень.

Мадам Блейхен упала в обморок. Ее мужа арестовали.

Мы помним о системе защиты, избранной обвиняемым. Он говорил, что не может объяснить наличия перстня ничем иным, кроме мести господина де Крозона. «Граф жестокий человек, его жена несчастлива. Я имел длительную беседу с графиней и усиленно призывал ее развестись. Граф узнал об этом и отомстил: взял перстень и в мое отсутствие положил его в несессер с туалетными принадлежностями». Граф и графиня решительно настаивали на своем. Объяснение, которое давали они, и объяснение консула были в равной степени вероятны. Публике оставалось только выбрать. Никакой новый факт не перевесил чашу весов правосудия в одну сторону. За целый месяц разговоров, предположений и расследований не было установлено ни одного достоверного факта.

Устав от всего этого шума, не имея возможности предоставить очевидное доказательство вины, подтверждающее обвинение, господин и госпожа де Крозон потребовали, чтобы из Парижа прислали представителя сыскной полиции, способного разобраться в этом клубке хитросплетений. Приехал Ганимар.

В течение четырех дней главный инспектор вынюхивал, собирал сплетни, прогуливался по парку, вел длительные беседы с горничной, шофером, садовниками, служащими соседних почтовых отделений, посещал комнаты, занимаемые супругами Блейхен, кузенами д’Анделль и госпожой де Реаль. Затем в один прекрасный день он исчез, не попрощавшись с хозяевами.

Неделей позже они получили следующую телеграмму:

«Прошу вас прибыть завтра, в пятницу, в пять часов вечера в японский чайный салон на улице Буасси д’Англа. Ганимар»

Ровно в пять часов в пятницу автомобиль графа и графини остановился перед домом номер 9 по улице Буасси д’Англа. Не объясняя ничего, старый инспектор, поджидавший на тротуаре, сопроводил их на второй этаж чайного салона.

Они обнаружили в одном из залов двух человек, которых Ганимар им представил:

– Господин Жербуа, преподаватель лицея в Версале, у которого, как вы помните, Арсен Люпен украл полмиллиона. Господин Леонс д’Отрек, племянник и единственный наследник барона д’Отрека.

Все четверо уселись. Несколькими минутами позже появился пятый человек. Это был глава сыскной полиции.

Казалось, господин Дюдуа был в скверном расположении духа. Он поздоровался и сказал:

– Что случилось, Ганимар? Мне передали в префектуре ваше телефонное сообщение. Это серьезно?

– Весьма серьезно, шеф. Менее чем через час здесь произойдет развязка последних событий, в которых я принимал участие. Мне кажется, что ваше присутствие необходимо.

– А также и присутствие Дьёзи и Фоланфана, которых я заметил у входа?

– Да, шеф.

– Так в чем дело? Речь идет об аресте? К чему весь этот спектакль? Ну же, Ганимар, мы вас слушаем!

Ганимар колебался несколько секунд, потом с явным намерением поразить своих слушателей произнес:

– Я утверждаю, что господин Блейхен не причастен к краже перстня.

– О! – произнес господин Дюдуа. – Но это всего лишь утверждение, хотя и весьма серьезное.

Граф спросил:

– Этим… открытием ограничиваются ваши усилия?

– Нет, мсье. Через день после кражи случайное путешествие в автомобиле привело троих из ваших приглашенных в предместье Креси. Тогда как двое из них посещали знаменитое поле битвы, третий поспешил в почтовое отделение и отправил маленькую, перевязанную бечевкой коробочку, запечатанную согласно правилам, с указанной ценностью в сто франков.

Госпожа де Крозон возразила:

– В этом нет ничего странного.

– Может быть, вам покажется менее естественным то, что эта особа, вместо того чтобы назвать свое настоящее имя, отправила посылку от имени Руссо, а получатель, некто господин Белу, проживающий в Париже, съехал в тот же день, когда получил коробочку, то есть перстень.

– Вероятно, – спросил граф, – речь идет об одном из моих кузенов д’Анделль?

– Речь не идет об этих господах.

– Тогда о госпоже де Реаль?

– Да.

Ошеломленная графиня воскликнула:

– Вы обвиняете мою подругу, госпожу де Реаль?

– Один простой вопрос, мадам, – ответил Ганимар. – Госпожа де Реаль присутствовала при продаже голубого бриллианта?

– Да, но она сама пришла туда. Мы с ней не договаривались.

– Она советовала вам приобрести перстень?

Графиня напрягла память.

– Да, действительно… я даже думаю, что именно она заговорила об этом первая.

– Обращаю внимание на ваш ответ, мадам. Мы установили, что госпожа де Реаль первая заговорила с вами об этом перстне и что именно она посоветовала вам его купить.

– Однако… моя подруга не способна…

– Простите, простите, но госпожа де Реаль – всего лишь случайная знакомая, а не ваша близкая подруга, как утверждают газеты, что и отводило от нее подозрения. Вы познакомились с ней только нынешней зимой. Думаю, я сильно вас удивлю, если скажу, что все, рассказанное ею о себе, о своем прошлом и о своих связях, – полный вымысел. Госпожи Бланш де Реаль не существовало до вашей встречи, как не существует сейчас.

– И что дальше?

– Дальше? – спросил Ганимар.

– Да. Вся эта история очень забавна, но какое отношение она имеет к нашему случаю? Если госпожа де Реаль взяла перстень, что никоим образом не доказано, то почему она сунула его в мыльный порошок господина Блейхена? Зачем? Если человек пытается похитить голубой бриллиант, то потом он его прячет. Что вы на это ответите?

– Я? Ничего. А вот госпожа де Реаль ответит.

– Так она существует?

– Она существует… не существуя. Итак, в нескольких словах. Три дня назад в газете, которую ежедневно читаю, я увидел в начале списка иностранцев в Трувиле «Отель Бориваж, госпожа де Реаль, и т. д.» Как вы понимаете, в тот же вечер я был в Трувиле и допросил директора «Бориваж». По описанию примет и некоторым собранным мною сведениям эта госпожа де Реаль, да просто госпожа Реаль, проживавшая на третьем этаже, и была той особой, которую я искал. Но она покинула отель, оставив свой адрес в Париже: улица Колизе, дом 3. Позавчера я побывал по этому адресу и узнал, что там никогда не проживала госпожа де Реаль, а была просто мадам Реаль с третьего этажа, занимавшаяся перепродажей бриллиантов и часто отсутствовавшая. Еще накануне она вернулась из поездки. Вчера я позвонил в ее дверь и, назвавшись вымышленным именем, предложил мадам Реаль свои услуги в качестве посредника между ней и людьми, имеющими возможность скупать ценные камни. Сегодня у нас здесь состоится встреча по случаю первой сделки.

– Как! Вы ожидаете ее?

– В четверть шестого.

– Вы уверены?

– Что это госпожа де Реаль из замка де Крозон? У меня неоспоримые доказательства. Но слышите… сигнал Фоланфана….

Прозвучал свисток. Ганимар вскочил.

– Нельзя терять ни минуты! Господин и госпожа де Крозон, будьте любезны перейти в соседнюю комнату. Вы тоже, господин д’Отрек, и вы, господин Жербуа. Дверь будет открыта, и по первому сигналу прошу вас выйти. Шеф, останьтесь здесь.

– А если придут другие люди? – заметил господин Дюдуа.

– Нет. Это только что открытое заведение, его хозяин – один из моих друзей и не впустит ни одной живой души… кроме Белокурой дамы.

– Что вы говорите? Белокурая дама!

– Белокурая дама собственной персоной, шеф, сообщница Арсена Люпена, таинственная Белокурая дама, против которой у меня есть определенные доказательства, против которой я хочу, помимо всего прочего, в вашем присутствии собрать свидетельства всех, кого она ограбила. – Он выглянул из окна. – Она приближается… входит… у нее нет ни единого шанса ускользнуть: Фоланфан и Дьёзи охраняют вход… Мы поймали ее, шеф!

Почти что в ту же минуту на пороге появилась женщина – высокая, худощавая, с очень бледным лицом и волосами ярко-золотистого цвета.

Ганимар был настолько взволнован, что не мог произнести ни слова. Она была тут, перед ним, в его власти!

Какая победа над Арсеном Люпеном! Какой реванш! И в то же время эта победа казалась ему одержанной с такой легкостью, что он спрашивал себя: не выскользнет ли эта дама у него из рук при помощи фокусов, на которые Люпен был такой мастер.

Белокурая дама ждала, удивленная этим молчанием, и, не скрывая своего беспокойства, озиралась по сторонам.

«Она уйдет! Исчезнет!» – испугался вдруг Ганимар и встал между дамой и дверью. Она повернулась и хотела выйти.

– Нет, нет, – сказал он, – почему вы уходите?

– Позвольте, мсье, мне непонятно ваше поведение… Оставьте меня!

– У вас нет никакой причины уходить, мадам, напротив, все говорит за то, что вам надо остаться.

– Однако…

– Бесполезно. Вы не выйдете.