Текст книги "Никто мне не верит"

Автор книги: Молли Катс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава восьмая

Обычно Грега не интересовали рыжеволосые женщины. Но у этой были красивые тонкие черты лица, хорошо очерченный рот, розовые камешки в розовых ушках… в общем, все вместе понравилось ему настолько, что он последовал за ней в книжный магазин Дальтона.

В эти дни он мало смотрел на женщин; ему было достаточно того, что он имел. С тех пор, как он встретил Линн, ему не требовалось нечто большее, чтобы чувствовать себя счастливым.

Это было еще одно достоинство Линн, которое она могла добавить к своим остальным дарованиям. Ему следовало бы отлить памятную табличку.

Женщина остановилась около книжной полки. Он остановился около стеллажа за ее спиной и вытянул голову, чтобы увидеть, какую книгу она выбрала.

«Принципы обучения подростков».Должно быть, она была учителем и преподавала какой-нибудь специальный предмет. Он почувствовал, как участилось биение его сердца. Снова отличительная особенность Линн. Она возбудила в нем тягу к женщинам будничных профессий. Вызов был таким заманчивым.

Сквозь стекло витрины лился солнечных свет, придавая волосам женщины огненный блеск. Грег наблюдал, как она листала страницы на удивление широкими пальцами с большими неотполированными ногтями. Казалось, ей было достаточно мгновения, чтобы просмотреть любую сложную диаграмму.

Ему пришлось прикрыть рот рукой, чтобы сдержаться от довольного хихиканья.

Но это была одна из самых притягательных его черт – чувство юмора. Линн часто говорила ему об этом.

Было бы просто чудесно узнать, что она думает о его чувстве юмора теперь.

Он вспомнил другой случай, когда он воспользовался камерой для ночных съемок Марти, косметолога из Калистоги. К тому времени у него уже появилась традиция давать любовные имена, и для нее он выбрал имя «Пони», навеянное ее длинными золотисто-каштановыми волосами, которые она обычно перетягивала лентой.

Он сделал несколько снимков, когда она перегнулась через стул: ее волосы свешивались вниз и ее попка была поднята – очаровательная попка, которая стоила того, чтобы дважды менять презерватив, что всегда служило естественным извинением за то, что он оставлял ее на минуту, ту минуту, которая требовалась ему, чтобы взять камеру.

На следующий вечер, в воскресенье, он пробрался в ее парикмахерскую и приклеил фотографии в витрине, изображением на улицу, чтобы все было готово к тому моменту, когда она откроет двери перед началом работы; и, выйдя наружу, заклинил дверь.

Для Линн он сделал только один снимок. Она обладала репортерским чутьем; он боялся, что она услышит жужжание перематываемой пленки.

Но она не услышала, и он смог перенести свое представление из парикмахерской на телевещательную станцию.

Господи, как она его вдохновляла.

Он испытывал наслаждение, когда представлял, как она беспокоится и мучается ожиданием того, что будет дальше. Его восхищала мысль о том, как полиция перерывает горы бумаг, проверяя «Федерал Экспресс» и другие почтовые глупости. Однако могло случиться так, что даже имя Линн Марчетт не заставило их тратить время на расследование этих невинных шуток.

Возможно, они сделают это позже.

Женщина подошла к кассе и заплатила за две книги. Последовав за ней к выходу, Грег заметил их отражение в стеклянной двери. Она была такой изящной; он самым трогательным образом возвышался над ней. Он мог заполучить ее в мгновение ока.

Но он снова почувствовал, что его это не интересует.

Единственный интерес для него представляла только Линн. Он мог думать только о ней.

* * *

– Я пытался связаться с вами, – сказал Майк. Он стоял в дверях квартиры Линн, одетый в черные джинсы, парку зеленовато-коричневого цвета и неизменный свитер. Этот украшали буквы «Б. С.». – Час назад я оставил сообщение в вашем офисе.

Линн отступила в сторону, чтобы впустить его.

– Я рано вернулась домой. Я еще не забирала сообщения.

Она уже перестала принимать тиленол, потому что таблетки не могли заглушить головную боль. То, что ей пришлось проводить шоу, зная, что каждый человек на съемочной площадке и в кабине звукооператора только что закончил рассматривать ее влагалище, полностью истощило все ее силы.

Майк сказал:

– Фотографии были отправлены двумя пачками – из Западного Лос-Анджелеса и из Студио-сити. Их просто опустили в почтовые ящики.

Линн вернулась к дивану. Пузырь со льдом лежал на журнальном столике. Во время последнего посещения зубной врач выписал ей перкодан, но она не выполнила его предписания.

– Вы звонили, чтобы сообщить это?

– Нет. Я звонил, чтобы получить ваше согласие на предоставление лос-анджелесской полиции дополнительных сведений.

– Каких сведений?

– Ваше имя, – сказал он.

–  Нет.

Зазвонил телефон. Линн вышла на кухню, чтобы ответить.

– Это я, – произнес Деннис. – Кара сказала, что ты ушла домой, потому что плохо себя чувствуешь.

– Ужасная головная боль.

– Это понятно. Как ты сейчас? Мы можем поговорить о том, что происходит?

– Давай сделаем это завтра.

Линн вернулась в гостиную. Ей действительно требовалось приложить лед, независимо от того, была она одна или нет. Она приложила лед ко лбу.

– Это звонил мой начальник. Послушайте, я не хочу вам категорически отказывать, но у меня нет ни малейшего желания, чтобы в Лос-Анджелесе узнали, кто я.

– Подумайте как следует, – сказал Майк. – Если у кого-нибудь и есть сведения на этого парня, то только у них. Плюс у них есть единственное в стране подразделение, занимающееся вопросами предотвращения преследований. Они работают со знаменитостями; они – полиция Лос-Анджелеса.

– Но почему им нужна информация о моей личности, чтобы передать вам необходимые сведения?

– Им нужна веская причина, чтобы серьезно заниматься этим. А это мой единственный козырь. Здесь нет состава преступления, нет даже…

– Он унизил меня отвратительными снимками, которые были сделаны тайно. Он угрожал мне в письме.

Майк покачал головой:

– Делать фотографии, пускай даже тайно, или посылать их другим людям – это еще не преступление. Что же касается письма, он сообщил вам, что он несобирается делать. «Мне было бы так легко причинить тебе боль… но это принесло бы только минутное удовлетворение». Послушайте, Линн, мне неприятно это говорить, но парень был великолепен. Практически, мы не можем обвинить его даже в преследовании. Я не могу назвать разумной значительную трату времени на это дело, и если мы найдем его, единственное, что мы сможем сделать – это побеседовать с ним на эту тему. Что хотел ваш шеф?

Она заморгала от неожиданности:

– Поговорить об этом деле. Он нервничает. Мы готовим пробный показ программы по общенациональному телевидению, и у нас очень важная ежедневная программа.

Майк кивнул, рассматривая ее. Она не могла не заметить, как он безжалостно смотрит на людей, никогда не отводя взгляда, не прерывая возникающего напряжения.

– А чем это шоу особенное?

– Его будут транслировать в прямом эфире двадцать две станции. Мы будем отвечать на телефонные звонки со всех концов страны.

На кухне раздался громкий шум, и Линн подскочила. Майк побежал туда.

– Лед, – крикнул он. – Он оттаял в сосуде.

– Я превращаюсь в развалину, – сказала Линн. – Я панически пугаюсь каждого звука.

– Кто будет на этом шоу?

Она начала привыкать к его неожиданным сменам темы разговора. Она просто послушно следовала за ним. А почему нет, если ей нечего скрывать?

Она сказала:

– Родители, чьи дочери умерли после абортов, сделанных самим себе.

– Хорошая тема. Вам следует больше времени уделять темам, связанным с детьми. Проблемы усыновления – я могу дать вам информации больше, чем вы сможете переварить.

– Я учту это.

Она отложила лед и помассировала затылок кончиками пальцев, чтобы снять все усиливающуюся боль в районе лба.

– Вы принимали что-нибудь болеутоляющее? – спросил Майк.

– Тиленол, сегодня утром. Он не помог.

– Лучше всего принимать простой аспирин. Он у вас есть?

– Не уверена.

Ему не требовалось задавать вопросы, чтобы найти ванную комнату. Она услышала, как он открывал шкафчики. Она поднялась, чтобы пойти к нему, но вместо этого резко остановилась, неожиданно осознав значение одного из высказываний Майка.

«Я не могу назвать разумной значительную трату времени на это дело».

Что же он тогда здесь делает?

Почему он продолжает заниматься этим делом?

Хочет раскрыть преступление, которое таковым не считает, совершенное человеком, которого нельзя назвать преступником? Или потому, что хочет прибрать к рукам человека с телевидения?

Линн встала. Ее охватила паника. Она едва держалась на ногах от этого чувства и боли, но целеустремленно направилась к ванной.

Майк склонился к шкафчику под раковиной и перебирал баночки с кремами и витаминами. Наконец он нашел аспирин.

Линн остановилась перед ним.

– Если вы не считаете разумным тратить время на мой случай, то почему вы здесь?

Он бросил на нее оценивающий взгляд, словно проверял показания термометра. Он поднял голову.

Она стояла в одних колготках, а на нем были ботинки, но их глаза были примерно на одном уровне. Она дрожала от боли, страха и ярости, но она собрала остатки сил и пристально смотрела на него, не отводя глаз.

– Вы думаете, что я – псих. – сказала она. Эти слова принесли новую боль, словно каждый звук был равносилен сильному удару по голове. – Вы позволяете мне думать, что вы на моей стороне, но это не так. Вы копаете вокруг меня яму и ждете, когда я в нее упаду!

Она ждала, что он закричит на нее в ответ, ей так этого хотелось: ей нужна была реальность предложений, ответов, всех возможных «да» и «нет». Что бы она ни услышала, это было лучше, чем бесконечное метание между кошмарами.

Но вместо этого он прошел мимо нее в гостиную, по дороге прихватив на кухне стакан воды.

– Идите сюда, – бросил он через плечо. – Сядьте.

Она осталась стоять на месте.

– Не надо опекать меня. Я жду вашего ответа. – Ее голова настолько разболелась, что ей пришлось сжать ее руками.

Он открыл пузырек с аспирином и протянул ей три таблетки и воду.

– Я отвечу на все ваши вопросы. Но сперва выпейте это.

Она вернулась к дивану. Она сделала то, что он сказал; это был самый простой выход.

Майк сел на стул и пододвинул его ближе к столу, тем самым сократив расстояние между ними. Он наклонился вперед. У Линн возникло мимолетное воспоминание о том, что точно так же он сидел на шоу. Даже через камеру чувствовалось то агрессивное напряжение, которое он излучал.

– Сперва я сомневался, признаю это, – сказал он. – Ваша помощница обвиняет вас – ваша подруга… – Он покачал головой. – Это настораживало. То проклятое письмо– тоже. Имитация вашего почерка – ну что ж.

Он еще немного наклонился вперед. Его глаза были почти черными.

– Да, я подозревал вас. Вы могли таким образом пытаться привлечь к себе внимание. Сделать из этого шумную историю. Вы сами могли быть маньяком.

Теперь, слушая его слова, она хотела, чтобы их не было, так же сильно, как недавно жаждала, чтобы он произнес их.

– Спустя один день, – продолжал он, – я решил, что это не вы. Вы никогда не смогли бы написать это саркастическое замечание о своем теле, выпиравшем из купальника.

– Это была единственная причина? – спросила она.

– Нет. Это та причина, которую я могу четко сформулировать. А сегодня эти фотографии… – Он покачал головой. – Вам достаточно моих ответов?

Она сказала:

– Нет. Я все еще не понимаю, почему вы продолжаете заниматься этим.

Он вздохнул:

– Потому что мы имеем дело с совершенно другим типом аномального поведения, чем я думал. Совершенно другой уровень. Подделать ваш почерк так хорошо, что даже ваша помощница не может заметить разницы… использовать камеру для ночных съемок и рассылать фотографии…

– Что? Договаривайте.

– Я не знаючто. В этом все и дело. – Он снова вздохнул. – До письма все его дерьмовое поведение соответствовало обычной схеме. Чем-то отличалось, но в целом соответствовало. Можно было ожидать, что ему все это надоест и он оставит вас в покое. Теперь же… – Он пожал плечами. – Это может не произойти. Возможно, что все станет еще хуже.

* * *

Деннис пододвинул ей стул:

– Как твоя голова сегодня?

В лучшем состоянии, чем мое достоинство, хотела сказать Линн, но промолчала. Долгая бессонная ночь принесла ей понимание того, какую точно цель преследовала эта фотография: заставить ее скрываться и избегать всех тех, кто ее видел.

Не сдавайтесь.

– Я мог бы завести с тобой совершенно бессмысленный разговор, – сказал Деннис, – но ни тебе, ни мне это не надо. Позволь мне сказать только одно: есть какая-то зловещая ирония в том, что, уделив столько внимания навязчивым идеям и тайным преследованиям на своем шоу, ты теперь должна сама пройти через это.

Линн выпрямилась на роскошном стуле:

– Спасибо за понимание, Деннис.

– Сейчас в Голливуде просто какая-то эпидемия. Я постоянно об этом читаю. Никогда не думал, что придется самому с этим столкнуться.

– Я тоже, – сказала Линн.

– Похоже, мы всегда должны помнить о том, что у известности есть оборотная сторона. Ты становишься знакомой широкой публике, но уже не можешь контролировать, кого это к тебе привлечет. Ты привлекаешь внимание какого-нибудь психа, который решает, что имеет на тебя право… Что делает полиция? Я собираюсь слегка поторопить их.

– Один детектив работает над этим, когда у него есть возможность, – он был гостем на том шоу. Они мало что могут сделать. Здесь нет состава преступления.

– Вздор. Как этот человек смог забраться в твою квартиру, чтобы сделать эту фотографию?

Тут Линн поняла, что Деннис ничего не знает о Греге. А она предполагала, что уже вся станция обсуждает версии ее истории.

– Этот человек мне знаком, – сказала она. – У нас была любовная связь. Но она стала казаться мне странной, и я прервала ее. Тогда он начал присылать мне разные вещи, преследовать меня. Он прислал мне угрожающее письмо, написанное моим собственным почерком…

– Из-за этого было отложено совещание по пробному показу?

– Да.

– Ты сказала, что оно было написано твоим почерком?

– Он так хорошо подделал его, что даже Кара… не могла отличить подделку.

– Когда он сделал фотографию?

– Он сделал ее тайно, когда мы еще продолжали встречаться.

Деннис минуту смотрел на нее в молчании.

– И как долго вы встречались?

– Всего лишь пару недель. Он живет в Лос-Анджелесе. Там мы и познакомились, когда я ездила на переговоры с КТВ.

В дверь постучали, и вошла Кара.

– Я только что разговаривала с секретарем Опры. Программа положительно заинтересовала их. Она думает, что тебе следует позвонить Опре.

– Сейчас?

– Сейчас.

Глава девятая

Никогда еще Грег не получал такого удовольствия, планируя свои сюрпризы.

Обычно в его распоряжении был только один человек, которого он мог удивить. В случае с Линн он получил многочисленную аудиторию, которая позволяла ему выбирать варианты реализации своих потенциальных возможностей. И он будет это делать, будет. Как раз сегодня он продумал детали того, что сделает во время следующего своего визита к ней.

Он вовсе не собирался прощаться с Линн.

Как правило, он расставался с ними на этом этапе. Он получал свое вознаграждение, и в будущем вряд ли могло произойти что-то, способное привлечь его интерес и внимание.

Правда, в некоторых случаях он расставался с ними раньше, в очередной раз убеждаясь, что на свете живут более сумасшедшие люди, чем он предполагал. Иногда он или она вбивали в свою пустую голову, что его подарки и шутки являются подтверждением истинной любовной связи… они были похожи на собак, которые настолько глупы, что не видят, что брошенная им филейная часть изъедена червями.

Несколько раз Грегу довелось пожалеть, что свои любовные игры он организует сам и только для себя: порой возникало желание, чтобы кто-то еще мог разделить с ним радость от очередной шутки.

Он помнил темноглазую олениху: длинные ноги, маленькое личико, что и толкнуло его дать ей такое любовное имя – Тина. Ласковая и нетребовательная. Он впервые встретил ее в Студио-сити, в кафе, где она сидела за его спиной, а он словно прослушивал радиоспектакль.

Лакомясь копченой лососиной, он, от нечего делать, прислушивался к ее разговору с мужем. Точнее, к тому, что говорил ее муж; слышно было только его, а Тина изредка издавала звуки, выражающие восхищение и внимание.

Однако, дожидаясь кофе, Грег начал слушать более внимательно, заинтересовавшись происходящим. Муж Тины – его звали Джереми – выпил уже три или четыре рюмки водки и развлекался. Джереми добивался того, чтобы Тина закончила этот ужин признанием за собой некоего воображаемого преступления, за которое он получал возможность наброситься на нее. То, что проделывал Джереми для того, чтобы загнать ее в ловушку, было достойно похвалы.

Самому Грегу никогда не требовалось опускаться до подобной тактики. Она была для середнячка, продолжающего почетную традицию, начатую его отцом и дедом. Но это вовсе не означало, что он не был способен оценить прелесть того, чему он стал свидетелем; так истинный гурман время от времени наслаждается хорошим гамбургером.

Грег уже предвкушал десерт, когда Джереми привел Тину в нужное состояние. Мужчина рассказал ей какую-то бессвязную запутанную историю, а затем, когда она начала задавать вопросы, обвинил ее в том, что она не обращает на него внимания… а потом перешел в нападение.

– Ты меня не слушала. Ты никогдане слушаешь, – прошипел Джереми.

– Я слушала. Я это всегда делаю.

– Черт побери, ты думаешь только о себе. Все должно вертеться вокруг тебя. Я устал слушать твой вонючий вздор.

– Перестань вопить…

–  Не смей, черт возьми, указывать мне, что делать!

Неожиданно Грега осенило. Он мог превратить эту маленькую пьесу в настоящий живой спектакль.

Он положил деньги на стол и вышел из своей кабинки. Он зашел в их кабинку и посмотрел на них сверху вниз: Джереми развалился на стуле, физиономия его была красного цвета, Тина храбро скрестила руки на груди, но подбородок ее дрожал.

Грег нежно сказал Тине:

– Я невольно подслушал ваш разговор. Позвольте мне вызвать для вас такси.

– Кто, черт возьми, ты? – зашипел Джереми.

– Заткнись, – сказал Грег. – Ты специально дразнишь эту женщину. Если ты такой крутой, найди себе более подходящий объект для третирования. – Грег дотронулся до плеча Тины. – Вы не должны это терпеть. Можете уйти отсюда со мной.

Она не захотела ехать домой, в тот дом, который она делила с Джереми, поэтому Грег снял комнату в мотеле и просидел там с ней полночи, просто держа ее за руку и смотря по телевизору старые фильмы, пока она не заснула, положив голову ему на грудь.

* * *

Победа над ней далась ему на удивление легко. Тина развелась с Джереми, сняла для себя квартиру, а затем спрашивала его совета по каждому вопросу обстановки и внутренней отделки. Для завершения Акта третьего этой пьесы Грег, возродив Тину к новой жизни, постепенно загнал ее в ту же ловушку, которую расставлял ей Джереми, сделав это, конечно, более тонко; но это было настолько легко, что принесло ему больше раздражения, чем радости.

Он начал сочувствовать Джереми.

* * *

По Джереми она не скучала, но к нему, вспомнил Грег, прилипла как банный лист. Что бы он ее ни просил, она только старалась еще больше угодить ему. Ей безумно нравилась татуировка; она сделала бы еще одну на поджелудочной железе, попроси он об этом. Ни одно требование не казалось ей слишком необоснованным, ни один половой акт не был для нее слишком унизительным. Она была готова мыть Пол по три раза на день, перевешивать все вещи в своем шкафу, возбуждать и удовлетворять его под столом в китайском ресторане.

Даже после того, как он порвал с ней, он не мог от нее избавиться. Что бы он ей ни посылал, ни писал, ни делал, она все принимала как должное. Она не давала емуспокойно жить; вечера и уик-энды она проводила в поездках на машине, разыскивая его по всему Лос-Анджелесу.

Раза два она находила его, давая тем самым интересный материал для расширения его опыта. Никогда еще он самне становился объектом подобных действий.

Но ведь это и было отличительной особенностью истинного искателя приключений, не так ли? Приветствовать и смаковать сложности, вызванные чем-то непредвиденным.

* * *

Затем был Авель, его попутчик по дороге из Сакраменто в Сан-Диего – Грег дал ему это имя за его удивительную преданность.

Грег летел первым классом, привилегия, подаренная ему той работой, которой он тогда занимался, и, пребывая в праздничном настроении, он с удовольствием выпил шампанского, которое струилось словно…

– Шампанское, – подсказал сидящий рядом лысеющий мужчина, и они оба громко расхохотались.

Они представились друг другу; Грег вручил ему одну из своих многочисленных визитных карточек, с именем Этана Ричардса из Сакраменто – визитку, которую он недавно получил от настоящего Этана, торговца каменными плитами. С ним он познакомился в холле отеля «Марриотт».

Авель был одет в спортивный пиджак – и глаза его были подведены косметическим карандашом. Когда, после омара и еще некоторого количества шампанского, он предложил пройти в туалет и выкурить на двоих сигарету с марихуаной, Грег согласился… и с интересом наблюдал, как Авель отключил детектор дыма, зажег сигарету и, после того как они выкурили ее, сбросил с себя пиджак, а затем и все остальное.

В течение недели Грег встречался с Авелем по вечерам. Затем, когда его работа подошла к концу, он выкроил время для небольшого развлечения, выражавшегося том, что он посылал на работу Авелю подарки: самые эротические мужские журналы и т. д.

Но Авель, так же как и Тина, был непробиваем.

Вернувшись домой в Лос-Анджелес, Грег продолжал читать в газетах зашифрованные объявления: «ЭТАНУ» – «АВЕЛЬ» СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СВЯЖИСЬ СО МНОЙ. Его следующая работа снова привела его в Сакраменто, и он наткнулся на Авеля в «Марриотте», так как тот в свое время видел у него спичечный коробок из этого отеля.

И снова Трег поддался течению событий, используя ситуацию для своей пользы. Он позволил Авелю думать, что они снова вместе, дал ему ощущение полета, а затем быстро перекрыл этот поток благодати еще одной плотиной из по-настоящему дьявольских шуток.

Никто не мог сказать, что ему был чужд экспромт.

* * *

Последовавший за Днем благодарения четверг был облачным и ненастным: ветер раскачивал уличные фонари и разносил по городу песок, который нельзя было увидеть, но который скрипел на зубах.

Линн открыла замок своей входной двери. Она из последних сил сдерживала свое напряжение. Казалось, каждый день приносил новую тяжесть, не уменьшая уже накопленной. Она все время думала о Греге, о том, что он сделает в следующий раз. Гадала, что думают о ней окружающие.

Анджела советовала ей больше тренироваться. Казалось, она была довольна тем, что Линн начала посещать ее клуб, но слишком активно старалась руководить тем, что там делала Линн. Именно это плюс ее повышенная бдительность по охране покоя Лоуренса привели к тому, что Линн стала избегать ее.

Но она сделала то, что просила Анджела. Бубу ничего не знал о фотографии. Его давление держалось в норме.

Линн закрыла за собой дверь, вывалила на журнальный столик целую охапку почты и опустилась на софу.

Ветер яростно стучался в дверь, ведущую на террасу.

Ей захотелось туда выйти; стихия всегда вызывала у нее желание встретиться с ней лицом к лицу, почувствовать ее на своей коже, посмотреть, что она сделала с портом.

Но она слишком устала.

Она села и принялась просматривать почту. Среди писем и рекламных буклетов ей попался конверт из плотной коричневой бумаги. Она отнесла его на кухню и вскрыла с помощью ножа.

И так и застыла около кухонного стола, не в силах двинуться с места.

Это была та же самая фотография, которую получил каждый работающий на Третьем канале, но в эту были внесены изменения. На месте сосков были красные кровавые дыры. Нож для разделки мяса был воткнут в промежность, и с простыней с голубыми колокольчиками на ковер капала кровь.

Что-то случилось с ее мышцами. Она захотела бросить эту отвратительную фотографию, но не могла. Она продолжала держать ее, не в силах отвести взгляд, прикасаясь к каплям крови…

Неожиданно ее руки снова обрели подвижность Она отшвырнула снимок и наступила на него, втирая сапогами в пол.

На минуту в ней проснулся прагматизм, и она подумала, не уничтожает ли предмет, который может стать уликой для обвинения. Но еще более разумный внутренний голос ответил, что вряд ли ей так повезет.

Снаружи усилился шум ветра, со свистом проносящегося вдоль террас. Этот звук больше уже не был дружелюбным и очаровывающим.

Она постаралась подавить в себе страх. Если бы не это героическое усилие, она бы уже рыдала.

Но чувство паники не оставляло ее.

Лучше всего будет позвонить Майку.

Она перенесла телефон на диван, набрала номер полицейского участка и услышала короткие гудки.

Занято?

Она, наверное, неправильно набрала номер.

Она попробовала снова, затем еще два раза. Теперь была занята сама линия.

Ее охватила паника. Она чувствовала ее присутствие в странных местах: под языком, в подмышках.

Она еще раз набрала номер. Услышала короткие гудки и нажала кнопку повторного набора.

Неожиданно погас свет.

Она вскрикнула и вскочила, ударившись коленкой о журнальный стол. Она побежала к двери, распахнула ее и увидела темный коридор, затем бросилась обратно в квартиру за пальто, двигаясь с максимальной быстротой и пользуясь руками как антеннами.

Лифт не работал. Она в последний раз метнулась в квартиру, чтобы схватить зонтик. Она ощупью спустилась по ступенькам, размахивая перед собой зонтом, как это делают слепые; зонт казался ей в эту минуту единственным средством защиты.

Толкнув дверь, ведущую с лестницы в вестибюль здания, она увидела благословенный свет – это были уличные фонари! Она бросилась к двери и рывком распахнула ее, буквально упав в объятия ветра и нормальной реальности.

* * *

– Это все из-за погоды, – сказал Майк. – По всему городу перебои в подаче электроэнергии. Где вы? Куда я звоню?

– Я у Кары. Я приехала сюда на такси. Майк, я не могла дозвониться даже до полицейского участка!

– Это понятно; все туда звонят в такой вечер. Вы – не единственная, кто впадает в панику.

– Но я – единственная,у кого отключается свет в тот вечер, когда приходит по почте полная злобы вещь от больного, порочного…

– Линн! – прервал он. – Вы должны успокоиться. Когда вы начинаете нервничать, этим вы только помогаете ему. – Послышался звуковой сигнал. – Мой цыпленок готов. Подождите секунду.

Ники смотрел на Линн. Она протянула руку и погладила ему голову.

Вернулся Майк.

– Я собираюсь поесть. Я сегодня работал с семи до семи и просто умираю от голода.

Линн спросила:

– Вы не могли бы прислать полицейского, чтобы он осмотрел мою квартиру?

– Сегодня вечером? Вы шутите?

– Нет, я не шучу. Я хочу быть уверена, что энергосистема не была повреждена умышленно.

– С ней произошло то же самое, что происходит сегодня вечером со всеми. По всему городу целые кварталы погружены в темноту. Очень жаль, что это проклятое письмо пришло именно сегодня, но это всего лишь совпадение. Позвольте дать вам один совет.

– Какой?

– Сделайте вид, что вас это совершенно не волнует. Если хотите, переночуйте сегодня у Кары, но, начиная с завтрашнего дня, ведите себя так, словно в вашей жизни не происходит ничего ужасного.

Ники ткнулся в нее носом, но Линн пыталась сосредоточиться на словах Майка.

– Но это же будет просто отказом от борьбы?

– Этот способ срабатывает. Это дает преимущество вам, а не ему. Мы говорим об этом всем жертвам. Вы не можете контролировать его поступки, но вы можете следить за своей реакцией на них. И чем увереннее вы это сделаете, тем будет лучше. Взять себя в руки – это именно то, Линн, что вам сейчас необходимо. Достаточно фантазий на тему о том, как этот выродок мчится через всю страну на Восточное побережье, чтобы отключить у вас электричество.

* * *

– Возможно, я делаю что-то не так, – сказала Линн Элизабет Вейл. – Одна из основных причин, по которым я вступила в клуб, – это желание снять стресс. Но, похоже, это у меня плохо получается.

Они сидели напротив друг друга за столом в офисе для собеседований. Элизабет встала, достала тонометр и обернула манжету вокруг руки Линн.

– Сто десять на семьдесят. Нормально, – сказала Элизабет. – Когда вы в последний раз проходили полное медицинское обследование?

– Около года назад. Я не больна. Я завожусь по любому поводу и не могу отойти. У меня страшные головные боли…

– Вы делаете растяжку до и после тренировок?

– Обычно я об этом забываю.

Элизабет встала:

– Давайте спустимся вниз.

Она провела Линн в массажный кабинет. В нем были стены персикового цвета и мягкое напольное покрытие, неяркое освещение. В центре стоял обитый дерматином стол, покрытый чистой простыней; в комнате пахло туалетным мылом.

Элизабет повращала ручку настройки на приемнике, подбирая мелодию.

– Весенний лес? Нет, думаю, лучше водопад, – сказала она, и звуки нежных всплесков наполнили комнату.

Она уложила Линн на стол. Следующие полчаса Элизабет тянула, давила и вращала каждую часть ее тела. Она занималась шеей Линн, откуда брали начало головные боли, и особое внимание уделила верхней части спины и плечам.

– Вы чувствуете боль в голове и шее, но зарождается она здесь, – говорила Элизабет своим спокойным голосом. – Плохой день на работе заполняет этот треугольник в верхней части спины напряжением. Напряжение, по мере накопления, образует болевые узлы. Для многих людей это заканчивается судорогами; у вас же начинается головная боль.

Слушая объяснения, звучащие под тихий плеск, Линн думала о том, как бы ей хотелось, чтобы трудности на работе были единственной причиной ее напряжения.

К концу сеанса она действительно почувствовала себя лучше.

– Впервые за последние три дня мне не кажется, что я тащу на спине громадный рюкзак.

– Показать вам упражнения, которые вы можете делать прямо в офисе, чтобы снять нарастающее напряжение?

– Да. Жаль, что вы не работаете на дому у клиентов.

– Иногда работаю.

– Правда?

– Только с определенными клиентами.

– Итак, – сказала Линн, – если человек не может прийти сюда, вы можете приехать нему домой или в офис?

– Для вас или Бернадин я бы смогла.

– Спасибо.

Элизабет пожала плечами:

– Вы обе можете быть полезными для меня. Вы делаете мне рекламу. Давайте говорить начистоту: у вас прекрасные фигуры, вы обе в хорошей физической форме, а все знают, что систему упражнений для вас разработала я. Когда наступит время и я открою свой собственный клуб, мне бы хотелось, чтобы такие женщины, как вы и Бернадин, записались в него – и привели своих подруг.

* * *

Фотографии умерших девочек были приколоты булавками к пробковой доске в кабинете Линн.

Этот монтаж был сделан для ролика, анонсирующего это шоу. Эти лица западали в память: пять миловидных девочек-подростков с носами-пуговками и взбитыми волосами, которые забеременели, не захотели сказать об этом – и умерли.