Текст книги "У хороших девочек нет клыков (ЛП)"
Автор книги: Молли Харпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Мы уже поговорили с Андрэа Бирн, – произнесла Офелия тоном, которым обычно выносят приговор. – Она – одна из немногих людей, слово которых способно поколебать наше мнение. Пока что мы решили принять вашу версию, но вам стоит знать, что мы продолжим расследование смерти Уолтера. Если нападение было оправдано, или мы придем к мнению, что вы невиновны, вы получите наши самые глубокие извинения. Однако, если мы узнаем, что вы лгали Совету, вам грозит весьма строгое наказание. Андрэа будет наказана заодно с вами.
– Если вы не возражаете, то мне хотелось бы знать, – прокаркала я, – зачем вы просили рассказать вам, как с моей точки зрения все происходило, если все равно собирались воспользоваться услугами мисс Полиграф[10]?
Офелия пожала своими совершенно голыми плечами.
– Чтобы проверить, сказали бы вы нам правду без посторонней помощи, если конечно, ваша версия событий является таковой. Кроме того, нам нравится измерять силу наказания, в соответствии с тяжестью обмана.
– Тогда, уж не сочтите за дерзость, если я поинтересуюсь, какого рода «наказание» мне могли бы впаять? – спросила я.
Если бы я совершенно точно не знала, что кости пальцев на моих ногах восстановятся, то была бы очень расстроена тем, с каким сокрушительным давлением Габриель оттаптывал мою ногу.
Офелия ухмыльнулась.
– Вас могли поставить перед выбором: или оказаться запертой в гробу, полном пчел, или ощутить всю прелесть раскаленного серебряного прута прямо в вашей…
– Офелия, – примирительно взглянув на меня, прервал ее мистер Маршан. – Достаточно.
– Она просто шутит, – заверила меня София. – Серебряный прут практически комнатной температуры. Древние вампиры назвали это Испытанием.
– Почему? – спросила я.
– Потому что звучит до жути пугающе, – мотнула головой Софи.
Я покинула место за столиком прежде, чем принесли мои блинчики, что, в конечном счете, было даже к лучшему. Скорее всего, присутствие несъедобных блинов стало бы для меня последней каплей. Габриель сопроводил меня к машине прежде, чем я успела бы сказать еще что-нибудь изобличительное. И под «сопроводил», я подразумеваю, что он протащил меня через всю парковку словно пещерный человек и совсем не по-джентельменски впихнул на пассажирское сиденье.
– Что, черт возьми, это было? – заорала я. Ощутив возвращение полной работоспособности своих рук и ног, я воспользовалась возможностью навешать ему тумаков, как только он уселся за руль. – Ты знал, что они собирались со мной сделать? И гроб, полный пчел? Какого дьявола?
– Успокойся, просто успокойся, – сказал он, ловя мои запястья. Я думала, что Габриель хотел помешать мне его ударить, но он принялся осматривать мою покрасневшую кожу, сосредоточено изучая отметины, оставленные ищущей правду экспедицией Софи в мой мозг. Я хранила молчание до тех, пока не увидела, как они начали исчезать. Надо же, мне почему-то казалось, что чувство жжения будет длиться гораздо дольше.
– Да что с вами не так, а? – возмутилась я. – Почему ты не сказал мне, что они собирались покопаться в моем мозгу? Знаешь, меня воспитывали в абсолютной уверенности, что содержание чьего-то мозга, это его личное дело! И ты заметил, что мне приходится все время на тебя орать?
– Джейн, я знаю, ты была напугана…
– Я была в ужасе, ты, осел.
Он склонился над пассажирским сиденьем, сжав мое лицо в ладонях прежде, чем я успела сообразить, что случилось. Несмотря на то, что я была зла, как тысяча чертей, не могу сказать, что мне не понравилось его целовать. Или что я не ответила на поцелуй. Потому что, черт… я имею ввиду, черт побери, он отлично целовался. И если уж наш первый поцелуй был искрами и фейерверком, то этот – стал полномасштабным ядерным взрывом. Все мое тело принимало активное участие в процессе – лицо, губы, руки, ноги от бедер и до самых икр. Не думаю, что он в действительности прикасался ко всем этим местам. Я просто знаю, что они участвовали.
Поначалу скольжение его языка по губам было едва уловимым, постепенно становясь все более и более требовательным до тех пор, пока я уже не могла определить, где начинается его рот и заканчивается мой собственный. Габриель притянул меня к себе на колени, руками прижав лодыжки по обе стороны от своих ног, при этом поглаживая оголенную кожу большими пальцами. Я потянула его за волосы, заставляя откинуть голову, чтобы можно было прижаться губами к небольшой ямке на подбородке. Габриель заворчал, не желая прерывать поцелуй. Он вернул мой рот обратно к своим губам, одну руку опустив мне на затылок, другой – теснее прижимая мои бедра к своим.
На соседнем парковочном месте остановился микроавтобус. Я услышала задушенные смешки, перешедшие в неприкрытый гогот, трех подростков, выбирающихся из машины вместе со своими родителями.
Один из детей крикнул:
– Эй, снимите комнату!
Я отпрянула от Габриеля, снова оказавшись на своем месте и изо всех сил пытаясь игнорировать хохот покидающих стоянку детей. Я таращилась на него какое-то время, показавшееся мне тревожно долгим. У меня не было поцелуев, вроде этого, вот уже… ну, в общем, никогда. Я наконец-то нашла нечто простое и естественное в наших отношениях с Габриелем: обжимашки с ним.
Ура мне.
Едва я успела сформировать в голове это умозаключение, как он снова оказался на моей половине машины, и все повторилось сначала. Действия Габриеля застали меня врасплох, и я случайно прикусила его нижнюю губу – достаточно сильно, чтобы пошла кровь. Хорошие новости заключались в том, что ему это понравилось, так что моя оплошность была воспринята как провокация, а не проявление неуклюжести.
– Если это было попыткой заставить меня заткнуться, то пошел ты, – выпалила я, когда он вновь отстранился.
Спрятав лицо в моих волосах, он пробормотал:
– Я сделал это, потому что хотел. Твое молчание стало дополнительным бонусом.
Я отпихнула его за плечи.
– Осел.
– Ты это уже говорила, – сказал он, пальцами обводя контур моего подбородка.
– Я и в этот раз имела ввиду то же самое.
– Джейн, я знаю, ты была напугана. Знаю, что их методы дознания могут быть по-настоящему зверскими, но это было необходимо, – сказал он, твердо притягивая меня к груди. Я уткнулась лбом в изгиб его шеи, с радостью обретая хотя бы несколько мгновений душевного комфорта. Выворачивание мозгов наизнанку – весьма изматывающий эмоциональный опыт.
– Я знаю, ты сердишься на меня за то, что притащил тебя сюда, – пробормотал он. – Но отказ сотрудничать с Советом повлек бы за собой гораздо больше проблем. И как твой Сир, я ответственен за твое представление перед советом. Мне также следовало присматривать за тобой в эти первые недели. Очевидно, у меня это не очень хорошо получилось.
– Эй, это довольно оскорбительно, – сказала я, ткнув его под ребра.
Габриель наконец сказал:
– Я сожалею.
– Прошу прощенья? – сказала я, приставив ладонь к уху. – Это что сейчас такое было?
– Я сожалею, – повторил он. – Сожалею о том, что был настолько резок с тобой у тебя дома. Сожалею, что закатил сцену из-за проведенного тобой времени с Диком. Сожалею, что был так … неуравновешен по отношению к тебе. Я никогда прежде не проводил время со своим потомками. Возникли сложности, которых я не ожидал. Во мне накрепко засела эта подавляющая потребность защищать тебя, чему ты, в свою очередь, здорово мешаешь.
– Почему ты никогда не проводил время с потомками?
– Это было невозможно, – сказал он голосом, не терпящим дальнейших расспросов. – И даже если бы ты не была моей подопечной, я чувствовал бы то же самое. Мы связаны, ты и я. Именно поэтому видеть тебя сегодня вечером с Диком было так тяжело. Он всегда умел найти подход к дамам, а ты принадлежишь как раз к тому типу женщин, которых он любит развращать. Одна лишь мысль о другом мужчине, прикасающимся к тебе, целующим тебя, о его запахе на твоей одежде, твоей коже… Я не мог этого вынести. Да еще прибавь сюда вызов совета, и вот тебе моя острая реакция.
– Так значит, не то, чтобы я тебе нравилась, просто случилось так, что биологический инстинкт заставляет тебя ревновать, – пробормотала я.
– Да… то есть, нет! – выпалил он. – Почему ты постоянно низводишь меня до уровня болтливого идиота?
– Так это еще называется «болтливый»? – усмехнулась я.
– Когда речь заходит обо мне – да, – отрезал он.
Мне пришлось признать, что так и есть.
– Ты чувствуешь его запах на мне? – спросила я, принюхиваясь к своей блузке. – На что он похож для тебя? Как по мне, так это всего лишь похоть и бергамот.
– Это бесполезно, – проворчал Габриель. Он коротко прижался своим лбом к моему, затем поцеловал в весок, лоб, переносицу. После чего спрятал лицо в изгибе моей шеи, глубоко вдохнув. – Как бы то ни было, я действительно наслаждаюсь твоим ароматом, и ты мне нравишься. Очень. Я хочу оберегать тебя. Если бы с тобой что-то случилось, не знаю, что бы я делал.
Я подняла голову, с опаской следя за ним.
– Ты же не собираешься чего-нибудь учудить с ворсом из моей сушилки[11], не так ли?
– Никогда не угадаешь, что вылетит из твоего рта, – сказал он, разглядывая меня. – И я наслаждаюсь этим в какой-то даже нездоровой манере. Я просто хочу сказать, что еще до того, как обратил тебя, твой запах был одной из тех вещей, которые меня притягивали.
– А как я пахла?
– Как моя, – сказал он, целуя изгиб моей шеи, кончик носа, и, наконец, губы. – Ты пахла так, словно была моей.
– Можешь отвести меня домой прямо сейчас?
– Устала? – спросил он. – Методы Софи могут быть очень изматывающими.
– Нет, просто не хочу, чтобы еще больше людей видело, как я обжимаюсь с каким-то случайным парнем на парковке «Баррель Крекер».
– Едва ли меня можно назвать случайным, – сказал он, возвращаясь на водительское сиденье. – Я – твой Сир.
– Ну, люди этого не знают, потому что не в курсе, что я – вампир, – сказала я, протирая запястья. – Я уже подмочила свою репутацию потерей работы и публичной пьянкой. Не стоит добавлять «прилюдный парковочный перепихон» к этому списку.
– Однажды ты объяснишь мне, что это значит, и не думаю, что ответ мне понравится, – пробормотал он, поворачивая ключ в замке зажигания.
Сноски:
1. «Клуб Львов» (англ. Lions Clubs International) – совокупность международных общественных благотворительных организаций – клубов, основанных в США в 1917 году бизнесменом из Чикаго, Мелвином Джонсом. Эти клубы осуществляют различные гуманитарные проекты. Централизованное руководство клубами осуществляет Lions Clubs International Foundation.
Девиз сообщества Lions «Мы служим». Основные программы Lions Club это сохранение зрения, слуха и речи, борьба с диабетом, yпомощь детям, и другие программы.
Персональный девиз Джонса: "Ты не сможешь получить большего пока будешь делать все только для себя".
2. Скарсезовские мафиози – очевидно имеется ввиду знаменитая трилогия гангстерских фильмов режиссера Мартина Скорсезе:
*«Злые улицы» (англ. Mean Streets, США, 1973 год) – фильм – драма о нравах и морали Маленькой Италии Нью-Йорка. Одна из дебютных ролей Роберта Де Ниро принесла ему премию Национальной ассоциации кинокритиков Америки. Картина включена в национальный реестр фильмов Библиотеки Конгресса США.
*«Славные парни» (англ. Goodfellas, 1990г.) – кинофильм. Обладатель пяти наград Британской Киноакадемии (включая лучший фильм), приза МКФ и премии «Оскар» которая была вручена Джо Пеши за лучшую роль второго плана. Визитная карточка фильма – культовая фраза которой открывается картина: «As far back as I can remember, I’ve always wanted to be a gangster» —(Сколько себя помню, я всегда хотел быть бандитом).
*«Казино» (англ. Casino) – кинофильм, снятый в 1995 году, основанный на одноименной книге Николаса Пиледжи и Ларри Шандлинга. Не рекомендуется просмотр детям и подросткам моложе 16 лет. Пиледжи называл «Казино» последним вкладом в гангстерскую трилогию, начатую кинолентами «Злые улицы» и Славные парни.
Примечание: актер Роберт Де Ниро сыграл роль в каждом из этих фильмов.
3. «Баррель Крекер» (англ. «Cracker Barrel») – сеть ресторанов-магазинов, основанная в 1969 г. и насчитывающая более 500 заведений. Как правило эти рестораны размещаются невдалеке от скоростных автомагистралей. Их отличительным признаком является «домашняя» пища и стилизованная под старину обстановка.
Вывеска ресторанов:
4. 813 округ – никаких официальных сведений о делении территории США на округи и их нумерации найти не удалось, поэтому предполагаю, что это собственноручно обозначенные вампирами условные «зоны», основанные для удобства организации и управления.
5. «Люкс» – мыло этой известной марки впервые было произведено в Индии в 1909 г. «Туалетная» версия была представлена в США в 1925 г., в 1928 г. – в Великобритании.
6. Кария пекан (Пекан), или Гикори пекан, или Кария иллинойсская лат. Carya illinoinensis) – вид древесных растений семейства Ореховые (Juglandaceae), распространённый на юго-востоке США, от южных районов штатов Айова и Индиана до Техаса и Миссисипи включительно. Также пекан произрастает в Крыму, на Кавказе и в Средней Азии. Орехи – плоды этого дерева – используются в кулинарии. Это листопадное дерево достигает 25—40 м в высоту и способно плодоносить на протяжении 300 лет. Ближайший родственник пекана – грецкий орех, произрастающий на юге России и Украины.
7. Гарланд Дэвид Сандерс (англ. Harland David Sanders), более известен под псевдонимом Полковник Сандерс (англ. Colonel Sanders) (9 сентября 1890 – 16 декабря 1980) – основатель сети ресторанов быстрого питания Kentucky Fried Chicken («Жареный цыплёнок из Кентукки», KFC), фирменным рецептом которых являются куски жареной в кляре курицы, приправленной смесью ароматических трав и специй. Его стилизованный портрет традиционно изображается на всех ресторанах его сети и на фирменных упаковках. На деле, Сандерс никогда не был армейским офицером. Звание «полковника» – это почётный титул, присуждаемый ежегодно губернатором штата за выдающиеся заслуги в общественной жизни штата.
8. «Тайгер Бит» – подростковый глянцевый журнал.
9. Депульпирование зуба – удаление зубного нерва.
10. Полиграф – техническое приспособление, в простонародье носит название «детектор лжи».
11. Согласно статистке: «Ежегодно в США происходит 15 000 пожаров, очагом которых являются сушильные машины вытяжного типа. Их жертвами становится в среднем 20 человек, из них половина – со смертельным исходом.причина пожаров – воспламенение ворса и очесов ткани, скопившихся в вентиляционном рукаве машины. помните: необходимо регулярно очищать от очесов фильтр и рукав отвода воздуха сушильной машины!»
Очевидно, Джейн опасалась, как бы в своем стремлении к гиперопеке Габриель не перешел все границы, начав охранять ее от "каждого фонарного столба" и не стесняясь чистить ворс в ее сушильной машине.
Как раз, когда я решила, что наше «свидание» с Габриелем уже не может быть хуже, мы подъехали к моему дому и обнаружили моего отца, сидящего на крылечных качелях с «Мясной Пиццей» в руках. Шанс даровать свое отеческое одобрение в отношении «визитов джентльмена» не представлялся папе со старших курсов моего колледжа. Так что предстоящее знакомство гладко пройти не обещало.
Габриель кивнул в сторону крыльца.
– Ты знаешь этого человека?
– Это – мой отец, – сказала я. – Я ему так и не сказала.
– Знаю, – откликнулся он. – Я могу уехать.
– Нет, должны же двое самых влиятельных мужчин в моей жизни когда-нибудь познакомиться.
– Привет, детка, – сказал отец, целуя мою щеку в перерыве между откусыванием пиццы. – У твоей мамы сегодня вечеринка-презентация. На тему то ли косметики, то ли кремов, то ли домашнего декора. Никак не могу запомнить. Я не возражаю против этих вечеринок до тех пор, пока они не пытаются уговорить ее устраивать презентации под собственной крышей. Я хотел сделать тебе сюрприз, но, кажется, у тебя уже есть планы на вечер.
– Очень мило с твоей стороны. Габриель Найтингейл, это – мой отец, Джон Джеймсон, – представила я, махом руки приглашая их в дом и проводя на кухню. – Папа, Габриель – мой…
Сир? Вездесущий самопровозглашенный наставник? Парень, отношениям с которым вероятнее всего суждено закончиться моим первым неприятным немертвым разрывом? Я решила остановиться на «друге».
– Как насчет пиццы? – спросил папа, открывая коробку на кухонной стойке, чтобы продемонстрировать это изобилующее холестерином великолепие.
– О, нет, спасибо, я не могу, – отмахнулась я.
Выгнув бровь папа наблюдал за тем, как я выдвигаю для него высокий барный стул. Я никогда не отказывалась от пиццы. Никогда.
– Ты же не села на какую-нибудь безумную диету?
На какое-то короткое, замечательное мгновенье Габриель выглядел пораженным. Я рассмеялась.
– Нет, мы уже поели, мистер Всевидящее Око.
– Прошу меня извинить, я на минутку, – сказал Габриель, исчезая за кухонной дверью.
– Габриель Найтингейл, это имя кажется мне смутно знакомым, – размышлял отец, пережевывая пепперони[1]. По выражению его лица можно было сказать, что сейчас он копался в своих массивных, но не слишком надежных банках памяти в поисках информации.
– Гм, у него здесь поблизости большая семья, – сказала я, решив не уточнять, что большинство из них с некоторых пор обитает на кладбище. – Они в Холлоу уже очень, очень давно.
Папа возобновил жевательный процесс. Прислонившись к стойке, я спросила:
– Итак, что новенького?
– Да все по-старому, все по-старому, – усмехнулся он, принявшись за второй кусок. – Веду летние занятия. Начал писать еще один учебник, который вряд ли закончу. Твоя мама уже готовится к исторической экскурсии в следующем году.
– Я не включу «Речные Дубы» в экскурсию, – заявила я. – Тете Джетти это бы не понравилось.
– Твоя мама и спрашивать не станет, – сказал он. – Честно говоря, она даже не знает, как это делается. Она в замешательстве от всей этой ситуации с твоей работой, тыковка. А еще переживает и боится за тебя, но и смущена при этом. Ей уже приходилось волноваться по поводу твоей неустроенной личной жизни и излишней самостоятельности, но еще никогда – по поводу твоей работы. Твоей маме и в голову не приходило, что ты можешь оказаться в подобном … положении. Она хочет помочь, но ты отказываешься позволить ей взять управление в свои руки и самой обо всем позаботиться. Ей кажется, будто она потеряла свою … способность достигать согласия с тобой.
Я фыркнула.
– Складно излагаешь, пап. Только старайся делать поменьше пауз. Из-за них создается такое ощущение, будто ты подыскиваешь слова, которые покажутся мне менее обидными, чем те, которые она использовала на самом деле.
– Твоя мама – сложная женщина, – просто сказал он.
– И под «сложной» ты подразумеваешь «склонная к манипулированию» и «эмоциональной тирании»? – спросила я.
– Милая, воздушные кавычки никого не красят, – сказал он строгим голосом учителя. – Она может быть немного порывистой, но все еще остается твоей матерью.
Папа заключил меня в объятия. Я опустила голову в ямку на его плече, словно специально для меня созданную.
– Ты же знаешь, она тебя любит, – спокойно продолжил он.
Я вздохнула.
– Да, я чувствую сокрушительную силу ее любви даже отсюда.
Папа прочистил горло, что, как я поняла, маскировало попытку сдержать смешок.
– Она не знает, как вести себя в ситуации, если не «стоит у руля». Только не ждите, что я приму сторону одной из вас.
– Даже если знаешь, что я права?
– Джейни, – снова прозвучал этот строгий голос.
Я подняла на него взгляд, сделав «оленьи глаза».
– Ну, я хотя бы попыталась.
Итак, мы продолжили болтать. Соскучившись по ощущению нормальности, я смаковала бытовые подробности жизни, за бортом которой теперь оказалась. Ни один из «новобранцев» на папиных летних занятиях не был в состоянии самостоятельно написать законченное предложение, в чем, собственно говоря, не было ничего нового. Подтяжка лица моей троюродной сестры Тини прошла не так, как должна была, и это лишний раз доказывает, что пластическая хирургия – не та область, где уместна погоня за дешевизной. Мой будущий дедушка Боб, жених бабушки Рути, находился в больнице, разрабатывая бедренный сустав – это означало, что пришло время для его ежемесячного недельного пребывания в больнице. Почему этот милый человек был помолвлен с моей бабушкой? Могу лишь догадываться, что пережив удаление желчного пузыря, замену коленного сустава, диализ[2], и химеотерапию, Боб действительно хотел умереть, и рассматривал брак с нею как легальную форму помощи собственному самоубийству.
Пока папа описывал легендарные представления бабушкиного «театра одного актера» у постели больного, Габриель возник в проеме кухонной двери с обшарпанной картонной коробкой в руках. Я искренне надеялась, что вампиры не отводят кускам свинины роль цветов и конфет. Однако я не почувствовала запаха крови, лишь затхлый аромат старых сигарет и потного тряпья. Перейдя на свою невероятную вампирскую суперскорость, Габриелю удалось запихнуть коробку в ближайший шкаф так, что папа даже не заметил ее существования.
Не долго думая, папа вошел в роль бдительного родителя, ухитряясь расспрашивать Габриеля так, чтобы это не выглядело допросом. И Габриель, гораздо больше привычный к искусству вранья, исполнил свою роль «на ура». Этот парень мог обойти в разговоре любые скользкие вампирские темы и ни разу не «засыпаться». Габриель расточал комплименты моему отцу за воспитание такой «очаровательной» дочери. Он даже похвалил папин учебник.
– Теперь я вижу, от кого Джейн унаследовала свой любознательный характер, – сказал Габриель. Вероятно, мне стоило испытывать благодарность за то, что он сказал «любознательный», вместо «дотошный и неуравновешенный».
Спустя какое-то время, под завязку накушавшись итальянского суррогата мясных блюд, папа выкатился за дверь. Потребовалось всего лишь семь «ничего себе, уже так поздно» намеков. Думается мне, что телефонный звонок моей мамы был единственной вещью, способной заставить его оторваться от допроса с пристрастием моего нового «друга». Такой шикарный случай не предоставлялся папе уже очень, очень … очень давно.
– Кажется, ты понравился моему отцу, – взвизгнула я, изображая неуемный восторг, когда мы остались один на один с Габриелем. – Я лишь надеюсь, что ты попросишь моей руки прежде, чем моя некрасивая младшая сестра сбежит с негодяем, разрушив мою репутацию и надежды на счастье.
Габриель поморщился.
– Ничего смешного.
– Ссылки на «Гордость и Предубеждение» забавны при любых обстоятельствах. А что за коробка с хламом? – кивнула я в сторону шкафа. Габриель достал коробку и широким жестом открыл.
Прежде неизвестный и вызывающий тревогу фактоид[3]: Если вы доказали свое превосходство в сражении с другим вампиром (и не важно, насколько печальными и не обоснованными доказательства этого самого сражения могут быть), все его имущество переходит к вам. Какое бы чувство гадливости оно у вас не вызывало. Я оказалась несчастливым обладателем личных вещей Уолтера, фаната группы «Уайтснейк»: серебряной тарелки с неглубокой гравировкой «К Черту Коммунизм», нескольких концертных футболок[4] с выцветшими подмышками, сорока двух дисков второго сезона «Рыцаря дорог», и полного собрания творчества «Деф Леппард»[5] на аудиокассетах.
– Мать Уолтера возжелала вернуть подвал в свое полное распоряжение, – объяснил Габриель. – Она была рада избавиться от этого хлама и принесла коробку в офис совета сегодня утром. Больше никто не захочет ее взять, так что Офелия решила, что коробку следует отдать тебе. Полагаю, это – напоминание тебе придерживаться примерного поведения.
Я бросила кассету с синглом «Посыпь меня сахаром»[6] обратно в коробку.
– Если ты одержал над кем-то верх, то забираешь его барахло? Погоди, а что мешает одному вампиру вызвать на поединок другого просто потому, что ему понравилась чья-то машина?
– Ничего, – признал Габриель. – До тех пор, пока вампир может найти хоть малейшую причину для поединка, даже если эта причина «высосана из пальца». Какой-нибудь мелкий надуманный признак неуважения. Когда станешь постарше, рамки не будут настолько строгими. Их цель состоит в том, чтобы помешать недавно восставшим вампирам развить вкус к случайным убийствам, и это единственная причина, по которой совет интересуется смертью Уолтера. Они хотят сделать из тебя показательный пример.
Должно быть, на моем лице появилось «что за отстой» выражение, потому что Габриель принялся уверять меня:
– Определенный порядок подчинения существовал всегда, и на то есть свои основания. Тем более теперь, когда мы пытаемся выглядеть более цивилизованными для людей.
– Это – глупая система.
– Да, она гораздо менее цивилизованна, чем ваши корпоративные поглощения и торговые мега-сети,– сказал он, поднимая коробку. – Куда мне это поставить?
– Только не в доме, – ответила я. – Отнеси ее в подсобку, я попозже сожгу.
Еще раз продемонстрировав удивительную вампирскую ловкость, Габриель перехватил коробку одной рукой и ухватился за ближайшую дверную ручку. Это впечатлило бы на меня гораздо сильнее, не открой он дверь в неправильную комнату.
– Нет, не входи туда! – закричала я, когда Габриель шагнул в мою библиотеку.
– У тебя… много единорогов, – произнес он, с оттенком суеверного ужаса в дрогнувшем голосе.
Одна из немногих вещей, которые я сделала, чтобы обустроить дом под себя, это расставила свою коллекцию статуэток единорогов на полках библиотеки. Моя, ныне покойная, стойко ассоциирующаяся с овсяным-печеньем-и-мылом-Айвори бабушка Пэт, купила для меня музыкальную шкатулку с единорогом, когда мне было шесть. Я играла с этой штуковиной до тех пор, пока крошечный механизм уже был больше не в силах тренькать «Ты освещаешь мою жизнь»[7]. Так статуэтки единорогов, музыкальные шкатулки и плюшевые игрушки стали подарками от лишенных воображения родственников, которые я получала практически на каждый свой день рождения, Рождество, Валентинов День, выпускной, День посадки деревьев[8]. И, кстати, я только на прошлое Рождество получила два керамических держателя для книг в форме единорогов от своего дяди.
По какой-то, даже мне неизвестной причине, я не могла заставить себя выбросить этих маленьких поганцев. Исполненное торжественного величия полирование их рожек, этих властных нарисованных глазок превращало меня в какого-то сбрендившего, идолопоклонничающего раба. Так что я спрятала их в библиотеке, куда не ступала ничья нога, кроме моей. Ну и, конечно, нога еще одного человека, который уж точно не должен был их видеть.
– Очень много единорогов, – повторил Габриель.
Я попыталась захлопнуть дверь, но он просунул ногу в щель между дверью и косяком, чтобы получше разглядеть десятидюймовую[≈76см] меняющую цвет керамическую лампу в форме единорога с пучком оптоволокна вместо хвоста.
– Да, да, да. Ты знаешь мой секрет. У меня есть коллекция единорогов.
– Это очень печальный секрет, – сказал он, наконец-то позволив мне отпихнуть его ногу в сторону.
– Довольно громкие слова для парня, растерзанного морским львом. – Я выхватила коробку из его рук и бросила в кладовку. После чего заперла обе двери с решительным щелчком.
– Мне нравится твой отец, – сказал Габриель. – Вообще-то было даже приятно поговорить с ним, очень. В мои времена, в период ухаживаний, встреча с отцом женщины могла стать неприятным опытом. Мне тыкали кулаками в лицо, сыпали расплывчатыми угрозами моей мужественности. Иной раз даже дробовик перед носом мелькал.
– А ты случаем не попадался отцам этих девушек на сеновале и без штанов? – поинтересовалась я.
– Полагаю, в моих же интересах не отвечать на этот вопрос.
Я хихикнула.
– Папа не большой поклонник оружия, так что, будь уверен, ты в безопасности. Кроме того, с современными отцами упор идет скорее на проверку подноготной и советы молиться, чтобы она выглядела как можно приглядней.
– Приму к сведению, – сказал он, улыбаясь и прислоняясь к стене напротив меня. – Тем не менее, я буду очень рад установить дружеские отношения с твоим отцом, поскольку имею планы насчет его дочери. И эти планы включают возобновление наших поцелуев, – продолжил он, скрестив руки на груди. Это заявление прозвучало как вызовом, так и простой констатацией одновременно. – Мне нравится тебя целовать.
– Сейчас или вообще? – спросила я. – О, и спасибо.
– Еще не решил.
Я ощутила гордость за себя, сумев удержаться и не хихикнуть.
– Ну что ж, благодарю за предупреждение…ммм, – остальная часть моего, без сомнения, блестящего ответа была заглушена, когда Габриель перешел от слов к делу.
И снова, мне оставалось сказать лишь «ву-ху».
Габриель прижал меня к стене, и, усмехаясь, прикусил мою нижнюю губу. Клыками провел по линии горла, легонько ведя языком по ключице. Его пальцы, медленно скользнув вверх по ребрам, принялись ласкать грудь сквозь лифчик. Дразнящими движениями Габриель водил круги по моей блузке, касаясь каждой части груди кроме соска. Уж коль скоро мы перешли на рукоблудство, я скользнула ладонью к «молнии» на его штанах и легонько сжала, не сумев сдержать усмешку, когда он подскочил.
– Ну, разве ты не полна сюрпризов? – хохотнул он, играя с прядью моих волос.
– Неопытная, но готовая учиться, – сказала я, и была разочарована, когда выражение его лица не изменилось. – Нечего ответить?
– Помимо «ого»? – спросил он. И получил удар в плечо.
Я все еще продолжала смеяться, когда он снова закрыл мне рот поцелуем, губами прослеживая контур моей улыбки. Опустив руку мне на талию, Габриель повел меня через холл по направлению к лестнице. Мы идем наверх? – гадала я. Когда же он заключил мое лицо в ладони, я обнаружила, что охотно готова направить стопы в сторону спальни.
Он отстранился и провел ладонью по моей щеке.
– Это была долгая ночь. Тебе пора в постель.
Я ждала, когда слабый голосок в моей голове начнет выдвигать всевозможные оправдания вроде: у меня не может быть секса с Габриелем, потому что мы едва знакомы. Моя комната – полнейшая катастрофа. Я прохожу подозреваемой в деле об убийстве. Не побрила ноги. И… осознала, что ничто из этого меня не волнует.
Склонив голову на бок, я спросила:
– Я пойду туда одна?
– Этим вечером – да, – сказал он. – Ты не готова. Я видел это в твоей голове, Джейн. В спутанном клубке очаровательных, сложных и, смею надеяться, изобретательных мыслей сидит страх, что у нас будет плохой секс, после которого ты меня больше никогда не увидишь. А если ты будешь так думать, то даже с моими выдающимися навыками, – Габриель подождал, пока я закончу смеяться, – он будет плохим.
– Слушай, Дейв Чендлер оставил меня без трусиков на девятом этаже университетской исследовательской библиотеки после того, как мы вместе потеряли девственность. Он больше ни разу не позвонил мне и в буквальном смысле разворачивался на пятках и удирал в противоположном направлении всякий раз, стоило ему завидеть меня в университетском городке. Если ты уверен, что не способен на нечто подобное, то не думаю, что у нас будут проблемы.
