Текст книги "Александр Попов"

Автор книги: Моисей Радовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

На Кутсало, как только все было готово к сношениям с Гогландом, Реммерт завел «Журнал телеграфирования по беспроводному телеграфу изобретателя А. С. Попова между станциями Котка – Гогланд». Этот ценный документ сохранился в Военно-морском архиве. Журнал начинается со следующих слов: «В Котке, на острове Кутсало, приступлено к устройству телеграфа 23 декабря 1899 г. Окончено 16 января 1900 г. Телеграфирование произведено на расстоянии 41 версты по направлению N0 1°. Лейтенант Реммерт» [624]624
  РГАВМФ. Ф. Морск. техн. ком. Минный отд. Д. 53. Ч. 1—1898. Л. 138.


[Закрыть]. Первая запись в журнале сделана рукой Попова 18 января в девять часов утра. Запись эта гласит: «Гогланд, Котка. Работаем третий день. Попов. Три офицера с „Апраксина“ прибыли вчера благополучно».

Как видно из отчета Залевского, к этому числу Рыбкин устроил станцию на «Ермаке» и, пользуясь воздушным змеем, принял переданную Поповым телеграмму, но подтверждения передать ему не удалось. Залевский, не зная, что Попов находился тогда на Кутсало, написал ему в Кронштадт о ходе работы на Гогланде (письма доставлялись «Ермаком», связывавшим броненосец с берегом). Письмо сохранилось в бумагах Попова и опубликовано Г. А. Кьяндским [625]625
  Радио. 1947. № 5. С. 21.


[Закрыть]. «Могу сообщить Вам радостную весть, – писал Залевский Попову 18 января, – сегодня мы получили совершенно отчетливо несколько Ваших телеграмм… В воскресенье (16 января. – М. Р.) получились только отдельные буквы… Сегодня сильный ветер и метель. Змеи держались очень высоко и были пущены с „Ермака“, который стоит у самого „Апраксина“, так что можно предполагать, что наш будущий телеграфный мыс отчасти затенял передачу. Мыс, на котором устанавливаем станцию, достаточно высокий, и от него идет совершенно чистое направление на Коткинскую станцию».

Письмо это Попов получил по возвращении в Кронштадт. На Кутсало же оставались в полном неведении, что делается на Гогланде. Попытка воспользоваться оптической сигнализацией оказалась неудачной. 19 января Попов занес в журнал переданную Рыбкину телеграмму: «Вчера следили за сигналами, ничего не получилось». Тогда было решено удлинить мачту. В своих воспоминаниях Реммерт впоследствии писал, что Попов с самого начала заметил, что высота мачты недостаточна. Об этом сказано и в журнале. 21 января Реммерт записал переданную на Гогланд телеграмму: «Телеграфирование на время приостанавливаем вследствие подъема мачты». Вслед за этим он занес: «Мачта удлинена». Как видно из рапорта Реммерта председателю технического комитета, вечером 22 января в Кутсало сигналили: «Мачта 175 футов готова», но ответа с Гогланда не последовало [626]626
  РГАВМФ. Ф. Морск. техн. ком. Минный отд. Д. 53. Ч. 1-1898. Л. 106.


[Закрыть].

На Гогланде в это время работы по сооружению станции близились к концу. О том, в каких условиях они проводились, Рыбкин пишет в своих воспоминаниях: «На финском побережье станция беспроволочного телеграфа была устроена довольно быстро… Труднее пришлось на Гогланде. Здесь, вблизи „Апраксина“ никакого жилья не было, и радиостанцию пришлось устраивать на голом утесе, в версте к северу от броненосца. Прежде чем приступить к строительству станции на Гогланде, надо было доставить на утес массу строительного материала, привезенного на „Ермаке“ из Ревеля.

Выбранный нами утес возвышался на 82 фута над уровнем моря, выступал значительно дальше других мысов, и вершина его представляла ровную площадку, как раз достаточную, чтобы установить на ней телеграфную мачту и домик.

Самое большое затруднение встретилось в доставке на утес всего привезенного материала. В самом деле, протаскивать по узкой лесной тропинке длинные, грузные бревна, казалось, не было никакой возможности; доставлять же их непосредственно по льду было также нелегко из-за того, что лед у берегов острова нагромоздился торосами, достигавшими двухсаженной высоты, а обращенный к морю склон утеса оказался сильно обледеневшим. Тем не менее пришлось избрать этот единственный путь.

Первой поволокли мачту – бревно в 60 футов длиной и весом больше 100 пудов. Тащили всеми наличными силами, тут были и матросы, и портовые мастеровые с „Апраксина“, и островитяне. Волокли с большим трудом по глубокому снегу, расчищая дорогу через торосы ломами и лопатами, поминутно останавливаясь и затягивая „Дубинушку“.

Стало уже темнеть, когда мы, наконец, подошли к утесу. Казалось, что до нашей цели – рукой подать, но тут-то и было главное препятствие: огромный торос с одной стороны и обрывистый берег с другой образовали глубокую впадину, которую никак нельзя было обойти. Люди остановились в недоумении – что делать? Но размышлять было нечего: все равно ничего не придумаешь, а мачту втащить надо. Все отлично понимали это.

„Эй, Фунтиков, запевай!“ – вдруг раздался чей-то голос, и Фунтиков, отставной матрос-такелажник, вскочив козлом на льдину, преподнес нам такой куплетец, что даже утес вздрогнул от взрыва общего хохота. Затем последовало дружное „сама пойдет“, мачта, что называется, с дымом перелетела через торос и, взметнув своим концом тучу снега, скрылась в пади. Люди, облепившие ее со всех сторон, посыпались туда же, как горох, и потом буквально ходом взяли мачту на утес. К счастью, отделались только синяками.

На следующий день по проторенной уже дороге доставка грузов пошла легче, и можно было приняться за подготовительные работы по установке мачты. Однако поднялась метель, что чрезвычайно затруднило работу. На другой день ветер усилился до такой степени, что даже привыкшие ко всяким непогодам гогландцы были вынуждены покинуть утес.

В следующие три дня погода стояла прекрасная, – при умеренном морозе было тихо, – и работа у нас кипела в полном смысле слова. Телеграфный утес представлял собой настоящий муравейник. Там одновременно воздвигали домик для станции, составляли стрелы для подъема мачты, рвали динамитом углубление в скале для установки мачты и сверлили в граните дыры для обухов. На утес являлись с рассветом и кончали работу в лучах прожектора, направляемого с „Ермака“ на нашу горку, делая лишь один получасовой перерыв, чтобы закусить и обогреться у костра.

К полудню 5 февраля (23 января) на утесе уже красовалась телеграфная мачта в 165 футов вышиной, совершенно вооруженная и укрепленная от любых бурь и непогод. Поспел и домик – настоящий жилой дом в две комнаты, с двойными оконными рамами, хорошей печью, проконопаченный и весь обшитый толем снаружи и паклей внутри. В тот же день на станцию доставили приборы и аккумуляторы и, разместив все по местам, привели станцию в полную готовность» [627]627
  Рыбкин П. Н.Десять лет с изобретателем радио… С. 42–45. Кроме упоминавшегося отчета Залевского, сведения о сооружении радиостанции на Гогланде имеются в принадлежащей, по-видимому, перу Рыбкина большой статье «Беспроволочный телеграф между Гогландом и финлянским побережьем», напечатанной в газете «Новое время» (1900. 14 февр. См.: Александр Степанович Попов в характеристиках и воспоминаниях современников. С. 405–407). В этой статье содержатся интересные дополнительные штрихи к тому, что мы находим в официальных документах. «Приехав в Ревель, – рассказывает автор статьи, – мы очень деятельно принялись за сооружение составной телеграфной мачты и разборного домика для станции, предполагая перевезти их на одном из судов, отправляющихся на Гогланд. Но к этому времени и из Ревеля уже нельзя было попасть на обыкновенных судах – пришлось дожидаться „Ермака“. „Ермак“ доставил нас на Гогланд со всем нашим скарбом только к вечеру 14 января, врезавшись в лед в 50 саженях от кормы „Апраксина“. Чуть свет на следующий день по приходе, забрав с собой нужные инструменты, мы отправились на рекогносцировку, чтобы выбрать на острове подходящее место для устройства станции. Побродив полдня в снегу по скалам, мы остановились, наконец, на одном из прибрежных утесов, в версте к северу от „Апраксина“. Этот утес, возвышаясь на 82 фута (около 25 м) над уровнем моря, выступает значительно дальше других мысов, и вершина его представляет ровную площадку, как раз достаточную, чтобы установить на ней телеграфную мачту и домик. Не имея уверенности, что нам сразу удастся устроить сообщение с удобных для нас пунктов, мы еще раньше условились с коткинской партией, что начнем изыскания на мысах, ближайших к „Апраксину“, и в случае неудачи перейдем на крайний пункт, т. е. на северную оконечность острова, что сократило бы расстояние почти на 10 верст, но доставило бы нам пропасть затруднении и было крайне нежелательно ввиду удаленности станции от „Апраксина“. Понятно поэтому, с каким напряженным вниманием мы с первого же дня начали прислушиваться к сигналам с финляндского берега. Мы пользовались для этого воздушным змеем, который поднимал тонкую медную проволоку на большую высоту. Эта проволока улавливала электрические колебания, производимые отдаленной станцией, и передавала их на телеграф, специально для этого приспособленный. В воскресенье, к великой нашей радости, удалось разобрать несколько букв, посланных с коткинской станции, и это вполне нас убедило, что мы в пределе ее дальности; начиная с этого дня, мы принялись с лихорадочной энергией за устройство нашей станции на избранном пункте. Самое большое затруднение встретилось в доставке на утес всего привезенного материала. В самом деле, протаскивать по узкой лесной тропинке длинные грузные бревна, казалось, не было никакой возможности; доставлять же их непосредственно по льду было также нелегко благодаря тому, что лед у берегов острова нагромоздился торосами, достигавшими 2 саженей высоты в некоторых местах, и оледенелый склон утеса, обращенный к морю, был труднодоступен; тем не менее пришлось избрать этот единственный путь».


[Закрыть].

Как раз накануне, 22 января, в 8 часов 30 минут вечера, на Кутсало была получена весть, что у острове Лавенсаари на льдине унесло несколько десятков рыбаков. Лоц-директор княжества Финляндского генерал-майор Шеман по телефону приказал Реммерту передать об этом на Гогланд, чтобы там приняли меры к спасению унесенных на льдине людей. До утра передать это распоряжение было невозможно: по условию передачи начинались в девять часов. Утром из Управления Финляндского генерал-губернаторства по телефону передали Реммерту ту же тревожную весть с просьбой передать на Гогланд, чтобы «Ермак» оказал содействие спасению рыбаков. С девяти утра Реммерт беспрестанно передавал одну и ту же телеграмму: «Гогланд. К вам плывут на оторванной льдине 50 человек. Сообщите, что с ними». Но ответа с Гогланда не последовало: там заканчивалось сооружение станции, и только 24 января она могла начать функционировать.

В дополнение к упомянутым сообщениям о несчастье с рыбаками Реммерт получил телеграфное предписание от начальника Главного морского штаба вице-адмирала Ф. К. Авелана [628]628
  Авелан Федор Карлович(1839–1915) – почетный член Военно-морской академии. Во флоте прослужил более полувека. По окончании Морского корпуса занимал разные посты, до управляющего Морским министерством (1904–1905; сменил на этом посту П. П. Тыртова); уволен в связи с неудачами во время Русско-японской войны.


[Закрыть]любым способом передать командиру ледокола «Ермак» его распоряжение об оказании помощи рыбакам. Начиная с девяти часов он непрерывно передавал по аппарату: «Гогланд из С.-Петербурга. Командиру ледокола „Ермак“. Около Лавенсаари оторвало льдину с 50 рыбаками: окажите немедленно содействие спасению этих людей. 186. Авелан». Ответа с Гогланда опять не удалось расслышать. Реммерт попытался переслать телеграмму нарочным, как то ему предписал Авелан, но никто из жителей Котки, хорошо знающих условия, не решался пойти на остров. «Это делают, – писал Реммерт в рапорте председателю Морского технического комитета, – лишь отчаянные, как их здесь считают, жители Гогланда».

Только «отчаянные» гогландцы выполняли обязанности почтальонов, поддерживающих связь острова с Коткой. О том, как в этих условиях осуществлялась связь, Реммерт в своем рапорте писал: «Все зависит от времени, которое почтальоны выбирают по им известным признакам. Из Кутсало они идут на башню Аутио, где их ждет шлюпка. Если лед разбитый и мелкий, то они ждут, пока ветром его очистит, если большие льдины, то перетаскивают через них шлюпку». Легко себе представить состояние Реммерта, бессильного передать на Гогланд, чтобы «Ермак» оказал помощь пострадавшим. К тому же, когда Реммерт получил первую весть о бедствии, Попов был в Кронштадте. К счастью, 24-го утром он приехал в Котку и тотчас же направился на станцию. При входе ему сообщили, что впервые услышали работу Гогландской станции. Попов сам сел у аппарата и стал передавать телеграмму Авелана [629]629
  С А. С. Поповым Ф. К. Авелан был связан по роду своей служебной деятельности. В 1891–1893 годах он занимал место начальника штаба Кронштадтского порта.


[Закрыть]. В ответ были слышны сигналы, которых разобрать было невозможно. Тогда он попросил телеграфировать медленнее. В ответ стали поступать сигналы гораздо медленнее; однако и теперь нельзя было понять, разобрали ли на Гогланде текст телеграммы Авелана.

Из отчета Залевского видно, что распоряжение «Ермаку» было принято на Гогланде 24 января в 2 часа 15 минут дня. Залевский сообщает: несмотря на ответ, что телеграмма понятна, ее передали еще два раза. Передавая телеграмму и не уверенный, что ее приняли, Попов просил работать после пяти часов дня. Телеграфисты на Гогланде просидели до восьми вечера, но ничего с Кутсало услышать не удалось. На следующий день в четыре часа утра «Ермак» отправился на поиски рыбаков и к 17.00 вернулся, имея на борту всех рыбаков, унесенных льдиной в море.

Этот день, 25 января, был отмечен, как писал Реммерт, довольно удачными опытами. В журнал занесены не только передачи, но и приемы депеш. Все же перебои были и на этот раз. В течение часа, с 15.40 до 16.40, Попов принимал передаваемое Рыбкиным сообщение: «„Ермак“ ушел за рыбаками в 4 ч. утра». На вопрос Попова: «Вчера или сегодня», был повторен тот же текст. Попов еще раз просил: «Отвечайте короче – вчера или сегодня». Он долго не получал ответа, но потом принял радиограмму следующего содержания: «С Гогланда. Залевский. Полный успех. Возвращаемся».

Всю Россию облетела весть о спасении рыбаков от неминуемой гибели благодаря сообщению о постигшем несчастье, переданному «Ермаку» по беспроволочному телеграфу. Это было первое проявление изумительных качеств нового средства связи, воочию показавшего свое значение.

Для дела, начатого Поповым, успех изобретенного им способа сношения имел очень важные последствия. С 1897 года имя Попова не сходило со страниц не только научно-технической, но и общей прессы. Знаменательная победа в Финском заливе во сто крат увеличила популярность изобретателя радио в стране.

Уже на другой день после спасения рыбаков на имя Попова стали поступать поздравительные телеграммы, выражавшие гордость и восхищение достижением отечественной науки и техники. Необходимо, однако, иметь в виду, что победа у Гогланда в такой же степени принадлежала и С. О. Макарову, чьим детищем являлся «Ермак». Тем более дороги были для Попова строки поздравительной телеграммы Макарова, писавшего 26 января: «От имени всех кронштадтских моряков сердечно приветствую Вас с блестящим успехом Вашего изобретения. Открытие беспроводного телеграфного сообщения от Котки до Гогланда на расстояние 43 верст есть крупная научная победа» [630]630
  Котлин. 1900. 27 янв.


[Закрыть]. В тот же день Поповым была получена телеграмма и от заведующего Минным офицерским классом Н. Д. Дабича [631]631
  Котлин. 1900. 27 янв.


[Закрыть].

Новые успехи последовали в тот же день. Когда «Ермак» ушел за рыбаками, с Гогланда было получено сообщение, что удален передний камень, на который наскочил «Апраксин» [632]632
  Котлин. 1900. 27 янв.


[Закрыть].

25 января было днем начала регулярных сношений обеих станций. В Морском министерстве считали, что возложенная на экспедицию задача выполнена, и устроителям станций – Попову, Рыбкину, Залевскому и Реммерту – была выражена благодарность. Им было разрешено вернуться, передав эксплуатацию станций обслуживающему персоналу [633]633
  Изобретение радио А. С. Поповым… С. 141.


[Закрыть]. Залевский и Рыбкин 25 января ушли на «Ермаке» в Ревель и прибыли в Петербург 28 января. Попов оставил Котку 27 января [634]634
  Изобретение радио А. С. Поповым… С. 145.


[Закрыть].

Скупые записи начальника установки на Кутсало запечатлели яркие проявления героизма русских моряков. Приведем одну из таких записей, датированную 4 февраля: «Желая во что бы то ни стало поспеть к 9 часам утра, чтобы начать сигналить, мы принялись за работы почти впотьмах, с 6 часов утра. Судьбе угодно было испытывать наше долготерпение. Утром мороз был 26° Ц, другие, как говорили в Котке, показывали 27° Ц. Это с переводом на Реомюр 21°; при этом дул ветер, лицо жгло. Поднявшийся на салинг марсовой Головин, пробыв около часа, несмотря на то, что я его спрашивал, не охолодел ли он, можно сказать, перекрепился и едва имел силы спуститься вниз. Более двух часов его отогревали… Вместо усов и бороды образовались комья льду, и при произнесении громко команды доставляло боль и вырывались волосы… На салинг подняли квартирмейстера Меньшикова, и этот молодец как бы забыл о физической боли, доставляемой коченеющими рукам; он работал со злостью, пробыл на салинге два часа с лишним, и результатом было то, что стеньга красиво выпрямилась» [635]635
  Изобретение радио А. С. Поповым… С. 148–149.


[Закрыть].

Несмотря на столь тяжелые условия, станции и на Гогланде и на Кутсало регулярно действовали до окончания работ по снятию «Апраксина» с камней, когда броненосец сам, без посторонней помощи, в начале мая 1900 года смог прибыть в Кронштадт. В течение февраля и апреля станции обслуживались подготовленным Поповым и Рыбкиным персоналом.

После того как Залевский и Рыбкин покинули Гогланд, а Попов – Кутсало, из руководителей работ оставался один Реммерт. Он продолжал начатые изыскания, пытаясь увеличить расстояние, на которое передавались сообщения без проводов, при этом подробно доносил Попову о каждом сделанном шаге [636]636
  Радио. 1947. № 5. С. 21.


[Закрыть].

Итоги проведенных работ Попов подвел в докладе для происходившего в августе в Париже IV Международного электротехнического конгресса, озаглавленном «Непосредственное применение телефонного приемника в телеграфии без проводов». Доклад был оглашен М. А. Шателеном и в нем содержались следующие строки: «Передачи регулярно продолжались с февраля по апрель в течение работ по спасению броненосца, в то же время одна станция была установлена на его борту. В продолжение 84 дней был произведен обмен 440 официальными телеграммами в определенные часы. Наиболее длинная депеша была в 108 слов, та самая, которая была передана газетам с объявлением новости, что броненосец спасен. В течение двух дней функционирование связи было нарушено из-за бури. Оно затем тотчас же возобновилось. Снег шел так густо, что нельзя было разглядеть предмета с расстояния в 2 метра, но он не мешал регулярному функционированию приборов. Можно даже сказать, что это состояние погоды улучшало слышимость, так как атмосферные разряды меньше сказывались. Я полагаю, что эта служба была первой, в которой телеграфия без проводов могла, таким образом, послужить регулярно и с успехом; это доказало, что телеграфия без проводов смогла быть практически использована между этими островами, до тех пор лишенными всякого телеграфного сообщения между собой. Расстояние между Коткой и Гогландом 47 км» [637]637
  Изобретение радио А. С. Поповым… С. 195.


[Закрыть].

За успешную работу по применению телеграфирования без проводов на судах флота Попов получил вознаграждение в сумме 33 тысяч рублей [638]638
  А. С. Попов. Сборник документов к 50-летию изобретения радио. С.168.


[Закрыть]. После того как станции беспроволочного телеграфа были успешно установлены на Кутсало и Гогланде, председатель Морского технического комитета обратился к управляющему Морским министерством с докладной запиской, в которой был намечен план дальнейших работ. В этой же записке был поднят вопрос о том, чтобы руководство осуществлением намеченного плана было возложено на Попова с освобождением его от других должностей, которые он занимал, кроме основной своей работы в Минном офицерском классе. «Г. Попов, – писал Диков Тыртову, – отдавая почти все свое время преподавательской деятельности, до сих пор мог заниматься вопросами телеграфирования лишь урывками и постольку, поскольку они представляли для него личный научный интерес; поэтому будет справедливым, поручая ему обязательную работу, освободить его от части оплачиваемых ему занятий и возместить ему заработок, которого он вследствие этого лишится. Морскому техническому комитету известно, что г. Попов получает в Морском инженерном училище 1200 рублей в год, кроме этого за четыре летних месяца в Нижнем Новгороде (за заведование электростанцией. – М. Р.) он получает 2500 рублей, и так как контракт, заключенный им с этим городом, истекает только через 8 лет, то он лишается 20000 рублей. Таким образом, следовало бы выдавать г. Попову в течение 8 лет, которые он посвятит на усовершенствование беспроволочного телеграфа, по 3700 рублей в год или единовременную сумму, соответствующую этому» [639]639
  РГАВМФ. Ф. Морск. техн. ком. Минный отд. Д. 53. Ч. 1—1898. Л. 171.


[Закрыть].

Теперь Попов мог целиком отдаться делу своей жизни – беспроволочной телеграфии. Морской технический комитет разработал систему, по которой дальнейшие усилия Попова по внедрению нового средства связи возмещались по мере установки станций беспроволочного телеграфа на кораблях или на берегу.

Адмирал П. П. Тыртов одобрил намеченные Техническим комитетом мероприятия, предусматривающие установку радиосвязи на всех строящихся кораблях и учреждение регулярных курсов для подготовки кадров радистов во флоте. Курсы эти начали функционировать в 1900 году. Занятия проводил сам Попов по разработанной им программе. Таким образом, военно-морской флот явился не только колыбелью нового средства связи, но и первым ведомством, где начали готовить для него кадры специалистов.

В этом же году новым средством связи заинтересовались помимо военно-морского и другие ведомства. Опыты, проведенные на Балтийском и Черном морях, и особенно гогландская операция воочию показали, что в нашей стране открыты широкие возможности пользоваться для связи «искровым телеграфом» [640]640
  Новое средство связи вначале именовали «телеграф без проволоки» или «беспроволочный телеграф», однако против этих названий были возражения, так как ими можно определить целый ряд способов передачи сигналов на расстояние. Например, М. Ю. Шедлинг писал: «Строго говоря, выражение „беспроволочный телеграф“ заключает в себе все способы передачи знаков между отдаленными пунктами, не входящие в число обыкновенных средств телеграфирования. Так, известные первобытные виды семафорической сигнализации, гелиографическая передача знаков, сигнализация флагами, фонарями или акустическая – все представляют различные виды беспроволочной телеграфии» (Шедлинг М. Ю.Телеграф без проволоки // Почтово-телеграфный журнал. 1898. Март. Отд. неофиц. С. 421). Против названия «беспроволочный телеграф» выступил и А. Слаби, который предложил термин «искровой телеграф», бывший некоторое время в обиходе, но уже тогда справедливо отмечалось: «Весьма возможно, что когда-нибудь в будущем окажется, что электрические волны, пригодные для передачи знаков, можно будет воспроизводить без помощи электрической искры, и тогда название, данное доктором Слаби, будет так же мало соответствовать, как и название „беспроволочный телеграф“» (Там же. С. 286).


[Закрыть]. Пресса, вначале специальная, а затем и общая, не переставала публиковать сообщения о практических успехах сделанного Поповым изобретения. Скоро за ним в России и других странах закрепилось название «радиотелеграф» или просто «радио». Новым средством связи мало-помалу стали пользоваться и в сухопутной армии, и в авиации. После начали строиться и гражданские радиостанции для коммерческих целей.

Опыты применения радиосвязи в сухопутной армии начались в 1900 году, вскоре после блестяще проведенной гогландской операции. Необычайный успех, который имело детище Попова в эту операцию, побудило командование сухопутных воинских частей испытать беспроволочный телеграф и пригласить ближайших помощников изобретателя радио П. Н. Рыбкина и Д. С. Троицкого поставить опыты для приспособления радио для нужд войск, находившихся в условиях, близких к военно-полевой обстановке.

Такие опыты были проведены в 148-м пехотном Каспийском полку во время больших маневров Петербургского военного округа. Сообщение об этом нововведении было опубликовано тотчас же в газете «Русский инвалид»; довольно подробный отчет в форме пространной статьи был помещен в двух номерах общевойскового военного журнала [641]641
  Военный сборник. 1901. № 1. С. 105–114; № 2. С. 122–136.


[Закрыть]. Статья эта интересна не только подробностями, касающимися непосредственно проведенных опытов. В вводной ее части, свидетельствующей о компетентности автора, приведены сведения, относящиеся к истории изобретения нового средства связи. «Удачное разрешение этого дела, – читаем мы в этой статье, – мы можем с гордостью назвать по преимуществу русским делом, так как оно разрабатывалось А. С. Поповым и его ассистентом П. Н. Рыбкиным, а самое важное приспособление было сделано Д. С. Троицким».

Способ приема депеш на слух в полевых условиях оказался действительно весьма удобным; автор называл его «способом телеграфирования без проводов капитана Троицкого». В выводах, сделанных им после описания первых опытов радиосвязи в армии, на первом месте указано: «Радиотелеграфирование, строго говоря, без проводов едва ли применимо к военно-полевому делу и обязательно должно быть заменено телефонированием, так как сложные телеграфные аппараты едва ли могут быть с пользою применимы при боевой обстановке. Телефонные же приборы настолько просты и прочны, что не боятся порчи, даже при весьма невыгодных условиях полевых войск».

Задолго до маневров, когда испытывались в полевых условиях радиоприборы, предназначенные для службы связи сухопутной армии, началась подготовка первых армейских радистов. Еще в марте 1900 года Д. С. Троицкий и П. Н. Рыбкин были приглашены командованием полка обучить группу солдат и офицеров радиотелеграфному делу. Во главе этой группы был поставлен поручик Ковесский, который вел подробный журнал (дневник) занятий. В него он вносил тексты всех переданных в походе депеш и обстоятельные описания обстановки, в которой проводились работы. Этот документ из истории военной радиотехники до нас не дошел, но цитированная выше статья в «Военном сборнике» была, как отмечал автор, составлена по материалам этого дневника. Она содержала ряд извлечений из него. В ней изложены краткие сведения о первых радиоаппаратах (на современный взгляд непомерно громоздких и неуклюжих), помещавшихся на специальной повозке. Эти приспособления потребовали огромных усилий и сноровки от целой группы военных чинов, среди которых был и инженер-технолог из состава вольноопределяющихся.

Опыты в полевых условиях – они начались 20 июля – убедительно показали, что даже при тогдашнем уровне радиотехники беспроводной телеграф, вернее телефон (прием на слух), с успехом может применяться для связи в бою, в походе, на отдыхе и на передовых постах. Попыток же воспользоваться радио для целей разведки сделано не было. В отчете это обстоятельство отмечается особо: «К сожалению, можно было предвидеть полную возможность исследовать новое дело в применении его к одной из важнейших отраслей боевой деятельности войск – к разведыванию, где телеграф без проводов может принести неоценимые услуги, могущие повлиять на весь способ ведения этих действий. Отказаться от этой в высшей степени заманчивой идеи пришлось опять-таки из-за несовершенства приборов и из-за того, что имеющиеся станции были слишком громоздки для возки их за кавалерийскими частями, т. е. лишали их возможности действовать там, где их работа могла бы и должна была дать наиболее основательные результаты».

Общее заключение гласило, что широкое применение радио на практике поможет значительно усовершенствовать и упростить громоздкую и тяжеловесную аппаратуру и она сделается не только наиболее надежным, но и наиболее удобным средством связи в боевой обстановке. «Период кабинетного изучения нового способа уже прошел, – заключает автор цитированной статьи, – и новое изобретение представляется нам ныне настолько развившимся, что подобное изучение его возможно только при создании той обстановки, при которой придется действовать на деле в военное время, при всей совокупности тех невыгодных и затрудняющих дело условий, которые создает близость противника и отсутствие всяких удобств».

Статья ценна еще сообщением о первых опытах применения радио в военно-воздушных войсковых частях. Они начались даже несколько раньше, в августе 1899 года в Петербургском учебном воздухоплавательском парке и проводились под руководством тех же помощников Попова – Троицкого и Рыбкина, принимавших участие в подъемах на воздушных шарах, на которых были установлены их приборы.

При участии изобретателя беспроволочного телеграфа началось также строительство радиостанций для общегражданских целей. И на этом поприще Попов потратил немало труда. Он проявил себя как автор проектов первых русских мощных радиостанций, передававших сообщения на сотни километров, что в то время считалось необычайно большим расстоянием. Надо сказать, что эта сторона деятельности ученого наименее освещена в нашей литературе. Между тем и отрывочные данные, которыми мы располагаем, показывают, что изобретатель беспроводного телеграфа стоит у колыбели радиосети нашей страны и изучение истории развертывания радиоустановок в России ведет опять-таки к трудам Попова [642]642
  См. воспоминания Ф. К. Гейне об А. С. Попове в кн.: Александр Степанович Попов в характеристиках и воспоминаниях современников. С. 205–206.


[Закрыть].

С именем Попова связано также сооружение беспроводного телеграфа, предназначенного для международных сношений. Когда дальность передач достигла сотен километров и перед почтово-телеграфным ведомством была поставлена задача создания радиосвязи с зарубежными странами, оно обратилось к Попову с просьбой взяться за ее разрешение. Сохранилась написанная его рукой бумага [643]643
  Документ этот опубликован в кн.: А. С. Попов. Сборник документов к 50-летию изобретения радио… С. 209.


[Закрыть], которая содержит ответ на присланный ему Главным управлением почт и телеграфов запрос о возможности устройства беспроводного телеграфа между Россией и Болгарией. Попов признавал, что намеченные Министерством иностранных дел места для станций (Одесса и Варна) «наиболее отвечают коммерческим интересам в будущем, при развитии торгового обмена между Россией и Болгарией». Однако он считал, что если смотреть на этот вопрос, имея в виду стратегическое значение возводимой радиостанции, то гораздо целесообразнее строить ее не в Одессе, а в Севастополе. Расстояние между двумя русскими городами и Варной (по прямой) почти одинаково, но по состоянию техники того времени гораздо легче было осуществлять радиосвязь через водное пространство, чем через сушу. В техническом отношении, следовательно, Севастополь имел несомненные преимущества.

Постройка невиданной еще в мировой практике радиостанции потребовала, разумеется, ряда предварительных опытов. В практике Попова были тогда передачи на расстояния, вдвое меньшие, чем то, на которое должна была быть рассчитана новая станция. Для того чтобы добиться возможности передачи такой дальности, Попов считал необходимым идти по линии «усиления мощности источника электромагнитных волн и употребления сложной сети воздушных проводов». Опыты в этом направлении возможны при условии, если одну станцию иметь на берегу, а другую – на корабле, который мог бы постепенно удаляться по желаемому направлению. Лишь после того как будут такие опыты закончены, можно будет приступить к постройке станции на болгарском берегу.

Сооружение столь мощной станции не мыслилось без участия Попова. На вопрос, возьмется ли он руководить постройкой, он охотно ответил согласием. К этому времени Попов ввиду избрания его профессором Электротехнического института оставил военно-морское ведомство. Однако разрешение Попову перейти из Минного офицерского класса в Электротехнический институт было дано с непременным условием, что он и впредь будет продолжать свои работы по установке беспроволочного телеграфа на судах и останется «советчиком» во всех вопросах, связанных с установкой радиосвязи, начатой в нашей стране по почину военно-морского ведомства. В своем ответе Главному управлению почт и телеграфов Попов указал на это обстоятельство, отметив, что выполнение обязательств перед Морским министерством вполне совместимо с поручением, возлагаемым на него ведомством, в котором он служит [644]644
  Документ этот опубликован в кн.: А. С. Попов. Сборник документов к 50-летию изобретения радио… С. 210.


[Закрыть].

Однако, сознавая на словах важность беспроволочного телеграфа на военных кораблях, Морское министерство на деле не проявило должной инициативы. Флот по существу оставался нерадиофицированным, а производство радиоаппаратуры в стране было поставлено из рук вон плохо. Вспыхнувшая в 1904 году Русско-японская война обнаружила, насколько преступной была беспечность бюрократов в армии и на флоте, не сделавших ни одного серьезного шага, чтобы надлежащим образом организовать производство радиоаппаратуры и оснастить ею воинские части и боевые суда. Когда Япония внезапно напала на Россию и пришлось срочно отправлять эскадру на Дальний Восток, радиоаппаратуру для судов эскадры заказывали за границей. Дельцы из зарубежных фирм воспользовались этим обстоятельством и сбывали в Россию продукцию далеко не всегда доброкачественную.

Передовые деятели флота задолго до войны отдавали себе отчет в том, какое громадное значение будет иметь радио в непосредственно боевой обстановке. Такие люди, как адмирал С. О. Макаров, лично поддерживая Попова, старались обратить внимание высшего начальства на то, что радио, изобретенное в России, начало уже быстрыми темпами развиваться за границей, где тратятся огромные средства на исследовательские работы. В то же время у нас, указывал Макаров, где живет и работает изобретатель нового средства связи, находящийся в расцвете творческих сил, дело ограничивается только теми изысканиями, которые последний может проводить в имеющейся в его распоряжении общефизической лаборатории Электротехнического института. В стране никто серьезно не занимается подготовкой радиотехнических кадров, особенно подготовкой исследователей в новой области связи. Прошло уже восемь лет с тех пор, как Попов сделал свое великое изобретение достоянием ученого мира, но лаборатория, где он мог бы развернуть во всю ширь исследовательские работы, ему не была предоставлена. Не имел он и специальных сотрудников, которые занялись бы исключительно исследовательскими работами и таким образом продвигали бы дальше начатое им дело. С оскорбленным чувством патриота Макаров говорил о создавшемся нелепом положении – радио изобретено в России, а радиоаппаратуру страна должна приобретать за границей [645]645
  Берг А. И.А. С. Попов и изобретение радио. Л., 1935. С. 37–39.


[Закрыть].

Макаров добивался создания А. С. Попову необходимых условий для продолжения его работ в области радио. Но голос передового адмирала остался неуслышанным. Лаборатории Попов не получил до конца своей жизни. Как и во многих других случаях, Россия, являясь родиной многих замечательных научных открытий и изобретений, редко их реализовывала первой и достаточно широко. Вызванные к жизни обычно неотложными потребностями экономического развития страны, эти открытия и изобретения сталкивались с отсталостью и бюрократизмом, с величайшим трудом пробивая себе дорогу.