Текст книги "Мой грешный муж (ЛП)"
Автор книги: Мия Винси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Она боролась со своей одеждой, чтобы подняться на колени
– Ты можешь подарить столько любви. Ты не должен этого отрицать. Любовь всегда сопряжена с риском потери, но мы все равно должны любить.
– Ради всего святого, Кассандра. Ты говоришь о себе, а не обо мне.
– Если у нас будет...
Слова застряли у нее в горле, но он все равно их услышал.
– Если у нас будет ребенок, это будет твой ребенок, а не мой, – сказал он жестко, отстраненно, леденяще. – Я не хочу иметь с этим ничего общего. С этой частью моей жизни покончено.
И на этот раз он действительно уходил.
Снова.
– Ты не уйдешь, – приказала она, выбираясь из постели. Он проигнорировал ее. – Не уходи снова, Джошуа. Только не в этот раз.
Дверь захлопнулась у нее перед носом. Скрежет ключа, щелчок замка.
Будь он проклят.
Она выбежала в коридор, к другой двери – только для того, чтобы услышать, как он поворачивает ключ и в этой. Она заколотила по дереву, выкрикивая его имя, не заботясь о том, что разбудит семью, слуг или всех демонов в аду. Затем – звук открывающейся двери в смежную комнату. Она бросилась обратно в свою комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как мистер Твит влетает в щель, прежде чем дверь снова захлопнулась.
– Будь ты проклят, Джошуа, – крикнула она через дверь. – Ты не можешь продолжать убегать.
Тишина.
Мистер Твит стряхнул с себя унижение, вызванное его выселением, плюхнулся на ковер и начал чистить лапу.
– Вот мы снова оказались одни, мистер Твит, – сказала она.
Кот с сомнением посмотрел на нее и продолжил вылизывать свою шерстку.
И вот она снова одна в темноте. Она положила руку на живот, закрыла глаза и мысленно помолилась.
Глава 23
На следующий день именно мистер Ньюэлл сообщил Кассандре, что мистер Девитт приказал подать экипаж через пятнадцать минут, если миссис Девитт все еще желает навестить миссис О'Ди. Кассандра вздохнула и велела мистеру Ньюэллу поблагодарить мистера Девитта и сообщить ему, что миссис Девитт все еще желает навестить миссис О'Ди и что она будет готова.
Джошуа, казалось, был таким же энергичным, как обычно, он сбежал по ступенькам и вскочил в экипаж, солнце блеснуло на его серьге. Он снова был небрит, и ей захотелось обхватить руками это заросшее щетиной лицо и целовать его до тех пор, пока он не рассмеется.
Вместо этого она спросила:
– Как твоя работа сегодня?
– Тебе обязательно надоедать мне своей вежливой болтовней?
– Ты бы предпочел, чтобы я утомляла тебя грубыми разговорами?
– Я бы предпочел тишину.
После чего он откинулся назад и надвинул шляпу на глаза. Они больше не разговаривали, пока экипаж не добрался до места назначения, и они не оказались бок о бок у дверей простого, но респектабельного дома.
– Это еще одна из твоих глупых идей, – сказал он, когда она постучала. – Для умной женщины ты придумываешь самые глупые идеи.
– Я должна знать. Ты можешь не заходить, если не хочешь.
– Конечно, я зайду.
Она улыбнулась, чтобы скрыть свое облегчение. Рано или поздно он бросит ее, но это произойдет не сегодня.
Горничная, открывшая дверь, узнала Джошуа и провела их в чистую, скромно обставленную гостиную, где женщина сидела за шитьем у окна, на котором висела клетка с двумя щебечущими певчими птицами. На вид ей было около тридцати пяти лет, и на ней было простое коричневое домашнее платье. Рыжеватые кудри выбивались из-под кружевного чепца, лицо у нее было худое и бесцветное, а когда она отложила шитье, чтобы поприветствовать их, показались бледно-голубые глаза.
Кассандра испытала ужасное разочарование, увидев миссис О'Ди. К своему стыду, она поняла, что надеялась увидеть ночную бабочку, чтобы после сказать себе, что папу привлекла только внешность. Но бывшая любовница папы не была актрисой, играющей роль для того, чтобы потешить мимолетное увлечение лорда. Так или иначе, это усугубило предательство папы.
Миссис О'Ди вежливо поздоровалась с ними обоими, но обратила свое внимание на Кассандру.
– Чарльз с теплотой отзывался о вас, миссис Девитт, – сказала она.
Последняя надежда Кассандры рассеялась, как дым. Но она сохранила свою вежливость, ведь она всю жизнь училась скрывать свои эмоции.
– Я должна признать, миссис О'Ди, что мой отец вообще никогда не говорил о вас.
– Это правильно. Есть вещи, которые дети, независимо от их возраста, не должны знать о своих родителях.
– И все же я чувствую, что мне нужно многое узнать.
Миссис О'Ди твердо встретила ее взгляд. У нее был торжественный вид, совершенно не похожий на прежнюю мамину жизнерадостность. Кассандра могла представить ее женой викария, а не любовницей популярного лорда.
Любовницей своего отца! О боже, что она делала? Когда разумная, воспитанная Кассандра успела превратиться в женщину, которая посещала любовницу своего покойного отца?
Но когда миссис О'Ди указала на место и предложила угощения, Кассандра села, вежливо отказавшись от чая. Миссис О'Ди тоже села, а Джошуа подошел к окну и стал тыкать пальцами в клетку с птицами. Он был в нескольких ярдах от нее и в тысяче миль отсюда.
– Боюсь, этот разговор неизбежно будет бестактным, – сказала Кассандра. – Прошу прощения за вторжение, но для меня было шоком узнать о вашем существовании. Я всегда верила, что папа был верен маме.
Миссис О'Ди поджала губы, но грациозно склонила голову
– Он и был. До меня. Он сказал мне, что более двадцати лет не знал ни одной женщины, кроме своей жены.
– Вы же не хотите сказать, что он любил вас.
Слова были недобрыми, и Кассандре сразу стало стыдно, но миссис О'Ди, похоже, не возражала.
– Я была нужна ему, – сказала она. – Мы встретились после того, как ваша мать покинула его.
– Она никогда его не покидала!
Джошуа, стоявший у окна, резко обернулся, но она не обратила на него внимания.
– Чарльз сказал, что Эммелин покинула его, – сказала миссис О'Ди, нахмурившись в явном замешательстве.
– Почему он так сказал? Она никогда... О. О.
Она чувствовала на себе пристальный взгляд Джошуа и, не обращая внимания на вопросительный взгляд миссис О'Ди, уставилась на стену. На ней висел в рамке силуэт мужчины, который не был папой.
В каком-то смысле мама ушла от папы, не так ли? Она бросила их всех. Кассандра никогда не думала, что ее отец мог испытывать подобные чувства. Две недели назад она бы этого не поняла, она не смогла бы простить его.
Но теперь она познала, каково это – чувствовать глубокое одиночество, когда любимый человек рядом, но до него невозможно достучаться.
– После смерти Чарли, – сказала Кассандра.
– Да.
Миссис О'Ди разгладила юбку на коленях.
– Он хотел поговорить о Чарли. Так все и началось.
– Вы знали Чарли?
– Мой муж был знаком с Чарли по Оксфорду. Он был профессором, мой муж. – Миссис О'Ди проследила за взглядом Кассандры, направленным на силуэт, и кивнула. – Он приглашал студентов в наш дом, и мы могли говорить обо всем до поздней ночи. Нам нравился Чарли.
– Чарли нравился всем, – сказала Кассандра.
Но кто-то все же всадил ему нож между ребер, и папа, как и Джошуа, потерял сына. Но, в отличие от Джошуа, папа не впал в ярость и не отгородился от всего мира. Нет, папа улыбался. Улыбался, улыбался и продолжал улыбаться.
Совсем как Кассандра.
– Твой отец хотел поговорить о Чарли, поэтому он искал его друзей, – продолжила миссис О'Ди. – Он сказал, что никто не говорит о нем. Его друзья меняли тему разговора и избегали его. Итак, мы поговорили. Сначала мы просто разговаривали. Но тогда я только что овдовела и тоже скучала по своему мужу.
Маленькая комната наполнилась эхом сотен тысяч душевных страданий. Как они справлялись с этим, эти хрупкие, гордые люди? Как они поднимались на ноги день за днем? Думая о других вещах, обманывая самих себя, и находя любовь, радость и утешение там, где могли.
К ее удивлению, миссис О'Ди улыбнулась ей.
– Он говорил и о вас, миссис Девитт. Его Кассандре. Он сказал, что вы его опора. Но вы были слишком молоды и перенесли слишком много, и он не хотел больше обременять вас.
Слезы навернулись ей на глаза.
– Но этого было недостаточно, не так ли? Этого никогда не было достаточно, чтобы спасти его.
Затем Джошуа каким-то образом оказался прямо у нее за спиной, положил руки ей на плечи, давая ей то, что он не позволил бы ей дать ему.
– «Спасти его»? Это был несчастный случай
Но голос миссис О'Ди звучал неуверенно. Возможно, где-то глубоко внутри она уже знала правду. Возможно, у нее был ключ к разгадке того, почему папа сделал то, что он сделал.
И тогда Кассандра сказала:
– Он застрелился.
Не успела она договорить, как Джошуа сказал:
– Кассандра, нет!
Его руки были твердыми и уверенными на ее плечах, но тон его был необычайно угрожающим, когда он добавил, обращаясь к миссис О'Ди:
– Вы никому об этом не скажете. Никто не должен знать.
Миссис О'Ди кивнула, но мысли ее витали где-то далеко, взгляд был устремлен куда-то, что могла видеть только она.
– Вы когда-нибудь видели лондонский туман? – спросила она. – Чарльз говорил, что у него в голове было именно так. Густой, холодный, тягучий туман заполнил его голову и сдавил сердце и желудок. Он сказал, что ему казалось, будто он никогда больше не увидит сквозь него солнечного света.
Вот, значит, и ответ. Кассандра все еще не до конца понимала, но, вероятно, это был лучший ответ, который она когда-либо получала.
Чарли умер, и папа с мамой развалились на части, каждый по-своему, и их семья тоже распалась. Она ничего не смогла бы поделать.
Джошуа пытался предупредить ее, по-своему. У него было две семьи, и обе они распались, вот почему он не хотел заводить третью. Он заботился о ней, но и ее он бы бросил, и даже ребенок не смог бы удержать их вместе. Блестящий, работоспособный Джошуа: он знал, что ничего не получится, и даже пытаться было пустой тратой времени.
Все было безнадежно и бесполезно, и так было всегда. Она вернется к своей жизни и вернется к тому, с чего начала.
Кассандра встала. Руки Джошуа соскользнули с ее плеч. Она окутала себя вежливостью, как плащом.
– Я прошу прощения за то, что побеспокоила вас, миссис О'Ди. Я благодарю вас за вашу доброту как ко мне, так и к моему отцу. Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне или моему мужу.
Миссис О'Ди тоже встала и перевела взгляд с одного на другого.
– По крайней мере, замечательно видеть вас двоих вместе. Ваша пара – это единственное, что сделало Чарльза счастливым.
Кассандра не осмеливалась взглянуть на Джошуа. Она чувствовала, что он не смотрит на нее. Миссис О'Ди, не обращая на это внимания, улыбнулась.
– Он сказал, что вы сделаете друг друга счастливыми и дадите друг другу то, что вам действительно нужно. Он был бы рад увидеть, что это, по крайней мере, сбылось.
Еще одна вещь, в которой Кассандра ошиблась. Когда папа просил ее выйти замуж за Джошуа, он хотел, чтобы это было не обузой, а подарком. Папа никогда не хотел, чтобы Кассандра жертвовала счастьем ради своей семьи, а скорее надеялся, что она найдет свое счастье.
О, папа, подумала она. Дорогой, ненаглядный папа. Ты был совершенно прав и в то же время сильно ошибался.
НЕОСУЩЕСТВЛЕННЫЕ НАДЕЖДЫ ЛОРДА ЧАРЛЬЗА на сватовство все еще витали в голове Джошуа, когда их карета снова влилась в поток уличного движения. Впервые с тех пор, как миссис О'Ди взорвала ту самую пороховую бочку, он посмотрел на Кассандру, которая закончила приводить себя в порядок и слабо улыбнулась.
Он должен сказать ей, что может смотреть на нее весь день. Что она действительно принесла ему счастье. Что она сделала его сильнее и спокойнее, а он был полным идиотом.
Лорд Чарльз хотел, как лучше, бедный, сломленный человек, потерявшийся в тумане и все время улыбающийся.
– Не улыбайся мне, если ты притворяешься, – огрызнулся он. – Тебе не обязательно все скрывать за чертовой улыбкой.
Улыбка исчезла с ее лица.
– Я улыбнулась тебе, потому что, глядя на тебя, мне хочется улыбаться. За исключением тех случаев, когда мне хочется придушить тебя, дать пощечину, поцеловать или сделать все это сразу. Я могу улыбаться тебе и все равно расстраиваться из-за других, потому что я способна чувствовать больше, чем что-то одно одновременно, и если это для тебя слишком, позволь мне сказать, что мне абсолютно все равно,
Как солдат, она поправила перчатки и расправила плечи и посмотрела на него со своим самым вежливым выражением лица.
– Похоже, у меня все-таки будет время помочь леди Моркамб выбрать новый фарфор. Она колеблется между «Дельфтом» и «Веджвудом». Не будешь ли ты так любезен высадить меня на Бонд-стрит?
Вежливая светская беседа. Это было жестоким и необычным наказанием, и она это знала. Какова была альтернатива? Грубый разговор по душам. Тогда так тому и быть.
– Расскажи мне о своей матери, – попросил он. – Она ушла, она не ушла, она здорова, она нездорова. У тебя есть мать или нет?
– И да, и нет.
Ее взгляд, казалось, призывал его поспорить, поэтому он промолчал.
– Когда Чарли умирал, доктор дал маме что-то, что помогло ей уснуть. С тех пор она принимает это лекарство. Она не всегда знает, что реально, а что нет.
Она вздернула подбородок и уставилась в окно, но он успел заметить блеск в ее глазах. Наконец он понял: леди Чарльз употребляла опиум и замкнулась в своем собственном мире.
– Все это время? – сказал он.
– Время от времени. Я обнаружила, что она принимает меньше, если ей есть чем себя занять. Раньше она интересовалась травами и настойками, поэтому прошлой осенью мы с миссис Гринуэй отремонтировали винокурню, снабдив ее новым оборудованием и книгами рецептов. Теперь она почти каждое утро возится там, придумывая для нас новые напитки. Ее апельсиновое вино с шалфеем... скажем так, интересное. По крайней мере, она проводит в этом мире половину дня.
Она выглядела такой спокойной, как будто у нее не было ничего на уме, кроме выбора фарфора ее тетей, но все же она выворачивалась наизнанку, пытаясь наладить свою семью, и никто из них, казалось, не знал об этом и не заботился об этом.
Он был худшим из всех, потому что знал и заботился о ней, и все равно причинял ей боль, снова и снова. Но почему-то он не мог остановиться, потому что всякий раз, когда ему казалось, что быть с ней хорошо, другая его часть настаивала, что это очень, очень неправильно.
Потом ее лицо стало мягким и ласковым, таким, каким он обычно видел его при свечах. У него подкосились ноги от желания распахнуть дверцу кареты и выпрыгнуть наружу.
– То, что хотел папа, – тихо сказала она. – Для нас.
– Нет. Не питай романтических идей только потому, что этого хотел твой отец.
– Я собиралась сказать, что ничего не знала о его сватовстве. Я думала, что выхожу за тебя замуж только для того, чтобы получить наследство.
– И я сказал ему, что не хочу снова жениться и согласен на брак только формально.
– Вот почему мы согласились вернуться к нашим раздельным жизням.
– Именно так, – отрезал он, раздраженный ею больше, чем когда-либо. – То, что наш постельный спорт в высшей степени удовлетворителен, ничего не значит... – Он замолчал. – Тебя он устраивает?
– У меня нет претензий, но я не считаю нужным это обсуждать. Господи, о чем только думал папа? Я замужем за мужчиной, который обсуждает самые неподобающие вещи.
– А я женат на женщине, которая больше заботится о приличиях, чем о том, чтобы выразить свои собственные потребности.
– Я замужем за мужчиной, настолько увлеченным самовыражением, что его не волнует, расстраивает ли он других.
– Я женат на женщине, настолько озабоченной тем, чтобы не расстраивать других, что делает себя несчастной.
– Мужчина, который научился только убегать от потерь.
– Женщина, которая так и не научилась бороться за то, что принадлежит ей.
Экипаж ухнул в яму, и они едва не столкнулись носами. Они осознали, что наклонялись друг к другу через все пространство экипажа. Они снова сели на свои места.
– Ты снова несешь полную чушь, – сказала она.
– Как и ты. Хорошо, что это почти закончилось, не так ли?
– Вполне.
Он нахмурился. Она хмуро смотрела на него. Он скрестил руки на груди, чтобы не усадить ее к себе на колени, не задрать ей юбки и не заставить ее прижаться к нему, пока он прижимается к ней.
– Ты сказал, что приедешь в Санн-парк, – сказала она в тишине.
– Когда тебе понадобится, чтобы я тебя оплодотворил?
– О, мне бы не хотелось доставлять тебе никаких хлопот. Возможно, я заведу любовника. Избавлю тебя от лишних неудобств.
Черта с два она так сделает.
– Лучше найди кого-нибудь выносливого. Ты становишься требовательной в постели, когда забываешь о вежливости.
– Возможно, ты мог бы использовать свой опыт, чтобы нанять кого-нибудь подходящего. Ты мог бы назвать его «Секретарем, Ответственным За Оплодотворение Моей Жены, Потому что Я Слишком Эгоистичен И Занят, Чтобы Сделать Это Самому».
– Это дурацкое название должности.
– Они все дурацкие названия должностей! – закричала она.
Он отшатнулся, ошеломленный. Что, черт возьми, было не так с названиями должностей его секретарей? И какое отношение все это имело к ее чреву? И куда подевался их дух товарищества, и почему она не хотела его, и почему было так трудно дышать?
Она взяла себя в руки после своей вспышки гнева.
– Знаешь, Джошуа, я буду рада вернуться в тишину и покой Санн-парка без тебя.
– А я буду рад вернуться в Бирмингем. Бирмингем – самое шумное место на Земле, и все же это спокойнее, чем терпеть тебя.
– Нам нужно потерпеть друг друга всего три дня. Если Люси понравится бабушке, Люси останется жить с ней, а мы с Эмили уедем. Ты посодействуешь этому, если будешь вести себя на балу подобающим образом.
Она с горечью посмотрела на него.
– Я верю, что скорое избавление от меня станет для тебя достаточным стимулом, чтобы вести себя прилично.
– Все, чего я хочу, – это избавиться от тебя, – солгал он. – Мое поведение будет безупречным.
глава 24
Кассандра с сожалением вспомнила, как во время первого завтрака, который они разделили с Джошуа, она заявила, что они смогут жить в одном доме и никогда не видеть друг друга.
Ну и умнички же они! Именно так они и поступили! За три дня, прошедшие после их ссоры в карете, она ни разу не видела Джошуа. Иногда она слышала, как он ходит по комнате по ночам, когда лежала одна на слишком большой кровати, мечтая о том, чтобы забыться сном. Однажды она услышала его голос, когда он позвал слугу; ее сердце забилось быстрее, а дыхание перехватило, но все, что она услышала дальше, это хлопок двери.
Только благодаря мистеру Ньюэллу она получила подтверждение, что Джошуа присоединится к ней и Люси на балу у ее бабушки.
Одеваясь к балу, она была благодарна своей горничной за расторопность и компетентность, потому что Кассандра была бесполезна, ее тело дрожало от страха и возбуждения, а разум повторял бесполезные ругательства. «Это просто очередной бал, а он просто еще один мужчина», – сказала она себе, когда Рут подтолкнула ее к лестнице и бросилась помогать Люси. Этому должен был прийти конец, и вот он настал.
Но на полпути вниз по лестнице ей пришлось остановиться и схватиться за перила, потому что ноги перестали слушаться, и в мире не осталось ничего, кроме высокого темноволосого мужчины в холле.
Он, конечно же, расхаживал взад-вперед, постукивая белыми вечерними перчатками по бедру. Его черный вечерний пиджак облегал широкие плечи, и ее одиноким ладоням до боли хотелось скользнуть по этим плечам, вниз по груди, по бедрам, почувствовать его силу, жар его кожи сквозь шелк.
Джошуа повернул к ней голову и замер на середине шага, на середине движения, наблюдая за ней темными, непроницаемыми глазами.
Кассандра тщательно сосредоточилась на каждом шаге, потому что ее колени с трудом помнили, что нужно делать. Господи, она вела себя как легкомысленная дебютантка в муках своего первого увлечения! Но ни одной дебютантке не было знакомо это жгучее желание прижаться своим обнаженным, ноющим телом к мужчине, или это страстное желание раствориться с ним в их тайном мире вдвоем, или этот леденящий душу страх перед непреодолимой, невидимой стеной.
Она скучала по нему. Даже стоя прямо перед ним, она скучала по нему.
– Что это за чертовщина у тебя на голове? – спросил он. – Неужели какая-то бедная розовая птичка летает по Лондону без половины перьев?
– Тут ты должен был мне сказать, что я прекрасно выгляжу.
– Почему я должен это делать? Ты только что сделала это сама.
Эта озорная, дразнящая улыбка все еще действовала на нее. Она подавила улыбку и сжала в пальцах веер, чтобы не задушить его, потому что его шейный платок был завязан слишком искусно, чтобы его можно было помять. Он был свежевыбрит, и, о, как же ей хотелось потереться щекой о его щеку и вдохнуть его пряный аромат. Сережка исчезла, и наконец-то, наконец-то, он сделал модную стрижку, которая ему шла.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она.
– Я стремлюсь нравиться людям.
– Ничего подобного.
И все же он нравился ей, такой энергичный, красивый и сильный.
Он выглядел таким... безупречным.
«Я верю, что избавление от меня станет для тебя достаточным стимулом, чтобы вести себя прилично», – сказала она во время их ссоры.
«Все, чего я хочу, – это избавиться от тебя. Мое поведение будет безупречным.»
Она проглотила обиду – кто бы мог подумать, что победа может причинить боль? – в то время как на его лице отразилось что-то похожее на замешательство. Она была благодарна, когда лакей принес ее вечерний плащ, так как это дало ей повод спрятаться. Но именно Джошуа накинул бархатный плащ ей на плечи, задержав на нем свои руки. Джошуа застегнул застежку на ее шее. Костяшки его пальцев коснулись ее кожи, и она, затаив дыхание, изучала полные губы, которые ей больше не разрешалось целовать.
Когда он поднял взгляд, все замерло. Она утонула в его глазах цвета горячего кофе, его губы были так близко, что их дыхание смешивалось, его грудь была всего в нескольких дюймах от ее груди. Пламя свечи мерцало, и ей показалось, что он выглядел озадаченным, потерянным, ищущим. Надежда пронзила ее трепещущее сердце.
Затем он отвернулся, схватил перчатки и снова принялся постукивать ими по бедру.
– Этот бал состоится сегодня вечером? – сказал он. – Или они перенесут его на завтра, чтобы наша мисс Люси могла прийти вовремя?
Кассандра разгладила свой плащ и свои спутанные мысли.
– Она ждет, чтобы произвести впечатление своим выходом.
Она вздохнула.
– Было бы лучше, если бы она переоделась в доме бабушки, но герцогиня еще не совсем простила меня.
Затем наверху послышались быстрые шаги, и Эмили сбежала по лестнице, ее лицо сияло от возбуждения.
– Она идет, она идет! – закричала она и обернулась у подножия лестницы, чтобы посмотреть наверх. Сотрудники столпились вокруг, мистер Ньюэлл и Айзек тоже наблюдали за лестницей. Люси нравилась всем, потому что она была любезна со всеми, кроме Кассандры.
Когда Люси появилась на лестничной площадке и остановилась для пущего эффекта, наслаждаясь приглушенным восхищением, доносившимся снизу, Кассандра забыла обо всем. Она забыла их ссоры, их обиды, их боль, их потери. Она видела только свою любимую младшую сестру, сияющую в белом бальном платье, с жемчужинами в блестящих темных волосах и блаженной улыбкой на губах. Люси, полная энергии и остроумия, плавно спускалась по лестнице, неумолимо продвигаясь к своей новой жизни без них.
Кассандра старалась запечатлеть в памяти каждую деталь; она не знала, когда снова увидит Люси после сегодняшнего вечера. Она сжала губы, чтобы сдержать слезы, и надеялась, молилась, чтобы сегодняшний вечер ознаменовал начало того, что Люси снова обретет счастье.
– Она такая красивая, – прошептала она. Она взглянула на Джошуа, но он смотрел на нее, а не на Люси. Она издала высокий, дрожащий смешок, сама не зная почему.
– Общество будет поражено.
– Общество никогда не оправится.
Он придвинулся ближе, пока его грудь почти не коснулась ее плеча, а ноги не коснулись ее юбок. Его близость проникала ей под кожу, растекалась по телу, разжигая в ней потребность в его прикосновениях. Его тепло, его запах окутали ее, и платье казалось таким тесным, что было удивительно, как она могла дышать.
– Ты прекрасна, – пробормотал он. От его нежного дыхания у нее по спине пробежали мурашки. Ей показалось, что его рука коснулась ее бедра, но она не была уверена.
Неподалеку слуги и Эмили суетились вокруг Люси, принося ей плащ, перчатки и веер, как будто она была принцессой. Кассандра повернула голову, мельком увидела Джошуа через плечо и поборола странное желание разрыдаться. Это были всего лишь слова, произнесенные легко и слишком поздно. Он был добр – его доброта была одной из тех черт, которые она в нем любила, – но сейчас она хотела от него совсем не доброты.
– Ты никогда раньше не делал мне комплиментов, – с трудом выдавила она.
– Что?
В его голосе звучало негодование. Он играл. Снова поддразнивал ее.
– Наверняка я сморозил какую-то глупость о твоих волосах, платье или глазах.
Она полуобернулась, успокоившись, это поведение ей было знакомо.
– Ты, наверное, даже не знаешь, какого цвета у меня глаза.
– Конечно, нет, – весело признался он.
Да, все вернулось на круги своя, и нет причин для разочарования. Такая глупая вещь, о которой не стоит беспокоиться. Как будто цвет ее глаз вообще имеет значение!
– У тебя невероятные глаза, – объяснил он. – Они могут быть зеленоватыми, или коричневатыми, или зеленовато-карими, или коричневато-зелеными. На солнце они даже кажутся золотистыми. Когда ты плачешь, они становятся зелеными. Когда ты испытываешь желание, они становятся карими. Когда ты смеешься, они становятся светлее. Когда ты сердишься, они темнеют. Так как, черт возьми, я должен знать, какого цвета твои глаза, когда они все время меняются?
Ой. Ой. Знакомая почва снова исчезла, и под ее ногами ничего не было, и все, что она могла сказать, было:
– Ты заметил.
В наступившей тишине было видно, что его глаза тоже потускнели. Она не могла догадаться, о чем он думает, и ей не хватало смелости спросить.
– Тебе не обязательно нести такую чушь, – резко сказала она, вертя в руках веер. – Я довольна своей внешностью и всегда была. Я просто становлюсь глупой, когда сравниваю себя со своими сестрами.
– Вот сравнение: Люси прекрасна, как бриллиант. Ты прекрасна, как роза.
Он взглянул на ее причудливый головной убор.
– Роза, из головки которой торчат розовые перья.
Наконец, она рассмеялась, потому что он вел себя нелепо, а она была дурой. Это она любила розы, а он считал их пустой тратой времени. Если бы он сказал, что она прекрасна, как железная руда, или фабрика, или куча работы, что ж, тогда она могла бы быть довольна. Вместо этого она почувствовала себя более одинокой, чем когда-либо прежде.
Их овевал прохладный ветерок: лакей открыл дверь. Кассандра встретилась взглядом с Джошуа и напомнила себе, что она добилась того, за чем приехала, и все было именно так, как и должно было быть. Он не давал ей никаких обещаний и не лгал.
Если ее сердце было разбито, то в этом не было ничьей вины, кроме ее собственной.
– Простите, голубки, – крикнула Люси с порога. – Этот бал сегодня? Или нам попросить их перенести его на завтра, чтобы вы могли закончить флиртовать?
КОГДА ОНИ ПРИБЫЛИ, ПЕРВЫЙ ТАНЕЦ уже начался. Кассандра передала Люси герцогу и герцогине и пошла своей дорогой. Конечно, она ушла, подумал Джошуа, наблюдая, как ее розовые перья колышутся в толпе. Именно так они поступали сейчас, и несколько неуклюжих, запоздалых комплиментов ничего не могли изменить. Джошуа чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось обвинить во всем шейный платок, сюртук, нелепые бриджи, но он знал, что дело не в этом. Казалось, у него развился талант все делать неправильно.
Он бесцельно бродил по бальному залу, разгоняя людей своим хмурым взглядом. Время от времени он мельком видел ее. Видел, как Даммертон подошел к ней; видел, как она улыбнулась. Кто-то заслонил их от него, а когда он снова их увидел, герцог писал что-то в ее танцевальной карточке.
Чертов Даммертон, флиртует с его женой, приглашает ее на танец. Джошуа знал, что она любит танцевать, и у нее это хорошо получается. Танцы всегда казались ему пустой тратой времени, но теперь он жалел, что не научился. Ей бы это понравилось. Или нет. От танцев тоже не рождаются дети.
Каким же идиотом он был, что держался от нее подальше. У них оставалось всего несколько дней до того, как сэр Гордон добьется отмены дела Болдервуда: собирался ли он тратить время на то, чтобы дуться? Он вспомнил ее философское отношение к срезанным цветам: они недолговечны, но можно наслаждаться ими, пока они цветут.
Танец закончился, и гости стали расходиться по залу, в котором внезапно смолкла музыка.
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – раздался знакомый рык у него за плечом.
Джошуа едва не застонал от скуки, предвосхищая очередную ссору с отцом.
– Добрый вечер, отец.
– Ты обещал держаться от нас подальше, – сказал Трейфорд.
– Этот бал устраивает бабушка моей жены, а сестра моей жены дебютирует. Ты знал, что я буду здесь, поэтому тебе следовало держаться подальше.
– Тебе вообще не следовало появляться в Лондоне.
Айзек был прав: Трейфорд ненавидел его, потому что он был напоминанием о его позоре. Это означало, что, несмотря на свое бахвальство, этот человек испытывал стыд.
Джошуа открыл рот, чтобы ответить, но остановился, когда в толпе вновь воцарилась возбужденная тишина.
Герцог Шербурн, почти семидесятилетний, но бодрый и энергичный, занял середину пустого танцпола, Люси стояла рядом с ним, держа его за руку. При виде юной леди, грациозной до невозможности и неописуемо красивой, по залу пронесся ропот восхищения. Джошуа почувствовал, как его лицо расплывается в широкой улыбке, а грудь наполняется незаслуженной гордостью. Он оглядел толпу в поисках Кассандры – это был так же ее момент, как и Люси, – но его ищущие глаза не могли найти ее. Его улыбка угасла, гордость поникла, глаза искали. Какой же он эгоистичный дурак; он должен быть рядом с ней.
Герцог отпустил Люси, поднял руки, призывая к тишине, а затем заговорил, как мог только опытный оратор.
– Милорды, леди и джентльмены. Для меня большая честь и удовольствие представить вам мою внучку, мисс Люси Лайтвелл.
Толпа вежливо зааплодировала, перешептываясь друг с другом, восхищаясь новоприбывшей, а оркестр заиграл сочные звуки медленного вальса. Герцог поклонился, Люси присела в реверансе, и они вместе закружились в танце.
Джошуа снова безуспешно искал Кассандру, его охватила странная паника, и он уже собирался отправиться на ее поиски, когда Трейфорд заговорил снова.
– Это та девушка? – спросил Трейфорд, глядя на Люси с задумчивым, отсутствующим выражением лица. – Она немного похожа на Сьюзен.
