Текст книги "Плененная грешником (ЛП)"

Автор книги: Мишель Херд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Он продолжает придвигаться ближе, пока я не вынуждена откинуть голову назад, чтобы сохранить зрительный контакт с ним. Это длится всего пару секунд, прежде чем я опускаю взгляд на его грудь.

Вся моя жизнь была вырвана из-под моих ног.

Все мои мечты о путешествиях по миру никогда не сбудутся.

Невыносимая безнадежность затемняет все внутри меня, заставляя отчаяние проникать глубоко в мои кости.

– Кроме тебя. – Слова Виктора заставляют меня посмотреть ему в глаза. – Я оказал тебе услугу, забрав тебя, маленькая Роза. Николас убил бы тебя.

Я тяжело сглатываю, заставляя себя поднять подбородок выше.

– Не жди, что я буду тебя благодарить.

Он снова усмехается, ухмылка не делает его менее безжалостным.

Из коридора доносится шаркающий звук, отвлекающий внимание Виктора от меня.

Я бросаю взгляд на открытое окно, когда Виктор поворачивается ко мне спиной, и когда в дверях появляется еще один мужчина, я без колебаний бегу.

Мои руки хватаются за подоконник, и я перекидываю свое тело через него. Как только я отпускаю руки, пальцы смыкаются вокруг моего правого запястья. Меня втаскивают обратно в комнату с такой силой, что подоконник царапает мой живот и ноги.

Меня швыряют на пол, и мое тело соскальзывает от движения. Прежде чем я успеваю подняться, Виктор хватает меня за плечи, и я опрокидываюсь на спину.

Через секунду я оказываюсь в знакомой позе с телом Виктора, прижатым ко мне, и его пальцами на моем горле. К счастью, на этот раз к моей голове не приставлен пистолет.

Дыхание Виктора ровное, в то время как я задыхаюсь от неудачной попытки сбежать. Его глаза прикованы к моим, когда он наклоняется ближе.

Паника скручивается в моем животе, и мои руки хватают его за запястье, когда он слишком некомфортно близок.

Слова вырываются из него, как грозовые тучи в ненастную ночь.

– Ты хочешь умереть, маленькая Роза?

Да.

Нет.

Я не хочу ничего из этого.  

Я хочу вернуть свою семью и прежнюю жизнь.

Виктор подносит свою левую руку к моему лицу и проводит костяшками пальцев по моей щеке.

– Еще раз попробуешь что-нибудь подобное, и я прикую тебя наручниками к этой чертовой кровати.

Чувствуя себя потерянной и разочарованной, я отворачиваю голову и смотрю на ножки стула.

Виктор рывком поднимает меня на ноги, затем бормочет:

– Распаковывай вещи и чувствуй себя как дома. Твое пребывание здесь может быть приятным или адским. Выбор за тобой.

Виктор смотрит на другого мужчину.

– Пока это все, Саша. Иди отдохни перед возвращением в Россию.

Когда я не двигаюсь, глаза Виктора устремляются на меня.

– Я сказал, распаковывай вещи!

Я бросаюсь к изножью кровати, где были оставлены сумки, и, изо всех сил стараясь подавить рыдание, открываю багаж. Я с удивлением смотрю на свои вещи и одежду.

Я чувствую, как горят глаза Виктора на мне, когда другой мужчина выходит из спальни. Когда я достаю пару спортивных штанов из сумки, и останавливаюсь, чтобы быстро натянуть их на ноги. Найдя рубашку большого размера, я снимаю ту, что дал мне Виктор, и натягиваю свою через голову.

Я бросаю рубашку Виктора на пол и, не в силах выносить его присутствия, бросаю взгляд на закрытую дверь.

– Это ванная?

– Да.

– Могу я ей воспользоваться?

– Конечно.

Я бросаюсь вперед, и когда поспешно вхожу внутрь и успеваю закрыть дверь между мной и Виктором, меня сотрясает рыдание.

Прижимаясь лбом к двери, я задыхаюсь от ужаса моей новой реальности.

За считанные часы я превратилась из счастливого подростка в будущую шлюху главы Братвы.

Опускаясь на плитки, крики сотрясают мое тело.

Я оплакиваю потерю своих дедушки и дяди.

Я оплакиваю потерю невинности, которую у меня отнимут, когда мне исполнится восемнадцать.

А это будет на следующей неделе.

У меня всего пять дней.

Обхватив себя за талию, я словно разрываюсь на миллион кусочков.

Глава 4

ВИКТОР

Пока Розали плачет в ванной, я сажусь на кровать и просматриваю документы, которые принес Саша.

Первое, что я замечаю, это то, что день рождения Розали намного раньше, чем я думал.

Она ни за что не будет готова отправиться в самостоятельное плавание к следующей неделе. Ей понадобятся недели, если не месяцы, чтобы справиться со своим горем.

Я вздыхаю, потому что это только половина правды.

Блять, у меня проснулась совесть, когда речь зашла о девушке.

Я качаю головой и пытаюсь сосредоточить свое внимание на документах.

Я оставлю ее у себя, пока ей не исполнится двадцать один.

Три года.

На моем лбу появляется морщинка, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на закрытую дверь ванной. В этот момент звук криков Розали меняется, пока не становится похожим на то, что она с трудом дышит.

– Господи, – бормочу я, роняя документы и поднимаясь на ноги. Дверь открывается только наполовину, прежде чем во что-то врезается.

Я захожу внутрь и вижу Розали, лежащую на полу, ее слезы образовали лужу на плитке. Красные пятна покрывают ее лицо и шею, из-за разбитого выражения ее глаза выглядят избитыми и более уязвимыми, чем может выдержать мое сердце.

Присев, я беру ее за плечи и тяну в сидячее положение, прежде чем просунуть руки под ее колени и спину. Прижимая ее к груди, я выпрямляюсь во весь рост и несу ее обратно на кровать.

Я должен уложить ее и дать ей успокоительное, но вместо этого я сажусь на одеяло. Я обхватываю ее вздрагивающее тело и крепко прижимаю к себе.

– Все будет хорошо, – пытаюсь я успокоить ее.

Она качает головой, потерянные рыдания срываются с ее губ.

– Н-ничто никогда больше не б-будет хорошо. – Ее тело обмякло, как будто из него высосали всю энергию. – Ты будешь держать меня в-в плену. Мне исполнится восемнадцать, и ты будешь насиловать меня, пока я тебе н-не н-надоем. Тогда ты, надеюсь, у-у-убьешь меня.

Услышав ее слова, я сжимаю челюсти, и гнев просачивается в мое сердце.

Она снова рыдает.

– Или ты п-передашь меня с-своим м-м-мужчинам.

Поднимая правую руку к ее челюсти, я беру ее за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Когда наши взгляды встречаются, и я вижу неприкрытый страх, дрожащий в ее мягких карих радужках, то заставляю себя расслабиться, чтобы не выглядеть гребаным мрачным жнецом.

– Ничего из этого никогда не случится.

Ее глаза ищут мои.

– Я не могу п-поверить ни одному твоему с-слову.

Я сажаю ее на кровать и поднимаюсь на ноги. Подойдя к окну, я закрываю его.

– Я держу тебя только потому, что тебе некуда идти.

– Я могу поехать в Нью-Йорк, – пытается возразить она.

Я качаю головой.

– Это не подлежит обсуждению. Ты останешься здесь. – Оборачиваясь, мой взгляд останавливается на расстроенной девушке. – Пока тебе не исполнится двадцать один, тогда я отпущу тебя.

Ее взгляд на мне расширяется.

Я скрещиваю руки на груди и мгновение смотрю на нее.

– Я не буду принуждать тебя, и уж точно не позволю никому из моих мужчин прикасаться к тебе. Ты будешь в безопасности, маленькая Роза. Это единственное, что я могу тебе пообещать.

Ее брови сходятся вместе, и на ее лице появляется проблеск надежды.

– Что ты будешь делать со мной в течение трех лет?

Вздыхая, я начинаю идти к двери.

– Я буду кормить и одевать тебя. – Я указываю на ее разбросанные вещи. – Распакуй вещи. Я люблю, когда в моем доме все аккуратно и на своих местах.

Розали медленно встает с кровати и смотрит в окно. Это заставляет меня сказать:

– Ты можешь выходить на улицу, но не можешь покинуть территорию без моего разрешения.

В ее глазах мелькает вызов. Это приятная перемена по сравнению с убитым горем взглядом.

– Мне разрешено выходить на улицу?

Ухмылка приподнимает уголок моего рта.

– Да, но не делай глупостей, потому что свобода, которую я даю тебе, может быть так же легко отнята.

Я вижу, как ее мысли мечутся за карими радужками, и я знаю, что ни один из нас не сомкнет глаз сегодня вечером.

Я не верю, что она не попытается сбежать, а она не верит, что я не причиню ей вреда.

– Когда закончишь распаковывать вещи, приходи в гостиную. Я приготовлю нам что-нибудь поесть.

Я выхожу из комнаты и направляюсь обратно на кухню. Я ничего не ел с обеда и уже давно умираю с голоду. Достав ингредиенты из холодильника и шкафчиков, я начинаю готовить куриную запеканку.

Мне всегда нравилось наблюдать, как готовят мои родители, и я научился готовить еду в раннем возрасте. Это одна из немногих вещей, которая успокаивает меня.

Мои мысли заняты Розали. За несколько часов я перешел от слов о том, что оставлю ее у себя, пока ей не исполнится восемнадцать, к решению держать ее у себя до двадцати одного года.

Что-то в ней проникло мне под кожу.

Я нарезаю курицу с большей силой, чем обычно.

Манно и его племянник должны были умереть, но я ненавижу, что невинная девушка попала под перекрестный огонь. Я могу быть неумолимым и безжалостным, когда дело доходит до работы, но у меня слабость к детям.

Она, блять, не ребенок.

Через пять дней ей исполнится восемнадцать.

Тем не менее, она такая чертовски невинная, причинить ей боль будет все равно что оборвать лепестки цветущей розы.

Вскоре воздух наполняется ароматом жареного лука, курицы и грибов. Я улучаю момент, чтобы налить себе стакан водки и потягивать напиток, продолжая готовить еду.

Когда запеканка запекается в духовке, я чувствую движение воздуха. Через несколько секунд Розали медленно спускается по лестнице. Она движется осторожно, как олень, останавливаясь через каждые пару ступенек. Я чувствую напряжение, исходящее от нее волнами.

Я продолжаю вытирать столешницу, бормоча:

– Ты закончила распаковывать вещи?

– Да. – Она на дюйм приближается к раздвижным дверям, ведущим во внутренний дворик, пока не останавливается перед ними, глядя на освещенный ландшафтный сад.

Взяв стакан, я подхожу к ней и открываю двери. Ветерок ласкает ее волосы.

Она выглядит такой чертовски хрупкой в безразмерной рубашке и спортивных штанах, но, по крайней мере, вся ткань прикрывает ее тело.

Когда я киваю в сторону мебели для патио, Розали делает глубокий вдох и переступает порог. Ее тело напряжено, как будто она ожидает, что я в любой момент затащу ее обратно внутрь.

Она останавливается у ступенек, ведущих к дорожке, ответвляющейся в сторону других особняков, и окидывает взглядом территорию

– Здесь есть другие дома?

– Моей семьи. Ты скоро с ними познакомишься.

Удивление мелькает на ее великолепных чертах, и ее глаза устремляются на мои.

– Ты позволишь мне приблизиться к твоей семье? – Замешательство прогоняет шок с ее лица. – Ты не боишься, что я причиню вред одному из них?

Взрыв смеха вырывается у меня.

– Удачи в попытках.

– Я говорю о женщинах, – бормочет она.

Я наклоняю голову.

– Это мило, что ты думаешь, что у тебя есть шанс против любой из них.

Розали бросает взгляд на другие особняки и огни, льющиеся из окон, затем обхватывает себя руками.

Ее голос – не более чем наполненный страхом шепот, когда она спрашивает:

– Почему ты просто не убил меня? Почему похитил?

Я делаю глоток водки и окидываю взглядом участок.

– Ничто из того, что я скажу, не успокоит тебя, маленькая Роза. – Я снова перевожу взгляд на нее. – Со временем ты поймешь, что я человек слова. Ветровым и Козловым не доставляет удовольствия причинять боль женщинам, особенно таким хрупким созданиям, как ты.

В ее глазах появляется больше надежды.

– Это правда, что Изабелла Козлов пресекает преступные группировки, торгующие людьми в секс-рабство?

– Да. – Ухмылка растягивает мои губы, потому что моя тетя такая же крутая, как и все остальные. Прислоняясь спиной к колонне, я снова окидываю взглядом участок.

Хотя я дома, где на страже половина армии, я всегда готов к нападению.

– Ты много знаешь о моей семье и обо мне, – упоминаю я. – Тебя готовили, чтобы сменить твоего деда?

– Нет. Я не имела никакого отношения к семейному бизнесу.

Горе сжимает ее черты, и у меня руки чешутся схватить ее, чтобы обнять, пока душевная боль не утихнет.

Она смотрит вниз, на свои ноги, делает глубокие вдохи, преодолевая волну скорби, затем дрожащим голосом спрашивает:

– Что будет с телами моих дедушки и дяди?

Я допиваю остатки своей водки и глубоко вдыхаю, прежде чем ответить:

– Все сгорело дотла.

Ее брови сходятся вместе от сильной боли. Ее губы приоткрываются, руки крепче обхватывают ее живот.

Когда я делаю шаг к ней, она быстро отступает назад, качая головой. Она прижимает руку к сердцу, снова качает головой, затем разворачивается и убегает в дом.

Я наблюдаю за ней, пока она не исчезает наверху лестницы, чтобы вернуться в свою спальню, пока иду на кухню. Ставя пустой стакан на столешницу, я открываю духовку и достаю запеканку.

Чувствуя себя измученным, я беру тарелку и накладываю себе добрую порцию запеканки. Я сажусь за стол и отправляю еду в рот, но на вкус она не такая вкусная, как обычно.

Я не самый терпеливый человек на планете, и привык все делать по-своему. Особенно я привык к тому, что у меня есть собственное пространство, где я могу расслабиться. Когда Розали в моем доме, все это вылетает в трубу.

Она только что потеряла все, что было для нее ценным, и ты держишь ее в плену. Девушке потребуется много времени, чтобы исцелиться и понять, что она может доверять тебе.

С моей стороны потребуется чертовски много терпения.

Сверху доносится стук, и, роняя вилку, я встаю с тяжелым вздохом, вырывающимся из моей груди.

Я поднимаюсь на второй этаж, и когда толкаю дверь спальни Розали, меня встречает перевернутый стол, лежащий у моих ног. Розали швыряет стул о стену, черты ее лица искажены гневом.

Я стою и наблюдаю за ней, пока она не роняет стул и дико оглядывает комнату в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы разрушить. Ее взгляд останавливается на мне, и с криком она бросается в мою сторону.

Я блокирую удар, который она пытается нанести, обхватываю ее рукой за талию и перекидываю через плечо. Ее кулаки соприкасаются с моей спиной, пока я не швыряю ее на кровать.

Быстрым движением я сажусь на нее, прижимая ее руки к матрасу по обе стороны от ее головы. Ее грудь вздымается, и с рычанием она пытается приподнять бедра, чтобы сбросить меня, но это бесполезно.

Я удерживаю ее без особых усилий и наклоняюсь ближе.

– Ты думаешь, что сможешь бороться со мной, маленькая Роза?

Она издает разочарованный крик, отворачивая от меня голову.

– Так я и думал. – Я отпускаю ее запястья, и она быстро скрещивает руки на груди. Я хватаю ее за подбородок и поворачиваю ее голову, чтобы она посмотрела на меня. Наши лица в нескольких дюймах друг от друга, когда я предупреждаю ее. – Не порть, блять, мою собственность, или, клянусь Богом, я задам тебе такую трепку, какую твой дед никогда не делал.

Ее глаза расширяются, и, похоже, до нее доходит послание.

– Ты, блять, поняла меня? – Я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы.

Страх быстро сменяет ярость, когда она хнычет:

– Д-да.

Отпуская, я слезаю с нее.

– Убери этот гребаный беспорядок и иди есть!

Христос. Мне придется потрудиться, чтобы справиться с колючими шипами, которые начала демонстрировать маленькая Роза.

Глава 5

РОЗАЛИ

Яростный шторм эмоций опустошает каждый дюйм моего тела. Я чувствую себя вышедшей из-под контроля, напуганной до смерти и крайне уязвимой.

Ничто в моем мире больше не имеет смысла.

Я потеряла все, и у меня даже не будет возможности устроить похороны для своих дедушки и дяди.

Священство – монстры, и я в плену у худшего из них.

Печаль переполняет меня, и я переворачиваюсь на бок в позу эмбриона. Зарываясь лицом в плюшевые покрывала, я плачу обо всем, что у меня отняли.

Дядя Рикко больше никогда не расскажет мне анекдот. Я не услышу, как его смех гремит по дому.

Я не буду нюхать сигары, которые так любил мой дедушка.

Я цепляюсь за последнее воспоминание о том, как мы втроем завтракали. Я ела Fruit Loops, и дядя Рикко продолжал воровать их из моей миски, пока я не приготовила ему его собственные.

Мои плечи вздрагивают, и мои слезы смачивают покрывало.

Это ранит намного сильнее, чем когда я потеряла своего отца. Потому что у меня все еще были дедушка и дядя Рикко, которые утешали меня.

Я не была одинока, в отличие от этого момента.

Я также не могу выбросить из головы образ перерезанного горла дяди Рикко. Я продолжаю слышать, как он захлебывается и пытается дышать. Продолжаю видеть, как он умирает.

Я зажмуриваю глаза как можно крепче, мои руки крепче прижимаются к груди. Я подтягиваю колени и сворачиваюсь в маленький комочек.

Сколько страдал мой дедушка, прежде чем они убили его?  

Мысль о том, чтобы остаться одной в этом аду, невыносима и страшнее всего, что я когда-либо испытывала. Из-за этого мне трудно мыслить здраво, и мои эмоции продолжают выходить из-под контроля.

Вся моя семья мертва, и я в плену у Виктора Ветрова.

Боже.

Те несколько раз, когда я пыталась сопротивляться, ничуть не помогли. Виктор в миллион раз сильнее меня. Этот мужчина отлично натренирован и легко швыряет меня, как тряпичную куклу.

Что со мной будет?

Виктор сказал, что здесь я буду в безопасности, но как я могу доверять словам человека, который помог убить мою семью?

Моя единственная надежда – что его семья вмешается, особенно Изабелла Козлов. Она против всего, что связано с сексуальной торговлей. Наверняка, она поможет мне, верно?

Мысль о том, что они сожгли дотла мой дом и единственных двух людей, которые любили меня, пробегает дрожью по моему телу. Николас Статулис забрал все деньги.

У меня ничего нет.

Даже если мне удастся сбежать, как я доберусь до Нью-Йорка, и примет ли меня вообще Коза Ностра? Я не часть пяти семей. Я для них никто.

Виктор был прав. Мне некуда идти.

Чувствуя себя обделенной, я понятия не имею, что собираюсь делать. Я не знаю, что ждет меня в будущем.

Боже, я даже не знаю, доживу ли я до завтрашнего дня.

Медленно мои слезы высыхают, пока пустота – это все, что остается.

Осознание того, что монстр, захвативший меня в плен, – единственный человек, который есть у меня сейчас в этом забытом богом мире, – крайне горькая пилюля, которую приходится проглотить.

Может быть, если я сделаю, как он говорит, он оставит меня в покое. Это даст мне время, которое нужно, чтобы пережить травму и понять, что делать.

Мое тело ослабело от темных эмоций, опустошающих меня, но все же я заставляю себя подняться и слезаю с кровати. Я иду в ванную и ополаскиваю лицо водой. Когда я смотрю в зеркало, то вижу красные следы на своей шее там, где были пальцы Виктора.

Задирая свою рубашку, я вижу еще больше красных ссадин там, где подоконник царапнул мой живот, когда он дернул меня обратно в комнату.

По крайней мере, у меня не течет кровь.

Могло быть и хуже.

Мои плечи опускаются, и мне не нравится, что я пытаюсь сделать кошмар не таким ужасным.

Прежде чем мои эмоции снова выйдут из-под контроля, я возвращаюсь в спальню и расставляю всю мебель по своим местам.

Я втягиваю в себя бодрящий глоток воздуха, затем выхожу из спальни и медленно пробираюсь по коридору. Страх, который стал моим постоянным спутником с тех пор, как я увидела Виктора, удваивается с каждым моим шагом.

Спускаясь по лестнице, я бросаю взгляд в сторону гостиной и вижу Виктора, сидящего на диване с напитком. Он, кажется, глубоко задумался, глядя на жидкость в стакане.

Одетый в спортивные штаны и футболку, он все еще выглядит таким же устрашающим врагом, каким и является. Но даже в моем обезумевшем состоянии я все еще должна признать, что этот мужчина смертельно привлекателен.

Если бы я не была поймана в этот кошмар, я бы легко влюбилась в его приятную внешность.

Но в итоге, я знаю лучше.  

Я знаю, какая сила скрывается под его кожей и на какую жестокость он способен.

Я останавливаюсь у подножия лестницы, и мой взгляд скользит по его обнаженным предплечьям, вены, извивающиеся под его кожей, только делают его непобедимым.

Я никогда не смогу ему противостоять.

Окидывая взглядом гостиную, я любуюсь всей этой роскошью. Повсюду в особняке мебель из того же темного дерева, что и в моей спальне. Здесь есть мягкий диван из белой кожи и массивная развлекательная система с телевизором, занимающая большую часть одной стены. Кухня оборудована по последнему слову техники, столешницы выложены гранитом, а столовая имеет открытую планировку.

Несмотря на то, что я пленница, особняк кажется уютным. Если бы не угрожающее присутствие Виктора, я действительно чувствовала бы себя комфортно, оставаясь здесь.

Этот человек может быть монстром, но у него есть вкус.

Я замечаю тарелку с едой на островке. Там также есть бутылка воды.

У меня нет аппетита, но я хочу пить.

Виктор не двигается, пока я иду к островку, но он бормочет:

– Чувствуешь себя лучше?

Я открываю бутылку и выпиваю половину прохладной жидкости, прежде чем пробормотать:

– Нет. – Поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, я говорю. – Ты причинил мне боль.

Его голова резко поднимается, его глаза скользят по моему телу, прежде чем остановиться на красных отметинах на моей шее.

Я откидываю волосы в сторону, чтобы он мог видеть все это, и приподнимаю рубашку, чтобы он также увидел ссадины на моем животе.

Я не собираюсь притворяться, что отметин там нет.

Он наклоняется вперед и ставит стакан на кофейный столик, прежде чем встать. Я быстро опускаю рубашку, когда он подходит ко мне.

Этот человек настолько силен, что кажется, будто сам воздух вокруг него напрягается и смещается с каждым его шагом.

Он заставляет меня чувствовать себя меньше букашки, которую он мог бы легко раздавить, если бы захотел.

Я полностью во власти этого монстра.

Когда по моему телу пробегает сильная дрожь, мне требуется больше сил, чем у меня сейчас есть, чтобы стоять спокойно и не съеживаться, когда он останавливается в нескольких дюймах от меня. Его глаза горят при виде отметин, покрывающих мою кожу, и, как я ни стараюсь, не могу удержаться от вздрагивания, когда он поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей шее.

– Прости меня, маленькая Роза, – шепчет он.

Когда я слышу сожаление в его голосе, мои глаза становятся широкими, как блюдца. Извинений я ожидала меньше всего.

Его темный взгляд останавливается на моем.

– Ты более хрупкая, чем я думал.

Я хотела бы быть сильнее.

Виктор опускает руку, затем пристально смотрит на меня, пока я не чувствую непреодолимую потребность извиваться.

– Перестань испытывать мое терпение, и я буду более осторожен с тобой.

Он действительно заключает со мной сделку, или это приказ?

Он указывает на тарелку.

– Ешь.

Я качаю головой.

– Я не голодна.

– Я не спрашивал, голодна ли ты. Я сказал ешь, – бормочет он, выражение его лица мрачнеет еще больше.

Я прижимаюсь спиной к столешнице, мои руки находят гранит и цепляются за него.

Виктор наклоняет голову, и везде, где его глаза касаются моего лица, мне кажется, что моя кожа охвачена пламенем.

– Пожалуйста, отпусти меня, – шепчу я.

Я понятия не имею, что буду делать, но все должно быть лучше, чем быть пленницей этого человека.

Он медленно качает головой.

– Мир растопчет нечто столь хрупкое, как ты. Ты можешь в это не поверить, но этот дом, пребывание здесь со мной, – самое безопасное место для тебя.

Гнев и разочарование начинают клокотать в моей груди. Сжав челюсти, я поднимаю на него глаза.

– Ты принадлежишь к Священству, которое убило мою семью. Ты уничтожил все, что было мне дорого. Это последнее место на Земле, где я когда-либо буду в безопасности.

Уголок его рта приподнимается в опасной ухмылке, заставляя все мои мышцы напрячься.

– Не имеет значения, что ты думаешь, маленькая Роза. Пока тебе не исполнится двадцать один и у тебя не будет времени... – Он поднимает руку, проводя пальцем по линии моего подбородка. – расцвести, я буду принимать все решения за тебя.

Мои губы приоткрываются, чтобы возразить, но они закрываются, когда он добавляет:

– Потрать время на то, чтобы окрепнуть и оплакать свою семью.

Мою семью.  

Я качаю головой, затем отворачиваюсь от него и смотрю на холодильник.

Я не хочу ничего из этого. Это безумие.

Как я переживу три года с этим человеком?

Доживу ли я вообще до своего восемнадцатилетия?

И если доживу, какое будущее ждет меня впереди?

– Ешь, Розали, – бормочет он с чем-то похожим на сострадание, смягчающим его тон.

Мои глаза снова устремляются к его лицу, но он по-прежнему выглядит как смертоносный глава Братвы, который может оборвать мою жизнь за долю секунды.

Когда я не двигаюсь, Виктор протягивает руку мимо меня и подтаскивает тарелку ближе. Он накалывает кусочек еды на вилку, затем подносит его к моему рту.

Моя кожа горит огнем, и я снова смотрю на холодильник.

– Я накормлю тебя силой, если придется, – предупреждает он меня.

Не желая, чтобы это произошло, мой подбородок дрожит, когда я беру вилку и запихиваю еду в рот.

Мудак.

Когда я проглатываю кусочек и накалываю еще еды на вилку, Виктор бормочет:

– Хорошая девочка.

Мгновенный гнев разливается по моим венам. Прежде чем я успеваю обдумать это, я хватаю тарелку и толкаю ему в грудь. Тарелка с громким стуком падает на пол.

Дыхание вырывается из меня.

– Я не твоя хорошая девочка . Не пытайся ставить меня в условия!

Вместо того, чтобы потерять самообладание, его лицо расплывается в улыбке. Он смотрит вниз на испорченную еду, прилипшую к его футболке и лежащую у наших ног, затем его взгляд переключается на меня.

– У тебя есть одна минута, чтобы навести здесь порядок.

– Можешь идти к черту, – шиплю я.

Когда я пытаюсь проскочить мимо него, его пальцы обхватывают мой бицепс, и я прижимаюсь к его боку. Его лицо всего в дюйме от моего, когда он приказывает:

– Убери этот беспорядок, или я тебя отшлепаю.

Что?

На мгновение я разрываюсь между желанием убежать и сделать то, что мне сказали. Воздух становится невыносимо напряженным, затем мои плечи опускаются.

Когда Виктор отпускает меня, я хватаю рулон бумажных полотенец и, присев у его ног, собираю всю еду. Я выбрасываю это в мусорное ведро, но потом он говорит:

– Моя футболка сама по себе не почистится.

– Ты шутишь, – выдыхаю я, быстро сожалея о своей вспышке гнева, которая привела меня в это затруднительное положение.

Его глаза прищуриваются, глядя на мое лицо.

– Похоже, что я шучу?

Нет. Вовсе нет. Похоже, что ему требуется все его самообладание, чтобы не выполнить свою угрозу отшлепать меня.

Я хватаю еще бумажных полотенец, и мои щеки вспыхивают, когда я стираю еду с его футболки.

Когда я выбрасываю бумажные полотенца в мусорное ведро, Виктор берется сзади за свою футболку и стягивает ткань через голову движением, более горячим, чем все, что я когда-либо видела.

У меня отвисает челюсть, когда я вижу его грудь.

Иисус.

Точеный пресс и идеальный V-образный вырез, исчезающий в низко висящем поясе его спортивных штанов, мгновенно заставляют меня затаить дыхание.

Здесь так много татуировок.

Боже.

У Виктора на каждом плече нарисованы звезды, а в середине груди странный крест, сделанный из черепов с крыльями ангела по бокам.

От пупка до ткани виден темный ряд волос.

Мой язык высовывается, чтобы смочить пересохшие губы, и я чувствую вспышку паники в груди.

Конечно, сам дьявол будет выглядеть как чертов ангел.

Только потому, что он самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела, не означает, что меня к нему влечет. Это было бы безумием.

Виктор Ветров – монстр, который убил мою семью и лишил меня всего, что я любила.

Мои глаза встречаются с его взглядом, и, видя, что он наблюдает, как я пялюсь на него, я бегу мимо него вверх по лестнице в свою спальню. Я захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной.

Делая глубокие вдохи, я закрываю глаза и пытаюсь стереть из памяти образ его обнаженной груди и пресса.

Я ненавижу его.

Я так сильно его ненавижу.

Что бы ни случилось, я никогда не смогу забыть ту боль, которую он причинил мне сегодня.

Глава 6

ВИКТОР

Несмотря на то, что я спал всего два часа, в восемь часов я готов встретить день во всеоружии.

Розали не выходит из своей спальни с тех пор, как у нее практически потекли слюнки при виде моей груди. Это был интересный момент, но он ни хрена не значит. Она девушка, которой некуда идти. Конец истории.

Зная, что Розали не сможет сбежать с территории, я направляюсь к своим родителям, чтобы объяснить причину похищения Розали. Я больше беспокоюсь о тете Белле, чем о родителях и дяде Алексее. В конце концов, мой отец похитил мою маму, чтобы спасти ей жизнь. Так они и познакомились.

Войдя в дом, я слышу, как мой отец говорит:

– Уверен, у него есть веская причина. Давайте подождем, чтобы услышать, в чем она заключается.

Конечно, они уже знают. Клянусь, в России птица может нагадить, и они узнают об этом в течение часа.

Вот почему я так хорош в выслеживании. Меня обучали лучшие.

Входя в столовую, все взгляды обращаются ко мне. Вздохнув, выдвигаю стул. Я сажусь и смотрю на свою семью.

– Я забрал девушку, потому что ей всего семнадцать и ей некуда идти. Либо это, либо кто-то из нас убил ее, чего я не собирался допустить.

Как я и ожидал, мои родители кивают с пониманием на лицах.

– Когда она уезжает? – Спрашивает дядя Алексей.

Я встречаюсь взглядом со своим крестным отцом.

– Как только ей исполнится двадцать один.

Его брови приподнимаются.

– Четыре года?

– Три, – поправляю я его. – На следующей неделе ей исполняется восемнадцать.

– Это очень долгий срок, чтобы держать девочку против ее воли, – говорит тетя Белла. – Это принесет больше вреда, чем пользы.

Я перевожу взгляд на свою тетю.

– У Розали нет ничего и никого. Конечно, я могу сунуть ей в руку деньги и отправить ее восвояси, но она не выживет. Девушка слаба. У нее нет никаких инстинктов выживания.

– Она не может быть пленницей три года, Виктор, – возражает тетя Белла.

Мы мгновение смотрим друг на друга, прежде чем я говорю:

– Это не тебе решать. Девушка остается со мной, где она будет в безопасности. Это не подлежит обсуждению. Я просто объясняю вам все из уважения.

Она качает головой, явно недовольная моим решением.

Вздыхая, я усиливаю контроль над своим самообладанием.

– В теле Розали нет ни грамма силы. Она красива и невинна. Она идеальная мишень. Уже ходят слухи, что я похитил девушку. Неужели ты думаешь, что наши враги не нацелятся на нее?

– Виктор прав, – соглашается папа. – Тот факт, что он забрал ее, уже показывает, что ему не все равно. Любой из тысяч наших врагов может подумать, что это хорошая идея – попытаться использовать девушку против него.

– Я уверена, Виктор знает, что делает, – заступается за меня мама. – Он не причинит ей вреда.

Тетя Белла не выглядит убежденной.

– Ты принимал участие в убийстве ее семьи. Я не могу представить, чтобы она когда-либо чувствовала себя здесь в безопасности. Это, должно быть, травмирует ее.

– Это не твоя проблема, – напоминаю я ей.

Прежде чем кто-либо еще может сказать хоть слово, я встаю.

– Со мной Розали будет в безопасности. Это единственное, что имеет значение. Эта тема больше не подлежит обсуждению.