Текст книги "Тайна тринадцатого апостола"

Автор книги: Мишель Бенуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

16

Евангелие от Матфея

– Что они делают там, наверху?

Они сидели на каменной скамье возле имплювиума. Занималось утро пасхального воскресенья. В доме царила тишина. Петр, так же как и хозяин дома, чувствовал, что валится с ног от усталости. «Две ночи без сна, да и ели толком последний раз в четверг вечером – в высокой зале, вместе с Иисусом. А потом были арест Учителя, его казнь, убийство Иуды».

Широкие круги темнели у него под глазами. Он повторил вопрос:

– Да что они там делают?

– Ты должен был бы знать об этом лучше меня – не ты ли весь вчерашний день провел здесь, взаперти, пока я вел переговоры с ессеями?

Домохозяин не упомянул о краткой отлучке своего гостя вчерашним утром. Глядя вслед Петру, когда тот выскользнул на улицу, придерживая что-то на левом боку, он обо всем догадался. А ближе к вечеру по Иерусалиму поползли слухи, что галилеянин, убитый зелотами, – тот самый, что накануне призвал Бога в свидетели своего спора с Каиафой, и Бог вынес свой приговор, покарав Искариота.

– Думается мне, – Петр криво усмехнулся, – что большинство из них сейчас спит. Однако скажи, ессеи помогут нам?

– Да, у меня добрые вести. Они считают Иисуса одним из израильских праведников и согласны похоронить его на одном из своих кладбищ. Но перенести тело можно не раньше, чем протрубят в рог, возвещая окончание Пасхи. Ты же знаешь, ессеи неукоснительно соблюдают ритуалы и ни за что не прикоснутся к мертвому телу, пока праздники не закончатся.

Петр покосился на собеседника:

– И где его похоронят? Под Кумраном?

Домохозяин отозвался не сразу. Сперва помолчал, глядя на Петра в упор. Потом ответил:

– Понятия не имею. Этого они мне не сказали. «А когда скажут, ты об этом не узнаешь. Ни за что».

17

Отец Нил осторожно прикрыл дверь библиотеки. Много лет он многие годы посещал ее беспрепятственно, но, когда учредили схоластикат, замки были заменены, и последние четыре года вход в эту часть северного крыла для него был закрыт.

Он почувствовал знакомый запах, и ему показалось, будто здесь все по-прежнему. Сколько раз он, бывало, заходил в хранилище, чтобы прихватить к себе в келью новую книгу! И каждый раз это было похоже на обретение нового друга, начало новой беседы. Книги всецело, безраздельно преданны тому, кто ищет в них ответы на свои вопросы тактично, но настойчиво. А отец Нил был чрезвычайно упорен в поисках истины.

Он, выросший среди материалистов, почитавших лишь благополучие и успех, однажды увидел впереди свет. Как это случилось, он уже не помнил. Но именно тогда он понял, что мир – это не только то, что мы просто видим, слышим и осязаем. В душе его зародилось желание постигнуть то, что за гранью видимого, ведь этот путь стоит того, чтобы потратить на него всю жизнь.

С тех пор отцу Нилу стало казаться, что в этом и заключается единственный смысл бытия, достойный свободного человека. А поиски незримого казались ему единственным занятием, не подвластным никакому давлению извне.

Входя в библиотеку северного крыла, он еще не понимал, как глубоко заблуждался. Ведь ему пришлось обманом проникнуть сюда, а его единственный друг в аббатстве погиб, возможно, лишь потому, что бывал здесь слишком часто.

Перед ним тянулись ряды книг, хранящих историю всего человечества.

– Книги не предлагают готовых знаний, – говаривал отец Андрей. – Они дают лишь пищу для размышлений. Ваше дело добыть из книг то, что вам необходимо и переосмыслить прочитанное. Я много учился, отец Нил, а узнал так мало. Не отклоняйтесь с пути: вы хотите постичь тайну самого Господа, а разгадка существует по ту сторону слов. Книги будут уводить вас от цели, заставят метаться из стороны в сторону, если вы не сумеете подчинить себе слова и образы, содержащиеся в них. В этих книгах есть все, но для большинства это не больше, чем разбросанные в беспорядке камни. Вам нужно построить из них здание. Только будьте осмотрительны: не всякая архитектура приемлема, многие решения недопустимы. Пока вы остаетесь в рамках того, что признано идеологически корректным, проблем не будет. Если вы станете повторять то, что уже было сказано до вас, и строить так, как строили веками, вас будут превозносить. Но если из тех же камней вы построите что-то новое, тогда берегитесь…

Вот и первый стеллаж – XX век. Библиотекарь послевоенной поры – ныне он покоится на кладбище – не слишком строго следовал традиционной классификации Дьюи [4]4
  Международная система десятичной классификации Дьюи, используемая в библиотеках.


[Закрыть], он расставлял книги в хронологическом порядке, что было удобнее для монахов. Стеллажи, что интересовали отца Нила, находились в самом дальнем конце помещения. Пройдя туда, он остановился в изумлении.

Еще четыре года назад для материалов по I веку хватало двух стеллажей, а расставлены они были по географическому принципу – имелись разделы, посвященные Палестине, другим регионам Среднего Востока, латинскому и греческому Западу… Теперь здесь уже было полдюжины стеллажей, два из них почти полностью занимал палестинский раздел! Он наконец нашел то, что тщетно разыскивал в единственно доступной ему библиотеке западного крыла, – древние мидрашим: сборники толкований скрижалей времен фарисеев, псалмы и вероучительные книги, не вошедшие ни в Ветхий, ни в Новый Завет…

Пройдя еще несколько шагов, он остановился перед стеллажом с этикеткой «Кумран». Начал было перебирать книги, но внезапно замер, наткнувшись на толстый том между изданиями рукописей Мертвого моря. И имени автора или издателя на корешке не было, только три буквы, написанные рукой отца Андрея: «М.М.М.».

С бьющимся сердцем отец Нил вытащил книгу. «М.М.М.» – те самые буквы, что были в предсмертной записке отца Андрея!

В тусклом свете лампы он открыл то, что принял сначала за книгу. Но нет, это была пачка сброшюрованных ксерокопий. Отец Нил сразу узнал характерную каллиграфию рукописей Мертвого моря. Вот, стало быть, что значили эти три загадочные «М»: просто-напросто «Манускрипты Мертвого моря»… Откуда взялись эти тексты?

На первой странице, внизу, он с трудом разобрал выцветший штамп; «Хантинтонгская библиотека, Сан-Марино, Калифорния». Из Америки, значит!

Ну да, однажды отец Андрей сказал, понизив голос, хотя дверь его кабинета была закрыта:

– Манускрипты Мертвого моря были найдены как раз перед образованием государства Израиль, в 1947–1948 годах. В той неразберихе все спешили купить, а то и украсть как можно больше этих свитков, которые, как предполагалось, могут произвести революцию в христианском миропонимании. Изрядное их количество заполучили американцы. Потом международная редакция, которой была поручена публикация найденных текстов, совершила поистине невозможное, лишь бы задержать их выход в свет. Вот тогда-то Хантинтонгская библиотека и решила опубликовать все, что находилось в ее фондах, в виде ксерокопий и распространить их среди специалистов. Надеюсь, – лукавая улыбка озарила лицо библиотекаря, – и мы сможем раздобыть экземпляр. Это самиздат, как в советские времена, приходится распространять тексты из-под полы!

– Почему так получается, отец Андрей? Кто препятствует изданию этих манускриптов? И почему боятся их огласки?

Но тут, как это уже бывало во время их разговоров, отец Андрей смущенно замолк. И потом перевел разговор на другую тему.

С минуту отец Нил колебался, вообще-то он не должен был выносить из библиотеки эти тексты. Всякий раз, когда монах берет с полки книгу, он обязан оставить вместо нее листок с подписью и датой. Такая система позволяет избегать утери книг и дает возможность следить за тем, что читают монахи. С некоторых пор такой контроль весьма ужесточился, и отец Нил об этом знал.

Он быстро решился: «Преемник отца Андрея еще не назначен. Маловероятно, что кто-нибудь заметит исчезновение книги всего на одну ночь».

Словно вор, он прокрался к выходу, прижимая к груди добычу, и выскользнул за дверь. Коридор северного крыла по-прежнему был пуст.

В его распоряжении была только одна ночь.

А в исторической библиотеке на месте изъятой книги осталось пустое место. Это означало, что кто-то из монахов нарушил устав аббатства Сен-Мартен.

18

Пока отец Нил, завесив окно полотенцем, листал в ночной тиши страницы «М.М.М.», тем самым вновь нарушив устав, в нескольких километрах от аббатства двое мужчин вышли из запыленного автомобиля. Согревая дыханием пальцы, коченеющие от ноябрьской стужи, тот, что был за рулем, смотрел на маленькую церковь, витражи которой блестели во мраке. Он чувствовал возбуждение, лицо его застыло, по телу пробежала дрожь.

Его напарник прошел вперед и осмотрелся. Вокруг было тихо. Щиты, огораживающие место реставрационных работ, преграждали им путь, но их можно раздвинуть и протащить плиту. Проще простого!

Он обернулся и негромко обронил по-арабски:

– Бисмилла, йалла! [5]5
  Вперед, во имя Господа! (араб.)


[Закрыть]

– Кен, барух Адонаи! [6]6
  Да, во имя Господа! (иврит)


[Закрыть]– отозвался его спутник, доставая из машины кожаный мешок.

Несколько минут спустя они вышли из церкви, с трудом волоча тяжелую каменную плиту. Протискиваясь обратно между щитами, тому из них, кто собирался сесть за руль, стоило немалого труда унять сердцебиение: «Надо успокоиться, успокоиться…» – мысленно твердил он себе.

Площадь перед церковью была все так же тиха и пустынна. Они уложили плиту в багажник, сели в машину, водитель вздохнул: до Рима путь не близкий… При тусклом свете лампочки, освещавшей салон автомобиля, можно было разглядеть шрам возле его левого уха. Дверца автомобиля захлопнулась.

Зеленый камень в красных прожилках, оправленный в серебро, сверкнул, когда пухлая рука монсеньора Кальфо потянулась к роскошным волосам девушки. Ныне, на исходе XX столетия, он бы охотно воссоздал изысканные обычаи античности: в катакомбах Рима многое подсказывало, что публичные дома и храмы являли собой единое, органичное целое. К разным источникам единого экстаза вели одни и те же врата.

Этот вечер монсеньор проводил в своих апартаментах близ замка Сан-Анжело, откуда виден величественный купол над гробницей Петра, и на нем не было ничего, кроме епископского перстня.

«Союз божественного и плотского… Сам Бог принял образ человека именно затем, чтобы этот союз стал возможным. Ну же, красавица, вознеси меня на небеса!»

19

Евангелия от Марка и Луки

Со стороны Храма донесся протяжный звук рога, который приветствовал восход солнца и окончание Пасхи – воскресное утро 9 апреля. Четверо молодых людей решительно вошли на кладбище, что перед западными воротами Иерусалима. Один из них нес железный брус, чтобы откатить тяжелый могильный камень. Ничего, им не впервой.

Войдя в гробницу, они нашли труп казненного на плите. На теле были видны глубокие рубцы, оставленные бичами, следы от гвоздей. Из раны на боку еще слегка сочилась кровь. Вошедшие горестно возопили:

– Предвечный! Посмотри, что они делают с твоими сынами, пророками Израиля! Да падет на них проклятием пролитая кровь! Сколько страданий перенес этот праведник!

Прочитав заупокойную молитву, они накинули на себя длинные белые балахоны: перенос тела в чистую землю был для них религиозным обрядом и совершался в белых одеждах. Любой случайный путник поймет, что перед ним ессеи, которые переносят тело, чтобы перезахоронить его на своем кладбище.

В пятницу вечером все происходило слишком быстро, и теперь близкие покойного, конечно, придут сюда, чтобы обрядить мертвеца. Найдя гробницу пустой, они ужаснутся. Надо бы их предупредить.

Поэтому двое из ессеев в белых одеждах удобно устроились – один в головах, другой в изножии надгробной плиты, – ожидая родных покойного, а двое других, забрав труп, пустились в долгий путь к одному из ессейских некрополей в пустыне.

Оставшимся в гробнице ждать пришлось не долго, солнце еще не успело подняться высоко над горизонтом, как послышались торопливые шаги. Подошли две женщины из окружения Иисуса. Они увидели, что тяжелый надгробный камень лежит в стороне от входа, и попятились. Одна из них всё же отважилась шагнуть вперед, но, увидев внутри склепа две фигуры в белых одеждах, испустила вопль ужаса. Напуганная до полусмерти, она что-то спросила у них, они утвердительно ответили и хотели было подойти поближе, чтобы объяснить подробнее. Но едва они сдвинулись с места, как женщины с визгом пустились наутек.

Ессеи переглянулись, пожав плечами. Почему Иисусовы апостолы послали сюда женщин вместо того, чтобы прийти самим? Как бы то ни было, свое дело они сделали. Осталось лишь привести склеп в порядок и удалиться.

Они сбросили белые одежды и попытались вернуть надгробный камень на прежнее место, но для двоих он был слишком тяжелым. Оставив склеп открытым, они вышли из сада и уселись на солнышке. Тот, кто все это затеял, должен подойти сюда – надо его дождаться.

20

Кальфо снова взмахнул хлыстом, которым только что ударил себя по спине. Лишь в крайне редких случаях он предписывал членам Союза использовать это орудие для самобичевания. Хлыст был сплетен из кожаных ремешков с нанизанными на них маленькими алюминиевыми шариками. Кровь обычно появлялась на семнадцатом стихе «Miserere» пятидесятого псалма. Полагалось, чтобы на последнем, двадцать первом стихе несколько алых капель брызнуло на стену.

Эта процедура должна была напоминать о тридцати девяти ударах бича, которые нанес Иисусу перед распятием могучий легионер. Римляне обычно утяжеляли свой бич свинцовыми грузилами величиной с оливку, и эти удары раздирали плоть до костей и часто бывали смертельными.

Алессандро Кальфо отнюдь не намеревался рухнуть замертво от самобичевания: умереть вскорости предстояло другому, а его добровольное страдание должно было свидетельствовать о братском сочувствии обреченному. Не хотел он и повредить свою нежную кожу: девушка снова придет в субботу вечером.

«Остается три дня до „завершения миссии“ нашего брата, который, увы, стал слишком стар…»

Отправляя девушку к нему, агент-палестинец предупредил:

– Соня – румынка, девушка надежная, с ней вы можете не опасаться проблем вроде тех, которые доставила предыдущая… Вы в полной безопасности, Аллах свидетель!

Годы, проведенные в Египте в должности папского нунция, научили Кальфо быстро находить выход из затруднений. С недовольным видом он снова замахнулся хлыстом, ибо найти компромисс – не значит отступиться. Сколько бы сладострастия ни сулил ему уик-энд с Соней, он не позволит себе прекратить самобичевание. Нет, он сумеет и проявить свою братскую любовь, и сохранить приятную бархатистость собственной кожи.

Страдания, которые он причиняет себе от избытка христианской добродетели, зачтутся ему и в том случае, если он заменит «Miserere» на «De profundis». Зато «De profundis», знаменитый 129 псалом, состоит всего из восьми стихов и в три раза короче нескончаемого «Miserere».

21

Отец Нил снял очки, потер уставшие глаза, потом провел ладонью по седеющим, коротко остриженным волосам. Всю ночь он въедливо изучал ксерокопии «М.М.М.»! Отодвинув табурет, он встал, сдернул с окна полотенце. Скоро зазвонят к первой утренней службе, в этот час уже никого не удивит, что в окне его кельи горит свет.

Он постоял у окна, глядя на черное зимнее небо над долиной Луары. Всюду царил мрак – и за стеклом, и в его душе.

Отец Нил вернулся к столу, устало опустился на табурет. Перед ним были аккуратно разложены рукописные заметки, которые он сделал этой ночью. Глядя на них, он вздохнул.

Изучая материалы, связанные с Евангелием от Иоанна, отец Нил пришел к мысли, что в описываемых там событиях участвовал еще один персонаж, лишь вскользь упоминаемый в тексте Нового Завета, но сыгравший решающую роль в последние дни жизни Иисуса. Об этом человеке ничего не было известно, даже имени, но он называл себя «возлюбленным учеником» и говорил, что встретился с Учителем на берегах Иордана первым, еще до Петра. Он был одним из сотрапезников на тайной вечере, в высокой зале, а зала эта явно находилась в его собственном доме. Он рассказывал, что возлежал рядом с Учителем, на почетном месте, описывал с достоверностью очевидца казнь и последовавшие за ней события.

Этот человек из ближайшего окружения Иисуса стоял у истоков христианства и был бесценным очевидцем тех событий. Тем более странно, что любое упоминание о такой важной фигуре было тщательно вымарано из Нового Завета. Упоминаний о нем нет ни у других евангелистов, ни в посланиях святого Павла, ни в «Деяниях апостолов».

Откуда такое ожесточенное желание стереть память о нем? Для этого нужна крайне веская причина. И еще, почему в истории зарождения церкви совсем нет упоминаний об ессеях? Здесь была какая-то тайна – отец Нил был в этом убежден, и отец Андрей поддерживал его желание найти связь между событиями, оставившими неизгладимый след в истории западного мира.

– Думаю, что и мне встречался этот таинственный персонаж – в рукописях от III столетия до VII, с которыми я работаю.

Отец Нил аж подскочил:

– Вы хотите сказать, что встречали след «возлюбленного ученика» в текстах, созданных много позже евангельских?

На круглом лице отца Андрея появилась хитрая улыбка:

– Я бы не обратил на это внимания, если бы не был в курсе ваших открытий! Да, эти следы были совсем незаметны для меня, пока я не получил из Ватикана коптский манускрипт, найденный в Наг-Хаммади. – Отец Андрей махнул рукой в сторону своей картотеки.

Потом задумчиво посмотрел на собеседника и, помолчав, сказал:

– Вот мы с вами ведем разыскания порознь. Точно так же работают и десятки других историков и толкователей Священного Писания, и никто не мешает их работе. Но только пока каждый из них трудится сам по себе и не пытается поделиться с коллегами результатами своих исследований. Зачем, по-вашему, нам ограничили доступ в разные отделы библиотеки? Пока мы не выходим за рамки своего направления, то не рискуем подвергнуться цензуре и каким-либо иным санкциям, а каждая церковь может гордо утверждать, что в ней царит полная свобода мысли.

– Вы сказали «каждая церковь»?

– Помимо католической церкви существует целое созвездие протестантских, в том числе фундаменталистских, они сейчас входят в силу, особенно в Соединенных Штатах… К тому же есть еще евреи, есть ислам…

– Евреи – это еще куда ни шло, хоть я и не понимаю, какое им дело до толкования Нового Завета, если они признают только Ветхий. Но при чем здесь мусульмане?

– Ах, отец Нил! Вы живете в I веке в Палестине, а я добрался до VII века. Мухаммед последний раз коснулся текста Корана в 632 году. Вам следует изучить Коран и лучше этого не откладывать. Вы убедитесь, что эта книга тесно связана с злоключениями и судьбой человека, чьи следы вы разыскиваете. Если он и впрямь существовал!

Отец Андрей замолчал. Отец Нил попытался продолжить начатый разговор:

– Если? Вы, стало быть, сомневаетесь, что этот человек действительно существовал?

– Сомневался бы, если бы не ваши открытия. Сами того не ведая, вы побудили меня задуматься над некоторыми древними текстами, на которые я раньше не обращал внимания. Вы помогли мне понять значение довольно загадочного коптского манускрипта. Прошло уже полгода с тех пор, как мне из Рима прислали материалы об этой рукописи, а я в таком замешательстве, что до сих пор не могу составить заключение. Мне уже настоятельно советовали поторопиться, боюсь, как бы меня не вызвали в Рим.

В Рим отца Андрея действительно вызвали.

И он никогда уже больше не вернулся в свой кабинет.

Звон колокола нарушил тишину ноябрьской ночи. Отец Нил спустился в часовню и занял свое место в монастырском хоре. Справа в нескольких метрах от него пустовала скамья отца Андрея. Ему никак не удавалось сосредоточиться, мысленно он все время возвращался к рукописям, над которыми просидел всю прошлую ночь. Все, во что он верил, с некоторых пор стало рассыпаться в прах.

На первый взгляд рукописи Мертвого моря не представляли собой ничего сенсационного. Большинство из них некогда принадлежало общине кумранских ессеев. Среди них были комментарии к книгам Ветхого Завета, разрозненные тексты о борьбе добра и зла, о противостоянии сынов света и сынов тьмы, об Учителе Справедливости… Теперь уже ясно, что этим Учителем Справедливости Иисус быть не мог. Широкая публика, поначалу воспылавшая интересом к находкам Мертвого моря, вскоре разочаровалась, не найдя в них ничего особенного… И тексты, над которыми отец Нил просидел всю ночь, также не были интересны обычному читателю. Но отец Нил недаром столько времени посвятил изучению древних рукописей. Он сразу понял, что эти тексты подтверждают все его предположения, о которых до сих пор не знал никто, кроме отца Андрея.

Его открытие ставило под сомнение традиционные представления о происхождении христианства, а значит, культуры и цивилизации западного мира.

«От Сан-Франциско до Владивостока все держится на едином постулате: Христос – основатель новой религии. Его божественность была явлена апостолам в языках пламени, запылавших над их головами в день Пятидесятницы. Прежде был Ветхий Завет, после настало время Нового. Так вот, все это совсем не так!»

Вдруг отец Нил заметил, что стоит посреди церкви один, в то время как все его собратья преклонили колени, чтобы исполнить гимн «Слава Отцу и Сыну и Святому  Духу». Он торопливо последовал их примеру. Отец настоятель внимательно наблюдал за ним.

Отец Нил пытался следить за ходом службы, но мысли его все время возвращались к рукописям Мертвого моря: «Теперь понятно, как случилось, что люди поверили в божественное происхождение Иисуса. Необразованные апостолы были тут ни при чем. Они повторяли лишь то, что слышали. А мы ничего не знали об этом до появления кумранских находок».

Когда вся община разом повернулась к алтарю, чтобы исполнить «Отче наш», он вновь замешкался.

Отец настоятель тоже не сразу обратил свой взор к алтарю: он задумчиво смотрел на отца Нила.

Едва отец Нил вышел из церкви, как его остановил студент, которому срочно требовался совет по поводу дипломной работы. Отделавшись от него, отец Нил поспешил в свою келью, взял с заваленного бумагами стола папку с текстами «М.М.М.», сунул под накидку и направился в библиотеку западного крыла, стараясь выглядеть как можно более естественно.

С бьющимся сердцем он миновал вход в отдел «Библейских наук» и дверь кабинета отца Андрея, дошел до угла, за которым начинался коридор, ведущий в другое крыло аббатства. Длинный проход северного крыла был пуст.

Отец Нил приблизился к двери отдела «Исторических наук», куда ему входить не разрешалось. В последний раз оглянулся – в коридоре по-прежнему не было ни души. И он вошел.

В столь ранний час в библиотеке, как обычно, никого не было. Лишь несколько ночников горело, распространяя бледный желтоватый свет. Отец Нил не рискнул включить верхнее освещение, которое могло бы выдать его присутствие. Он направился в глубь помещения, чтобы поскорее поставить книгу на место и незаметно вернуться в келью.

Пробираясь между стеллажами, он уже добрался до раздела, посвященного III веку, как вдруг услышал глухой стук двери. И через мгновение потоки света залили библиотеку.

Отец Нил застыл посреди центрального прохода, вытянув вперед правую руку, а левой прижимая к груди книгу, которую не имел права читать, там, где ему нельзя было находиться, с ключом, которого у него не должно быть. Ему показалось, будто стеллажи расступаются вокруг него, оставляя его на самом виду. В ярком беспощадном свете отец Нил чувствовал себя совершенно беззащитным. Ему казалось, что все вокруг как будто спрашивало: «Отец Нил, что вы здесь делаете? Где вы взяли ключ? Что это за книга? Хорошо ли вам спалось прошлой ночью? Почему вы были так рассеянны во время утренней службы?»

Его вот-вот разоблачат… Он вдруг вспомнил предостережения отца Андрея, мертвое окоченевшее тело на железнодорожной насыпи и кулак, яростно воздетый к небу, будто обличающий убийцу.