Текст книги "Реализаты (СИ)"

Автор книги: Minor Ursa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Какие-то мелкие серые птички с рыжими грудками шумно носились наперегонки между обвитыми пахучим лимонником стволами.

– Но я не планировал гулять так далеко, – растерялся Мэтт.

– Почему? – удивился пилот. – Никогда бы не подумал, что ты привык жить на одном месте.

– Но тут дело совсем не в месте... – начал было мальчик...

Но пространство было таким лёгким, таким воздушным, так не похожим на внутренность космического корабля и так похожим на Альфу, что он тяжело вздохнул и сказал:

– Ну, хорошо.

– Ххаф! Ххаф! Хорошо! Хорошо! – затявкали лисы.

***

Момента старта Мэтт не заметил: не было ни перегрузки, ни шума стартовых двигателей, ни вибрации. Уже потом, когда долговязый пилот запел, а небо снаружи из голубого стало бездонно-чёрным, он понял, что путешествие началось.

Никакой рубки он так и не нашёл. А, может, её и не было вообще: пилот сидел под одним из деревьев, прямо на поросшем густым колосняком песке, и на плечи его то и дело спускались бегающие по кедровому стволу маленькие глянцевые жуки.

Мэтт пристроился рядом с ним и долго смотрел на то, как он поёт, как красиво дрожат при этом его беспокойные пальцы и как где-то там, снаружи, за пределами корабля, в ответ на его песню всё разворачивается и разворачивается вселенная.

Языка, на котором пел пилот, Мэтт не знал, но в нём было так много переливающихся друг в друга гласных, а в небе за пределами корабля так много звёзд, что его маленькое сердечко прыгало и замирало от счастья.

Но он был всего лишь маленьким семилетним мальчиком.

В каких-то делах возраст всегда – дело десятое, но только если эти дела не касаются опыта и самостоятельности: самостоятельность семилетнего мальчишки вещь всегда относительная, а опыт – так и вообще смешная.

Стоило Мэтту подумать об этом, как счастье его разом поблекло, и он вспомнил, что людей, кроме него, на корабле нет.

Одиночество вдруг накатило на него такой мощной волной, что он даже задохнулся. И заплакал.

– Эй! Мэтт! – зашелестел, наклоняясь к нему кедр. – Ты чего?

И откуда-то сверху на нижнюю ветку прыгнула маленькая чёрная птица.

Мэтт глянул исподлобья на птицу и промолчал: дрозд был один в один как тот, который встретился ему когда-то давным-давно в Праге, в Зличинском лесопарке.

– Что случилось? – спросила птица.

– Просто сижу, – шмыгнул покрасневшим носом Мэтт.

– Сидишь, значит? – дрозд покрутился на ветке, прикидывая, куда лучше спуститься, и спрыгнул на песок перед мальчиком. – Пойдём, я тебе кое-что покажу.

Не дожидаясь ответа, он встряхнулся, зачем-то оббежал вокруг дерева и совсем не по-птичьи засеменил куда-то Мэтту за спину.

Иди, иди, подмигнул мальчику пилот, и тому ничего не оставалось, как встать, вытереть мокрые глаза, вздохнуть и отправиться следом.

За кедром, с обратной стороны, была тропа.

– Есть хочешь? – поинтересовался дрозд, вспархивая перед Мэттом на висящую над тропой ветку.

– Мне кажется, иногда ты всё-таки должен есть. До вашего Марса ещё петь и петь.

– До Марса? – не понял Мэтт.

– До Марса.

Птица подпрыгнула и исчезла в кедровой кроне.

– Белки, жиры, углеводы... – забормотало где-то вверху, потом там же зашелестело, и чуть ли не на голову Мэтту хлопнулась большая булка.

Дрозд пискнул и следом за булкой тоже спикировал вниз, прямо на рыжую макушку мальчика.

– Ой, извини, – сказал он, спрыгивая оттуда ему на плечо. – Не рассчитал.

***

– А зачем нам на Марс?

Булка была мягкой, сладкой, густо утыканной крупными золотыми изюминами. Мэтт впился в неё зубами и только тогда понял, как он голоден.

– Ну... Во-первых, Марс – достаточно густонаселённое место, – заметил дрозд. – А во-вторых, именно туда ведёт колея, вдоль которой сплетается наше настоящее. Пойдём, я всё-таки кое-что тебе покажу.

62. 2331 год. Бенжи.

Бенжи наслаждался привалившим ему развлечением.

И дело было вовсе не в доступе к большой базе данных. Вернее, не совсем в ней.

Он вообще всё время считал, что вне зависимости от природы и резервных объёмов имеющегося у него накопителя размер того, что имеет смысл быть запомненным, всегда должен быть сведён к самому минимуму. Наверное, с большой натяжкой эту его 'скупость' можно было бы сравнить со 'скупостью' человека, берегущего собственную печень от чрезмерной интоксикации.

В отличие от мира людей, мир андроида всегда делился для него на мир цифровой и мир настоящий. Мир настоящий – с его непрерывными параметрами – был сложен и в целях минимизации самостоятельно архивируемых андроидом данных постоянно требовал от него выбора масштабов квантования, то есть всегда напрягал. А цифровой...

А цифровой, безликий, лишённый какой бы то ни было индивидуальности, кем-то другим поделённый на куски и уложенный аккуратными штабелями, был прост, рационален и удобен.

Подсоединившись к хардверу, андроид, собственно говоря, впервые угодил в Другого. Будь он реализатом, имей он хоть какой-то опыт подобной диффузии, он просто в очередной раз с прохладцей прошёлся бы по педантично утрамбованным чужим воспоминаниям и занялся бы какими-нибудь другими, более важными задачами, но реализатом он не был.

Как машина, он вообще не имел опыта подобного со-переживания.

Первое, что он сделал, это оглянулся в поисках чего-нибудь похожего на '#!важное' и обнаружил внутри у своего марсианского собрата целый диск с пометкой '#!training'.

Хардвер играл. Ещё недавно играл.

Внутри у того, кто стоял в узловой точке управления настоящей планетой, была смоделирована планета ненастоящая – целый искусственный мир, этакий Марс-2, расчётная территория, население и мощности которого были ювелирно подогнаны под существующее положение вещей.

Количество 'состояний', умноженное на количество 'ходов', в этой странной игре достигало огромных значений, но выходило так, что последние стыковки с потоком были около недели назад.

– Бенжи, – сказала Ая, – ты там не увлекайся.

– Да тут, собственно говоря, и нечем, – пожал плечами Бенжи, вынимая палец.

Хардвер мигнул диодами на передней панели корпуса, отключая внешнее устройство, но остался включён.

– О! Уже лучше, – усмехнулся морф.

Он шумно прополз на коленках между Аей и андроидом, уселся по-турецки перед системником и засунул внутрь него руки – прямо сквозь панель с портами и кнопками, так, словно та была не из пластика, а из пластилина.

– Знаешь, чем при детальном рассмотрении отличается простое от сложного? – сказал он в никуда, ворочая там руками. – Только границами того, что именно ты хочешь рассмотреть. Всё остальное по-прежнему остаётся неизменным. Не в смысле статичным, а в смысле равно-сложным и как бы равноценным. Ни остальной мир, ни невидимые тобой взаимосвязи не отрезаются и никуда не деваются. Когда ты выделяешь что-нибудь простое, ты просто не учитываешь остальное. Понимаешь?

Он вынул руки, и за его руками, на месте оставшейся от них дыры вырос улыбающийся беззубый пластиковый рот.

– Да, – сказал рот.

– Тогда зачем ты нас ждал?

– Для принятия оптимального решения.

– Ахахахаха! – захохотал мальчик, вытирая друг об друга ладошки. Он повернулся сперва к Ае, а потом и к Бенжи, приглашая их обоих присоединиться к веселью: – Шутник!

– Нет, – серьёзно сказал рот. – Мне просто надоело играть.

– Дада, – всё ещё смеясь, согласился морф. – А ведь было бы неплохо, чтобы алгоритм приспособился к игре раньше, чем его хозяину надоело играть.

– Я... – начал было рот, но мальчик закрыл его пластиковые губы ладошкой:

– Подожди. Сейчас.

Он оглянулся на Бенжи, примериваясь к чему-то, видимому только ему одному, и полез под стол обратно – отключать электричество.

Пока он возился там, на системнике рядом со ртом проступили большие голубые глаза, и, разглядывая чужую новорождённую оптику, андроид без особого удивления отметил про себя её сходство с собственной.

***

Новоявленное существо получилось маленьким и большеголовым, как гидроцефал.

– Ну, что ж, – сказал, снова шумно выползая на коленках из-под стола, морф. – Я думаю, что это и есть то самое оптимальное решение.

63. 2331 год. Мэтт.

Когда тропа закончилась, Мэтт сел, а потом подумал и лёг навзничь, прямо на песок – этакой распластавшейся на берегу морской звездой, широко раскинув руки и ноги в стороны.

Вверху над ним медленно и величаво плыло усыпанное звёздами небо.

– Воон та звёздочка чуть левее оси эклиптики – это Марс, – сказал, переминаясь с лапки на лапку, дрозд. – Я хотел показать тебе связи. Смотри.

Он подпрыгнул, сделав крыльями громкое 'ххафф!', это 'ххафф!' отразилось откуда-то множественным гулким эхом, и вместе с этим эхом чёрное пространство снаружи вспучилось и наехало на замершего и онемевшего от неожиданности Мэтта, как увеличиваемое растровым редактором цифровое изображение.

– Свет, блуждающий по Вселенной, встречается на дне твоих глаз со своим отражением точно так же, как звук моих крыльев встречается со своим эхом в этих кедрах, – сказал дрозд, внимательно наблюдая за тем, как Мэтт тщетно пытается прикрыть открывшийся в изумлении рот. – Где-то в будущем все пути всего на свете сходятся в одной точке.

И заулыбался:

– Моргай, моргай.

Мэтт моргнул и сглотнул внезапно пересохшим горлом.

– У меня на Марсе сестра, – не столько спросил, сколько сказал он: уверенно, так, словно даже не слышал об этом, а присутствовал там сам.

Он часто-часто заморгал, пытаясь проглотить снова навернувшиеся на глаза слёзы, а потом резко перевернулся на живот.

– А я так боялся, что остался один, – сказал он в песок. – Без никого.

– Опять двадцать пять, – укоризненно покачал чёрной головкой дрозд.

Крылья его из чёрных стали оранжево-синими, он подпрыгнул, вспорхнул вверх и пропал, а взамен сверху густо посыпались большие кедровые шишки.

Одна из них больно ударила мальчика по макушке.

– Ай! – воскликнул Мэтт.

– Простите, – печально сказало окружающее его пространство. – Мне показалось, что здесь никого нет. Кто вы?

– Мэтт, – нахмурившись, обиженно буркнул Мэтт. – Что ты всё время дерёшься?

– А что ты всё время плачешь? – в тон ему возразил тот же голос, и прямо в полуметре от его носа из воздуха материализовался и шлёпнулся на песок дрозд. – Вероятность того, что кто-то живой надолго останется один, вообще практически нулевая.

– Это точно, – с готовностью согласилась с бесплотным голосом птица. – Знаешь, Мэтт, мне кажется, что во многих случаях, когда кто-то так или иначе чувствует себя брошенным, достаточно просто сказать ему 'я тебя люблю'.

Она отряхнулась и покосилась на мальчика:

– Ну, и как бы я тебя люблю.

Песок, устилавший почву в нескольких сантиметрах от лица Мэтта, был светлый, почти белый, а песчинки настолько крупные, что если хорошо присмотреться, можно было различить тонкие пластинки слюды, зёрна полевых шпатов, циркона и кварца.

Мэтт запустил в него руки, пару минут смотрел, как тот сыплется между пальцев, а потом уронил голову на руки.

– Ну, хватит, а? – возмутился дрозд. – Как вообще можно расстраиваться там, где всё так идеально устроено, настроено и притёрто одно к одному?..

– Вот и я думаю о том же, – куда-то в ладони себе сказал Мэтт. – Выходит, что идеально притёрто всё: песчинки вот эти, воздух, которым я здесь дышу, где-то там, далеко-далеко, Марс... То, что будет через сто... через тысячу лет, уже определено – здесь и сейчас.

– А расстраиваешься то ты из-за чего?

– А я вообще талантливый.

Дрозд понимающе кивнул, покрутился на месте, шагнул в никуда и через пару секунд материализовался оттуда обратно метрах в полутора от прежнего места, у ног мальчика.

– Бери себя в руки, Мэтт, – сказал он. – Будет не очень хорошо, если ты доберёшься до сестры заплаканным.

64. 2331 год. Марс.

За дверью был ветер. Он гнал сухую рыжую пыль вдоль серого бетонного блока, и она бежала над асфальтом лёгкой прозрачной позёмкой.

– Ну, руки за голову и выходите, – сказал человек и приглашающе повёл винтовкой типа М-700, переработанной в изящный 'булл-пап'. В густую хлорофильную шапку на его голове была вплетена тонкая оранжевая сеть.

– Ух, ты! Искусственный телепат! – искренне восхитился морф.

Он шагнул на улицу, к ждущим его военным, и дверь за его спиной лязгнула и защёлкнулась.

– Руки! Руки! – занервничал второй человек с автоматом. – Остальные где?

– Остальные? – удивлённо моргнул мальчик, поднял и покрутил руки ладонями вверх. – Но у меня только две руки, остальных нет.

Лицо человека с 'булл-папом' медленно вытянулось и приобрело бледный серо-зелёный цвет.

– Да ты... Да я... – угрожающе начал он, но в этот момент винтовка в его руках зажужжала, и из направленного на маленького морфа ствола деловито выползла крупная золотая пчела. – Какого чёрта?!

– Я не очень хорошо ориентируюсь в местной культуре, – с сожалением сказал мальчик, переводя взгляд с пчелы на окруживших его вооружённых людей. – И могу ошибаться. Прошу Вас не проявлять излишнюю скромность и говорить мне, если я что-то делаю не так.

Он снова моргнул, и пространство вокруг качнулось, трансформируя металл и порох.

***

Усталости Бенжи не чувствовал. Ая торопилась впереди лёгкой, почти бесплотной тенью, а он просто старался не отставать.

Выстрелов больше не было слышно.

Когда мальчик предложил разделиться, Бенжи показалось, что в голосе его сквозило лёгкое превосходство, но уже через несколько минут андроид понял, что маленький морф то ли случайно, то ли вполне обоснованно и правда оказался самым предусмотрительным и дальновидным.

Ая вела их обоих пустыми длинными переходами, время от времени срываясь с быстрой ходьбы на бег. Маленький большеголовый пластиковый 'марсианин', знающий дорогу чуть ли не лучше её, послушно семенил за ней на расстоянии вытянутой руки, а Бенжи смотрел на него и думал, что, если быть по-настоящему бесстрастным и объективным, то сам он мало чем от него отличается.

А потом как-то совсем неожиданно перед ними выросла неприметная серая дверь.

Ая толкнула её, и оптику Бенжи на миг залило ослепительно-белым: в помещении было очень светло – так, как, собственно, не должно быть светло на Марсе. И были люди: молодые, улыбающиеся, совсем не похожие на военных, и в хлорофильную шапку каждого из них была вплетена тонкая оранжевая сеточка.

– Привет, – сказала она, переводя дыхание. – Знакомься, марсианин, вот они, демиурги твоего настроения. – Но, если честно, – она обвела взглядом помещение и собравшихся в нём людей, – то мне совсем не хочется говорить о том, о чём вам хотелось бы от меня слышать.

– Здравствуйте, – на всякий случай улыбнулся Бенжи.

– Ну, наконец-то! Наконец-то! – воскликнул один из присутствующих, вскакивая им навстречу. – Проходите! А где мальчик?

– Ему, как и любому мальчику, больше нравится бряцать чем-нибудь более материальным, чем чужие эмоции и интересы, – пожала плечами Ая. – Он наиграется и придёт.

Пол ушёл у Бенжи из-под ног как раз в тот момент, когда он увидел висящий тяжёлой люстрой над большим круглым столом странный металлический предмет, похожий на вывернутый наизнанку генератор Бибича.

65. 2331 год. И снова Марс.

Они шагнули в мелкую рыжую пыль реальности одновременно – Мэтт и пилот, прямо рядом с зарывшимся носом в песок орбитером. На карауле у орбитера стоял солдат.

– О! Наш челнок! – рванулся Мэтт, отпуская руку пилота. – Ая! Ая!

– Здравствуйте, – густо сказал пилот обескураженному солдату. – Доложите обстановку.

– Занял позицию, жду дальнейших указаний... – растерянно прошептал тот, переводя взгляд с ползающих по обшивке орбитера металлических золотых пчёл на наклонившееся к нему буквально из ниоткуда узкое нечеловеческое лицо. – Кто ты?

– Временами я очень похож на меня, – усмехнулся пилот. – А ты?

– А я... о, чёрт... – прошептал солдат, теряя сознание.

Пилот подхватил его и бережно уложил зелёной головой на торчащий из-за спины рюкзак.

Внутри челнока было пусто и сумрачно.

– Но здесь никого нет, – обиженно сказал Мэтт. – Ты знаешь, где они?

– Знаю, – где-то высоко, почти под потолком пассажирской гондолы, кивнул пилот. – Я знаю всё обо всём. Давай руку.

***

Маленького морфа они нашли в просторном подземном бункере в окружении военных. Он сидел по-турецки в самой середине свободного пространства между фильтровентиляционным агрегатом и барокомпенсатором, и дурачился, демонстрируя благодарным зрителям чудеса анимации.

Мэтт с пилотом вышли из воздуха прямо перед ним, посреди бункера. Ещё не полностью войдя в реальность, полупрозрачный пилот нацелил на морфа палец, изрёк: – Пиф-паф! – и вошёл окончательно.

– Ах! – вполне натурально взмахнул руками белокурый мальчик и засмеялся, глядя на то, как сидящие вокруг него люди вскакивают и хватают руками воздух в поисках оружия, которого больше нет.

– Ты видел? – обернулся к Мэтту пилот. – Этот гений тут развлекается. И это в очаге землетрясения.

– Землечего? – не понял морф, всё ещё улыбаясь.

– В сейсмическом очаге, клоун. Где остальные?

Морф вздрогнул, в одночасье улыбка сползла с его лица, оно вытянулось и побелело.

– Остальные?.. – прошептал мальчик.

Да, да, многозначительно кивнул пилот, твои остальные.

– Herregud!* – теперь уже по-настоящему ахнул морф.

Он вздрогнул всем телом, и от этого едва заметного движения бункер на мгновение вспыхнул ослепительно-белым светом. Мэтт, всё ещё крепко вцепившийся в длинную руку пилота, почувствовал, как в голове у него тоже что-то вспыхнуло, но пилот был так спокоен, что замершее было в ужасе сердце Мэтта тукнуло раз, потом ещё раз и пошло биться заново.

А потом белое понемногу стало проявляться обломками упавшего потолка.

______________________________

– Herregud!* – Боже мой! (шведск.)

66. 2331 год. И снова Марс.

– Herregud! – повторил морф, оглядываясь.

– Вот она, эта штука, – пилот ткнул ногой в торчащий из бетона вперемешку с арматурой толстый подвес массивной металлической 'люстры'. – И, что забавно, до сих пор работает.

– Такая красивая вещь, – покачал головой морф, – а делает такие некрасивые вещи.

Он наклонился, осторожно переступил через торчащую откуда-то снизу мужскую руку в сером рукаве, нащупал руками идущие от генератора провода и так, не распрямляясь, пошёл вдоль них в поисках выключателя.

– Впервые чувствую себя таким беспомощным, – крикнул он откуда-то из-за груды обломков и чихнул, подняв в воздух облако пыли. – Двигается только самый-самый близкий, самый лёгкий слой.

Помещение больше нельзя было назвать помещением.

– Что такое шок и почему он случается? – едва слышно спросил Мэтт, глядя на то, как одновременно невыносимо и безучастно торчит откуда-то из совершенно невозможного места рыжий девичий локон. – Я знаю, кем я хочу быть в следующей жизни. Девочкой. Для разнообразия.

– Брось говорить ерунду, – сказал пилот. – Сейчас наш юный невнимательный друг найдёт то место, где выключается эта гадость, мешающая создавать настоящее, и всё будет хорошо.

– Эй! Пилот! – послышалось снизу. – Мне нужна помощь!

– Всё будет хорошо, – повторил пилот, осторожно отдирая от руки вцепившегося в неё мёртвой хваткой Мэтта. – Я вернусь через пару минут.

Оставшись один, Мэтт крепко зажмурился и стоял так до тех пор, пока где-то в глубине завала не загремело, не задвигалось, и не лязгнул рубильник.

– Эй! Мэтт! – прямо в его ухо густо прошептало пространство. – Ну, что ты как маленький...

– А он и есть маленький, – закряхтел, вылезая из-под бетонной плиты, морф. – Как и я.

Волосы на его голове были всколочены и присыпаны штукатуркой. Он огляделся, оценивая масштаб разрушений.

– Ты, Мэтт, отойди.

Всё ещё не открывая глаз, Мэтт сделал наобум большой шаг влево, на мгновение повис в воздухе и под сердитое морфовское 'да что же это такое?!' был вынесен куда-то наружу.

Открыв глаза, он обнаружил себя на самом краю большого, размером с квартал, провала. Внизу, на самом его дне, двое – пилот и едва достающий ему до колена маленький морф – что-то решали, беззвучно махая руками.

Мэтт, отходя от края, шагнул назад, споткнулся и чуть не упал.

– Осторожнее, – сказала у него за спиной Ая. – Такое ощущение, что ты специально хочешь покалечиться.

– Ая! – опешил Мэтт, оборачиваясь. – Я...

Она улыбалась.

– Я струсил. Там, внизу.

Она наклонила голову:

– Я понимаю. Я тоже... – и раскрыла руки, чтобы обнять его.

67. 2331 год. Бенжи.

Досады он не почувствовал. Открыв глаза, он обнаружил склонившегося над ним пилота.

– Привет, – сказал пилот. – Я – пилот.

– Но я пока ещё не чувствую себя судном, – осторожно пошутил Бенжи. – Что это было?

– Чёрная полоса, – усмехнулся пилот. – Двинь-ка рукой.

Бенжи поднял правую руку, посмотрел на неё, пошевелил пальцами и показал 'ok'.

– Славно, – кивнул пилот. – А теперь другой.

Бенжи отмахнулся, теперь уже левой рукой, и сел.

Судя по последнему сохранённому воспоминанию, неба над ним быть не должно было, но оно было – высокое, голубое, с далёким колючим солнцем.

– Слышишь, пилот, – сказал он. – А где все? Там же народу было десятка два человек.

– Да кто где, – пожал плечами пилот. – В основном по домам. Я не очень отслеживал, кто куда хотел.

Он окинул Бенжи пристальным взглядом, развернулся и молча зашагал прочь.

– Эй! Стой. Да стой же! – растерялся андроид.

Он вскочил на ноги и, лавируя между кусками пластика и торчащей из бетона арматурой, заторопился за уходящим пилотом:

– Ты куда? А я?! Разве я хотел остаться здесь? Ну, уж нет!

– Ты ничего не хотел, – не оборачиваясь, сказал пилот, когда Бенжи догнал его. – С тобой было сложнее всего. Даже этот ваш мелкий марсианский абориген умудрился настроить себе планов. А ты... А у тебя в будущем было пусто, как в раю.

– Я был не готов, – обиделся андроид. – Я вообще так понимаю, что к жизни не очень готов. Не знаю, правда, моя ли это вина.

– А чья? – удивилось долговязое существо. – Моя, что ли? Ты, Бенжи, о принятии решений, попытках и тренировках что-нибудь слыхал? Или ты только и можешь, что ходить на буксире за человеком?

– Она не человек, – снова обиделся андроид, теперь уже за двоих – за себя и за Аю.

– Да ты потрясающий! – захохотал пилот. – Другого такого ещё надо поискать! Вместо того, чтобы сказать 'я машина, я могу и должен рассматривать причины, а не утешать себя тем, что так поступали все и всегда', ты предпочитаешь обидеться на то, что я называю твою девочку человеком.

– Она человек, – сказал он, отсмеявшись. – Хочется тебе того или нет.

Бенжи нахмурился и остановился.

– Я хочу к ней, – сказал он.

– А я не обязан исполнять твои желания, – не оборачиваясь, снова усмехнулся пилот.

Бенжи моргнул и замер, тщательно оценивая сложившиеся обстоятельства. Выходило так, что помогать ему существо больше не собиралось.

Он растерянно оглянулся в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить точкой отсчёта, и далеко-далеко, на грани разрешения своей оптики, увидел съехавшего с крыши космопорта мордой вниз большого пластикового дракона. Детали были плохо различимы, но видно было, что вокруг маленькими чёрными точками суетятся люди.

Ещё с полминуты Бенжи смотрел, как петляет между торчащих бетонных плит похожий на огромного сенокосца пилот, а потом пошёл в другую сторону, к людям.

***

Когда он добрался до космопорта, было уже совсем темно.

Снаружи космопорт щетинился целой серией турникетов. Ни билета, ни лётного жетона у андроида не было, поэтому он равнодушно прошагал мимо центрального входа и направился к входу служебному.

Дверь служебной проходной, выкрашенная в кирпично-коричневый, была закрыта на обычную магнитную защёлку, а на стене, над дверью, под решётчатым колпаком сиротливо горела маленькая галогеновая лампочка.

Бенжи огляделся в поисках распределительного щита и, усмехнувшись про себя человеческой беспечности, обнаружил его оставленным без замка, – под заделанной заподлицо с серой стеной серой металлической крышкой.

Он поднял крышку, пару секунд буксовал, определяя принадлежность рубильников, а потом, так и не разобравшись в схеме, вывернул их все, – один за другим, прямо с подходящими к ним проводами.

Лампа над дверью погасла.

Бенжи потянул на себя дверь, шагнул, и оказался внутри, во мраке.

Выставив перед собой руки, он нащупал служебный турникет, недолго думая, перемахнул через него и двинулся вперёд, по невидимому в темноте узкому коридору.

***

Звук возни во тьме возник так неожиданно, что будь он человеком, он бы подпрыгнул.

Бенжи дёрнулся в сторону, вжался в стену и прислушался: откуда-то прямо у него из-за спины донеслись глухое мычание и шорох. Андроид сунул руки за спину, нащупал, не поворачиваясь, за собой какую-то дверь и впервые в жизни пережил ощущение дежавю.

Тогда, в Лимерике, во мраке он пел.

Он повернулся, приоткрыл дверь, порылся в памяти, нашёл что-то сентиментальное и засвистел.

Отражённый от окружающих стен свист нарисовал ему густые штабеля коробок до самого потолка, заставленные непонятными предметами стеллажи и лежащего на полу в странной позе маленького, похожего на гидроцефала, спелёнутого скотчем гномика.

Первая мысль, пришедшая Бенжи в голову, была о контрабанде, вторая – о складе.

Он чертыхнулся и полез внутрь.

68. 2331 год. Ая.

Мэтт, Ая и маленький морф сидели в самом конце зала ожидания космопорта в крохотном баре на три столика. В баре было сумрачно и холодно.

Мэтт восседал на высоком трёхногом барном стуле, ел большой ложкой посыпанное шоколадной крошкой мороженое и думал о том, как начинаются и чем должны заканчиваться всяческие истории.

– С ним не произойдёт ничего страшного, – словно читая его мысли, сказал маленький белокурый мальчик. – Хотя бы потому, что машины не умеют бояться.

– Зато я умею, – вздохнула Ая.

– Ты много чего умеешь, – согласился морф. – Но это значит только то, что значит, и ничего более. Умей. В отношении твоего Бенжи это ровным счётом ничего не меняет. Дай ему прожить самостоятельно хотя бы один день. Он справится, я тебя уверяю.

– А я? – снова вздохнула Ая.

– И ты справишься.

Мальчик шевельнул пальцами, и в руке у него материализовалась большая белая пластиковая ложка.

Дождавшись, пока Мэтт зазевается, он сделал серьёзное лицо, выгреб из чужой вазочки остатки мороженого и отправил себе в рот.

– Вселенная – это машина, – назидательно сказал он оторопевшему Мэтту. – Но ты должен знать, что личная трагедия, переставая быть личной, перестаёт быть трагедией.

Он облизнул ложку, отпустил её в воздухе над столом, и, падая, та рассыпалась на снежинки и бесследно слилась со столешницей.

Ая снова вздохнула и закрыла лицо руками.

– Мне второй день снится снег, – сказала она.

– Я знаю, – кивнул мальчик. – Это потому, что тебе холодно.

– Мне страшно. Я чувствую себя усталой осенней гусеницей. Знаешь, такой, которой уже не суждено стать бабочкой, потому что холода, но у которой ещё есть надежда пережить грядущую зиму куколкой.

– Покой связывает нас с бесконечностью вселенной в той же мере, что и движение, – усмехнулся морф. – Да, Мэтт?

– Да, – беспечно согласился Мэтт и тут же ойкнул, потому что стул под ним переступил с ноги на ногу и пошевелил круглой спиной.

Морф прыснул от смеха, и Ая взглянула на них сквозь пальцы – сперва на одного мальчика, потом на другого.

– Бенжи идёт к челноку, – сказала она. – Ему больше некуда идти.

Стул её услужливо присел по-верблюжьи двумя ножками, она сошла с него этакой юной грациозной принцессой и направилась к выходу

– У тебя ужасно очаровательная сестра, – шёпотом сказал Мэтту морф и засмеялся: уже на выходе, во вращающихся дверях бара, Ая сунула руки в расстёгнутую куртку, в подмышки, и где-то там выпрямила в ответ ему невидимый для всех, кроме него, средний палец.

69. 2331 год. Бенжи.

– Я тут кое-что понял, – начал андроид, как только Бенжи расклеил ему рот, и поднял на спасителя целый правый глаз. – Оказывается, количество статей, по которым ты можешь быть неудачником, не ограничено.

Бенжи молча усмехнулся и стал отклеивать скотч с его ручек.

Административное здание космопорта с его подземными катакомбами и бегающими по ним людьми осталось далеко позади, и он больше не торопился.

– Вообще-то я немного не так представлял себе ситуацию с правами и свободой, – снова начал андроид и принялся размотанными ручками разматывать свои всё ещё склеенные ножки. – Что это было?

– Думаю, попытка сбыть тебя контрабандой, – сказал Бенжи. – В случае ареста или военного задержания ты бы валялся не на складе, а в каком-нибудь следственном изоляторе.

Андроид с сомнением покачал головой и встал на ножки.

***

Дежуривший у челнока солдат понемногу приходил в себя.

Первыми в его ещё мутном сознании прорисовались высыпавшие в ночном небе звёзды, – далёкие и колючие. Он долго лежал так, с открытыми глазами, и любовался тем, как они медленно и величаво плывут высоко над его головой. Ему было удобно и хорошо.

А потом туман в его голове стал рассеиваться, и сквозь него проступила большая пластиковая голова с разбитым глазом.

– Всё в порядке? – спросила голова.

Он хотел сказать 'да', но язык его прилип к гортани и никак не хотел отлипать, поэтому он просто безмятежно закрыл и снова открыл глаза. Голова съехала куда-то в сторону, и вместо неё возникла другая – с целыми глазами и улыбкой во всё терракотовое лицо.

– Живой! – сказала голова, и солдатик почувствовал, как чьи-то сильные руки хватают его за плечи и тянут, тянут прочь от бескрайнего чёрного неба и рассыпанных в нём звёзд.

***

Бенжи затащил паренька внутрь пассажирской гондолы, уложил его в ближайшее кресло и кивнул своему гномику: заходи.

Воздух гондолы ничем не отличался от воздуха снаружи.

Бенжи пощёлкал кнопками, запустил автоматику и, пока уровень кислорода от марсианских шести поднимался до стандартных пятнадцати процентов, занялся поиском сбоев в тестовом режиме челнока.

Тестирование он закончил как раз в тот момент, когда совсем очухавшийся паренёк, всё ещё лёжа в пассажирском кресле, стянул со своего лица ставшую ненужной зелёную кислородную маску.

– Жизнь продолжается? – усмехнулся ему Бенжи. – Пока ещё никто не сказал 'финиш'.

В ответ солдатик молча спустил на пол ноги в тяжёлых берцах и сел. Лицо его оказалось бледным, юным и женственным.

– Они врали нам, – хрипло сказал он. – Они говорили, что вы будете похожи на людей.

– Врали? Вряд ли, – коротко хохотнул гномик и покрутил в воздухе перед своим лицом маленькими растопыренными ручками. – Не поверишь, сегодня я похож на человека как никогда.

Паренёк снял из-за спины всё ещё болтавшийся там рюкзак, засунул в него свою маску и покорно сложил на рюкзак руки.

– Значит, машины, – констатировал он.

– Машины, – согласился Бенжи.

– Машины, – согласился гномик.

– Ая, – сказала Ая, проступая сквозь закрытый изнутри шлюз.

***

Пилот в буквальном смысле подобрал Мэтта на выходе из бара, – сгрёб, как пушинку, посадил себе на закорки и уже с мальчиком на шее наклонился, чтобы попасть в низкую дверь. Мэтт ахнул в полёте, глотая подлетевшее к горлу сердце.