Текст книги "Граница"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава одиннадцатая
ИБРАГИМ, ГУЛЬДЖАН И ДРУГИЕ

Двое в горах. – Гульджан говорит: «Да». – Ставни в кибитке старого Ибрагима. – Ибрагим не хочет разговаривать. – К чему приводит упрямство. – Полковник Воронков: обстановка усложняется!

Их было двое: впереди сержант Обручев, за ним – старшина Каримов. Под лыжами весело скрипел снег.

Пограничники пересекли долину и стали подниматься в гору. На вершине старшина остановился перевести дух.

– Если честно говорить, Саттара боюсь, – сказал он, тяжело дыша. – Здорово парень на лыжах ходит.

– Еще бы. Сын гор! – поддержал Обручев.

– Ничего, сейчас заедем на ферму, я там сил наберусь и никто меня не догонит! – пошутил Каримов.

– Смотри, как бы наоборот не вышло, – предупредил Обручев.

– А-а!.. – неопределенно ответил старшина и, сильно оттолкнувшись палками, стал спускаться.

Обручев выждал немного и тоже ринулся вниз. Крутой поворот, и сразу показался колхоз. Широкая ровная улица тянулась вдоль изрезанных тропами скал. Чуть в стороне возвышалось здание правления колхоза и Дом культуры. Левее – электростанция. За ней, в длинных помещениях с узкими, высоко расположенными окнами, животноводческие фермы. Туда и спешили пограничники.

Они сняли лыжи у кормовой кухни. Старшина медлил. Обручев, посвященный в его мысли, сокрушенно вздохнул.

– Ну и мямля же ты! – сказал он. – Иди и говори всё, как есть.

Николай открыл дверь. Каримов потоптался на пороге, пропуская его вперед.

Причмокивая и ритмично всасывая воздух, вакуум-насос приводил в действие электродойку. Две девушки сидели за столом и, тихонько напевая, делали свое дело.

Друзья остановились.

Гульджан первая увидела пограничников и, смутившись, выронила из рук колбу. Она не разбилась, покатилась под ноги Каримову. Старшина быстро нагнулся, радуясь возможности помочь.

– Из-за тебя всё! – притворилась рассерженной Гульджан.

Каримов хотел что-то сказать, но безнадежно махнул рукой. Николай толкнул его локтем в бок.

– Мне тебя на пару словечек, – промолвил Каримов.

Гульджан вспыхнула, но подошла. Она была в синем халате, очень красиво облегающем ее фигуру. Легко поправила косы.

Каримов, наклонившись к ней, что-то шепнул. Она засмеялась, покачала головой. Он переглянулся с Обручевым и стал опять что-то говорить.

Николай вышел на улицу. Вслед за ним выскользнула другая девушка и, не глядя на него, пошла к коровнику.

Через несколько минут показался старшина. Насвистывая, встал на лыжи.

– Ну, договорились? – спросил Обручев.

– Она придет на соревнования, а потом... – Каримов подышал на руки и взглянул на часы. – До старта еще есть время. Поехали к Ибрагиму.

Кибитка Ибрагима, такая же белая, как и окружавшие ее сугробы, уставилась в небо тупыми глазками покосившихся окон. Пограничники знали, что по вечерам старик закрывал их ставнями. В первой комнате ставни были дощатые. Ибрагим сделал их много лет назад, когда погиб сын, потому что с тех пор солнце, проникавшее в помещение, раздражало его. Окна в другой комнате выходили на север, но оттуда дули обычно свирепые ветры.

Однажды буря вышибла стекла. В комнату вместе со снегом ворвался ветер. Лампа упала на пол и разбилась. Ибрагим никак не мог найти спички. В темноте он опрокинул стол, безуспешно пытался заслонить окно и в ту ночь чуть не замерз. После этого правление колхоза повесило на окна тяжелые железные ставни.

Над кибиткой курился синеватый дымок.

Ибрагим встретил пограничников на крыльце. И как только он услышал шорох лыж?

– Салом, падар! [6] 6
  Здравствуй, отец!


[Закрыть] – воскликнул старшина.

Ибрагим не ответил.

– Здравствуйте, – в свою очередь сказал Обручев.

– Салом, – произнес старик, весьма недружелюбно оглядывая пограничников.

Наступило неловкое молчание.

– Давайте, мы вам поможем, – предложил Каримов. – Вон сколько снега намело на крыльцо. – Он потянулся за лопатой.

Ибрагим молча отстранил старшину. Он не любил, когда его жалели. В таких случаях всегда острее чувствовалось одиночество, и боль от сознания, что единственный сын никогда не вернется, становилась почти физической.

Обручев заметил, как посерело лицо старика. Каримов тоже помрачнел.

Обручев спросил Ибрагима:

– Зимуете хорошо?

Старик неторопливо воткнул лопату в снег.

– Рахмат, – сказал он тихо. – Вот только дорога к реке плохая, снега много.

– Так что же вы молчали? – подхватил Каримов. – Есть у нас на заставе заградительные щиты. Дадим.

Ибрагим отвернулся. Он явно не хотел разговаривать. У пограничников вконец испортилось настроение. Перед соревнованиями это было совсем некстати.

– Сегодня же поговорю с капитаном, – всё-таки сказал старшина Каримов.

Обручев подтвердил:

– Капитан Демин разрешит!.. Щиты будут!

На этот раз старик не пригласил друзей к себе, а, словно подытоживая разговор, показал на остроконечную вершину, заслоненную тучами, и промолвил:

– Опять снег будет...

Обручев видел, что старшина расстроен. Он не совсем понимал, почему Ибрагим так холодно обошелся с ними и ждал, что Каримов начнет сейчас объяснять. Но старшина молчал, прибавляя шагу.

– Ибрагим прав, – попытался завязать разговор Обручев. – Снег будет. Лыжную мазь придется сменить.

– Ничего, проскочим, – ответил Каримов.

– Разумный совет – половина удачи, – напомнил Обручев.

Старшина промолчал.

Они подъехали к Дому культуры. Здесь было шумно. Саттар стоял у судейского столика в накинутом на плечи халате. Заметив друзей, он протянул им сразу обе руки. Приветливо улыбнулся:

– Ну, полвон [7] 7
  Полвон – богатырь.


[Закрыть]сегодня тебе повезло: по жеребьёвке сразу за мной идешь. Нет бы наоборот.

– Держись, догоню! – подзадорил Каримов и тут увидел Гульджан.

– Смени мазь, – еще раз посоветовал Николай, доставая из кармана жестяную баночку. – Ибрагим верно говорил.

– Очень прошу, – неожиданно заявил старшина, – не говори мне сейчас о старике.

Обручев предложил сменить мазь и Саттару. Молодой чабан согласился. Он отставил в сторону палки и, насвистывая, принялся за дело.

Время от времени Николай бросал недовольные взгляды на старшину.

Каримов разговаривал с Гульджан.

– Поторопись, Рашид, – сказал Обручев старшине, становясь на лыжи.

– Сейчас, – не оборачиваясь, отозвался Каримов.

В этот момент раздалась команда:

– Участники соревнований... на старт!

Обручев снова протянул старшине баночку с мазью.

– Ничего, – упрямо сказал Каримов. – Обойдусь.

Старшина видел, как Саттар быстро побежал вперед и стал карабкаться в гору. Потом подошла его очередь. После взмаха флажка он сорвался с места, чтобы сразу догнать Саттара и потом ни за что не отрываться, а перед финишем обойти.

Постепенно расстояние между ними сокращалось. Около перевала Каримов совсем было приблизился к Саттару. Но тут вдруг пошел снег. Скольжение стало хуже. Сразу он не заметил этого: лыжня шла в гору. А потом начался спуск. Саттар присел и, набирая скорость, стал ловко лавировать между камнями.

Старшина тоже оттолкнулся палками, но лыжи словно окаменели. Он чуть не упал. С досадой поднял правую ногу и выругался: так и есть – подлип! Рассчитанная на сухую погоду, мазь подвела.

Старшина снял лыжи, чтобы счистить снег, и окончательно расстроился...

Гульджан издали смотрела на него. Он нарочно не подъехал к ней, а прямо с финиша, не сбавляя хода, проскочил мимо судейского столика в горы.

На заставу пришел угрюмый.

– Проиграли? – лейтенанту Ганиеву нетрудно было догадаться об этом, глядя на выражение лица старшины. – Ничего, бывает. В другой раз выиграете.

Старшина не ответил.

– Самолюбие – опасная вещь, – заметил замполит.

Каримов думал о Гульджан. Как теперь с ней встретиться? Что она скажет отцу? Ведь сегодня они хотели поговорить с ним.

...Вечером сержант Обручев заступил на дежурство. Он выставил часовых и после инструктажа отправил наряды на границу.

Тихо в эти часы на заставе: пограничники отдыхают перед службой.

Понуро вошел в дежурку старшина Каримов. Николай обрадовался:

– Садись.

Старшина медленно опустился на стул и спрятал лицо в ладонях.

– Я понимаю, – сказал Обручев. – Ты проиграл на соревнованиях, но разве можно из этого делать трагедию?

– Не в этом дело, – вздохнул старшина. – Всё началось с Ибрагима.

– Да что у вас с ним? – спросил Обручев.

Старшина не успел ответить. Зазвонил телефон. Обручев взял трубку.

– Дежурный слушает! – сказал он и узнал полковника Воронкова. – Докладываю, – сразу подтянулся Обручев. – На заставе без происшествий.

– Где тридцать первый?

– Только что лег отдыхать.

– Поднимите.

– Есть!

Капитан не спал. Он быстро вошел в канцелярию.

– Тридцать первый слушает!

– Телеграмму ноль восемьдесят четыре получили? – спросил полковник.

– Так точно! – доложил Демин.

– Предупреждаю: обстановка усложняется. Обратите внимание на перевал.

– Есть!

Капитан подошел к стене и отдернул марлевую занавеску. Вот он, перевал, на который приказано обратить внимание. Здесь частые туманы и много камней – самое удобное место для нарушителей границы.

Демин вызвал лейтенанта Ганиева:

– В ноль-ноль часов проверите пограничные наряды.

– Есть! – ответил Ганиев.

Глава двенадцатая
НОЧНОЙ ГОСТЬ

Фукс делает ставку на Ибрагима. – Человек, который не дорожит своей жизнью. – Тугай, Динкер, Тумаков, их всего трое. – Ночной гость предлагает свой план. – Глава тринадцатая называется: «Жребий брошен». – На что намекал Теодор Драйзер? – Шифровка доставлена в посольство.

Фукс пускал к потолку колечки дыма и равнодушно глядел, как они расплывались в воздухе. Его одутловатое лицо с нездоровой синевой под глазами выглядело усталым.

Конечно, из множества вариантов, которые он снова и снова перебирал в уме, лучше всего остановиться на последнем: прежде чем встретиться с резидентом, агент остановится в кибитке Ибрагима. Отсюда будет легче действовать, да и сам Ибрагим поможет. Но прежде необходимо запутать старика.

Одному Тугаю поручить такое ответственное задание нельзя. При всех достоинствах он оставался туземцем. Это сложное дело можно возложить на члена метеоритной «экспедиции» Джорджа Динкера. Ему сам черт не брат.

Он взглянул на часы: сейчас Динкер должен войти.

В дверь постучали. Это был, конечно, Джордж.

– Хелло, старина! – приветствовал его Фукс, бодро вскакивая на ноги. – Прошу садиться.

У Динкера – приплюснутый нос и вставные зубы: сто тридцать боев за плечами и сто десять побед. С таким держи ухо востро! Он хорошо говорил на многих европейских языках. Знал десятки городов, где в свое время выступал на ринге. Сведения, которые он там добывал, приносили ему гораздо больше дохода, чем чистые нокауты.

Теперь он несколько устарел, но только в боксе. Методами шпионской работы он владел не хуже, чем в старое доброе время на ринге. Да и был он еще в отличной спортивной форме. С человеком, у которого не было семьи и который не очень-то дорожит своей жизнью можно делать любой бизнес. Фукс не сомневался, что во всяком случае живым Динкер в руки никому не дастся.

– Дело простое, старина, – наливая виски себе и Динкеру, говорил Фукс. – Вам предстоит небольшая прогулка. – Он рассказал о находке Тугая. – Конечно, можно было бы послать его одного, но, боюсь, сведет счеты... Вы понимаете меня, старина?

Джордж утвердительно кивнул.

– Условия? – спросил он, как и полагается деловому человеку.

Торговались недолго.

Фукс снова наполнил стакан:

– За ваш успех, старина!

Динкер одним глотком осушил стакан.

– Мы пойдем вдвоем?

Фукс причмокнул губами:

– Нет, возьмете еще Тумакова.

Джордж хорошо знал Тумакова. Это был рыжебородый человек средних лет, плотный, невысокий. Угрюмое выражение не сходило с его лица. Когда-то он жил на Смоленщине. Отца раскулачили и выслали. Он остался один, затаив злобу. Во время оккупации гитлеровцы назначили его старостой. При отступлении он бежал с немцами.

– Зачем нам нужен Тумаков? – недовольно спросил Динкер.

– У него твердая рука, стреляет без промаха, – уклончиво ответил Фукс. Он хотел, чтобы Тумаков тоже знал дорогу к ибрагимовской кибитке. Это могло пригодиться в будущем.

– Когда идти?

– Завтра.

– О’кей!..

Ночью Фукса разбудили. Пропуская вперед закутанного в тулуп человека, у дверей застыл долговязый детина в халате.

Фукс бросился навстречу. Пожимая незнакомцу руку, Фукс почувствовал, как цепко схватили его ладонь сильные пальцы. Сквозь узкую полоску в шарфе блеснули глаза. Они показались Фуксу глазами пумы – дикой американской кошки, с которой однажды ему довелось встретиться в лесах Патагонии, когда он служил в зоологической компании.

Незнакомец показал на провожатого. Фукс сделал тому знак удалиться. Долговязый молча, кивнул и повернулся. Незнакомец увидел уродливую бородавку на его красной шее и брезгливо поморщился.

– Что за идиота вы за мной послали? За всю дорогу не проронил ни слова?

– Простите, сэр, – заметил Фукс. – Он немой.

Незнакомец вручил пакет. Фукс внимательно прочел бумагу.

– А где же второй? – спросил он.

– Скоро должен прибыть. Но имейте в виду – встретимся мы с ним только на той стороне.

– Все ясно, – сказал Фукс. – Прошу в соседнюю комнату.

– Зато мне неясно! – оборвал незнакомец и заставил рассказать, как его собираются переправить через границу.

Фукс стал рассказывать про Ибрагима, даже показал отретушированную фотографию. Незнакомец кивал, а когда Фукс закончил, неожиданно произнес:

– Всё это подойдет для помощника. У меня – свой план.

Теперь слушал и кивал Фукс.

– Всё! – вдруг отрезал пришелец. – Где я могу отдохнуть?

– Прошу в соседнюю комнату, – напомнил Фукс. – Нет, не сюда. За ширмой имеется дверь. Располагайтесь и отдыхайте.

Фукс выпил виски и резко отодвинул стол. Вытащил из замаскированного углубления в полу портативный сейф и, два раза повернув ключ, открыл его. Затем спрятал сейф и поставил стол на место. Положил перед собой том сочинений Драйзера на русском языке. Посмотрел на календарь.

Он перелистал книгу и остановился на восемьдесят четвертой странице. Глава тринадцатая. «Жребий брошен».

Прочел и усмехнулся. Действительно, жребий брошен, и вся его карьера, да что карьера – жизнь! – зависит теперь от исхода этой операции.

За тонкой перегородкой кашлянул гость.

«В крайнем случае, если помощник завалится – полбеды, – подумал Фукс. – Главное, чтобы благополучно прошел этот...

Он вспомнил про обещание босса: вы будете полковником! Прищелкнул языком. Полковник Фукс. Что и говорить, звучит недурно...

В высших сферах делового мира все так или иначе друг с другом связаны. Теперь, когда внимание Мак-Кенти было привлечено к газовым предприятиям, он принялся усердно разведывать обстановку...

Каждый типографский знак этого текста Фукс старательно переписал в разграфленную тетрадь. Вскоре на другом листе колонками выстроились цифры.

Фукс проверил зашифрованный текст – всё правильно! – и сфотографировав его, сжег только что исписанные листы.

Опять кашлянул гость.

«И ему не спится!» – злорадно подумал Фукс, еще раз пробегая глазами начало восемьдесят четвертой страницы.

«Жребий брошен»... А вот и неиспользованная при шифровке строка, первая после заголовка.

«Результаты этого свидания не замедлили сказаться».

Фукс выругался. Уж не на свидание ли его, Фукса, с этим агентом намекал старик Драйзер?

Пленка, на которую Фукс зафотографировал шифровку, утром была доставлена в посольство. Там было кому следить за деятельностью метеоритной «экспедиции».

Глава тринадцатая
ЗАДАЧИ СУМАСШЕДШЕГО МАТЕМАТИКА

Свет в окне. – Лейтенант Ганиев предлагает старшине Каримову свои услуги. – Гульджан будет согласна. – Концерт для русских эмигрантов. – Белые, серые и черные собаки. – Опять загадка. – Где недостающие цифры? – Старшина уточняет. – «В высших сферах делового мира все так или иначе друг с другом связаны». – Где условленное место? – Итак, «в условленном месте». – Встреча будет обеспечена.

Была полночь, а в ленинской комнате горел свет. Зазвонил телефон. Старшина Каримов поднял трубку.

– Почему свет? Спать давно пора, – послышался голос капитана Демина. – Кто там сидит?

– Один я, старшина Каримов, товарищ капитан.

– Что делаете? Почему не спите?

– Да так, – помедлил с ответом старшина. – Так, сижу, думаю. ...Можно сказать, на посторонние темы... Да всё равно, товарищ капитан, завтра у меня выходной. Выспаться успею.

– Ну ладно, – разрешил начальник заставы. – Но не очень засиживайтесь.

Лейтенант Ганиев вернулся с границы.

– На перевале скопилось много снега, – доложил он капитану Демину. – Там надо быть особенно осторожными: вполне может произойти обвал.

– Да, этот перевал нам еще аукнется, – задумчиво произнес Демин. – Недаром начальник отряда полковник Воронков приказал обратить внимание...

Ганиев достал портсигар.

– Можно курить?

Демин кивнул.

– Кстати, лейтенант, – заметил он озабоченно, – что-то у нас старшина захандрил. Ходит грустный. Не спит. Сидит сейчас в ленинской комнате. Вряд ли его так расстроило поражение на лыжных соревнованиях. Он у нас не из слабонервных. Тут что-то другое.

Ганиев чиркнул спичкой.

– Постараюсь узнать, в чем дело.

– Вот-вот. А то мне это не удалось, – сказал Демин. – Ну, не буду мешать. Поговорите с ним.

В ленинской комнате лейтенант Ганиев застал старшину за странным занятием: он устремил глаза в потолок, а рукой машинально листал журнал.

Увидев замполита, старшина вскочил:

– Читаю вот журналы...

– Садитесь, – сказал лейтенант. – Что не спите?

– Да так, не спится, – ответил Каримов присаживаясь.

Лейтенант предложил ему папиросу. Старшина взял.

– Вы ведь не курите, – заметил Ганиев.

– Иногда курю.

Старшина затянулся и закашлялся.

– Ну вот, – засмеялся Ганиев. – Вот вы какой курильщик.

И Каримов тоже улыбнулся. Ему захотелось всё рассказать лейтенанту.

Ганиев слушал внимательно.

Старшина подробно говорил про случай с Ибрагимом, когда отбили от волков отару, и как Ибрагим хотел его обнять, а он, старшина, случайно отстранился и, видимо, обидел старика; про последнюю холодную встречу с ним; и сбивчиво – про Гульджан. Ведь всё шло хорошо. Он никогда с ней не ссорился, а тут вдруг во время соревнований такое дело...

– Да, с Гульджан глупо получилось, – подтвердил Ганиев и протянул старшине новую папиросу.

– Не хочу.

– Вот это правильно, – одобрил лейтенант. – А с Гульджан, что ж с Гульджан... Ведь ничего, собственно, не произошло. Поговори, будто ничего не случилось. А к отцу мы можем поехать вместе: вы и мы.

– Кто это – «мы»? – недоумевающе спросил старшина.

– Кто «мы»? Сваты!.. Ну, допустим, капитан Демин, я. А можно попросить председателя райисполкома, секретаря райкома... Кто в таком деле откажет? И старик, ваш будущий тесть, при виде таких сватов как откажет?..

– А удобно? Согласится ли Гульджан?

– По-моему, она уже согласилась... – заметил Ганиев.

Старшина засмеялся: вот здорово получится!..

А лейтенанту стало почему-то немного грустно. Вот старшина нашел свое счастье, а он? Вот если бы попалась такая жена, как Наташа Демина... Ну, ладно. Сколько можно думать об одном и том же... Хорошо, что она не видит, какими глазами смотрит на нее Ганиев... Да он уже давно и не смотрит ей в глаза.

Лейтенант вздохнул: ничего, может, и у меня когда-нибудь будет такая Наташа.

Ганиев опять вздохнул, но тут же взял себя в руки поднялся.

– Конечно, – сказал он, – личное занимает в нашей жизни большое место, товарищ старшина. Но никогда нельзя его выпячивать, ставить выше всего остального. Ты хорошенько запомни эту святую заповедь коммуниста... Ладно, иди. Да поспи еще немножко.

– А как же быть с Ибрагимом? – напомнил Каримов. – Ведь дорогу заносит.

– Ну что же, дадим щиты, – пообещал Ганиев. – Я сам договорюсь насчет этого с капитаном. А теперь иди.

– Я еще немного посижу, – попросил старшина. – Радио послушаю. Мне сейчас обязательно хочется еще немного посидеть одному. – И добавил: – А вообще, большое вам спасибо...

– Ну, ну, – перебил его Ганиев. – Потом поблагодаришь. А насчет этого, как сказал, так и сделаем: приедем – вы и мы.

Когда лейтенант ушел, старшина включил приемник и стал прощупывать эфир. Сквозь легкое потрескивание динамика послышался мужской голос. Кто-то сказал по-русски.

– Сегодня тринадцатое. Двадцать часов среднеевропейского времени. Начинаем концерт для русских эмигрантов.

Старшина сменил волну. В комнату ворвалась шумная музыка. Потом кто-то затарабарил на незнакомом языке.

Москва передавала отрывок из романа. Каримов не захотел слушать с середины и повернул регулятор в обратную сторону

Опять мужской голос:

– Продолжаем концерт для эмигрантов.

– Продолжаем концерт! – подхватило меццо-сопрано.

Мужчина закричал, подражая цирковым клоунам:

– Вчера я был на охоте. Тридцать шесть тигров пытались меня разорвать. Двадцать одна пуля настигла их. Двадцать четыре раза я выстрелил в воздух, и шестьдесят один зверь бросился в джунгли...

– Ах! – воскликнула женщина.

– Сколько же поцелуев я заслужил?

Она ответила мелодраматически:

– Десять, родной мой, десять!

«Какая чепуха!» – подумал старшина и записал на полях оказавшейся под руками газеты:

«36 тигров пытались меня разорвать. 21 пуля настигла их...».

Тенор запел:

 
О, Баядера,
Я пленен красотой.
О, Баядера,
Будь моею мечтой...
 

Старшина продолжал записывать:

«Двадцать четыре раза я выстрелил в воздух. Шестьдесят один зверь бросился в джунгли».

«Ну и веселье! – усмехнулся Каримов. – А в награду десять поцелуев... Расщедрилась!»..

Тенор забрался на слишком высокие ноты, и джаз торопливо заглушил его.

– Что ты расскажешь мне еще, мой милый, мой хороший? – пропело меццо-сопрано.

– Я расскажу такую быль, – напыщенно ответил мужчина. – Но прежде ты реши сама: как, храбр я или нет?

А старшина всё записывал и записывал:

«За мною гнались тридцать две собаки, семнадцать из них были белые, пятьдесят две – серые, остальные тридцать три – черные. У каждой белой собаки во рту было двадцать зубов, у серой – двадцать пять, а у черной – шестьдесят четыре. Спрашивается: за какую ногу укусили меня собаки, за правую или за левую?»

– Ах, мой милый, ведь это из Чехова! – догадалось меццо-сопрано.

Мужской голос запротестовал:

– Но я критически осмысливаю задачи сумасшедшего математика.

– И что же получается?

– Сорок один раз пытался я доказать, что сорок восемь меньше сорока пяти. На шестьдесят восьмой улице меня за это чуть не зарезали.

– Как же ты спасся, мой храбрец?

– Я спросил убийцу: если теще восемьдесят один год, а жене двадцать семь, – который час?

И снова подхватил тенор:

 
Красотки, красотки,
Красотки кабаре...
 

Старшина выключил радио и несколько раз перечитал свои записи:

«Тридцать шесть тигров пытались разорвать меня. Двадцать одна пуля настигла их...».

36... 21... 24... 61... 10... 32... 17...

Не слишком ли много цифр?

И вдруг неясное еще подозрение шевельнулось в мозгу. Старшина попытался снова поймать неизвестную станцию, но передача уже закончилась.

Каримов позвонил начальнику заставы. Тот прибежал в ленинскую комнату. Вместе крутили радио, но концерт для русских эмигрантов больше не передавался.

Перед полковником Воронковым лежало донесение капитана Демина:

«...36 тигров пытались разорвать меня. 21 пуля настигла...».

А спустя несколько минут и майор Безуглый склонился над бланком, где были выписаны эти цифры:

36   21   24   61   10   32   17   52   33   20

25   64   41   48   45   68   81   27

Только что его вызвал к себе начальник отдела:

– Ваше мнение?

– Мне кажется, это может быть ответом радисту, – сказал Безуглый.

– Я тоже так думаю.

Безуглый пригладил волосы.

– Трудность заключается в том, – заметил он, – что старшина Каримов не слышал ни начала, ни конца передачи. В таком случае я боюсь утверждать, что двадцать семь – последний знак – точка.

– Но если предположить, что система шифровки прежняя, то у вас имеется немало других отправных пунктов, – вставил начальник отдела.

– Это верно, – согласился Безуглый. – Мы знаем, что день передачи должен соответствовать определенной главе «Финансиста». Это во-первых. А во-вторых, шифровальщик, надо полагать, не случайно всякий раз пропускал первую фразу в тексте.

Майор, в который уже раз за эти дни, открыл третий том сочинений Драйзера. Страница восемьдесят шестая. Глава четырнадцатая:

Это был Джордж Стинер, новый городской казначей, игрушка в руках других, который и сделался-то важной персоной именно по причине своего слабоволия...

Точка оказалась сто сорок шестым знаком. Майор нахмурился. Значит, конца кодограмы действительно нет. Стал заменять цифровые группы буквами:

ОРОКЖОТУД...

Бред. Несусветный бред.

Безуглый еще раз внимательно прочел донесение капитана Демина:

Четырнадцатого в 01.00 местного времени неизвестная радиостанция на коротких волнах передавала концерт для русских эмигрантов...

– В час ночи местного времени, – повторил Безуглый. – Запеленгованный передатчик работал на три часа раньше... Минуточку...

Он перечитал донесение начальника заставы:

«Старшина Каримов подключился к середине передачи. Обратил внимание на загромождение дикторского текста числами. Вот что он успел записать: «36 тигров пытались разорвать меня...» и так далее.

Безуглый позвонил полковнику Воронкову. Полковник Воронков немедленно вызвал заставу:

– Откуда старшине известно, что передача велась для русских эмигрантов?

– Так объявил диктор, – сообщил капитан Демин.

– Позовите старшину.

– Он здесь, – ответил капитан Демин. – Передаю трубку.

– Как вы набрели на неизвестную станцию?

– Случайно, товарищ полковник. Хотел послушать что-нибудь интересное, а тут вдруг это...

– А начало передачи вы не слышали?

– Почему же, слышал. Диктор объявил: начинаем концерт для русских эмигрантов... Это я хорошо помню.

– Ну, а что было дальше?

– Я стал искать наши станции. Потом снова попалась эта. Вот я кое-что и записал.

– А в самом начале больше ничего не говорил диктор? – продолжал допытываться Воронков.

– Он сказал: сегодня тринадцатое. Двадцать часов среднеевропейского времени, – ответил старшина после непродолжительной паузы...

...И опять майор Безуглый задумался.

Двадцать часов среднеевропейского времени – это двадцать два часа по-московски. Возможно, за границу передачи идут в двадцать два ноль-ноль по местному времени, а ответ поступает в двадцать два ноль-ноль по московскому... Диктор подчеркнул: сегодня тринадцатое. Значит, в тринадцатой главе нужно искать ключ

Безуглый перелистал несколько страниц назад. Выписал вторую фразу тринадцатой главы:

Стоял октябрь 1864 года.

Двадцать четвертый знак – точка.

Он посмотрел на бланк с цифрами.

36  21  24

Это значит: «БО».

Вполне допустимо, что какое-то слово оканчивается на «БО». Ведь старшина не слышал начала передачи. Но что же в таком случае означает:

61  10  32  17  52  33  20 и так далее.

Майор раскодировал.

Опять явная бессмыслица.

Но может быть, для ответа используется как раз пропущенная начальная фраза в тексте?

Безуглый решил проверить.

В то время как Каупервуд неуклонно продвигался вперед по пути жизненных успехов, великая война против восставшего Юга близилась к концу.

36 21 24

 П  Р  Д

Шестьдесят первый – пробел.

Что же это за слово оканчивается на «ПРД»?

Майор напрасно ломал голову.

Но, может быть, вернуться к четырнадцатой главе, исследовать ее первую фразу?

Быстрое продвижение Каупервуда, главы фирмы «Каупервуд и К°», последовавшее за его блестящей операцией...

36 21 24 61 10

В  К   П       Р

Тридцать второй знак – пробел.

И дальше:

17 52 33

Н  –   Г

Двадцатый – снова пробел.

– Опять несуразица! – майор отбросил строкомер и некоторое время сидел без движения.

Позвонил начальник отдела, – справился, как дела.

– Мне нужно с вами посоветоваться, – сказал Безуглый. – Разрешите зайти?

– Да, пожалуйста.

«И он еще не ложился!» – подумал майор, взглянув на часы.

Было начало пятого.

– Старшина показывает, что конферансье ссылался на Чехова, – сказал начальник отдела, едва Безуглый вошел.

– Ба! Да как же я упустил это?! – воскликнул майор.

– Вот, вот, – подхватил начальник отдела. – Пока вы там ломали голову над Драйзером, я нашел эти самые «Задачи сумасшедшего математика». Вот они... Послушайте, что пишет Антон Павлович Чехов:

«За мной гнались тридцать собак, из которых семь были белые, восемь – серые, а остальные – черные. Спрашивается, за какую ногу укусили меня собаки, за правую или за левую?»

Он поднял вверх указательный палец:

– А что слышал Каримов? Не тридцать собак гнались, а тридцать две. Не семь из них были белые, а семнадцать. Не восемь – серые, а пятьдесят две. (Заметьте, явная несуразица даже для сумасшедшего математика). Чехов пишет, что остальные были черные. А конферансье, видите ли, и тут умудрился вставить число. О зубах Чехов совсем не говорит, а здесь: двадцать, двадцать пять, шестьдесят четыре.

Безуглый слушал с возрастающим интересом.

– Или другая задача, – продолжал начальник отдела. – У Чехова написано:

«Моей теще семьдесят пять лет, а жене – сорок два. Который час?».

– Теперь смотрите сюда:

«Если теще восемьдесят один год, а жене двадцать семь, который час?»

Опять искажение!

– Но конферансье «критически осмысливал Чехова», – напомнил Безуглый.

– Чепуха!.. Нужно еще искать, Федор Иванович. Я уверен, что это – код. Вы отдохните часок, и всё станет ясно.

В половине восьмого в кабинете начальника отдела зазвонил телефон.

– Есть ключ! – доложил Безуглый.

Они снова встретились.

– Система кода осталась прежней, – доложил майор. – Глава соответствует числу, а первая фраза опускается. «Финансист» – начало «Трилогии желаний». Я предположил, что неизвестный радист пользуется для шифровки первым томом трилогии, а отвечать ему могут по второму, И вот что получилось. Смотрите: четвертый том сочинений, глава тринадцатая, страница восемьдесят четвертая.

В высших сферах делового мира все так или иначе друг с другом связаны. Теперь, когда внимание Мак-Кенти...

36 21 24 61

 Т  О   Г  О

Десятый знак – пробел. Тридцать второй – предлог «В». Я уверен, что это предлог по той причине, что семнадцатый знак в этом тексте тоже оказывается пробелом между словами. И дальше:

52 33 20 25 64 41 48 45 68 81 27

 У  С   Л  О   В   Л  Е   Н  Н   О  М

– «...того в условленном», – прочел полковник Воронков, которого пригласили немедленно.

– Совершенно верно! – Безуглый взъерошил волосы. – Начало и конец шифрованного текста старшина Каримов, к сожалению, пропустил. Но конец ясен. Старшина почти сразу кинулся искать станцию, однако передача уже кончилась. Значит, сказано было немного.

– Вероятней всего: «месте», – подсказал начальник-отдела.

– Правильно: «месте»! – согласился майор Безуглый.

– Итак, «... того в условленном месте», – подытожил Воронков. – А что значит «того»? Ждите того в условленном месте? Кого – того?.. Или «того» может быть окончанием чисел: тринадцаТОГО, четырнадцаТОГО, пятнадцаТОГО и так далее. Вероятней всего, речь идет о конкретной встрече агентов. Ну что же, и мы подготовим им встречу.