Текст книги "Мак (ЛП)"
Автор книги: Мими Джин Памфилофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Мими Джейн Памфилофф
Мак
Серия: Королевская трилогия #4
Переводчик: Юлия Корнейчук
Редактор: Мария Чугунова
Пролог
Большинству из вас я знаком, как Мак, хотя я носил множество имен и прожил множество жизней, каждая из которых заканчивалась трагедией. С каждым разом мое сердце становилось все холоднее и все больше превращалось в камень.
И эта моя история также обернется трагедией, так что не надейтесь на другой исход. Не ждите окончания, наполненного любовью или какого-то морального урока, который наполнит и озарит вашу душу. Со мной это нереально, потому что я совершил слишком много ужасных вещей.
Так что, если ты ищешь именно это, еще не поздно закрыть книгу. И заняться чем-то другим. Потому что единственный конец, который тебя ожидает, – это мой конец.
И я молюсь, чтобы на этот раз моя смерть была окончательной.
Глава 1
Тедди
– Ты справишься! – уговаривала я себя, рассматривая в зеркале свою черную юбку-карандаш и черный пиджак в тонкую полоску, уверенная в том, что никто никогда не узнает мой маленький секрет.
Никогда!
Я еще раз покрутилась перед зеркалом, чтобы понять, что я опаздываю на работу. В свой первый рабочий день.
О, да. Новая работа.
Конечно же, именно это послужило причиной моего нового образа (мои темные волосы уложены в трапециевидный боб, а большие очки в черной оправе вместо линз выгодно подчеркивали мои зеленые глаза). Конечно же, это из-за того, что хочу казаться взрослее, а не потому, что я переживаю, как персонал примет двадцатипятилетнюю женщину по имени Тедди (сокращение от Теодоры) в качестве нового директора Центра психического здоровья Санта Барбары. Я сама никак не могу это принять. Однако, моя юная внешность всего лишь второй пункт в списке моих проблем. Под номером один скрывается проблема, которую невозможно решить с помощью делового костюма. Я всего лишь надеюсь, что она никак не вскроется и об этом никто не узнает.
Никто еще, я имею в виду. Ведь, естественно, моим родителям все известно.
Не поймите меня неправильно. Я не была каким-нибудь выродком. Скорее, я очень удачливый человек – таких еще называют вундеркиндами. Я перескочила через несколько классов, закончив школу в шестнадцать, а в двадцать два я уже защитила докторскую степень по клинической психологии в Колумбии, что включает в себя год моего отдыха, период, в течение которого я пыталась найти себя.
Просто катастрофический провал.
С каждой каплей приобретенных умственных способностей я теряла эмоциональную часть себя. Да, с мозгами у меня явно было что-то не так. Выражаясь языком дилетантов, я обрела так много и в то же время так мало. Да даже у компьютера можно вызвать больше сопереживания, чем у меня, хотя я, если бы мне пришлось, вполне смогла бы разработать какую-нибудь программу.
Так что же со мной произошло?
Если бы, черт возьми, хоть кто-то мог это объяснить. Врачи объясняли это тем, что часть моего мозга, отвечающая за мои эмоции, отключена. Это вовсе не означает, что я вообще лишена эмоций, некоторые из них, конечно же, присутствуют, но они не классифицируются как нормальные. Например, нормальная девушка после двух лет отношений испытает счастье, когда ей предложат выйти замуж. Я же чувствовала… равнодушие. То же самое я чувствовала, когда пришла раньше с работы и застукала его трахающимся с моим лучшим другом. Причем, одетым в мое белье. Мое новое кружевное белье, купленное для брачной ночи. Возмущение было бы вполне адекватной реакцией на произошедшее, но лучшее, о чем я могла подумать, это то, что моя проблема сделала мне своего рода одолжение.
Итак, как вы могли уже догадаться, именно отсутствие эмоций привело меня в психиатрию к изучению эмоций и разума и к коллекции футболок со Споком[1]1
Спок – персонаж научно-фантастического телесериала «Звёздный путь». Вулканец. Большая часть вулканцев способны контролировать свои эмоции. Кроме того, некоторые из них могут пройти ритуал Колинар, призванный полностью заглушить все оставшиеся эмоции.
[Закрыть].
Ага. Я правда их ношу. Странно относиться к этому с юмором, если полжизни вы провели, надеясь узнать, почему вы не нормальны.
Теперь вы понимаете, почему я считаю мое назначение на пост директора центра чудом? Поскольку, с одной стороны, с моим аналитическим складом ума я могла распознать в человеке шизофрению и биполярное расстройство на расстоянии мили и подобрать наиболее эффективное лечение для каждого пациента, как если бы это было моим даром, а с другой стороны я совершенно не сходилась с людьми на эмоциональном уровне. Но я все равно могу быть им полезна. Своим умом.
Осторожнее, Спок! Здесь Тедди!
– До скорого, Бентли! – я повернулась и погладила своего джек-рассела, а потом, взяв ключи от своего нового БМВ (небольшой подарок для себя любимой), вышла за дверь пляжного домика с двумя спальнями.
Ты справишься, Тед! Черт, даже не сомневайся в этом!
***
Мой новый помощник по административным вопросам Шеннон (блондинка средних лет с пассивно-агрессивной улыбкой) поприветствовала меня у ресепшена на входе. Центр психического здоровья, одноэтажное стеклянное здание с чрезмерно яркой благоустроенной территорией, располагалось всего в десяти минутах от центра Санта Барбары и вмещало в себя двести мест, пятьдесят из которых были зарезервированы для пациентов с длительным или постоянным проживанием. Остальные места периодически занимали мамы с постродовым синдромом, множество людей, преследуемых тревогой, или проходящих через черную полосу их жизни. А наркоманы и алкоголики стекались сюда со всего города.
– А вот и наше отделение стационарного лечения, – говорит Шеннон, подводя меня к двойным дверям бежевого цвета с вырезанными небольшими отверстиями, которые предотвращали столкновения персонала.
– Пятьдесят пациентов получают круглосуточный уход, включая и индивидуальные сеансы.
Шеннон распахнула двери, и я последовала за ней, чувствуя, будто бы мне проводят экскурсию по местному зоопарку.
– Первые десять палат закреплены за нашими «самоубийцами», в остальных обычно лежат пациенты с посттравматическими стрессовыми расстройствами, с хронической постродовой депрессией и нарушением пищевого поведения**, – Шеннон будто бы прогуливалась по коридору, периодически указывая мне на двери палат.
Здесь не было ничего, чего бы я не видела за четыре года работы в округе, и, соответственно, большинство пациентов были ходячими примерами из учебников по психиатрии. Примерно семидесяти процентам из них помогут стандартные психотерапевтические процедуры. Остальные тридцать процентов, если верить статистике, так и будут нуждаться в пожизненном уходе, демонстрировать незначительные улучшения или требовать лечения, которым мы не можем их обеспечить.
Моя же работа заключалась в том, чтобы настроить и обеспечить эффективную работу центра и принести тем самым пользу как можно большему количеству пациентов.
– Вот и весь ознакомительный тур, – объявила весело Шеннон, когда мы дошли до конца коридора, но ее карие глаза выдавали совсем другие эмоции.
Внезапно мой взгляд упал на безукоризненно отполированную бежевую кафельную плитку, ведущую к последней комнате справа от нас. В маленькое окошко в двери было вставлено стекло, но за ним было абсолютно темно.
– Кого госпитализировали в эту палату?
Комната номер двадцать пять.
– Какую именно, доктор Валентайн?
Меня пронзила сильная дрожь, и я стала растирать руки, покрывшиеся гусиной кожей.
– Здесь прохладно, не так ли?
– Такие расходы, как теплоэнергия, полностью не покрываются нашим финансированием, – пожала плечами Шеннон. – Я привыкла.
Хмм…
– Я изучу этот вопрос с теплоэнергией позже, – я снова указала на палату двадцать пять. – Так что с ней не так? Внутри нет света, хотя мы на режимном объекте, сейчас день и мы должны придерживаться распорядка, в том числе и в освещении.
Распорядок дня был важен ровно так же, как и процедуры. Это касается и солнечного света. И эта комната не может пустовать, потому что, по моим данным, центр был забит под завязку, и ему приходилось отказывать новым пациентам в месте в нашем прекрасном святилище умственного исцеления.
– О, вы про ту комнату… – ее взгляд переместился на дверь комнаты двадцать пять. – Это пациент доктора Уилсона.
– У пациента отвращение к свету? Поскольку занавески явно закрыты, а света нет.
– Я не знаю.
– В смысле? – спросила я.
– Ну, этот пациент… – она подошла ближе, чтобы говорить тише, – …проблемный.
– Не поняла. В конце концов, это то, чем мы занимаемся. Работаем с трудными пациентами и с пациентами с трудностями.
Шеннон глубоко вздохнула:
– Этот пациент ни с кем не разговаривает, и доктор Уилсон велел нам оставить его в покое, пока он сам не будет готов говорить с нами.
Я подняла голову и поправила очки:
– Если пациент не хочет участвовать в процессе собственного выздоровления, то мы ничем не можем ему помочь. Выписывайте его или направьте в окружную больницу.
Центр был частной клиникой и работал в основном на гранты от государства или пожертвования, поэтому в уставе учреждения было четко прописано количество пациентов центра, принимаемых нами в год.
Шеннон недоуменно заморгала.
– Что-то не так? – спросила я, потому что такому человеку, как я, эмоции на ее лице были непонятны.
– Доктор Уилсон предельно ясно дал понять, что этого пациента беспокоить нельзя.
Вот оно что! Шеннон боялась ослушаться доктора Уилсона.
– Понятно, Шеннон. Прости. Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.
Это был классический пример работы моего мозга. Я поздно вспоминала про человеческие эмоции. Однако, я изо всех сил старалась не забывать про них. Правда, старалась. Именно поэтому я завела себе собаку, чтобы развивать в себе способность хотя бы различать эмоции, но до сих пор Бентли только смотрел на меня так, будто бы что-то от меня ожидал.
– Позже я сама спрошу доктора Уилсона о пациенте в палате двадцать пять. Ты не обязана что-то делать, – продолжила я, и Шеннон улыбнулась.
Мне хотелось бы верить, что эта улыбка означает, что девушка поняла, что я не собираюсь ставить ее в неудобное положение или причинять вред.
Не бойтесь меня, люди. Я просто робот в человеческом обличье.
Экскурсия закончилась, но, когда мы направились обратно в холл, я не могла не взглянуть через плечо на маленькое темное окошко палаты номер двадцать пять. Почему это так меня влечет?
Я прогнала прочь это ощущение, и Шеннон проводила меня к моему кабинету – прямоугольное помещение с рядом окон, из которых открывался вид на парковку. Кабинет меня устраивал, так как мне не нравится Фэн-шуй, чрезмерное количество всюду стоящих ламп, или всего, что не несет в себе функциональность. Стол, два кресла, компьютер, книжный шкаф. Этого более, чем достаточно.
Мы обсудили график работы на текущую неделю, включающий мои встречи с сотрудниками и отчеты о ходе лечения наших пациентов. Для меня все было просто и логично, но я все еще была не уверена в том, как наш персонал и врачи отреагируют на мой… ну, столь юный для этой должности возраст.
После того, как Шеннон ушла на свое рабочее место, я села за свой стол и, посмотрев на целую груду документов, лежащих передо мной, мечтала чувствовать себя более взволнованной. Моя работа была огромным достижением, которым можно гордиться, и мои родители, конечно же, гордились. Как и мои лучшие подруги – Мелоди и Сью. Я же, как впрочем и всегда, чувствовала чуть больше, чем ничего. Как будто я поставила очередную галочку, но моя настоящая жизнь еще не началась.
Это твоя настоящая жизнь, Тед. Прекрати желать большего.
Я взяла листок с ручкой и стала прикидывать свой план на неделю. Списки и планы меня успокаивали.
1. Оценить загрузку «доктор/пациент»
2. Попросить Шеннон устроить мне встречу только с персоналом.
3. Просмотреть бухгалтерскую отчетность.
О, и еще…
4. Поговорить с доктором Уилсоном о пациенте из палаты номер двадцать пять.
Глава 2
Всю свою первую неделю я потратила на изучение бухгалтерских документов вместе с нашим главным бухгалтером Мартой, планируя свое первое собрание со всеми сотрудниками центра и изучая графики и загруженность наших врачей, которые, к слову, были настолько забиты, что Шеннон делала все возможное, чтобы освободить им хоть немного времени. Я заметила, что штат был совсем не укомплектован, а это означало, что на одного врача приходится слишком много пациентов. Мне придется сократить наши расходы и нанять еще нескольких врачей. То есть прощайте сады для медитации. Мы больше не будем отказывать нашим потенциальным пациентам. И, пусть это не совсем обычно, но я была готова забрать нескольких пациентов себе. Это бы показало моим подчиненным, что я тоже вполне готова засучить рукава.
Занятно, но у доктора Уилсона было больше пациентов, чем у других врачей, и, понимая его загруженность, я попросила Шеннон назначить нашу встречу на вечер пятницы.
– Доктор Валентайн! Входите. Входите.
Я вошла в неприбранный кабинет доктора Уилсона, удивляясь тому, как он напоминает мне моего отца. У доктора были седые редеющие волосы, под белым шерстяным свитером скрывался большой круглый живот, и на меня внимательно смотрели большие карие глаза. Мужчина сразу вызвал во мне симпатию.
– Итак, – начала я, сев в кресло из черного кожзама напротив его стола. – За эту неделю я провела анализ занятости наших врачей и выяснила, что на ваши плечи легло слишком много пациентов. Думаю это несправедливо.
Доктор Уилсон сел за свой стол, на котором в полном беспорядке перемешались рабочие паки, спортивные буклеты и разные безделушки.
– Да, но мне, как правило, достаются пациенты, от которых отказываются другие врачи.
– Это неприемлемо. Мы не можем выбирать, кому из людей мы будем помогать, а кому нет.
– Не каждый врач способен справиться с любым попавшимся случаем, – ответил он на мои слова.
Каждый наш врач имеет степень бакалавра в области психологии, как и я. Ладно, не как и я. Я имела три специальности: нейропсихология, когнитивная и нейролингвистическая психология, психометрическая и количественная психология.
По сути, я и мама были психами (простите мне мой юмор, но псих, работающий психологом, – это смешно).
– Сейчас мы это исправим, – сказала я. – Я планирую забрать несколько ваших пациентов. Просто дайте мне рекомендации по поводу того, какие именно случаи мне стоит забрать себе. Я не хочу подрывать прогресс в лечении этих людей.
Доктор Уилсон слегка сжал губы, а я заметила, что шкаф за его спиной был полностью забит медицинскими книгами, но к ним никто не прикасался, наверное, с того момента, как он стал работать здесь. Эти сантиметры пыли были явным нарушением санитарных норм, но я проигнорировала этот факт. Поскольку была ненормальной, с общепринятой точки зрения. Видите, снова мы почти вернулись к слову «псих».
– Очень мило с вашей стороны, доктор Валентайн. Я все обдумаю и отдам вам список в понедельник или во вторник.
– Хорошо. Да, и пока я не забыла, я хотела бы спросить вас о пациенте в палате номер двадцать пять.
Доктор Уилсон отпил из кружки с надписью «Мой папа № 1», стоящей на его столе. По всей видимости, в кружке был алкоголь, потому что доктор был каким-то заторможенным и подозрительно радостным.
– Вы имеете в виду нашего мистера Доу[2]2
Джон До́у – устаревший юридический термин, экземплификант, обозначение мужской стороны в судебном процессе, использовавшийся в ситуации, когда настоящий истец неизвестен или анонимен.
[Закрыть], вернее анонима с придуманной фамилией? – спросил он, поставив на стол свою кружку.
– Мы лечебное учреждение, работающее за счет людей, а не государства. И поэтому люди, которые отказываются назвать себя, страдающие амнезией или нехваткой денег, отправляются в другое место.
Доктор Уилсон улыбнулся:
– Он зарегистрировался неделю назад, но оплатил три месяца лечения, а затем попросил положить его в палату и оставить в покое, пока он сам не захочет с нами говорить.
– Это безумие, – резюмировала я.
Уилсон хрипло рассмеялся и его смех напомнил мне смех Санты. Его «Хо-хо-хо!»
– Да, полагаю, это и правда безумие. Но нигде ему не будет так хорошо, как здесь.
– Значит, этот мужчина не хочет, чтобы мы его лечили, и мы понятия не имеем, почему он здесь?
– Ни одной догадки. Но разве это не интересно? – доктор Уилсон выглядел крайне взволнованным этим крайне неэффективным использованием целой палаты. И я не могла понять, почему.
– Он не может оставаться здесь. Есть люди, действительно нуждающиеся в нашей помощи, а мы отказываем им в этом.
– Он заплатил нам, – напомнил мне доктор.
– Вопрос не в деньгах, а в нашем долге перед обществом. Вниз по улице стоит отличный пятизвездочный отель, где за его деньги ему с удовольствием предложат уединение.
Доктор Уилсон кивнул:
– Как скажете. Вашу точку зрения я понял.
Я встала и протянула ему руку:
– Что ж, хорошо. Была рада побеседовать с вами, доктор Уилсон.
Он поднялся с кресла и ответил мне рукопожатием:
– Я с нетерпением жду возможности поработать с вами, доктор Валентайн.
Я подумала о том, что наш диалог прошел вполне хорошо, но, только я дошла до двери, доктор сказал:
– Я надеюсь, вы не против разрешить этот вопрос непосредственно с нашим анонимом? Вторая половина моего дня чересчур загружена.
Я кивнула:
– Конечно, я сама займусь этим вопросом.
Меня не волновали чувства этого анонима, меня волновала простаивающая работа.
И, честно говоря, мне было интересно встретиться с мистером Номер двадцать пять.
Темнота была единственной вещью в этом мире, в которой я чувствовала себя неуютно, наверное, потому что я любила видимые факты. Объясню. Видеть объекты то же самое, что видеть факты. Вот пол. На нем стоит диван. Это факты. Угадывать, что где находится: «Вот вроде здесь должна быть ножка дивана. Ой, больно! Значит, она не здесь!» – бесполезная и глупая трата времени. Именно для этого люди создали лампы.
Поэтому, когда я зашла в палату мистера Доу, первым моим желанием было включить хоть какое-то освещение.
– Мистер Доу? – обратилась я к темной фигуре, сидящей в углу небольшой палаты, повернувшейся ко мне, как какое-то жуткое пугало, ожидающее момента, чтобы испугать меня до сердечного приступа. – Меня зовут доктор Валентайн. Я новый директор этого Центра. Могу я включить свет, чтобы мы могли обсудить причину, по которой вы находитесь здесь?
– Я просил меня не беспокоить! – глубокий мужской голос поразил меня, как ледяная пощечина.
Но еще он был каким-то, не знаю… гипнотическим, что ли.
Я прищурилась, чтобы разглядеть его лицо, но могла видеть только его силуэт: широкие плечи, очертания мощных рук, короткие волосы. Это, собственно, не все, что я смогла разглядеть. Открывая дверь, я заметила, что на нем были темные штаны, скорее всего джинсы, и белая футболка.
– Именно поэтому нам и нужно поговорить, – начала я. – Мне сказали, что вы находитесь здесь отнюдь не за лечением…
– Уходи.
От удивления я открыла рот.
– Простите, но вы…
– Я сказал, оставь меня! – зарычал он.
К его сожалению, меня было не запугать. Не то, чтобы я была глупа и не думала о своей безопасности. Я не знала, способен ли он причинить мне какой-то вред.
– А если я не уйду? – спросила я, прощупывая почву, ведь его ответ скажет мне все, что я хочу знать.
И я стала ждать этого ответа.
Минуту… Еще немного…
Он и не собирается отвечать мне. Прекрасно!
Это было глупое и совершенно непродуктивное использование моего времени. Мне нужно было увидеть его лицо, и тогда моя интуиция психолога довершит все остальное.
– Окей. Я включаю свет…
Я щелкнула выключателем и, обратившись взглядом к мужчине, была будто бы поражена громом.
– Черт возьми! – ахнула я.
Я выключила свет, повернулась и вышла из комнаты.
Блядь, блядь, блядь!
Что это было?
Глава 3
– Это не по-настоящему, Тед! Это нереально! – повторяла я сама себе, пока, задыхаясь, бежала через ярко освещенные коридоры к своему кабинету.
Я, пробежав мимо Шеннон, которая пыталась рассказать мне про какую-то встречу, ворвалась в кабинет и захлопнула за собой дверь.
Вот блин!
Я приложила руку к груди, чувствуя свое сердцебиение. Оно было настолько быстрым, как будто я дралась или бегала марафон. Уперев руки в колени, я наклонилась вперед, пытаясь отдышаться.
Превосходно! Первая рабочая неделя, и я уже заработала себе нервный срыв.
Это было единственным объяснением моей реакции на то, что я увидела.
Но что я увидела?
Господи! Эти глаза! Они были ярко-синими, напоминая краски с картины Моне. А его лицо было таким…
Блядь!
Я не могла вспомнить, как он выглядел. Я могла вспомнить только чувства, которые его сжирали. Ярость. Боль. Ненависть. Жажда. Опасность. Я чувствовала это практически своим нутром и дрожащими от непонятных чувств костями.
Выдохнув, я выпрямилась. Голова гудела и кружилась от нахлынувших ощущений и эмоций.
Да! Эмоции! Проклятые эмоции!
В дверь моего кабинета тихонько постучали, и я стала быстро приводить в порядок свои волосы и помятую белую блузку.
– Да? – спросила я спокойно, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе.
– Доктор Валентайн? – Приоткрыв дверь, в кабинет заглянула Шеннон. – Я принесла отчеты.
На этот раз, увидев ее пассивно-агрессивную улыбку я почувствовала раздражение.
Вот блин! Разве мне не должно быть все равно?
– Прости? – Я понятия не имела, о чем она говорит.
В моей голове я видела только его глаза. Такие красивые.
– Отчеты, – повторила она. – Вы хотели, чтобы я принесла их прежде, чем уйду на выходные.
А! Те отчёты…
– Спасибо, Шеннон.
– С вами все в порядке? – спросила она, передавая мне папку. – У вас лицо покраснело.
Я прикоснулась к своей щеке, на самом деле чувствуя жар, и была уверенна, что щекотка, которую я ощущала вдоль своего позвоночника, вызвана капельками нервного пота.
– Все хорошо, спасибо, – ответила я девушке. – Просто немного устала от такой загруженной первой недели. Вот и все.
– По-моему вы отлично справились. Вы все схватываете на лету, несмотря на столь молодой возраст.
Я не поняла, на что именно она намекала, поэтому просто вежливо ей кивнула:
– Спасибо.
Прикрываясь напускным спокойствием, я стала собирать вещи, которые хотела забрать домой. Дом был подходящим местом для того, чтобы переварить то, что со мной случилось.
Кем бы ни был тот человек, что-то в нем было… неправильным. Совсем неправильным.
Нет! Это не имеет никакого смысла.
Если размышлять логически, то мне не стоит проецировать на него то, что происходит в моей голове, ведь это спровоцировано каким-то внешним фактором и с этим мужчиной связано совсем косвенно. Насколько я знаю, даже обычное яблоко, упавшее на голову человека, может вызвать удивительный эффект. Поэтому в том, что произошло с моим разумом, может быть виноват даже простой ветер или яблоко. Но глубоко внутри себя я понимала, что все это не случайно. Как и моя одержимость мистером Номер двадцать пять.
***
В тот вечер я взяла Бентли на длинную прогулку по пляжу, проигнорировав то, что сейчас февраль и на улице довольно-таки прохладно.
Обычно я бы не рисковала заболеть, и меня бы раздражал взгляд Бентли, как будто говорящий мне: «Хреновая из тебя хозяйка», – но сегодня мой разум был занят другими заботами. Мой желудок как будто бы скручивало, а в сердце поселилась тяжесть.
«Что произошло сегодня?» – размышляла я, расположившись на своем деревянном каркасном балконе с видом на Тихий океан, который сегодня был не таким уж и тихим. Его волны, сверкающие в лунном свете, ревели, да и мои мысли были подобны этому океану. Они метались просто с непреодолимой силой. Внутри меня словно распахнулась какая-то дверь. Но почему это произошло именно тогда, когда я встретилась взглядом с этим человеком?
В моей голове снова и снова вспыхивало воспоминание о его глазах, но я все так же не могла вспомнить его лицо.
Что бы это ни означало, я решила не думать об этом сегодня, а утром я могла бы позвонить отцу. Всю свою жизнь он проработал психологом, но, выйдя на пенсию, переехал вместе с мамой в Скоттсдейл, штат Аризона, чтобы провести остаток жизни в мире садоводства, гольфа и солнечного света.
Нет! Помощь тебе не нужна. Ты же Тед Валентайн. Ты контролируешь ситуацию и можешь справиться со всем сама.
Конечно же, это было просто самовнушение, потому что я понятия не имела о том, что вообще происходит. Подумав о том, что моему мозгу просто нужно отдохнуть, я легла спать пораньше.
В ту ночь мне снится, что я бегу по крутому холму и солнце обжигает мне спину. Меня преследует человек со сверкающим серебряным мечом, лицо которого запачкано кровью. Полностью выдохшись, я останавливаюсь и смотрю на свое платье из грубой ткани, оно тоже запачкано кровью, которая льется из глубокой раны в моем теле. Я оглядываюсь на преследователя и все, что я вижу, – это глаза цвета голубого неба на красном от покрывающей его крови лице. И вдруг сон исчезает.
***
Следующим утром я проснулась с диким желанием съесть сосиски, колбасу, сыр и яйца. Я чувствовала такой голод, как будто не ела несколько недель. Я переворошила морозилку и не могла взять в толк, почему вся моя еда такая здоровая и легкая. Замороженная курица, горох и низкокалорийные полуфабрикаты. А в самом холодильнике стояли контейнеры с приготовленными салатами, бутилированная вода и бутерброды с индейкой. Не было ни майонеза, ни соуса, вообще ничего жирного или перченого.
– Чье это? – спросила я в никуда, запустив пальцы в волосы, и случайно увидела Бентли, стоящего рядом с осуждающим взглядом. – Е-мое, ну что ты на меня так смотришь? Никогда не видел, как человек сходит с ума?
Он продолжал на меня пялиться, словно говоря: «Нет, ты у меня первая подобная сучка».
– Ой, да ладно? Пошел ты, Бентли!
Он практически закатил глаза и направился к своей маленькой дверце, которая вела во двор, чтобы, наверное, найти там более интересную компанию – дерево, белку, краба, хоть кого-то, кроме меня.
Я вернулась в свою удручающе стерильную спальню, в которой стеганое одеяло, кресло, настольная лампа, даже комод и настенные часы были белыми. Я быстро запрыгнула в джинсы, одела футболку и, схватив ключи от машины, выбежала на улицу.
Купив два круассана с сосиской, сыром и яйцом и мокко со взбитыми сливками и шоколадным сиропом, я стала завтракать. Я ахнула, когда откусила кусочек от первого круассана. Это было похоже на вкусовой оргазм, лучше, чем все, что я пробовала в этом мире, лучше секса. Да, у меня был секс. И даже был оргазм. Конечно, мне было приятно достичь его, но я все равно не понимала, почему люди этим так озабочены. Я бы предпочла оргазмам хорошую пробежку или горячую ванну. Это же полезнее для здоровья. Но сегодня я чувствовала, как будто мои вкусовые рецепторы связаны с каждым нервом моего тела. А на светофоре я поняла, что стону, когда откусила жареный сыр.
Вот епта! Что же со мной происходит?
Сыр же даже не был настоящим. И еще я поняла, что повернула в сторону Центра, отчаянно желая увидеть мистера Номер двадцать пять.
***
Я припарковала свой черный БМВ на моем парковочном месте, заглушила двигатель и буквально вылетела из машины, и с сумасшедшей скоростью бросилась к входу в Центр. Где-то сквозь хаос в моей голове до меня доносились голоса сотрудников, здоровающихся со мной, пока я преодолевала длинный коридор, но я могла сосредоточиться только на одном – на нем.
Когда я добралась до двери его палаты и посмотрела сквозь маленькое темное окошко, по моему телу прокатилась волна дрожи.
О, Господи!
Я не могла поверить в то, что по-настоящему боюсь.
Не важно. Мне необходимо с ним встретиться.
Я повернула ручку и толкнула дверь. У меня перехватило дыхание, когда я заметила своего таинственного незнакомца, сидящего в кресле около двери и будто бы ожидающего меня.
– Привет, – произнесла я голосом, полным жалкой и незнакомой дрожи. – Ты меня помнишь?
Он не ответил, и его обольстительный мужской силуэт даже не дрогнул.
– Я хочу разобраться в томмм, чччем ммыы можем тебе помочь? – заикалась я, убирая прядь волос за ухо. – Это звучит безумно и из уст психолога это прозвучит даже смешно, но мне нужно знать, кто ты.
– Зачем? – комнату заполнил низкий и глубокий голос.
Я отступила, но не позволила себе сбежать, как вчера, сосредоточившись вместо этого на его вопросе. Мне хотелось рассказать ему правду. Рассказать, что со мной происходит. И где-то в глубине своей души и своего разума я верила, что он был единственным человеком, способным меня понять.
Тем не менее, говорить пациенту о том, что он, возможно, вызвал психологическое расстройство у своего же лечащего врача, неразумно, потому что:
1. Это подорвет доверие пациента.
2. Это могло внушить пациенту чувство вины за то, в чем он, по сути, не виноват.
3. Пациент здесь не для того, чтобы помогать мне. Все, как раз-таки наоборот.
Я выпрямилась:
– Я управляю этим учреждением, и моя работа состоит еще и в том, чтобы всегда знать, кого мы лечим. Мне нужно убедиться в том, что ты получаешь квалифицированную помощь, – я сжала руки в кулаки, надеясь, что он не заметил, как они дрожат.
Казалось, что прошло слишком много времени, когда я увидела, как очертания тени его рук изменились. Мистер практически угрожающе поднял свои мощные руки и, скрестив пальцы, сложил их за головой и откинулся в кресле.
У меня сложилось впечатление, что этот человек вовсе не болен, и на самом деле происходит что-то еще.
В любом случае, он не ответил на мой вопрос. Ну, а мне по-любому нужно было знать ответ и мне казалось, что от этого зависит моя жизнь.
– Так кто ты такой? – снова спросила я, а мой голос наполнился фальшивой бравадой.
И снова повисла пауза, такая долгая и гнетущая, что я стала мечтать о глотке алкоголя, а потом, поскольку я не видела в этой темноте практически ничего, я почувствовала, как его взгляд прошелся по моему телу.
– Меня зовут Мак.
