Текст книги "Барьер (сборник)"
Автор книги: Милорад Павич
Соавторы: Павел Вежинов,Кшиштоф Борунь,Вацлав Кайдош,Криста Вольф,Эндре Гейереш,Камил Бачу
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
Тут Мефи выступил из тени и поднял руку.
– Мир! – воскликнул он по-латыни. – Мир!
Никто не понял латинских слов, но они произвели свое действие.
Сначала задрожала группа у дверей. Вопль ужаса, паника, падение тел, шумный, судорожный бой за дверью. Через несколько мгновений от солдат осталось только оружие, да один-два шлема медленно скатывались по ступенькам, разбивая тишину звонкими ударами.
– Мир! – повторил Мефи.
Девушка встала и медленно прижала руку к губам, свирепый огонь у нее в глазах сменился ледяным ужасом. Она медленно отступала шаг за шагом. На лестнице она схватилась обеими руками за волосы и пронзительно закричала:
– Дьявол! Убийца моего брата – в руках у дьявола… Дьявол! – Остальное затерялось в безумном хохоте.
– Ты спас меня, господин… от виселицы.
– И от «жизни вечной», – насмешливо добавил Мефи.
Доктор задрожал.
– Мы не можем оставаться здесь. Если меня не потащит палач на виселицу, то меня ждет костер, – сказал он.
Некоторое время оба молчали.
– Хорошо, – произнес Мефи. – Я спасу тебя. Но ты тоже сделаешь для меня кое-что… Послушай…
Мефи знал, чего он хочет… В городе была чума.
Ее несли на носилках закутанные люди. Ее несли тучи воронов над грудами непогребенных трупов. Заупокойный колокол отбивал такт этому страшному призраку в его кошмарной пляске. Забитые двери были покрыты белыми крестами, отовсюду поднимался запах разложения. Ужас был начертан на исхудалых лицах, и священники в полупустых церквах служили реквием в тишине господнего отсутствия.
Двое прохожих прошли через покинутые ворота под угасшими взглядами стражников, неподвижные руки которых не выпустили оружия даже после смерти.
Тот, кто был повыше ростом, задрожал от возмущения.
– Я не пойду дальше, – сказал он. – Ты знаешь, что нужно делать, знаешь, как найти меня.
Фауст кивнул: зрелище смерти не волновало его. Он шел дальше по тихим улицам, огибал лужи, отскакивал от голодных собак.
Он постучался в ворота дворца. Долгое время ему отвечало только эхо, потом засов отодвинулся, и ворота приоткрылись.
– Я врач, – быстро произнес Фауст.
– Тут исцеляет только смерть, – быстрым шепотом ответил слуга. – У князя заболела дочь, он никого не принимает. Уходи!
Доктор сунул ногу между створами.
– У меня есть средство против чумы, скажи это своему господину.
Дверь приоткрылась больше, показалась растрепанная голова с острым носом. В глазах было недоверие.
– Ты дурак или… – В руке сверкнула пика.
Доктор отскочил, но не сдался.
– Я думал, князь не захочет, чтобы его дочь умерла, – сказал он и повернулся, словно уходя.
Слуга нерешительно глядел ему вслед, потом окликнул:
– Погоди, я скажу о тебе.
Князь был уже стариком, утомленным, закутанным в длинную парчовую одежду, расшитую золотом. На тяжелом столе стояла чаша, в которой дымилось вино. На лбу у князя лежал компресс, пахнувший уксусом.
– Если ты говоришь правду, – медленно произнес он, – то получишь все, чего пожелаешь. Если нет, тебя будут клевать вороны на Виселичной горе. Итак?
Доктор улыбнулся.
– Я не боюсь.
Князь смотрел на него, медленно гладя бороду, иногда нюхая губку, смоченную в уксусе.
– Дочь, заболела перед полуднем, она горит как огонь и бредит… Отец Ангелик дал ей последнее помазание. Ты хочешь попытаться?
– Веди меня к ней, – ответил Фауст.
Тонкая игла шприца слегка прикоснулась к восковой коже; по мере того как по ней струилась серебристая жидкость, под кожей вырастало овальное вздутие. Доктор разгладил его и обернулся к князю.
– Теперь она уснет, – сказал он. – Через час жар у нее прекратится, но до вечера она должна спать. Она выздоровеет.
Взгляды присутствовавших следили за ним с суеверным страхом, его уверенность убеждала. Ему верили, как он верил Мефи, но шаги стражи перед запертой дверью комнаты, в которую его потом ввели, отзывались в душе тревогой. В конце концов у врага есть тысячи путей, и замыслы его коварны. Время шло, а в душе у Фауста угрызения совести сменялись страхом. Он беспокойно вертел в руках яйцеобразный предмет из голубоватого сияющего вещества; нажав красную кнопку на его верхушке, можно было вызвать Ужасного… но доктор не смел ее нажать.
Когда стемнело, загремел ключ. Слуги внесли блюда с дымящейся пищей и запотевшие бутылки. Они поклонились ему, и это вернуло ему уверенность. Доктор ел и пил, и ему было очень весело.
Потом он снова стоял перед князем, и у старика не было ни компресса, ни губки. Он смеялся и предложил доктору сесть.
– Прости, почтенный друг, тебе пришлось поскучать… Дочь моя спит, и лоб у нее холодный, тебя, наверное, послал всемогущий.
Священник в черно-белой сутане кивал в такт благодарственным словам. Доктору стало неприятно.
– Ах, нет, нет, ваша светлость. Это долг христианина и врача – помогать страдающим…
– Достоин делатель мзды своей, – бормотал монах.
Князь всхлипнул.
– Ты великий человек, доктор… Но можешь ли ты предохранить перед божьим гневом? Есть ли у тебя средство, чтобы отогнать болезнь заранее? Люди у меня умирают, и поля опустели. Кто их будет обрабатывать?
– А кто заплатит десятину? – спросил монах, перебирая четки костлявыми пальцами.
– Есть у тебя такое средство? – настаивал князь.
– Есть, – ответил доктор, и глаза у них алчно заблестели, – но с условием…
– Согласен заранее, – начал было князь, но монах сжал ему руку и спросил:
– С каким, милый сын мой?
– С тем, что вы создадите царство божье на земле.
Молчание. Князь переглянулся с монахом. Доминиканец перекрестился и провел языком по губам.
– Мы не печемся ни о чем другом, сын мой, – тихо сказал он.
Доктор нажал кнопку на яйцевидном предмете и положил его на стол. Они видели это, но ни о чем не спросили.
– Тот, кто примет мое лекарство, забудет обо всем, что было, – сказал он, – Его мысль станет чистой, как неисписанный пергамент. Тот, кто примет это лекарство, не будет знать болезни, и его уста не произнесут слов лжи…
– Когда грозит смерть, то это условие не тяжело, – сказал князь.
Но глаза у монаха сощурились.
– Только бог всемогущий имеет право определять меру страданий, которыми грешники покупают свою долю в царствии небесном. И не человеку изменять его пути, – подчеркнул он. – От чьего имени ты говоришь, доктор? – неожиданно прошипел он.
Доктор окаменел, по спине у него прошел холод. Во что втянул его таинственный посетитель? Иногда он не сомневался в том, что это дьявол, иногда его речи звучали как райская музыка. Но разве сатана не сумеет превратиться в агнца, чтобы скрыть свои волчьи зубы?
Князь поднял руку, и лоб у него стянулся морщинами.
– Ты говоришь, они все забудут… Это значит – забудут и то, кто господин и кто слуга, забудут о податях и десятинах и о ленных обязанностях?…
Доктор наклонил голову.
– Только бог может править судьбами людей, – строго произнес монах, впиваясь взглядом в лицо князя. – А тот, кто своевольно захочет вмешаться в дела божьего провидения, пойдет в адский огонь и в море смолы кипящей… Так вот, если они забудут, что должны служить тебе, Альбрехт, – насмешливо обратился он к князю, – то кто будет защищать тебя? Кто защитит тебя от мести врагов? Да и ты был бы рад забыть обо многом, правда? – Его аскетическое лицо скривилось в усмешке, и князь скорчился, как под ударом бича.
Монах обратил свой горящий фанатизмом взгляд к доктору.
– А тебе, посланец темных сил, я говорю тут же и от имени божьего, что скорей позволю всему населению города умереть от чумы, чем позволю тебе закрыть им путь к вечному спасению…
Князь опустил глаза и слабо кивнул.
Доктор весь дрожал; он медленно отступал к двери, но сильные руки схватили его и снова подтащили к столу. Мрачное лицо доминиканца не предвещало ничего доброго.
– От чьего имени ты говорил? Кто тебе дал волшебное средство? Кто приказал тебе смущать добрых христиан?
Несмотря на свою молодую внешность, доктор был стар. Убийство, бегство со страшным спутником, угроза костра – все это было слишком много для него. Он знал, что тот, кого инквизитор так допрашивает, уже не сможет оправдаться.
Он кинулся к столу, где пылало голубое яйцо, но монах оказался проворнее.
– А, – вскричал он, – так это и есть дьявольский амулет! – И, сильно размахнувшись, швырнул яйцо о каменный пол так, что оно разлетелось на тысячу осколков. По комнате прошла какая-то волна, слово отзвук далекой музыки.
Доктор упал в кресло, побелев как мел. Он видел, что погиб.
– Это не я, я не хотел, нет, – бормотал он, и по щекам у него текли слезы. – Это он меня соблазнил, он, дьявол… Он вернул мне молодость, молодость! А-ах! – Он положил руки на стол и уронил на них голову, горько рыдая. – Я знал, что это обман, и все-таки поддался ему… Он возвел меня на верх горы, а потом сбросил в пропасть…
В голосе у него звучала такая искренняя скорбь, что оба слушателя вопросительно переглянулись. Монах отпустил стражу движением руки и заговорил:
– Больше радости в небесах об одном обращенном, чем о тысяче праведников… Мне кажется, ты раскаиваешься в своем проступке… а церковь не жестока, церковь – это мать послушных детей…
Доктор приподнял голову и непонимающе смотрел на него.
– Ты спас дочь его светлости. Быть может, это было делом дьявола, ибо и дьявол противно своему замыслу может иногда творить добро… – Монах выжидающе умолк.
– Добро? – пробормотал доктор.
К князю вернулся голос.
– Ты говорил, что у тебя есть лекарство против чумы?
Доктор кивнул.
– Скольких больных ты можешь вылечить?
– Двух, трех, я не знаю, государь… но, может быть…
Монах жестом прервал его. Взгляды обоих владык встретились, и доминиканец слегка кивнул. Он обратился к доктору.
– Дай нам лекарство, и я забуду обо всем.
– Дай лекарство, – усмехнулся князь. – И убирайся к черту!
Доктор повертел головой, словно желая убедиться, что она еще сидит у него на плечах.
– Ну что же? – спросил князь. – На Виселичной горе общество неважное… и там холодно…
– А костер чересчур горяч, сын мой, – прошептал монах.
Фауст проговорил хрипло:
– Да! – И сунул руку в карман.
Монах остановил его, вышел в коридор и через минуту вернулся.
– Это тебе в награду, – сказал он, подавая ему звонкий кошелек.
Фауст не знал, как он выбрался из комнаты, не верил, что жив и свободен. Он шел, пошатываясь, по коридорам дворца и все еще не верил. Но вдруг его схватила сильные руки и бросили в зловонную подземную темницу.
Когда он упал на гнилую солому, изо всех углов выползли, пища, крысы.
Зеленоватое сияние заставило его очнуться. Мефи стоял посреди камеры, одетый в прозрачный скафандр. Доктор приподнялся, оперся на локоть, заохав от боли. Прикрыл рукой лицо, как от удара, и застонал:
– Не моя вина, прости, господин, меня позорно обманули…
Зеленые глаза Мефи потемнели.
– Я все слышал. Слышал, как человек в сутане говорил, что скорее пожертвует всеми. – Мефи отвернулся, помолчал. – Нет, это моя ошибка – еще рано, Эфир был прав… Но я видел тут жизнь, упрямую, сильную жизнь, видел тех, кого угнетают подати, войны, болезни и страх. Они живут в берлогах, а строят соборы, – когда-нибудь будут жить во дворцах, а строить Знание… Они сильные, и их много, и позже они меня примут иначе, чем ты. Я вернусь, наверное. А ты слаб, ученейший доктор, хотя и пожелал иметь молодость.
– Спаси меня, господин, я сделаю все! – умолял его Фауст.
Мефи с минуту оглядывал прочные стены темницы, потом улыбнулся.
– Ты сквозь эти стены не пройдешь. Но возьми вот это. – Он подал доктору продолговатый цилиндрический предмет. – Если направишь его на стену и нажмешь вот эти кнопки, вот тут и тут, то путь перед тобой откроется. Потом выбрось его, это опасная игрушка. Встретимся у ворот. Прощай, иллюстриссиме!
Доктор в отчаянии пытался удержать фигуру, исчезавшую в зеленоватом облаке. После нее осталась только тьма. Потом он сжал губы и направил прибор, как было сказано.
…Ослепительная вспышка, грохот рушащихся камней… и ошеломленные стражи застыли, увидев неправильную брешь в стене, в которой висело облако пыли и каменных осколков, а изнутри выползал бурый вонючий туман.
– Дьявол его унес, – прошептал доминиканец медленно перекрестившись, когда ему сообщили о необычайном исчезновении узника.
– Сам дьявол, – подтвердил князь и схватился за притолоку двери.
И еще долгие годы спустя они рассказывали людям о том, как ученейший доктор Фауст заключил договор с дьяволом… ибо хотели запугать тех, которые считали науку и знание более важными, чем возвещаемая ими «истина божья».
Камил Бачу
Цирконовый диск
Рассказ
Один удар в стену означал: «интересная новость», два – «очень интересная новость», три – «сенсация».
На этот раз раздались четыре удара. Не успел я подняться со стула, как шеф ворвался в кабинет, размахивая листком бумаги.
– Отправляйтесь немедленно, Гарроу, – приказал он. – Самолет с экспертами вылетает в 11.45. В нашем распоряжении тридцать минут.
– Двадцать восемь, – поправил я. – А нельзя ли узнать, куда он вылетает?
– В Вайоминг.
– В Вайоминг, – задумчиво повторил я. – В прекрасный Вайоминг… Опять сибирская язва у черных коз?
– Хуже, – сказал шеф.
– Ну, значит, там нашли какой-нибудь редкий цветок, – пробормотал я. – Давно мечтаю об этом. А что за эксперты, шеф? Медики, океанографы? Принимая во внимание горный рельеф Вайоминга, я склонен думать, что это океанографы.
– Осталось двадцать восемь минут, – сказал шеф, – а вы даже не пошевелились. Вы слишком ленивы, Гарроу. Если так пойдет и дальше, вряд ли вы будете достойны своего жалованья.
– Так что же это за эксперты? – повторил я.
– Разные специалисты по авиации, психиатры, физики.
– И что им там нужно?
– Они хотят поймать блюдце.
– Гм. Какое блюдце?
– Летающее блюдце, Гарроу. Некий Хайпорн сообщил, что видел, как неизвестный предмет пролетел по воздуху, а жители Дауэлла – одного из самых больших городов Вайоминга – заявили, что этот предмет с виду будто бы похож на компотницу. Военные эксперты не пришли к согласию. Но они склонны полагать, что это спутник-шпион.
– Пропаганда. – заключил я, кивнув головой.
– Конечно, пропаганда, – согласился шеф. – Вы шляпа, Гарроу. Будь вы порасторопнее, вы сами узнали бы все у Портера и поняли бы, что на сей раз это не обычная история с тарелками и спутниками. Речь идет уже не просто о каких-то пятнах и облачках, а о спутнике-шпионе с определенным заданием.
– А кто такой этот Хайпорн? Что он за человек?
– Понятия не имею. Кто его знает, может быть, он и не лжет. Надеюсь, в этом вы сами разберетесь. У вас есть деньги?
– Два доллара.
– Не густо. Вот еще двести. Я предупрежу вашу жену, чтобы она не ждала вас к обеду. Счастливого пути. В случае чего – звоните.
Я бегом спустился по лестнице, сел в машину рядом с шофером и стал думать, в чем же, собственно, дело. Россказни о летающих блюдцах давно перестали быть сенсацией. Слишком многие видели их, а некоторые даже утверждали, будто летали на таких блюдцах на Марс. Вначале видения, связанные с блюдцами, ничем не отличались от религиозных, только на сей раз ангелы не махали крыльями, а вертелись перед носом у верующих в виде суповых мисок. Потом кто-то высказал идею, что блюдца – это вовсе не ангелы, а спутники-шпионы, с помощью которых русские наблюдают за Соединенными Штатами. Нашлись и такие, кто утверждал, будто на них имеются военные экипажи, бомбы, подзорные трубы и прочие мелкие предметы домашнего обихода. В доказательство предъявляли даже фотографии несколько белых пятен на грязно-сером фоне. Нашлось немало простаков, клюнувших на эту приманку. Тем не менее интерес публики к летающей посуде катастрофически падал. И вот теперь шеф решил послать меня в Вайоминг – я должен встретиться там с неким Хайпорном, у которого что-то пролетело над головой. Как правило, «специалистами» по летающим блюдцам оказывались провинциальные дамы, изнывающие от скуки, несмотря на бурную благотворительную деятельность. Правда, кое-где такое видение снисходило и на мужчин, но они выглядели еще более жалко, чем женщины. Как бы то ни было, всех этих кликуш обуревало одно стремление – прославиться. Если кто-нибудь начинал рассказывать о блюдце, тут же находились люди, утверждавшие, будто они видели кастрюлю с пропеллером, а какой-нибудь очевидец доверительно шептал вам на ухо, что ему удалось сделать величайшее открытие – обнаружить летающий таз с отдельным входом. Но хуже всего, на мой взгляд, были не сами басни, а стремление использовать их для военной пропаганды, чтобы взвинтить и без того уже невыносимое нервное напряжение. Мне очень хотелось разом покончить с этим пугалом, и поэтому я нетерпеливо ждал встречи с «ясновидцем» из Дауэлла.
Вопреки моим ожиданиям передо мной стоял совсем молодой человек, лет двадцати пяти – высокий, худощавый, в очках, очень вежливый и сдержанный. Журналисты буквально брали его штурмом, но он серьезно и спокойно отвечал даже на самые глупые вопросы. Кто-то из репортеров спросил его, не подавали ли ему с блюдца каких-нибудь сигналов.
– Нет, сэр, – ответил он.
– А оно было совершенно круглое? – спросил другой журналист.
– Да, – ответил Хайпорн.
– Как долго вы наблюдали за его полетом? – снова спросил корреспондент газеты «Ивнинг таймс».
– Три секунды. Потом оно исчезло.
– В каком направлении?
– В направлении гор.
– И вы не попытались гнаться за ним?
– Это было бы довольно трудно, сэр, так как оно двигалось со скоростью не меньше ста километров в час.
– А там, на нем, кто-нибудь был? Например, космонавт?
– Нет, сэр. Кстати, по-моему, диаметр диска не превышал метра.
– И все же на нем должен был находиться какой-то груз, – задумчиво произнес журналист.
– Почему?
– Вряд ли такой аппарат запустили над нашей территорией только для того, чтобы вы могли им полюбоваться!
– Прошу прощенья, – с достоинством ответил молодой человек, – но мне известно лишь то, что я вам сообщил; Выводы вы можете делать сами.
– Итак, – настойчиво продолжал журналист, – вы утверждаете, что на блюдце никого не было?
– Никого.
– В конце концов, что ж тут удивительного, – примирительно произнес кто-то, – запустили же мы спутники-шпионы, как только нам позволили технические возможности. Почему бы им не последовать нашему примеру?
– Позвольте, господа! – Хайпорн вдруг повысил голос. – Вы, конечно, мои гости, но я вынужден заявить, что не намерен принимать участие в подобных дискуссиях. Я должен также обратить ваше внимание на то, что аппарат, предназначенный для военных целей, не стал бы летать на высоте всего в тридцать метров. Ведь его было бы слишком легко уничтожить. Однако прошу вас оставить эту тему и задавать только такие вопросы, которые могли бы пробудить интерес ваших читателей к науке или технике.
– Н-да, – пробормотал корреспондент «Ивнинг таймс», – наука… А впрочем, почему бы и нет? Вы геолог и, как настоящий ученый, должны попытаться объяснить это явление. Скажите, не бросилось ли вам в глаза что-нибудь необычное? Цвет, блеск, общий вид?
– Не отрицаю, – ответил Хайпорн, – впечатление было сильное. Но, как вы понимаете, за три секунды, да еще глядя практически против солнца, трудно уловить форму быстро движущегося тела. Будь у меня зрение похуже, я вообще мог бы подумать, что все это мне почудилось.
– Оставьте, – резко оборвал его корреспондент «Ивнинг таймс», – вы ученый и к тому же молоды и здоровы. Ваше описание очень точно, и поскольку все случилось днем, вы должны были заметить множество подробностей. Даже если вы не смогли уловить ничего, кроме формы предмета, то я уверен, что вы заметили направление его полета.
– Направление? – Геолог несколько растерялся. – Думаю, что… Постойте… Я поднялся по тропинке на вершину Гертруды, то есть шел на северо-запад. Потом повернул направо, значит…
– То есть на северо-восток, – подхватил кто-то из присутствующих.
– Вот именно. Потом я немного свернул влево, чуть-чуть.
– Значит, на север, – перебил его все тот же голос.
– Возможно, – неуверенно согласился Хайпорн. – И тогда… Пожалуй, это круглое тело пронеслось надо мной справа налево.
– То есть с востока на запад, – наставительно заключил голос.
– Все ясно! С востока на запад, – повторил корреспондент газеты «Ивнинг таймс». – Со скоростью сто километров в час над вершиной Гертруды. Позвольте, а на какой высоте?
– Я уже сказал вам, что на высоте тридцати метров.
– С таким же успехом высота может оказаться и триста метров. Определить размеры летящего предмета, глядя на него против солнца, невозможно, если не знаешь расстояния. А расстояние определить невозможно, не зная размеров предмета. Заколдованный круг.
– Вы совершенно правы, – согласился Хайпорн. – Но этот предмет задел вершину одного из больших дубов у дороги, метрах в пятидесяти от бензоколонки, и срезал ветку.
– Срезал ветку?! – Корреспондент «Ивнинг таймс» в волнении вскочил со стула.
– Я поднял ее и взял с собой, – спокойно продолжал молодой человек.
Он подошел к окну и вернулся с дубовой веткой, листья на которой уже начали вянуть.
– Вот она, – сказал он. – Срез удивительно чистый. Я исследовал его под микроскопом – ничего, кроме едва заметных следов.
– Каких следов? – спросил кто-то сдавленным от волнения голосом.
– Следов одного минерала.
– Какого минерала?! – в один голос закричали корреспонденты.
– Тише, джентльмены, – спокойно сказал геолог. – Если, кроме формы и направления полета, вас интересует еще и цвет диска, то я могу сообщить, что он был красноватым. Это сразу бросилось мне в глаза. В первый момент мне показалось, что над моей головой пронесся тетерев, но я не почувствовал ни малейшего ветерка. Позже я сделал анализ нескольких крупинок минерала и понял, что правильно определил цвет – они действительно были красноватыми и напоминали циркон. Таким образом, предмет, замеченный мной вчера в 18 часов по вашингтонскому времени, был, по-видимому, куском циркона или родственного ему минерала. Возможно, что тщательный анализ в хорошо оборудованной лаборатории…
Последние слова геолога потонули в грохоте опрокинутых стульев и шуме возникшей в дверях свалки. Журналистов крупных газет Запада не интересовал тщательный анализ, сделанный в хорошо оборудованной лаборатории. Они спешили выбросить на рынок наиболее сенсационную часть сообщения геолога: направление, в котором двигалось блюдце. Цвет минерала, из которого оно было сделано, должен был лишь сделать заголовок более броским.
– Не удивляйтесь, – сказал я геологу. – Вы сами прогнали их. Они нуждались в блюдце, прилетевшем с Востока, и вы его им преподнесли.
– Я?! – изумленно спросил Хайпорн. – Но я не сказал им ничего определенного, – продолжал он с видимым раздражением. – Ваши собратья сами установили это направление и теперь, конечно, устроят вокруг него шумиху. Мне это очень не нравится.
Сняв очки, он взял со стола портфель и направился к двери.
– Куда же вы, мистер Хайпорн?
– Мне очень жаль, – ответил геолог, – но я вынужден вас покинуть. Бутерброды и лимонад в холодильнике. Разумеется, вы мой гость, но вы понимаете – другого выхода у меня нет. Все, что произошло за последние три часа, чрезвычайно неприятно, – все эти вопросы, домыслы, инсинуации. Нет, нет, мистер… мистер…
– Гарроу.
– Итак, мистер Гарроу, я исчезаю.
– Каким же образом, если это не секрет?
– На улице у меня стоит машина.
– Вы не возражаете, если я поеду с вами? Хайпорн скорчил недовольную мину и хотел что-то сказать.
– Меня не интересует направление полета блюдца, – поспешно добавил я. Просто любопытно, неужели это и в самом деле был циркон – ведь в этих краях его раньше не встречали, да и вообще изверженные породы попадаются здесь очень редко.
Геолог надел очки, внимательно посмотрел на меня и вдруг широко, по-детски, улыбнулся.
– Простите, если я был резок, мистер Гарроу. Поехали.
Два курса технического института не раз выручали меня в моей журналистской работе. Но никогда еще я не был им так признателен, как теперь, когда они хоть на время помогли мне рассеять недоверие этого наивного, но энергичного молодого человека. Правда, насчет циркона я вспомнил совершенно случайно; просто я несколько месяцев назад ездил с группой геологов и немного поднатаскался в терминологии. Но любой, даже самый пустяковый специальный вопрос мог поставить меня в тупик. К счастью, Хайпорн молча гнал машину, выжимая из нее всю возможную скорость. Не прошло и десяти минут, как мы уже выехали из города и теперь по пыльному шоссе поднимались к видневшимся на горизонте горам.
– В самом деле, – внезапно сказал Хайпорн, – здесь нет изверженных пород, хотя, правда, есть кристаллические сланцы. Но вам, вероятно, известно, что циркон встречается преимущественно в кислых вулканических породах, которых здесь нет вовсе. Однако меня больше заинтересовал красновато-коричневый цвет следов на дереве. По-видимому, речь идет об очень редкой разновидности циркона – о гиацинте. Честно говоря, мне всю ночь снились разные кольца, браслеты… А проснувшись, я подумал, уж не ставролит ли это? Такие же красновато-коричневые следы, и состав близкий. Гиацинт распространен очень широко – от Урала до Цейлона, встречается и у нас. То же самое можно сказать и о ставролите – его зона распространения проходит через Швейцарию, Южную Африку и США. Что же из этого следует? И тут я еще больше запутался – ведь с таким же успехом этим минералом мог оказаться и альмандин. Альмандин принято считать абразивом, он применяется для полировки и шлифовки. Но в чистом виде альмандин – драгоценный камень.
За следующим поворотом шоссе Хайпорн затормозил. Мы находились у подножия скалы, поросшей чахлой травой. Справа зеленели дубы.
– По-моему, лучше свернуть на боковую дорогу, – сказал Хайпорн, – чтобы выбраться из потока машин, идущих к Большому северному шоссе и на каменные разработки. А тут уже никого нет, только моя палатка. Итак, мистер Гарроу, сегодня утром все мои размышления ограничились витринами ювелирных магазинов. Если бы не цвет крупинок, я вообще счел бы это за наваждение, но доказательства налицо. Впрочем, через четверть часа вы сами сможете в этом убедиться – достаточно взглянуть на следы в микроскоп, а я попытаюсь показать вам химические реакции.
Он снова остановил машину – на этот раз в узкой, очень глубокой лощине, со всех сторон окруженной серыми отвесными скалами.
Хайпорн вынул из багажника несколько ящиков, потом исчез в глубине ущелья и вскоре появился со свертками зеленоватого полотна и несколькими картонными коробками.
– Располагайтесь поуютнее, – сказал он.
Итак, я оказался гостем геолога. Цель достигнута, и к утру я узнаю гораздо больше, чем могли мечтать господа из «Ивнинг таймс». Полный самых радужных надежд, я принялся вбивать колышки палатки в твердую землю. Пока я возился с веревками, Хайпорн открыл ящики, и из них появились банки консервов, спиртовка, надувной матрас, подушка и несколько книг. Затем он установил складной алюминиевый столик, проверил его горизонтальность с помощью небольшого уровня и поставил микроскоп. Установив еще один такой же круглый столик с выдвижными ножками, он разместил на нем штатив с пробирками, несколько никелированных коробочек и фарфоровых тиглей. Не прошло и часа, как палатка превратилась в скромно оборудованную лабораторию.
– Прошу вас, мистер Гарроу, – сказал геолог.
Тонкой стеклянной пластинкой он соскреб крупинки минерала со среза ветки и стряхнул ее в пробирку. Я не видел никакой пыли, но по озабоченному виду геолога мог судить, что он ее прекрасно видит.
– Углекислый натрий, – пробормотал геолог, подсыпая в пробирку немного белого порошка.
Потом он зажег спиртовку и держал пробирку над огнем, пока внутри не образовалась прозрачная капля. Добавив туда соляной кислоты и хорошенько взболтав содержимое, Хайпорн протянул пробирку мне.
– Итак, он растворяется. Ну что ж, теперь воспользуемся лакмусовой бумагой.
Он открыл одну из никелированных коробочек, вынул полоску бумаги и опустил ее в пробирку. Бумага тотчас окрасилась в бледно-оранжевый цвет.
– Вероятнее всего, это циркон, – задумчиво произнес Хайпорн, – но как определить его кристаллическую структуру, как взять пробу на радиоактивность?
Я растерянно пожал плечами.
– Проще всего было бы отправить пробу в настоящую лабораторию, – продолжал Хайпорн, – но, учитывая не совсем обычные обстоятельства, при которых я увидел диск, боюсь, ее могут использовать в чуждых для науки интересах. А мне бы этого не хотелось, мистер Гарроу.
Он выжидательно повернул ко мне свое худое открытое лицо.
– М-да, – протянул я. – Не думаю, чтобы моих коллег очень заинтересовали результаты минералогического анализа. Что касается меня, мистер Хайпорн, то лично я приехал сюда с целью опровергнуть очередную мистификацию. Признаюсь, вы совершенно сбили меня с толку. Я ожидал, что встречу какую-нибудь выжившую из ума барыньку или страдающего галлюцинациями чиновника на пенсии, а столкнулся с ученым, исполненным самых честных намерений. По правде говоря, я просто не знаю, как быть дальше.
– Хорошо бы отыскать этот проклятый камень, – сказал геолог.
– Но как найти камень среди этого скопления скал?
– В этом нет ничего невозможного, – с улыбкой возразил геолог.
Его лицо светилось таким добродушием, что я невольно улыбнулся в ответ.
– Да, да, ничего невозможного, – повторил он. – Дело в том, что диск пролетел совсем не в том месте, которое я указал вашим коллегам. И эта ветка вовсе не с того дуба, который растет у бензоколонки. Нет. Диск упал в этой лощине тридцать шесть часов назад. Размеры этого ущелья примерно сто пятьдесят на семьдесят метров, то есть десять тысяч пятьсот квадратных метров. Я уже обшарил шаг за шагом больше половины лощины. Если вы поможете мне, то мы найдем его не позже чем к завтрашнему вечеру.
– Неужели вы верите в летающие блюдца? – спросил я.
– Разумеется, нет!
– Вы упоминали, что поблизости находятся каменоломни. Может быть, этот камень заброшен сюда сильным взрывом?
– До ближайших каменоломен отсюда два километра.
– Но если допустить, что это был взрыв особенно большой силы? – настаивал я.
– Да, в таком случае камни могли бы разлететься и на один-два и даже три километра.
– А это значит…
– И взорванная скала может дать осколки самой разнообразной формы – от крошечного остроконечного кусочка до продолговатых многогранников.
– Значит? – повторил я, невольно повышая голос.
– Но в этом районе нет ни циркона, ни ставролита, ни альмандина, – тихо сказал Хайпорн. – Их нет нигде ближе трехсот километров отсюда.
Хайпорн что-то мастерил, сидя на надувном матрасе, а я лежал на спине и из-под откинутого полога палатки смотрел, как над зубцами скал скользит полная луна. Как обычно в таких поездках, события разворачивались так быстро, что у меня не было времени их обдумать. Еще утром я был в редакции. В три часа пополудни присутствовал на импровизированной пресс-конференции в пригороде Дауэлла, а теперь, в девять часов вечера, смотрю, как луна цепляется за скалистые стены этого неведомого ущелья в Вайоминге.