Текст книги "Читая Маркса..."

Автор книги: Милица Нечкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Академик
М.В. Нечкина
ЧИТАЯ МАРКСА…
Сборник работ

К 100-летию со дня кончины

КАРЛА МАРКСА (1883 – 1983)

Сборник состоит из работ автора, изданных ранее. Лишь одна работа («Литературное оформление „Капитала“») вышла отдельной книжкой, прочие же появлялись в виде статей в журналах и сборниках.

Расположены работы в данном сборнике в тематическом порядке: последовательные по теме идут одна за другой, – так понятнее их взаимосвязь.

Часть работ была написана еще в 20-х и 30-х годах и ясно, что ранние работы, историографически понимаемые, не могут отражать успехов современного марксоведения.

Публикуемые автором работы рассматриваются в историографическом плане, как документы истории изучения Маркса его читателями (отсюда – название сборника). Каждый такой сборник является вместе с тем человеческим документом. Проблема читателей Маркса (а их миллионы!) скорее еще ненайденная, нежели забытая проблема.

М.В. Нечкина

КАРЛ МАРКС
КАК ХУДОЖНИК СЛОВА
(Литературное оформление «Капитала»)

[1]1
  Ссылки на произведения и переписку К. Маркса и Ф. Энгельса даны, как правило, по 2-му изданию их Сочинений. В нескольких случаях сохранены ссылки на издание «Капитала», осуществленное в начале 20-х годов (Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. / Отдел под общей ред. И. [Скворцова-] Степанова. М., 1920 – 1922. Т. 4 – 6), а также на 1-е изд. Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса.


[Закрыть]

I. О теме

В два часа ночи 16 августа 1867 г. Маркс отложил в сторону выправленный корректурный лист первого тома «Капитала» и написал Энгельсу:

«Дорогой Фред!

Только что закончил корректуру последнего (49-го) листа книги»[2]2
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 31, с. 275.


[Закрыть].

Последние слова он подчеркнул. Был закончен труд, стоивший Марксу не менее четверти века упорной работы. Творческая история этого труда была и будет темой многих научных изысканий.

Его содержание, диалектика исследования изучаются и будут изучаться, непрерывно питая марксистскую исследовательскую мысль. Но одна сторона «Капитала» до сих пор как будто не являлась предметом изучения – его литературное оформление, его художественная сторона.

Эта сторона отнюдь не случайна в «Капитале». Маркс, всегда настороженно требовательный к литературной стороне научных работ, уделял ей большое внимание. И когда той же знаменитой августовской ночью он со сдержанным волнением подчеркнул в письме к Энгельсу простую фразу «Итак, этот том готов», он подводил итоговую черту под огромным этапом работы, в который входили составной частью и его заботы о литературной форме. Поэтому как ни третьестепенна тема литературного оформления «Капитала» по сравнению с изучением его содержания по существу, все-таки и она заслуживает внимания: без нее характеристика «Капитала» будет неполной. Кроме того, разве литературное оформление «Капитала» не связано органически с неотразимой убедительностью выводов исследования Маркса? Конечно, связано! А если так, то разве не вносит и оно своей лепты в значение этой книги? На эти вопросы ответ может быть только утвердительным. Поэтому «странная» на первый взгляд тема работы Маркса над стилем художественного образа в «Капитале» законна и заслуживает внимания.

Изучение художественного образа в науке также можно открыть этой темой. Проблема литературного оформления научного труда почти совсем не изучена. Ею не интересуется ни одна научная дисциплина, ни одна отрасль какой-либо смежной дисциплины. Между тем изучать ее необходимо. Должна возникнуть особая дисциплина, изучающая научное творчество. В этой дисциплине выделится особый небольшой сектор, изучающий литературное оформление научной работы. Не приходится доказывать важность такой проблемы. Изучение этой области творчества, помимо теоретического интереса, поможет начинающему ученому овладевать формой, а потому имеет и практическое значение.

Настоящая работа, конечно, не ставит своей задачей установить какие-то общие положения в этой новой, пока еще не существующей и лишь долженствующей возникнуть дисциплине. Но думается, что попытка изучить со стороны литературного оформления такой классический труд, как «Капитал», может заготовить некоторое количество материала для этой будущей науки, добыть в предварительном, условном порядке какое-то «сырье», которое позже будет пущено в обработку. Да и вообще, не явится ли изучение классических научных работ с этой точки зрения лучшим путем для начальной постановки вопроса?

Едва ли литературоведение может всецело претендовать на включение этих вопросов в область своей компетенции. Конечно, при исследовании их речь будет идти и о художественных элементах творчества. Но художественные элементы в литературном оформлении научной работы – подчиненный, а не самостоятельный момент, и подчиняются они особенностям научного, а не художественного замысла.

Тема о «Капитале» как художественном целом поставлена самим Марксом. Он формулировал ее в письме к Энгельсу от 31 июля 1865 г. – за два года до окончания работы над первым томом. Он писал, что не может отослать для печати часть рукописи – для самого творческого процесса необходимо, чтобы работа была готова в целом: «Я не могу решиться что-нибудь отослать, пока все в целом не будет лежать передо мной. Какие бы ни были недостатки в моих сочинениях, у них есть то достоинство, что они представляют собой художественное целое; а этого можно достигнуть только при моем методе – не отдавать их в печать, пока они не будут лежать передо мной целиком»[3]3
  Там же, с. 111 – 112.


[Закрыть]. В слове художественный чувствуется оттенок шутки: говоря о своем произведении как о художественном целом, Маркс, конечно, ставил ударение на понятии целого и эпитету «художественный» придавал несколько условный смысл. Ф. Энгельс ответил какой-то веселой шуткой насчет нового художественного произведения, близящегося к своему завершению. К сожалению, письмо Энгельса с этой шуткой не дошло до нас, мы знаем о ней лишь из ответного письма К. Маркса (в то время больного): «Меня очень позабавила та часть твоего письма, в которой говорится о „произведении искусства“…, принимая во внимание показания термометра, дело подвигалось вперед так быстро, как вряд ли могло бы пойти у другого, даже оставляя в стороне все художественные соображения»[4]4
  Там же.


[Закрыть].

Настоящая работа не претендует на полное и всестороннее изучение вопроса о литературном оформлении «Капитала». Мы остановимся преимущественно на вопросе о художественных элементах литературного оформления.

Маркс уделял большое внимание литературному оформлению своих работ. Внимательность к стилю – его характерная черта.

II. Маркс и стиль

Эта внимательность никогда не покидает Маркса. Острота партийной борьбы иногда заставляла публиковать свои и чужие вещи, не удовлетворяющие его стилистическое чутье. Случалось, что Маркс, разумеется, торопит с публикацией вещи, но не забывает отметить небрежность стиля. Получив от Энгельса рукопись памфлета, остро необходимого в разгоравшейся борьбе против оппортунистов, Маркс пишет: «Вещь хороша, хоть стиль кое-где и небрежен, было бы бессмыслицей заняться сейчас шлифовкой и отделкой, ибо прежде всего важно выступить своевременно, так как разрешение этого конфликта „так-таки“ не за горами»[5]5
  Там же, с. 53 – 54. Письмо К. Маркса Ф. Энгельсу, 10 февр. 1865 г. В оригинале: «in the nick of time», т.е. «в нужный момент, как раз вовремя».


[Закрыть].

Когда Сигизмунд-Людвиг Боркхейм, участник Баденского восстания, эмигрировавший в Англию, подготовил к печати свое выступление в Международном товариществе рабочих, Маркс, давая в письме к Энгельсу отрицательный отзыв о речи Боркхейма, не забывает упомянуть и о его ужасном французском стиле – «жаргоне французских коммивояжеров». Французский оригинал речи Боркхейма представляет собою, по мнению Маркса, «безвкусную белиберду», причем первое слово Маркс подчеркивает[6]6
  Там же, с. 301.


[Закрыть].

Сообщая Энгельсу важную новость о Георге Эккариусе, генеральном секретаре I Интернационала, – «наш Эккариус стал главным лондонским выборным агитатором», – Маркс не забывает характеризовать и ораторский стиль Эккариуса: «У него своеобразная сухо-юмористическая манера речи, особенно нравящаяся англичанам» (письмо от 24 июня 1865 г.)[7]7
  Там же, с. 106.


[Закрыть].

Давая 7 февраля 1865 г. политическую оценку передовице Швейцера и находя в ней ряд положительных моментов, Маркс все же, хотя и бегло, бросает замечание: «Что за дикий немецкий язык у Швейцера „как такового“! Вторая передовица о министерстве Бисмарка до невероятности высокопарна и замысловата…»[8]8
  Там же, с. 51.


[Закрыть].

Отсюда ясно: Маркс уделял внимание стилю отнюдь не «самому по себе», а как оружию политической борьбы. Не «эстетические» требования вообще заставляли его следить за литературной формой, а убеждение, что идеологическое оружие со всех сторон (в том числе даже и с литературной) должно быть хорошо отточено, чтобы лучше служить целям борьбы, чтобы быть легче понятым.

В мае 1861 г. в Берлине Маркс слушал в ложе журналистов, во «второй палате», выступление либерального депутата Финке и кратко, вспомнив одну литературную параллель, дает в письме к Энгельсу убийственную политическую характеристику этого Финке: «В плохонькой комедии Фрейтага… под названием „Журналисты“, выводится толстый гамбургский филистер и виноторговец по имени Пипенбринк. Финке – точная копия этого Пипенбринка». Но Маркс не ограничивается этой характеристикой, а добавляет замечание о Финке-ораторе, о его манере говорить: «Противный гамбургско-вестфальский говор, быстро проглатываемые слова, ни одной правильно построенной или законченной фразы. И это – наш доморощенный Мирабо!»[9]9
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 134.


[Закрыть]

Вико утверждает в своей «Новой науке», что Германия является единственной страной в Европе, где говорят еще на «героическом языке», – это утверждение Вико вызывает живую реплику Маркса в письме к Энгельсу от 28 апреля 1862 г.: «Если бы старый неаполитанец имел удовольствие ознакомиться с языком венской „Presse“ или берлинской „National-Zeitung“, он отказался бы от этого предрассудка»[10]10
  Там же, с. 185.


[Закрыть]. Громя неправильные политические установки лассальянства и борясь с Лассалем, Маркс в переписке с Энгельсом не раз с убийственной иронией отзывался о стиле «Итцига»[11]11
  «Итциг» – насмешливая кличка Лассаля, часто встречающаяся в переписке К. Маркса и Ф. Энгельса.


[Закрыть], приводя действительно сногсшибательные примеры. У подруги Лассаля – баронессы Гацфельдт, по мнению Маркса, было «несравненно больше политического понимания… нежели у шага, в себе самом несущего систематический принцип своей ходьбы», – иронически цитирует Маркс Лассаля в письме от 19 июня 1861 г.[12]12
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 141.


[Закрыть]

«Хорош также и стиль!» – восклицает Энгельс, закончив критические замечания о «диалектике» Лассаля, и цитирует замечательный оборот последнего: «Ломающее себе руки отчаяние противоречий…»[13]13
  Там же, с. 166.


[Закрыть]. «Итциг прислал мне (вероятно, также и тебе) свою судебную речь о косвенных налогах, – пишет Маркс. – Отдельные места хороши, но все в целом написано, прежде всего, невыносимо назойливо, трескуче и с самыми смешными претензиями на ученость и важность»[14]14
  Там же, с. 291.


[Закрыть].

Заметим, что внимание к стилю характерно еще для молодого Маркса. В одном из ранних документов – знаменитом философском письме Маркса к отцу – встречается один поистине трогательный пример: 19-летний Маркс, влюбленный в свою невесту Женни, горящий мыслью о предстоящем свидании с ней, он отправляет огромное взволнованное письмо отцу. Кончая письмо, Маркс пишет: «Прости, дорогой отец, неразборчивый почерк и плохой стиль. Уже почти четыре часа, свеча совсем догорает, и в глазах у меня туман. Мной овладела настоящая тревога, и я не сумею справиться с потревоженными призраками, раньше, чем буду с вами… Передай, пожалуйста, привет моей любимой, чудесной Женни. Я уже двенадцать раз перечел ее письмо и всякий раз нахожу в нем новую прелесть. Оно во всех отношениях – также и в стилистическом – прекраснейшее письмо, какое только может написать женщина»[15]15
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 18.


[Закрыть].

Неудивительно, что литературное оформление такого труда, как «Капитал», сопровождалось упорной и тщательнейшей работой Маркса над стилем. Эта работа отнюдь не была вызвана какими-либо отвлеченными «эстетическими» соображениями, – вопрос имел глубокое политическое значение. Маркс писал свою книгу для пролетариата, для коммунистического движения. Литературное оформление книги должно было сделать как можно более ясным и острым сложнейшее теоретическое построение.

Но, разумеется, Маркс не хотел ни на йоту снизить сложнейший теоретический анализ за счет большей «понятности». Надо признать, что, пожалуй, на всем протяжении истории мировой науки перед ученым, оформляющим свою работу, не стояло более сложной задачи. Задача эта была Марксом блестяще разрешена. Но он успел разрешить ее не в равной мере для всех томов своего труда. Смерть не дала ему возможности литературно обработать II и III тома в той же мере, в какой он обработал I том. «Подготовить к печати вторую книгу „Капитала“ и притом так, чтобы она представляла собой, о одной стороны, связное и по возможности законченное произведение, а с другой стороны, произведение исключительно автора, а не редактора, – это было нелегкой работой, – пишет Энгельс в предисловии ко II тому. – Многочисленность подвергавшихся переработке рукописей, носивших в большинстве случаев отрывочный характер, затрудняла задачу. Лишь одна-единственная рукопись (рукопись IV) – в той части, которая включена в книгу – была вполне подготовлена для печати… Главная масса материала, хотя и была большей частью обработана по существу, но не отделана стилистически; материал изложен таким языком, каким Маркс обыкновенно составлял свои выписки: небрежный стиль, фамильярные, часто грубо-юмористические выражения и обороты…

Я ограничился, по возможности, буквальным воспроизведением рукописей, изменяя в стиле лишь то, что изменил бы сам Маркс, и вставляя лишь кое-какие пояснительные предложения и переходы там, где это было абсолютно необходимо и где, кроме того, смысл не вызывал никаких сомнений»[16]16
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 3 – 4.


[Закрыть]. То же самое характерно и для III тома «Капитала»[17]17
  См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. 1, с. 3 – 11.


[Закрыть] в обеих его частях, и этот том Маркс оставил лишь в черновиках. Поэтому в литературном оформлении I и остальных томов «Капитала» есть величайшая разница, особенно бросающаяся в глаза при детальном изучении стиля, образов, художественных моментов структуры. Понятно поэтому, что в дальнейшем изложении придется чаще всего прибегать к I тому и значительно реже – к остальным. Тщательно проработанный в отношении литературной формы, I том более всего характерен для Маркса – над его литературным оформлением он долго и упорно работал.

«Работа моя подвигается вперед, но медленно, – писал он Энгельсу 9 декабря 1861 г. – В самом деле, невозможно при данных обстоятельствах быстро справиться с такими теоретическими предметами. Все же вещь становится значительно популярнее…»[18]18
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 168.


[Закрыть]. К этому моменту работы Маркс возвращается вновь и вновь. 15 августа 1863 г. он пишет Энгельсу: «Моя работа (подготовка рукописи к печати) в одном отношении подвигается хорошо. Вещи эти в окончательной обработке принимают, как мне кажется, довольно популярную форму… Во всяком случае это будет на 100 процентов понятнее, нежели первая часть»[19]19
  См.: Там же, с. 302. В цитате под «первой частью» Маркс имел в виду первый выпуск «К критике политической экономии» (1859 г.).


[Закрыть]. Характерен и дальнейший текст, показывающий, насколько высокие теоретические требования предъявлял к своей работе Маркс, совмещая это о упорным трудом над наиболее популярной формой. Говоря о содержании своей работы, Маркс сравнивает себя с «Итцигом»-Лассалем. «Вообще же, когда я теперь смотрю на всю эту махину и вспоминаю, как мне пришлось решительно все опрокинуть и даже историческую часть обработать на основе частью совершенно неизвестного до тех пор материала, – прямо-таки смешно глядеть на Итцига, у которого „его“ политическая экономия уже готова. А между тем, из всего им до сих пор написанного видно, что это – приготовишка, трескуче и болтливо преподносящий миру в качестве наиновейших открытий – положения, которые мы уже 20 лет тому назад – и вдесятеро успешнее – пустили в оборот среди своих сторонников в качестве ходячей монеты»[20]20
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 30, с. 302.


[Закрыть].

Труднейшая работа постепенно подвигалась к концу. «Капитал» получил в переписке Маркса и Энгельса название «проклятой книжищи». «Как только наступит успокоение, – писал Маркс 22 июня 1863 г., – я возьмусь за переписку начисто моей проклятой книги, которую хочу сам отвезти в Германию и там издать ее»[21]21
  Там же, с. 294.


[Закрыть]. Энгельс ждал конца «проклятой книжищи» с величайшим нетерпением, неотступно следя за ее продвижением вперед. «Меня очень радует, что дело с книгой быстро подвигается вперед, – писал он Марксу 7 августа 1865 г., – ибо некоторые выражения в твоем прошлом письме действительно вызвали у меня подозрение, не оказался ли ты неожиданно снова перед каким-то поворотным пунктом, который мог бы затянуть все на неопределенное время. В тот день, когда рукопись будет отослана, я напьюсь самым немилосердным образом, отложу это только в том случае, если ты приедешь сюда на следующий день, и мы сможем это проделать вместе»[22]22
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 31, с. 117.


[Закрыть].

13 февраля 1866 г. «Мавр» смог порадовать своего друга важными известиями о «проклятой книжище»: «Хотя рукопись готова, но в ее теперешнем виде она имеет столь гигантские размеры, что никто, кроме меня, даже ты, не в состоянии ее издать.

Я начал ее переписывать и стилистически обрабатывать как раз 1 января, и дело очень быстро подвигалось вперед, так как мне, конечно, приятно вылизывать дитя после столь длительных родовых мук»[23]23
  Там же, с. 150.


[Закрыть]. Слова «стилистически обрабатывать» подчеркнуты самим Марксом. Рукопись кончена, но работа над ней не кончена, работа над стилем занимает творческое внимание Маркса, ему приятно «вылизывать свое дитя»…

Эта работа не прекратилась и с выходом I тома из печати. Маркс много работал над стилистической стороной последующих изданий. Мы знаем, например, что он очищал от англицизмов второе немецкое издание[24]24
  См.: Маркс К. Капитал. М., 1920, т. 1, с. XXVII.


[Закрыть], пристально следил за стилем французского перевода. В своем послесловии к французскому изданию он писал о замеченной им «неровности стиля» и указывал на то, что издание имеет литературные недостатки[25]25
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 26.


[Закрыть]. Сравнительно незадолго до смерти Маркс все еще работал над текстом I тома и вновь заботился об его стилистической обработке. В своем предисловии к 3-му изданию I тома Энгельс пишет, как Маркс, уже больной, вынужден был отказаться от широкого плана переработки большей части текста с целью «отчетливее формулировать некоторые теоретические положения, присоединить к ним новые, дополнить исторический и статистический материал новыми данными», но вынужден был ограничиться только «лишь самыми необходимыми изменениями». Несмотря на тяжелую болезнь и отсутствие времени, Маркс нашел возможность вновь, хоть частично, вернуться к работе над стилем того же столь тщательно проработанного тома. «Что касается стиля, – пишет Энгельс в этом же предисловии к первому изданию, – то Маркс сам тщательно пересмотрел и исправил некоторые разделы…», относительно же других – именно по вопросам стиля – он дал Энгельсу многочисленные устные указания[26]26
  Там же, с. 28.


[Закрыть].

«В науке нет широкой столбовой дороги, – писал Маркс в предисловии к французскому изданию „Капитала“, – и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам»[27]27
  Там же, с. 25.


[Закрыть]. Но как ни труден может показаться начинающему процесс чтения «Капитала», нужно помнить, что Маркс-стилист, Маркс – художник слова сделал чрезвычайно много для того, чтобы облегчить этот труд подъема по каменистым тропам к сияющим вершинам его выводов.

Маркс смог найти нужную форму изложения потому, что он писал свою книгу не холодно, а с величайшей страстностью. Его работа – отнюдь не «академическое», а глубоко партийное произведение. Его книга проникнута пафосом пролетарской борьбы. Он смог найти нужную ему литературную форму прежде всего потому, что был не «кабинетным ученым», а борцом и организатором борьбы пролетариата за освобождение труда. Отчетливость его абстракций и железная логика выводов не лишили его права на гнев.

III. Эмоциональная насыщенность «Капитала»

«Ira facit poetam»[28]28
  Гнев делает поэтом (лат.).


[Закрыть] – обронил однажды Маркс в письме к Энгельсу[29]29
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 31, с. 348.


[Закрыть]. Эта великолепная истина приложима прежде всего к нему самому. «Капитал» пронизан поэзией величайшего, страстного классового гнева.

Эмоциональную насыщенность «Капитала» отметил В.И. Ленин. Давая отповедь Н.К. Михайловскому в работе «От какого наследства мы отказываемся», В.И. Ленин высмеивает попытку Михайловского «уколоть» марксистов указанием на то, что научный объективизм якобы лишает их права на гнев. В ответ на этот «феноменальный довод» Ленин пишет:

«Что это такое?! Если люди требуют, чтобы взгляды на социальные явления опирались на неумолимо объективный анализ действительности и действительного развития, – так из этого следует, что им не полагается сердиться?! Да ведь это просто галиматья, сапоги всмятку! Не слыхали ли вы, г. Михайловский, о том, что одним из замечательнейших образцов неумолимой объективности в исследовании общественных явлений справедливо считается знаменитый трактат о „Капитале“?… И, однако, в редком научном трактате вы найдете столько „сердца“, столько горячих и страстных… взглядов против представителей тех общественных классов, которые, по убеждению автора, тормозят общественное развитие. Писатель, с неумолимой объективностью показавший, что воззрения, скажем, Прудона являются естественным, понятным, неизбежным отражением взглядов и настроения французского petit bourgeois[30]30
  Мелкого буржуа (фр.).


[Закрыть], – тем не менее с величайшей страстностью, с горячим гневом „накидывался“ на этого идеолога мелкой буржуазии. Не полагает ли г. Михайловский, что Маркс тут „противоречит себе“? Если известное учение требует от каждого общественного деятеля неумолимо объективного анализа действительности и складывающихся на почве той действительности отношений между различными классами, то каким чудом можно отсюда сделать вывод, что общественный деятель не должен симпатизировать тому или другому классу, что ему это „не полагается“? Смешно даже и говорить тут о долге, ибо ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса (раз он понял их взаимоотношения), не может не радоваться успеху данного класса, не может не огорчиться его неудачами, не может не негодовать на тех, кто враждебен этому классу, на тех, кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений»[31]31
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 2, с. 547 – 548.


[Закрыть].

«Капитал» Маркса – прежде всего акт борьбы. Величайший теоретик, научно доказавший неизбежность гибели капитализма под натиском пролетарской революции и победы пролетариата, был в то же время практическим борцом за революцию: пафос и гнев борьбы пронизывают каждую строку «Капитала». Поэтому «Капитал» высоко эмоционален. Поэтому так часто в этом якобы «холодном» теоретическом тексте звучит бичующая речь политического трибуна. В «спокойное» с виду теоретическое изложение то и дело врываются страстные восклицания – то негодующе-возмущенные, то иронически-презрительные. Иногда эта яркая эмоциональная окраска стиля сожмется лишь в одном слове внешне спокойной фразы, иногда прорвется метким восклицанием даже посреди цитаты, сжатая в скобках. Эмоциональность «Капитала», разумеется, отразилась и в его литературном оформлении, в его иронии, сарказмах, в образности речи. Всем этим моментам – иронии, сарказму, образности и ряду других – будут посвящены отдельные главы нашей работы. Отметим в этой главе лишь самый факт эмоциональной насыщенности «Капитала» и приведем ряд живых ораторских восклицаний, реплик, примеров прямой, как бы с трибуны произносимой речи. Эти моменты оформления хотя и второстепенны, но все же характерны для «Капитала» и заслуживают изучения. Заметим, что Маркс требовал эмоциональной насыщенности от подлинного научного произведения. Вновь просматривая весною 1863 г. книгу Энгельса «Положение рабочего класса в Англии», Маркс еще и еще раз отмечал особенности ее формы и жалел об утере – так казалось ему – прежней юношеской страстности. Он ошибался, говоря об этой утере: страстность борьбы и отражение этого в тексте исследования остались на всю жизнь его характернейшей чертой. Но самый отзыв о книге Энгельса любопытен с точки зрения требования Маркса к литературной форме: «Когда я вновь перечитывал эту книгу, я с сожалением убедился, что мы старимся. Как свежо, как страстно, смело заглядывая вперед, без гелертерских научных сомнений написана эта вещь! И самая иллюзия, что завтра или послезавтра можно будет воочию увидеть исторический результат, придает всему так много теплоты и жизнерадостности! Как невыгодно выделяется по сравнению с этим наша позднейшая манера письма – „серое по серому“»[32]32
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 1-е изд., т. 23; ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 30, с. 280.


[Закрыть].

Поэтому в устах Маркса особенно язвителен упрек в «холодности», обращенный к буржуазному экономисту Дестюту де-Траси в конце главы о всеобщем законе капиталистического накопления: «Наконец, Дестют де-Траси, холодный буржуазный доктринер грубо заявляет: „Бедные нации суть те, где народу хорошо живется, а богатые нации суть те, где народ обыкновенно беден“»[33]33
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 662.


[Закрыть].

Особо характерна для эмоциональной насыщенности «Капитала» встречающаяся в нем сатирическая речь-обращение, как бы превращающая знаменитую научную книгу в трибуну революционного выступления.

«Сфера обращения, или обмена товаров, в рамках которой осуществляется купля и продажа рабочей силы, есть настоящий эдем прирожденных прав человека. Здесь господствуют только свобода, равенство, собственность и Бентам. Свобода! Ибо покупатель и продавец товара, например рабочей силы, подчиняются лишь велениям своей свободной воли. Они вступают в договор как свободные, юридически равноправные лица. Договор есть тот конечный результат, в котором их воля находит свое общее юридическое выражение. Равенство! Ибо они относятся друг к другу лишь как товаровладельцы и обменивают эквивалент на эквивалент. Собственность! Ибо каждый из них располагает лишь тем, что ему принадлежит. Бентам! Ибо каждый заботится лишь о себе самом. Единственная сила, связывающая их вместе, это – стремление каждого к своей собственной выгоде, своекорыстие, личный интерес»[34]34
  Там же, с. 187.


[Закрыть].

Закончена длинная цитата из работы печально знаменитого буржуазного теоретика Сениора, как известно, «прославившегося» своей замечательной теорией «последнего часа» работы, якобы являющегося источником всей капиталистической прибыли. Перед тем как перейти к разрушительной критике этой, с позволения сказать, «теории», Маркс бросает негодующее восклицание:

«И это господин профессор называет „анализом!“»[35]35
  Там же, с. 236.


[Закрыть].

Анализируя в главе о машинах и крупной промышленности вопрос о производстве относительной прибавочной стоимости, Маркс останавливается на фабричных законах и вскрывает на анализе «гигиенических» требований английского фабричного законодательства его классовый смысл – стремление к ликвидации мелкого производства. Этот анализ облечен Марксом в форму иронического восклицания: «Мы уже неоднократно отмечали, что английские врачи в один голос признают 500 куб. футов воздуха на человека едва лишь достаточным минимумом при непрерывной работе. Хорошо! Раз фабричный акт всеми своими принудительными мерами косвенно ускоряет превращение мелких мастерских в фабрики, а потому косвенно посягает на право собственности мелких капиталистов и обеспечивает крупным монополию, то обеспечение по закону необходимого количества воздуха на каждого рабочего одним махом прямо экспроприировало бы тысячи мелких капиталистов! Это поразило бы самый корень капиталистического способа производства»[36]36
  Там же, с. 493.


[Закрыть]. В анализе процесса накопления капитала самый подбор слов богат яркими эмоционально-насыщенными выражениями и восклицаниями.

«Ученая перебранка о том, как выгоднее для накопления распределить выкачанную из рабочего добычу между промышленным капиталистом и праздным земельным собственником и т.д. смолкла, перед лицом Июльской революции. Вскоре после этого ударил в набатный колокол городской пролетариат Лиона и пустил красного петуха сельский пролетариат Англии. По эту сторону Ла-Манша рос оуэнизм, по ту его сторону – сен-симонизм и фурьеризм. Настало время вульгарной политической экономии. Ровно за год до того, как Нассау У. Сениор из Манчестера открыл, что прибыль (с включением процента) на капитал есть продукт неоплаченного „последнего двенадцатого часа труда“, он возвестил миру другое свое открытие. „Я, – торжественно изрек он, – заменяю слово капитал, рассматриваемый как орудие производства, словом воздержание“. Поистине недосягаемый образец „открытий“ вульгарной политической экономии! Экономическая категория подменяется сикофантской фразой: Voilà tout [вот и все]»[37]37
  Там же, с. 610.


[Закрыть]. Изложенное здесь не только эмоционально насыщено, но и драматизировано резким разграничением, отчетливостью сменяющих друг друга событий, введением прямой речи и образов (идет «ученая перебранка», внезапно умолкает… революция… набатный колокол, красный петух …канал – по обе стороны тревожный рост разрушительных учений. Бьет час вульгарной политической экономии… господин Сениор говорит речь).

Этот же драматизирующий прием в приглашении: «Послушаем опять г-на Морриса, управляющего Английским банком», в анализе составных частей банковского капитала[38]38
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 15.


[Закрыть]. Эмоционально насыщен и конец критики теории Пасси при изучении генезиса капиталистической земельной ренты: «Это хуже, чем квадратура круга, в основе которой все же лежит представление о пределе, за которым сливаются прямая линия и кривая. Но именно таков рецепт г-на Пасси. Вычтите деньги из ситца, прежде чем в голове или в действительности ситец превратился в деньги! Избыток составляет ренту, которая становится будто бы осязательной naturaliter[39]39
  Естественно (фр.).


[Закрыть]… а не благодаря „софистической“ чертовщине! К этой глупости, к вычету цены производства из стольких-то шеффелей пшеницы, к вычитанию денежной суммы из меры объема сводится вся реставрация натуральной ренты»[40]40
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 352.


[Закрыть]. Введены насмешливые восклицания и в анализ кредитной системы и национальных банков (ироническое: «…A еще говорят о централизации»)[41]41
  Маркс К. Капитал, т. 3, ч. II, с. 65.


[Закрыть].

То же в знаменитой главе «Триединая формула» отдела о доходах и источниках: «Капитал, земля, труд!» – в ироническом замечании: «Они относятся друг к другу примерно так же, как нотариальные пошлины, свекла и музыка»[42]42
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 380.


[Закрыть].

Тот же прием во II томе, в главе о простом воспроизводстве в связи с критикой теории Дестюта де-Траси: «Таким образом оказывается, что капиталисты при своей сделке с рабочими должны обогащаться также благодаря тому, что они продают рабочим слишком дорого. Превосходно!»[43]43
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 548.


[Закрыть]. И заключительное восклицание этого отдела о Дестюте де-Траси: «Voillà le crétinisme bourgeois dans toute sa béatitude!» («Вот буржуазный кретинизм во всей его красе!») – тем более ироническое, что оно, непосредственно следуя за французской цитатой, само написано на французском языке[44]44
  Там же, с. 555.


[Закрыть]. Тот же иронический прием разоблачения буржуа в главе о накоплении и расширенном производстве во II томе: сказано, что при известных условиях деньги не могут быть извлечены из обращения, чтобы «образовать накопляемый как сокровище потенциально новый денежный капитал», – и тут же Маркс внезапно перебивает сам себя ироническим восклицанием: «Но постойте! Нельзя ли зашибить на этом какой-нибудь барышик?»[45]45
  Там же, с. 579.


[Закрыть]

Многочисленны случаи восклицаний от автора внутри цитат, чаще всего саркастических по отношению к цитируемому тексту буржуазных экономистов. Цитируются столь широко использованные в «Капитале» отчеты комиссии по детскому труду (Children’s Employment Commission)[46]46
  См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 493.


[Закрыть]. «Фабричный акт 1864 г. выбелил и вычистил в гончарном производстве более 200 мастерских, после того как они по 20 лет или даже совсем воздерживались от таких операций (вот оно, „воздержание“ капитала!)»[47]47
  Там же.


[Закрыть].