Текст книги "Во времена Нефертити"

Автор книги: Милица Матье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Стены передних комнат, особенно приемной, были расписаны. По верху обычно шел бордюр из лепестков голубого лотоса, ниже иногда бывали панели, подчеркнутые пилястрами, на которых посередине встречается стилизованная ветвь, а по сторонам шашечный орнамент. Стены задних комнат были только побелены. Крыши домов были плоские, здесь семья обычно проводила вечера, а часть населения и ночи.

В этом поселке не было ни больших зернохранилищ, ни плодовых садов, ни даже колодцев – все необходимое для его обитателей доставляли из Ахетатона, из кладовых главного храма по приказу царя. В домах найдены обломки глиняных пробок с оттисками печатей, откуда видно, что в сосудах было вино из царских виноградников. На южной поперечной улице, самой широкой, на ночь привязывали много ослов – на них доставляли каждый день по нескольку раз воду, а в определенные дни – пищу и одежду.

Жили в поселке работники некрополя, привезенные по распоряжению фараона из Фив, где давно уже среди гор западного берега Нила существовал такой же поселок. Его население жило в таких же домах и тоже снабжалось пищей, водой и одеждами по установленным нормам.

О поселке работников фиванского некрополя сохранилось достаточно сведений, и мы можем вполне представить себе, как жили и работали его обитатели. Разделенные на два отряда, под руководством опытных зодчих, они каждые девять дней проводили в работах по устройству гробниц. Десятый день был выходным. В поселке жили люди разных профессий – скульпторы, живописцы, каменотесы. Все они составляли своеобразное религиозное братство, объединенное общим характером работы, требовавшей соблюдения определенных культовых норм, а подчас, при сооружении царской усыпальницы, и особой тайны. Независимо от специальности, их называли «слушающими зов», то есть слугами фараона. К ним был приставлен специальный писец, который вел учет «трудодней» и ведал распределением получаемого довольствия.

Барельеф Эхнатона из Ахетатона

После переселения двора в Ахетатон и принятого Эхнатоном решения создать гробницы для себя и для жителей новой столицы в окружавших ее горах сюда перевели и мастеров фиванского некрополя. Для них и был срочно построен новый поселок.

Раскопки позволили хорошо представить условия жизни привезенных из Фив людей. Очевидно, как и в Фивах, мужчины целыми днями работали в горах, а женщины вели несложное хозяйство, пряли и ткали. В первых комнатах домов стояли ткацкие станки; по улицам и в домах археологи подобрали деревянные колышки, на которых когда-то развешивали для просушки пряжу. Такие колышки вбивали и в стены первой комнаты, и в глухие задние стены домов. Углубления от колышков сохранились доныне, и мы можем представить, как, развешивая пряжу, женщины оживленно болтали о своих делах.

Найденные вещи вообще развертывают перед нами жизнь поселка. В первой комнате не только ткали женщины, но и работали остававшиеся дома старики и мальчики, а в свободные от работы в некрополе дни и взрослые мужчины.

Формы для отливки украшений, незаконченные алебастровые колечки и сосуды, каменный стол со следами сверл, сами бронзовые сверла – все это наглядно свидетельствует о мужских занятиях. Археологи обнаружили в нескольких домах комки красок, кисти, палки со следами воска; здесь жили художники, которые и дома занимались живописью – расписывали стены своих жилищ, стелы для домашних алтарей.

В приемной вдоль стен делали невысокое кирпичное возвышение, покрывавшееся циновкой или подушками, – сюда садились гости и сами хозяева. Неглубокий глиняный горшок с углями согревал комнату в холодные вечера и ночи. Большой сосуд с водой и каменный чан предназначались для омовений. В комнате стояли низкие деревянные, а чаще каменные табуреты; каменные же плиты, то круглые, то прямоугольные, служили своеобразными столами. На пол или в специально устроенные в стенах ниши ставили светильники, обычно это были глиняные блюдца, наполненные маслом или растопленным жиром, в котором плавал фитиль.

Предметы быта вообще были достаточно просты: деревянные гребни, глиняная посуда, правда, порою хорошей формы и прекрасно расписанная, – вот обычная утварь, находимая в домах поселка.

Раскопки дали интереснейший материал и о верованиях работников некрополя. Разумеется, поклонение Атону стало для них обязательным. Но вместе с тем они сохранили и культы, принесенные из старого фиванского поселения. Слишком прочны были привитые поколениями привычки – со всеми личными бедами обращаться к более близким народным божествам. От укусов скорпионов и змей самой верной защитой считался по-прежнему божественный младенец, «спаситель» Шеду: мы видим его на небольших стелах в поселке строителей ахетатонского некрополя. Это мальчик с локоном у виска, держащий посох и лук; перед ним всегда лежит пронзенный двумя стрелами скорпион. В одном случае против Шеду стоит Исида, древняя богиня-мать, покровительница детей и матерей, с именем которой связывалось много народных легенд. Она и на этой стеле протягивает младенцу «спасителю» иероглиф жизни анх, как бы даруя ему жизнь. Между ними – опять убитый скорпион.

Как все египтянки, женщины поселка особенно почитали богиню Таурт – «Великую», покровительницу беременных, помощницу в родах. На стенах домов встречаются изображения и популярного народного божка – мохнатого, похожего на обезьяну Бэса: считалось, что прыжками и гримасами он отгоняет злых духов.

Были найдены в поселке глиняные фигурки кобр, очевидно, воспроизводившие страшную богиню фиванского некрополя, грозную хозяйку самой высокой из окружавших его гор – Вершины Запада. Это была богиня смерти, о чем свидетельствовало само ее имя Мерит-сегер – «Любящая безмолвие». Жители фиванского поселка считали, что она в образе кобры живет на своей вершине и посылает людям за их грехи тяжелую кару – слепоту, профессиональное заболевание работников некрополя, трудившихся в плохо освещенных, полных известняковой пыли помещениях будущих гробниц. Эти верования, надо полагать, были перенесены в Ахетатон.

Можно представить, как, кончив дневную работу, накормив семью, женщины поднимались на крышу и здесь, при свете луны или в безлунные ночи, при мерцающем огоньке светильника, рассказывали детям и внукам о покинутом поселке в фиванских горах, об огромных гробницах, высекавшихся их отцами и дедами. Дети узнавали о торжественных процессиях со статуями богов, которых носили по некрополю, о знаменитом празднике, когда вечером ко всем гробницам приходили родственники погребенных, зажигали огонь, приносили жертвы их духам, сами принимали участие в поминальной трапезе. Весь некрополь тогда сиял огнями, играли арфы, пелись гимны.

С такими рассказами неизбежно передавались юным поклонникам Атона старые верования, и не удивительно, хотя утром и вечером в поселке звучали гимны новому богу, во всех трудных случаях и взрослые и дети молились прежним богам. Этих же богов живописцы поселка изображали на стелах, а скульпторы лепили их фигурки из глины.

В Фивах жители поселка устраивали свои гробницы недалеко от стен поселения. На новом месте сделать этого не удалось: камень здесь не годился на то, чтобы вырубить в нем усыпальницы. Их пришлось делать дальше, за склоном, но молельни строили все же около поселка.

Перед молельней обычно был наружный дворик, который или обносили низкой кирпичной оградой, или просто отмечали его края рядом камней. За ним находился внутренний двор. Вдоль его стен стояли кирпичные скамьи для приходящих родственников, а иногда здесь были и легкие портики. В молельню – небольшую прямоугольную комнату – поднимались по нескольким ступеням. В задней стене молельни устраивали ниши с алтарями для жертв, а перед каждой нишей возводили невысокие приступки и ставили каменную подставку для сосуда с жертвами. Молельня, стены и входы внутренних дворов белились, а колонны и карнизы ярко раскрашивались. Внутри помещение было расписано, но от этих росписей сохранилось очень немного. Только в одном случае видно, что на потолке были виноградные лозы, легко и свободно изгибавшиеся, со зрелыми гроздьями и большими листьями. По верху стен шел обычный египетский карниз желтого цвета с белым валиком, ниже – фриз из лепестков голубого лотоса, затем – полоса красных и желтых пятен и, наконец, – шашечный орнамент красного и синего цветов с черным контуром.

В одной из молелен обнаружена небольшая стела. На ее лицевой стороне – два пояса изображений. В верхнем, главном, яркими красками написаны фигуры Шеду, Исиды и убитый скорпион. В нижнем – коленопреклоненный человек по имени Птахмаи молится перед двумя жертвенниками, полными даров. Надписи содержат молитвы, обращенные к обоим божествам. На боковых плоскостях стелы имеются рельефы. В их верхних частях даны почти одинаковые сцены: Птахмаи сидит и протягивает чашу стоящей перед ним жене, наливающей ему вино из небольшого сосуда; свободные руки обеих фигур соединяются в ласковом пожатии. В одном из нижних поясов – сын Птахмаи и три его дочери несут дары, в другом – две дочери Птахмаи играют на лютнях, при этом одна из них нагая еще и пляшет, запрокинув голову.

Этот скромный памятник крайне интересен в разных отношениях. На нем ярко отразилось смешение различных верований, характерное для жителей поселка (а может быть, и вообще для части рядовых обитателей Ахетатона, в домах которых также встречаются изображения древних божеств). Птахмаи, названный «хвалимый Атоном», поклоняется старым богам, но в то же время стела очень близка к рельефам гробниц знати и фараона. Идентичны контуры и пропорции фигур (в частности, формы голов Шеду и царевен), так же свободно развеваются ленты, так же низко подпоясано одеяние Шеду, оставляя живот обнаженным. Особенно важна новая трактовка центральной группы. Раньше умерший, принимающий подношения, изображался сидящим перед жертвенником, по другую сторону которого стояли родные и либо поднимали руку в молитвенном жесте, либо протягивали ему цветок. А на стеле жена наливает ему вино в чашу – совсем так, как Нефертити в беседке на рельефе гробницы Мерира. Вместо обряда заупокойного культа перед нами семейная группа, полная чувства взаимной любви, переданного в Ахетатоне во многих аналогичных композициях. Весь памятник полностью принадлежит к новому этапу в искусстве и служит ярким доказательством того, как глубоко осмыслили мастера некрополя открывшиеся перед ними новые творческие пути.

Однако дальнейшему развитию искусства Ахетатона внезапно пришел конец.

Наследие Ахетатона

Эхнатон правил семнадцать лет. Пока еще не удается осветить с достаточной ясностью годы коротких правлений его преемников, судьбы их и других близких фараону людей. До сих пор многое не разгадано.

Мы не знаем, когда и от чего умерли и где были погребены Эхнатон и Сменхкара; специалисты все еще спорят, кому из этих фараонов принадлежит мумия, найденная в загадочной фиванской гробнице, о которой нам еще придется говорить. Мы ничего не знаем и о том, когда и от чего умерли Нефертити и все ее дочери (кроме умершей в Ахетатоне Макетатон), мы не знаем и того, где их гробницы. Один из археологов, ряд лет возглавлявший раскопки в Ахетатоне, пишет, что среди местных жителей существует рассказ о том, что в конце прошлого века группа людей спустилась с гор, неся золотой гроб; вскоре после этого у антикваров появилось несколько золотых вещей с именем Нефертити. Однако проверить эти сведения не удалось, и по-прежнему неизвестно, действительно ли было случайно найдено погребение Нефертити, или, что вернее, весь этот рассказ не более чем одна из многочисленных выдумок, постоянно возникающих в связи с разными находками или в ожидании их.

Много бед принесло разрушение памятников времени Эхнатона, которое, как мы увидим дальше, произошло при восстановлении прежнего порядка. Исчезли ценнейшие материалы, и иногда только какой-нибудь новый текст или предмет с именами различных лиц является единственным свидетельством того или иного, подчас очень важного факта. Поэтому восстановить ход событий можно лишь в общих чертах.

После Эхнатона на престол вступил Сменхкара, муж его старшей дочери, Меритатон. Еще в последнем году правления своего тестя Сменхкара был назначен соправителем, как это часто бывало в Египте. Об этом известно по надписи на одном черепке, найденном в Ахетатоне: здесь сохранились даты «год семнадцатый и год первый».

Царствовал Сменхкара не более трех лет; ни одного текста, датированного дальнейшими годами его правления, не обнаружено. Тем не менее уже он был вынужден снова признать культ Амона. Об этом мы узнаем из молитвы Амону о Пауахе, «писце жертв Амона в храме Сменхкара», которую брат Пауаха, художник Бачаи, написал на стене одной фиванской гробницы. Запись датирована третьим годом правления Сменхкары. Тем самым она приобрела необычайно важное значение, как бесспорное свидетельство того, что, во всяком случае, в третьем году царствования Сменхкары культ Амона снова процветал.

Как прервалось правление и жизнь Сменхкары, неизвестно. Он внезапно исчез, как исчезла и его жена. На престол вступил муж третьей дочери Эхнатона – мальчик девяти-десяти лет. Его имя Тутанхатон – «Превосходен жизнью Атон» – изменяют, и фараона отныне называют Тутанхамон – «Превосходен жизнью Амон». Меняют имя и его юной жены, которой в это время было около одиннадцати лет; вместо Анхесенпаатон – «Живет она для Атона», ее зовут теперь Анхесенамон – «Живет она для Амона».

Новый фараон покидает Ахетатон. Двор живет то в Фивах, то, чаще, в Мемфисе, где и был издан очень важный документ – коронационный декрет Тутанхамона. Текст декрета высекли на большой стеле, установленной около третьего пилона храма Амона в Карнаке. Этот пилон, построенный при Аменхотепе III, еще и при Тутанхамоне был фасадом храма, и, следовательно, все входившие в знаменитое святилище могли прочесть первый декрет нового фараона.

Такие же стелы были, очевидно, поставлены и во всех других крупных храмах; во всяком случае, в храме Гермонтиса найден фрагмент аналогичной стелы. Декрет содержал очень интересные строки. Показательны уже те имена и эпитеты, которые принял Тутанхамон, как и полагалось каждому фараону, вступающему на престол: «Прекрасный законами», «Умиротворяющий Египет», «Умилостивляющий богов». В декрете говорится, что он – сын Амона, «зачатый самим Амоном». Текст всячески подчеркивает, что культ Атона навлек бедствия на страну, но открытие храмов древних богов умилостивило их и вернуло Египту благоденствие.

«Он – тот, который дает процветать тому, что было разрушено, он подавил злые дела во всем Египте, истина восстановлена, и она сделала ложь отвращением для страны… Когда его величество воссиял как царь, храмы богов и богинь от Элефантины [до Дельты] были заброшены… их молелен точно не бывало, их святилища стали протоптанной тропой. Страна была в смятении, боги – они покинули эту страну. Если войско посылали в Джахи, чтобы расширить границы Египта, не случалось у него никакой победы. Если молились богу, прося у него даров, он не приходил. Если умоляли богиню, она не приходила. Их сердца были гневны, и они разрушили то, что было сделано. Спустя ряд дней его величество воссиял на престоле своего отца… и его величество посоветовался со своим сердцем, отыскивая благое, ища угодное своему отцу Амону… И он увеличил то, что было сделано ранее, он сотворил образ своего отца Амона на тринадцати рукоятках<sup>[17]17
  Имеются в виду шесты носилок, на которых устанавливались культовые статуи бога во время процессий.


[Закрыть]</sup>, и его священный образ был из подлинного золота, лазурита и всякого ценного камня, а раньше величество этого бога было на одиннадцати рукоятках… И его величество сотворил памятники богам, создав их статуи из подлинного золота, лучшего из чужеземных стран, восстанавливая их храмы как памятники вечности… он добавил к тому, что было раньше, он превзошел то, что было сделано со времен предков. Он ввел уабов<sup>[18]18
  Уабы («чистые») – первая ступень жречества.


[Закрыть]</sup> и жрецов из детей знати их городов, и каждый [из них] – сын известного человека, имя которого знают… Все [владения] храмов удвоены, утроены и учетверены… боги и богини, находящиеся в этой стране, радуются, обладатели святилищ в ликовании, земля в восхищении и славословии, восторг по всей стране, прекрасная судьба наступила».

Это яркий политический документ; в нем отчетливо проступают явная ненависть к реформам Эхнатона и его учению и не менее явное торжество победившей реакции.

То, что возврат к прежним порядкам произошел так быстро, не удивительно. Закрыв храмы старых богов, уничтожая их изображения и даже самые имена, Эхнатон не мог истребить вековые верования. Мы видели, что в какой-то степени они существовали и в самом Ахетатоне. Социальная опора царя была недостаточной, его реформы не дали ничего существенного средним слоям населения, а широкие массы по-прежнему изнемогали под невыносимым гнетом классового неравенства. Господство знати и жречества имело прочные корни и в экономике и в идеологии рабовладельческого государства. Новшествам, вводимым Эхнатоном, много вредило и резкое ухудшение внешнего положения страны. Еще при Аменхотепе III начались волнения в азиатских владениях Египта, а при Эхнатоне обстановка в Сирии и Палестине и вовсе резко изменилась. После усиления Хеттского государства местные правители один за другим отпадали от Египта, а те из них, которые пытались сохранить ему верность, тщетно умоляли фараона о помощи. Нельзя равнодушно читать письма одного из таких правителей – Рибадди. Мы отчетливо видим, как его положение становится все более опасным. Рибадди пробует воздействовать на Эхнатона и ссылками на примеры его победоносных предков, и указанием на неизбежность своей гибели – все напрасно. Царь, увлеченный новшествами, не обращал внимания на грозившую египетским владениям опасность или не верил в нее. В итоге Египет лишился подвластных ему переднеазиатских территорий.

Естественно, что это было широко использовано жречеством, объяснявшим небывалые неудачи наказанием старых богов за уничтожение их культов. На роль такого наказания годилось все – голод, мор, поражение на войне. Египтяне до правления Эхнатона привыкли считать, что именно Амон дарует им победы, богатство, рабов. Но вот Амона оскорбили, и он отвернулся от Египта. Вероятно, жрецам даже не надо было особенно разъяснять эту мысль, она напрашивалась сама собою, и мы можем легко представить себе толки, которые шли по всей стране, не только среди жрецов закрытых храмов или лишенной прежних чинов и положения знати, но и на базарах и в хижинах простого люда.

Восстановление старых культов было встречено общей радостью. Вновь открылись древние храмы, жрецы обещали людям милость простивших грех богов и всяческую благодать. Началось строительство новых святилищ, и в первую очередь расширение амоновских храмов в Фивах. Там же, на западном берегу Нила, был заложен, как и полагалось, заупокойный храм царствующего фараона.

Естественно, что фараон-мальчик Тутанхамон не мог сам проводить ни мероприятия, провозглашенные его коронационным декретом, ни последующие. Это делали стоявшие за ним люди, и первое место среди них принадлежало Эйе, чью гробницу мы уже видели в Ахетатоне.

Эйе вообще одна из интереснейших и далеко еще не ясных фигур периода. Возможно, что он был братом царицы Тии, на что указывают достаточно убедительные факты: одинаковые титулы его и отца Тии, несомненная связь с Коптосом, родным городом царицы, первенствующая роль при дворе. Во всяком случае, он был воспитателем Эхнатона, а после его воцарения занимал важные должности, в том числе начальника конницы. Его гробница – самая пышная в некрополях знати Ахетатона, и, вероятно, не случайно, что именно в его усыпальнице сохранился текст большого гимна Атону. Создается впечатление, что Эйе был по крайней мере одним из ближайших сподвижников Эхнатона во всех его мероприятиях, если не инициатором этих мероприятий. Возможно, что он ведал и воспитанием Сменхкары и Тутанхамона. Понятно поэтому, что после смерти Эхнатона и Сменхкары, когда престол достался ребенку, именно Эйе оказался рядом с этим ребенком.

При раскопках долины фиванских царских гробниц был найден тайник, где находились различные предметы, некоторые с именами Эйе и Тутанхамона. Очень интересен небольшой листок золотой фольги с оттиснутым рельефом: в центре Тутанхамон убивает коленопреклоненного врага, которого он схватил за волосы; справа царица Анхесенамон протягивает к мужу благословляющую руку. Это – традиционное символическое изображение всемогущества египетского фараона. Показательно, однако, наличие в подобной сцене царицы и особенно Эйе, стоящего слева от царя. Он также протягивает одну руку к фараону, а в другой держит атрибут своего высокого положения – царское опахало. Таким образом, подчеркнуто, что Эйе занимал, наряду с царицей, первенствующее положение при молодом фараоне. Ни раньше, ни позже подобной композиции не встречается. Судя по другому обломку золотой фольги из того же тайника, Эйе действительно играл в царствование Тутанхамона главную роль – он имел все высшие звания и был везиром.

Тутанхамон царствовал девять лет и умер лет восемнадцати-девятнадцати. Он не оставил наследников – найденные в его гробнице две мумии недоношенных младенцев свидетельствуют о неудачных попытках юной царицы стать матерью. Молодой фараон был погребен в долине фиванского некрополя, в скалах которой вырубались царские гробницы, а престол занял Эйе, уже глубокий старик.

На северной стене последнего помещения гробницы Тутанхамона есть роспись, показывающая один из главных погребальных обрядов – «отверзание уст» мумии фараона, то есть его символическое воскрешение. Обряд совершает Эйе; в наброшенной на плечи, как и полагалось жрецу, шкуре пантеры, он слегка касается рта мумии особым ритуальным теслом. О чем мог думать этот человек, совершая обряд? Кем он был вообще в действительности – поклонником Атона, преданным своим молодым родичам? В таком случае он должен был тяжело переносить и их смерть, и свое вынужденное отступничество от убеждений и веры. Или это был равнодушный к новшествам Эхнатона человек, хитрый царедворец, тонкий политик, наконец дорвавшийся до абсолютной власти? Как бы то ни было, Эйе стал фараоном и закрепил свою власть браком с вдовой Тутанхамона, возможно, своей внучатой племянницей. Об этом стало известно тоже случайно – по соединенным двум картушам с именами Эйе и Анхесенамон на одном фаянсовом кольце.

Совершаемое Эйе «отверзание уст» мумии фараона. Роспись на стене гробницы Тутанхамона

Правил Эйе недолго – четыре года. Он узурпировал недостроенный заупокойный храм Тутанхамона, однако не успел его закончить, как вообще не успел широко развернуть строительную деятельность.

После смерти Эйе престол захватил крупнейший военачальник страны Хоремхеб. Он происходил из рода номархов Хутнисута, главного города XVIII нома Верхнего Египта, и не состоял в родстве с фараонами правящей династии. Из текста его коронационного декрета можно заключить, что он был заместителем фараона по управлению страной, – вероятно, Эйе, по старости, не мог уже осуществлять руководство в полной мере. О событиях, выдвинувших Хоремхеба на такую ответственную роль, декрет говорит довольно уклончиво, указывая, что «когда дворец бушевал», Хоремхеба позвали к фараону, которого он успокоил «речениями своих уст». Имеются ли здесь в виду какие-то смуты, возникшие после смерти Тутанхамона, или что-либо иное, не ясно. Несомненно лишь то, что Хоремхеб, занимавший, как главный военачальник, виднейшее положение, сумел побороть разгоревшиеся распри и, поддержав формально власть фараона, фактически взял ее в свои руки, а через некоторое время и получил престол.

Бюст из Ахетатона. Предположительно изображение Эйе

Воцарение Хоремхеба, разумеется, было объяснено волей богов: Гор, бог родного города Хоремхеба, привел его к Амону как достойного быть царем Египта, и Амон немедленно принял это предложение. Вполне возможно, что из Хутнисута в Фивы действительно привезли статую бога Гора, инсценировали встречу Гора и Амона, после чего и был совершен обряд коронации. Возможно также, что Хоремхеб, по традиции, закрепил обладание престолом браком с одной из представительниц прежней династии.

Положение нового фараона было нелегким, но его мероприятия показывают, что он прекрасно разбирался в той сложной обстановке, в которой ему приходилось править страной. С одной стороны, он должен был иметь поддержку жречества, с другой – не допустить его слишком прочного укрепления. Чтобы привлечь жрецов, Хоремхеб начинает решительно уничтожать все связанное с памятью Эхнатона и в то же время дарит храмам землю, рабов, скот, великолепные статуи божеств, драгоценную утварь. Львиную долю богатств получают, разумеется, храмы Амона в Фивах. Хоремхеб возводит новые святилища, стараясь их масштабами и пышностью превзойти все, что было построено до него. Чтобы представить себе размах его строительства, достаточно упомянуть хотя бы возведение в Карнаке трех пилонов, в том числе колоссального – высотою в 40 и длиной в 100 метров, и начатое там же сооружение самого гигантского из египетских гипостилей со 134 колоннами, занявшего огромную территорию в 103 на 52 метра. Характерно, что рельефы новых фиванских храмов всемерно подчеркивали получение власти Хоремхебом от Амона.

С памятниками своих предшественников фараон не стеснялся. Ему нужны были и скульптуры и строительный материал. Поэтому все, что можно было, он просто присваивал, особенно статуи, на которых имена Тутанхамона и Эйе выскабливали и заменяли его собственными. Таким образом, ряд статуй Тутанхамона превратились в статуи Хоремхеба, хотя лица явно выдавали оригинал. Даже на стеле с текстом коронационного декрета Тутанхамона имя последнего было заменено именем Хоремхеба, однако дата осталась прежней.

Все, что мешало постройкам Хоремхеба или могло быть использовано для их сооружения, начисто уничтожалось. Так, для внутренней кладки пилона и фундаментов гипостиля употребили разбитые камни и рельефы храма Атона, построенного Эхнатоном, равно и части молелен, которые успели возвести Тутанхамон и Эйе.

Следуя за Эйе, который присвоил заупокойный храм Тутанхамона, Хоремхеб решил использовать это же святилище для своего заупокойного культа, но при этом значительно расширил размеры здания. Свою гробницу он приказал вырубить, по традиции, в Долине царей фиванского некрополя. Таким образом, целым рядом мероприятий Хоремхеб показывал свое твердое намерение поддерживать старых богов, отдавая особое внимание фиванским храмам.

Узурпированная Хоремхебом статуя Тутанхамона с богом Амоном

Одновременно он не менее последовательно добивался укрепления царской власти. Понимая, что ее опорой служат войско и средние слои свободного населения, новый фараон, чтобы обеспечить сторонников и в среде жречества, начал вводить в его состав преданных себе воинов. Прекрасно зная положение Мемфиса как военного центра и соперника Фив, Хоремхеб всячески расширял этот старинный город. Он также издал декрет, защищающий интересы средних слоев населения; в декрете перечисляются жестокие наказания, которым должны подвергаться чиновники, вымогавшие под видом получения податей незаконные поборы, а подчас и насильно отнимавшие имущество мелких землевладельцев, торговцев, рыбаков.

Одним из первых мероприятий, несомненно, получившим полное одобрение жречества, было уничтожение Ахетатона. До этого времени город еще как-то существовал, хотя его покинул двор, уехала основная часть жителей, в том числе и скульпторы, и работники некрополя. Однако покинутые дома еще стояли.

Все здания Ахетатона по приказу Хоремхеба были разрушены. Уничтожение было беспощадным. Особенно жестоко разгромили храм Атона. Его великолепные рельефы и статуи были разбиты на мельчайшие куски, не поддающиеся реставрации. То же сделали и со скульптурами дворца.

Не избежала общей участи и мастерская Тутмоса. Уезжая из Ахетатона, скульптор не рискнул взять с собой свои шедевры – спрятанные в маленькой комнате его дома бюсты царя и царицы и другие скульптурные модели. Характерно, однако, что он их и не уничтожил. Раскопки позволяют восстановить картину гибели мастерской: когда посланцы Хоремхеба вошли в маленькую комнату, естественно, что им бросились в глаза стоявшие отдельно бюсты Эхнатона и Нефертити. Поскольку в первую очередь преследовали изображения фараона, сразу раздробили его лицо и по какой-то счастливой случайности не тронули бюст Нефертити.

Конец Ахетатона был знаменательным событием. Противники Эхнатона, смертельно его ненавидевшие, считали, очевидно, что от всех новшеств теперь не осталось никакого следа и даже само имя царя не сохранится в памяти потомков. Во всяком случае, в официальных летописях годы царствования Эхнатона и трех его преемников присчитывались к годам правления Хоремхеба, который, таким образом, как бы непосредственно следовал за Аменхотепом III. Если же иногда, например в процессе судебного следствия, при уточнении какого-либо события, требовалось все же упомянуть годы правления Эхнатона, то в документах писали, что данное событие произошло во времена «врага из Ахетатона». Тем не менее, несмотря на попытки истребить все, что могло напомнить наследие прошедших лет, сделать этого не удалось.

Противоречия между царской властью и жречеством не были изжиты, и почва для борьбы между ними оставалась, в том числе и для борьбы идеологической. А за истекший период сдвиги в идеологии были слишком значительны, чтобы их можно было зачеркнуть и вернуться к годам Аменхотепа III так же легко, как это сделали в летописях. Художники и скульпторы также не могли забыть и отказаться от всего, что дало им освобождение от старых канонов. Памятники, созданные в годы правления преемников Эхнатона, ярко свидетельствуют о жизненной силе наследия Ахетатона и о тех сложных путях, по которым пошло развитие искусства.

Внимательное изучение материалов археологических исследований фиванского и других некрополей, фиванских храмов, развалин Ахетатона, дворца Тии в Мит-Рахине, поселка и гробниц работников некрополя в Фивах возвращает красноречивых свидетелей одного из интереснейших периодов истории Древнего Египта. Особенно интересны в этом отношении были два археологических открытия. Одно, подарив нам несколько прекрасных произведений искусства, разъяснив некоторые вопросы и вызвав из тьмы веков новое действующее лицо далекой драмы, все же не разрешило до конца возникшие в связи с этим открытием загадки. Другое, добавив новые детали к уже известным историческим событиям, поразило необычайным количеством великолепнейших уникальных памятников, своей ценностью – и материальной и художественной – превзошедших все ожидания.