Текст книги "Во времена Нефертити"

Автор книги: Милица Матье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Тия. Скульптура из эбенового дерева. Предположительно из Ахетатона

Особенно замечательна одна головка, изображающая Тию в старости, – сделанная из эбенового дерева темно-коричневого цвета, с бровями и ресницами, инкрустированными таким же деревом, но черным. Эта головка замечательна не только по высокому художественному качеству работы, но и по редкой технике выполнения. Так, на ней фактически два головных убора: сначала ее покрыли листовым золотом бледного тона, изображавшим белый платок, который египтянки носили под париками. На висках видны остатки золотой фольги, передававшей стягивавшую платок повязку. Спереди надо лбом были прикреплены два урея из золота и самоцветов; уреи были отломаны, но их хвосты из золотой проволоки сохранились, так как были скрыты надетым поверх платка париком. Парик был сделан из нескольких слоев льняной ткани, пропитанной смолами, по ткани были укреплены ряды ярко-синих блестящих фаянсовых бус, изображавших локоны. Мелкие около темени и продолговатые по сторонам лица, эти бусы местами еще остались; целы даже соединявшие их нити. Парик имел обычную парадную форму того времени: две большие пряди спускались на грудь, а основная масса волос ниспадала по спине. Голову украшала золотая с самоцветами повязка, на темени была золотая диадема – венчик из уреев, поддерживавший два высоких пера, в ушах – большие круглые золотые с лазуритом серьги с двумя уреями на каждой.

Но особенно поражает лицо: скульптор с изумительным мастерством передал образ старой, но не утратившей сознания своего высокого положения женщины. Глубокие складки по сторонам рта и пренебрежительно оттопыренная нижняя губа придают лицу высокомерное выражение. В профиль отчетливо виден своеобразный контур подбородка, повторяющийся и в портрете ее сына. Широкие веки полузакрывают и без того узкие глаза, и эта характерная стилистическая черта, свойственная скульптурам и рельефам Ахетатона второго периода, вполне согласуется с датой, когда, судя по весьма преклонному возрасту царицы, была сделана головка.

У Аменхотепа III было шестнадцать дочерей и несколько сыновей. Известно, что по крайней мере один сын, будущий Аменхотеп IV – Эхнатон, и три дочери были детьми Тии. Имена матерей остальных детей пока неизвестны. Как каждый фараон, Аменхотеп III имел много жен; среди них были митаннийская царевна и его собственная дочь от Тии – Сатамон. Возможно, что он был женат одновременно и на своей родной сестре (или сестрах), брак с которыми давал ему право на престол, однако это находится в области гипотез.

Единственная официальная жена-царица Эхнатона – Нефертити. Как ни странно, мы не знаем, кто были ее родители. По ее положению она должна была бы быть дочерью Аменхотепа III от его сестры и тем самым передать своему мужу права на престол. Точно известно только то, что она была египтянкой и что ее кормилицей была жена Эйе, который, в свою очередь, был воспитателем Эхнатона.

Эхнатон и Нефертити имели шесть дочерей. Старшая из них, Меритатон, еще в годы правления отца вышла замуж за Сменхкару – юношу, чье происхождение неизвестно, равно как и происхождение Тутанхатона (впоследствии Тутанхамона), мужа третьей дочери Эхнатона – Анхесенпаатон. Вторая дочь, Макетатон, умерла в Ахетатоне. Еще при жизни Эхнатон назначил Сменхкару своим соправителем. Но Сменхкара умер почти одновременно с Эхнатоном или пережил его ненамного; после него на трон вступил Тутанхатон. Оба юных преемника Эхнатона, несомненно, находились с ним в ближайшем родстве: об этом говорит не только их сходство с Эхнатоном и его родителями, но и главным образом сам факт их избрания в мужья дочерям фараона и передача им тем самым прав на престол. Были ли они племянниками Эхнатона или же его сыновьями от других жен, мы не знаем.

Скульптурный портрет Меритатон из мастерской Тутмоса

Мы уже видели, что в Ахетатоне были найдены скульптуры двух царей; одни изображают, несомненно, Эхнатона, другие – еще совсем юного фараона. В этом юном фараоне обычно видят Тутанхамона либо, по старинке, Эхнатона, хотя сопоставление этих изображений с бесспорными скульптурами Эхнатона в принципе исключает такое определение.

Равно нельзя признать их портретами Тутанхамона. Его облик хорошо известен по культовым статуям, надписанным его именами, найденным в его знаменитой гробнице золотой маске и ритуальным статуэткам – ушебти. Везде мы видим круглое лицо, толстый нос со слегка приподнятым кончиком, большой, немного детский рот с ямочками в углах пухлых губ, характерную прямую линию, соединяющую подбородок с шеей.

Поскольку изображения молодого фараона из Ахетатона не могут быть признаны портретами Тутанхамона, естественно предположить, что это – портреты Сменхкары – первого преемника Эхнатона, мужа его старшей дочери. Такое предположение полностью подтверждается близким сходством этой группы памятников с документально засвидетельствованными портретами Сменхкары. Дело в том, что в гробнице Тутанхамона было четыре маленьких золотых футляра для каноп – сосудов для внутренностей, вынутых во время бальзамирования; эти футляры имели форму саркофагов с прекрасно выполненными лицами. Внимательное изучение всего материала гробницы показало, что они, как и часть погребальных вещей, были приготовлены для Сменхкары: под именами Тутанхамона здесь явно можно прочесть имена Сменхкары. И лица на этих футлярах, несмотря на некоторую идеализацию, действительно очень схожи с портретными скульптурами юного царя из Ахетатона.

Ушебти Тутанхамона в военной короне хепреш

Портретом Сменхкары, несомненно, является и великолепная статуя молодого фараона в Лувре. Она составляла когда-то часть группы сидящей царской четы, как видно по сохранившейся руке царицы, обнимавшей мужа. Эта статуя долго считалась портретом Эхнатона, да и в настоящее время такое определение иногда еще повторяется, хотя перед нами, бесспорно, лицо Сменхкары со всеми его индивидуальными чертами, которые мы уже не раз отмечали: тот же удлиненный овал, те же глаза – не столь узкие, как у Эхнатона, но и менее раскрытые, чем глаза Тутанхамона, тот же рот со складками по сторонам, опущенными углами и выступающей нижней губой. Такой рисунок рта и эти складки имеются и на портретах царицы Тии, придавая ее лицу то же выражение высокомерного недовольства.

Луврская статуя изображает Сменхкару несколько старше, чем его портреты из Ахетатона. Она, по-видимому, была найдена в Фивах, хотя наверняка утверждать это нельзя. Фиванское ее происхождение хорошо согласуется с возрастной характеристикой Сменхкары, так как статуя, очевидно, была сделана уже после его отъезда в Фивы из Ахетатона, незадолго до смерти. Стилистически она неотделима от произведений искусства Ахетатона второго периода, что еще раз подтверждает правильность намеченного нами пути развития этого искусства. В том же стиле, но уже более официально и идеализированно трактованы и два гранитных колосса Сменхкары, происходящие тоже из Фив, из храма Амона в Карнаке.

Ту же стилистическую линию продолжают и портреты Тутанхамона. Таким образом, мы смогли решить, кого изображают статуи царей и цариц, найденные в Ахетатоне или непосредственно к ним хронологически примыкающие.

Сложнее обстоит вопрос с портретами дочерей Эхнатона. Основная трудность заключается в том, что у нас нет ни одной скульптуры царевен из Ахетатона, на которой было бы написано имя. Лица же царевен на рельефах гробниц не передают индивидуальных черт.

Для определения портретов Меритатон важную роль играет один из рельефов. На желтом фоне хорошо выделяются фигуры молодой пары: слева стоит, опираясь на посох, фараон и нюхает цветы, протянутые ему царицей.

Синие головные уборы, белые складки прозрачных одежд, пестрые ожерелья – все это составляет яркую нарядную картину. Лицо фараона очень близко к портретам Сменхкары, тогда как голова царицы сразу заставляет вспомнить прекрасную головку царевны из твердого песчаника, найденную в мастерской Тутмоса: тот же контур вытянутого черепа, та же длинная шея, тот же профиль. Перед нами, несомненно, Сменхкара и его жена Меритатон. Рельеф отличается мягкостью трактовки, характерной для второго периода искусства Ахетатона. Несколько расслабленная поза молодого царя, формы тел, струящиеся линии одеяний, развевающиеся ленты пояса и головного убора – все напоминает стиль рельефов поздних гробниц Ахетатона.

Сменхкара и Меритатон. Рельеф из Ахетатона

Лицо третьей дочери Эхнатона – Анхесенпаатон – нам, к счастью, хорошо известно по некоторым памятникам из гробницы Тутанхамона. В этом отношении важны рельефы на золотом наосе – футляре для статуэтки божества: здесь показано несколько сцен, изображающих Тутанхамона и Анхесенпаатон то удящих рыбу, то просто сидящих в саду. И всюду головка Анхесенпаатон охарактеризована одинаково: мы видим круглое лицо с полными щеками и пухлыми губами, с почти прямой линией от подбородка к шее. Очень близка к этим рельефам найденная в Ахетатоне в доме Т.36.68 небольшая головка царевны с довольно широким круглым лицом, полными губами, крепким подбородком. Она настолько отличается от обычного типа голов царевен с длинными лицами, что археологи уже с момента находки предположили, что это – портрет Анхесенпаатон. Возможно, облик Анхесенпаатон запечатлен и в гипсовой отливке, найденной в мастерской Тутмоса.

Мастера некрополя

Создание замечательных портретов не было единственным крупным достижением мастеров Ахетатона, хотя и этого было бы достаточно, чтобы признать десятилетие, в течение которого они появились, плодотворнейшим в истории египетского искусства.

Наиболее характерная черта скульптуры Ахетатона – ее жизненность – была свойственна всем произведениям художественного творчества этого периода. В самом начале нашего знакомства с памятниками Ахетатона мы уже упоминали, что на горе, окружавшей город с востока, были устроены многочисленные усыпальницы фараона, членов его семьи и приближенных. Даже беглая характеристика, которой мы тогда ограничились, давала представление о своеобразии рельефов и о том, что основной задачей их творцов была возможно близкая передача конкретной действительности. Уже поэтому изображения на стенах гробниц приобретают первостепенный интерес.

Усыпальницы вельмож Ахетатона расположены двумя группами – более ранняя устроена в долине, проходящей в южной части горной цепи, вторая – поздняя, в северной части. Между этими некрополями проходит долина, где находится царская гробница.

За отдельными исключениями декор гробниц (а иногда и устройство помещений) закончен не был. Части сцен остались еще в набросках, сделанных желтой краской, с поправками красного цвета. Здесь, как в мастерских скульпторов, мы в какой-то степени можем подчас проследить ход творческой мысли мастеров.

Рельефы сохранились, к сожалению, плохо; качество камня было очень низким, и поэтому прибегали к способу, уже испытанному в некоторых местах фиванских некрополей, – многое делали по штукатурке. Начинали с того, что врезанными линиями наносили контуры фигур, зданий, растений. Углубления покрывались тонким, хорошо приготовленным штуком, который закрывал неровности; пока он был еще мягким, из него лепили необходимые детали, после чего все раскрашивалось. Некоторые детали вообще отмечались только цветом: складки одеяний, украшения колесниц, балконов.

Сопоставляя рельефы разных гробниц в хронологической последовательности, мы видим, как растет и зреет мастерство их творцов, как все шире и шире пользуются художники возможностью проявить свою наблюдательность.

И раньше некоторые художники решались нарушать принятые каноны там, где могли это сделать, не боясь жреческого запрета или того, что знатный заказчик увидел бы в таких отступлениях опасность для своего загробного благоденствия. Иногда появлялись необычные, подмеченные с натуры черты, встречались интереснейшие контрасты – рядом с застывшими традиционными фигурами знатных гостей плясали танцовщицы в самых разнообразных, порой смелых позах, хлопотали слуги и служанки. В сценах охоты на Ниле тростники колебались от ветра, птицы и бабочки изображались в различных ракурсах, но сам изображаемый вельможа-охотник так же бесстрастно вонзал острогу в крупную рыбу, как это делал другой такой же вельможа на рельефах своей гробницы за тысячу лет до этого.

Теперь было иначе. Теперь перед художниками стояла задача отражать реальность. Знать Ахетатона стремилась и в усыпальницах подчеркнуть преданность вводимым новшествам. Вельможи требовали, чтобы сразу же отчетливо была видна обстановка их деятельности. Поэтому, помимо обязательных сцен поклонения Атону, нужно было показать облик новой столицы, где протекала жизнь и служба владельца гробницы. Возникла необходимость точного изображения определенных зданий – в гробнице Пенту, главного жреца дворцового святилища, надо было изобразить именно это святилище, а в гробницах Мерира и Панехси, высших жрецов главного храма Атона, – их храм. И это было сделано: на рельефах сохранились настолько точные воспроизведения дворов, пилонов и жертвенников обоих зданий, что они полностью подтвердились произведенными раскопками. Интересно, что храм Атона показан в двух вариантах – и по горизонтали, и по вертикали.

Равным образом правильно переданы и основные комплексы дворцовых помещений: мы видим их рисунки в гробницах начальника дворцовых служб, начальника гарема и других людей, находившихся в постоянной близости к царю и его семье и желавших изображением конкретных эпизодов своей службы навеки закрепить факт этой близости и прославить свою деятельность.

Со всей щедростью подлинного таланта ответили художники Ахетатона на открывшиеся перед ними возможности. И не случайно, что это прежде всего проявилось в той области, которая была, пожалуй, наивысшим достижением искусства Ахетатона – в интересе к человеку, его чувствам, в передаче этих чувств.

Египетское искусство и раньше уделяло этому посильное внимание; нам известны группы взрослых с детьми – будь то статуэтка Исиды с сыном Гором, или бога Амона с его «дочерью» – царицей Хатшепсут, или росписи с изображениями царевичей, сидящих на коленях своих воспитателей.

Однако эти группы не передавали непосредственной живости чувств детей и взрослых, их внутренней взаимосвязанности, не было движения, фигуры казались застывшими в странной неподвижности. Пожалуй, только в сценах оплакивания умерших художникам удавалось выразить скорбь и отчаяние. Это видно в ряде интересных композиций, которые имели определенное значение и для искусства Ахетатона. Однако, за исключением этого сюжета, подлинной передачи человеческих чувств не было.

Поэтому такими неожиданными явились совершенно новые по настроению сцены из семейного быта Эхнатона на известных стелах, которые ныне хранятся в Каирском и Берлинском музеях, – неожиданными тем более, что они касаются именно царской семьи.

Каирская стела отличается прекрасной сохранностью и дает нам полное представление о замысле художника, в частности о цветовом решении памятника. Центральная часть углублена, так как она закрывалась легкой двухстворчатой деревянной дверцей. Наверху – обычный египетский карниз, по которому чередуются красные, синие, желтые и зеленые полосы. Под карнизом и по обеим сторонам стелы идет рамка: по ее желтому фону синими иероглифами написаны титулатура и имена бога Атона, фараона Эхнатона и царицы Нефертити. Симметричное расположение картушей с именами усиливает декоративный характер рамки. Фон всей сцены также желтый. Слева, на невысоком табурете, сидит Эхнатон, справа – Нефертити. На табуретах лежат подушки, у фараона с синим узором, у царицы – красная. Под ногами у обоих маленькие скамеечки.

К фараону, подняв головку, протягивает руки его старшая дочь, Меритатон, которой он дает большую серьгу с подвесками. На коленях у Нефертити – две другие дочери: одна стоит и, повернув лицо к матери, гладит ее подбородок, держа в другой руке, видимо, уже подаренную отцом серьгу с подвесками, к которой тянется младшая сестра. Как бы объединяя фигуры, всю группу осеняет своими лучами Атон.

Композиция построена очень удачно. Ярко-красный диск солнца создает устойчивый центр, а синяя полоса неба и зеленая циновка на полу подчеркивают прямоугольник, занимаемый сценой. Симметрично расположенные царь и царица в синих головных уборах, прозрачных белых одеяниях с пестрыми ожерельями и с красными лентами повязок и пояса придают группе необходимое равновесие. Свободные места умело заполнены синими иероглифами, которые передают имена изображенных лиц и своим цветом удачно перекликаются с надписями обрамления. Но эти детали – правда, не в столь концентрированном виде – можно было бы встретить и раньше в творчестве египетских художников. Подлинное же новшество – хорошо продуманная взаимная связанность фигур, объединяющая их любовь, то есть переданная эмоция. Ласково касается Нефертити головок дочерей, с детской доверчивостью тянется к матери одна из девочек. Явно радуется Меритатон подарку, который передает ей отец, а тот, в свою очередь, любуется этой радостью.

Вторая стела с аналогичным сюжетом в основном построена так же. Однако здесь имеются и любопытные варианты: Эхнатон, держа старшую царевну на руках, любовно подносит ее к лицу; вторая царевна, сидя на коленях Нефертити и повернувшись к ней, показывает рукой на отца и старшую сестру; третья царевна стоит на руке матери и, держась за ее плечо, гладит ей щеку.

Каирская (слева) и берлинская стелы с изображением сцен из семейной жизни Эхнатона и Нефертити

Сохранились фрагменты и других подобных рельефов. Очень интересна часть стелы с изображением Эхнатона, на коленях которого сидят царица и две дочери. Характерно, что все эти изображения находились в домашних алтарях в жилищах Ахетатона, заменяя культовые фигуры царя и царицы. Очевидно, новое содержание таких стел очень подходило для семейного культа, и они пользовались большой популярностью.

Появилось новое и в постановке человеческой фигуры. Обдумывая необычный сюжет и стремясь возможно правдивее и живее его передать, художники нашли ряд удачных решений. Заметны попытки если еще не полностью отойти от традиционного фасного разворота плеч, ранее обязательного для фигур царей и вельмож, то, во всяком случае, оправдать его, как бы повернув фигуры к зрителю.

Вероятнее всего, впервые такие сцены появились в росписях частной половины дворца. А затем одобренные (а может быть, и потребованные) фараоном, получили широкое распространение за пределами дворца – не только на стелах домашних алтарей, но и на рельефах гробниц знати, где начинают постоянно показывать вместе с фараоном и всю его семью. Мы видим царицу и даже царевен участвующими в награждениях вельмож и жертвоприношениях Атону, не говоря уже о семейных обедах и ужинах во дворце.

Связь этих композиций с изображениями на алтарных стелах несомненна. Так, очень близка к ним сцена награждения в гробнице Туту, где действие происходит во дворе перед дворцом: царь и царица так же сидят на табуретах, а царевны – на коленях у матери. Но и в других сценах награждения мы видим черты, роднящие их с решениями алтарных стел. Распространенный вариант – награждение с балкона, на котором находятся фараон и царица, сбрасывающие золотые украшения стоящему внизу вельможе. В одной из ранних гробниц зодчего Пареннефера царевен на балконе еще нет; они только идут туда по внутреннему проходу из дворца. Однако в гробнице Эйе они уже участвуют в награждении: старшая царевна Меритатон держит поднос с ожерельями и бросает их вниз; такой же поднос с ожерельями в руках и у стоящей на барьере балкона Макетатон. Анхесенпаатон, также стоя на барьере, обернулась к матери и, как на алтарных стелах, ласкает ее и в то же время указывает на сестер. И здесь мы видим умение построить живую, объединенную группу, наполнить ее движением.

Мастерство художников растет, и они создают ряд очень удачных решений того же сюжета. Особенно это видно на рельефах северной, более поздней части некрополя. В гробнице Панехси сложный разворот фигуры Нефертити позволил сделать ее как бы связующим звеном всей группы. Тщательно продуманы и построены группы царевен. В сцене награждения одна из них обернулась назад и обнимает другую, а за руку той держится третья сестра. Одна из младших царевен в композиции поклонения Атону гладит подбородок сестры и протягивает ей цветы, а та ласково касается ее локтя.

Уже в гробнице Эйе заметна постепенная утрата первоначальной заостренности форм, полностью исчезающая в северном некрополе. Не случайно, что именно в рельефах этого некрополя находим мы дальнейшее развитие семейных сцен – то внесение новых деталей в ранее созданные композиции, то появление новых эпизодов. Художники пытаются показать детские забавы царевен – мы видим их с любимыми зверьками в руках, видим даже свойственные их возрасту шалости. В гробнице Маху имеется любопытнейшая деталь: в большой композиции царского выезда изображена мчащаяся колесница, в которой едут фараон, правящий лошадьми, царица и старшая царевна; родители увлечены беседой и не замечают, как Меритатон, воспользовавшись этим, ударяет палкой лошадь. Эта выразительная деталь, незаметная с первого взгляда, вносит в общую картину жанровую ноту, сообщающую всей композиции особую живость.

Очень интересная сцена включена в рельефы гробницы вельможи Мерира. Перед нами одна из беседок дворцового сада с легкими деревянными колоннами сложного рисунка и капителями в виде букета папирусов; с потолка свешиваются гирлянды цветов. В беседке сидит Эхнатон, в его руках цветы и плоская чаша, которую он подает Нефертити, а царица наливает ему вино через ситечко. Три царевны протягивают отцу цветы и умащения. Дальше видны музыкантши и придворные.

Нефертити наливает Эхнатону вино. Рельеф из гробницы Мерира

Мягкость контуров и плавность линий сближают этот рельеф с фрагментом аналогичной сцены на алтарной стеле. Здесь действие, видимо, тоже происходит в беседке – видны украшавшие ее большие букеты цветов. Эхнатон сидит в кресле, опираясь одной рукой на спинку, а перед ним стоит Нефертити и, слегка нагнувшись, надевает ему на шею широкое ожерелье. Поздняя форма имен Атона хорошо согласуется с мягкостью трактовки фигур, совершенно лишенных утрировки. Сохранившиеся следы ярких красок и позолоты показывают, что стела была богато декорирована. Близость сюжетов, композиций и всего стиля этой стелы и рельефа в гробнице Мерира не случайна: как и раньше, подобные сцены были широко распространены и, очевидно, помещались на памятниках различного назначения.

Наряду с интимными сценами в дворцовых садах рельефы гробниц Ахетатона сохранили изображения царских обедов и ужинов. Вероятно, и они были сначала созданы для росписи столовых залов дворца и затем воспроизведены в тех гробницах, владельцы которых по долгу своей деятельности желали показать себя в постоянной близости к царю. Так, сцена приготовлений к пиру на рельефе в гробнице Туту очень близка к росписи дворцовой столовой: и здесь поливают и подметают пол, несут угощения, у двери стоит, поджав ногу, уставший привратник. Возможно, что и остальные группы, показанные на рельефе у Туту, имелись и во дворце.

Сцена обеда лучше всего сохранилась в гробнице Хеви. Слева, на стульях с львиными лапами, сидят Эхнатон и Нефертити, справа – лицом к ним мать Эхнатона, царица Тия. Около каждого из обедающих стоит украшенный цветами столик с овощами, фруктами и печеньями; тут же – сосуды с вином, как всегда, в особых подставках. Эхнатон ест большой кусок мяса, Нефертити – жареную птицу, Тия, видимо, тоже птицу. Рядом с Нефертити на маленьких детских стульях сидят две царевны, около Тии – ее младшая дочь Бакетатон. Хеви помогает обслуживать царскую семью. Пирующих развлекает женский хор и музыканты, почтительно стоят придворные, суетятся слуги; возле стен видны приготовленные вина и кушанья.

Аналогично решена и композиция ужина, с той разницей, что теперь фараон и обе царицы сидят с чашами в руках и на столиках лежат только плоды и пирожки; все три царевны стоя едят фрукты – видимо, они ненадолго появились в зале и, получив угощение, должны уйти спать. Вечерний час подчеркнут горящими светильниками и, что очень интересно, отсутствием диска Атона, который в сцене обеда, очевидно, происходящего днем, сияет над всей группой, озаряя ее, как всегда, своими лучами.

Наивысшего выражения человеческих чувств художники Ахетатона достигли в сценах смерти и оплакивания царевны Макетатон, которые сохранились на рельефах царской гробницы, приготовленной для Эхнатона и его семьи. Длинный коридор, вырубленный в скале, ведет к помещению с незаконченным декором. Посередине коридора справа открывался вход в группу из трех комнат, где стены уже были покрыты рельефами. Часть их и посвящена уникальным композициям смерти царской дочери. Рельефы, к сожалению, плохой сохранности, многое исчезло безвозвратно. Но и того, что осталось, достаточно, чтобы высоко оценить замечательную работу.

На одной стене посетителю бросается в глаза группа показанных в натуральный рост рыдающих женщин. Они в отчаянии ломают руки, рвут на себе волосы. На ложе распростерта мертвая девочка – Макетатон. Рядом замерли родители – отец с заломленной над головой рукой, а другой рукой схвативший за руку жену, и мать, прижавшая руку к лицу, словно еще не верящая своей утрате. Среди оплакивающих старуха – может быть, нянька умершей: она рвется к телу своей любимицы, и ее с трудом удерживает молодая девушка. В последней сцене показано поклонение царской семьи статуе Макетатон. Подняв руку в обычном молитвенно-почтительном жесте, перед статуей стоят друг за другом отец, мать, сестры. Здесь уже не место бурному отчаянию: строгость обряда, его церемоний и жестов удерживает близких от проявлений тяжелого горя, допустимых в частной половине дворца.

Новыми веяниями было проникнуто все искусство Ахетатона. Ярко выразились они в пейзаже, в частности архитектурном, который прежде занимал в росписях и рельефах сравнительно скромное место. Сравнивая рельефы гробниц в хронологической последовательности, можно отчетливо проследить, как в течение всего нескольких лет увеличивается внимание к архитектурному пейзажу, как все сложнее становятся композиции. Дворец и храм, широкие аллеи, виноградники и сады показаны на них с разных точек зрения.

Одновременно все больше раскрывается творческая наблюдательность мастеров. Особенно привлекает их показ движения, прежде всего бега. Только при прадеде Эхнатона – Аменхотепе II – впервые за тысячелетия египетского искусства появились бегущие животные, сцены охоты с мчащимися в полном галопе лошадьми, стремительно убегающими антилопами, зайцами, страусами. Бегущих же людей впервые изобразили в Ахетатоне: именно здесь художники рискнули оторвать ноги людей от почвы, передать быстрые движения отрядов царских скороходов, сопровождавшей колесницы фараона стражи, гонящихся за беглецами воинов.

Стремление оживить изображаемое привело к разнообразию не только поз, но и лиц, к новым возможностям характеристики возраста и даже настроения. Вот позади промаршировавшего отряда в восторге прыгает и бьет в ладоши мальчишка, вот возница с трудом сдерживает пляшущих от нетерпения лошадей, вот в ожидании царского посещения в суматохе бегают по храму слуги, наводя последний лоск. А вот родные и друзья подняли Мерира на руки, после того как фараон наградил его золотом.

Кто же были те мастера, которые за несколько лет сумели так далеко уйти от своих предшественников, создать в столь короткие сроки так много замечательных памятников?

Среди рельефов гробницы Хеви сохранилось изображение мастерской скульптора. На низеньком табурете сидит человек и раскрашивает лицо готовой статуэтки царевны. В руке он держит письменный прибор, в особых углублениях которого разведены краски. Над человеком надпись: «Начальник скульпторов царской жены Тии – Юти». Около статуэтки написано имя царевны – это младшая дочь Тии Бакетатон.

Позади статуэтки стоит помощник Юти и, нагнувшись, внимательно наблюдает за работой ведущего скульптора. Еще левее – два мастера, один из которых заканчивает голову для какой-то статуэтки, а другой – ножку стула. От фигуры четвертого мастера сохранились только части головы и рук. Рядом с каждым мужчиной короткая надпись: «скульптор». Высокое положение Юти подчеркнуто нарядным париком и пышным опоясыванием, а также большим размером фигуры.

Изображение мастерской Юти в гробнице Хеви позволяет предположить, что он руководил работами по изготовлению рельефов этой гробницы. Однако сам Юти вряд ли был непосредственным автором всех рельефов: скорее всего, ему могли принадлежать общая планировка композиций, отбор сцен, эскизы фигур; возможно, он вносил какие-то поправки в работу своих мастеров. То, что Хеви выбрал именно Юти, понятно: они оба находились на службе у вдовствующей царицы Тии.

Возможно, что и другие крупные скульпторы Ахетатона также принимали участие в создании рельефов гробниц, однако они не могли выполнить все это сами или даже силами своих помощников, поскольку были загружены заказами для дворцов и храмов. Тот же Юти, например, по всей вероятности, руководил приготовлением многочисленных скульптур для храма Тень Ра царицы Тии. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что основную работу по устройству и художественному оформлению гробниц царя и знати вели совсем другие люди.

Неподалеку от города, на развилке дорог, уходящих к северному и южному некрополям знати и к долине царской усыпальницы, археологи обнаружили своеобразный поселок, окруженный стеной из сырца. В нем было семьдесят четыре дома, но только один, расположенный несколько особняком, значительно превосходил другие – здесь жил начальник. Остальные дома, построенные вдоль пяти улиц, прорезавших поселок с севера на юг, были одинаковы. На юге, вдоль стены была широкая поперечная улица и такая же, но более узкая, пересекала поселок на севере.

На каждую из пяти продольных улиц выходили фасады одного ряда домов и задние стены другого, и только на крайнюю западную улицу были обращены фасады всех ее домов. Дома стояли вплотную друг к другу. Каждый по фасаду имел 5 метров и в глубину 10 метров и делился на четыре помещения. Первое, расположенное по всей ширине фасада, глубиной около 2,5 метра, служило и местом работы членов семьи, и местом хранения скудных запасов, и отчасти заменяло двор, так как здесь в некоторых домах на ночь привязывали ослов. Второе помещение, самое большое, было приемной и вообще главной комнатой. Потолок его поддерживался деревянными колоннами, от большинства которых сохранились только каменные базы. Одну все же удалось найти целиком: это был крепкий обмазанный штуком ствол пальмы длиной 2,1 метра. Очевидно, высота двух первых помещений равнялась приблизительно 2,3 метра. Две задние комнаты были меньше и ниже. В одной из них имелись очаг и печь для хлебов, здесь держали ступки для толчения зерна, гранитные зернотерки, сита, прочую кухонную посуду. Назначение четвертой комнаты неясно – она могла быть спальней.