Текст книги "Каре для саксофона (СИ)"

Автор книги: Милена Иванова

Соавторы: Михаил, Привалов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Ева всё же проверила Альт, не пострадал ли звук. Её тонкий слух фальши не уловил.

Видеокамеру Ева сразу даже взглядом не зацепила, настолько та была миниатюрна, лишь проведя пальцами по корпусу саксофона, смогла определить её расположение над сложной системой клапанов, имитирующей ещё один из них. Мастерски выполненный фальшклапан вероятно был негласным пунктом договора, который она ещё и в глаза-то не видела. Что ж за обещанную ей сумму и ради выступлений перед европейской публикой, она готова принять «реконструкцию» Альта.

Далее Ева ехала одна. Купе было полностью оплачено до Ниццы. Соседи, Антон и Сергей, словно ошпаренные выскочили из вагона в чешском Бржецлаве, не доехав до места назначения.

Время тянулось медленно, предстояло ещё почти сутки провести в вагоне. Ева взялась бы репетировать, прорабатывая сложные в исполнении музыкальные фрагменты, но в сложившихся обстоятельствах это было исключено.

Отвела душу, поболтала по телефону с подружкой Юлькой, которая уже два года жила заграницей.

– Привет! Не виделись-то сколько! Всё из-за твоей Америки! Не может быть, мы с тобой в Монте-Карло?!

Насмешливый голос в трубке уверенно согласился: «Я тоже скучаю по волынке».

– Но-но! Это француз Сельмер Марк VI, мой любимый Альт! Прошу не путать с шотландским деревенским пузырём!

В пути ничего примечательного не происходило, кроме наличия странного субъекта, наблюдавшего за ней на остановках. Однажды этот тип даже заглянул к ней в купе, задержал взгляд на кольце и почтительно поздоровался. «Определённо кольцо начинает магически действовать на плотно сложенных мужчин, впрочем, и на меня тоже!» – подумала Ева, рассматривая чистый изумруд яркого глубокого зелёного цвета.

Поезд весело стучал колёсами, вагон мерно покачивало, от чего ложка в стакане позванивала, наполняя типичным дорожным сопровождением купе. За окном спускался сумрак, и лишь мелькающие время от времени фонари мешали накрыть окно тьмой.

Завтра Ницца!

«Классика жанра – … не суетись»

Аэропорт. Стеклянные двери приветливо распахнулись передо мной, приглашая вовнутрь. Зал ожидания был наполнен – лето. Пробежав глазами электронное табло вылетов, я сразу же направился на регистрацию, до вылета рейса Аэрофлот-177 Москва-Ницца оставалось два часа. Где-то здесь меня должен был ждать Аркадий Борисович Свирский – клерк от Федерации спортивного покера России. Звучит, конечно, глуповато, покер сложно отнести к спорту, с таким же успехом можно было бы создать федерацию по ловле бабочек, или любителей морских свинок, но эти парни свой громадный куш в 90-ые, на волне демократии, срубили – молодцы. Именно они, почувствовав послабление, начали повсюду открывать покерные клубы и казино, где крутились рулетки и шуршали карты на зеленом сукне. Где денежные потоки избранных делали богачами, а остальных бросали на дно. Суммы были настолько умопомрачительными, что криминал, в конце концов, полностью затмил этот бизнес. Аркадий Борисович выжил. Это был высокий, крупный весельчак, лет шестидесяти, с землистым цветом лица – видимо, пошаливало сердце, – словоохотлив и коммуникабелен. К молодежи всегда относился по-отечески, передавая, как он считал, драгоценнейший опыт. Сколько я его знал, он никогда не доходил до призов. Но после вылета в первой половине турнира активно болел за оставшихся, вел какие-то переговоры с организаторами, устраивал встречи, словом, являлся представителем Федерации покера в России. Я звонил ему накануне уточнить некоторые детали турнира, и выяснилось, что мы летим одним рейсом.

У терминала уже суетился народ, его не было. Беглого взгляда было достаточно, чтобы выхватить из толпы отдыхающих двух мужчин, скромно ожидавших своей очереди несколько поодаль. «Мой размерчик», – подумал я. До турнира оставалось пять дней, и подобные встречи были не редкость, участники собирались со всего мира, а из России, где покерные турниры запрещены, и подавно.

Они были полной противоположностью друг друга. Первый – лет тридцати, высокий, темноволосый, с аккуратной короткой стрижкой, атлетического телосложения, холеной, чуть загорелой кожей, в дорогом летнем бежевом костюме. Он внимательно, со слегка высокомерной улыбкой слушал рассуждения второго, сопровождаемые активной жестикуляцией. Говорившему было за пятьдесят, но его активности можно было позавидовать. Худой, невысокого роста, с огромной блестящей лысиной, окаймленной седым пушком. В одежде он был менее изыскан: белая рубашка и слегка помятые светлые брюки, задний карман которых дразнящее оттягивало толстое портмоне. Около их ног стояли два «Louies Berry», удобных чемодана для коротких командировок.

Наконец, я увидел Аркадия Борисовича. Его полностью седая голова, как макушка айсберга над толпой, неуклонно приближалась ко мне.

– Миша, ты уже здесь, а я-то старый, чуть не опоздал, – причитал Аркадий Борисович, преодолевая последний разделяющий нас рубеж в виде толстой туристки в шортах и ядовито желтой футболке. – Ну, слава богу, успел, – выдохнул он, пожимая мне руку.

– Да, еще только движение началось, – поторопился успокоить его я.

– Миша, а ты почему грустный, что-то случилось? – спросил он «с ходу в карьер».

– Во Франции опять жгут машины на улицах – беспредел просто, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Княжество Монако – это далеко не Франция, хотя и рядом, организация безопасности лучшая в мире… расслабься, не грусти, – хлопая меня по локтю, оптимистично уверял Аркадий Борисович. И вдруг его взгляд упал на парочку, стоявшую поодаль. Он приподнял в приветствии руку и сухо поздоровался с ними. Потом, приблизившись ко мне и повернувшись боком, чтобы они не могли видеть его губ, тихо произнес: – Черт, вот их только нам и не хватало.

– Кто эти люди – игроки? – вторя Борисычу, так же тихо спросил я.

– Да, но очень плохие игроки, Михаил… – еще более понижая голос, прошипел Борисыч. – Поговорим об этом в самолете, если не будет докучать сосед с третьего кресла, а уж я постараюсь, с моей комплекцией положено два… – И он улыбнулся. – Борт импортный, должны предоставить.

И мы стали обсуждать мотели, где могли бы разместиться.

Боинг натужно пыжился, но легко разогнался и, оторвавшись от земли, начал набирать высоту. Заявление Аркадия Борисовича о расположении на двух креслах было удовлетворено, и нам относительно никто не мешал.

– Знаешь, Миша… – сразу став серьезным, начал он: – Это страшные люди, вернее они ими стали. В начале 90-х начинали вместе, только они в Москве, а мы в Питере. Работали над популяризацией покера, открывали клубы, организовали телепрограмму, пробовали турниры… Ну, сам знаешь, – Улыбка невольно пробежала по моему лицу. – Нет, не думай, все было легально и почти прозрачно… – засуетился Борисыч, отмахиваясь от меня рукой. – Но вот когда дело пошло в гору семимильными шагами, большие деньги их подломили, и они начали, как говорится, передергивать карты – работать по заказу. Вот тогда в бизнес ворвался крупный криминал, – Борисыч выдохнул, как будто сказал что-то запрещенное, и продолжил: – Мы сначала пытались как-то абстрагироваться от них, ввести спортивность, открытость, создали Федерацию, но все было тщетно. Они как паутина расползались по другим городам, в итоге накрыли и нас. Игорный бизнес превратился в теневую отрасль экономики. А тут еще эти… – оживился Борисыч. – «Автоматчики», заставили все своими «столбами», простому народу даже за угол сходить было некуда, высасывали у бедняков последнее, доконали дело окончательно. Но главное… – Борисыч склонился к моему уху и перешел на шепот: – После официального запрета они слились с международным криминальным синдикатом в этой сфере, и теперь от них можно ожидать чего угодно.

Внимательно слушая Аркадия Борисовича, я молчал, что, видимо, его несколько настораживало, а затем разряжая паузу, оптимистично произнес:

– У нас в России, на всякую гайку есть болт с винтом.

– Да, кстати, про Россию… – снова оживился Борисыч: – Ты, под каким флагом собираешься «куш рвать»?

– Думаю, под чужим… есть кое-какие мыслишки, – внося интригу, загадочно произнес я.

– Ой ли? Почувствовал вкус денег в Австрии, молодой человек, теперь «море по колено».

– Нет, просто негоже быть кроликом, когда кругом лисы! – еще больше запутывая в своих догадках Борисыча, констатировал я.

К тому же мне было известно по своим каналам, что престижный турнир в Монте-Карло с призовым фондом 15 миллионов евро действительно под пристальным вниманием синдиката, и они на нем готовят крупную аферу прямо под носом лучшей системы безопасности. Но что конкретно, не знал никто.

Самолет снижался, под нами были Альпы. Сейчас он сделает размашистую петлю над морем и благополучно приземлится в аэропорту Ниццы. Еще в Шереметьево мы выбрали отель «Metropole Monte Carlo Luxury» на 4 Avenuede la Madone, во-первых, он находился в двух кварталах от казино, что очень удобно, а во-вторых, очень дорогой, что давало шанс разместиться без проблем.

«Dress Code – деньги»

Гид доставила Еву в отель. Свободно владея французским и чуть хуже английским, Ева не испытывала дискомфорта в общении, который присутствовал на первом этапе становления. Частые выступления на сцене перед публикой воспитали в ней уверенность и умение быстро адаптироваться в любой обстановке, тем более в роскошной.

Интерьер номера был выдержан в неоклассическом стиле, стены декорированы фотографиями, картинами и предметами антиквариата. «А здесь очень даже можно жить…и долго. Но буду скромнее, и пару недель хватит» – Ева быстро разделась и растаяла в ванной. Выйдя без полотенца, она покрутилась перед зеркалом, рассматривая, как капельки влаги, неся в себе свет, стекают по атласной коже, и набрала нужный номер:

– Я в отеле «Metropole Monte Carlo». Номер 312.

– O» key.

«Всё пора за инструмент. Гид сказала, что здесь хорошая звукоизоляция. Сейчас проверю! Надеюсь, не выселят за нарушение правил проживания среди миллионеров», – накинув сверху тонкую тунику, Ева взяла в руки саксофон, вставила мундштук, и в незримом присутствии Лестера Янга стала играть «Lady Sings The Blues».

Через два часа она отдёрнула штору и выглянула в большое окно от пола до потолка. Ярко светило солнце. На пальму села птичка, вдалеке неспешно двигался «Роллс-Ройс», будто страдая от собственной лени. Стерильные дома, улочки, люди… Здорово! Любимое лето! Она всегда знала, что если чему-то необычному в её жизни суждено случиться, то это будет обязательно летом.

И тогда тоже было лето, совсем другое лето. Она – девочка из провинции приехала поступать на факультет музыкального искусства и эстрады, в сумочке лежала та сумма, которая позволяла скромно пережить экзамены, и два красных диплома гимназии и музучилища-экстерном, а выпускные баллы, казалось, позволяли осуществить любую мечту. Но государство смогло обеспечить бесплатной учёбой только «особо одарённых» – сына чиновника из департамента культуры, несколько абитуриентов южных кровей с запредельными баллами и двух здоровенных льготников – инвалидов детства. Получить образование платно не позволяла та мелочь, бряцающая в кармане, и стыд – как с её способностями, в которых не сомневались не только родители, но и учителя, одноклассники и вся общественность города, всё же не пройти по конкурсу в университет. А всевозможные призы: игрушки, вазочки, статуэтки?.. А дипломы, грамоты, похвальные письма?.. Что теперь она скажет всем, когда вернётся? Может нужно было поступать на французский… переводчиком? Её знакомая, так же не дотянувшая до первого курса, решила эту проблему просто: «А, найду богатого «папика». Не возвращаться же теперь обратно в нашу дыру!»

Она попробовала договориться, чтобы её ещё раз прослушали. Один из экзаменаторов быстро согласился, но вместо того, чтобы включить слух, почему-то очень заинтересованно изучал её фигуру, а потом, проворно подскочив уже у дверей, сначала мял руки, дрожа всем телом, а затем придавил к стенке. «Я для тебя сделаю всё! Только согласись…» – хрипел он. От неожиданности наивная абитуриентка даже не сразу поняла, что хочет от неё этот дирижёр юных, но незаблудших душ, а потом попыталась вырваться, но кольцо липких рук не оставляло никаких шансов.

– Мы чудно проведём время! – облизывался чей-то «папик», гадко заглядывая в небольшой вырез воротника.

Но она ответила твёрдо: «Вы мне не нравитесь!», и направила чистый прямой взгляд в запачканную похотью душу сеятеля прекрасного и вечного. Любвеобильный педагог отпустил её и уверенно произнес: «Наш город сломает тебя. Лучше уезжай…»

Она брела по главной улице, не принявшего её в свои объятья, мегаполиса с саксофоном и удушающими своей беспросветностью мыслями. Художники, музыканты дарили прохожим своё искусство за небольшие деньги, улыбались, а ей хотелось плакать навзрыд и раствориться где-нибудь в параллельных мирах, раз здесь она больше не нужна.

Вот перед ней седовласый человек расчехлил инструмент – это был классный сакс – раритетный американец «Мартин». И она всё забыла, замерла, перестала дышать, видеть, слышать, что происходит вокруг. Только они – два друга – маэстро и его Тенор! Мурашки пробежали у неё по спине, когда первый звук покинул раструб саксофона. Мужчина играл божественно! Инструмент повиновался ему полностью, посылая застывшей девушке мелодию любви и одиночества, сменяющуюся шепотом прибоя об исчезающем наивном детстве. Вот саксофон замер, дав перевести дыхание, и опять позвал за собой виртуозной импровизацией. Слёзы катились по лицу, попадали на кисти рук. Музыка стала таять, уходить, отрываясь от души. Пальцы саксофониста замерли. Она рассеянно вытирала щёки и смотрела на маэстро.

– Может, сыграешь? – спросил он, попав глазами на футляр её инструмента.

– После вас немыслимо…

– Ну же, смелее… давай.

Когда мундштук занял положенное ему место, она постаралась повторить мелодию на слух и поймать импровизацию. И у неё получилось!

Маэстро слушал внимательно и удивлённо.

– Только поставить звук, деточка. Только звук! Ты где-то учишься?

Тут она вернулась в действительность… И почему-то стала быстро сбивчиво рассказывать о настигшем её огромном бедствии, которое, впрочем, ежегодно вымывает обратно домой из больших городов тысячи провинциалов и заставляет навсегда похоронить заветные мечты о другой яркой жизни. Она замолчала:» Сейчас скажет, езжай домой к маме и папе, вернёшься следующим летом. Тоже мне горе!», и сникла.

– Жить есть где?

– Конечно…только до завтра, – вспомнила о мелочи в карманах.

– А ну-ка за мной! Здесь недалеко.

Евгений Юльевич, будущий гениальный учитель, привел её в свою маленькую трёшку.

– Марго! У нас гостья. Дадим этому детёнышу приют, а то наши учёные коллеги ещё один талант в землю зароют? Да и отчаянье – опасная штука.

– Что ж придётся цепляться, карабкаться, – улыбнулась Марго, показывая маленькую комнатку-хранилище элитных саксофонов и небольшую софу для новой ученицы.

Как потом сказала Юлька, поступив одним махом в престижный Московский вуз, запустив при этом на экзамене остроту преподавателю, когда поняла, что тонет, и затем всё-таки обнаружила себя в списках:» Эх, повезло! И всё же интересно, какая должна быть грудь, чтобы проложить ею дорогу в светлое будущее?!»

* * *

Ева улыбнулась, щурясь от солнца и вдыхая незнакомые головокружительные ароматы. Сейчас в 23 года у неё хорошая подруга, отличное образование, профессия, которую она очень любила. А теперь ещё и Монте-Карло…Она мечтала попасть сюда, но не думала, что это случится так скоро. Только маленькое поручение Олега Петровича, которое уже перекочевало в сейф номера 312, давило на ответственность.

«Роскошь губительна пока о ней только мечтают»

Аэропорт – точка, которую мы замечаем только в период отправления, а по прибытию ощущаем в корешках билетов в номере отеля. Ницца – не исключение, комфортабельные автобусы должны доставить нас в отель, замечу, наше желание было приоритетным для водителя. Нас высадили на 4 Avenue de la Madone около небольшой площади между домами.

Войдя через громадную арку, обвитую множеством лиан, перед нами открылся прекрасный вид здания в стиле барокко – лучшем отеле города. Да, и ресепшен подтверждал уровень. Все утопало в роскоши. Огромные вазы китайского фарфора с невообразимыми букетами роз, величественно возвышаясь на подиумах, образовывали галерею, ведущую глубину зала. Причудливая подсветка настенных фресок отражалась в полированном мраморе пола всеми цветами радуги. Громадные бронзовые люстры с бесчисленным количеством ламп заполняли пространство до невидимого в вышине потолка. Потрясающе…

Осмотревшись, мы подошли к стойке.

Администратор, способная говорить на любых языках, через полминуты не сомневавшаяся, что мы французы, говорящие на английском, предложила нам номера. Каково же было ее разочарование узнать, что среди нас один русский, а другой еврей. Но было поздно. Получив портье в сопровождение, мы направились по номерам.

В этом отеле, в отличие от Аркадия Борисовича, я был первый раз. Интерьер поразил меня. Было такое впечатление, что я попал в 19 век со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но вместе с тем, подойдя к лифту, инкрустированные под старину двери бесшумно разомкнулись и пригласили легким электронным колокольчиком внутрь. Мы вмиг долетели до третьего этажа. Выйдя из лифта, картинка не поменялась, 19 век был и здесь, тяжелые портьеры окаймляли барельефы, наверное, заслуженных людей в нишах стен.

Идя по мягкому ковру коридора, я думал о сказке, все было великолепно, и мягкая музыка саксофона, дополняя атмосферу, создавала ощущение нереальности. Портье чувствовал наше восхищение, поэтому шел медленно, скорее плыл, давая нам возможность ощутить все величие интерьера. Остановившись у номера «320», он вставил пластиковую карту в замок и легко распахнул перед нами с виду массивную белую дверь:

– Ваши апартаменты, сэр… – отойдя в сторону и приглашая зайти внутрь, произнес портье и продолжил. – Ваши вещи будут доставлены в номер через минуту.

Дав ему пять долларов, я зашел в номер. Аркадий Борисович проследовал дальше, его апартаменты были следующими.

В номере также господствовали изысканность и стиль. Все пространство, от пола до потолка, было в пастельно-бежевых полутонах с отдельными элементами декора белоснежной ткани с мельчайшими синими цветами на спинках кресел и широкой двуспальной кровати, ничего лишнего. В гостиной, при входе у стены находились значительных размеров тумба с тремя горизонтальными ящиками, стол темного дерева, инкрустированный золотом с витыми ножками, и четыре не менее изящных стула. В углу, около высокой вазы с цветами – небольшой рабочий столик, на котором находился комп-моноблок и клавиатура. У другой стены стояли два мягких кресла, а на противоположной, около двери в спальную, висела плазма. Четвертой стены не было, вернее, она представляла собой стеклянную дверь и окно на большую лоджию. Я открыл ее, и свежий морской воздух ворвался в комнату – воздух странствий и приключений таких же, порой, рискованных и опасных, как и поджидающих меня в этом раю.

В дверь постучали. Портье, как и обещал, доставил мои вещи, вернее, внушительного размера саквояж, неизменного спутника моих многочисленных путешествий. Оторвав лейбл аэропорта, я перенес вещи в спальню. Спальная комната была небольшая и очень уютная, в той же цветовой гамме как и гостиная. Огромная кровать, манящая своей мягкостью, две прикроватных тумбочки у изголовья со стильными торшерами на витиеватых ножках давали ощущение размеренности и спокойствия. Изюминкой, помимо прочих элементов, был вместо одной из стен витраж из цветного стекла с окном, окаймленный многорядными портьерами, изящно собранными золотой перевязью.

Услышав щелчок дверного замка, я вернулся в зал. Дверь открылась, и в комнату втекло грузное тело Аркадия Борисовича в красной бейсболке, белой майке с какой-то надписью на арабском и бежевых, невообразимо огромных, шортах.

– Ты еще не переоделся, – с порога забасил Борисыч. – Зачем окно открыл, здесь же супер кондиционирование, – и, отведя в сторонку небольшую портьеру, казавшуюся лишь элементом декора, открыл моему взору две дверки, сейфа и встроенного холодильника, а чуть ниже блок управления микроклиматом. – Вообще-то, в тумбочке есть «лентяйка», – как бы вспоминая, продолжил он, и уже весело, – Чего рот открыл, будешь переодеваться, или так пойдешь?

Будто моя летняя рубашка и песчаного цвета брюки нарушали его дресс-код.

– Пожалуй, чашечка кофе не повредила бы, – быстро согласился я, делая шаг к дверям, тем самым показывая свою готовность.