Текст книги "Команда Альфа"

Автор книги: Миклош Сабо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– Ну! – повторил Стюарт. – Сделай мне, что полагается. – На губах у него показалась кровь: он их сильно прикусил от боли.

Власек работал молча и быстро. Первым делом он ввел американцу морфий, затем продезинфицировал рану, чем-то посыпал и затем завязал.

Мы уже догадались, что Джо давно уже знает Стюарта. Поблажек он ему, правда, не давал, но было очевидно, что этих двух людей связывала особая дружба, начавшаяся, вероятно, еще прежде, во время их гражданской жизни. На высоком лбу Джо я единственный раз за три недели пути увидел морщинки, а под глазами глубокие черные круги.

Такова жизнь в джунглях: один день полон страхов, другой – приятно возмещает горечь предыдущего. Хоть участи Стюарта это не изменило, все же и он облегченно вздохнул, когда на другой день мы увидели довольно широкую, метров в пятнадцать-двадцать, речку.

Мы стояли на берегу словно зачарованные.

Вам, конечно, не понять, чем может быть удивительна речка. Самой водой. Стихией, являющейся здесь одним из необходимых условий существования.

С тех пор как мы покинули ручеек, жажду утоляли лишь соками деревьев. Мы истосковались по воде, самой лучшей и желанной влаге на свете!

Вот что означала для нас река. Но это еще не все!

Джо уселся на берегу, аккуратно пристроив перед собой увесистую дубину: из воды то и дело появлялись противные пучеглазые головы кайманов. Разложив на коленях нашу карту и взяв в руки буссоль, он стал что-то вычислять.

Нам с речкой оказалось по пути! Можно было продолжить путь по ее течению!

– Ур-ра! – После стольких мытарств мы не смогли подавить крик восторга. Водный путь означал огромное облегчение!

– И поскольку название речки от нас скрыли, я предлагаю назвать ее Педро! – объявил Джо.

Мы радовались его выдумке и, смеясь, повторяли имя нашей крестницы-реки. Нас радовало и то, что к командиру вернулось прежнее бодрое настроение.

Мы занялись новым делом: подыскивали подходящие деревья и вклинивались ножами в их стволы, углубляя клинья до тех пор. пока подкошенное дерево не валилось от своей собственной тяжести. Бревна волокли к берегу. Укладывали их рядом, вплотную, пригоняя друг к другу толстые и тонкие концы стволов таким образом, чтобы ширина плота оставалась равномерной.

– Сейчас мы вырежем места для канатов, а вы – Танака, Рикардо и Власек – ступайте искать каучуковое дерево! – распорядился Джо.

– А для чего нам каучуковое дерево? – недоумевал Норман, третий наш американец. Кроме того, господствующую нацию представлял у нас еще один, четвертый, американец: то был Сэм, ленивый, презирающий всякую работу, мускулистый великан. Зато он шел на любые, самые опасные предприятия. Как-то позднее он даже спас меня от черного каймана. Но когда дело касалось более упорного физического труда, он всякий раз старался остаться в тени или попросту исчезал в чащобе, не появляясь до тех пор, пока с делом не было покончено.

– Троих для этого не хватит! – отважился он возразить. И с такой мольбой взглянул на командира, что тот не утерпел и засмеялся:

– Черт с тобой, можешь быть четвертым!

– А что нам делать, когда мы найдем каучуковое дерево? – поинтересовался Власек.

Логичный вопрос.

– Добудете из него сок! Нам нужна будет натуральная резина!

Они удалились тихими, осторожными шагами. Это – особенность привычных к лесу людей, ведь каждый шаг здесь готовит что-то: или тебе добычу, или тебя в добычу. Осторожность никогда не помешает.

Мы уже почти покончили с плотницкой работой, когда те четверо вернулись. Складное ведро их было до половины заполнено.

– Коптить будем?

– Конечно!

– До обеда или после? – Можно было с закрытыми глазами сказать, что вопрос этот принадлежал Сэму.

– А ты уже делал сегодня что-нибудь? – поинтересовался Джо. Он состроил строгую мину, но видно было, что вот-вот прыснет.

– Все это нес я! – Голос великана звучал так жалобно, будто его заставили тащить груз, который не потянул бы и слон. Он с обиженной физиономией показывал на ведро, весившее не больше четырех-пяти килограммов, разумеется, вместе с густым соком каучукового дерева.

Положение спас Рикардо. Он еще до этого поймал несколько рыб и тотчас же приступил к их приготовлению.

– Можно пообедать, если вы желаете! – объявил он.

Интересно отметить, что между ним и Сэмом завязалась тесная дружба.

Расторопный, подвижной кубинец и медлительный, как ленивец, янки прекрасно понимали друг друга.

– Ты уверен, что обед уже готов? – недоверчиво спросил повара Джо.

Он хорошо знал своих людей, поэтому вполне мог допустить, что Рикардо из желания выручить Сэма способен подать наполовину сырую рыбу.

– Святая Мадонна! Ты можешь еще сомневаться в этом! – Рикардо молитвенно сложил руки и поглядел на небо, как бы ожидая оттуда поддержку.

Он был отличным комедиантом и настолько входил в роль, что, упоминая святых, искренне верил в собственные слова.

После обеда мы закончили мастерить плот. Крепкими нейлоновыми веревками скрепили бревна. Те места, где веревкам грозило трение, залили соком каучукового дерева, изолировав их не хуже кабелей.

– Вот так! – Джо удовлетворенно оглядел наше произведение. – Но если эта махина, не дай бог, развалится посреди реки… бр-р! Пираньи в два счета покончат с нами!

Для наглядности он кинул в реку остаток рыбы.

– Ух, подлецы! – сплюнул он, увидев, как забурлила вода от почуявших добычу и тут же передравшихся из-за нее хищников.

Мы осторожно спустили на воду свой «транспорт». Он у нас получился внушительный, три метра в ширину и восемь в длину, и в то же время ладный, легко управляемый и сравнительно быстрый на ходу. В середине его мы построили шалаш, где помещались наши запасы да и самим нам можно было укрыться ночью от дождя.

– Ох ребята, попить бы! – скулил Норман, утирая свой взмокший лоб.

Мы в это время уже «полным вперед» плыли по Педро.

– Воды! Воды! А то я сию минуту погибну от жажды среди морской пучины! – шумел Сэм. Он никогда не упускал случая присоединиться, если речь шла о земных благах.

– Немного терпения! – успокаивал его Власек своим обычным тихим голосом. Дело в том, что очистка воды также вменялась в обязанности фельдшера.

В самом деле, не суетись мы так, давно бы заметили, что прибор для фильтрации у него уже в руках. А через минуту синим пламенем вспыхнул квадратик сухого спирта.

Спустя четверть часа Власек стаканом отмерял нам воду.

– Фу, какая гадость! – проворчал Сэм, держа опустошенный стакан так, будто собирался в расстройстве чувств швырнуть его в реку. Конечно, никто не боялся, что он это сделает. Он так же хорошо знал, как и мы, что не будет стакана – не из чего будет пить.

– Это оттого, что ты спешишь, жадничаешь! – мягко пожурил его Власек. – Теперь тебе придется ожидать следующей порции!

Он положил в наши судки по таблетке, от которой безвкусная и бесцветная жидкость обрела цвет и вкус. Мы пили с таким наслаждением, будто Власек угостил нас лучшим токайским вином.

Долгими сутками верно служил нам «Педро» – плот мы назвали так же, как и реку.

Мало того, что он тащил нас на своей спине, он еще и обеспечивал нам питье и пищу: то удавалось поймать капибару, крупную, как добрый кабан, водосвинку, то на крючок попадалась двухметровая рыба-великан. Что не съедали, за пару часов провяливало солнце экватора. Так мы без труда делали солидные запасы продовольствия: тащить-то его на себе не надо было – это делал за нас «Педро».

Огнестрельным оружием мы не пользовались. Было запрещено приказом. Все необходимое добывали руками и смекалкой. За долгие недели учебы в аудиториях и среди природы мы овладели искусством довольствоваться тем, что может предоставить лес, болото, река, море, пустыня.

Лишь один раз было трудно устоять перед искушением.

Мы попали в пойму. Берег стал значительно ниже. Река Педро вышла из своего русла и затопила огромное пространство. Справа и слева, куда ни глянь, – вода и вода. Только по течению, несшему наш плот, и можно было понять, где река.

Так вот, из этого теплого болотистого мелководья поднялось вдруг огромное и мясистое, как вол, существо.

– Ламантин! – с благоговением прошептал Власек. – Это млекопитающее из отряда сирен. Говорят, будто встречаются и пятисоткилограммовые экземпляры.

– Да и этот не из маленьких! – вставил Рикардо.

Он решительно принимал на свой счет все вызванные чудесами джунглей возгласы и считал вполне естественным, чуть ли не собственной заслугой, что все самое достопримечательное джунгли демонстрируют именно нашей экспедиции. Он вел себя хозяином, показывающим гостям свои владения. Будто сельва – это гигантский заповедник, директором которого является он, Рикардо. Вначале меня злила и в то же время забавляла его чванливость, позднее мы все привыкли к поведению кубинца и не обращали больше на него никакого внимания. Это был махровый, до мозга костей, шовинист; если бы от него зависело, он бы сначала отвоевал Кубу у братьев Кастро, затем завладел континентом и присоединил бы его к Кубе.

– Врожденный диктатор! – определил как-то во время ссоры с ним Тудореску. – Жаль только, что он не глава государства, а просто рядовой американских войск специального назначения!

Как бы там ни было, а ламантину мы обрадовались.

– Слушай, подстрели его! – тихо, но возбужденно уговаривали мы Джо, поднявшего к плечу автомат, который всегда был у него на всякий случай наготове: приказ-де приказом, а потрошить себя, ежели наткнемся на недруга, мы, уж извините, не позволим!

Джо опустил оружие. Снова поднял, палец его лег на курок. Затем снова опустил.

Он так громко вздохнул, что даже ламантин вскинул голову и уставился на нас.

– Нельзя! Не положено!

На счастье, в самую трудную минуту единоборства охотничьего пыла и военной дисциплины мы вдруг услыхали внятное, отчетливое:

– Ап! Ап!

– Водяная свинья! Капибара! – обрадовались мы.

Это был самый крупный из всех существующих грызунов. Мы тут же увидели ее коричневатую, переливающую в рыжий цвет шубку, всплывшую возле куста.

– Этой хватит и ножа! – У Джо загорелись глаза.

– Давай! Ты же мастер по этой части!

Что правда, то правда. Где ему удалось довести до такого совершенства свою ловкость в обращении с ножом, нам не было известно. Мы знали только, что Джо ни разу еще с тех пор, как мы вместе, не промахнулся.

Глупое животное, ничего не подозревая, стояло во весь рост.

– Я ее сейчас приволоку! – воскликнул Ганс и чуть было не полез в воду.

– Ненормальный! – Стюарт в последнюю секунду успел схватить его за руку. – А пираньи?

– Здесь их нет! А то бы они давно мутили воду около капибары. Ну а на запах крови они бы непременно явились!

Мы чуть было не согласились с его доводами. Продвигаться на плоту и так было трудновато, мы не могли рискнуть выйти из русла реки.

– Ганс доберется вброд – и делу конец! Пусть Стюарт не заливает!

Но Стюарт настаивал на своем.

– А как же кайманы? – спросил он, указывая вдаль, откуда быстро приближалась, наверное, дюжина лупоглазых, страшных голов.

Застань они Ганса в воде, спасти его было бы не в наших силах.

– Вечно ты чего-то боишься! Уверяю тебя, я давно бы уже проделал путь туда и обратно! – Ганс знал, что говорит нелепицу, но он не был бы немцем, если бы не настаивал на своем.

Кайманы тем временем подплыли совсем близко и так впились своими буркалами в наш плот, что даже забыли про капибару. Их плоские головы никак не могли переварить, что это за движущийся остров со странными существами на нем.

Вряд ли приходилось встречаться им на своем веку с людьми. По-видимому, они приняли нас за животных, к тому же не обладающих ни рогами, ни клыками, а значит, беззащитных.

Так, вероятно, решила и та, ужасающая своими размерами бестия, которая внезапно вынырнула у края плота, подняв на него передние лапы.

Нам только недоставало, чтобы и остальные последовали ее примеру.

– Ух, чтоб тебя! – воскликнул Сэм, имевший особенность сразу оживляться, как только пахло битвой.

Строя плот, мы одновременно изготовили и пару весел, одно – для гребли, другое – для управления. Каждое в отдельности не уступало по своей толщине оглобле, в то же время превосходя ее длиной.

Одно из весел схватил и поднял теперь Сэм, намереваясь обрушить его на голову пресмыкающегося.

Уже половина туловища каймана была на плоту. Он разверз свою чудовищную пасть и, щелкнув зубами, захлопнул ее.

– Эта падаль, видно, неплохо играет в покер и отлично знает, когда прибегать к блефу! – проворчал сквозь зубы Джо, закладывая разрывную пулю в обойму.

Метровая пасть снова раскрылась перед нами. Зубы, вызывавшие в нас содрогание, скалились, грозили.

Сэм размахнулся и изо всех своих титанических сил всадил весло, будто копье, в глотку хищника.

Видели бы вы, какая началась тут свистопляска!

Смертельно раненный зверь зашлепал хвостом по воде, и на нас обрушился фонтан брызг. Река в мгновение ока вздыбилась, плот стало бросать вверх-вниз по вспенившимся волнам.

Двадцать минут продолжалась агония гигантского чудовища. К тому времени как оно испустило дух, капибары и след простыл. Ее растерзали кайманы. Видно, они определили, что нас проглотить им трудней.

– Не беда, зато нам воздаст сторицей этот здоровяк из крокодиловых! – Рикардо в восторге перешел в пляску индейцев.

– Чтоб тебе пусто было! Ну что распрыгался? – вспылил я.

Но меня разозлил не его буйный танец, а мысль, что он непременно сварит-таки эту гадину на обед.

Я ошибся лишь частично. Он приготовил не целого каймана, а только его хвост, который аккуратно отрезал, завернул в пальмовые листья и поджарил.

– На, ешь! – угощал он меня с искренним убеждением, что и другому должно понравиться то, что он сам считал лакомством.

– Забери ты эту гадость! – рявкнул я и достал из своего мешка сладкий плод пальмы папунка.

Джо наколол на свой нож кусочек белого, похожего на жареного судака мяса и протянул мне:

– Ну, пожалуйста, попробуй!

– Благодарю, уж как-нибудь проживу без крокодилового хвоста!

Он вышел из терпения.

– Значит, ленивца не хочешь, каймана не хочешь… Однако ты разборчив! Такие у нас не выживают! Ешь! Приказываю!

Мне ничего не оставалось, как отведать крокодила. Я не могу сказать, что это было невкусно. Но одно сознание, что я ем… Когда я прожевывал предложенный мне кусок, перед моими глазами маячила вынырнувшая из реки голова с выпученными на нас мерзкими стекловидными глазами.

Бр-р! Я пытался успокоить свой бунтующий желудок, умоляя его подождать, пока другие наедятся. Кончилось все же тем, что я помчался в дальний угол и склонился над водой…

Но Рикардо еще больше не повезло. Он объелся блюдом собственного приготовления, и у него расстроился желудок. Не прошло и часа после обеда, как он уже лежал под брезентом и стонал, словно собираясь отдать богу душу.

В нашей походной аптечке не оказалось лекарства от его недуга. Положение спас Джо. Несмотря на то что плот наш быстро шел по течению, он высмотрел на маленьком островке, мимо которого мы проплывали, ипекакуану. Из корней этого растения он приготовил столь зловонную настойку, что Рикардо, выпив ее, тотчас последовал моему примеру.

Первый и единственный выстрел принадлежал Андрашу. Об этом парне я до сих пор не упоминал, так как при всем желании не могу вспомнить о нем ничего примечательного. Он был тоже венгром. Я знал о его персоне лишь то, что он старше меня, родом из Сабольча и что отца его когда-то величали уездным начальником.

Вступал в разговор он редко, а когда говорил, то исключительно о том, кем был его отец. Андраш был мрачен и нелюдим. Этим он отличался от Стюарта и Власека, которых при всей их замкнутости нелюдимыми никак нельзя было назвать.

Андраш все приказы выполнял беспрекословно. Обладая весьма скудными умственными способностями, он преодолевал теоретический курс лишь благодаря своей железной воле. Зато он имел подходящие для практических занятий физические данные. И это его вывозило. Темнокожему половецкому лицу его была чужда улыбка; даже Джо считался с его угрюмым характером и не шутил с ним. Дело в том, что Андраш, находясь с нами, собственно, отсутствовал. Наши командиры считали его абсолютно благонадежным, мы видели в его лице верного товарища, который не подведет в беде, но неприятного, наводящего тоску спутника.

По нашим расчетам, нас отделяли от конечной цели примерно три дня пути. Мы усилили свою бдительность и продвигались с невероятными предосторожностями. Джо сказал, что мы сможем, если все будет благополучно, еще одни сутки провести на волнах Педро, а потом нам придется расстаться с рекой и продолжать путь пешком.

Лес густел. Пойма осталась позади. Чаща теперь подступала к самому берегу реки, деревья здесь омывали свои ноги.

Двое из нас постоянно несли вахту. Сидели они на носу и на корме плота, один следил за правым, другой – за левым берегом.

– Мы не можем рисковать сейчас, когда цель близка! – высказал Джо вслух свою мысль. И мы все были такого же мнения. – Уж ежели нам до сих пор сопутствовала солдатская удача, да не покинет она нас теперь, когда мы почти у цели, да ведет вперед наши умы и сердца!

Его слова были встречены всеобщим одобрением. Если и до сих пор нужны были сообразительность и отвага, то теперь эти качества ничто не могло заменить.

По всякому поводу мы проверяли свое оружие. Это не означало, что раньше мы плохо ухаживали за ним: просто теперь нам следовало действовать с исправностью часового механизма. То есть… сравнение это не совсем удачное. Часы могут отстать, даже остановиться; наше же оружие не имело права спешить, отставать, давать осечку!

Норман сидел на корме, Андраш – на носу плота.

Спускались сумерки.

Течение стало ослабевать, значит, река текла теперь по более ровному руслу.

Хорошо помню: я валялся в шалаше и мысленно писал письмо Магди – на самом деле писать было запрещено, да и куда бы я дел свою корреспонденцию?

Мы уже отвыкли от выстрелов; тем сильнее встревожил, испугал нас раздавшийся вдруг залп. В миг мы были готовы к бою и держали автоматы наперевес.

– Тысяча чертей! – проворчал Стюарт. – Надо же было провалиться в самом конце путешествия!

Выстрел раздался с носа плота, туда мы и кинулись. Прибежал и Норман с кормы. На носу с хладнокровным видом сидел Андраш, с автоматом на коленях.

– Что случилось? – Джо подошел к нему вплотную. Он нервничал, кусал губы.

– Докладываю, что в кустах скрывался индеец. Я его застрелил!

– Это было опрометчиво! – пробормотал Власек.

Андраш посмотрел на него.

– Пусть это решает командир! – Он больше ничего не сказал, только глаза его метали молнии.

– Не спорьте! – сказал Джо. – Может быть, через несколько минут все племя полезет на нас. Не исключено, что они натравят на нас контрразведку противника!

– Нет! – заявил Андраш.

– Почему? – с любопытством спросил Джо.

– Он был один. Будь их, больше, в нас уже полетели бы стрелы.

Это был логичный довод. Джо тут же успокоился.

Я не без удивления заметил, что он гораздо меньше внимания уделяет прибрежному краю леса, чем этого требовала обстановка.

Несколько минут он, сморщив лоб, раздумывал. Меня удивляло его поведение. До сих пор я считал Джо умным, решительным вожаком; я и теперь ждал от него звонкую команду. А он вместо этого мешкал, о чем то размышлял.

– Конечно, вполне может быть, что он не один околачивался тут, а вдвоем, и второй побежал поднимать племя на ноги. Возможно и то, что он был в составе сторожевой службы и его направили на розыски именно наших групп. Шпионами наполнена земля! Быть может, какая-нибудь наша группа попала в ловушку… кто знает? Нам остается одно: высадиться. Мы должны осмотреть место происшествия.

Последнюю фразу он уже произнес с прежней твердостью.

– Сэм и Тудореску! На весла! Причаливаем!

– Танака, Рикардо, Мадяр! В разведку! Осмотреть окрестность! Мы же, остальные, будем прикрывать вас! Выполнять!

Не успели мы подумать над приказом, как стукнулись о берег. Мы кинулись к деревьям. Каждый высадившийся слился с каким-нибудь стволом. Моя тревога прошла. Мне вернули уверенность короткие, хлесткие слова команды снова обретшего свою решимость Джо.

Лес встретил нас тишиной. Лишь черная птица-муравьед встрепенулась при нашем появлении и перелетела на другую ветку. Ее огненно-красные глаза с любопытством поблескивали. Она нас не боялась. А разглядев как следует, вообще преспокойно отвернулась и стала искать себе пищу.

У нас от души отлегло. Хоть мы и были неустрашимыми, но все же нам стало не по себе в незнакомой чаще, да еще такой, где любая ветка и куст могли скрывать стрелы и оружейные стволы. Повадки птицы, однако, успокоили нас и на этот счет. Мы поняли, что одни.

Осмелев, я бодро зашагал к тому месту, где должен был находиться пристреленный индеец.

Зашагал?! Легко сказать! Да ведь каждую пядь пути в лесу, сплошь заросшем травянистыми растениями, приходилось с огромным трудом отвоевывать у природы! Притом не могли же мы полностью доверять, рискуя жизнью, инстинктам птицы. Надо было принимать меры предосторожности, не забывать о хищниках и змеях. Разве мы были гарантированы от того, что с какого-нибудь сука не свалится нам на шею копьеголовая, устрашающая куфия, чей яд действует мгновенно, или мы не нарушим покой какого-нибудь великана удава.

Сначала мы нашли тропу, проложенную к берегу обнаружившим нас человеком. Она и привела нас к нему самому. Он лежал на маленькой лужайке лицом вниз, в позе человека, греющегося на солнце. На спине его не было видно следов ранения, только капли крови говорили о трагизме этого покоя.

Танака обошел поляну, тщательно осмотрел все, вплоть до листьев и веток кустов, не носят ли они на себе каких-нибудь следов присутствия человека. Надо было установить, один ли пришел сюда этот индеец.

– Нигде ничего! – объявил он, довольный результатом своего кропотливого труда. Его, повидимому, успокоило то обстоятельство, что самое страшное, то есть организованное преследование, нам не угрожает.

Мы вдвоем с Рикардо занялись трупом. Убитый был индейцем, к тому же представителем одного из самых примитивных племен. Руки и волосы его были украшены лентами. Белыми лентами с веселыми желтыми полосками. Рядом с ним опрокинулся туесок, в траве барахталось несколько рыб, ловя ртом воздух. Очевидно, они предназначались для семейного обеда.

Мы повернули тело на спину. Пуля прошла через переносицу. Вероятно, она столкнулась со скулой и, проехав по ней, проникла в мозг, где и застряла, так как место вылета ее мы не обнаружили. Мне пришла в голову нелепая мысль: я представил себе недоумение зверей, любителей падали, когда они найдут в середине мозга стальную «косточку». Я прямо-таки не в силах был отделаться от этого дикого образа, который настойчиво преследовал меня.

– Он пришел сюда, чтобы поохотиться! – Голос Рикардо вернул меня к действительности.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю их обычаи! – И он указал на лицо покойника. – Когда индеец готовится к единоборству со зверем, он красится.

– Значит, мы убили невинного человека! – вырвалось у меня, и я тут же пожалел об этом. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь…

Рикардо в недоумении уставился на меня.

– Какой ты странный! Считаешься лучшим курсантом, а закатываешь глаза, как невинная девица.

Начни я сейчас объяснять ему, что в «лучшие» меня вывела погоня за карьерой, но что любой ценой добиваться ее я все же не намерен… что подобный шаг может оправдать только самозащита… до него не дошли бы мои слова, и это неудивительно: ведь наши курсанты давно уже перешагнули через подобные понятия. Нас готовили для нападения, для того, чтобы ради так называемой высшей цели мы беззастенчиво убивали. А это то, с чем я не могу согласиться!

На мое счастье, насмешливый взгляд его меня отрезвил, и я воздержался высказывать прочие свои мысли. Ведь жизнь и мне была дорога.

Я только ответил ему:

– Если нужно и оправдано – это другое дело, но бессмысленное убийство не может быть нашим методом! Не забывай, что в наш метод входит и снискание расположения населения!

Это была удачная уловка, Рикардо умолк, он не нашелся, что возразить.

– Пошли, – сказал японец, стоявший рядом со мной и молча слушавший наш спор.

О погребении не могло быть и речи: зачем? За пас поработают хищники.

Мы еще раз оглядели все вокруг – не упустили ли чего-нибудь существенного, не осталось ли что-то незамеченным – и пошли к плоту.

Мы сделали всего несколько шагов и остановились как вкопанные.

Неожиданной галлюцинацией раздался звонкий, пронзительный звук.

«Что это, кузница? Здесь?!» – спрашивал я себя. Я видел, что и мои спутники испуганно прислушиваются.

Невидимый кузнец бил по наковальне ритмично, с равными промежутками.

– Да это птица-звонарь! – И кубинец указал вверх. По его голосу я понял, что он уже немного отошел после испуга.

На вершине одного головокружительно высокого дерева сидела птица со слепящим белизной оперением. Теперь уже и мы с Танакой распознали милую обманщицу тропиков.

Успокоившись, мы двинулись дальше.

Птица меж тем меняла свой репертуар. Над лесом загудел колокол. Он заливался то тонко, пронзительно, то глухо, рыдая над деревьями, кустами и покойником, лежавшим навзничь и глядевшим уже матовыми глазами на зеленый шатер леса, который он покидал навсегда. И который оплакивал его.

Я скрывал свою горечь, но самобичевание стискивало мне горло.