Текст книги "Звезды расскажут, комиссар Палму!"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Всему свое время, – сказал он. – Будем делать все по очереди.

– Так вот, деточка, – спокойно произнес он, обращаясь к девушке, – ничего нет лучше, чем выговориться. Все устроится, потому что все устраивается в нашем старом мире. Тем или иным образом. Главное – никогда не отчаиваться… Значит, по-вашему, сюда приходил кто-то чужой?

– У меня просто такое ощущение, – попыталась она объяснить. – Как будто что-то не на месте. Но ведь дядя Фредрик сам мог передвинуть вещи. Я вчера вечером ужасно спешила и… нет, не знаю. Не могу сказать.

– А были ли у вашего дяди враги? – спросил Палму.

– Дядя Фредрик был самым добрым и хорошим человеком на свете, – снова начала девушка. – Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь…

В дверь зазвонили. Резко и отрывисто. Два раза. На этот раз Палму удержал нас и пошел открывать сам. И через секунду вернулся, таща за лацканы пожилого оплывшего мужчину в черном пальто с потертым бархатным воротничком. Втащив его, Палму спокойно закрыл дверь.

– Что это значит?! – в ярости вопил господин – судя по внешнему виду, это был-таки господин. – Что вам надо? Почему там перед дверью полиция? И где этот мошенник, этот подлый негодяй? Нордберг, я имею в виду. И кто вы такие?

– Давайте начнем все же с вас, – мирно предложил Палму. – Кто вы такой и какое у вас дело к господину Нордбергу?

– Я – Мауну Кеттунен, если изволите знать, – представился гость.

Но мы знать не изволили. И он как будто слегка сконфузился.

– Филателист! – с достоинством пояснил он. – Я думал, что вы тоже. Но хочу вас предостеречь: Нордбергу доверять нельзя. Вчера вечером он абсолютно по-свински провел меня, то есть так… Я ему отдал «Цеппелина» с типографским браком, которого он у меня клянчил уже несколько лет, а взамен получил… – Он задохнулся, кровь купца бросилась ему в голову. – Нет, вы только подумайте, что он мне подсунул! Несколько марок было хороших, все в порядке. Но одна! С трещиной посредине! То есть не насквозь, но на просвет видно! Бракованная! Ни один уважающий себя коллекционер ее не только в коллекцию не возьмет, даже покупать не станет!

– Но я уверена, дядя не нарочно… – попыталась вступиться девушка.

Палму взглядом остановил ее.

– А когда, в какое время состоялся вчера ваш – гм – обмен? – спросил он.

– Около девяти, – ответил марочный делец. – То есть прямо перед тем, как дворник запер их подъезд. Я ведь долго колебался. А это предложение господин Нордберг сделал мне днем. Он зашел ко мне в лавку и сказал, что на следующий день собирается переезжать, и дал свой новый адрес. Ну и я просто так, шутки ради, предложил ему еще раз взглянуть на «Цеппелина» – уникальный экземпляр с типографским браком и без единого дефекта! Его цена растет с каждым годом. Тогда он мне и сказал, что намерен сузить свою коллекцию и отныне будет собирать только настоящие редкости, раритеты. И сразу же, не раздумывая, назвал мне те марки, которые готов поменять на «Цеппелина». Скажу вам по правде, господа, у меня просто дух захватило! Я ведь прекрасно знаю его коллекцию. Весьма, весьма недурна! Но мне и в голову не могло прийти, что он замыслил меня обмануть и решил подсунуть дефектную марку! Такого я и представить не мог!

– Когда вы ушли отсюда? – спросил Палму.

– Я пробыл у него с четверть часа, – засвидетельствовал филателист. – Нордберг был занят всякими предотъездными делами, да и никаких новых приобретений у него не было… А если и были, то мне он их не показал… Он спустился вместе со мной, чтобы открыть парадное. У них очень трудный замок.

– Его нужно открывать изнутри ключом, – вмешалась девушка. – В этом доме публика разношерстная. Поэтому дядя и решил переехать отсюда, как только появилась возможность. Но дядя вовсе не сторонился соседей. Наоборот. Его все любили. Ему никто ничего плохого не стал бы делать… – Она запнулась и испуганно прикрыла ладошкой рот, вспомнив. Не понимаю… – прошептала она.

Палму поторопился замять эту тему, чтобы девушка не сказала лишнего. И посмотрел на ноги Мауну Кеттунена. Я тоже уставился на них. И, разумеется, Кокки. Одна только девушка не могла понять, на что это мы так смотрим.

– Какие у вас маленькие ноги, господин Кеттунен, – наконец проговорил Палму.

– И руки, – с готовностью отозвался филателист, потирая от удовольствия свои ручки, в самом деле маленькие и поразительно белые.

На ногах у него были отличные кожаные ботинки, начищенные до зеркального блеска. Видно было, что обувь – предмет его особых забот. Что ж, у каждого свой пунктик. Палму так говорит.

– Вы вчера вечером были в этих же ботинках? – спросил Палму.

– Да, – подтвердил Кеттунен.

– А никакой ссоры у вас вчера вечером не возникло? С господином Нордбергом? – задал Палму следующий вопрос.

– Нет, конечно нет. А в чем дело? Мы расстались в полном согласии. Оба очень довольные обменом. – Его лицо помрачнело. – Я не мог даже предположить такого коварства! Я имею в виду – что он воспользуется моей доверчивостью и надует меня!

– Ну а эта ваша марка, насколько она ценная? Могли бы вы, скажем, убить господина Нордберга, заметив, что он вас обманул?

– Но дядя не мог… – начала было Саара Мария Похъянвуори, но осеклась, увидев испуганное лицо Кеттунена.

– Убить? – Тот даже отступил к стене и затравленно посмотрел вокруг. – Не-ет, я… я никогда еще не слышал, чтобы ф-филателисты убивали друг друга из-за марки. Нет! – Он немного успокоился, вытер пот со лба и почти обрел прежнее достоинство. Вот библиофилы другое дело. От них действительно можно ожидать чего угодно! – У него впервые начало закрадываться какое-то подозрение. – Полицейские перед дверью, – неуверенно проговорил он, как бы двигаясь на ощупь, – и вы тут… Кто вы, собственно, такие, раз вы не филателисты?

– Комиссар Палму, – представился Палму. – Это – командир группы по расследованию убийств. И Кокки – сыщик этой группы.

– Официальное название: группа, расследующая действия, направленные на нанесение оскорбления личности и на причинение телесных повре… – я не стал продолжать.

– Группа по у-бий-ствам? – Марочный делец побелел как полотно и схватился за сердце. – Вы хотите сказать, что… что господин Нордберг убит? Из-за этой моей марки с типографским браком, из-за «Цеппелина»?! Да нет, послушайте – это немыслимо! Мы, филателисты, так не поступаем…

– Ну что вы, мы и не имели в виду вас, – успокоил его Палму. – Вот что – запишите ваше имя в мою записную книжку. А также адрес и телефон, и можете быть свободны.

Филателист в мгновение ока записал свои данные и испарился. А комиссар как ни в чем не бывало вернулся к прерванной беседе.

– Итак, у вашего дяди врагов не было? – переспросил он девушку все тем же мягким тоном.

Бедная девушка сжала руки.

– Я не знаю, не верю… Никогда бы не подумала… Нет! Дядя наверняка сам ошибся – насчет этой марки.

– Ну хорошо. Пусть будет так. У вас все еще есть ключи от дома?

– Да-да, – закивала девушка и вынула из сумочки ключи. – Я же говорила: дядин дом был для меня прибежищем. – Она покраснела под испытующим взглядом Палму и опустила глаза. – Да, вы правы, – едва слышно сказала она. – Дядя позволял нам с Вилле здесь встречаться, иногда.

– И поздно вечером тоже, – утвердительно произнес Палму. – У вас, я вижу, ключ от парадного тоже есть.

– Вот поэтому, – всхлипнула девушка, – дядя говорил, что он тоже… тоже немного виноват. Дядя Фредрик был такой добрый! Поэтому он и купил кооперативную квартиру на улице Роз. Две комнаты с кухней. Чтобы мы там жили вместе, когда отец выгонит меня из дома. И – и Вилле тоже мог бы, если…

Ее голос прервался.

Комиссар Палму не стал больше мучать ее вопросами.

– Кокки! – приказал он. – Прогуляйся во двор и свяжись с Ламбергом, справься о ключах. А мне тут надо зайти…

Он смущенно кашлянул. Но девушка мгновенно поняла:

– В прихожей, первая дверь направо. Выключатель слева.

Она явно была вышколенной официанткой.

В прихожей Кокки придержал Палму.

– Какие ключи? Что за ключи, скажи Бога ради? – жалобно спросил он.

– Узнай, не нашли ли они вместе с бумажником и ключи господина Нордберга в той же урне среди мусора. Ясно? – нетерпеливо пояснил Палму. – Не задерживай меня! Этот проклятый кофе был слишком крепким…

Я почувствовал, что тоже не прочь последовать примеру Палму. Но он, приоткрыв дверь туалета, вдруг замер на пороге. Просто прирос к месту.

– Эй, Кокки, можешь пока никуда не ходить, – остановил он сыщика.

Я начал беспокоиться, как бы у Палму не случился удар: его лицо стало приобретать синеватый оттенок.

– Что, что с тобой? – схватил я его за руку, но он раздраженно вырвал ее.

– Проклятый старый дурак! Вот кто я такой, – пробормотал он. – Кокки! – Палму пронзил его взглядом. – Внутренний голос подсказывает мне, что ты можешь рассчитывать на повышение!

Кокки смущенно потупился и стал ковырять носком ботинка трещину в линолеуме, поддевая оторванный край.

– А за что? – осторожно осведомился он.

– За то, что ты заставил хозяйку положить по две ложки кофе на чашку, – последовал ничего не разъяснявший ответ.

Мы уставились на него, потеряв дар речи.

– Это всегда действует на мои почки, – нетерпеливо объяснил Палму, сердясь на нашу тупость. – Если бы не это, мне бы наверняка не пришло сейчас в голову… – Он повернулся к барышне Похъянвуори. – Простите за нескромный вопрос, но мне придется коснуться некоторых прозаических сторон жизни. Так вот: вы сегодня – гм – не посещали этот туалет?

Саара Похъянвуори отнеслась к вопросу совершенно спокойно.

– Нет. – Она мило тряхнула головой, так, что ее золотистые волосы взлетели вверх, и даже улыбнулась. – Мне не нужно было. В ванную заходила: я протирала полы, чтобы не оставлять здесь после себя слишком много грязи. Разумеется, потом я зашла бы и в туалет, чтобы помыть его…

– Спасибо, большое спасибо, милая девочка! – прочувствованно произнес Палму.

Мы все сгрудились в темной прихожей. В этом старом каменном доме туалет и ванная существовали раздельно, и в дверь туалета было вставлено цветное стекло. Все это меня по меньшей мере удивляло.

Вдруг девушка прикрыла ладошкой рот.

– Вспомнила! Вот сейчас вспомнила! – воскликнула она. – Я поняла, почему мне казалось, что в комнате что-то не так. Нет дядиного телескопа!

Мы все онемели. Секунд пять длилось молчание. Мне казалось, что я ослышался.

– Телескопа?! – наконец вырвался у меня вопль. – Едем! Скорее!

Глава пятая

Но мы никуда не поехали. Даже с места не двинулись, потому что Палму вцепился в мою руку мертвой хваткой, обеспечив мне тем самым второй долговременный синяк.

– Отставить! Не суетись! – рявкнул он, когда я попытался высвободить руку. – И добавил вежливо, вспомнив, что тут есть посторонние: – Командир.

Разумеется, для психоаналитика не составит труда объяснить, почему девушка вспомнила о телескопе именно в тот момент, когда Палму открыл дверь туалета. Я же не берусь. Я в этих делах полный профан. Девушка и сама представления не имела, почему так случилось. Равно как и я. Но позже я все-таки понял – когда мне объяснил Палму.

– Но мне необходимо срочно допросить задержанных в Пассаже!.. – сердито заявил я. – По горячим следам. А в клозет ты успеешь сходить в отделении.

Зато Кокки уже насторожился. Они с Палму быстро обменялись понимающими взглядами.

– Не суетись, – рассеянным тоном повторил Палму. – Посидят эти мальчики в КПЗ, остынут чуток. Ничего, кроме пользы, им от этого не будет.

Девушка опять побледнела. Даже губы у нее побелели.

– Пассаж… – повторила она. – Там в баре Вилле часто встречается со своими приятелями. Но ведь он не…

– Вряд ли, – усомнился Палму, занятый своими мыслями.

– Палму! – взмолился я. – Отпусти меня! Иди себе в клозет и мирно занимайся делом. А потом приедешь.

Но Палму вдруг необыкновенно оживился и даже заговорил в рифму.

– Если очень поспешишь, не получишь, котик, мышь! – назидательно произнес он. – Сколько раз я твердил тебе, что спешка в этом деле противопоказана! – Он осторожно открыл дверь туалета, словно ожидая взрыва бомбы. – Посмотрим! – проговорил он, стоя на пороге и нащупывая выключатель.

Лампочка в туалете была слабой, и ее свет только подчеркивал унылый вид облупленных старых стен. Зато тут было чисто. Пол опрятно застелен куском линолеума. На него Палму и таращился. Я тоже, конечно, посмотрел. И девушка. Но мы ничего не увидели.

– Дай-ка нам сюда света, Кокки, – бросил Палму.

Но Кокки, не дожидаясь указаний, уже полез в свою аварийную сумку и выудил оттуда одну из припасенных новых ламп – из-за всей этой кутерьмы я даже не мог вспомнить, как она называется. Осторожно опустившись перед дверью на колени, Кокки направил ослепительно яркий луч на кусок линолеума. И мы все отчетливо увидели крупные следы резиновых подошв, чуть-чуть перекрывающие друг друга.

Я имею в виду, что человек сначала вошел в туалет, а потом переступил с ноги на ногу. Но два следа, четкие и ясные, словно специально взятые из учебника по криминалистике, отпечатались отлично.

– Довольно крупный мужчина, – оценил Кокки тоном знатока. – Метр восемьдесят примерно. Резиновые подошвы – это и младенцу понятно. Ну, комиссар, поздравляю.

– Но ведь это могут быть следы самого господина Нордберга, – счел нужным предостеречь я. – Мы же не знаем.

Палму и даже Кокки посмотрели на меня с жалостью.

– У меня есть отпечатки его башмаков, – сказал Кокки.

– Вранье, – уличил его я. – Они еще лежат в пакете, в нашей машине.

– Да в голове! – Кокки постучал пальцем себе по лбу. – Они совершенно другие. И не на резиновой подошве.

– Так, Кокки, займешься этим, – решительно сказал Палму. – Но сам не возись, пусть пришлют фотографов. И запомни – важно все, до малейшего пятнышка. Стены, дверь, потолок. Вероятность перчаток мала – как правило, мужчины не расстегивают штаны в перчатках, это очень неудобно, тем более когда спешишь. А этот человек очень спешил.

– Знаешь что, дорогой Палму, ты, конечно, большой умник, – начал я, – но откуда ты можешь знать…

– А ты сам попробуй расстегнуть штаны в перчатках! – огрызнулся Палму.

Я смущенно покосился на девушку.

– Не забывай, что здесь дама, – предупредил я.

Но ему на это было наплевать. Впрочем, девушке, по-видимому, тоже.

– Кокки, ты остаешься тут за главного и смотри, чтоб ничего не испортили! А мы, то есть начальник и я, займемся другим – у нас есть очень спешное дело. Пусть полицейские пока затаскивают вещи обратно и расставляют все по местам. Барышня Похъянвуори проследит, чтобы все было в порядке. Мы вернемся, как только освободимся.

Девушка снова посмотрела на свои часики.

– Но мне нужно успеть на работу, – возразила она.

– Милая барышня, – дружелюбно сказал Палму, – мне не хочется быть жестоким, вы очень хрупкая, но вам все равно не избежать…

С этими словами он вынул из кармана сложенную газету и, раскрыв ее на первой странице, протянул девушке, прежде чем я успел вмешаться. Я бы, во всяком случае, вырвал фотографию с изуродованным лицом!

К счастью, девушка в обморок не упала. Она посмотрела все фотографии. Прочитала подписи и заметку – от начала до конца. Ее лицо застыло, губы плотно сжались.

– Понимаю, – дрожащим голосом сказала она. – Только теперь поняла.

– Я надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы убийцы вашего дяди получили по заслугам, – убежденно произнес Палму. – И в свете этого проблема вашей работы, согласитесь, отодвигается на второй план. Вам лучше будет остаться и помочь полиции расставить все вещи по местам – так, как вы помните. Я очень надеюсь на вас. А я позвоню в кафе и объясню вашей хозяйке ситуацию. Она скорее поверит, если позвоню я.

– Или я, – вставил я.

– Но… – снова попыталась возразить девушка.

– Ну-ну, – успокаивающе проговорил Палму. – Конечно, конечно: если Вилле звонил и что-нибудь передавал, я вам непременно сообщу. Сразу же. На этот счет можете не волноваться.

Но девушка после чтения ужасной газеты стала какой-то безучастной и вряд ли воспринимала все, что говорил Палму. Для меня же его утешения звучали издевательски: я понимал, что он просто хочет на время устранить девушку и первым добраться до этого Вилле, о котором у меня успело сложиться самое неблагоприятное впечатление. Настолько же плохое, насколько хорошее впечатление произвела на меня эта замечательная девушка.

– Так что никуда не отлучайтесь, – заключил Палму. – Сыщик Кокки несет ответственность и за это тоже. После того как полицейские расставят все вещи, в квартиру никто не должен входить. Никто. За исключением, разумеется, Вилле, если он вдруг все-таки объявится. Задержите его здесь до моего возвращения.

Последнее было произнесено обезоруживающе мягким тоном. Девушка дала Палму телефон кафе, и мы наконец ушли. На площадке одетые в форму полицейские браво откозыряли мне. Отличные ребята!

Правда, когда Палму дал им указание занести в дом все вещи со двора, я не заметил на их лицах особого энтузиазма.

– У всех, кто будет справляться о господине Нордберге или просто пытаться войти в квартиру, спрашивайте имя и адрес, – тихо пояснил Палму. – А если появится парень по имени Вилле он, я думаю, будет в кожаной куртке, как все битники, то его в квартиру впустите, но обратно не выпускайте.

Давая все эти указания, Палму то и дело поглядывал на толпившихся на лестнице соседок.

– Прошу прощения, уважаемые дамы, – обратился он к ним, нет ли среди вас живущих этажом ниже?

От группы неуверенно отделилась молодая особа, растрепанная и даже не удосужившаяся снять халат. Впрочем, в клубах табачного дыма я не мог хорошенько разглядеть ее.

– Ну? – хмуро сказала она. – Чего? Мы знать ничего не знаем.

Палму подошел к ней и прошептал что-то на ухо. Мне редко доводилось видеть такое изумление на лице у женщины. Я насторожился.

– Пошли, – коротко сказала она и двинулась вниз по лестнице, небрежно прихватив рукой распахивающиеся полы халата.

Чулок на ней не было. А на колене, как я успел заметить, красовался здоровый синяк.

Ее дверь была выкрашена в такой же зеленый цвет, как и дверь этажом выше. И была столь же невзрачной. А из квартиры слабо тянуло запахом щей. И вином. Впрочем, меня это не касалось. Но когда я попытался войти, Палму грудью преградил мне дорогу и, тесня меня, прошипел:

– Тебя здесь только не хватало!

И я остался на площадке. Дамское общество глазело на меня, широко разинув рот. Стояла мертвая тишина. И чувствовал я себя прескверно. Потом где-то врубили на полную катушку радио. Мы все вздрогнули.

По-моему, прошла вечность, прежде чем Палму вышел из квартиры и благодарно сказал женщине:

– Спасибо!

Женщина пригладила белесые вихры и широко улыбнулась – хорошей, искренней улыбкой. А потом закрыла дверь. Мы двинулись дальше. Дамы почтительно держались в стороне.

– Ну что? – с горькой иронией спросил я. – Клюнула?

– Кто? – спросил Палму. Но сразу догадался. – А-а! Да я в туалет ходил. Сказал ей, что мне невтерпеж. Это все черный кофе!

Мне захотелось побить его. Но самое неприятное заключалось в том, что при напоминании о туалете я мгновенно почувствовал острую нужду посетить это место. Кофе в самом деле был чересчур крепким. А ведь до него были еще две бутылки минеральной воды и бутылочка пива. Но я сжал зубы и решил терпеть. Полицейские должны уметь переносить лишения, такая у нас служба!

Забравшись в машину, Палму поднял стекло и приказал шоферу:

– Вызовите Ламберга.

– В Управление! – процедил я сквозь зубы.

Рация затарахтела. Опять дежурный, опять все то же. Я предоставил Палму вести переговоры. Ламберг просеял все мусорные ящики. Помимо бумажника были обнаружены: носовой платок, неполная пачка сигарет, спичечный коробок, проездной билет на трамвай с двумя неиспользованными поездками и очечник с очками. Ключей не было.

– Можете заканчивать с урнами и с прочесыванием, – объявил Палму. – Это приказ. Все найденное – командиру на стол. Срочно. Так быстро, как только сможете. Все. Отбой.

– Ключей, значит, нет, – выдавил я с трудом, но тут же стиснул зубы, и глаза у меня наполнились слезами.

– Ну и пусть, – равнодушно бросил Палму и пробурчал вполголоса, как бы разговаривая с собой: – Столько всего держать в голове! Старость приходит, рассеянность. Не то все. Только тем и утешаюсь, что самое существенное не должно забываться, а если забылось, значит, было несущественным.

Мы свернули на Софийскую улицу. Я пулей выскочил из машины, даже не сказав спасибо водителю. Палму милостиво указал на туалет в цокольном этаже и даже любезно подождал меня. Хорошо, что в коридоре не было ни души!

Когда я вернулся, то нашел Палму добродушно усмехающимся.

– Это тебе наглядный урок, – заметил он. – Кстати: ты, по-моему, что-то не так понял в этой истории с клозетом. Я уж не стал тебе при Кокки растолковывать. Это ведь азбучные истины, их каждый полицейский должен знать… Так вот, я не утверждаю, что там побывал именно убийца, но если это был он, значит, у него имелась серьезнейшая на то причина. Представь себе заядлого взломщика, который всякий раз так волнуется, что едва не накладывает в штаны. При этом он – закаленный в делах громила, мастер высокого класса. Как он поступит в таком случае? Наиболее вероятно, что он просто нагадит где-нибудь в углу комнаты. И не из злонамеренности или дурного воспитания – отнюдь! Впрочем, может быть, нынешние стиляги несколько более цивилизованны, не знаю. Но как ни крути, если ты только что насмерть забил человека, припрятал труп в кустах и отправился с его ключами обчищать квартиру, есть только один вариант, объясняющий, почему ты вваливаешься в клозет, оставляя следы и, может быть, отпечатки пальцев, а именно: что у тебя сильнейший понос. Я сам был дураком, не сообразил, что единственное место, которое необходимо осмотреть, – это туалет: в остальной части квартиры ходили и таскали вещи, да к тому же еще девушка мыла полы!

– Правильно, – согласился я, испытывая необычайную легкость во всем теле. – Я это проходил. Но как-то не подумал об этом.

– «Проходить» мало, это надо на собственной шкуре испытать, чтобы усвоить, – назидательно проговорил Палму. – Вот я, помнится, когда мальчишкой был…

Но ему не удалось продолжить свои детские воспоминания, потому что следом за нами в приемную коршуном влетел комиссар, проводивший облаву, и чуть не вцепился мне в горло. В общем, был близок к этому. По нему было видно, что он за все это время ни разу не присел.

– Как вы могли?! – заорал он. – Это непростительно! Почему вы не выходите на связь?! У вас же патрульная машина! А здесь восемнадцать буйных молодчиков в одной камере и двенадцать чувих в другой! И девки еще хуже парней, если такое возможно. Они разнесут все здание! Вы что, не слышите?

Из внутреннего дворика и в самом деле слышался приглушенный толстыми стенами рев.

– А вы их случайно не побили? – подозрительно спросил я. – Похоже на то.

– Я бы с удовольствием, – честно признался комиссар, и его голубые глаза решительно блеснули, – но я не мог, был же ваш приказ. Но если разрешите, можно окатить водой, тут есть пожарный шланг.

– Вы бы лучше им дали газету почитать, – вмешался Палму. – Это бы их скорее охладило.

– Правда? – изумленно сказал комиссар. – А то они все талдычат, что ничего плохого не делали. Верно, что ж это я не дал им газету-то? Надо дать… Вы лично будете вести допрос? – обратился он ко мне.

– Еще не знаю, – искренне ответил я и, вдруг вспомнив о деле, окрепшим голосом добавил: – Тащите-ка сюда этот телескоп, и побыстрее!

– Телескоп? – удивился комиссар. – Но ведь вы не приказывали забирать его. Только парней и девчонок.

Страшная догадка вдруг мелькнула у меня в голове. Я ухватился обеими руками за край стола, а в глазах у меня потемнело.

– Вы заявляете – вы хотите сказать, что вы… вы, – голос у меня сорвался, – не изъяли телескоп?! Главную улику?!!

– Но не было приказа! – Он еще оправдывался! – Вы сами ведь всегда твердите, что надо действовать согласно приказу, и только приказу…

Палму нетерпеливо перебил:

– Ладно, с этим можно подождать. Оставим до темноты. А там наш командир сам разберется со всеми звездами. Гороскопы составит. Если небо будет чистое.

Комиссар отступил на шаг и посмотрел на меня.

– Среди ребят владельца телескопа нет, – добавил он, как бы в свое оправдание. – Никто не знает, кто его принес. Они просто забавлялись с ним. И ничего дурного не делали. Даже не сломали его. И потом – там остался Кархунен. Он приглядит за телескопом, а если за ним придут, то Кархунен запишет имя и адрес.

У меня отлегло от сердца.

– Тогда другое дело! Может быть, действительно кто-то захочет его забрать. Посадите-ка там на всякий случай людей в штатском. И пусть сразу берут того, кто придет за телескопом. Это очень важно!

Палму одобрительно кивнул.

– Вы слышите, что вам приказывают? Это личный приказ нашего командира. Чрезвычайной важности.

– Понял. К телескопу – охрану в штатском, задержанным – газеты, – повторил для верности комиссар.

Он немного успокоился. Вообще, нервы у всех в этот проклятый день расходились. Ничего удивительного! Я посмотрел на часы. К моему величайшему изумлению, они показывали 15.45. Мы действовали очень энергично! Я приободрился и даже начал слегка восхищаться собой. Мы вошли в кабинет. На моем столе лежали груды бумаг и рапортов. При виде этого завала я прирос к месту.

Все подозрительное, что произошло вечером и ночью в городе, – напомнил Палму. И то, что успело произойти сегодня. Пока мы распивали кофе. С чего начнем?

Мне показалось, что он издевается.

– Ты начнешь! – сердито огрызнулся я. – Делай что-нибудь! Я руковожу. Ты действуешь – я отвечаю. Разделение труда!

Палму лениво уселся и закурил свою трубку, без особого интереса разглядывая бумажные кипы на моем столе.

– Гм! – хмыкнул он. – Не начать ли мне с рапорта о той истории в кафе, про которую рассказывала девушка? Пока я курю.

На меня тут же напала необоримая жажда деятельности, и я, как ищейка, бросился разрывать бумажную кучу, листочки так и полетели в разные стороны. Вот он! Я мгновенно пробежал его. Имена, прочие данные. Вилле Валконен, учащийся, 17 лет! Я не верил своим глазам.

– Боже мой! – возопил я. – Этот Вилле, ему семнадцать лет! Невероятно!

– Ну, может, он вполне развит для своих лет, – благожелательно заметил Палму. – Такие встречаются. Растут на улице. А город быстро старит, прежде времени. Люди еще и созреть не успевают… Многие, между прочим, так и остаются недорослями, если сами вовремя не спохватятся. А некоторым помогает хорошая встряска – от полиции, например. Впрочем, за нами в таких случаях неусыпно наблюдают попечители несовершеннолетних. А как они борются против применения наказаний! Просто львы! Только предупреждения! Желательно условные… Хотя иногда это бывает правильно. В определенном смысле. Как раз сегодня мне пришло это в голову. Бедняга Вилле.

– Бедная девочка! – воскликнул я, не в силах сдержать свое негодование. – Такая славная, милая. И какой-то верзила!

– Что ты о нем знаешь! – рассердился Палму. – Вот она знает. И понимает, чувствует. Значит, и у него есть свои достоинства. Ах да – надо ведь позвонить в кафе, сказать, что девушка не выйдет на работу.

Палму лениво потянулся за телефоном и начал набирать номер. В это время в дверь деловито постучали, и в кабинет ввалилась вся компания, нагруженная мешками с добычей, во главе с Ламбергом, несшим самые ценные трофеи.

– Тш-ш! – зашипел я, а Палму сердито махнул рукой.

– Ага, имею честь говорить с самой мадам? – сказал он. – Вас беспокоят из Полицейского управления. Комиссар Палму. Добрый день!

Ламберг сделал страшные глаза и, отчаянно жестикулируя, стал показывать, что у него нет ни секунды времени.

– Складывайте на стол, в угол – куда угодно! – шепотом распорядился я.

– Нет-нет, это не из-за вчерашнего происшествия, – продолжал в трубку Палму. – Да, конечно, весьма неприятно. Разумеется, накажем. Без сомнения. – Разговаривая, он рассеянно проглядывал рапорт, оставленный мною на столе: – Похоже, что вашему швейцару будет предъявлено обвинение в нанесении тяжелого увечья.

Я услышал на том конце провода взвившийся женский голос. Словесный поток был громким, быстрым и бурным. Палму отстранил от уха трубку. Получив наконец слово, он покладисто сказал:

– Да-да, конечно, скандалят и безобразничают, все ломают… А-а, вы уже читали вечернюю газету… Ну-ну, не все же они убийцы. Да. Вот по этому поводу я и звоню: барышня Похъянвуори сегодня на работу не выйдет. Она нам нужна как свидетель по очень важному делу.

Вздохнув, он снова отстранил трубку и терпеливо стал пережидать. Люди Ламберга сновали туда-сюда, пристраивая на полу свои пакеты. Палму наконец не выдержал.

– Какого черта! – рявкнул он. – Вы что мусор со всего парка сюда притащили?!

– Согласно приказу! – обиделся Ламберг, но мне показалось, что в его глазах мелькнул насмешливый огонек.

– Нет-нет, уважаемая госпожа, я не на вас кричу, – заверил Палму телефонную трубку. – Это у нас тут срочные дела, вы понимаете. Ваш случай будет беспристрастно расследован. Разумеется. Возмещение убытков и все прочее. Барышня Похъянвуори сама сообщит вам, когда выйдет на работу. Да, кстати: Вилле ничего ей не передавал? Ах, не звонил. Понятно. Всего доброго! – Палму положил трубку и отер пот со лба. – Не понимаю, почему этой даме не обслуживать кафе самой, – раздраженно сказал он. – Судя по ее напору, энергии у нее хватит на все. И на роль вышибалы тоже. Я раньше все удивлялся этим стилягам – почему им нравится ходить в такие места, где хозяева непрерывно зудят и капают им на мозги. Но ведь им, бедолагам, просто негде больше приткнуться!

– Почему же? Ведь есть молодежные кафе, клубы, кружки… – начал я.

Палму отмахнулся. У него никогда недоставало терпения выслушать чужое мнение, а сам он разводил свои занудные рассуждения, сколько было душе угодно.

– Комиссар Ламберг! Вынесите к черту всю эту помойку! Мне не нужно… нам здесь не нужно ничего, кроме бумажника и тех вещей, которые могли принадлежать господину Нордбергу, – сказал Палму. Лицо Ламберга приняло такое зловещее выражение, что Палму пошел на попятный. – Ладно! – великодушно продолжил он. – Оставьте мусор из той урны, где был бумажник. Но остальной хлам вынесите.

– Куда? – спросил Ламберг, косясь в мою сторону. – В архив?

– Куда угодно, – сказал Палму. – Есть же у нас печь для сжигания мусора!

Я поспешил вмешаться.

– Комиссар Палму просто неудачно пошутил, – торопливо сказал я. – Разумеется, вы можете оставить все, что считаете важным, что, как вам кажется, может послужить косвенными уликами. Я доверяю вашей способности критически оценивать ситуацию, комиссар Ламберг! Сам я в данный момент очень занят и не имею такой возможности. Но я благодарю вас и вашу группу за отменную работу. Спасибо!