Текст книги "Звезды расскажут, комиссар Палму!"

Автор книги: Мика Тойми Валтари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– А чувих? Девчонок то есть, тоже? – недоверчиво спросил комиссар.

– И чувих! – распорядился я, хотя этот вариант еще не успел продумать. – Только вот что: их в другие камеры, отдельно от парней! – вовремя догадался я предупредить. – И если кто-то будет выламываться – сразу по башке, без разговоров!

Комиссар Палму будто клещами схватил мою руку и сжал так сильно, что синяк держался потом неделю. Я взвыл, но намек понял и, не глядя на него, добавил:

– Но, разумеется, применение силы только в случае необходимости. Не в насилии полицейская доблесть. Достаточно их просто проучить, чтоб знали!.. Минутку.

Комиссар Палму притянул меня к себе и прошептал на ухо:

– Чертов болван, скажи хотя бы, чтоб они обратили внимание, не залеплена ли у кого-нибудь физиономия пластырем или еще чем! Пусть заглянут в бар и в переходы, раз уж все равно там будут.

– Чертов бол… – машинально повторил я. – Простите, комиссар, это я не вам. Тут у нас небольшой инцидент. Вы понимаете, ужасная спешка. Итак: устроить облаву и прочесать Пассаж, бары и все вокруг. Прежде всего обращать внимание на то, нет ли у кого на физиономии пластыря или чего-нибудь в этом роде. Таких тоже в КПЗ. Но в отдельные камеры. – Последнее я добавил от себя. – Далее. Раз уж будете там, загляните в переходы, ведущие к метро, – продолжал я. – Не помешало бы также поставить патрульную машину на какую-нибудь соседнюю улицу. Все. Выполняйте.

– Пластырь на лице, – добросовестно повторил голос. – А возраст, рост, какие-нибудь приметы?

– Примет нету, – ответил я, взглянув на Палму. – Приступайте к выполнению.

– Но требуется время, – возразил комиссар. – Нужно еще собрать людей. Не меньше четверти часа, чтобы…

– Машины должны быть на месте через пять минут, – железным тоном сказал я. Боюсь, вы не понимаете положения, комиссар.

– Понимаю, – сухо ответил он. – В таком случае нам нужна «зеленая улица». Без светофоров и субботних пробок. А сейчас час пик. Но это уже не будет облавой.

– И отлично! – сказал я. – Пусть общественность убедится, что полиция действует! И эти мерзавцы пусть убедятся, что полиция не бессильна! Отбой.

Я кивнул водителю, чтобы он выключил микрофон, и с победоносным видом повернулся к комиссару Палму.

– Вот! – сказал я. – Вот что значит сотрудничество. В кои-то веки. Никакой дурацкой болтовни… А почему ты спросил у констебля его имя? Кархунен, кажется?

– Да так… Научную фантастику почитывает, видно, – спокойно ответил Палму и, помолчав, добавил: – Ну ничего, хоть в хоре не поет…

И опять затарахтела рация, словно ставя точку в нашем разговоре. Дежурный вызывал меня.

– Слушаю, – ответил я.

– Тут снова постовой от Пассажа, – сказал дежурный. – Еще что-то хочет сообщить.

– Ага, это опять Кархунен, – заорала рация так неожиданно, что у меня зазвенело в ушах. – Я вот что… я сказать, что все вроде не так уж плохо с виду… На тот случай, значит, если вы решите вдруг очень круто… Они ведь ничего – так, прыскают со смеху, ну, толкаются еще.

– Операция началась минуту назад, будьте наготове, – предупредил я.

– Так ведь, это… я что хочу сказать – это ведь не пушка оказалась. И не ракетная установка. Это – это телескоп. Вот они в него и глазеют.

– Телескоп! – ахнул я. – Откуда вы знаете?

– Я… я у них п-пошел спросить, для верности, – признался констебль Кархунен. – Подумал, что, может, зря уж так извожусь… Может, и не стоит их из-за этого в тюрьму… Ведь дети совсем…

– Приказ есть приказ, – сказал я. – Но… зачем же им телескоп в крытом дворе? Там все же крыша, хоть и стеклянная.

– Н-не з-знаю, – опять начал заикаться Кархунен. – У них, конечно, что-то есть на уме… Ха! Зато теперь и у меня тоже! Здорово вы придумали! А им-то оттуда ничего не видно, не успеют улизнуть. Хе-хе!

– Если вы, констебль Кархунен, уже отсмеялись, – язвительно сказал я, – разговор можно закончить. Отбой.

– Телескоп, – задумчиво повторил Палму, выпуская мне прямо в лицо облако дыма.

Водитель, все это время молчавший и явно крепившийся, наконец не выдержал:

– Черта лысого у них на уме! Хорошо, что вы сами решили ими заняться. Давно пора. Ничего, теперь и полиция пригодится!

Он сдвинул кепку на затылок и энергично потер лоб. Такая вера в мои способности изумила меня.

Из двери, помахивая сумкой и с пакетом под мышкой, вышел Кокки. Он топал через двор и что-то напевал. Настроения петь у меня на этот раз не было. Хмельное упоение властью как-то вдруг улетучилось. Я почувствовал себя опустошенным и заискивающе посмотрел на Палму.

– Что делать теперь? – спросил я.

– А что теперь? Можно проехаться в Обсерваторский парк, – предложил Палму с серьезным видом. – Отличная панорама, яркое осеннее солнце. Порт, корабли, море. Я имею в виду, если смотреть с холма, от Памятника.

Подвоха я не почувствовал.

– К Обсерваторскому холму, – скомандовал я. – Вперед! – Но тут же засомневался и на всякий случай добавил, искоса посмотрев на Палму: – Только без сирен, не стоит привлекать внимание. К нам, я имею в виду.

И пока водитель, сосредоточившись, лавировал среди субботнего потока машин, я повернулся к Палму:

– Послушай, откуда ты знал, вернее, как ты догадался отдать такой приказ – ну, чтобы выяснили, какая ночью была температура?

Я сам подставлялся и давал ему отличный повод для насмешек! Но почему-то он им не воспользовался. Может, решил, что вопрос того не стоит. А может, потому, что никогда не стрелял в птицу, сидящую на земле.

– Очень просто, – сказал он. – За четверть часа до прихода к нам журналистов и фоторепортеров редактор вечерней газеты позвонил в связи с этим шефу полиции. Хотел заранее извиниться, если его молодой сотрудник будет чересчур резко отзываться о нашем учреждении. Ну, шеф, естественно, перезвонил мне и выразил удивление, что мы ему не доложили о таком серьезном деле. Я его уверил, что у нас работа идет полным ходом, как ты любишь выражаться, но материала для доклада пока недостаточно и к тому же мы не знали, что о происшествии известно газетам. Ты в это время уминал салаку в компании Кокки, ну а я решил начать потихоньку действовать. Человека ведь нельзя волновать во время еды. Это просто так не проходит, хотя тебе этого, конечно, не понять.

– Неужели трудно было выйти к нам навстречу и предупредить? Мы хоть не стали бы распевать во все горло, – с горьким упреком проговорил я.

– Ну что же тут предосудительного? – с фальшивым изумлением воскликнул Палму. – Напротив: пресса имела возможность убедиться, что наши полицейские постоянно упражняются. Хотя бы в хоровом пении… Да, еще, – продолжил он после паузы, игриво склонив голову набок и глядя на меня, – еще шеф полиции попросил меня приглядеть за тобой: чтобы ты, поддавшись чувству, не наломал дров в таком важном деле. Я ведь все-таки намного старше и вообще – ветеран. Ну, ты понимаешь. Ничего дурного он, конечно, не имел в виду. Все-таки начальник нашего отдела тоже в отпуске… Ничего, я его уверил, что ты хороший мальчик и вполне на месте. Правда. – Он немного подумал и уточнил: – В каком-то смысле.

Тем временем мы въезжали на холм. Водитель умелым броском перемахнул через лужок и вылетел на усыпанную гравием аллею. Путь через лужок был проторен уже кем-то до нас, и нетрудно было представить, что мне придется выслушать от блюстителей наших парковых красот. Или шефу полиции. Эти господа готовы рвать на себе волосы, если детский мяч сломает хоть один их цветочек…

– Стоп! – скомандовал Палму и огляделся, словно ища чего-то. – Ага, вон там, – объявил он. Ну конечно, разбитую машину уже убрали. Разумеется. Они всегда торопятся как на пожар. Ладно хоть на дереве остался след.

Я собрался вылезти из машины и пойти посмотреть, но Палму никогда не утруждал себя ходьбой. Вверх по аллее брели какие-то люди, и я велел водителю погудеть. Здесь это уже не имело значения. Парк был весь нашпигован полицейскими.

Гуляющие сошли с дороги, почтительно пропуская наш черный автомобиль. Который важно пронесся мимо. Люди смотрели на нас, вытаращив глаза. Был такой прекрасный осенний день. Действительно прекрасный. Я живо представил себе, какие толпы соберутся здесь к вечеру, когда солнце будет садиться, – все успеют мирно отобедать дома, почитать газеты… У меня очень живое воображение. Палму постоянно укорял меня за это.

То там то сям – на лужайках и среди кустов – мелькали люди, тщательно осматривающие все вокруг. Полиция не дремала! Я не мог не чувствовать гордости.

Мы остановились возле Памятника, и я уже почти вылез из машины, когда опять затарахтела рация. Какой-то человек оставил в бане свои вещи и сейчас следовал нагишом по улице Стуре. Покосившись на Палму, я коротко приказал доставить голого господина в отделение, для дальнейших выяснений. В субботние дни в городе всегда происходит много странного.

Я вылез из машины, но заниматься поисками места происшествия мне не пришлось. Земля вокруг была вытоптана, кусты вырваны и поломаны. И это при том, что полиция прилагала все усилия, чтобы держать зевак на расстоянии. Я уже начал подумывать, не оградить ли вообще весь холм. Но тогда действительно пришлось бы вызвать на подмогу войска. А я сомневался, стоило ли прибегать к таким крутым мерам. Однако соблазн был велик. Что поделаешь, воля к власти – сильная штука!

Я долго разглядывал кровавые следы на земле, потом спросил:

– Что ты думаешь по этому поводу?

Но Палму, как выяснилось, за спиной у меня не было. Я увидел его в отдалении, по ту сторону Памятника. Он стоял на насыпи и любовался яркими осенними красками, видом моря, порта и кранов. Кокки тоже оставил меня и преспокойно стоял рядом с Палму.

Рассерженный, я подошел к ним.

– Кровавых следов, ведущих к месту происшествия, не видно, – сухо сказал я. – Хотя, конечно, земля затоптана, но… По моей версии, жертва искала здесь среди кустарника удобное место для сна, а убийцы… – Я запнулся, вспомнив, к счастью, что жертвой убийц стал не бродяга. – Я хочу сказать, – пояснил я, – что бедный старик просто сидел под кустом. А битники, озверевшие после того, как разбили угнанную машину, жаждали крови и поэтому набросились на него, забили до смерти, а тело потом спрятали в кустах. И тогда…

– Смотри-ка, Палму, это что, бразильский корабль? – заинтересованно спросил Кокки, указывая на мощное грузовое судно, пришвартовавшееся к причалу.

– А какой у Бразилии флаг? – поинтересовался Палму. – Я что-то не помню.

– Ты что хочешь сказать, – недоверчиво спросил я, – что тут замешан иностранный моряк?

– Ах да, – опомнился Палму, – мы же осматриваем местность!

Он обернулся к Памятнику и указал на три четкие вмятины в песке, образовывавшие правильный треугольник.

– Как ты думаешь, это что?

Я присел на корточки.

– Ничего интересного, сказал я. – Какой-нибудь турист притащил камеру со штативом, чтобы снимать отсюда виды.

– А может, это детишки играли, какие-нибудь милые крошки, – предположил Кокки.

– Может быть, может быть, – сказал Палму и, сцепив за спиной пальцы, снова повернулся к гавани. – Я вообще-то с минуты на минуту жду сообщений об опознании.

– Вот так так! – удивился я. – Ты мог бы с большим успехом спросить вон у них, что они там нашли… Может, есть что-нибудь… а эти следы мы сейчас на всякий случай сфотографируем. У нас все равно других нет. Пусть общественность видит, что полиция не бездействует.

Я махнул рукой нашему фотографу, который в полной боевой готовности ожидал указаний возле машины. Машина стояла на склоне холма, плавно поднимавшегося к старому зданию Обсерватории. Вид в самом деле был прекрасный! Фотографу я подробно объяснил, как – с разных точек и под разным углом – он должен снять эти таинственные следы на песке. Конечно, не исключено, что они оставлены каблуками какого-нибудь невинного прохожего, задержавшегося, чтобы полюбоваться прекрасным видом. Но, с другой стороны, слишком уж правильным был этот треугольник. Это меня настораживало.

Затем мы отправились посмотреть находки наших ребят. Они – вот черти! – успели не только составить подробный план парка, но и тщательно нанести на него все места, где были найдены те или иные предметы. Недаром они проутюжили все лужайки с рулетками! Я от души порадовался своим организаторским способностям. Ведь могут же, если хорошо наладить работу!

– Руковожу поиском, – доложил комиссар Ламберг, отдавая честь. – Если не возражаете, зачитаю по пунктам опись найденного.

Я кивнул.

– Первое – деньги, – с заговорщическим видом начал Ламберг. – Было найдено в общей сложности поразительно много денег, частично в отсыревшем состоянии, в том числе и замусоленная однодолларовая купюра.

– Иностранный моряк? – предположил я и покосился на Палму.

Но тот с безмятежным видом покуривал свою дурацкую трубку и никак не реагировал.

К моему огорчению, Ламберг покачал головой.

– Вряд ли, – заметил он. – Бумажка валялась здесь уже давно. – Но есть и звонкая монета: две по пятьдесят марок, пять по двадцать, еще пять по десять здорово, правда? – и одна в двенадцать марок!

Он облегченно перевел дух.

Я подсчитал в уме общую сумму.

– Где их нашли?

Ламберг с важностью указал на плане.

– Эти места помечены синим цветом, – пояснил он.

Мое воображение заработало полным ходом. Деньги были распределены по парку равномерно, словно преступник специально потратил полчаса, чтобы раскидать их по всей площади. При условии, конечно, что все они были рассыпаны из одного кошелька.

Видя выражение моего лица, Ламберг поспешил объяснить:

– Вообще-то марка стала теперь такой мелочью, что люди ленятся нагибаться за монетой, если вдруг обронят. Я всегда говорю в нашем буфете, что это напрасный расход энергии.

Далее была предъявлена кучка палочек от леденцов и мороженого.

– Найдено восемьдесят две штуки, – отрапортовал он и с беспокойством предупредил: – Я не счел нужным отметить на плане все места, где они валялись. Надеюсь, вас эта ерунда не заинтересует. Далее – бумажный мусор, – продолжал он. – Далее. Грифельная доска. Записная книжка. Три карандаша, разной длины, как видите. Одна шариковая ручка.

– Хотел бы я знать, – с горечью сказал я, – о чем думает отдел коммунального хозяйства, заведующий уборкой территорий. Вместе с этими самыми блюстителями городских красот. Их же целая армия! Интересно, дворники когда-нибудь подметают тут дорожки?!

– Окурки и спички, – продолжал Ламберг. – Главным образом – вокруг скамеек.

Он снова загадочно улыбнулся. У него явно было что-то припасено, pièce de résistance[4]4
  Самое существенное, главное (франц.).


[Закрыть], если вы понимаете, что я имею в виду.

И действительно – с торжествующим видом он извлек какой-то шелковый лоскут, мятый, мокрый, весь в пятнах от травы, и бережно расправил его для нашего обозрения.

– Дамские трусы, – пояснил он, вероятно не доверяя нашим глазам. – Коротенькое-коротенькое бикини.

Последние слова он прошептал с неподдельным умилением.

Я смотрел разинув рот. Но Кокки опередил меня:

– Память о визите дружественного флота, – понимающе сказал он. – У нас ведь итальянцы недавно побывали.

– Именно так. Вот эти были спрятаны в кустах вдалеке от дорожки, – подтвердил Ламберг и показал на плане. – Вот здесь.

По одному ему понятной причине он пометил это место на плане зеленым цветом. Вероятно, психоаналитик смог бы найти этому объяснение. Зеленых пометок было довольно много, в зоне кустов.

– А это что? – показал я.

Комиссар Ламберг покраснел.

– А это… это другие улики. Есть один бюстгальтер. – И он брезгливо ткнул в порванный лифчик, лежавший в общей куче.

– Ну хорошо, хорошо, – поспешно сказал я. – Это все равно нам мало что дает.

Комиссар Палму взглянул на свои часы. Он получил их в подарок от коллег в честь тридцатилетия своей безупречной трудовой деятельности и чрезвычайно гордился этим подарком.

– Я удивляюсь только одному, – сказал он, – тому, что покойник до сих пор не опознан.

– С помощью вот этого?! – вскричал я, указывая дрожащей рукой на находки Ламберга. – По-твоему, я кто – волшебник?

Палму сокрушенно покачал головой.

– Дитя, ох, дитя, – горестно сказал он, – когда же ты наконец повзрослеешь! Неужели тебе до сих пор не пришло в голову, что газета уже два часа как разошлась!

– Ну и что? – с досадой спросил я.

– А то, что там фотография жертвы, – терпеливо объяснил Палму. – На четвертой полосе, крупным планом. Будет поистине чудо, если его никто не опознает.

Я подскочил. Разумеется, не из-за слов Палму – как будто я сам не сообразил бы, что покойника могут опознать по фотографии! Просто я не заметил, как за моей спиной оказался бесшумно подкативший автомобиль, и затарахтевшая в этот момент рация застала меня врасплох. Дежурный гаркнул во всю глотку, так что эхо прокатилось по всему холму:

– Где командир? Командир здесь?

– Ну, пошло-поехало, – меланхолически заметил Кокки.

Я ринулся в машину с таким остервенением, что потерял шляпу и здорово стукнулся головой.

– О-о! – взвыл я. – Слушаю вас!

– Убитый опознан! – оглушительно проорал дежурный и зачастил: – Фредрик Нордберг, проживал на Матросской улице…

Он назвал номер дома и квартиру. К счастью, зеваки стояли достаточно далеко и услышать подробности не могли. Полиция удерживала их на почтительном расстоянии!

– В машину, живо! – махнул я рукой медлительным Палму и Кокки. Сыщик никогда не позволял себе усесться раньше комиссара. – Я выяснил личность убитого, – бросил я им и, обратившись к водителю, приказал: – Жмите вовсю. Адрес вы слышали.

И он, конечно, газанул и помчал, истошно сигналя, чтобы нам дали дорогу. Народ посыпался в разные стороны.

– Ну, будет! – заявил Палму, даже не спросив у меня разрешения. – Тут собственного голоса не услышишь. Включи-ка лучше рацию. Дежурный? Это Палму. Приказ выполнен?

– Так точно, – прохрипел голос. – Шестая патрульная машина уже на месте. Наряд полиции порядка следует туда же. А шестая обычно по субботам там и патрулирует, в том районе.

Я не мог не похвалить Палму.

– Молодец, все успел предусмотреть! – Я немного поколебался. – Разумеется, я сам бы до этого додумался, но все произошло так внезапно, что я до сих пор никак в себя не приду. Впрочем, какой толк был бы в командовании, если нельзя было бы доверять своим подчиненным. Никогда и ничего не вышло бы, если мне пришлось бы лично продумывать все до мельчайших подробностей!

– Это верно, ничего бы не вышло, – слишком охотно согласился Палму.

Кокки тоже обрадовался и закивал головой.

Рация снова включилась, так неожиданно, что я подпрыгнул на сиденье. Дежурный тараторил еще быстрее, чем прежде. Я с трудом разобрал:

– Убитый опознан вторично. Фредрик Нордберг, адрес: улиц…

– Хватит! – прервал я его, покосившись на Палму. – Думаю, что теперь опознания посыплются одно за другим. Можете мне о них не докладывать.

Палму недоуменно поглядел на меня, требуя объяснений. Я немедленно начал заикаться:

– Н-но ведь каждое сообщение з-записывается. Имя и адрес информатора тоже, так что нам скоро станет известен весь круг его знакомых. Кстати, от кого первого поступило сообщение?

– От дежурного комиссара, полицейский участок на Железнодорожной, – протарахтела рация и сочла нужным разъяснить: – К ним газета пришла немного раньше.

– Полиция действует! – торжествующе сказал я. – Еще одно очко в нашу пользу!

– Второе сообщение сделал трамвайный кондуктор, – радостно продолжил дежурный. – Он заглянул через чье-то плечо и увидел в газете фотографию старика. Ну, и сразу признал его. Выскочил на следующей же остановке и позвонил из кафе.

– На какой линии работает этот кондуктор? – спросил Палму.

Дежурный затих, и было слышно, как он кого-то переспрашивает.

– Не догадались выяснить, упавшим голосом сказал он, – только имя и адрес.

– Спасибо, мы выясним это позже, – вмешался я.

– Послушайте, – вдруг оживился Кокки, этот кондуктор напомнил мне об одной моей знакомой стюардессе.

– Помолчи! – сказал я. – Между прочим, я и не подозревал, что у тебя есть знакомые стюардессы. Интересно, что по этому поводу говорит твоя жена?

Разумеется, это была только шутка, но, к моему изумлению, Кокки покраснел, опустил голову и начал смущенно ковырять носком ботинка пол.

– У каждого своя личная жизнь, – заметил Палму, осуждающе поглядев на меня. – И ни к чему в нее вмешиваться.

Завизжали тормоза, и мы лихо въехали на Матросскую улицу. Машина сбавила скорость, водитель пригляделся к номерам домов и сразу точным движением направил ее в темную арку старинного каменного дома. Только крепкие тормоза спасли нас в тесном дворе от наезда на кузов ветхого грузовичка. Кто-то, видимо, переезжал, и погрузка была в разгаре. Часть вещей стояла уже в кузове, часть была пока на земле возле машины.

Я здорово приложился носом о переднее сиденье, и даже Палму выругался.

– Куда вас несет?! – рявкнул он. – Мы на тот свет не торопимся.

Полицейский в форме отдал нам честь, когда мы наконец выбрались наружу.

– Патрульная машина уже уехала, доложил он обстановку. – Их куда-то вызвали. Но этих мы успели накрыть. Бежать хотели. Половину вещей погрузили.

– Кто?! – изумился я.

– Преступники, конечно, – ответил констебль. – А кто – не знаю. Кто-то из шайки… Убийцы… В любом случае – остальные удрали. Нам удалось захватить только шофера грузовика и одну девушку. Она там, в доме. Ревет в три ручья.

– О ком вы говорите? – спросил я, чувствуя, что голова у меня идет кругом.

Даже Палму на этот раз, казалось, был изумлен.

– Мало того, что убили несчастного старика, так им еще и квартиру обчистить захотелось! – с возмущением продолжал констебль. – Все вынесли: вещи, столы, стулья – все! И глазом не моргнули! Вот – полюбуйтесь! – И указал на жалкую кучу барахла, лежавшую на земле. – Таких отъявленных негодяев я еще не встречал, – с мрачной торжественностью произнес констебль. – Они ведь хладнокровно кофе распивали, когда патруль их накрыл.

– И что они говорят? – машинально спросил я.

– Да девчонка пыталась что-то пискнуть, но я велел ей молчать, – объяснил констебль. – Ведь положено, чтобы командир группы лично допрашивал.

– Разумеется, – сказал я, покосившись на Палму.

– Я им на всякий случай наручники надел, – с довольным видом повествовал констебль. – На этом все обсуждения закончились. Только девчонка ревет как белуга, так что я решил во дворе вас подождать, тем более что все равно надо за вещами приглядеть. Ведь приказали ни к чему не прикасаться.

– Разумеется, – снова подтвердил я и посмотрел на Палму. С восхищением.

Свистящий хрип рации перебил нас.

– Ламберг хочет доложить, – сообщил дежурный и сразу понравился: – Комиссар Ламберг.

В голосе Ламберга слышалось крайнее возбуждение.

– Нашли бумажник! – кричал он. – Фредрик Нордберг, все правильно, как в сообщении. Я случайно слышал, как вам докладывали об опознании. Нашли в урне, под всем мусором, когда парковый служитель ездил с тележкой, опорожнял урны.

– Как?! – у меня дрогнул голос. – Вы хотите сказать, что не вы… что ваши люди не осмотрели сами мусорные бачки и урны?

– Разумеется, нет, – оскорбленно ответил Ламберг. – Вы же всегда требуете делать только то, что приказано. А это приказано не было. Приказ гласил: «Прочесать местность». Местность, все пространство то есть, прочесано. Тщательнейшим образом.

Палму вытащил изо рта трубку и стоял с виноватым видом. Я немо воздел руки к небу.

– Ладно, Ламберг, – сказал я. – Тогда снимите так же тщательно отпечатки пальцев.

– Разумеется, это понятно, – заверил тот. – К бумажнику никто не прикасался с тех пор, как мы его получили из рук служителя. У нас тут целая орава занята делом. И, конечно, мы просеем содержимое этой урны.

Кокки не мог удержаться.

– Складывайте в пакеты! – прокричал он через мое плечо. – Это Кокки говорит – складывайте в пакеты весь мусор!

– Весь мусор из урны, – пояснил я. – И пройдитесь по остальным урнам, если их еще не успели вычистить. Все, спасибо, Ламберг.

Я повернулся к Палму.

– Недурно ты покомандовал от моего имени, – саркастически сказал я. – Как ты мог забыть об урнах? На твоем месте я бы сейчас бил себя в грудь и каялся!

– Ты сам вечно так говоришь: «местность», «обстановка», – смиренно пытался оправдаться Палму. – Сам не понимаю, какой черт меня дернул за язык сказать про эту «местность». – Он не удержался и сердито добавил: – Мне и в голову не могло прийти, что Ламберг понимает все так буквально.

– Не будем терять время, – решительно сказал я. – Пойдемте в дом. Наконец мы напали на след.