Текст книги "История Польши"

Автор книги: Михал Тымовский

Соавторы: Ежи Хольцер,Ян Кеневич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

Несмотря на первоначальное недоверие советского руководства, Гомулка довольно быстро сумел найти с ним общий язык. Другое дело, что советская сторона получила в свое распоряжение новые средства давления, более тонкие, чем прежнее использование прямых директив. Совет экономической взаимопомощи существовал с 1949 г., но лишь с конца 50-х годов активизировалась его деятельность по развитию более тесных отношений отдельных стран с Советским Союзом и между собой. Еще большее политическое значение имело подписание в 1955 г. при участии всех европейских коммунистических государств Варшавского договора. Армии этих государств были подчинены единому командованию, во главе которого всегда стоял представитель СССР.

Чем больше уходил в прошлое «Октябрь», тем более теряли смысл две возникшие тогда политические концепции. Первую из них руководство ПОРП во главе с Гомулкой называло «ревизионизмом». Главным интеллектуальным представителем этого направления, которое, оставаясь внутри партии, добивалось ее реформирования и трансформации всей системы, выступал философ Лешек Колаковский. Важнейшим местом дискуссий стал «Клуб Кшивего Кола», ^{155} распу– /473/щенный в начале 1962 г. Другая концепция пользовалась популярностью, прежде всего, в кругах католической интеллигенции. Вскоре после «Октября» сложились группы вокруг восстановленного издания «Всеобщий еженедельник» и ежемесячников «Знак» («Znak») и «Связь» («Więź»). Католическая группа «Знак» пользовалась большим доверием со стороны примаса Вышинского. Католики из этих кругов, не питая излишних надежд, все же рассчитывали на нормализацию отношений между властями и церковью, на определенную степень свободы развития культуры и науки, на элементарное правосудие и проведение разумной экономической политики.

Консервативные элементы партийного аппарата не питали особых симпатий к Гомулке, однако сам он все же старался заручиться их поддержкой. При этом он решительно противостоял «ревизионистам». Уже в 1959 г. он отстранил от участия в руководстве партией ряд сравнительно либеральных деятелей. Постепенно складывалась новая сильная фракция, которую возглавлял вице-министр внутренних дел Мечислав Мочар. Ее члены, которых иронически называли «партизанами», любили ссылаться на свои заслуги, связанные с участием в вооруженной борьбе Армии Людовой в годы немецкой оккупации. Они пропагандировали своеобразный культ боевого товарищества, несвободный от национализма. Последний был направлен против немцев и украинцев – в связи с военным прошлым, а также против евреев, которым «партизаны», вслед за «натолинской» группой, приписывали решающую роль в сталинских репрессиях в Польше. В более завуалированной форме члены группы Мочара позволяли себе выражать и неприязнь к русским. «Партизаны» противопоставляли коммунистов, находившихся во время оккупации в стране (и в особенности сражавшихся в партизанских отрядах), тем, кто прибыл вместе с советскими войсками – «в шинелях» – и потому не имел элементарных представлений о том, что пережило население оккупированной Польши.

Наступление «партизан» было направлено против остатков «пулавской» группы. Мочар пользовался поддержкой некоторых ближайших к Гомулке функционеров, в особенности Зенона Клишки и Рышарда Стшелецкого, которым хотелось при случае свести старые личные счеты. В Катовицах им вторил тамошний секретарь воеводского комитета Эдвард Герек, который, стремясь укрепить свою власть на местном уровне, создавал себе репутацию хорошего хозяйственника. Гереку и в самом деле удалось добиться для Верхней Силезии ряда привилегий. Частично ими пользовался партийный и государствен– /474/ный аппарат, в определенной степени – население, особенно коллективы шахт, металлургических заводов и других крупных промышленных предприятий. В июле 1963 г. противники «Пулав» общими усилиями добились устранения главы этой группы Романа Замбровского, смещенного с постов в партийном руководстве. Помимо прочего, это означало победу сторонников бюрократического управления экономикой, так как Замбровский на заключительном этапе своего пребывания в руководстве ПОРП стал покровителем сторонников реформы.

Гомулка испытывал все большую неприязнь к интеллектуальной среде. В январе 1964 г. выдающиеся польские интеллектуалы и писатели направили премьеру Цыранкевичу «письмо тридцати четырех», в котором довольно робко потребовали смены политики в области культуры, увеличения количества публикаций и их тиражей и ограничения вмешательства цензуры. Письмо вызвало острую критику со стороны властей, объявивших тех, кто его подписал, в целенаправленных антигосударственных действиях. Это стало ударом не только по «ревизионистам», но и по многим интеллектуалам, стоявшим вне политики или близким к католическим кругам.

В середине 60-х годов общество охватила апатия. Гомулка пытался предпринимать шаги по развитию промышленности, но уровень жизни по-прежнему оставался низким, а сравнение с западными странами становилось все более невыгодным для Польши. В состоянии безнадежного кризиса пребывала и официальная идеология. Его пытались преодолеть с двух сторон. Представители молодого поколения «ревизионистов» Яцек Куронь и Кароль Модзелевский в 1964 г. начали распространять идеи демократизации партии и опоры коммунистической власти на рабочее самоуправление. Исключенные из партии, они в марте 1965 г. выступили с «Открытым письмом», после чего сразу же были арестованы и приговорены к трем годам тюрьмы. Это вызвало возмущение в близкой им среде молодых интеллектуалов и студентов, которых полиция называла «коммандос». Другой способ реанимировать коммунизм предлагали публицисты, близкие к «партизанам», среди которых особенно выделялся полковник Збигнев Залуский. Он стремился соединить верность Москве и коммунизму с почитанием национальной традиции, обращался к романтике эпохи восстаний и вооруженной борьбы, боролся против космополитов и «злопыхателей». Пользуясь поддержкой Мочара, Залуский не опасался обвинений в том, что отходит от марксизма и, по сути, проповедует национализм.

Гомулка, «ревизионисты», «партизаны» и остававшаяся в резерве силезская группа Герека, несмотря на разногласия, совместно проти– /475/востояли попыткам церкви сказать свое слово. Острое столкновение произошло в середине 60-х годов и было связано со сферой внешней политики. Одним из священных принципов польских коммунистов были постоянные предостережения о немецкой угрозе, что позволяло подкреплять «марксистские» обоснования необходимости союза с СССР геополитическими аргументами. В Бонне все еще судорожно цеплялись за постулат о законной принадлежности Германии земель к востоку от Одера и Нейсе (Одры и Нысы). Первые признаки готовности согласиться с послевоенными реалиями обозначились в 1965 г. среди немецких протестантов. Католическая церковь Польши, которая в принципе стремилась воспрепятствовать использованию неприязни к немцам в политических целях, еще в большей степени хотела избежать неблагоприятного для немецких католиков сравнения с протестантами. Поэтому 18 ноября 1965 г. польские епископы обратились с письмом к немецким, в котором еще раз напомнили о преступлениях нацистской Германии, признав при этом, что ответом на них стали, среди прочего, несправедливости, совершенные по отношению к немецкому населению. В соответствии с духом христианской религии они «прощали и просили о прощении». Коммунисты отреагировали на это письмо яростной пропагандистской кампанией. Епископов обвиняли в предательстве национальных интересов, недостойном поляков забвении немецких злодеяний, смешивании религии с политикой. Некоторое время эти откровенно националистические нападки, казалось бы, оказывали влияние на настроения в обществе. Но вскоре выяснилось, что у католицизма осталось множество приверженцев. Когда в 1966 г. церковь торжественно отмечала тысячелетие христианства в Польше, власти попытались преуменьшить значение этих торжеств, устроив собственное празднование «Millenium» («Тысячелетия») польской государственности. В условиях конкуренции двух празднеств окончательно выяснилось, насколько сильно католическая вера и традиция продолжают воздействовать на умы миллионов поляков.

Постепенно острота конфликта ослабевала, хотя возвращения к «октябрьскому» взаимопониманию между Гомулкой и Вышинским уже не было. Зато усиливался антагонизм между рвущимися к власти «партизанами» Мочара и остатками «пулавской» группы, а также радикальным «ревизионистским» течением в среде интеллигенции и молодежи. Аппарат государственной безопасности во главе с Мочаром, назначенным в декабре 1964 г. министром внутренних дел, все чаще, хотя пока еще осторожно, обращался к антисемитским лозун– /476/гам. Партийные власти яростно критиковали непослушных интеллектуалов. Колаковского исключили из партии – после доклада, прочитанного им в 1966 г., в годовщину польского «Октября».

Последний барьер «партизанам» позволили преодолеть внешние обстоятельства – арабо-израильская война в июне 1967 г. По примеру советского руководства польские коммунисты начали ожесточенную «антисионистскую» кампанию, являвшуюся, по сути, антисемитской. В Польше «сионизм» связывали с представителями прежней «пулавской» группы. Их начали вытеснять с постов и обвинять в несоответствии польским интересам и в преступлениях сталинизма. Гомулка поддался этим настроениям, возможно получив тенденциозную информацию о «сионистских» заговорах. Девятнадцатого июня в публичном выступлении он осудил польских «сионистов», посоветовал им сделать выбор между Польшей и Израилем и порекомендовал тем, кто хотел бы иметь «две родины», покинуть Польшу. Наряду с антисемитизмом усилилась антинемецкая пропаганда. Сотрудник Мочара – шеф еврейского отдела в Министерстве внутренних дел Тадеуш Валиховский даже опубликовал книгу (признанную диссертацией) об «оси Бонн – Тель-Авив».

Антисемитская кампания породила в польской общественной жизни нервозность и даже истерию. Интеллектуалы восприняли эту кампанию с чувством стыда и возмущением, но при этом сами все больше подвергались травле за космополитизм и отсутствие национальных чувств. Нервозность еще более усиливалась, по мере того, как становилось известно о переменах, происходивших в Чехословакии, где в январе 1968 г. к власти пришла команда коммунистов-реформаторов во главе с Александром Дубчеком. В студенческой среде в то время действовали две группы, солидаризировавшиеся по целому ряду принципиальных вопросов. Одну из них составляли вышедшие из круга «ревизионистов» «коммандос», среди них – только что освобожденные из тюрьмы Куронь и Модзелевский, а также наиболее выдающийся представитель тогдашней молодежи Адам Михник. К другой группе принадлежала молодежь, продолжавшая антикоммунистическую традицию, например Якуб Карпинский. В январе 1968 г. студенты с энтузиазмом отреагировали на спектакль по «Дзядам» Мицкевича, который поставил в варшавском Национальном театре (Teatr Narodowy) Казимеж Деймек. Высказывания героев о необходимости борьбы с Россией за национальную независимость и свободу мысли встречались демонстративными овациями. Получив информацию об этом, Гомулка принял казавшееся невероятным решение о за– /477/прете дальнейших представлений «Дзядов». На манифестацию студентов у памятника Мицкевичу полиция ответила задержанием инициаторов, а ректор Варшавского университета – наказаниями за нарушение дисциплины. Это переполнило чашу терпения гораздо более умеренных и старших по возрасту писателей. На состоявшемся 29 февраля 1968 г. собрании варшавского отделения Союза польских литераторов они осудили действия властей, названных Стефаном Киселевским «диктатурой невежд».

Все эти действия были, однако, лишь подготовкой к выступлению «партизан», которое по своему характеру напоминало путч. После истории с «Дзядами» двое студентов, в том числе Адам Михник, были исключены из университета. Восьмого марта в Варшавском университете состоялся митинг протеста, на участников которого набросились с дубинками вспомогательные отряды милиции. На несколько последующих дней в Варшаве, а также во всех других университетских городах полиция ввела своеобразное чрезвычайное положение. Молодежь на улицах подвергали избиениям и арестам. В прессе появились заявления о разоблачении «сионистского заговора». На крупных предприятиях в обязательном порядке собирались «антисионистские» митинги, раздавались призывы к устранению «сионистов» со всех постов и даже к изгнанию их из Польши.

«Партизанам» казалось, что они поставили под свой контроль не только силы государственной безопасности, но также партию и средства массовой информации. К кампании против «сионистов» с энтузиазмом подключилось объединение «Пакс» во главе с Пясецким. Возможно, он увидел в ней запоздавший на 30 лет триумф национально-радикальных идей. Сопротивление оказали одни лишь студенты, ответившие на репрессии забастовками, охватившими значительную часть вузов. Против действий властей протестовали католические депутаты из группы «Знак»; их позиция была изложена в прочитанном Ежи Завейским парламентском запросе. Письмо по этому вопросу также подготовил епископат, однако оно не было обнародовано. Тем не менее, во многих костелах священники в своих проповедях осудили издевательства над студентами и антисемитскую пропаганду.

Вероятно, Мочар надеялся, что в результате заранее подготовленной провокации ему удастся принудить Гомулку передать ему всю полноту власти. Глава партии молчал долгие дни. Первым 14 марта высказался катовицкий секретарь Герек. В переданном по телевидению выступлении он присоединился к тезису о «сионистском заговоре», но при этом твердо заявил о своей поддержке Гомулки. Пятью днями /478/позже, 19 марта, Гомулка собрал в Варшаве актив ПОРП. В своем выступлении он подверг нападкам «сионистов» и интеллектуалов, но одновременно попытался как-то обуздать не в меру разбушевавшихся антисемитов. Хотя он и не встретил всеобщего одобрения, однако дал понять, что не намерен уступать власть Мочару. Герек же стал после этого вторым лицом в партийном руководстве.

Итоги мартовских событий 1968 г. не были однозначными. Авторитет Гомулки был серьезно подорван. Герек упрочил свои позиции, но вскоре стали чинить препятствия и ему. На первый взгляд многого добился Мочар, который провел своих приверженцев на ключевые посты. Тем не менее, ему не удалось занять официальное место в узком кругу руководителей ПОРП. Некоторые из «партизан» в поисках более сильного покровителя начали обращать свои взоры в сторону Катовиц. В долгосрочной перспективе более важное значение имели иные итоги мартовских событий. Целое поколение молодой интеллигенции испытало ощущение собственной слабости, но вместе с тем прониклось чувством ненависти к режиму, прибегавшему к полицейским дубинкам, публичной лжи, исключениям из вузов и увольнениям с работы. Эти чувства еще больше окрепли, когда в августе 1968 г. польская армия вместе со своим советским союзником вторглась в Чехословакию и помогла удушить Пражскую весну – едва успевшую начаться реформу коммунистической системы.

Застой в Польше становился все более очевидным. В условиях кризиса аграрного производства и перебоев в снабжении населения продовольствием команда Гомулки не могла предложить лучшего лекарства, чем возобновление попыток «обобществления сельского хозяйства». Под давлением властей значительная часть крестьянской земли перешла в собственность государственных земледельческих хозяйств. В партийном и государственном аппарате налицо были признаки разложения. Воеводства превращались в удельные княжества партийных секретарей. Усиливалось ощущение безнадежности и отсутствия перспектив. Не имели своей программы даже противники Гомулки. Самые выдающиеся идеологи «ревизионизма», в том числе Колаковский, оставили надежды реформировать систему изнутри и отправились в эмиграцию. Католики из группы «Знак» утратили надежды в возможность длительного компромисса с коммунистами. Не было перспективной концепции и у первой подпольной организации «Рух» («Ruch»), занимавшейся пропагандистской деятельностью и готовившей акцию протеста – сожжение музея Ленина в Поронине. Прежде чем это произошло, члены «Руха» были арестованы (1970). /479/

В конце 1970 г. Гомулка добился большого успеха во внешней политике. В Федеративной Республике Германии уже с 1967 г. искали возможности улучшить отношения с восточноевропейскими странами. В 1969 г. было сформировано коалиционное правительство социал-демократов и либералов во главе с канцлером Вилли Брандтом. Седьмого декабря 1970 г. между Польшей и ФРГ был подписан договор об установлении дипломатических отношений и о взаимном признании границ. Самым поразительным было то, что этот несомненный успех вызвал в польском обществе довольно мало интереса. Немецкая карта уже столько раз использовалась в польской внешней политике, настолько была заиграна в пропагандистских кампаниях, что значительная часть населения просто перестала интересоваться польско-немецкими отношениями. Гомулка пожинал плоды своего провинциализма в международных делах, которые он годами подчинял потребностям внутренней политики. Когда спустя несколько дней руководитель ПОРП, убежденный во всеобщем признании своих достижений, предпринял непопулярные шаги, ему пришлось с горечью убедиться в том, сколь мало польско-немецкий договор повлиял на состояние умов. /480/-/481/

Глава XXI
ВТОРАЯ ПОПЫТКА
РЕФОРМИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ

В конце 60-х годов неудачи в экономической политике заставили власти ПНР начать поиск новых путей выхода из кризиса. Пользовавшийся доверием Гомулки Болеслав Ящук разработал проект реформ, названный «системой стимулов». Предприятия должны были получить определенную автономию в принятии решений, связанных с производством, и распоряжаться частью прибылей для повышения зарплат. Население не было информировано, что первым этапом реформы станет резкое повышение цен на большинство сельскохозяйственных и промышленных товаров. Реформа Ящука предполагала некоторое ограничение бюрократизма в управлении и широкое внедрение расчетов по трудозатратам, что, однако, сопровождалось принуждением рабочих к повышению производительности труда. По существу, реформы должны были осуществляться за счет трудящихся. Команда Гомулки не сознавала, что ее кредит доверия был исчерпан. Двенадцатого декабря 1970 г. власти неожиданно для общества объявили о повышении цен. Через два дня забастовали верфи Гданьска и Гдыни. По рабочим демонстрациям был открыт огонь. Появились первые жертвы. В ответ в Гданьске было сожжено здание воеводского комитета ПОРП. Члены стачечных комитетов были арестованы. По поручению Гомулки в Гданьск прибыл его ближайший помощник Зенон Клишко. Он отдал войскам и милиции приказ подавить сопротивление силой, не останавливаясь перед использованием огнестрельного оружия. Тем временем стачка охватила все Гданьское взморье и перебросилась в Щецин. Повсюду происходили избиения безоружной толпы. Отрывочные известия с побережья будоражили людей по всей стране. Возникла угроза начала всеобщей забастовки.

В этой обстановке большинство членов руководства ПОРП получили согласие Москвы на смещение Гомулки и его ближайших сотрудников. Двадцатого декабря Центральный комитет избрал /482/Эдварда Герека на пост первого секретаря, членом высшего руководства стал и Мочар. Новый глава партии в телевизионном выступлении осудил бюрократический характер проведенного повышения цен и применение оружия против рабочих. Однако цены снижены не были. Поэтому напряженность сохранялась, тем более, что под стражей оставалось несколько сотен человек, арестованных на Балтийском побережье, а люди были недовольны тем, что кадровые изменения ограничились снятием с должностей лишь нескольких руководителей. В январе 1971 г. на Поморье вспыхнули новые стачки. Самое большое значение имела всеобщая забастовка в Щецине, начавшаяся 23 января. Рабочие избрали межзаводскую комиссию. На следующий день на Щецинскую верфь, бывшую центром стачки, прибыли Герек и недавно назначенный премьер-министр Петр Ярошевич. Во время многочасовой дискуссии Герек держался неофициально, высказывался свободно и не скупился на обещания. Ему удалось завоевать симпатии рабочих. На брошенный им вопрос: «Поможете?» – хор голосов ответил: «Поможем!» Двадцать пятого января Герек провел такую же дискуссию с бастующими кораблестроителями в Гданьске.

Несмотря на новые кадровые перестановки в партийном и государственном руководстве, а также на освобождение арестованных в декабре 1970 г. и разрешение провести на Побережье свободные выборы в партийные и профсоюзные организации, напряженность сохранялась. С 12 февраля бастовала Лодзь, которой в последние десятилетия уделялось крайне мало внимания. Ярошевичу не удалось разрядить обстановку при помощи методов, использованных ранее на Побережье Гереком. Работницы текстильных фабрик, которых было большинство среди бастующих, решительно требовали отмены повышения цен, объясняя свою неуступчивость царящей в Лодзи бедностью. Наконец 15 февраля власти отменили повышение цен.

Благодаря изменению стиля работы и своей эффектной непосредственности, а также уступчивости, Герек сумел получить определенный кредит доверия. Однако рабочие проявляли сдержанность, ожидая конкретных действий. Среди них все больше крепло ощущение собственной силы. Многим вспоминался июнь 1956 г. в Познани. Второй раз в истории коммунистической Польши рабочие сумели заставить власти считаться с их интересами и отказаться от непопулярных решений. Кроме того, они приобрели ценный опыт. Самым сильным оружием оказались совместные забастовки оккупационного характера и их поддержка по всей стране. Больше всего жертв принесли неорганизованные уличные манифестации. /483/Запомнились также убийства, залпы по толпе, беспорядочные уличные облавы и жестокое обращение с задержанными.

Декабрь 1970 г., казалось, завершился определенным компромиссом между Москвой и польскими коммунистами, с одной стороны, и обществом – с другой. Когда начались решительные протесты польских рабочих, Советский Союз не вмешался, а ПОРП отступила и пообещала не прибегать в будущем к кровавому насилию. Были также даны, хотя и не вполне определенные, обещания большей свободы в деятельности профсоюзов. Более четко было заявлено о невозможности посягательств на материальное благосостояние рабочих и о необходимости его улучшения. Команда Герека заявила также о поддержке индивидуальных крестьянских хозяйств, приостановив действия властей по постепенной передаче земли государственным хозяйствам. Более либеральным, чем прежде, стало отношение к интеллигенции. Весной 1971 г. Герек вывел Мочара из руководства партии и провел чистку среди его сторонников, но при этом милостиво отнесся к тем из них, кто был готов отречься от своего покровителя.

Совершенно иным, чем при Гомулке, стало положение церкви. Герек подчеркивал ее огромную роль в жизни общества. Третьего марта 1971 г. он впервые встретился с примасом Вышинским. С этого времени власти постоянно поддерживали контакты с представителями духовенства. Они избегали серьезных столкновений, хотя все же ограничивали церковное строительство и чинили препятствия расширению пастырской деятельности. Улучшились и отношения польских властей с Ватиканом – 28 июня 1972 г. папа Павел VI признал постоянным послевоенное церковное устройство на присоединенных к Польше землях и назначил в западные польские епархии епископов-ординариев. ^{156}

Несмотря на сопротивление некоторых партийных деятелей, власти были вынуждены пойти на уступки церкви. Вместе с тем были быстро отменены все иные ограничения партийной монополии на власть. Там, где под давлением снизу проводилась реорганизация профсоюзов – наиболее активно этот процесс шел в приморских регионах, – ПОРП уже через несколько месяцев перешла в контрнаступление. Новых профсоюзных деятелей, которые приобрели популярность в качестве лидеров бастовавших коллективов, либо отстраняли, либо нейтрализовали угрозами и подкупом. Лишь немногие из лидеров забастовок остались на прежнем месте работы.

Тем не менее, популярность Герека росла, поскольку этому способствовали улучшение снабжения и оживление надежд на материальное /484/благополучие. В определенной степени это было связано с высокими урожаями. Еще более существенной причиной перемен, происходивших в начале 70-х годов, стал переход от политики экономической автаркии к активному участию в международном разделении труда. На Западе брались кредиты, покупались лицензии, из года в год рос импорт. Польше предстояло совершить скачок, превратившись в современную индустриальную страну, а затем расплачиваться за долги экспортом товаров, не уступавших по качеству мировым стандартам. Спираль инвестиций стала раскручиваться с необычайной скоростью. Этому способствовала материальная заинтересованность тех, кто принимал решения о коммерческих сделках на всех уровнях. Они обогащались, получая вознаграждения от заграничных партнеров, отправляясь в краткие и длительные зарубежные командировки для заключения договоров и изучения иностранного опыта, а также получая премии и награды, щедро раздаваемые на родине. К тому же довольно легко удавалось использовать часть импортных товаров для собственных нужд. Правящие круги сами служили примером нового, весьма отличного от аскетизма времен Гомулки стиля жизни и легкости в использовании общественной собственности в личных целях. Вокруг предприятий, возведенных на привлеченные капиталовложения, возводились поселки для тех, кто принимал решения об этих инвестициях. Однако кое-какие плоды этого «экономического чуда» перепадали и более широким слоям общества. Прежде всего, стала быстро расти заработная плата, причем после событий 1970 г. власти уже не осмеливались идти на явное повышение цен на товары первой необходимости. Герек выступил с лозунгом «строительства второй Польши».

Однако управление экономикой оставалось столь же бюрократическим и неумелым, как и в былые годы. Даже сравнительно удачные проекты реформ управления оказались парализованы действиями различных лобби, боровшихся за выгоды, связанные с доступом к иностранным кредитам. К вредным последствиям чрезмерной централизации при принятии решений добавились коррупция, предоставление правительству ложных данных о стоимости запланированных инвестиций, темпе их реализации и конечных результатах. В обстановке этой «централизованной анархии» уже в 1974 г. стала отчетливо вырисовываться угроза инфляции и обвала рынка, в особенности продовольственного.

Ответом на эту угрозу стал ряд мероприятий, нацеленных, однако, не столько на ее предотвращение, сколько на укрепление личной власти Герека. Опасаясь чрезмерной активности и амбиций одного /485/из своих ближайших сотрудников, некогда шефа службы безопасности, а затем секретаря ЦК Франтишека Шляхтица, он вывел его из партийного руководства. В 1975 г. Герек вспомнил о своем опыте времен Гомулки, когда воеводские секретари ПОРП, пользуясь трудностями, с которыми столкнулась центральная власть, сумели добиться значительной автономии. Теперь, чтобы отвести подобную угрозу с их стороны, он провел масштабную и дорогостоящую административную реформу. Вместо 17 крупных воеводств и пяти городов с воеводскими правами появилось 49 воеводств. Свою силу сохранили лишь Катовицы и Варшава, но в первом из этих воеводств правил преданный Гереку Здзислав Грудзень, а второе находилось под непосредственным контролем центральной власти. По-видимому, считалось, что малыми воеводствами будет легче управлять, чем крупными. При этом не предпринималось никаких попыток как-то скорректировать экономическую политику, даже в тех случаях, когда это, как казалось, не противоречило интересам властей. В деревне вновь усилилось давление на крестьян (были повышены налоги) и наметилось осторожное возвращение к отброшенной после падения Гомулки концепции постепенной ликвидации единоличных хозяйств и передачи земли госхозам.

В 1975 г. был обнародован проект поправок к Конституции. В нее должно было войти положение о прочном союзе с СССР. Объяснить происхождение данной идеи так и не удалось. Считалось, что это могло быть платой за предоставление Польше более выгодных условий экономического сотрудничества и снижение расходов по членству в организации Варшавского договора. Другая поправка предусматривала признание ПОРП руководящей силой в государстве, что в будущем позволило бы трактовать любую критику действий партии как покушение на Конституцию. Команда Герека явно переоценила пассивность общества. Ответом на проект изменений в Конституции стали письма протеста, подписанные представителями католических кругов, бывшими «ревизионистами», ветеранами Второй мировой войны, видными интеллектуалами. Кампания протеста объединила все группы, выступавшие с критикой системы. Их представители добивались отказа от предложенных поправок и одновременно требовали конституционного расширения гражданских свобод, упрочения позиций сейма и независимости профсоюзов. Власти не собирались вести диалог на эту тему и отказались официально принять эти обращения. Началась травля лиц, организовавших и подписавших протесты, но в итоге от поправки о прочном союзе с СССР пришлось отказаться. /486/

В первой половине 1976 г. внешний долг и признаки инфляции стали вызывать все большую тревогу. Команда Герека приняла решение провести, как и в декабре 1970 г., единовременное значительное повышение цен. Его даже не рассматривали, как при Гомулке, в качестве части экономических реформ. Были объявлены однодневные «консультации с массами» и предпринята попытка доказать, что предусмотренные компенсации (более высокие для лучше оплачиваемых работников) возместят повышение цен. В одно мгновение Герек сам уничтожил весь кредит доверия, которым обладал. Взбудораженное общество сочло его действия циничными манипуляциями.

На обнародованный 25 июня проект о повышении цен многие предприятия отреагировали забастовками. В Радоме, Плоцке и на тракторном заводе «Урсус» под Варшавой рабочие вышли за ворота предприятий. Против них были брошены милицейские отряды особого назначения (ЗОМО), которые, однако, не использовали огнестрельного оружия. После столкновений в Радоме был подожжен партийный комитет, в районе «Урсуса» задержано движение по международной железнодорожной магистрали. Вечером премьер Петр Ярошевич отменил повышение цен. Рабочие приступили к работе. Однако в Радоме и на «Урсусе» были арестованы сотни людей. Милиционеры подвергали задержанных экзекуции, прогоняя сквозь строй и избивая дубинками. Имели место акты жестокого самоуправства, происходили обыски, допросы, увольнения с работы. Это вызвало протесты со стороны церкви.