Текст книги "История Польши"

Автор книги: Михал Тымовский

Соавторы: Ежи Хольцер,Ян Кеневич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц)

Эхо выступлений Лютера и религиозные «новшества» быстро достигли Польши благодаря немецкому населению городов и молодежи, обучавшейся в немецких университетах. Лютеранство получает распространение уже после 1520 г., а в 1522 г. издается королевский эдикт, направленный против реформирования костелов. После 1540 г. популярность завоевывает кальвинизм, в первую очередь, в шляхетской среде. Наиболее широкое распространение кальвинизм получил в Литве, где он пользовался покровительством могущественного рода Радзивиллов. Переходя в протестантизм, шляхта переделывала католические церкви в протестантские, а местное население фактически не могло выбирать вероисповедание. Быстрое распространение реформации только отчасти было связано с кризисом религиозных убеждений. Гораздо чаще от католицизма отворачивались по причине его глубочайшего упадка, а распространение идей гуманизма еще более обнажило низкий уровень культуры католического клира. Высшее духовенство вело светский образ жизни, с небрежением относясь к своим церковным обязанностям. Шляхта неодобрительно смотрела на налоговые льготы католической церкви. Всем вероисповеданиям в начале XVI в. был присущ антиклерикализм; многие представители епископата, бывшие в большей степени гуманистами и политиками, чем духовными лицами, способствовали своим образом жизни и взглядами распространению протестантских тенденций. Шляхетская реформация, в свою очередь, была явлением поверхностным, не имела под собой серьезного теологического фундамента. И именно это считается причиной того, почему многие представители шляхты возвращались в лоно католицизма. На общеевропейском фоне была особенно удивительной незначительная эмоциональная вовлеченность в религиозные дела, в Польше отсутствовала открытая религиозная конфронтация. Реформация была тесно связана с движением, выступавшим за «экзекуцию прав», для которого сотрудничество с католиками было вещью нормальной. Такие протестанты, как Рафал Лещинский, Иероним Оссолинский или /181/Миколай Сеницкий, были в середине XVI в. предводителями посольской избы, выступавшей за реформирование Речи Посполитой. Они боролись и за создание независимой от Рима национальной церкви. Протестанты-экзекуционисты выступали против магнатов или сторонников сильной королевской власти, но не католиков как таковых. Шляхта защищала Речь Посполитую, а в ней – свое право на религиозную свободу; свобода же как высшая ценность принималась всеми. Поэтому не исполнялись королевские эдикты (например, 1551 г.), и шляхта всех религиозных ориентаций поддержала в 1563–1565 гг. отмену права церковных судов принимать решения по светским делам. Католики выступали категорически против преследований на религиозной почве, понимая, что если начать с плебеев, то дело скоро дойдет и до шляхты. Поэтому продолжались ожесточенные дискуссии, доходило даже до острого противостояния, но религия так и не стала ареной насильственной борьбы. Общее дело, каким было государство, в достаточной степени поглощало внимание шляхты; ее материальное положение, в свою очередь, не способствовало распространению радикальных настроений. Необходимо также отметить, что реформация шла «снизу». Власть ей не противодействовала, но также не могла воспользоваться ею в своих интересах. Речь Посполитая осуществила секуляризацию Тевтонского ордена и заключила вечный мир с Турцией; принимала наиболее радикально настроенные диссидентские группы и обеспечивала сосуществование всем известным вероисповеданиям. Отсутствие преследований за веру могло шокировать современников, но для польской шляхты это было поводом гордиться и чувствовать собственное превосходство.

Иначе выглядела Реформация в городах, где к лютеранству тяготело мещанство немецкого происхождения, особенно многочисленное на северных и западных землях Короны. Если для шляхты реформация была, в первую очередь, интеллектуальным и политическим течением, то для мещанства она имела более глубинный, религиозный характер. Протестантские теологи были преимущественно мещанами по происхождению. Поскольку отсутствовали преследования на религиозной почве, то не было и причин для объединения или сотрудничества представителей различных протестантских конфессий. Заключенное в 1570 г. в Сандомире соглашение кальвинистов, лютеран и «чешских братьев» носило оборонительный характер и было нацелено против Контрреформации. Без сомнения, самым значительным успехом польских протестантов стал акт Варшавской конфедерации (1573), гарантировавший религиозный мир в Речи /182/Посполитой. Шляхта была заинтересована в том, чтобы религиозные споры не привели к гражданской войне. Постановление конфедерации о религиозном мире вошло в состав Генриковых артикулов и было скреплено королевской присягой, став одним из элементов государственного строя. Однако сфера его использования зависела от реального расклада политических сил: уже во времена Батория и особенно Сигизмунда III католики пользовались очевидной поддержкой королевской власти, а протестанты дискриминировались.

Особым феноменом польской Реформации стали «польские братья», обычно называемые арианами (течение, выделившееся из кальвинизма в 1562 г.). Некоторые из их представителей проповедовали наиболее радикальный антитринитаризм ^{77} и идеи социального эгалитаризма. Ариане составляли не очень большую, но динамичную религиозную общину, известную своими школами и типографиями (Раков). Только «польским братьям» удалось внести нечто оригинальное в религиозные дискуссии Европы. Также им, по всей видимости, обязана Речь Посполитая прославлением своей веротерпимости. То, насколько ограниченной она была на практике, может свидетельствовать не только умолчание об арианах в Сандомирском соглашении, но и факт, что большую часть своих сочинений они были вынуждены печатать в Голландии.

Все это, в свою очередь, определяло направления реформ в Римско-католической церкви. Протестантизм оказал незначительное влияние на формирование польской религиозности; значительно сильнее было влияние посттридентской реформы. Процесс становления польского католицизма, специфики менталитета и того, как «переживалась» вера, продолжался довольно долго. Декреты Тридентского собора, принятые королем в 1564 г., стали воплощаться в жизнь только после провинциального синода 1577 г., и этот процесс продолжался еще в XVIII в. Протестантская Реформация и католическая Контрреформация влияли на изменение шляхетского самосознания. Католики и протестанты пользовались одним и тем же языком, боролись за аналогичные права, одинаково использовали свое привилегированное положение. Однако у католицизма, как показало время, способность консолидировать общество оказалась сильнее.

На смену поколению равнодушных к религиозным проблемам епископов на рубеже XVI–XVII вв. пришли люди не менее вовлеченные в политику и государственные дела, но уже с иным стилем деятельности. Их предшественником можно считать епископа Вармии кардинала Станислава Гозия (1504–1579), автора «Христианского ис– /183/поведания католической веры» ( «Confessio fidei catholicae Christiana»(1555, 1557)). Это изложение католического вероучения выдержало более 30 изданий, переводилось на множество языков. Именно Гозий в 1564 г. пригласил в Польшу иезуитов, оказавших значительное влияние на религиозную жизнь и культуру следующего столетия. Католическая реформа, или контрреформа, не сводилась только к усилению церковной дисциплины, преодолению сопротивления духовенства и землевладельцев, но включала и идущие снизу процессы, в которых активное участие принимали капитулы. Ее составной частью можно считать публицистику Кромера и Ожеховского, поэзию Кохановского и Сарбевского, прекрасный перевод Библии Якуба Вуека (1599).

Иначе складывались отношения с православием. С усилением процессов полонизации имущие слои православного населения переходили в кальвинизм или католицизм. На присоединении православной церкви настаивал Рим; эта идея общественных предпосылок не имела. В 1596 г. в Бресте был заключен акт унии, и возникла униатская церковь, которая сохраняла греческий обряд, но признавала верховную власть папы. Заключение унии привело к серьезным конфликтам, поводом для которых, среди прочего, стало неисполнение ряда политических условий: униатские епископы, например, не получили обещанных им мест в сенате. В 1635 г. под давлением шляхты православная церковь была восстановлена в своих правах, но к социальным конфликтам на Украине добавились еще и религиозные мотивы. Все это тяжело сказалось на судьбах Польши и Украины.

Существовал и другой, идеальный, образ Польши, воплощенный в мысли Моджевского. Созданный им идеал опирался на эразмианские, примирительные и национальные идеи, был нацелен на поиск религиозного компромисса, скорее, в сфере морали, чем догматики. Этот идеал, однако, оказался непривлекательным для шляхетского большинства. Польша эпохи Нового времени, гуманистическая, интегрированная в шляхетской Речи Посполитой, из эпохи религиозных и политических бурь вынесла осознание приоритета идеала свободы. Это гарантировало широкую сферу религиозных свобод для лиц нешляхетского происхождения, давало различным церквям достаточно большую автономию. Но шляхта уже в конце XVI в. сплотилась вокруг католицизма.

На пороге «золотого века» Речь Посполитая казалась государством заурядным, которое ничем не отличалось от европейских соседей. На протяжении неполных ста лет здесь решались те же, что и /184/в Европе, проблемы, но решались совершенно иным образом. Об этих различиях или, скорее, о том, что выделяло Речь Посполитую в тогдашнем мире, речь пойдет далее. Необходимо лишь подчеркнуть, что в Европе Нового времени нашлось место и для Польши, хотя спор об этом продолжается до сих пор. Суть спора в том, является ли Польша частью Европы и каково ее положение по отношению к Западу. Расходятся исследователи и в оценках тогдашнего выбора Речи Посполитой.

Земли Короны по многим параметрам соответствовали европейским стандартам. Поляки той эпохи во многом были схожи с европейцами. Италия и Европа на пороге Нового времени были для них образцом, но на рубеже XVI–XVII вв. безоговорочный триумф одержала привязанность к «самобытному», «польскому». Европа была близко, между ней и Польшей не пролегало никаких границ, но она перестала быть системой, с которой соотносила себя Речь Посполитая. Можно ли согласиться с тезисом о том, что Польша XVI столетия была европейской периферией? Длинный перечень ее недугов охватывает, прежде всего, сферы государственного устройства и экономики. Однако то, что страна выбрала отличный от других обществ путь развития, не означает, что этот путь был неправильным. /185/

Глава VII
ОСНОВЫ СВОБОДЫ

Общество в Речи Посполитой строилось по сословному принципу, шляхта и духовенство находились в привилегированном положении. Большая часть населения (мещане и крестьяне) имела ограниченные личные свободы и совершенно не обладала гражданскими правами. Имущественное неравенство существовало и внутри привилегированного сословия, но формально все его представители были между собой равны. Это же можно сказать и о представителях низших сословий, поскольку зависимое население не превратилось в подневольное.

Отождествление шляхетского сословия с Речью Посполитой привело к тому, что государство гарантировало как собственность на землю, так и способ распоряжения землей. Шляхтич был наследным владельцем своих имений и господином живущих там крестьян. Эта двоякая роль получила наиболее полное выражение в распространении фольварка – формы хозяйства, которое создавалось и велось на средства землевладельца в рамках его имения. Земельные владения были разными. Огромные вотчины магнатов (это касалось также церковных и королевских владений) могли состоять из сотни деревень, но не в каждой из них существовал фольварк. Его создание зависело от ряда обстоятельств. В богатой и густонаселенной Великой Польше вотчина состояла из десятка или более деревень, в то время как на Украине такое имение считалось довольно скромным. На протяжении последующих столетий эти различия все более углублялись. Уже в XVI в. хозяйство мелкопоместной шляхты ничем не отличалось от крестьянского, а в XVIII в. безземельная шляхта превратилась в серьезную социальную и политическую проблему. Преобладало, однако, шляхетское имение в одну деревню, в которой создавался один фольварк. Во владениях, состоявших из нескольких деревень, поначалу также было одно фольварочное хозяйство, и лишь в XVII столетии их могло быть больше. /186/Когда происходил раздел имущества внутри семьи, возникали небольшие имения. Концентрация крупных владений в руках нескольких десятков семей привела к расколу шляхетского сословия, хотя принцип равенства между собой всех рожденных в благородном сословии сохранялся еще очень долго. И только Конституция от 3 мая 1791 г. лишила безземельную шляхту-голоту политических прав.

Фольварк был, главным образом, шляхетским. Во владениях магнатов и епископов, а также в королевских землях фольварками управляли арендаторы из числа заслуживающих доверия людей, реже – наемные администраторы. Они были преимущественно шляхтичами, а с землевладельцем их связывала «служба». Магнаты – как назывались крупные землевладельцы – создавали себе клиентуру, в числе которой с середины XVII в. все больше было представителей обедневшей шляхты. Практика установления личных связей с магнатами встречала всеобщее одобрение и даже приветствовалась, в то время как шляхтич, который получал в держание королевские имущества, не ощущал личной связи с монархом. Шляхта стремилась к монополизации права на земельную собственность: мещанам в Короне запрещалось приобретать земельные владения (1496, 1538, 1611), иногда шляхта даже настаивала на их принудительной продаже. Но в Королевской Пруссии в результате разделов владений Тевтонского ордена наряду с королевскими и магнатскими владениями большие земельные комплексы оказались в распоряжении таких городов, как Гданьск, Торунь, Тчев. Закон 1635 г. оставил право наследственного владения землей только за рыцарским сословием, но, пока экономическая конъюнктура была благоприятной, налагавшиеся на другие сословия ограничения соблюдались не очень строго.

Основой фольварочного хозяйства был принудительный труд: земля обрабатывалась крестьянами данной деревни. На смену нату– /187/-/188/ральной и денежной ренте в XVI в. пришли отработки. Они получили название барщины – обязанность бесплатной работы на полях и в фольварочной усадьбе хозяина деревни. Размер этих повинностей зависел от величины крестьянского земельного надела; на протяжении XVI столетия сложилась практика определения количества повинностей по числу рабочих дней в неделю. Новая форма ведения хозяйства, эффективно увеличивая доходы господ, повлекла за собой со временем увеличение налагавшихся на подданных повинностей. Доходы владельцев фольварков росли, главным образом, за счет расширения площади обрабатываемой земли, что опять-таки увеличивало барщинные отработки. В начале века норма барщины была дифференцированной, однако не превышала одного дня в неделю с лана земли (около 17 га). В 1520 г. эта норма была установлена как минимальная, а в течение столетия она выросла в три раза. В XVII в. для польского крестьянина-кмета, хозяйство которого зачастую было уже меньше лана, барщина составляла четыре-пять дней в неделю.

Столь существенный рост податей был невозможен без ограничения личной свободы крестьян. На протяжении XVI в. значительная часть крестьян вновь превратилась в лично зависимое население. После того, как было ограничено право ухода из деревни законами 1518–1520 гг., возникли предпосылки для полного подчинения крестьянства. Королевские суды перестали рассматривать споры между крестьянами и землевладельцами. Барщинную отработку признали обязательной. Со временем сложилось убеждение, что барщина есть результат личной зависимости. Но это убеждение не стало общим правилом, и продолжали существовать группы лично свободных крестьян, не отрабатывавших барщину. Впрочем, шляхта, заботясь о собственных свободах, не смогла обеспечить эффективного выполнения установленных ею же норм. Крестьяне устраивали побеги и с легкостью находили для себя место в других фольварках. Колонизация (особенно освоение земель Приднепровья) также давала возможность сохранить личную свободу.

В XVI столетии по-прежнему преобладали большие (размером в лан и более) крестьянские наделы. Фольварк нуждался в сильных крестьянских хозяйствах, поскольку только они могли содержать достаточное для выполнения барщины количество инвентаря и тяглового скота. Стремясь расширить фольварочные угодья, землевладельцы предпочитали не лишать крестьян земли; гораздо чаще они шли на невыгодные для крестьян укрупнения земельных участков или их замену. Основным и безусловно невыгодным для деревни способом увели– /189/чения фольварочных земель было корчевание леса и запашка находившихся в совместном пользовании лугов. Подобным образом поступали и крестьяне, также стремившиеся увеличить размеры своего хозяйства. Земля без крестьян большой ценности не представляла.

Возникновение фольварков было попыткой найти средства для сохранения и поддержания определенного материального статуса. В этом шляхте помогала сохранявшаяся на протяжении всего XVI в. благоприятная конъюнктура на сельскохозяйственные продукты. Предпочтение было отдано барщине, видимо, потому, что для работы на фольварке сложно было найти достаточное количество свободных рабочих рук.

Массовая экономическая деятельность свидетельствует о существовании рынка. Крестьяне первыми поняли, что зерно выгоднее продавать. Распространение фольварков с использованием барщинного труда позволяло «перехватить» у крестьян эти доходы. Землевладельцы считали, что это принесет им большую выгоду, чем увеличение денежных или натуральных повинностей. Доходы от фольварочного хозяйства значительно возрастали, когда зерно продавалось непосредственно в Гданьске. Зерно переправлялось по Висле; это могли себе позволить, прежде всего, большие имения, которые могли взять на себя расходы по налаживанию транспортного сообщения. Суда для перевозки зерна строили из собственного дерева; часто после сплава их также продавали в Гданьске. Зерно, выращенное на фольварках близ Гданьска, осенью попадало в зернохранилища таких центров, как Казимеж-Дольны, Влоцлавек, Быдгощ или Грудзёндз. Ранней весной специально обученные рабочие начинали сплав. Чтобы не платить налогов, транспорт часто оформляли как собственность шляхтича. Жители Гданьска, в свою очередь, старались не допустить непосредственных контактов между иностранными купцами и складами, где хранилось зерно, и зачастую вносили задаток за транспорт. Сам город в XVI–XVII вв. был значительным потребителем зерна. Вывоз через Гданьск систематически возрастал и на протяжении XVI столетия увеличился с 10 до более, чем 50 тыс. лаштов ^{78} в год; в первой половине XVII в. экспорт зерна был еще больше. В рекордном 1618 году из Гданьска было вывезено свыше 115 тыс. лаштов (около 230 тыс. тонн). По мере увеличения экспорта расширялась и территория, связанная с Гданьском экономическими связями.

Фольварочное хозяйство оказалось особенно привлекательным именно там, где ощущалось влияние европейской конъюнктуры, одним из проводников которой выступал Гданьск. Уменьшение возмож– /190/ностей сплава зерна могло сделать фольварк менее привлекательным. И все же роль гданьской торговли в становлении фольварочного хозяйства не следует переоценивать. В соседней Королевской [11]11
  Изаак ван ден Блок. Апофеоз гданьской торговли.
  Живописный плафон ратуши гданьского Главного Города напоминает о значении гданьской торговли в истории Польши. Экспорт зерна, которое перевозилось по Висле в Гданьск, а оттуда по морю в Нидерланды и Англию, способствовал расцвету этого торгового города. Гданьск стал не только богатейшим городом Речи Посполитой, но и тем центром, откуда на земли Короны и Литвы попадали образцы северного Ренессанса и барокко, прежде всего, нидерландского. Об этом свидетельствуют архитектура гданьских зданий и костюмы горожан, столь отличные от «сарматских» одежд изображенного на плафоне польского шляхтича («бьет по рукам» с местным купцом). На триумфальной арке помещена панорама города, благословляемого рукой Всевышнего.


[Закрыть]Пруссии, где численность земледельцев была велика, в фольварках, наряду с барщиной или вместо нее, зачастую использовалась наемная рабочая сила. Со временем фольварочное хозяйство возникало и там, откуда вывоз зерна за границу был вообще невозможен.

На протяжении XVI в. принципиальным образом изменились пропорции экспорта из польских и литовских земель; можно также говорить о том, что изменилась сама структура экспорта. В XVI столетии большую роль продолжали играть товары лесного хозяйства, но в балтийской торговле они существенно уступали зерну. Постоянное улучшение конъюнктуры для продуктов сельского хозяйства было, среди прочего, обусловлено развитием городов и притоком драгоценных металлов в Европу из-за океана. Эти процессы еще раньше начались в Западной Европе и распространились далеко на восток от Вислы.

Со временем крепли связи между развивающимися центрами Европы и сельскохозяйственными районами балтийского региона, хотя значение этих связей не всегда было очевидно для современников. Доставка зерна из Гданьска означала для Нидерландов и ряда других стран независимость от колебаний их собственных урожаев. Спрос на сельскохозяйственную и лесную продукцию был выше, чем на товары европейского ремесленного производства: Речь Посполитая, располагая все большими средствами, не хотела или не могла тратить их только на эти товары. В балтийской торговле XVI в. ведущую роль играли голландцы; роль ганзейцев ослабла; англичане как в XVI, так и в XVII столетии оставались на втором плане. Нет сомнений в том, что, по крайней мере, до середины XVII в. для всех участников балтийской торговли она была выгодной. В порт Гданьска ежегодно заходили сотни судов, которые доставляли разнообразные ремесленные товары и предметы роскоши и оставляли постоянно возраставшее количество наличных денег. Приток серебра не ослабевал на протяжении первой половины XVII столетия.

Зерно из Короны экспортировалось также по рекам Варта и Одер, но эти транспортные артерии не имели большого значения. То же самое можно сказать и об экспорте из Литвы по Неману и Двине. И тем не менее, эта торговля также влияла на расширение фольварочных хозяйств. Нельзя сбрасывать со счета и влияние большой торговли по оси восток – запад. Наряду с экспортом пушнины из Литвы самое большое значение имела торговля волами, стада которых перегоня– /191/лись с земель Галицкой Руси, Волыни и Молдавии в Силезию и далее в Европу. С Запада импортировалось большое число различных ремесленных товаров (а также пряностей), но торговый баланс оставался для Польши положительным. Поскольку в целом оценить торговый баланс довольно сложно, можно лишь подчеркнуть возраставшую привлекательность экономической активности в области сельского хозяйства. Увеличение притока денег, хотя и вызывавшее инфляцию, оживляло внутренний рынок, что способствовало заметному росту богатства.

Поэтому если что-то и волновало государственных мужей, то это размеры доходов, которые приходились на долю посредников – жителей Гданьска и голландцев. Но даже это не привело к далеко идущим переменам в налоговой или морской политике. Спрос на зерно постоянно рос, а потому нет ничего удивительного в том, что к нему стали относиться как к чему-то естественному. Морализирование по поводу чрезмерного потребления предметов роскоши стало неким ритуалом. Но спрос на предметы роскоши не влиял напрямую на производство сельскохозяйственной продукции. Фольварк действительно получил широкое распространение, но в середине XVI в. вывоз зерна из Короны по морю не превышал 10 % урожая; это было намного меньше того, что потребляли польские города.

Анализ экономического развития позволяет сделать следующий вывод: производство зерна в Речи Посполитой (и не только в фольварочных хозяйствах) росло за счет увеличения площади обрабатываемых земель. В данных условиях было невозможно превысить достигнутый уровень урожайности (сам-пять – сам-семь). Производство зерновых было настолько велико, что позволяло постоянно увеличивать их экспорт. Одновременно с этим спрос в Гданьске постоянно превышал предложение. Судя по всему, на развитие фольварка, сплава и экспорта зерна, помимо внутреннего рынка, влияли транспортные возможности. Вторым фактором, обусловившим уровень производства и объем торговли, была численность крестьянского населения. Слишком низкий естественный прирост этой социальной группы ограничивал возможность расширения площадей обрабатывавшихся земель.

В конце XVI в. ситуация осложнилась. После 1580 г. изменилась тенденция движения цен; в Европе стали дешеветь продукты, а это, в свою очередь, привело к снижению цен в Гданьске. Одновременно вырос экспорт, словно на падение цен польский рынок отреагировал увеличением поставок. Напрашивается вывод, что этот механизм /192/приводился в действие не экономическим расчетом, а лишь стремлением шляхты удовлетворять собственные потребности: когда были нужны деньги, старались заполучить побольше земли, зерна, побольше вывезти или продать; когда условия сбыта менялись, возрастало предложение. Вплоть до середины XVII в. торговый баланс Гданьска оставался очень прибыльным, сбыт польского зерна постоянно возрастал, несмотря на появление конкуренции со стороны России. Голландцы, как и прежде, вкладывали в балтийскую торговлю огромные деньги. Но в худшую сторону изменилось соотношение вывозимых и ввозимых в Польшу товаров.

Изучение материалов, касающихся сплава по Висле и экспорта через гданьский порт позволяет сделать вывод о том, что до середины XVII столетия сельскохозяйственное производство Речи Посполитой не было подчинено исключительно потребностям Европы. Существовавшие экономические связи нельзя сравнивать с ситуацией, которая в это время сложилась в Америке в результате культивирования сахарной монокультуры. Цены на продукцию земледелия в Короне реагировали на колебания цен в Амстердаме. Польские производители зерна понимали, что они кормят Европу. Но Речь Посполитая не была интегрирована в европейскую экономику по принципу подчинения внешним потребностям. Шляхетский фольварк максимально использовал барщинную повинность, что было единственным способом увеличить объем предназначенной на продажу продукции. Различными были мотивы, которые склоняли шляхту увеличивать объем поступавшего на рынок зерна. И здесь правомерен вопрос: почему для этих целей землевладельцы обращались к экстенсивным методам ведения хозяйства? Чтобы улучшить унавоженность почвы, нужно было увеличить поголовье скота; следовательно, требовалось либо увеличивать затраты труда, либо расширять крестьянское хозяйство. Между тем людских ресурсов было слишком мало, а в сильных крестьянских хозяйствах шляхта видела своих конкурентов. Аналогичные соображения не создавали стимулов для развития сельскохозяйственных орудий труда.

В XVII в. сократилось число людей, работавших по найму; вместо челяди в имения приходили работать барщинные крестьяне. Чтобы сэкономить, шляхта сокращала объем внутреннего потребления, ограничивала животноводство, а также пыталась вытеснить с местного рынка конкурирующую продукцию крестьянских хозяйств. Сокращалась окупаемость вывоза продукции через Гданьский порт, но экспорт оставался на высоком уровне вплоть до военной разрухи се– /193/редины столетия. Считается, что истощение земли и снижение урожайности стали результатом экстенсивных методов ведения хозяйства. Но для землевладельцев выгоды от принятой системы хозяйствования оставались неоспоримыми, а негативные последствия экстенсивного сельского хозяйства для городов, ремесленного производства и внутреннего обращения еще только намечались.

В XVI в. положение крестьян было вполне благополучным. Группа зажиточных кметов, воспользовавшись благоприятной конъюнктурой, сумела даже расширить собственные земельные наделы. Несмотря на то, что повинности в пользу фольварка росли, крестьянских выступлений в Короне не было. По всей видимости, эксплуатация не была чрезмерной, и возможность побегов была достаточно велика. До конца столетия крестьяне могли уравновесить наложенные на них тяготы трудом на собственном земельном наделе. Еще в начале XVII в. сохранялись связи с городским рынком, что обеспечивало им относительно благополучное существование. Ситуация кардинально изменилась лишь после разорений в результате шведских войн во второй половине столетия. Иначе дело обстояло на землях Украины и Подолии, где рост повинностей в пользу землевладельца крестьяне не могли компенсировать, сбывая продукцию своего хозяйства на местном рынке.

Процессы так называемого вторичного закрепощения крестьян, а также их дальнейшая эволюция позволяют предположить, что в XVI в. торговые связи с Европой превратили Корону в европейскую периферию. Действительно, шляхта, скорее, предпочитала приобретать изделия ремесла или предметы роскоши из стран Западной Европы (чаще всего через Гданьск), чем поддерживать местное ремесленное производство, руководствуясь, однако, в первую очередь, соображениями качества и цены, а также следуя моде. Импорт товаров с Юга и Юго-Востока, во всех отношениях убыточный, был также важен для шляхты, а со временем все более соответствовал ее модным пристрастиям. Это, однако, не привело к зависимости Речи Посполитой от Леванта.

Стоит задуматься над следующим: что было основным стимулом для развития промышленной цивилизации? И что в Речи Посполитой могло этому препятствовать? Почему шляхетское сословие выбрало тот, а не иной путь развития? Можно ли богатство страны считать фактором, который лишал шляхту стимула вкладывать инвестиции в сферу производства? Богатство не стало необходимым стимулом для развития новых технологий или форм организации труда. До середины XVII в. экономика в Короне ограничивалась лишь производством ориентированной на экспорт зерновой монокультуры, которое было /194/основано на принудительном труде. Зависимость от Западной Европы сформировалась позднее, вероятно, уже в начале XVIII столетия.

Шляхта предпринимала шаги, чтобы укрепить свои экономические позиции по отношению к другим сословиям. Экономически привилегированное положение шляхты, фактически монополизировавшей наиболее прибыльные сферы торговли, не облегчало жизни городов. И все же, хотя большинство городов были, скорее, похожи на деревни, во многих из них наметились признаки стремительного развития. Расширялись торговые отношения с другими странами, по-прежнему активно развивалось ремесленное производство. Иностранные купцы и предприниматели вкладывали в XVI в. деньги в торговлю и добывающие отрасли. Развивались кредитные отношения. Конечно же, мир большого предпринимательства в XVI столетии оставался для жителей Речи Посполитой чуждым. Это, однако, не вызывало у них ни страхов, ни комплексов. Шляхта, заботясь о собственных интересах, запретила торговцам выезжать за границу с товаром (1565). Но это не было репрессивной мерой по отношению к мещанству. И только после поражений середины XVII в. наступило ослабление связей между городом и деревней, а за этим последовали попытки переложить на плечи мещанства издержки ухудшавшейся экономической конъюнктуры.