Текст книги "История Польши"

Автор книги: Михал Тымовский

Соавторы: Ежи Хольцер,Ян Кеневич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

Значение наступившего в 1948 г. перелома было весьма велико, хотя оценивается не всегда и не во всем верно. Массовые репрессии начались в Польше отнюдь не в 1948 г. Напротив, наиболее сильными они были в 1944–1947 гг., когда коммунисты боролись со своими политическими противниками из «подполья» и ПСЛ. Десятки тысяч людей были казнены по приговорам судов или убиты во время локальных боевых операций. Лишь с 1947 г. масштабы репрессий сократились, поскольку открытое сопротивление новым властям практически прекратилось. Особенностью репрессий, начавшихся в 1948 г., стало то, что их целью являлась не борьба с активными противниками коммунистического правительства, которых почти не осталось, а превращение общества посредством устрашения в податливую, бесформенную массу. Преследовали тех, кто подозревался в наличии независимых взглядов или в контактах с находившимися в стране или за границей противниками коммунизма, а также людей, имевших «гре– /459/хи прошлого»: бывших землевладельцев и капиталистов, офицеров, служивших до и во время войны, деятелей некоммунистических политических партий, высших чиновников довоенного времени и, наконец, без особого разбора, всех, кто в военные годы был связан с движением Сопротивления или находился на Западе. Репрессии также коснулись немалой части коммунистов во главе с Гомулкой и генералом Марианом Спыхальским, ведавшим в ППР вопросами военного руководства. Это было вызвано недоверием Сталина к тем польским коммунистам, которые излишне подчеркивали свои национальные чувства и стремление к самостоятельности. Определенное влияние на направленность внутрипартийных репрессий имели и споры между соперничавшими фракциями.

Если первоначально органы безопасности, хотя и контролировавшиеся не столько правительством и ППР, сколько советскими советниками, играли, прежде всего, роль инструмента партии в борьбе с ее противниками, то теперь, по-прежнему подчиняясь приходившим из Москвы указаниям, они сделались практически независимыми от партии и даже во многом поставили ее под свой контроль. Подобные перемены произошли и в армии. В 1949 г. Сталин направил в Польшу в качестве министра национальной обороны маршала Константина Рокоссовского. Офицеров, подозревавшихся в недостаточной уступчивости, подвергали арестам и либо сразу отдавали под суд, либо готовили к показательным процессам. Советские военные советники заняли наиболее важные посты, в особенности в армейской службе информации – ведомстве, конкурировавшем с органами безопасности.

Экономическую политику теперь полностью определяла команда Минца. Она вводила правила бюрократического управления лишенными экономической самостоятельности предприятиями. Был провозглашен курс на форсированную индустриализацию, и, в первую очередь, на создание тяжелой промышленности, ведущим объектом которой стал строившийся в Новой Гуте под Краковом металлургический комбинат. Одной из основных целей индустриализации было увеличение промышленного потенциала, прямо или косвенно служившего вооружению страны. Индустриализация сопровождалась повышением интенсивности труда, что стимулировалось обязательным участием в соревновании. Другим ее следствием, по крайней мере, в первые годы, являлось существенное снижение жизненного уровня. Впрочем, не было недостатка и в подлинном энтузиазме. При осуществлении шестилетнего плана на 1950–1956 гг. появился почти миллион новых рабочих мест. После довоенной безработицы и разрушений военных лет /460/Польша, казалось, расцветала на глазах. Однако реальное улучшение жизни было обещано, в первую очередь, будущим поколениям.

В области аграрной политики партия в 1948 г. отказалась от своих прежних обещаний и объявила о скором начале коллективизации. Этой перспективы оказалось достаточно, чтобы затормозить развитие сельскохозяйственного производства. Крестьяне просто боялись теперь делать какие-либо капиталовложения в свои хозяйства. Вскоре начал усиливаться грубый нажим с целью создания «производственных кооперативов». Это еще не было наступлением по всему фронту, однако все достаточно крупные крестьянские хозяйства уничтожались на глазах посредством прогрессивных налогов. Налогообложение было весьма произвольным, и самые высокие налоги взимались с любого активного противника колхозов. После падения уровня аграрного производства были введены обязательные поставки важнейших продуктов, в городах появились продовольственные карточки. Тысячи крестьян на более или менее длительные сроки оказались в тюрьмах. Произвол местных властей, работа которых оценивалась в соответствии с успехами в проведении коллективизации, выходил за рамки инструкций. Тем не менее, часть сельской бедноты в эти годы стала жить несколько лучше. В соответствии с марксистскими догмами к «беднякам», если они не выступали активно против коллективизации, относились значительно мягче. К тому же у них появилась возможность найти работу вне сферы сельского хозяйства, а также дать образование детям.

Период интенсивного развития переживала область просвещения. Провозглашенная в 1949 г. борьба с неграмотностью являлась, скорее, пропагандистским мероприятием, поскольку неграмотных в Польше было немного, главным образом, среди представителей старшего поколения. Более существенным стало создание системы семилетнего школьного обучения в деревне, а также профессионального, среднего и высшего образования. Благодаря огромному количеству стипендий, подготовительным курсам и предпочтению, которое при приеме в учебные заведения оказывалось молодежи из рабочих и крестьянских семей, процент последней среди студентов в течение нескольких лет увеличился в несколько раз. В то же время почти полностью был закрыт доступ к высшему образованию детям бывших помещиков, буржуазии, а также кадровых военных и полицейских, высших чиновников и политических деятелей довоенного времени. Распространение просвещения сопровождалось изменением программ на всех уровнях обучения и насыщением их марксистскими /461/догмами. В этом образовательным учреждениям помогали Харцерская организация и Союз польской молодежи, объединявшие почти всех школьников и студентов. /462/

Предпринимались беспрецедентные по энтузиазму усилия, направленные на популяризацию литературы, изобразительного искусства, музыки, кино, театра и архитектуры. Массовыми тиражами выпускались дешевые книги, устраивались выставки, предоставлялись дотации с целью снижения цен на театральные билеты, которые почти даром, а нередко и под нажимом приобретали работники предприятий. Это давало лишь частичный эффект, однако постепенно у населения, особенно среди молодежи, действительно сформировался интерес к культуре.

Содержание пропагандировавшихся произведений должно было соответствовать партийным указаниям. Приоритетной была классика – за исключением произведений религиозного содержания, явно консервативных или критических по отношению к России и русским. Еще больше усилий прилагалось для популяризации творчества современных авторов, если их сочинения соответствовали требованиям так называемого социалистического реализма, т. е. были «национальными по форме и социалистическими по содержанию». Помимо подражания народному искусству, сделались обязательными каноны реализма, хотя и с рядом заметных уступок в пользу классицизма и монументальности. В произведениях на исторические темы первостепенное значение придавалось либо «классовой борьбе», либо вековым страданиям угнетенных социальных слоев. Наибольшей поддержкой, однако, пользовались авторы, посвящавшие свое творчество современности. Их обязанностью являлась поддержка политики партии и разоблачение внутренних и внешних классовых врагов. И, пожалуй, только загадочностью души художника можно объяснить то, что не только молодые и неопытные авторы, но и многие выдающиеся мастера поддались искушению принять соцреализм.

Деятели науки почти полностью оказались лишены контактов с зарубежными коллегами, если не считать ученых из Советского Союза и других коммунистических стран. Однако контроль над точными и естественными науками был слабее, хотя и в этой области, в соответствии с тогдашними советскими установками, подвергалась осуждению теория относительности и генетика. Гораздо больше пострадали гуманитарные и общественные науки, втиснутые в прокрустово ложе марксизма-ленинизма. Обязательным сделалось раболепное преклонение перед всяким словом «классиков», в особенности Сталина, запрещалось критиковать что-либо [29]29
  Александр Кобздей. Подай кирпич! 1950. Варшава, Национальный музей.
  В период сталинизма власти оказывали давление на творческие круги, требуя от художников создания политически ангажированных произведений, пропагандирующих новое общественное устройство. Согласно теории, социалистического реализма искусство было призвано отображать действительность; на практике же оно отражало несуществующий мир прожектов правящих кругов. Героями создававшихся по заказу властей картин, кинофильмов, романов и песен должны были быть счастливые и радостные люди. Картина Александра Кобздея вполне отвечает принципам социалистического реализма. Ее центральный персонаж – монументальная фигура рабочего-каменщика, а название картины – его клич, обращенный к двум другим, возможно менее умелым работникам. Но это также и призыв к зрителю: «Включайся в работу, помогай!» Таким образом, картина преследует пропагандистскую цель. Однако ее содержание не во всем расходится с правдой жизни. Хотя польское общество того времени испытывало нужду и лишения, тем не менее, именно это измученное войной поколение восстановило Польшу. Однако его труд был гораздо более тяжелым и драматичным по сравнению с тем, что представлен в искусстве соцреализма.


[Закрыть]опубликованное в Советском Союзе. Хотя кадровых ограничений в отношении старой профессуры было сравнительно немного, исследовательские инсти– /463/туты и высшие учебные заведения постепенно старались пополнять молодыми, партийными кадрами. Порой этот метод давал неожиданные результаты. Над идеологией одерживали верх ценности профессионализма, чему не в последнюю очередь способствовало щедрое финансирование науки.

Со временем коммунисты начали предпринимать все более активные действия против религии и церкви. Сначала сократилось количество времени на преподавание религии, затем этот предмет был полностью исключен из школьных программ. Под различными предлогами чинились препятствия проведению катехизации в церковных помещениях. Подвергались гонению работники (особенно занимавшие высокие посты), которые принимали участие в богослужении или устраивали в соответствии с религиозными традициями крещение, свадьбу или похороны. Как и в СССР, особое внимание уделялось атеистическому воспитанию молодежи. Коммунистическая пропаганда старалась всячески дискредитировать католическую церковь, представляя ее на всем протяжении истории орудием имущих классов и рассадником лжи. Это сопровождалось действиями, направленными против духовенства. Священников привлекали к суду по политическим и бытовым обвинениям. Наиболее громким стал процесс епископа Келецкого Чеслава Качмарека. Одновременно, используя метод кнута и пряника, власти старались оказывать влияние на часть духовенства, которую пытались объединить в различные организации «священников-патриотов». Таким послушным священникам передали отнятую у церкви благотворительную организацию «Милосердие» («Caritas»).

Большую помощь властям оказывала политическая группировка, сплотившаяся вокруг Болеслава Пясецкого. Бывший глава «Фаланги» (крайне правая фракция Национально-радикального лагеря), возглавлявший в военные годы Конфедерацию нации, в конце войны установил прямые контакты с советскими организациями, а затем и польскими коммунистами. Уже в 1945 г. Пясецкий начал издавать еженедельник «Сегодня и завтра» («Dziś i jutro», а в 1947 г. основал объединение «Пакс» (Pax), ^{151} призванное стать движением «социально прогрессивных католиков». В 1953 г. власти сделали невозможной дальнейшую деятельность католической группы «Всеобщего еженедельника» в Кракове. За отказ почтить, в соответствии с требованиями властей, память умершего Сталина выход этого еженедельника был приостановлен. Позднее журнал передали «Паксу», а главным его редактором стал один из деятелей этой организации – Ян Добрачинский. /464/

Конфликт между коммунистическим государством и католической церковью достиг особого накала, когда власти потребовали, чтобы все священники присягнули на верность государству. Примас Польши, кардинал Стефан Вышинский, который, несмотря на репрессии, стремился соблюдать условия заключенного в 1950 г. соглашения с коммунистическим государством, признал, что на дальнейшие уступки идти нельзя. Польский епископат отказался подчиниться властям. В своем нашумевшем обращении епископы заявили: non possumus(«мы не можем»). Двадцать шестого сентября примас был лишен возможности выполнять свои обязанности и взят под стражу. Под охраной сотрудников органов безопасности его держали в нескольких монастырях, дольше всего в Команче. ^{152} Отказ примаса представлял собой, скорее, символический жест, поскольку он сам, сознавая безвыходность положения, советовал, чтобы остальное духовенство принесло присягу. Епископы пошли на это спустя неполных три месяца. Тем не менее, в течение последующих двух лет многие из них были арестованы. В заключении оказались также тысячи священников и монахов, множество церквей и монастырей было закрыто. Многое свидетельствовало о том, что коммунисты хотят оторвать польский католицизм от Рима и придать ему характер национальной церкви, находящейся под полным контролем государства. Результаты борьбы против религии и церкви оказались, впрочем, незначительными. Преследуемая церковь все больше превращалась в символ всего польского, в оплот духовной независимости польского народа. Хотя открыто продемонстрировать свою солидарность с гонимой церковью решались немногие, ей хранили верность в лоне семьи и среди друзей, обращаясь к католическому учению в поисках ответа на вопросы нравственного порядка.

Наступление на католицизм пришлось на то время, когда коммунисты столкнулись с серьезными трудностями в других областях. Пятого марта 1953 г. умер Сталин. После смерти диктатора в Советском Союзе разгорелась борьба за власть, за которой пристально следили в странах, зависевших от СССР. Первым громким событием стало появление в июле сообщения об аресте многолетнего руководителя советских органов безопасности Лаврентия Берия и последовавшее в декабре известие о его казни. Эти действия советского руководства объяснялись стремлением лишить органы безопасности их главенствующего положения по отношению к прочим звеньям государственной власти. С лета 1953 г. начала постепенно разворачиваться критика «культа личности». Под этим эвфемизмом скрывалась крити– /465/ка единовластия и неограниченного полицейского произвола, создававшего в среде партийных и государственных кадров ощущение личной угрозы.

Поначалу казалось, что Польша находится на обочине начавшейся «десталинизации». Однако и здесь началась чистка органов безопасности, которые через советских советников были связаны с окружением Берия. Во время этих чисток в декабре 1953 г. бежал на Запад заместитель директора одного из важнейших департаментов безопасности – Юзеф Святло. Его откровения о формах и масштабе репрессий в Польше, переданные сначала польской редакцией радио «Свободная Европа», а затем и другими западными радиостанциями, касались, главным образом, внутренней ситуации в ПОРП и не давали полного представления о репрессиях. Святло сообщал, в первую очередь, о стремлении органов безопасности поставить под свой контроль руководство партии. Пропаганда ПОРП оказалась не в состоянии разрядить возникшую в партийных рядах напряженность, но общество в целом реагировало на эту информацию довольно вяло. Многие знали о коммунистическом терроре по собственному опыту, и факт репрессий против самих коммунистов не вызвал чрезмерных эмоций.

Имели место и попытки скорректировать польскую экономическую политику, предпринятые, впрочем, по рекомендациям советского премьера Георгия Маленкова. ^{153} На II съезде ПОРП в марте 1954 г. были внесены некоторые изменения в шестилетний план. Если в первые годы реализации план корректировали с целью увеличения капиталовложений в тяжелую и военную промышленность, то теперь, наоборот, инвестиции старались придержать, уделяя больше внимания легкой промышленности и сельскому хозяйству, ослабляя при этом усилия, направленные на коллективизацию села. Как обычно бывает при внесении коррективов сверху – без соответствующего давления самого общества, – эффект оказался небольшим. Колеса вертелись в том же направлении, хотя и несколько медленнее. Отказались лишь от наиболее грубых методов пропаганды колхозного строя.

Внутри партии все чаще велись дискуссии, главным образом, о злоупотреблениях органов безопасности. Руководство ПОРП не могло отказаться давать требуемые объяснения, однако попыталось уклониться от ответственности, свалив вину на нескольких человек из Министерства общественной безопасности. В октябре 1954 г. состоялось совещание актива ПОРП. Его планировали посвятить, в соответствии с тогдашней официальной фразеологией, изменению стиля работы и восстановлению «ленинских норм партийной жизни». /466/Однако наибольшее значение имело публичное признание нарушений законности Министерством общественной безопасности и обещание провести чистку в его аппарате. Были названы имена нескольких виновных, являвшихся высокопоставленными функционерами органов безопасности. В начале 1955 г. Министерство общественной безопасности было разделено на два министерства. Этим воспользовались как удобным случаем, чтобы доверить его руководителю, Станиславу Радкевичу, второстепенное, хотя и почетное направление, назначив министром государственных земледельческих хозяйств.

Все эти шаги не произвели на общество особого впечатления. Они не удовлетворили и тех членов партии, которые добивались объяснений, в особенности интеллектуалов, и деятелей из Союза польской молодежи. Однако руководство ПОРП стремилось как можно, скорее, закрыть это дело. В адрес внутрипартийных критиков звучали неоднозначные замечания, а с середины 1955 г. им стали открыто угрожать. Но авторитет руководства ослаб настолько, что окрики оставались безрезультатными. На некоторое время предметом дискуссии стала опубликованная в августе 1955 г. «Поэма для взрослых», которую написал поэт-коммунист Адам Важик. Этот текст подвергся осуждению со стороны руководства партии, однако Важика поддержали многие партийные интеллектуалы, особенно в кругах, связанных со студенческим еженедельником «Попросту» («Po prostu»). Сам по себе конфликт не имел большого значения, но за ним скрывались весьма серьезные противоречия. Начались столкновения в руководящей элите ПОРП, где постепенно складывалась группа «либералов», готовых пойти на значительные уступки в отношении свободы взглядов внутри партии, а консервативное крыло понемногу теряло свои позиции. Именно в этот период сыграл свою роль новый, на сей раз внешний фактор. /467/

Глава XX
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
РЕФОРМИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ

В феврале 1956 г. на XX съезде Коммунистической партии Советского Союза, первом съезде после смерти Сталина, Н. С. Хрущев выступил с секретным докладом о так называемом культе личности, как он называл преступления Сталина. Руководитель СССР говорил почти исключительно о преступлениях, совершенных против коммунистов, и почти не уделил внимания миллионам других жертв. Вне зависимости от того, что побудило Хрущева прочесть доклад, бросивший тень на советскую политику предшествующих десятилетий, выступление привело к обострению внутрипартийных конфликтов во всех странах советского блока.

Ситуация в Польше еще более осложнилась. По окончании XX съезда первый секретарь ПОРП Болеслав Берут, который был болен, остался в Москве, где и умер 12 марта. По весьма правдоподобным сообщениям, он перенес шок, результатом которого стали несколько сердечных приступов. Возможно, это было также связано со страхом перед возвращением в страну, где руководство ПОРП еще ранее подверглось острой критике. Смерть Берута открыла период борьбы за руководящие посты в партии и ослабила группу, прежде игравшую в ней ведущую роль. Наряду с Берутом и Радкевичем в нее входили Якуб Берман и Хиларий Минц.

Не совсем ясно, как (возможно, могло иметь место конфиденциальное предложение самого Хрущева) его секретный доклад попал в Польшу и был растиражирован. Публикация предназначалась для членов ПОРП, но вскоре текст доклада продавали даже на книжных лотках. Партийный аппарат и органы безопасности были буквально раздавлены обнародованной информацией о сталинских преступлениях. После нескольких лет террора и, казалось бы, полной безнадежности общество начало распрямляться.

Свидетельством этому стали события в Познани, потрясшие Польшу в 1956 г. Рабочие завода имени Цегельского организовали за– /468/бастовку, протестуя против незаконного налогообложения и начисления им более низкой, чем следовало, заработной платы. Двадцать восьмого июня бастовала уже вся Познань. В ответ на забастовки и демонстрации власти дали милиции приказ открыть огонь, а когда она не смогла справиться, ввели в город войска. Последовали кровавые расправы, аресты и судебные процессы. Сначала руководство ПОРП объясняло познанский бунт влиянием «классовых врагов» и «иностранной агентуры». Однако вскоре были предприняты попытки сделать более серьезные выводы. В партийном руководстве обозначились два течения, по-разному видевшие пути выхода из затянувшегося политического кризиса. Первый путь предполагал «демократизацию» существующей системы, прежде всего, внутрипартийной жизни. Более радикальное крыло этой группировки было готово к далеко идущим реформам и поддерживало создание рабочих советов на крупных производственных предприятиях. Представители другого направления стремились сосредоточить внимание общества на допущенных злоупотреблениях и делали акцент на пропаганде идеи всеобщего равенства. При случае они не гнушались и более или менее явной антисемитской аргументацией. Роль козла отпущения отводилась коммунистам еврейского происхождения. Существенного реформирования системы не предполагалось.

Евреи составляли довольно многочисленную группу членов коммунистической партии в межвоенной Польше. Впоследствии они стали играть заметную роль в руководящих кадрах ПОРП, а также в органах безопасности. Поэтому идея возложить на евреев ответственность за неудачи и злоупотребления не казалась тогда столь абсурдной, как это представляется по прошествии многих лет. Однако призывы обратить внимание на евреев исходили от видных партийных деятелей, чье личное участие в проведении преступной политики никак не подлежало сомнению.

Двум течениям соответствовали две соперничавшие политические группировки. Одну из них называли «пулавской» – от Пулавской улицы в Варшаве, где проживало несколько ее представителей. Другую именовали «натолинской» – по названию небольшого правительственного дворца в Натолине, где ее участники собирались под покровительством председателя Государственного совета Александра Завадского. Обе группы стремились найти соответствовавшего изменившейся обстановке нового руководителя, который бы не был замешан в преступлениях последних лет и в то же время имел коммунистическое прошлое. Этим требованиям отве– /469/чал Владислав Гомулка, бывший генеральный секретарь ППР. Он был освобожден из заключения еще в 1954 г., но лишь в 1956 г. обе группировки начали искать контакта с ним, выступая со своими предложениями по выходу из кризиса.

Москва поддерживала «натолинцев», однако «пулавская» группа обладала более прочной социальной базой. Ее представители все чаще обращались к широким кругам общества, обещая проведение реформ. Более того, поддержка, оказывавшаяся Советским Союзом «Натолину» («Natolin»), склонила «Пулавы» («Puławy») к выступлению с лозунгом защиты независимости польского государства и партии. С июля по октябрь 1956 г. «пулавская» группировка добилась преобладания в средствах массовой информации и обеспечила себе влияние на большей части крупных предприятий и в вузах. На ее стороне были симпатии партийной интеллигенции. По всей видимости, эти преимущества повлияли на решение Гомулки, хотя он также разделял и программу защиты государственной и партийной независимости. Исходя из этого, он решил встать на сторону «пулавской» группы.

Девятнадцатого – двадцать первого октября 1956 г. состоялся VIII пленум Центрального комитета ПОРП. На начало его работы дислоцированные в Польше советские войска ответили передвижениями в направлении Варшавы. Вместе с ними по приказу своего командования двинулись многие польские части. Кто отдал их командирам эти распоряжения – неизвестно. Министр национальной обороны маршал Рокоссовский публично открещивался от этого. В свою очередь, заседания ЦК проводились под прикрытием подразделений корпуса внутренней безопасности и полка правительственной охраны.

Советские войска остановились в окрестностях Ловича. ^{154} В это самое время в Польшу без приглашения прилетела группа советских политических и военных руководителей во главе с Хрущевым. Заседания ЦК были прерваны. Переговоры Гомулки и сопровождавших его деятелей ПОРП с советской делегацией были строго засекречены. Тем не менее, известно, что советские руководители угрожали вооруженным вмешательством, а польские – заявляли о готовности оказать сопротивление. В итоге руководители СССР уступили и отдали войскам приказ вернуться на свои базы. Возможно, Гомулке во время бесед удалось убедить их в своей коммунистической правоверности. На последующих заседаниях ЦК избрал новое высшее руководство ПОРП, состоявшее, главным образом, из представителей «Пулав». /470/

Октябрьские перемены оказались куда более значительными, чем того хотели Гомулка и большинство «пулавской» группы. Возможность советской интервенции неожиданно для них создала атмосферу революционного и национального подъема, всеобщей активности и воодушевления. С радостью был воспринят отзыв Рокоссовского и других советских офицеров. Почти повсеместно сменился состав партийного руководства. В гминах и поветах местное население оказывало прямое давление на выборы. Наиболее ненавистных директоров вывозили с предприятий на тачках. На многих фабриках были избраны рабочие советы, призванные стать гарантией демократизации экономической сферы и ликвидации бюрократических методов управления. Несмотря на призывы Гомулки сохранить существовавшие на селе производственные кооперативы, почти все они самораспустились. Уступая всеобщим требованиям, власти освободили интернированного примаса Вышинского, арестованных епископов и священников. Им пришлось также на несколько лет смириться с восстановлением преподавания основ религии в школе. Средства массовой информации некоторое время работали практически без контроля со стороны цензуры, полностью дезориентированной и не имевшей надлежащих инструкций.

Некоторым утешением для Гомулки могли стать возросшее в обществе доверие к партии и активизация партийных организаций на предприятиях. В рабочие советы вошло много членов ПОРП. Несмотря на радикальные настроения, они послушно исполняли указания партийного руководства. Хотя и не без некоторого сопротивления с их стороны, им вскоре вменили в обязанность проведения через рабочие советы решений партийных властей. Однако насколько далеко продвинутся реформы, все еще оставалось неясным. Немалую роль в их торможении сыграло крушение коммунистической системы в Венгрии, за которым последовали советская интервенция и подавление восстания силой. Гомулка воспользовался этими событиями для восстановления в Польше «спокойствия и порядка». На заседаниях всепольского совещания партийного актива в Варшаве 4 ноября 1957 г. он впервые занял недвусмысленную консервативную позицию. Венгерские события стали шоком и для общества в целом. За предоставление кредита доверия Гомулке высказалась церковь.

На выборах в сейм 20 января 1957 г. Гомулка добился успеха. По-видимому, результаты выборов не были фальсифицированы, во всяком случае, не в больших размерах. Явка избирателей колебалась /471/от 80 до 90 %; пришедшие прислушались к призывам Гомулки не пользоваться предоставленной им возможностью вычеркивать кандидатов, возглавлявших списки. В случае голосования без вычеркиваний они считались избранными. Во всей Польше не прошел лишь один такой кандидат. На исход выборов оказала влияние и позиция церкви. Она поддержала списки Фронта национального единства, хотя и не присоединилась к призыву партии голосовать, не вычеркивая. Тогда, единственный раз в истории ПНР, примас Вышинский позволил сфотографировать себя во время голосования. После выборов партия предприняла действия с целью восстановления монополии коммунистов на власть, руководство обществом и информацию. Оживился партийный аппарат, вернулись уволенные в октябре кадры, менялся состав редакций, была восстановлена строгая цензура. Эти процессы шли медленно, но планомерно и в одном направлении.

Окончание «польского Октября» могли символизировать три события 1957–1958 гг. Летом 1957 г. была жестоко подавлена забастовка трамвайщиков в Лодзи. Там впервые использовали созданные уже при Гомулке и специально обученные подразделения милиции, вооруженные слезоточивым газом, водометами, резиновыми дубинками и другими средствами. В ту пору эти подразделения называли в народе отрядами «Голендзинова» – по названию места их расположения. Значительно позже они получили название «Моторизованные резервы гражданской милиции» (Zmotoryzowane Odwody Milicji Obywatelskiej). Отряды «Голендзинова» подавили и выступления варшавских студентов, протестовавших против закрытия властями в октябре 1957 г. еженедельника «Попросту». Этот журнал служил своеобразным рупором наиболее радикального крыла сторонников внутрипартийных реформ.

Наибольшее значение имело принятое в 1958 г. решение о роспуске рабочих советов и преобразовании их в направляемые партийным аппаратом «конференции рабочего самоуправления». Эти органы имели мало общего с подлинным самоуправлением, значительная часть их членов делегировалась ПОРП и различными заводскими организациями во главе с профсоюзами. Таким образом, были уничтожены плоды единственной серьезной реформы, проведенной после октября 1956 г. Происшедшее ранее частичное лишение этих советов самостоятельности оказалось недостаточным, однако облегчило их последующую ликвидацию. Многие рабочие потеряли веру в смысл деятельности советов и проявляли равнодушие к ним. В качестве элементов «конференций рабочего самоуправления» рабочие советы /472/сохранялись на некоторых предприятиях и в 60-х годах, однако, не обладая никакими правами и не пользуясь доверием трудовых коллективов, не проявляли активности и со временем окончательно прекратили существование.

Более долговременные перемены произошли в деревне. Гомулка не отказался от идеи «обобществления сельского хозяйства», однако на первых порах проводившаяся аграрная политика в целом была выгодна для крестьян. При этом все же сохранялись обязательные поставки, являвшиеся формой натурального налога. Это давало государству возможность контролировать рынок сельскохозяйственной продукции. Чтобы не допустить чрезмерного укрепления крестьянских хозяйств, оказывалось противодействие индивидуальной механизации. Машины передавались государственным или кооперативным хозяйствам, в том числе недавно появившимся и подвергшимся вскоре бюрократизации «сельскохозяйственным кружкам». Октябрьские события 1956 г. на несколько лет дали импульс расширению сельскохозяйственного производства. Но затем вновь появились сомнения относительно подлинных намерений властей, искусственно сдерживавших рост рентабельности хозяйств крестьян-единоличников и не жалевших привилегий для «социалистических хозяйств». Аграрный сектор оказался в состоянии застоя. Начались перебои в снабжении населения продовольственными товарами, особенно мясом.