Текст книги "Развращение"
Автор книги: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
II. День: вторник
Варлека Бурлеска очнулась от жары. Её тело плавало в потной луже. На реснице висела капля пота и она попыталась её стереть. Но поднять руку не получилось – что-то мешало.
– Ос-сторожнее, – просвистело над ухом. – Вы ещё слишком с-слабы, чтобы двигатьс-ся.
Женщина с трудом разлепила один глаз, но ничего не увидела – перед глазами плыл какой-то туман.
– Где я? – попыталась спросить она, но из горла вышло только глухое сипение. Тем не менее, невидимая собеседница поняла.
– В гос-спитале. Меня з-зовут Оффь, я нагиня. Вы были очень с-серьёз-зно больны, но с-сейчас-с опас-снос-сти нет. Вы что-нибудь помните?
– Смочите ей рот, – распорядился другой голос: низкий, мужской. – И понизьте немного температуру в камере. Этак вы её заживо сварите.
Во рту Варлеки оказалась прохладная влажная губка. Женщина с благодарностью сжала её зубами, высасывая капли драгоценной влаги.
– Теперь вы можете говорить? – это был снова мужчина. Голос был немолодой, но сильный и приятный. Варлека где-то его слышала, но не могла вспомнить где.
– Да… – она мучительно соображала: надо было сказать что-то важное. Наконец, она вспомнила. – Меня пытали… Стояновский… – она попыталась изменить положение тела, но не смогла.
– Ус-спокойтес-сь, это прос-сто галлюцинации, – ласково зашелестел голос нагини. – Вы ничего не помните? С-совс-сем? Я хотела вам с-сказ-зать, что в с-суде предс-ставители нагов нас-стаивают на ус-словном приговоре…
– Какой суд? Над кем? – не поняла госпожа Бурлеска.
– Прос-стите, я с-скажу неприятное… С-суд над вами, Ванес-са, – голос нагини дрогнул. – Вы с-стреляли в с-своего любовника, Гора С-стояновс-ского, и ранили нага Рэва, его… его друга. Когда вы уз-знали, что он з-зараз-зил вас-с шшунхс-ским червём… – в голосе змейки послышалось осуждение. – Помните?
– Бред, бред, – прошептала Варлека, пытаясь отогнать чёрные видения, поднявшиеся из глубин памяти.
Вот Гор даёт ей опасную бритву и требует, чтобы она резала ему спину во время каждого оргазма. Лужа крови, в которой они плавают. Раздвоенный язык, слизывающий кровь. Наг обвивается вокруг её тела толстой упругой лентой, она пытается вырваться, но не может, и кольца свиваются всё туже, сжимают всё крепче… а Гор порет её плетью, потом засовывает рукоятку ей внутрь… или это уже не рукоятка, а змеиный хвост? Царапины, порезы, укусы. Наконец, главное: острый, как бритва, костяной полумесяц, сияюще белый. Он пронзает её выгибающееся от боли тело, крик, лезвие становится красным… Красные своды подвала. Subspace. Наслаждение, которое недостижимо без боли. Червяки в голове растут и требуют корма…
Червяки в голове. А теперь и в теле.
– Вы заразились редкой инопланетной хворью, госпожа Бурлеска, – мужской голос отзвякивал коротким эхом, как из бочки. – Такое заражение считалось практически невозможным. Потому что для этого требуется очень тесный физический контакт с аборигентом Шссунха. Ваш любовник использовал своего знакомого нага по имени Рэв как участника ваших постельных забав. Наги не знают, что такое секс, но Гор объяснил ему… Лечиться придётся ещё долго, но вы будете жить. В отличие от Гора Стояновского.
– Что с ним? – голос женщины стал чуть увереннее.
– Со Стояновским? Вы всадили в него четыре пули. И ранили нага. Это было напрасно. Он всё равно не стал бы жить дальше. После того, как ситуация прояснилась окончательно, он покончил с собой. То есть попросил, чтобы его жизнь прервали, у них это принято.
– Я это с-сделала с-сама, – печально просвистела змейка. – Ведь я его з-знала с-с детс-ства. Он был помощником владычицы нашего гнез-зда. Когда была маленькая, он учил меня говорить.
– Я помню, – прошептала Варлека. – Но почему?
– Он принимал участие в грязных извращениях и к тому же стал причиной вашей болезни. Наги в этом отношении очень щепетильны, – пояснил всё тот же мужской голос. – Теперь вы вспомнили?
– Я… да … что-то такое, – прохрипела женщина. – У меня, кажется, провалы в памяти.
– Ничего страшного, – мужской голос стал снисходительным. – Кстати, Варлека, вы помните меня? Я профессор Рейке. Альфонс Рейке. Ваш старый, очень старый друг. Помните?
– Дайте ещё воды, – попросила госпожа Бурлеска. – Воды… Воды!
Жара стала нестерпимой и она закричала.
* * *
– Приходит в себя, – прозвенел в ухе крошечный дюймовочкин голосок.
Женщина разлепила непослушные веки и увидела топорщащийся край накрахмаленной простыни.
Ей было хорошо. Восхитительная прохлада ласкала её измученное жаром тело.
– Где я? Это больница? – прошептала женщина.
– Да, это госпиталь Перси, под Парижем. Вы здесь уже три недели, – ткнулся ей в уши сильный, с хрипотцой, женский голос.
– Мне говорили… Полиция… Госпиталь. – Варлека попыталась улыбнуться.
– Она бредит, – зазвенело где-то на краю сознания.
– Вряд ли вы что-то помните. Когда вас привезли сюда, у вас были галлюцинации…
– Это бред, – донёсся другой голос, совсем тонкий, комариный.
– Я хочу знать, что со мной, – Варлека попыталась говорить громче, но сил не было. – Я больна? Вы говорили, что я заразилась от гадов шссу… – губы не хотели складываться. – Шссунхским червём. Что это? Эти черви смертельны? Я буду жить?
– Это бред, Варлека. Никаких червей нет. Вы стали жертвой негодяев, которые вас похитили и хотели убить. Вас вовремя нашли и освободили.
– Что со мной сделали?
– Одурманили. И потом держали в бессознательном состоянии.
– Зачем?
– Это, конечно, ужасно, – в женском голосе послышалось нечто вроде намёка на сочувствие, – но вас хотели свести с ума. Сделать сумасшедшей, понимаете? Им это почти удалось.
Больная чуть приподнялась на локте, но всё тут же поплыло перед глазами, и она бессильно упала на простыню.
Тонюсенький голосочек за пределами видимости что-то пипикнул раз-другой и затих.
– Эта сделала Августа Торанс, – продолжала невидимая собеседница. – Когда-то вы были подругами. Она вас ненавидела. За то, что её муж, профессор Рейке, изменил ей с вами. Помните?
– Нет, – выдохнула женщина. – А разве она жива?
– Насколько нам сейчас известно, – снова вмешался мужской голос, – вы не были инициатором этих отношений. Но ваш постоянный любовник, некий Гор Стояновский, увлекался тематическими играми. Иногда он приводил других мужчин, для остроты ощущений… Однажды профессор оказался в вашей постели, так?
– Не помню, – она сообразила, что голос мог принадлежать полицейскому, и решила на всякий случай ни в чём не признаваться.
– На вас он не произвёл особенного впечатления, – продолжал мужчина, – но вы с ним всё же встречались какое-то время. Потом расстались. И при расставании наговорили лишнего. Он пошёл домой и признался жене во всём. Для неё это была трагедия: она верила мужу, для неё доверие было очень важно. Её жизнь была разрушена. Она хотела убить вас, но решила, что этого будет недостаточно. Тогда она придумала этот план. Вы помните, что Августа по профессии биохимик?
– Биохимик, – повторила женщина, натягивая на себя простыню: ей сделалось совсем холодно.
– Уже всё, – пропищала дюймовочка в ухе.
– Вот именно. Она выманила вас из дома – якобы чтобы поговорить. Вы встретились в парке. Она дала вам яблоко. Помните яблоко?
– Помню. Красное яблоко. Ещё что-то про Еву и змея… «Будете как боги знать добро и зло»…
– В вашем случае это была другая сказка, – продолжал голос. – Ведьма дала падчерице румяное яблочко, в котором был ядовитый червяк. Белоснежка откусила кусочек с червяком и уснула. Августа сделала что-то вроде этого. Мы до сих пор не можем разобраться с тем, что она туда намешала. Вы попробовали этого угощения и, что называется, вырубились. Отключились. Потеряли сознание. Потом они перевезли ваше тело в подвал…
– Кто они? – выдохнула несчастная последние в своей жизни слова.
– Августа Торранс и её сообщник, – сказал мужской голос. – Профессор Рейке. Она заставила своего супруга, угрожая разводом… Угрожая разводом… Угрожая разводом… Угрожая разводом… Разводом… Разводом… Взводом… Зводом… З-з… – зудение залило уши.
Она падала куда-то вниз. Очень, очень глубоко вниз.
Внизу не было ничего.
III. Время: десять без десяти
Госпожа Бурлеска спустила рукава лёгкого свитера на кисти рук, но они всё равно мёрзли. В морге работали во всю мощь холодильные камеры.
– Вот, – сказал полицейский эксперт, собственноручно выкатывая из недр огромного железного шкафа металлический пенал. – Это она.
Внутри лежало тело старухи – измождённое, с пожелтевшей кожей и торчащими костными мослами. На лице и руках кожа была чёрной, пропеченной, со следами ожогов.
– Узнаёте? – спросил второй полицейский, в синей форме инспектора, с простым лицом, как-то очень подходящим к этой форме, словно он в ней родился.
– Да, – ответила госпожа Бурлеска. – Это Августа Торанс. Я хорошо её знаю. Мы были подругами, – пояснила она.
– Но вы поссорились? – полицейский зачем-то заглянул в железный ящик, как будто там мог лежать ответ на вопрос.
– Вообще-то нет. Мы просто перестали общаться. Видите ли, я вышла замуж за Альфонса Рейке, её бывшего мужа. Она не смогла мне этого простить. Я не считаю себя виновной в чём бы то ни было, – добавила она. – Мы с Альфонсом любили друг друга, Августа была лишней. Она должна была принять реальность. Вместо этого она решила её игнорировать.
– Вы хоть знали, что с ней происходит? – не отставал полицейский.
– Это нужно для расследования? – поинтересовалась Варлека. – Вообще-то вы не имеете права меня допрашивать. Вы не следователь.
– Ну да, ну да, – полицейский сбавил тон, – но, как бы это сказать… Дело, прямо скажем, деликатное. И запутанное. Я всё равно буду принимать участие в следствии. Сидеть, задавать вопросы. Много вопросов. Вы от меня ещё устанете, – криво ухмыльнулся он. – Так что давайте какие-то вещи проговорим сейчас. А я вам расскажу кое-что из того, что сам знаю. Облегчим себе жизнь?
– Что ж, если так… – Варлека откинула со лба белёную прядь. – Я была уверена, что у Августы неладно с головой. Профессор Рейке поступил очень благородно, оставив ей часть своего состояния и дом. Она в нём и жила, ничего не делая и постепенно теряя адекватность. Кажется, у неё не было мужчины, вообще никого не было. Последний раз, когда я у неё была, она производила впечатление сумасшедшей. Она долго не хотела меня впускать, а когда впустила, то десять минут держала в прихожей. Потом она рассказывала о пришельцах из космоса, которые её преследуют и хотят от неё чего-то ужасного… Больше я с ней не общалась.
– И вы в психушку не стук… – полицейский прикусил язык. – В смысле, вы никуда не обращались с этой информацией?
– Нет. Зачем? Я не обязана это делать. Каждый живёт так, как сам хочет и как он того заслуживает, не так ли?
– А зря, – задумчиво сказал полицейский. – Вы подверглись серьёзной опасности. – Он задумался, явно выбирая выражения. – Эта сумасшедшая считала, что виновница всех её несчастий – вы. Она даже разработала план мести. Собиралась вас отравить.
– Вот как? Отравить? – Варлека чуть улыбнулась, как будто эта идея показалась ей забавной.
– Да. Не насмерть, а как бы… – полицейский опять задумался, вспоминая нужные слова. – Одурманить и подчинить. Точно. А потом пытать до смерти.
– Какой ужас, – без интереса сказала госпожа Бурлеска. – А откуда это известно?
– Когда наши рылись в её доме, нашли её дневник. Личные записи. Она их держала в своей лаборатории, в подвале. По долгу службы, – подчеркнул инспектор, – мне пришлось с ними ознакомиться. Ужас какой-то. Она медленно съезжала с катушек и сама не врубалась, что с ней творится. Фантазии всякие, мазохизм, порно… то есть непристойные сцены… в общем, всего хватало. Даже какие-то существа из космоса. Хотя если бы это писал какой-нибудь типчик из модных литераторов, мог бы запросто отхватить Гонкуровскую премию, – неуклюже пошутил он.
– Августа всегда была помешана на сексе, – пожала плечами Варлека. – Но ей не везло. Она была уродли… я хочу сказать, она не привлекала мужчин, – подобрала она слово повежливее. – Кстати, вы не могли бы закрыть этот ящик, – она показала взглядом на тело. – Вообще, здесь не очень уютно. Надеюсь, опознание закончено?
– Да, конечно, – полицейский с грохотом навалился на железный пенал и задвинул его обратно. – Короче говоря, госпожа Августа Торранс экспериментировала со всякой химией, не имея необходимого оборудования и не соблюдая всех норм безопасности. Тем самым подвергая себя действию этих веществ. Что, так сказать, усугубляло её душевное состояние… Э-э, дамочка, здесь курить нельзя!
Варлека, не обращая внимания на инспектора, достала из пачки тонкую длинную сигарету.
– Здесь нельзя курить, – повторил мужчина.
– Почему? – поинтересовалась госпожа Бурлеска и щёлкнула зажигалкой. – Вы уверены? От кого исходит запрещение, кстати?
– М-м-м… Я ни разу не видел, чтобы здесь курили, – пробурчал её собеседник.
– Значит, можно, – констатировала женщина и с наслаждением затянулась. – Да вы продолжайте, – разрешила она. – Итак, моя подруга собиралась меня отравить. Очень интересно.
– Яблоком, – полицейский улыбнулся. – Именно яблоком. Она в дневнике про это написала. Но вам повезло – а ей не очень. Ваша Августа сварганила какую-то адскую смесь психоактивных препаратов, галлюциногенов, ещё какого-то дерьма… простите, я в этом совсем не разбираюсь. Колба со смесью лопнула. Надо думать, от неудачного нагрева. Она работала в прорезиненном балахоне, маске и перчатках – на это у неё всё-таки шариков хватало. Но колба хреново лопнула, в самый тот момент, когда эта баба её с огня снимала. Стекло разлетелось, порвало перчатки, ну и полетело на кожу и порезало ей руки. А вещества попали в кровь… Дальше сами понимаете что было. У неё в голове всё заглючило, она вообще перестала соображать, чего и как. У неё хватило сил отползти от стола. Только вот фигня какая – она поползла в угол, а там стоял нагреватель. Тут она совсем отрубилась. И несколько дней лежала под этой штукой, медленно поджариваясь. Прикиньте, каково ей было. У неё в голове, небось, такой бульон сварился…
– Ужасно, – сказала Варлека, стряхивая на пол пепел. Инспектор с неодобрением посмотрел на неё, но промолчал.
Толстый эксперт повернулся, обвислая щека колыхнулась.
– Вот ещё что. Когда мы её доставили сюда, она несколько раз приходила в сознание. И ещё чаще бредила. Так вот, она называла себя вашим именем. Похоже, она воображала себя Варлекой Бурлеской. То есть она считала, что она – это вы. Понимаете? Она пыталась рассказать, что её хотела убить Августа Торанс вместе с профессором Рейке. Иногда, впрочем, Августа у неё становилась жертвой – то ли пришельцев, то ли маньяков… Наши психологи говорят, что такое отождествление означало её подсознательное желание убить себя.
– Наверное, – пожала плечами женщина. – Значит, она получила то, чего хотела. Я не пойму другого – зачем вы рассказываете это мне, да ещё и здесь? Неужели нельзя было найти более подходящего места?
– Ну и ладно. Извините, мне пора, – эксперт и направился к выходу. Варлека устремилась за ним.
– Подождите-подождите, – вмешался полицейский, – тут вот что… Строго говоря, мы не должны вам об этом говорить, но вы и без меня скоро всё узнаете. Августа Торанс завещание оставила. Нотариально заверенное. Когда она ещё была ещё в здравом уме. Короче, вы являетесь её единственной наследницей. Она жила скромно, так что на счетах осталась кругленькая сумма. А также дом. Что скажете?
– Это моё дело, а не ваше, – заметила Варлека, останавливаясь. – Но я подумаю, принимать это наследство или нет. Посоветуюсь с мужем, конечно. В конце концов, это его дом.
– Деньги – лучшие друзья девушки, так? – не удержался полицейский.
Дверь захлопнулась. Гулкое эхо прокатилось под сводами морга.
– Вы пытаетесь оказать на меня психологическое давление? – госпожа Бурлеска посмотрела на полицейского с брезгливым любопытством, как на вуайериста в общественном парке. – Я – жертва грязной истории, о которой мне хотелось бы как можно скорее забыть. Как именно я распоряжусь принадлежащими мне средствами – не ваша забота. А теперь я хотела бы покинуть это помещение, господин э-э-э… как вас там зовут?
– Стояновский. Гор Стояновский, – полицейский неприятно улыбнулся. – Кстати, я бы на вашем месте не стал бы торопиться. Теперь, когда нет посторонних…
Варлека широко открыла глаза, одновременно кладя руку на сумочку.
– Ну так давай, – усмехнулся полицейский. – Я знаю, что у тебя там пестик. А у меня ничегошеньки с собой нет. Давай, сучка, спасай свою шкурку.
Госпожа Бурлеска натренированным движением выхватила маленький дамский пистолетик, и, не сводя кургузого дула с полицейского, стала отступать к двери.
– Ай-яй-яй, – полицейский откровенно наслаждался ситуацией. – На меня наставлена пушка. Рэв, дружище, покажись даме…
Ног Варлеки коснулось что-то холодное и скользкое. Она невольно посмотрела вниз и закричала – пронзительно и страшно, как кричат насмерть перепуганные женщины.
Возле бёдер Варлеки поднялась треугольная голова с холодными немигающими глазами.
– Сделай любезность, мон шер ами, кусни её за самый низ, – попросил Гор. – И ядку не пожалей.
Последнее, что она успела услышать по эту сторону жизни – сухой электрический треск: острые белые зубы рвали её колготки.
* * *
Рэв и Стояновский молча смотрели на скрюченное тело Варлеки Бурлески. Тонкая рука с накладными ногтями последний раз проскребла по грязному линолеуму и замерла.
– Всё, – наконец, сказал наг.
– Неприятная смерть, – констатировал Стояновский. – Я, наверное, предпочёл бы пистолет. Может быть, я им и воспользуюсь. Если ты, конечно, не передумаешь, – с кривой усмешкой добавил он.
– Зачем нужно было убивать эту женщину? – поинтересовался наг. – Насколько я понимаю, она готова была поверить в твою версию.
– Сука, – коротко ответил Гор.
– В таком случае, зачем ты так долго с ней разговаривал?
– Ну… Я, в общем-то, сначала думал её отпустить живой. Августа, дура набитая, и впрямь считала эту стервозу себе подружкой. И завещала ей своё барахлишко. Я думал озвучить нашу официальную версию событий и отпустить бабёнку. Дом и деньги Августы замазали бы ей ротик навсегда. Но когда эта слизь даже не потрудилась сделать вид, что ей немножечко неловко!
– Ты ей сказал, что Августа собиралась убить её, – сказал наг.
– Я сказал, что она свихнулась после того, как у неё увели мужа.
– Это неправда, – заметил наг. – Неадекватные реакции Августы Торанс были связаны с первой стадией заражения шссунхским червём, когда заражённый ещё находится в сознании, но уже не может бороться с видениями…
– И эта дрянь даже не попыталась ей помочь.
– Насколько я знаю земные законы, за это не полагается смертной казни, – заметил наг.
– Не полагается. Это просто подлость. Но мне всё равно. Ты хорошо её цапнул. Мне было приятно.
– Я раскаиваюсь, – серьёзно заявил наг. – Я совершил недостойное деяние, пойдя на поводу у твоих извращённых желаний.
– Раскаивайся сколько хочешь, мне-то что… Кстати, ты говорил, что убивать у вас считается извращением? Ты не слишком мучаешься?
– Я? Нет. Убийство нага нагом отвратительно. Но охотиться на существ другого вида можно. Особенно на теплокровных.
– Вот, значит, как… И всё-таки. Может быть, ты ещё подумаешь немного? Наши расы, в общем-то, совместимы. То, что видела Августа в нашем общем будущем – это, конечно, не очень гламурно… но к этому тоже можно привыкнуть. К тому же можно заранее принять меры. Не соглашаться распространять шшунхские законы на людей так прямо. Можно ведь что-то придумать.
– Нельзя, – печально сказал наг. – Если она видела это, значит, так оно и будет.
– Н-да… Что это всё-таки такое – шшунхский червь? – Гор напряжённо рассматривал тело Варлеки. – Как он вообще действует?
– Я же тебе говорил: мы не знаем, – наг вытянулся на полу длинной сверкающей полосой. – Это очень древний симбионт. Он живёт в наших телах. Известно, что вещества, выделяемые червём, стимулируют клетки коры головного мозга, повышают интеллектуальные способности, и так далее. Наши достижения, которыми ты так восхищаешься, связаны именно с этим…
– Знаю, знаю, не парь мне мозги. Откуда эта мистическая фигня про будущее?
– Очень редко, – наг уложил своё тело широким полукольцом, – с червями что-то происходит и они начинают пожирать тело носителя. Однако больные ткани начинают выделять что-то такое, что позволяет видеть будущее. Мы не знаем, что это. Но это работает.
– Кстати, а если у людей всё не так? Может быть, это самые обычные глюки, без всякого ясновидения?
– Нет, ошибки быть не может. Августа видела наиболее вероятное будущее. Которое наступит через девять лет. Судя по ясности и отчётливости её видений, в случае нашего открытого появления на Земле оно почти неизбежно.
– Чёрт, дьявол! Ты так и не объяснил мне, почему вы уходите. Неужели из-за этой идиотской фигни с законодательством и садистами? В конце концов, от этого пострадают только люди, а не вы.
– Нет, я не про то. Я увидел у вашей расы скрытый порок, который представляется мне неисправимым.
– Ты про садо-мазо? Таких, как я, немного, и они ни на что не влияют. Ну, будет их больше. И что?
– Это всего лишь частный случай. Просто случилось так, что древний шссунхский обычай наложился на извращённую человеческую похоть. Я про общий принцип. У вас есть талант приспосабливать всё что угодно для удовлетворения низких желаний. Вы можете научить использовать для этого даже нас, нагов. Например, в нас есть остатки охотничьего инстинкта. Нам нравится сжимать в объятиях что-то тёплое. Помните, чем это кончится – там, в будущем? Этим, как его… почёсыванием… посасыванием… А что будет дальше? Вы найдете способ нас развратить. Мы этого не хотим. Всё.
– Этого ещё не было! – закричал Гор. – И это можно… ну я не знаю. Запретить. Высмеять. Мало ли что. Напрягите свои замечательные извилины…
– Это уже было, – наг склонил голову. – Ты же помнишь, каким способом мы заразили Августу шшунхским червём. Нужен был очень тесный физический контакт. Я участвовал в тех гадостях, что ты с ней тогда делал. И мне… и мне это иногда нравилось, – последние слова он произнёс очень тихо.
– Чёртов ханжа. Извини, это я так. Скажи, а почему Августа в своих видениях воображала себя этой Бурлеской, а не собой?
– Она не должна была дожить до того времени. Помнишь? В самом начале бреда Варлека вспоминала про свою бывшую подругу Августу, которую поймал в ванной комнате какой-то маньяк и долго издевался? Потом она быстро умерла… Так вот, это была её собственная участь. А Варлека должна была дожить. Но тоже попасться насильникам. Конечно, не тебе с Альфонсом. Другим. Просто Августа их не знала – а поэтому её подсознание спроецировало их образы на любовника и бывшего мужа.
– Ну да, глюк не телевизор, – пробормотал Гор, – его так просто не переключишь… Кстати, эта ваша девочка, Оффь – ты и в самом деле собираешься её огулять?
– Раньше я об этом не думал, – признался наг, – она просто моя помощница. Но видения Августы навели меня на мысль, что Оффь и в самом деле может стать хорошей матерью для моего потомства. Пусть только подрастёт. Сейчас она ещё совсем выползок, а через девять лет она будет готова к зачатию… а я, наверное, буду готов к завершению жизни.
– Н-да. Бедная девочка, – пробормотал человек.
– Мне пора, – сказал наг. – Прощай.
– Подожди. Что вы сделаете с Землёй?
– Скорее всего, изолируем. После моего доклада решение будет утверждено на Шссунхе. У нас есть защитное поле, которым можно покрывать целые системы. Что-то вроде кокона, препятствующего преодолению пространства. Вы не должны покидать свою звёздную систему. Никогда.
– Очень жаль, дружище, но никакого доклада ты не сделаешь, – сказал Гор и выдвинул ещё один ящик.
Тонкая серебристая дуга просверкала в воздухе и упала рядом со змеем.
Несколько бесконечно долгих секунд два нага, свившиеся в клубок, бились на полу. Потом тяжёлое тело Рэва осело. По нему волной прошло несколько судорог, пару раз дёрнулся хвост.
– Я вс-сё-таки убила его, – грустно сказала Оффь.
Змейка была совсем юной, не созревшей. Она лежала на полу, коротенькая, как серебряная сабля.
– Быстро управилась, – одобрил Стояновский.
– Он почти не с-сопротивлялс-ся. Нагу очень трудно убить нага, ос-собенно с-самку. А с-самка может убить с-самца, ос-собенно если нас-строитс-ся… Но мне его жаль. Он был помощником владычицы нашего гнез-зда. Когда я была маленькая, он учил меня говорить.
– Ну да. А теперь он намылился тебя замучить до полусмерти и потом трахнуть, – ехидно сказал Стояновский. – Чтобы ты окотилась его змеёнышами.
– Не говори так, – змейка была печальна, – он имеет на это право, ведь это же з-законно. Мы так раз-змножаемс-ся. А я – прес-ступница. Я уклонилас-сь от долга…
– …ради удовольствий, – добавил Гор. – Довольно невинных, кстати. Всего лишь извращённый охотничий инстинкт. Проще говоря, ты любишь обниматься и гладиться. Ещё ты отлично делаешь минет. Но тебе же это нравится, да? Тебе вообще нравится Земля? И тебе ведь не хочется отдавать своё тело самцу, который будет тебя мучить, пока ты от боли не чокнешься – и, может быть, станешь способной к зачатию. А этот гад распалится, проткнёт тебе пузо своим крючком и оплодотворит. Потом ты его прикончишь… Веселуха-то какая, оборжаться можно!
– Ес-сли я не с-сделаю этого когда-нибудь, у меня никогда не будет потомс-ства, – сказала Оффь, сворачиваясь колечком.
– Ну и что? – засмеялся Стояновский. – У меня его тоже нет. И, наверное, не будет. Вот ещё, спиногрызов плодить. Я же по этому поводу не рыдаю?
– Это… из-за меня? – голос змейки предательски дрогнул.
– Из-за тебя тоже, лапочка моя, – успокаивающе сказал Гор. – Кстати, тебе не холодно на полу? Не хочешь погреться?
– Ты же з-знаешь, я вс-сегда хочу тебя, – прошептала Оффь, разворачивая гибкое тело. – Тебе с-сделать твоё удовольс-ствие? Blowjob?
– Не сейчас, дорогуша, – буркнул Гор. – Ты классно сосёшь, но мне ещё нужно прибраться. Куда-то этого твоего дружка девать, – он неодобрительно покосился на Рэва.
– Не наз-зывай его так! – змейка издала странный горловой звук, подозрительно напоминающий капризный всхлип.
– Ещё тут бабских сцен мне не хватало, – вздохнул Гор и стал осматриваться. – А сторож взял нага на па-алку и выбросил нага на сва-алку… Чёрт, какая ещё палка, он здоровенный… милая, что вообще делают с мёртвыми нагами?
