Текст книги "Развращение"
Автор книги: Михаил Харитонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Впрочем, тогда многие позволяли себе такие рассуждения. Никто не думал, что подобным правом кто-нибудь захочет воспользоваться на самом деле.
Увы, люди плохо знали самих себя.
На следующий же день после изменения Кодекса – что означало автоматическое введение в законодательства всех стран, его принявших, «шшунхского брака» – своё право на женщину заявил вполне почтенный немецкий парламентарий, представитель партии «зелёных». Его не остановило даже то, что несчастная была замужней.
На другой день две аналогичные заявки пришли из Мексики. Америка выстрелила через неделю – сразу пятью заявлениями.
Через месяц Варлека впервые в жизни подумала, что ей страшно выходить из дома. Паранджу она надела через полгода. К тому времени это уже был вполне ординарный элемент женской одежды: по правилам, для того, чтобы подать в полицию заявку на своё право насиловать жертву, насильник должен был показать её лицо.
* * *
Женщина и наг добрались до скверика с фонтаном и маленьким прудом, в котором плавала тяжёлая перекормленная утка. Там стояли не скамейки, а зелёные стулья с железными ногами. Вокруг росли всё те же деревья с красной корой.
Никого не было. Где-то далеко играла музыка. В воздухе витали запахи перегоревших углей для барбекю, туалетной воды и молодого вина.
Госпожа Бурлеска нашла самое тенистое место – прямо под деревом. Присела на стул, аккуратно подобрав под себя балахон. Воровато оглянулась вокруг и немного помахала платком, нагоняя чистого воздуха.
– Может, пересядем? Профессор не заметит меня в тени, – рассеянно сказала Варлека.
– Не заметит – позвонит по мобильному телефону. К тому же я его наверняка замечу. У меня неплохое зрение и чутьё. Не беспокойтесь, я его не пропущу.
С профессором Рейке она связалась ещё в ресторане. У старика оказался неожиданно сильный голос. Не вдаваясь в долгие разговоры вокруг да около, он предложил ей встретиться в местном парке – «знаете, такое место у пруда, там очень тихо» – чтобы ещё раз убедиться в её согласии и потом отвезти к себе домой для обсуждения деталей.
Госпожа Бурлеска оценила старомодную деликатность профессора. Однако, подумав, она пожалела об этом: парк был новым, Варлека его совсем не знала. Идти одной в незнакомое место не хотелось. Мало ли какой безумец выскочит из-под скамейки, сорвёт с неё платок и объявит своей жертвой? Она собралась было отзвонить, чтобы переназначить встречу в более подходящем месте, но тут Рэв неожиданно вызвался её проводить.
Немного подумав, женщина согласилась: змеи обладали прекрасным чутьём на теплокровных вообще и людей в частности, к тому же нагов всё-таки побаивались, в том числе и психи. Теперь она об этом жалела: перед тяжёлым разговором ей хотелось немного побыть в одиночестве.
– Как же здесь хорошо, – блаженно прошептал Рэв, укладываясь у её ног. – А у меня совсем нет времени.
– Когда вы собираетесь… начинать? – Варлека не нашла лучшего слова.
– Вы про Оффь? Думаю, где-то через месяц. У меня здесь осталось одно довольно серьёзное дело… надеюсь, последнее. Ну и, конечно, хочется хоть немного подышать парижским воздухом. Ах, если бы вы знали, как я люблю этот город! Если бы у меня было больше времени, чтобы насладиться им вполне…
– Я тоже люблю Париж, – сказала Бурлеска. – Хотя и редко тут бываю. Знаете, дела, работа… К тому же, – призналась она, – я не могу забыть то время, когда я могла ходить по этим улицам свободно, без тряпки.
– Простите за откровенность, но мне неприятно, что вы пытаетесь защищать себя такими способами, – сказал змей. – Некоторые вещи надо принимать… в вашем языке это обозначается словом «мужественно». На шссунхе это звучит как… – он издал длинную переливчатую трель. – В буквальном переводе – «как молодая самка принимает свою участь». Её участь – когда-нибудь стать жертвой. Через это надо пройти…
– Мы жили без этого тысячи лет. И этот ваш обычай кажется нам отвратительным. У вас он обусловлен физиологией, но у нас она совершенно другая…
– В таком случае, почему у вас нашлось столько мужчин, готовых следовать нашему обычаю? – парировал змей. – И с каждым годом их число всё растёт?
– Маньяки были всегда, просто вы разрешили им удовлетворять свои извращённые желания, – начала было Варлека, но змей перебил её:
– Не всё так просто. Насколько мне известно, классическая земная система правосудия была основана на идее наказания. Самым страшным наказанием была, – он едва заметно дёрнулся, – смертная казнь. Раньше в случае поимки садиста-насильника худшее, что его ждало – это смерть. Но сейчас она ждёт его точно так же. В чём разница? Ни в чём. Значит, дело не в нашем разрешении. В людях есть что-то созвучное нашим обычаям…
– Я думала над этим, – призналась госпожа Бурлеска. – Наверное, вот в чём. Для людей очень важными понятиями являются «можно» и «нельзя». Сейчас истязать женщину и потом умереть – можно. Закон это разрешает. Поэтому…
– Неубедительно, – спокойно сказал Рэв. – Смотрите сами. У людей было тёмное и кровавое прошлое. Однако, вы, в отличие от других рас, способны меняться. Учиться добру. Когда-то вы ели друг друга, как те моллюски. Но уже в течении тысячелетий вы этого не делаете. Вы воевали. Вы были жестокими и грубыми существами. Но среди вас всегда находились учителя высокой нравственности, чьи ценности люди в конце концов принимали. И, заметим, эти ценности неизменно оказались близки нам, нагам…
– Понимаю. Вы хотите сказать, что ваша этика совершенна, а мы только приближаемся к ней, – сказала Варлека.
– Это не я сказал, – заметил Рэв, – таковы факты. Заметьте, мы не подвергаем сомнению достижения землян в других сферах. Ваша архитектура, ваша музыка, ваша поэзия – всё это новые для нас миры. Здесь вы превосходите нас настолько, что нет смысла даже пытаться соревноваться с вами. Но в области морали и права…
– Люди, которые мучают женщин – просто ненормальные. – Варлека попыталась незаметно почесать о спинку стула зудящую от пота спину, но у неё не получилось.
– О Сократе и Христе их соплеменники говорили то же самое, – заметил Рэв.
– Ладно. Всё равно мы ни о чём не договоримся. Вы считаете себя и свои обычаи совершенством, – госпожа Бурлеска взяла себя в руки.
– В большинстве случаев вы сами это признали, – ответил змей. – Я понимаю, что индукция никогда не бывает полной, но…
– Вот именно. В конце концов, поймите же, что у нас разная физиология. Наш секс и этот ваш ужасный гон – настолько далёкие друг от друга вещи…
– Отчасти да. Но мы учимся и этому – насколько нам это доступно. Контакт с человеческим телом нам, во всяком случае, приятен. Это не секс, но… Как вы думаете, чем сейчас заняты Оффь и Райса?
– Ревнуете? – не удержалась Варлека.
Змей тихо хрюкнул, как маленький поросёнок. Бурлеска знала: наги так смеются.
– Извините, – сказал он, – это не по поводу нашего разговора… Просто мне пришла в голову совершенно посторонняя мысль. Видите ли… не знаю даже, как сказать… В общем, – наг заметно смутился, – я поймал себя на том, что мне очень хочется забраться на дерево. Понимаю, в моём возрасте это отдаёт ребячеством… но, скорее всего, другой возможности это сделать у меня не будет, а никакими правилами это не запрещено. Вы разрешите?
Госпожа Бурлеска с облегчением кивнула. Наг свернулся наподобие пружины и через мгновение, с силой распрямив тело, нырнул в воздух за её спиной. Длинная серебристая дуга сверкнула и пропала.
Варлека ещё раз оглянулась, но никого не заметила. Тогда она осторожно просунула руки под мокрый платок и стёрла пот.
Мысли в голову не шли. Она попробовала немного подумать о Стояновском, которого должна убить после того, как тот вдосталь натешится над женой профессора. И ещё сделает ей ребёнка. Закон охранял детей, родившихся таким способом – хотя матери обычно их ненавидели. Вот и Августа, кажется…
Что-то затрещало наверху. Похоже, не вовремя расшалившийся змей сломал какую-то ветку. Недодуманная мысль рассыпалась, как сухое печенье, оставив в голове несколько колючих крошек.
Потом она стала фантазировать, как она будет убивать Стояновского. Он же большой, сильный мужчина. Застрелить его? Это было бы как-то слишком… благородно, что-ли. Можно, конечно, использовать штучки, которые привезли на Землю гады – электрошокеры, ядовитые лезвия, что там у них ещё? Изделиями гадов пользоваться не хотелось. Вообще, – впервые за всё время задумалась она, – как это будет происходить? Будет ли Гор сопротивляться? Кажется, нет: она видела записи подобных убийств, мужчина всегда был вялый и покорный… Бурлеска вспомнила, сколько садистских фильмов было снято в последние годы. Змеи не препятствуют этому, у них самих принято смотреть на подобные вещи, они считают это высоким искусством…
В голове всё путалось. Она ещё попыталась решить, куда она поедет, когда получит свою охранную грамоту. Может быть, в Америку? Сейчас там развелось особенно много маньяков, в другое время она бы на это не пошла, но почему бы и нет? Нью-Йорк, говорят, сейчас расцвёл…
Варлека сама не заметила, как задремала. Ей снилось, что она, связанная, лежит в стеклянном ящике. Ящик плыл по огненной реке. Его заворачивало на стремнинах, и она видела языки пламени, сквозь которые проступали лица людей и нагов. Лица наклонялись к ней и о чём-то спрашивали – и она отвечала, не слыша собственных слов. Она знала, что, когда она замолчит, ящик расколется и она умрёт. Это было так страшно, что она вспомнила латинскую молитву, которой научилась когда-то в детстве, и начала её читать, путаясь в словах. Тогда лица в пламени сгрудились вокруг неё, пламя поднялось выше, а ей стало жарче. Но она твёрдо решила, что спасёт их всех, и с новыми силами зашептала молитву. Латинские слова вываливались изо рта, оставляя боль в растрескавшихся губах.
Проснулась Варлека от того, что кто-то осторожно теребил складки платка. Она в испуге распахнула глаза – и увидела сквозь паранджу яблоко: маленькое, неправдоподобно румяное, малиновое. Яблоко раскачивалось перед самым лицом.
Бурлеска почти машинально протянула руку и взяла плод. Тут же в поле зрения появилась довольная физиономия нага.
– Ф-ф-ф-ух! – по-человечески вздохнул Рэв. – Такие упражнения уже не для меня. Но я не мог удержаться и добрался до самого верха… Представьте себе, это яблоня! Генетически изменённая, конечно. Зато я нашёл несколько яблок на верхних ветвях. Не желаете попробовать вот это?
Варлека с сомнением покрутила в руке карминового цвета плод.
– Модифицированное… Может быть, оно ядовито?
– Исключено, – змей зашевелился, устраиваясь на ветке поудобнее. На спину Варлеки посыпался древесный мусор. – Модицифированные растения безопасны для людей и нагов. Я сам съел одно такое яблоко – и, как видите, жив.
– «Не умрёте, но будете, как боги, знать добро и зло» – усмехнулась госпожа Бурлеска. – Ладно, попробую. Надеюсь, оно не червивое.
– Да, весьма символично, – оценил наг. – Женщина и змей под деревом, библейский сюжет. Не хватает только Бога… Кстати, кто-то идёт сюда. Судя по звуку шагов, человек пожилой… Наверное, это ваш друг, о котором вы говорил. Не буду его смущать своим присутствием. Сейчас он, скорее всего, не в том настроении, чтобы общаться с нагами, – проявил он недюжинную для змея проницательность. – Прощайте, Варлека. Было приятно познакомиться с вами. Жаль, что нам так и не удалось поговорить как следует. Когда всё кончится… и если у вас будет настроение… пожалуйста, навестите нашу Оффь. Ей будет приятно. Впрочем, это уж как знаете. Ещё раз прощайте. Я тут, с вашего позволения, ещё немного поползаю здесь. Как всё-таки хорошо жить!
Голова старого нага исчезла. Послышался шорох, треск и хруст маленьких веточек.
Варлека воровато оглянулась, потом быстрым движением обтёрла яблоко о балахон, просунула руку под платок и впилась в него зубами. Яблоко оказалось чуть кисловатым, но сочным.
В аллейке послышались шаги – тяжёлые, неторопливые, уверенные.
* * *
– Прошу вас, уважаемая госпожа, – профессор Рейке церемонным жестом распахнул перед ней высокую дверь резного бука. – Вы – единственная радость в нашем скорбном доме…
Варлека переступила порог и с облегчением услышала мягкий масляный лязг замков за спиной.
– Мучения моей несчастной супруги начнутся завтра, – вздохнул профессор, машинально поправляя воротничок. – Этот мерзавец Стояновский… Я просто не знаю, что думать… и как теперь жить дальше.
За прошедшие годы профессор не слишком изменился – всё такой же высокий, тощий, аккуратно одетый. Он отпустил усы, которые ему шли. Углубились морщины около носа и в бородке цвета старого железа завелись сивые пряди. Пожалуй, он был красив – той поздней красотой отстоявшейся породы, проявляющейся именно под старость. И он не казался сломленным. Госпожа Бурлеска поймала себя на мысли, что в других обстоятельствах она могла бы отнестись к Альфонсу Рейке благосклоннее, чем в молодости… Но, конечно, не сейчас. Сейчас об этом думать нельзя.
– По закону Гор не имеет права делать… совсем ужасные вещи, – сказала Варлека, осторожно снимая с себя платок. Кондиционированный воздух был холодным и сладким. – При совершении обряда присутствуют наблюдатели. Наг и человек.
– Ну да. Они не дадут её убить. Или отрезать руку. Но всё, что лечит современная медицина, он имеет право делать. А лечат сейчас многое… почти всё. И, конечно, он будет мучить мою несчастную Герду. Причинять боль. Много, очень много боли. А потом нам придётся растить ребёнка этого ублюдка. Я до сих пор не могу поверить…
Варлека опустила глаза – и увидела на ноги профессора. Оказывается, он успел переобуться: теперь на нём были разношенные кожаные туфли. Из-под коротковатых штанин виднелись толстые серые носки – типично стариковские, для тепла. Мимолётная женская симпатия, которую она только что испытала, испарилась без следа, оставив только лёгкое чувство неловкости.
«Ничего не было», – напомнила себе госпожа Бурлеска, а вслух сказала:
– Насколько я помню, Гор был обеспеченным человеком. Вашей супруге полагается наследство… Кстати, как, вы говорите, её зовут?
Профессор не ответил, только поморщился.
– Можно, я умоюсь? – попросила Варлека. – На улице ужасная жара.
– Конечно, конечно, – заторопился профессор Рейке, – вон там ванная комната, – он махнул вяло рукой куда-то налево. – И переоденьтесь. Эти ужасные покрывала… не могу на них смотреть.
В ванной комнате женщина с наслаждением стянула с себя потный балахон. Приняла ванну, потом надела привезённый с собой лёгкий халат.
Она смазывала кремом лицо, когда дверь в ванную комнату распахнулась, и профессор Рейке неожиданно сильно и больно схватил её за руку и заломал так, что она задохнулась от боли.
– Я объявляю эту женщину своей жертвой, – заявил профессор, глядя в зеркало, – и готов совокупиться с ней по обряду нагов.
С той стороны стекла что-то вспыхнуло и зажужжало – видимо, автоматическая камера.
Рейке отпустил руку.
– Сейчас я вызову полицию и наблюдателей, – деловито сообщил он. – Сопротивляться и убегать не советую. Во-первых, тебя найдут. Во-вторых, ты меня разозлишь, а это не в твоих интересах.
– Но как же… ведь ваша жена… – пролепетала Варлека, чувствуя, что её ноги немеют.
– Ещё не поняла, сучка? – госпожа Бурлеска спиной почувствовала, что профессор ухмыляется. – У меня нет никакой жены. И никогда не было. Просто мне нужно было заманить тебя сюда, а ты попалась. Я объявил тебя своей жертвой, твоё лицо было отчётливо видно, запись уже переправлена в полицию.
Варлека нашла в себе силы повернуться лицом к своему мучителю – и ощутила что-то вроде удара по глазам: на неё был направлен прямой взгляд, полный ненависти, похоти и жестокого злорадства.
– За что? – эти слова она еле выжала из себя.
Рейке оскалился, показав белые фарфоровые зубы.
– Я ненавидел тебя всю жизнь, гадючка, – сказал он почти ласково. – Я хотел, а ты не дала. Помнишь? Ты была маленькой наглой сучкой с упругими дойками. Я хотел тебя, как никого в жизни. Но ты предпочла меня этому мудаку Водичке. Хер у него гранёный был, что-ли? Ну, это мы ещё узнаем. Ты мне всё-всё расскажешь, все свои маленькие женские секреты. Когда я займусь твоим розовым мяском, мы славно, очень славно поболтаем. Я изучал технику пыток. Я знаю всякие смешные штучки, тебе понравится…
Женщина почувствовала, что её ноги немеют – и рухнула на влажный кафель пола.
Очнулась она от пинка под рёбра.
Варлека открыла глаза и увидела перед собой на полу розовую бумажку с казённой печатью.
– Ознакомься, лапочка, – раздался сверху насмешливый голос Рейке. – Это из полицейского управления. Наша славная полиция быстро работает. Я отослал им запись – как я объявляю тебя своей жертвой. Твоё лицо опознано, твоё нахождение в моём доме подтверждено, факт успешного насилия с моей стороны зарегистрирован. Теперь ты моя на три недели. И я уж постараюсь, чтобы они тебе запомнились на всю жизнь. А теперь, девочка, мы поедем в другое место. Там у нас всё оборудовано…
Кожаная туфля с силой опустилась ей на голову, и в голове стало темно.
* * *
– Для меня это неожиданность – сказал Рэв. – Я не знал, что мы встретимся здесь, госпожа Бурлеска. Чтобы вы не подумали чего-нибудь лишнего: я просто согласился быть наблюдателем во время обряда. Признаться, мне хочется посмотреть, как это делают люди.
– Не стоит так распинаться, коллега, – осклабился Гор Стояновский. – Люди, кстати, дерьмо. А вы, наги, их сделали ещё дерьмовее. Но мне это нравится. Жаль, конечно, что не я буду её трахать во все дырочки. Я, кстати, подумывал… но не хочу умирать из-за какой-то сучки. А вот посмотреть на все эти дела – это мне по кайфу. Когда проф меня позвал на этот праздник жизни, я чуть не кончил. Как тебе, красотка, не холодно? Давай нагреватель включу. Подвал всё-таки. Вдруг простудишь мохнатку и не залетишь. Надо же оставить тебе на память ребёночка…
Обнажённая Варлека лежала, привязанная к железному столу – навзничь, с резиновым кляпом во рту. Руки и ноги были прикованы железными браслетами к кольцам по краям. Рядом стояла каталка, покрытая клеёнкой, на которой были разложены инструменты – лезвия, щипцы, ещё какие-то гнусные железки. Поблизости, на столике, зловеще поблёскивал электрический пульт с кнопками и тумблерами. От него отходили разноцветные провода, заканчивающиеся иглами и зажимами.
Варлека ничего этого не видела: перед её глазами кружились красные кирпичные своды подвала, гуляющие вокруг единственной болтающейся на длинном шнуре электрической лампочки. По вискам женщины текли слёзы.
– А ведь забавно, – продолжал болтать Стояновский, развалившись в кресле наблюдателя. – мы летели сюда одним рейсом. Правда, в соседних отсеках. Я ещё хотел взять с собой твою невесту, мужик, – обратился он к нагу. – Кстати, твоя Оффь классно сосёт.
Змей тактично промолчал.
Госпожа Бурлеска пошевелилась – не для того, чтобы проверить прочность своих пут, а в надежде пробудиться от кошмара. Она понимала, что происходящее с ней реально – но умом, а не сердцем. Сердце хотело одного: вырваться, проснуться.
Варлека попыталась повернуть голову, чтобы разглядеть обстановку – и тут же зажмурилась, наткнувшись взглядом на пыточное оборудование.
Профессор Рейке, голый по пояс, собирал одноразовый шприц.
– Очень хорошая штука, – весело сказал он, отламывая кончик у ампулы с желтоватой жидкостью внутри. – Сейчас мы это заколем нашей девочке в пипку. В самое нежное местечко. Почти безвредно – и очень, очень больно. Мне не хочется, чтобы эта сучка получала удовольствие, когда я ей воспользуюсь в первый раз. Пусть лучше она будет орать как резаная. Но интимный комфорт тоже важен. Не хочу елозить по сухому. Гор, дай-ка мне смазочку.
– Без проблем, проф, – Стояновский ухватил тюбик с вагинальным кремом и бросил его профессору.
– Сейчас, сейчас приступим, – бормотал Рейке, откручивая головку тюбика. – Люблю, чтобы всё там было мокренькое и узенькое. Мокренькое мы сейчас сделаем, узенькое тоже сделаем… муфточка сама сожмётся, когда будем делать бо-бо… Бо-бо мы будем делать нашей девочке… Ой как нашей девочке будет болюсенько… – он счастливо, по-детски рассмеялся.
Ампула полетела на пол. Профессор раздавил её туфлей. Стекляшка хрустнула под ногой, рассыпаясь на мелкие осколки.
Госпожа Бурлеска механически отметила про себя, что у неё началось дежа вю: ей стало казаться, что она уже когда-то была здесь, видела эти каменные своды и даже слышала этот противный стеклянный хруст.
– Согласно закону, необходима проверка готовности женщины к зачатию, – церемонно объявил Рэв. – Вы, люди, почему-то склонны об этом забывать.
– Славненько, – бормотал профессор, стаскивая с себя брюки, – Хо-хо! – брюки полетели на пол.
Варлека невольно покосилась – и увидела боковым зрением тощие ноги и круп с обвисшими мешочками ягодиц, обтянутый спортивными трусиками морковного цвета.
– Необходима проверка готовности к зачатию, – ещё раз напомнил Рэв. – Как наблюдатель за обрядом, я настаиваю…
– Так проверяй, чего ждёшь, – махнул рукой Рейке, спуская трусы.
Рэв прополз по полу и поднялся над столом. Его тяжёлая голова зависла над беззащитным лоном женщины.
Варлека почувствовала осторожное прикосновение змеиного рыла и сжалась. Но язык нага с силой раздвинул вход в её тело и, преодолевая сопротивление, погрузился внутрь.
– Я чувствую запах и вкус созревшей яйцеклетки, – доложился змей. – Вероятность зачатия достаточно высока. Можно начинать гон.
– Ещё виагры… – цедил сквозь зубы профессор, дрожащими пальцами разрывая упаковку таблеток. – Мне нужно, чтобы как камень стоял. У меня всего три недели, чтобы как следует обработать эту сучку. Не тратить зря ни минуточки…
– Кстати, – напомнил змей, – я так и не получил полицейского разрешения на исполнение функций наблюдателя за обрядом. Вы утверждали, что это вопрос времени. Но гон уже начался, а разрешения нет.
– Небось, полицейские бюрократы не почесались вовремя, – пропыхтел Стояновский, с жадностью разглядывая распятое на столе женское тело. – Не беспокойся, приятель.
– Я вынужден остановить начало обряда до получения разрешения, – заявил змей.
– Мне некогда возиться с бюрократическими закорючками! – закричал Рейке. – Гор, ты получил это грёбаное разрешение?
– Угу, – подтвердил Стояновский.
– Ну вот и порядок, – сделал вывод профессор, направляясь к столу.
Варлека почувствовала, как холодный палец дотрагивается до её тела, движется вдоль аккуратно выстриженной вдоль живота шёрстки, теребит беззащитные губки. Потом была резкая боль от грубо всаженной иглы – и тут же началось жжение. В её тело толчками вливалась боль – огромная, красная, страшная.
Тело женщины выгнулось, сотрясаясь в судороге.
– Кстати, – донеслось до неё откуда-то издалека – кажется, говорил Гор, – не забудь ей вколоть противошоковое. А то мало ли, привянет. Всё удовольствие насмарку.
Рейке выдернул иглу. Через мгновение косматый клубок боли разорвался внизу живота – так, что перед глазами истязуемой женщины пошли круги. Сквозь кляп пробилось глухое мычание – то, что осталось от вопля, рвущего лёгкие.
На мгновение показалось, что она видит себя со стороны: белое, обнажённое, беспомощное тело, похожее на замороженное рыбное филе.
– Хорошо, хорошо пробирает, красавица ты моя, умница, – Альфонс оскалился, – сейчас биться будешь, золотце. Главное, чтобы не задыхалась, это нам пока ни к чему… ой как хорошо, хорошо-то как… – он опустил руку, чтобы потеребить своё вялое мужское достоинство. – Гор, заколи ей в сиськи. Только не порви долечки, пусть каждую отдельно разъедает, так вкуснее. Сосочки пока не трогай, ими сам займусь…
– Их клещиками раздавливать хорошо, – Стояновский цокнул языком, – особенно если чуть ниже пимпочки прихватывать…
– Наблюдатель не имеет право вмешиваться в гон, разве что для защиты жизни и здоровья женщины, – заявил наг.
– Формализм, – пробурчал Гор, – однако, с места не двинулся.
Боль догрызлась до живота Варлеки и начала хозяйничать среди кишок. Это было ужасно – казалось, что сквозь плоть пробирается какая-то тварь – крыса или змея.
Женщина снова попыталась закричать, но не смогла.
– Зажми ей нос, – посоветовал Стояновский. – У неё шары на лоб выкатятся.
– Вот сейчас мы помажемся и будем тебя пробовать… – бормотал голый профессор, натирая свою вялую плоть кремом. – Сейчас, сейчас, моя крошечная, я тебя вставлю, – он по-лягушачьи задрал тощую ногу, пытаясь вскарабкаться на стол.
– Мне очень не нравится отсутствие разрешения. Я разберусь с этим самостоятельно, – Рэв решительно отполз от стола.
– Хватит ломать комедию, – сказал Стояновский.
– Стой! – взвизгнул профессор, опуская ногу. – Не сейчас!
– Ничего, – ухмыльнулся Гор, – потом всё поправим. Вычищу из базы этого парнишку, как и не было его.
В толстой волосатой руке сверкнул металл. Хлопнул выстрел, и в серебристом боку змея образовалось отверстие, похожее на птичий глаз.
Рэв, шипя, свился в клубок и перекатился под защиту стены.
– Добей дурака, только быстро, – сказал профессор. – и займёмся этой шлюхой по-настоящему.
В эту секунду дверь в подвал, сорванная с петель, с грохотом полетела вниз. Застучали сапоги.
Варлека не могла оторвать глаз от того, как Гор Стояновский медленно оседает под пулями.
* * *
– Для меня это и в самом деле неожиданность – сказал Рэв. – Чтобы вы не подумали чего-нибудь лишнего: операция была санкционирована земными властями.
Полицейский участок выглядел как самый обычный офис: жалюзи на окнах, стеллажи до потолка, забитые разноцветными папками с бумажными наклейками, серые казённые столы, компьютеры и прочая канцелярская хрень. Кондиционера не было – вместо него к столу был придвинут вентилятор, лениво жужжащий в спёртом воздухе.
Варлека полулежала в глубоком кресле, прикрытая простынёй. Рядом на столе лежал пустой шприц, ампулы с противоядием и обезболивающим и окровавленная ватка.
– Вам всё ещё больно? – заботливо спросил наг. – Этот негодяй вколол вам очень сильное средство. Может, ещё анестетик?
– Хватит, – госпожа Бурлеска нашла в себе силы растянуть губы в улыбке. – Вам больше досталось. Вы ранены.
– Это моя работа, – дипломатично заметил Рэв, осторожно устраиваясь на полу так, чтобы не сбить повязку. – Как я уже говорил, я определяю правомерность действий. В переводе на ваши представления, я – страж правопорядка. Комиссар полиции, если угодно.
– Наверное, на Шссунхе это редкая профессия, – сказала Варлека.
– Очень редкая. У нас практически не бывает преступлений. Что касается меня, я занимаюсь иными планетами. Когда меня попросили помочь расследовать дело на Земле, я, разумеется, сразу же согласился. Во-первых, как террафил: я люблю Землю и людей. Во-вторых, речь шла о злоупотреблении шшунхскими обычаями в преступных целях, а это ужасно…
– Почему Стояновский начал стрелять? – спросила госпожа Бурлеска. – Они же не делали ничего незаконного, – последнее слово она произнесла с отвращением.
– Все их жертвы так думали, – печально ответил наг. – Эти два мерзавца были… как вы это называете?.. маньяки. Им нравилось мучить женщин. Но им не хотелось умирать после этого. Они придумали хитрость. Профессор Рейке заманивал к себе женщину, потом подавал на неё заявку от своего имени и получал разрешение. Господин Стояновский, работая в полиции и имея доступ к базам данных, изобрёл остроумный способ вмешательства в полицейскую базу по таким делам. Не буду утомлять вас деталями. Короче говоря, он заменял в ней данные на заявителя.
– Зачем? – Варлека всё ещё не понимала.
– Ну как же, – змей осторожно пошевелился. – Получалось, что заявка сделана от имени другого человека. Не профессора Рейке, а кого-то ещё.
– Бессмыслица какая-то, – начала соображать Варлека. – Наблюдатели должны присутствовать при обряде и докладывать в полицию, что ничего выходящего за рамки закона не происходит. К тому же они должны засвидетельствовать смерть мучителя, не так ли?
– Всё правильно. Но одним из наблюдателей обычно был Стояновский. А второй, как правило, ничего не подозревал до самого конца. Дальше его вызывали в полицию и принуждали засвидетельствовать успешную казнь истязателя…
– То есть как принуждали? – Варлека прикусила язык, сообразив, что вопрос глупый.
– Пытками, – всё же ответил наг. – Потом убивали, а Стояновский объяснял полиции, что коллега срочно отбыл – куда-нибудь за пределы Солнечной системы. Полиция заочно штрафовала уехавшего свидетеля за несоблюдение формальностей, и на этом всё заканчивалось.
– А как же тот человек, на которого переписывали заявку?
– Они убивали его тоже.
– На кого была переписана я? В качестве жертвы? – у Варлеки перехватило дыхание: ей пришла в голову догадка достаточно отвратительная, чтобы оказаться правдоподобной.
– На некоего Густава Водичку. Вы его знали? Кстати, они перевезли вас в его дом.
– Да, я знала его, – прошептала Варлека, запоздало соображая, почему подвал показался ей знакомым. – Что они с ним сделали?
– Убили. Позвольте мне умолчать о деталях. Кажется, этот Рейке за что-то его ненавидел. Отвратительные извращенцы, – позволил себе наг моральную оценку.
– Сколько у них было… скольких они? – спросила Варлека.
– Мы ещё не знаем всех. Самой первой была некая Августа Торранс. Они её… давайте без подробностей. Без подробностей. Подробностей. Подробностей, – зачастил почему-то змей, его тело стало вытягиваться и расплываться.
Мир как-то странно перекосился и перед глазами Варлеки всё поплыло. На секунду ей показалось, что она видит красные своды, но всё затянуло слезами.
Внизу живота проснулась боль. Она шевелилась внутри тела, как бы раздумывая – улечься спать или снова попытаться вырваться наружу.
– Сделай погорячее, – услышала она, прежде чем провалиться в беспамятство.
