Текст книги "Стрела Бодимура"

Автор книги: Михаил Рашевский

Соавторы: Владислав Никитин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

В. Никитин
М. Рашевский
ГИБЛОЕ МЕСТО

– Наверно… в следующей жизни, когда я стану кошкой… у-у-у! – подпевала Аглая певице, которая щедро делилась своими откровениями на волне одной из многочисленных УКВ-радиостанций.

Настроение было прекрасным, под стать сменяющимся колоритным пейзажам за окном машины. Да и погодка вроде бы не подкачала – солнечный день, деревья-бонсай на горизонте, сверкающий чистый снег в лучиках света, словно поле кто-то щедро усыпал бриллиантами. Впереди за ветровым стеклом висело огромное голубое небо, пугающее своей глубиной, – с быстрым полетом птиц и крошечными облачками в прозрачном воздухе.

Аглая смеялась и не пыталась себя сдерживать. В неполные двадцать пять ей это давалось легко.

«Мороз и солнце, день чудесный… чего-то там… мой друг прелестный», – декламировала она, с улыбкой посматривая по сторонам.

Да, давненько что-то не получалось вырваться на волю из оков цивилизации. Совсем забыла, как прекрасно за городом зимой.

Между тем цепи на колесах негромко цокали, когда машина выезжала на свободный от снега асфальт, печка работала вовсю, но все равно в салоне было нежарко – за стеклом стоял морозец около десяти градусов.

– Готовь сани летом, – три часа назад сказал Аглае менеджер по снабжению, пятидесятилетний представительный мужчина по фамилии Ващенко, – слышала такую пословицу? Конечно, слышала… Ты человек у нас новый, но, я – полагаю, уже знаешь секрет успеха фирмы?

И он испытующе посмотрел на нее.

– Качество продукции? – неуверенно предположила Аглая.

– Именно. – Ващенко выпустил струю сигарного дыма. – А знаешь, почему наша обувь и одежда по качеству превосходят все европейские аналоги?

– Продукцию выпускаем штучно… по заказу… народные технологии… рецепты. – Аглая мучительно пыталась вспомнить все то, чем пичкали ее мозги в последние дни другие, более опытные снабженцы.

– Ладно, не напрягайся. – Менеджер усмехнулся, вспомнив себя в точно такой же ситуации, когда сам еще был рядовым заготовителем, а Нынешний директор – ведущим менеджером. – В общем, правильно. Успех нашего предприятия заключается в эксклюзивности и оригинальности изделий. И изготовляем мы их по народным технологиям из материала, полученного по народным же рецептам. Потому зимние сапоги жена премьер-министра заказывает у нас. На приемах ходит в туфлях из Италии, а до приемов едет в наших сапогах… Ну так вот. Материал для наших изделий, как ты знаешь, самый лучший, а именно натуральный, то есть шкуры для изготовления кожи приобретаются у местного населения. Не у всех, лишь у избранных фермеров. Со всеми у нас заключены контракты на год. И каждый год индивидуальные контракты возобновляются или нет, в зависимости от качества поставляемого материала… Черт, что-то я как на лекции. В общем, девонька, в твою обязанность входит навестить одного нашего поставщика, с которым мы сотрудничать стали недавно. Кожи у Майстрюка отменные. Он ведь сам их выделывает. Наши мастера до сих пор в догадках, откуда у него такое умение? Зато, – Ващенко лукаво подмигнул молодой сотруднице, – кожаное белье из этого материала идет нарасхват. Дамочки аж пищат… Живет он, правда, далеко в глубинке. Ну так еще целый день впереди… А кроме тебя, понимаешь, послать некого – все в разъездах. Да еще сроки поджимают. Так что… Вопросы есть?

– Нет!

Аглая получила свое первое самостоятельное задание на фирме и была готова отправиться хоть на край света. Пусть ее оценят.

– Бумаги и адрес получишь в бухгалтерии, – распорядился менеджер. – И карту. А чего ты удивляешься? Ферму только с компасом отыскать можно… Ну, шучу. Хотя осенью и весной туда вообще не пробраться. И мобильник связь не дает… Машина у тебя какая?

– «Девятка»… – смущенно произнесла Аглая.

– Ничего, проскочишь, – обнадежил девушку начальник, отворачиваясь к компьютеру. – Транспортные расходы оплачиваются… Свободна.

Это был первый выезд Аглаи за город, потому она взялась за его исполнение тотчас же, потратив время только на то, чтобы под завязку заправить топливный бак автомобиля на ближайшей к офису бензоколонке.

Судя по ксерокопии кем-то нарисованной карты, ферма Майстрюка находилась в пяти километрах от второстепенной дороги, которая в свою очередь была тупиковой веткой какого-то безвестного лесозаготовительного предприятия, которая в свою очередь… В общем, та еще глушь. Единственным ориентиром, к которому можно было хоть как-то привязаться, был хутор Калиновичи.

Солнце уже коснулось горизонта, когда Аглая по дорожному знаку прочитала название того самого хутора. Жестяная выщербленная пластина дорожного знака колыхалась под порывами ветра и, жалобно скрипя, билась о железобетон накренившегося столба. Лишь эти удары да шум ветра, бросавшего снежинки в стекла машины, были слышны в морозном воздухе. Радио принимало только коротковолновую турецкую и английскую белиберду, так что Аглая его выключила.

Где-то за хутором, судя по карте, была дорога, ведущая к той транспортной ветке, от которой… Ох и глухомань! Как только Константин Пафнутьевич смог отыскать этого фермера? Аглая представила, как элегантная «альфа-ромео» менеджера пробирается через снежные заносы… застревает… как Ващенко безуспешно пытается вырваться из плена разбушевавшейся стихии. Н-да, а ведь и ее потрепанная «девятка» не бульдозер. Что будет, если машина застрянет? До ближайшего села – двадцать километров, а в сапожках и дубленке по такому морозу далеко не уйдешь. Окоченеть можно. Нет, все-таки надо было заехать домой, переодеться. А то получается наперекор пословице – задумалась о санях зимой… Или как говорит Сашка Слыков, ее новый сослуживец: «Хорошая мысля приходит опосля».

Коротко взрыкнув, машина поехала вдоль молчаливых домов заброшенного хутора. Заколоченные горбылями окна, двери, висящие на одной петле и колыхающиеся от ветра, повалившиеся заборы – все это подействовало на Аглаю угнетающе. Вспомнились покинутые двухэтажки в родном городе, где она еще сопливой девчонкой с компанией одноклассников носилась по двору. Бывало, заигрывались допоздна, и в темноте эти дома почему-то вдруг пробуждались от дневного сна – как будто жили полувековые строения только ночью. Тогда казалось, что стены смотрят на тебя глазами людей, которые обитали в них раньше. Тут же оживали самые неожиданные звуки, стоны сменялись вздохами, скрипы – бормотаниями. За ноги цеплялись обломки трескучего пола, из стен вырастали руки привидений, тянулись к живой плоти. Бр-р-р.

Аглаю передернуло от некстати объявившихся детских страхов. А та ночь в подполе, когда ее заперли. Когда она…

Стоп! Смотри, подруга, какие красивые облака в свете закатного солнца, смотри, как голубеют снега. Только не вспоминай!

Аглая чуть надавила на педаль газа, и машина тут же послушно набрала скорость. Дома за стеклом слились в единую черную массу. Их жуткие глаза, источавшие угрозу, теперь лишь злобно смотрели вслед, черные зевы дверей раскрывались в немом крике отчаяния – добыча ушла!

Черт! Так разогналась, что пролетела дорогу. Цепи проскрежетали по ледяному насту, из-под крыльев полетела снежная крошка, поднятая тормозящей машиной. В красноватом свете солнца показалось, что ее автомобиль обволакивает кровавая пелена. Или эта пелена была в ее глазах? Аглая медленно подняла руки к лицу. Они подрагивали.

Что это было? Почти забытые воспоминания, непонятный приступ страха, да что там страха – ужаса! Может быть, потому что вокруг – ни души? Заброшенное жилье, пугающее своей пустотой, скрывающее в себе что-то или кого-то, заполняющего эту пустоту. Люди ушли отсюда. Оставили свои страхи, горе и беды – и ушли. А домам одиноко, они лишились хозяев, так кому им отдать всю эту злобу? И вот появляюсь я. И они… Ну хватит! Хватит придумывать оправдания своему страху. Просто признайся себе, что все намного проще – боишься заброшенности, одиночества и глухомани. Ты ведь только поэтому и уехала из провинции в областной центр, правильно? От разваливающихся заброшенных домов, от детства с отцом-алкоголиком и сломленной жизнью матерью. От вечерних хлопков «воздушки» и дикого хохота соседских мальчишек, заглушающих визги бродячих кошек и звон разбитых окон. От юности с бессмысленными драками в клубе. От наспех свернутых косячков с травкой в руках вчерашних друзей. От беспросветной дури и пугающего будущего. И все, что видишь сейчас, – это призрак прошлого.

Так что прочь отсюда, быстрее прочь! Аглая решительно развернула машину и въехала на дорогу, выделяющуюся серой лентой на белом снегу.

Автомобиль вилял, его заносило, но все же он продирался сквозь снежные наносы. Следы протекторов и цепей набирающая силу непогода медленно покрывала свежим белым покровом, заносила поземкой. Немой хутор быстро и неотвратимо уменьшался в размерах, пока вовсе не исчез за холмом.

Аглая, почти не глядя, вставила в CD первый подвернувшийся под руку диск. Из колонок полилась попса, которую она врубала обычно, когда коротала вечер у себя в комнате. Нормально. Покатит. «…А я сяду в кабриолет!» – стала подпевать Аглая певице, не сводя с дороги глаз.

Настроение заметно улучшилось. До фермы Майстрюка оставалось совсем немного – она ехала по той самой заброшенной ветке леспромхоза. Почти совсем стемнело, хотя на циферблате было всего половина пятого. «Ничего, доберусь до фермы к пяти, улажу все дела, а в девять буду дома, – решила про себя девушка. – Главное, не застрять нигде, тьфу-тьфу-тьфу».

Через двадцать минут она уже остановилась у небольшой рощицы, возле которой в сторону от дороги отходила то ли широкая тропа, то ли грунтовка, кое-где почти полностью заваленная снегом. Аглая долго рассматривала карту, потом вырулила машину так, чтобы свет от зажженных фар падал на уходящее вдаль ответвление, и почти сразу заметила наст с едва выделяющимися на нем полосками от полозьев. Совсем недавно здесь проезжали, поземкой еще не успело совсем замести следы. Удача!

Пришлось, правда, выйти из машины, чтобы каблуком сапога проверить глубину снежного покрова. Ничего, снега всего по щиколотку. Проехать можно. Наносы, правда, есть, но теперь надо полагаться только на «авось» да на саму машину.

Стряхнув успевший налипнуть на дубленку снег и помассировав продрогшие ноги в джинсах, Аглая решительно нажала на педаль газа. Теперь еще музыку погромче, внимание поострее, сигаретку в зубы – и вперед! Ну, чего бояться?

Почти совсем стемнело. Горизонт теперь выделялся лишь тонкой полоской зашедшего солнца, да еще облака кое-где ловили лучики невидимого уже светила. На темно-синем небосводе высыпали звезды, полная Луна показалась над чернеющими деревьями. Медленно поползли цифры на счетчике километража.

Один, два… четыре. До предполагаемой фермы Майстрюка оставался километр или чуть больше.

Однако дорога вдруг превратилась в сущий кошмар: сугробы уже вскоре пришлось таранить бампером, чтобы продвинуться еще на пару метров. Двигатель стал натужно подвывать, по днищу заскребся лед, горы снега по краям дороги выросли до самых окон автомобиля. Машина ехала словно по камням – переваливалась с одного боку на другой. И вот настал такой момент, когда, ткнувшись радиатором в очередной сугроб, «девятка» всхлипнула пару раз, но не продвинулась дальше ни на сантиметр. Аглая сдала назад, попыталась пробить снежный завал с разгона – и это не вышло. Сунулась вправо, влево, но там были наносы не меньше, чем спереди.

– Вот и приехали… – Аглая зло надавила на клаксон, как будто это могло ей чем-нибудь помочь. Что же теперь, разворачиваться и ехать назад? Остановиться в каком-то километре от цели, до которой добиралась почти четыре долгих часа. Что же делать? Идти по следу до фермы, чтобы уговорить хозяина как-нибудь дотащить машину до жилища? Или все же возвращаться обратно в город? Нет. Улажу все дела и попрошу добросить груз с фермы до машины. Не откажет же мне этот Майстрюк! Я не случайный прохожий, а представитель фирмы, с которой он ведет бизнес. Раз у него как минимум сани есть, то это будет несложно. Вот только сколько же до фермы тащиться? Эти километры что, кто-то мерил? Сказали – пять, так, может, не пять, а все десять. Н-да, а сапожки-то стильные, совсем не зимние. И дубленочка на рыбьем меху. От почти пятнадцатиградусного мороза не спасет. Уши, во всяком случае, точно отпадут… Ладно, хватит. Или назад – или вперед. Перекурим, а там решим.

«Гляди-ка, какая холодища! И зачем закрывать машину, если вокруг ни души?» – обратилась Аглая сама к себе, вытаскивая из замка зажигания ключи.

Было тихо, лишь ветер швырялся иногда в стекло снежинками. Аглая дрожала, и теперь было непонятно, от чего больше – то ли от холода, то ли оттого, что надо топать по заснеженной дороге до фермы Майстрюка. Сейчас бы чаю горяченького… Или в сауну…

Вдруг девушке показалось, что недалеко от кромки леса в сотне-другой метров от нее мелькнул огонек. Раз, потом еще раз. Словно кто-то шел по дороге с фонарем или факелом в руках. Хотя нет – это был не живой свет, не свет огня. Скорее это пятно было похоже на светящуюся точку неоновой рекламы, но откуда здесь могла взяться реклама? Если бы не зима, можно было бы подумать, что кто-то в банку посадил десяток светлячков – освещать дорогу. А этот огонек мелькал среди деревьев, то взлетая вверх на двух-трехметровую высоту, то опускаясь чуть ли не до земли. Неужели все-таки люди? Или…

Аглая не решилась додумать. Источник огня приближался. Казалось, человек-невидимка, державший его, то ли слишком много выпил, то ли намеренно идет к ней странными зигзагами. Вправо, вниз, вверх, влево.

Вдруг Аглая заметила, как светящееся пятнышко распалось на несколько отдельных огоньков… потом еще на несколько. И еще… Теперь огни выплывали из-за леса длинной ленточкой и, раскачиваясь, двигались по дороге к ней. Луна скрылась за облаками, звездный свет уже почти не пробивался, а по земле стелился невесть откуда взявшийся белесоватый туман.

– Господи! – прошептала Аглая. – Мамочка моя…

Ей стало по-настоящему страшно. Очень страшно и жутко. Она не понимала, что происходит вокруг, одно лишь теперь осознавала наверняка – это были не люди. К ней приближалось нечто совсем бездушное, необъяснимое, парализующее волю и язык. Наверное, надо было быстро заводить машину и уезжать прочь от надвигающейся опасности, но в тот момент Аглая была не в состоянии шевельнуть даже пальцем.

Неотвратимо и медленно зеленоватые дымчатые огни плыли к Аглае, сидящей в салоне автомобиля. Вместе с ними, словно кипящая лава из вулкана, на девушку стал накатывать дикий неописуемый ужас. Он змеей вполз в освободившуюся от мыслей голову, стал грызть мозг, спускаться по позвоночнику все ниже и ниже. Аглая уже не могла отвести взгляда от идущих на нее сплошной стеной зыбких светящихся теней. В монотонном шуме ветра ушей девушки достигли размеренный шепот, приглушенные крики, неразборчивые вопли. А затем лязг железа, перемежающийся сухим треском, шипение, хлопки, шелест.

Жутчайшая какофония звуков обрушилась на голову Аглаи. Она захотела зажать уши, но не смогла, попробовала отвести взгляд – глаза будто примерзли к глазницам, попыталась крикнуть, но крик застрял в горле.

А тени все приближались. Из марева стали проглядывать фигуры. И стали слышны шаги! Сначала как едва различимый в общем гуле шумов мерный хруст. Затем в этом хрусте стали тонуть остальные звуки, пока наконец громогласный, слаженный топот десятков сапог не заглушил все.

Хрум-хрум! Хрум-хрум!

«Боже мой, Господи Иисусе Христе, помоги и спаси…»

Хрум-хрум!! Хрум-хрум!!

«Мамочка родная, спаси-и-й…»

Хрум-хрум!!! Хрум-хрум!!!

«Ой, мамочка…»

Аглая наконец различила, как из сумеречной тьмы в свет фар вошла колонна людей. Точнее, вовсе не людей. Это мертвые бойцы давно отгремевшей войны двигались строем. Их черепа-лица расплывались на фоне темного неба, истлевшие гимнастерки и шинели обрывками свисали с плеч, сквозь прорехи просвечивали гнилые кости, местами обмотанные бинтами с запекшейся кровью. В руках смутно отсвечивали рассеянным светом знакомые по военным фильмам железки.

И еще глаза. Они все смотрели на нее. Пустыми безучастными взглядами из пустых глазниц. Волны смертельной усталости и безысходности исходили от них. Значит, вот как чувствуют себя после смерти!

Девушка сидела не двигаясь.

Солдаты неровным строем вышагивали мимо автомобиля, совсем не замечая ни машину, ни девушку-водителя.

И вдруг.

«…ррраааа! За Родину! За Стааа… Schonunglos vorgehen! Пленных не брать! Вперед! Vorwarts!!! Батюшки, как больно, как печет, уберите от меня, аааа… Soldaten! Братцы, горим! Вылазь, братцы!.. Ich verwunde! Стреляй его, падлу! Уррраа! Nicht shiessen! Nicht shiessen! Прощайте, товарищи, умираю, но не сдаюсь!.. Темно, дайте свет, дайте свет, я ничего не вижу! Oh, Mein Gott! А-а-а! Помогите, кто-нибудь, на помощь!! Sanitater, zu Hilfe! А-а-а!!!»

В диком смешении криков и стонов колонна медленным шагом миновала автомобиль и растворилась во тьме. Словно и не было ничего.

«А может, и правда ничего не было… Привиделось. Миражи, галлюцинации. Мало ли? – подумала девушка, через минуту выйдя из оцепенения. – Устала, заснула… А приснился кошмар. Да разве такое могло случиться наяву?»

В это очень хотелось верить, чтобы не сойти с ума, и Аглая поверила.

Инстинкты чертовы, теряется драгоценное тепло. И так напялила на себя чехол от кресла. А пальцы уже немеют. Вперед, вперед. Прощайте, милые сапожки, придется стоимость вашу на транспортные расходы списать. И здоровье прощай. Уже зуб на зуб не попадает. Хорошо бы сейчас чаю обжигающего с медом и лимоном. Или даже – самогончику полстакана. И в валенки. И к печке. Уж печка-то у фермера должна быть?!

Дорога петляла, то взлетая на очередной холм, то проваливаясь в ложбину. С одного края тянулась не то широкая посадка, не то лес, с другой – чистое поле. От черных деревьев веяло затаившейся угрозой.

И только она об этом подумала, как впереди замаячил огонек. На вершине холма черным силуэтом на фоне звездного неба и серовато-синего снега обозначилось большое здание. Двух-, а скорее трехэтажная усадьба и еще какая-то вышка – не то водогонка, не то наблюдательная башня. Чуть дальше – крыши небольших строений. И вокруг – высокий забор. Хорошо еще, что в окне усадьбы светилось окно. Причем скорее всего от керосинки или камина – свет был слишком тусклый, да и проводов что-то нигде не было заметно.

«Ну, слава Богу, дошла. А то ног уже почти не чувствую. И рук. – Аглая подула на скрюченные от холода пальцы. – И головы. Вообще чудом еще конечности переставляю. Быстрее, быстрее в тепло!»

Ежесекундно оскальзываясь и спотыкаясь, взбиралась Аглая на этот последний холм к забору. Шла уже напролом, свернув с колеи, лишь бы побыстрее. Дошла.

– Хозяева! – хриплым голосом крикнула девушка. – Майстрюк!

В ответ ни звука, ни лая собак. С трудом вспомнилось имя-отчество.

– Свен Ружинович! Откройте!

Аглая кулачком ударила по забору, но схваченная морозом древесина даже не ответила ей гулом, а просто отшвырнула руку прочь. Ударила еще раз – тщетно. Значит, надо искать калитку!

С трудом переставляя ноги, цепляясь за заледеневший забор, побрела Аглая по периметру. Пару раз ее рука за что-то цеплялась, словно снаружи висели какие-то связки, скрещенные палки и какая-то мишура. Пыталась рассмотреть, но было слишком темно. И холодно. Так что тратить теперь уже драгоценные секунды на осмотр достопримечательностей было излишней роскошью. А забор все шел вкруговую.

Наконец Аглая вышла на освещенную сторону. А когда вновь взглянула на ограду, отшатнулась и чуть было не упала в снег. Весь забор, сделанный из цельных бревен, был увешан распятиями, связками каких-то трав, черепами животных. В свете полной Луны, закрываемой иногда на миг быстро проплывающими облаками, казалось, что черепа шевелятся, пытаясь слезть с крюков, на которые были насажены. Движимые ветром смерзшиеся пучки травы и деревянные распятия гулко бились о бревна.

Вот черт! Это что, древняя молельня? Или здесь секта каких-нибудь шизанутых фанатиков? А может быть, и Майстрюка вообще никакого нет в помине?

Не успела Аглая сделать шага, как скрипнула дверь в доме – наружу выглянул какой-то мужик в душегрейке.

– Кто там? – прокричал он с крыльца. Аглая замахала руками, привлекая внимание.

– Я ищу ферму Майстрюка, – крикнула она что есть сил. – Это вы?

Человек ощупал фонариком изгородь, увидел девушку в странном балахоне и тут же бросился к ней.

– Из города, что ли? От Ващенко? – услышала Аглая как в тумане зычный мужской голос.

Она издала сдавленный звук согласия и, обессиленная, повалилась в снег.

– Принесла тебя нелегкая… Машину-то небось бросила? Куда же в мороз одной по лесу?

Майстрюк отчитывал девушку, подкидывая в печку дрова. Аглая жалась спиной к нагретой оштукатуренной стене сруба, прихлебывала чай и блаженно вытягивала ноги.

Хозяин усадьбы оказался симпатичным, атлетического склада мужчиной средних лет, с добрыми глазами и жилистыми, намозоленными руками. Он без промедления отнес невесть откуда свалившуюся гостью к себе на кухню, оттер шершавыми ладонями ее побелевшие щеки и уши, сунул в руки кружку с кипятком.

Понемногу Аглая оттаяла и огляделась. Старинный буфет, часы-ходики, стол без скатерти, две лавки, бак с водою – все только самое необходимое. Да еще на окнах занавесочки, пара рушников с лампадкой и портрет пожилого человека в дешевой рамке, словно попала не к одному из высокооплачиваемых партнеров фирмы по бизнесу, а к потомку гоголевского Плюшкина.

Допив чай, Аглая осторожно поинтересовалась:

– Свен Ружинович, кожи до машины не подбросите? Мне обратно в город ехать надо.

Майстрюк покачал головою, кивнул на окошко.

– Нельзя тебе в город сейчас возвращаться. Не доедешь. Лучше у меня пока переночуешь, а завтра распогодится – езжай с богом.

Аглая покосилась на ходики с кукушкой – стрелки на них показывали без пяти минут шесть. Если не рассиживаться, то к десяти до города добраться было еще можно. Но для этого надо было снова выходить на мороз, а потом три или четыре часа сидеть за рулем, рискуя на каждом повороте загреметь в кювет. Наверное, все-таки стоило остаться. Вот только удобно ли будет ей соседствовать с хозяином усадьбы? Конечно, Майстрюк на маньяка не похож, но что, если…

Между тем мужчина, не замечая размышлений девушки, вышел во двор. Через минуту он вернулся в дом с топором и застыл на мгновение у входа.

У Аглаи тут же душа ушла в пятки. Что задумал этот нелюдимый фермер? В голову сразу полезли самые невероятные предположения. Кожи! Кожи он делает по старинным рецептам и прописям, от которых в восторг приходят специалисты. Да вот только из шкур ли коров или кабанчиков? Что-то скота Аглая у него не приметила…

Потянулась девушка к дубленке своей – баллончик со слезоточивым газом из кармана достать. Невелика подмога, но чем-то надо защищаться. Ведь убьет он ее, убьет, потому и отпускать не хочет! Сдерет кожу, выделает ее всем на загляденье и в город отправит к Ващенко. А там мастера пошьют из кожи умопомрачительное белье, и будет Аглая после своей смерти обтягивать обвисший зад какой-нибудь состоятельной дамочки…

Майстрюк посмотрел на Аглаю недоуменно, перевел взгляд на топор и усмехнулся добродушно:

– Извини, если напугал. Щепы вот наколоть хочу. А ты, коли спать хочешь, полезай на печку. И ничего не бойся, я тебя в обиду не дам. Да вот что еще… Если чего-нибудь странное заметишь, то не суетись. Поняла?

– По-ня-ла… – по слогам проговорила девушка, не сводя глаз с хозяина.

– Вот и хорошо. Сегодня ночь полной Луны. А в такие дни всякое мерещится.

Отлегло чуть у Аглаи от сердца, но бдительности она решила не терять.

– Я здесь на лавке посижу еще.

– Сиди… – покладисто отозвался хозяин и, прихватив пару чурбаков, вышел в сени.

Из ходиков вылезла кукушка и прокуковала шесть раз.

Девушка с волнением посмотрела на бездушную механическую птицу, перекрестилась. Не символичный ли это знак? Сколько же тебе жить осталось на белом свете, дорогая? Шесть минут, шесть часов или шестьдесят лет?

Проснулась Аглая на печи – не сразу поняла, где это она очутилась, и оттого чуть в панику не впала. Да только быстро услышала чей-то спокойный размеренный говор поблизости, все вспомнила и кое-как успокоилась. Лежа на нагретой лежанке, отодвинула она тихонько занавесочку, пригляделась к собеседникам, благо керосиновая лампа исправно давала ровный рассеянный свет.

Незнакомый рыхловатый мужчина лет сорока в зеленой выцветшей гимнастерке сидел у печки и брился опасной бритвой, периодически вытирая ее о свежее белое полотенце. Говорил большей частью он, а Майстрюк, устроившийся у стола, молча кивал ему в такт и иногда вставлял словечко-другое.

– …еще до войны пасека была, – медленно бубнил гость, выскабливая щеку, – так мед ели что воду пили. У станции меняли его на продукты, хлеб. Сейчас помню, дед велосипед купил, чтобы побыстрее туда-сюда оборачиваться. А вот лошадь держать – ни-ни! Все к тому времени в колхозы отписали…

– Раскулачили, стало быть, в тридцатом году… – буднично заметил Майстрюк, тыча шилом в валенок.

– Так оно, Свен, кого в коллективизацию не раскулачили… – сокрушенно вздохнул собеседник. – После нэпа-то на ноги встали, жизнь наладили. Я женился вот. Кожи с братом делать стали. А потом оперуполномоченный с района приехал и приказал нам прикрывать лавочку, а иначе – на этап. Потому как при социализме частный труд не в почете. До самой войны пришлось на государство наше рабоче-крестьянское шею гнуть за гроши…

– А брат?

– Его чуть позже за Томск с семьей сослали. Отвезли на барже вниз по Оби, выгрузили на голое место среди елей да лиственниц, и устраивайся, как сам знаешь. А там только лес да протоки. Деревеньки кержацкие редко-редко. Это потом шпалоделательный завод открыли, чтобы ссыльнопоселенцы лесины перерабатывали. С тех пор в Нарыме концы с концами сводит. Его ведь даже по мобилизации не призвали…

Работник это Майстрюка, что ли? Аглая прикинула в уме по годам – не сошлось. Нэп и коллективизация-то когда еще были! А у печки сидел и брился совсем не старый мужчина. Тогда кто же он? Почему на нем странная потрепанная гимнастерка? Парадокс ситуации осложнялся еще тем, что Свен внимал россказням чужака с благодушием, не перебивая, как будто разговаривал с давним приятелем. А ведь они же были приблизительно одного возраста!

И тут Аглая чихнула. Даже поначалу не поняла, что наделала.

Незнакомец отпрянул от печки, схватился за автомат. Такие древние экспонаты девушке доводилось видеть только в краеведческом музее да еще в фильмах про отечественную войну. Но это был не экспонат, так можно было схватиться только за настоящее оружие.

– Кто там? – вопросительно посмотрел на Майстрюка мужчина в военной форме.

– Это… племянница моя. Из города приехала, – сказал фермер, вставая и подходя к Аглае. – Есть будешь, красавица? Слезай. С человеком вот познакомься.

Врет, возмутилась про себя девушка. Зачем врет? И еще подмигивает, будто так и надо.

Однако спустилась она вниз, присела на лавку поближе к окну и подальше от незнакомца. Натянула на ноги сапоги, не удержалась, зевнула. Правда, от ночного визитера глаз не отвела. Шальной он какой-то. Такой и пристрелить запросто сможет.

Военный отложил в сторону автомат, вытер начисто подбородок и, подтянув к себе вещмешок, тщательно уложил в него бритвенные принадлежности.

– Ты мне, Свен, махорки обещал, – обратился он к Майстрюку. – Достал ли?

Фермер кивнул, удалился с протянутым кисетом в соседнюю комнату. Осталась Аглая с незнакомцем одна-одинешенька. И сразу по спине мурашки запрыгали.

Улыбнулся ей военный, представился:

– Павел Васильевич Гусаков, боец отдельного стрелкового батальона. А больше вам, барышня, сказать не могу – из окружения выходим. Немцы-то в городе есть?

– Не-е-т… – едва выдавила из себя Аглая. Какие еще немцы? О чем это он? И только тут в голове прояснение наступило – перед нею сидит не настоящий солдат, а актер! Видимо, где-то недалеко фильм про войну снимают, а этот Павел Васильевич из образа не вышел. Притопал к Майстрюку, может быть, за самогонкой или за той же махоркой. А ты вот, как дура, теперь сиди пугайся…

Появился хозяин, передал Гусакову пузатенький мешочек и стал ставить самовар.

– Не мой кисет, – со значением произнес военный, – помкомвзвода Бурова! Мы по осени с ним к тебе заходили, помнишь?

И снова Майстрюк кивнул, как будто речь шла об известной личности.

Аглая открыла было рот, чтобы прервать затянувшийся розыгрыш, но наткнулась на колючий взгляд Свена. «Не суетись!» – тут же припомнила она. И прикусила язык.

Гусаков высыпал на ладонь содержимое кисета, принюхался.

– Знатный у тебя табачок, Свен, – улыбаясь, сказал он. – Душистый!

– «Капитанский»… – ответил фермер, присаживаясь рядом. – Потом покуришь, а натощак вредно.

Старый медный самовар быстро запыхтел.

Набравшись храбрости, Аглая на правах племянницы и хозяйки открыла дверцу буфета, вынула из него тарелки, стаканы, блюдо под хлеб, солонку. Выставила все перед мужчинами. Майстрюк чугунок с картошкой водрузил по центру стола и сковородку с мясом да со шкварками к нему придвинул. Навалились все на еду без дополнительного приглашения.

Давно так вкусно и сытно Аглая не ела. Казалось бы, немудреная крестьянская пища, а о всяких диетах мигом забыла. За этим занятием не сразу разобрала, как во дворе послышался какой-то шум. Ничего не понять. А Гусаков обернулся к окну, прищурил один глаз и с усмешкой проговорил:

– Никак сам сотник Азарга пожаловал! Встречай гостей, Свен!

Через минуту в кухню ввалился низкорослый то ли монгол, то ли татарин в теплом ворсистом халате да в меховой шапке на голове с болтающимся лисьим хвостом. На плечах его белел еще не успевший растаять снег, на боку билась о ноги ржавая кривая сабля. Он двинул выпирающими скулами и заговорил на ломаном русском языке:

– Зима воям сущее наказанье, Свен. Коней нет, люди пристали, дороги замело… Крова дай!

Майстрюк неспешно поднялся из-за стола и вышел из дома, перед этим ободряюще улыбнувшись Аглае: мол, не трусь, все в порядке.

Наверное, ничего особенного действительно не произошло, потому что боец Гусаков, достав кисет, стал неспешно сворачивать цигарку. Он прикурил ее от керосиновой лампы и с нескрываемой иронией обратился к тщедушному инородцу:

– Какого ж беса вы приперлись на Русь, Азарга? Чего дома-то не сиделось?

Монгол добродушно ощерился, обнажая два ряда гнилых зубов:

– Бату-хан повеле воевати. Пленити все земли от края до края!

– Дурак ты, – необидно сказал Павел Васильевич, – дома-то, поди, жена, дети! А чего в чужих краях искать? Наскочишь на чью-нибудь острую саблю, и поминай как звали…