355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Водопьянов » Друзья в небе » Текст книги (страница 12)
Друзья в небе
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:02

Текст книги "Друзья в небе"


Автор книги: Михаил Водопьянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Любимец ребят

Чкалов любил рассказывать друзьям о своих детях. Иногда он слишком увлекался и потом спохватывался:

– Может быть, это вовсе не интересно…

При встречах Чкалов всегда расспрашивал меня о моих ребятах. Как-то раз он зашел ко мне. Моя десятилетняя дочь Вера и одиннадцатилетний сын Вова под разными предлогами то и дело заглядывали в кабинет. Валерий Павлович позвал их. Через несколько минут они втроем уже беседовали, как старые приятели.

– С детьми я отдыхаю душой, – не раз говорил Чкалов, и это относилось не только к его собственным детям.

И ребята отвечали летчику горячей любовью. Когда Чкалов выступал где-нибудь в школе или на пионерском сборе, они внимательно слушали его, боясь пропустить хоть слово. Потом тихонько пробирались к его машине и прятали в ней свои подарки: модели самолетов, рисунки, вышивки, а иногда и стихи собственного сочинения.

Чкалов гордился тем, что ему удавалось пробудить в детских сердцах пылкую мечту о подвиге, любовь к Родине. Его радовала любознательность, одаренность, смелость

детей. Каждый раз, возвращаясь из школы, из детского дома или после пионерского сбора, он с увлечением рассказывал, какие интересные вопросы задавали ему ребята, как они живо на все реагируют, с гордостью показывал подарки от детей.

– Ты педагог и, конечно, лучше меня знаешь детскую психологию, – говорил Чкалов жене. – Но я уверен в одном: новое поколение растет здоровым, умным и бесстрашным. А какие они ласковые и сердечные, наши ребята!

Чкалов любил вспоминать, как в день возвращения в Москву с острова Удд к нему подошел на аэродроме маленький мальчик и, ухватившись за рукав его куртки, попросил:

– Нагнись, дядя Чкалов, я хочу тебя обнять!

Приехав с аэродрома домой, Чкалов нашел у себя много цветов. Среди них он заметил красную розу. Роза едва-едва начала распускаться. К ее стеблю ленточкой была привязана записка. В ней говорилось:

«Дорогой товарищ Чкалов!

Вы прилетели раньше, чем я думала, она не успела распуститься. Поставьте ее в банку с водой.

Ура! Да здравствуют славные летчики-герои!

Катя Брускова»

Большая, задушевная дружба связывала Чкалова с детьми. Он говорил ребятам:

– Я уважаю вас, мои младшие товарищи, и немножко завидую вам. Вы увидите то, о чем я могу только мечтать. А может быть, увидите и еще большее. Жизнь иногда одаривает так щедро, что и мечты, самые яркие, самые смелые, не успевают за ней.

Своим примером Чкалов воспитывал в детях высокие, благородные чувства. Помню, с каким возмущением и горечью рассказывал он мне, как десятилетний мальчик, который жил в одном с ним доме, грубо пошутил над пожилой женщиной и еще похвастался товарищам.

– А ведь вообще-то он неплохой мальчишка, сердечный, – говорил мне Валерий Павлович. – Когда понял, что наделал, стыдно ему стало. Я его знаю, он к моему Игорю ходит. Энергии у парнишки хоть отбавляй, скучно ему, вот он и придумывает себе различные «подвиги». И он не один такой, – задумчиво и немного печально добавил Валерий Павлович.

Я вспомнил об этой беседе, когда прочел в «Пионерской правде» обращение Чкалова к пионерам и школьникам Советской страны: «Не всякий риск благородное дело». Потом оно было издано отдельной брошюрой. В нем были следующие взволнованные строки:

«…По-настоящему смелый человек никогда не будет рисковать без смысла, без цели, без необходимости.

Когда герои-летчики полетели спасать челюскинцев, это была смелость. Разве не было тут риска? Конечно, был. Самолет мог заблудиться в тумане, мог обледенеть, мог в случае порчи мотора пойти на вынужденную посадку п разбиться о торосистые льды. Это был риск, смелый, благородный, но рассчитанный и обоснованный. Люди рисковали своей жизнью ради спасения жизни других. Они делали это не для того, чтобы поразить мир, а для того, чтобы выполнить долг.

А вот когда ребята прыгают с трамвая на трамваи, хватаясь за поручни, когда они так. рискуют жизнью, – это не геройство, а просто глупость.

Нам нужны храбрые люди, но мужество воспитывается не на трамвайной подножке».

Чкалова никогда не покидало сознание большой ответственности за детей. К беседе на пионерском сборе он готовился еще более тщательно, чем к выступлению перед «взрослой» аудиторией.

Однажды юная пионерка преподнесла ему неумелые, но искренние стихи собственного сочинения и добавила: «Хочу быть такой, как Чкалов!»

Валерий Павлович был очень взволнован, долго не мог успокоиться.

– Ты только подумай, – говорил он присутствовавшему при этом брату, – как она сказала: «Быть такой, как Чкалов». Ведь это значит, что я сам должен стать много лучше!

В те дни Чкалову приходилось много встречаться с людьми. Приближался праздник Великого Октября, и Валерия Павловича приглашали па праздничные вечера в школы, институты, на заводы, фабрики, в разные учреждения. Все хотели послушать рассказ о замечательном перелете из уст его командира. Чкалов никому не отказывал, но в сутках всего 24 часа…

– Я совсем измучился с этими выступлениями, – пожаловался мне Валерии Павлович, когда мы встретились с ним на вечере у пионеров. – И отказаться неудобно, и работать, ну просто, некогда.

Лицо у Чкалова было усталое, осунувшееся.

– Как же ты выходишь из такого сложного положения? – поинтересовался я.

– В первую очередь, конечно, к ребятам иду. И знаешь почему? Если каменщик, закладывая фундамент здания, работает, не жался сил, со старанием, с любовью, дом будет долго стоять. Вот мне и хочется участвовать в закладке фундамента поколения, которое идет нам на смену. Ведь они будут строить коммунизм! Вовремя сказанное слово чудеса может сотворить. По себе знаю. Мальчишкой по садам за яблоками лазил, считал не воровством это, а молодечеством! Пока отец мне не объяснил, да так объяснил, что слова его на всю жизнь запомнил! Когда говорю с ребятами, волнуюсь всегда, сумею ли найти такие слова, чтобы захотелось им подвига, мечталось о больших: делах, новых открытиях. А главное, чтобы поняли они: честность, стойкость, смелость, чувство товарищества необходимы. Без этих качеств но выйдешь на широкую дорогу жизни, будешь до самой смерти бродить по проселкам.

После гибели Чкалова у него в кармане нашли вместе с удостоверением депутата Верховного Совета СССР список оборудования, необходимого для детского сада.

Не в характере Чкалова было останавливаться па достигнутом. Он продолжал работать над совершенствованием своих технических и военных знаний, над расширением своего кругозора. В его библиотеке были собраны труды классиков марксизма, книги великих русских писателей и лучшие произведения советской художественной литературы. Особое место в книжном шкафу занимал раздел авиации. Чкалов следил за всеми достижениями авиационной науки.

Вскоре после возвращения Чкалова в Москву из США я зашел к нему. Разговорились о планах на будущее.

– Надо еще вокруг «шарика» полетать! – сказал Чкалов и показал на глобус.

Кто хорошо знал Чкалова – не сомневался: полетит Валерий Павлович вокруг света.

Помешать ему могла только смерть…

Последний полет

Шли испытания нового скоростного истребителя Поликарпова. В испытательную Чкалов ввалился озябший, но веселый и шумный. Его встретили, как всегда, радостно.

Чкалов открыл шкаф в стене, где хранилось его летное обмундирование, быстро переоделся в кожаный комбинезон. В этом комбинезоне летал он и на остров Удд, и через полюс в Америку.

Пожав руки товарищам, Чкалов заспешил на аэродром. Механик опробовал мотор.

В этот момент подошел ведущий инженер.

– Шторок у мотора нет, – сообщил он Чкалову.

Летчик призадумался: действительно, мороз свалился неожиданно, а мотор не защищен. Может быть, лучше отложить полет?

– Ну, как мотор? – спросил он механика.

– Все в порядке, обороты держит хорошо, температура нормальная.

– Вот и отлично, – облегченно вздохнул Чкалов.

Отложить испытательный полет значило отложить рождение нового истребителя. А он нужен, очень нужен.

«Буду летать в районе аэродрома, если мотор откажет – сяду», – окончательно решил он.

Без шторок капота летали тогда многие самолеты. А вот на то, что из-за спешки не утеплили всасывающий трубопровод, Чкалов не обратил внимания.

Как всегда, при взлете у Чкалова было прекрасное настроение. С удовольствием распрямил он свои широкие плечи и взял ручку. Самолет казался очень послушным, но за ним нужен был глаз да глаз.

Машина еще не полностью покорилась летчику, не все в ней было ему ясно. Чкалов хорошо понимал это и, летая, все время внимательно прислушивался к работе мотора, присматривался к каждому, едва уловимому движению машины.

«Так, так, – удовлетворенно повторял он про себя, – ну еще, еще немножко…»

На небе не было ни единого облачка, в воздухе стояла прозрачная ледяная дымка. Маленький истребитель носился над заводским аэродромом, мелькал то там, то здесь, стремительный, ловкий.

Обычно многолюдный во время испытания, аэродром на этот раз почти пустовал – мороз был сильный. Тот, кому требовалось по какому-либо делу побывать на летном ноле, спешил скорее уйти обратно в теплое помещение.

…Перед тем как повести самолет на посадку, Чкалов сделал большой круг с расчетом сесть в самом начало аэродрома, убавил газ и стал планировать. Истребитель, поблескивая крыльями в морозной дымке, потянулся к посадочной полосе. Неожиданно мотор зачихал и замер. Летчик понял, что он не успеет дотянуть до аэродрома.

Чкалов поспешно дал газ, но мотор по ожил. За несколько секунд планирования он успел совсем остыть. Чкалов стал резко двигать взад-вперед сектором газа, но двигатель не заработал.

Истребитель опускался все ниже и ниже, мелькали деревья, крыши домов. Надо садиться, но куда?

Руки летчика по-прежнему крепко держали управление, глаза зорко всматривались в улицы и переулки, ярко освещенные зимним солнцем.

Еще, еще немного… и аэродром. Но нет, не дотянуть. Самолет уже совсем низко над землей, летчику бросилась в глаза захламленная битым кирпичом и ломом железа небольшая площадка. Чкалов решает сесть, по вдруг на пути телеграфный столб, контрольная будка… У самой земли он положил машину в крен и обошел препятствие.

Но в следующий миг самолет ударился о землю с такой силой, что фюзеляж и крылья сильно покорежило, летчика выбросило из кабины, и он ударился головой о ребро катушки кабеля.

Сбежались люди. Чкалов был еще жив. Он лежал без сознания и дышал глубоко, прерывисто.

Его осторожно подняли, положили в первый проезжавший мимо автомобиль и повезли в больницу.

Бережные руки понесли Чкалова в операционную.

Но на лестнице Валерий Павлович вздохнул глубоко, с трудом, и, не приходя в сознание, умер…

Это произошло 15 декабря 1938 года. В этот день в Москве мороз казался особенно безжалостным.

– Наш Чкалов погиб! – горестно, с тоской говорили люди на улицах, в трамваях, в квартирах.

Догорал короткий зимний день, лучи уходящего солнца освещали бесконечный людской поток, колеблющиеся на ветру траурные флаги.

Так и запомнилось.

Люди… люди идут и идут… У них какие-то застывшие лица. Все молчат. Красные с черной каймой флаги кажутся нестерпимо яркими, болью режут глаза…

В почетном карауле у гроба сменялись руководители партии п правительства, командиры Красной Армии, летчики, инженеры, рабочие, писатели, художники. Дети засыпали гроб и постамент живыми цветами.

Похоронили Чкалова в Кремлевской стеле.

Он погиб совсем молодым. Ему было всего тридцать четыре года. Сколько бы он еще мог сделать для родной страны, для горячо любимой авиации, если бы дожил до наших дней!

Советские летчики получили от Чкалова богатое наследство.

Еще при жизни Валерия Павловича чкаловский стиль воздушного боя, умело воспринятый советскими летчиками, получил должную проверку, а в дальнейшем был развит и усовершенствован.

Бойцы и командиры, сражавшиеся у озера Хасан, хорошо помнят такой случай.

Советский истребитель дрался с тремя японскими самолетами над линией фронта. Наш летчик дерзко и уверенно нападал, стремительно поливая пулеметным огнем вражеские машины. Секунды решали исход боя. И вот вражеский самолет тяжело рухнул вниз, два других поспешно бежали с поля боя.

Советские воины выскочили из окопов и восторженно закричали:

– Ура Чкалову! Ура!

– Это же вовсе не Чкалов сбил врага, а летчик из нашей части, – возразил один солдат.

– Все равно Чкалов! Ура Чкалову! – дружно повторили его товарищи.

Новаторские идеи Чкалова способствовали развитию советской военно-авиационной мысли, совершенствованию боевой деятельности нашей истребительной авиации. Опыт его фигурных полетов, блестящая техника пилотирования явились ценным вкладом в тактику воздушного боя.

Многие летчики, в том числе и я, были свидетелями того, как однажды на приеме в Кремле Чкалов заявил:

– Мы будет так драться с врагом, как этого еще но видел мир!

В годы Великой Отечественной войны его обещания выполнили тысячи летчиков.

Летать по-чкаловски стремятся все наши летчики. И когда потребители говорят о каком-нибудь своем товарище: «У него чкаловская хватка», нет для летчика более высокой похвалы.

КАМАРАДА РОДРИГО

На помощь республике

…18 июля 1936 года по испанскому радио была несколько раз передана фраза: «Над всей Испанией безоблачное небо». Это был условный сигнал к мятежу. Фашистские генералы Франко, Мола, Санхурхо, получившие оружие от Гитлера и Муссолини, выступили против республиканского правительства Испании.

Мятежники хвастались, что в течение сорока восьми часов одержат победу. Но они встретили такое сопротивление народа, что лишь на севере и юге им удалось захватить некоторые районы.

Главную ставку Франко делал на марокканских стрелков и иностранный легион. Но эти силы еще надо было перебросить из Африки, а матросы большинства военных кораблей остались верны республике. Поэтому по приказу Гитлера были выделены двадцать трехмоторных самолетов «юнкерс-52», которые доставили в Испанию двадцать тысяч марокканских солдат, семь тысяч легионеров и пятьсот тонн военных материалов.

Началось наступление на Мадрид.

В летние дни тридцать шестого года мы каждое утро торопливо разворачивали газеты, жадно ища сообщений из Испании. Они были скупы и малоутешительны. Отклики же на испанские события приходили со всего мира. Их было много.

Свободолюбивые люди всей земли поняли, что борьба испанского народа с мятежниками и германо-итальянскими интервентами – это борьба всего прогрессивного человечества против черных сил реакции. Стало ясным и то, что собственными силами испанским республиканцам победы не одержать.

Руку помощи Испании протянули трудящиеся буквально всех стран. В Испанию посылали продовольствие, медикаменты, одежду.

На заводах, в колхозах и учреждениях Советского Союза начался сбор средств в помощь испанским борцам за свободу и независимость. За несколько дней было собрано более 12 миллионов рублей.

Тысячи людей разных профессий и национальностей, минуя кордоны, пробирались в Испанию, чтобы встать в ряды борцов с фашизмом. Бригады и батальоны добровольцев брали имена выдающихся борцов за свободу и национальную независимость своих стран: Чапаева, Тельмана, Линкольна, Гарибальди, Домбровского.

Уезжали в Испанию и добровольцы из СССР. Признаюсь, и мне очень хотелось быть в их числе. Но мне разъяснили, что республиканская армия нуждается преимущественно в летчиках-истребителях, а что Водопьянову надлежит продолжать подготовку к экспедиции на Северный полюс…

Третьего августа 1936 года, через две недели после начала мятежа, в Москве состоялась многолюдная демонстрация. В толпе шел командир летного отряда научно-исследовательского института Анатолий Серов. Вместе со всеми он скандировал:

– Да здравствует Испанская Республика!

С того дня, когда Серов узнал о том, что со всех концов земного шара в Испанию едут добровольцы, он не находил себе места. Серов отлично владел боевым истребителем, всей душой хотел помочь героическому испанскому народу. Кому, как не ему, сражаться с фашистами. Так думал Серов, но иначе полагало его начальство. Хлопотать пришлось почти год. Было написано немало рапортов, пока летчику-испытателю разрешили отправиться добровольцем в Испанию.

Встреча с войной

Пароход доставил их в Картахену. Летчики ехали по улицам, на каждом шагу замечая тяжелые приметы войны.

Город фашисты бомбили чуть ли не ежедневно, стараясь вывести из строя порт, через который республиканцы получали помощь. Но бомбы чаще попадали в жилые дома, чем на причалы.

Вот целый квартал руин. Летчики попросили шофера автобуса ехать потише и смотрели, смотрели, не говоря ни слова. Повсюду громоздились закопченные пожаром, искореженные взрывами или разрушенные воздушной волной многоэтажные здания. В некоторых квартирах – все на месте, и кажется кто-то нескромный навел объектив и запечатлел жизнь, оборвавшуюся в одно мгновение. Комнаты пусты, словно их только что покинули люди. Но во многих все перевернуто вверх дном: видны обломки мебели, обрывки бумаги, блестит на солнце битое стекло. Железная кровать, подброшенная взрывом, зацепилась ножкой за обнажившуюся балку перекрытия, она медленно раскачивается, и скрип ее кажется жалобным стоном.

Вблизи этого дома прямо на тротуаре стоит широкая кровать, на ней спит женщина с двумя детьми. Может быть, она жила в той комнате со светлыми золотистыми обоями и это ее рояль встал от взрыва на ребро. У края тротуара разложен костер. Вокруг пего сидят люди, что-то варят в подвешенных ведрах, котелках. Тут же разбиты палатки. В тени деревьев, положив под голову узелки, приютились недоспавшие ночью женщины и дети.

.. Машина медленно едет по улицам, густо покрытым ржавой кирпичной пылью. Бредут куда-то понурые фигуры. У магазинов стоят очереди. Люди часто вскидывают головы, смотрят в небо. Смотрят вверх и летчики – небо ослепительно голубое, безоблачное. Это и плохо.

И в самом деле, вдруг словно вихрем всех сдуло. Шофер, круто развернувшись, вогнал машину в ближайший двор и выключил мотор. В тишине послышался все нарастающий прерывистый гул авиационных моторов. Летчики выскочили из машины и увидели: невысоко в небо журавлиным строем плыли десять «юнкерсов».

Через минуту-другую неподалеку ухнул взрыв, за ним другой, третий. Пламя вырвалось из разбитых окон дома наискосок через улицу. Раздался пронзительный крик.

Молодая женщина, ломая руки, склонилась над неподвижной девочкой.

Серов стоял, стиснув зубы, сжав кулаки.

Словно угадывая его мысли, летчик Борис Смирнов положил руку на плечо товарища.

– Вот мы и встретились с войной, Анатолий! Что ж, будем учить этих стервятников.

«Юнкерсы» безнаказанно сбросили бомбы на мирный город.

Надсадно взревела сирена – отбой!

Люди снова заполнили улицу.

Старушка, опираясь на палку, с трудом передвигая скрюченные ревматизмом ноги, подошла к Серову.

– Ты француз? – спросила она. – Англичанин, американец?

– Русо, – ответил Серов.

– Ты русский… – повторила старушка шепотом. – Ты видел? Ты все видел? – Она показала на небо, где еще были заметны в синем мареве удаляющиеся самолеты. Слезы текли по ее морщинистому лицу. – Их прислали Гитлер и Муссолини. Они помогают Франко. А вы, русские, – нам. Вива Россия Советика!

Серов все понял, словно женщина говорила по-русски, а не по-испански. Он поцеловал старушку в сморщенную щеку, а она неожиданно подняла руку в революционном приветствии. Серов ответил ей тем же жестом. Старушка перекрестила Анатолия, что-то зашептала и, кивая головой, ушла.

Наши летчики ехали по дорогам Испании в роскошном открытом автомобиле «испано-суиза», с сиденьями, обшитыми красной кожей, реквизированном у какого-то фабриканта. В деревнях машину окружали крестьяне. Узнав, что едут русские летчики, шумно приветствовали их, угощали вином, сыром, фруктами и очень обижались, если кто-нибудь пытался заплатить.

На тыловых дорогах было много беженцев, двигавшихся к морю. Шли женщины с грудными младенцами на руках, плелись старики с посохами, семенили босыми ножками детишки, едва научившиеся ходить. Подростки вели под уздцы осликов, тянувших тележки, нагруженные перинами, узлами, кастрюлями и оплетенными соломой огромными бутылями с вином и оливковым маслом.

Война выгнала этих людей из домов, согнала с земли, на которой они трудились.

В больших селах и городах было очень оживленно. Все куда-то спешили. Прямо на тротуарах располагались многочисленные кафе. За столиками сидели и шумно разговаривали люди с винтовками, зажатыми между колен.

Казалось, все здесь вооружены. Кое-где в ресторанах и кафе висели объявления, предлагавшие посетителям сдавать оружие на вешалку. Летчики, весело улыбаясь, отдали честь и прошли строевым шагом мимо красивой девушки с цветком в иссиня-черных волосах и драгунской саблей у пояса.

…В городе Мурсиа на аэродроме ровными рядами стояли истребители – бипланы с тупой, несколько вздернутой передней частью фюзеляжа, и монопланы с короткими, широкими крыльями. Это были И-15 и Н-16.

Еще подъезжая к аэродрому, их увидели и узнали паши летчики.

– «Ишачки», родные! – весело крикнул Серов. – На них можно воевать!

Испанцы дали советским истребителям свои прозвища. Монопланы, похожие на насекомых, стали звать «москас» – «мушки», а бипланы – «чато» – «курносые».

Командование предложило советским летчикам самим решать, на каких самолетах они будут летать.

Монопланы были машины «строгие», как говорится в авиационной среде, с большой скоростью. Бипланы – более маневренные.

Большинство выбрало скоростные монопланы.

Серов, насупившись, молчал.

– Ну, а вы на каком самолете предпочитаете сражаться? – спросил его полковник.

– На «чато», – сказал Серов. Он был мастером высшего пилотажа и рассчитывал, что хорошая маневренность даст ему в воздухе большие преимущества.

«Чато» выбрал и другой русский доброволец – Михаил Якушин. С этим худощавым невысоким летчиком Серов впервые встретился здесь, в Мурсии, и он вскоре стал его лучшим другом и верным соратником.

Серов, Якушин и еще шесть русских летчиков были зачислены в эскадрилью бипланов, остальным предстояло летать на «мушках».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю