Текст книги "К далеким берегам"
Автор книги: Михаил Муратов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Гмелин редко терял самообладание, а Миллер легко возмущался и начинал горячиться. Гмелин был важен, но всегда учтив и обходителен, а Миллер угловат и нередко грубоват. Но они дружили друг с другом. Гмелин был на четыре года моложе Миллера, но казался старше своих лет. Разница в возрасте между ними не была заметна. J
Оба любили книги и с увлечением занимались научными исследованиями. Гмелин успел изучить медицину, химию и ботанику. Эта последняя наука его особенно интересовала, и он главным образом занимался ею, хотя числился профессором химии.
А Миллер изучал не только историю. Он интересовался исследованием жизни разных пародов, в то время лишь начинавшим складываться в особую науку – этнографию. Одновременно он занимался географией и придавал большое значение собиранию статистических сведений.
Миллер стал изучать русскую историю, потому что в то время никто из ученых ею не занимался. Можно было скоро приобрести известность, начав издавать летописи и другие источники, еще никем не опубликованные. В сибирских архивах можно было найти громадное количество старинных указов и документов, интересных историку.
А Гмелин думал о том, что обширные земли Сибири еще совсем не обследованы ботаниками. Здесь молено было сделать много замечательных открытий, в короткий срок создав себе видное положение в мире ученых.
Третий академик, де-ла-Кройер, мало интересовался научными открытиями. Он был двоюродным братом академика Делиля, который рекомендовал его Академии наук. Другие академики уже стали замечать, что де-ла-Кройер мало подготовлен к научной работе и некоторые говорили что он решил уехать в экспедицию, чтобы не обнаружить окончательно в Петербурге недостаточность своих знаний.
Гмелпн и Миллер составили обширный план изучения Сибири. Крашенинников На МНОГИе Академик Гмелшг.
годы связал С НИМИ СВОЮ йсйзнь й работу
Миллей й I мелин решили совершить путешествие с возможно большими удобствами.
– Мы должны путешествовать, как достойные и порядочные люди, – говорил Гмелин.
Академики постарались взять с собой все необходимое и для научной работы и для благоустроенной жизни в пути. Сенат разрешил им взять из академической библиотеки все нужные книги и ассигновал деньги академии на покупку новых изданий взамен выданных. Гмелин взял немало солидных латинских книг – от специальных исследований до определителей растений, живот-
пых и минералов. А Миллер составил себе маленькую библиотечку из исторических и географических книг.
Лаборатории Академии наук снабдили их термометрами, барометрами и прочими приборами для метеорологических и других наблюдений. Гмелин и Миллер постарались взять и все необходимое, чтобы сохранить городские привычки в далекой Сибири. Они захватили с собой несколько новых кафтанов и камзолов из цветного сукна, тонкое белье, с расчетом на несколько лет вперед, и даже запас хорошего вина разных сортов. У каждого был свой слуга – камердинер, а искусный повар должен был готовить им во время путешествия привычные кушанья. Сенат назначил академикам удвоенное жалованье и дал право каждому требовать на казенный счет десять лошадей для себя, слуг и багажа.
Студенты должны были выполнять все их поручения, помогать собирать коллекции, переписывать их бумаги. Академиков сопровождали два геодезиста, чтобы снимать планы местностей, живописец Беркан и рисовальный мастер Люрсениус, которые должны были зарисовывать растения, животных, памятники старины. Особый отряд из двенадцати солдат с капралом и барабанщиком обязан был охранять академиков в пути и внушать уважение к ним местным властям.
Сенат дал академикам на руки указы на имя губернаторов и воевод. Все должны были оказывать содействие ученым путешественникам, предоставляя лошадей и лодки, проводников и гребцов, отводя квартиры и выполняя другие требования.
Миллер и Гмелин знали, что от начала путешествия и до окончания постройки в Охотске кораблей для плавания на Камчатку и в Америку пройдет несколько лет. Они решили использовать этот период для более основательного изучения Сибири.
Отчеты о своей работе академики должны были давать не ка-нитан-командору Берингу, а непосредственно Академии наук. Так, считаясь участниками путешествия Беринга, академики фактически организовали самостоятельную научную экспедицию, задумав производить исследования в Сибири – от Урала до Камчатки.
Всего несколько месяцев назад Крашенинников сидел рядом с другими учениками на длинной скамье в классе философии.
Учитель вспоминал, как 'толковали в киевской бурсе сочинения Аристотеля, и диктовал тексты, которые когда-то заучил сам. Теперь Крашенинников должен был сопровождать двух настоящих учёных в далекую Камчатку, о которой раньше читал только в календаре. Он становился участником научной работы в почти не изученной стране.
Правда, академики предполагали давать студентам только мелкие служебные поручения. Однако, присматриваясь к исследовательской работе, можно было многое узнать и сделать самому.
Летом сборы в экспедицию закончились. Нужно было слишком много лошадей, чтобы взять багаж академиков и их свиту., как называли они своих спутников. Поэтому проще было выбрать водный путь.
Решили плыть Ладожским каналом и разными реками до Волги и спуститься по ней до Казани. Затем можно было зимой добраться на санях до Тобольска, а весной плыть дальше по сибирским рекам на восток.
В начале августа 1733 года академики и их спутники выехали из Петербурга.
Все понимали, что уезжают надолго. Но никто не знал, что началось путешествие, которое продлится почти десять лет.
hi
Прошел месяц, пока академическая экспедиция добралась до тверского городка Вышний Волочок. Извилистый путь по каналам, озерам и рекам, по которым часто нужно было тащить судно лямками против течения, кончился.
Вышний Волочок был построен на реке Тверце, которая течет прямо в Волгу. По Волге можно было плыть дальше уже без всяких затруднений.
Узенькая речка Твёрда текла между лесистыми берегами.
«Плыть приходилось без паруса. Речка так спряталась в лесах, что ветер все равно не мог до нее достать», писал впоследствии академик Гмелпн.
1С5
Лес, то еловый, то березовый, а чаще всего сосновый, стоял по обоим берегам речки. На полянках между деревьями виднелись кустики черники и брусники, иногда почти сплошь покрывавшие землю. А там, где было сыро, росли папоротники с длинными светлозелеными листьями, изящно вырезанными по краям, и мхи. Только изредка виднелись поля, на которых уже была сжата рожь, и маленькие деревушки.
Гмелин и Миллер старались не терять время напрасно.
Оба с первого же дня начали тщательно вести дневники, куда заносили описания местностей, названия всех селений, мимо которых проезжали, и все, что казалось примечательным.
В пути и во время остановок Гмелин скоро успел набрать немало растений. Он тщательно складывал их между листами пропускной бумаги, кладя сверху небольшой, равномерно лежащий груз, чтобы они высохли лучше. Потом Гмелин осторожно разбирал высушенные– растения.
Он звал к себе Крашенинникова и предлагал смотреть, как составляется гербарий.
Этот юноша, скромный и любознательный, нравился Гмелину больше других студентов. Академик думал о том, что со временем сможет поручать ему простые работы по сохранению и приведению в порядок коллекций, чтобы не затрачивать на это времени самому.
Миллер, заметив небольшие круглые холмы, напоминавшие курганы, которые насыпались встарииу иад местами погребений, дважды делал раскопки еще на пути к Вышнему Волочку. Оба раза он не нашел ничего интересного и объяснял это тем, что за недостатком времени не удалось довести раскопки до конца.
Когда подплыли к старинному городу Торжку, Миллер велел рисовальному мастеру Люреениусу тщательно зарисовать круглый вал, на котором еще недавно возвышались городские стены. Академик жалел, что старинные укрепления были при Петре Великом срыты и использованы как строительный материал, потому что отжили свой век.
На гребцов и солдат Миллер и Гмелин смотрели свысока, как на людей, существующих только для того, чтобы выполнять их распоряжения. Однако оба начинали с интересом прислутивать-
Город Торжок в XVII веке.
Рисунок из альбома Мейерберга.
ся к их разговорам, если замечали, что можно извлечь из их слов что-либо полезное для научных наблюдений.
Когда проплывали мимо густых лесов, Миллер и Гмелин услышали, как гребцы говорят о том, что здесь много леших. Академики сразу заинтересовались и стали расспрашивать гребцов,
«Они описывали нам этих леших, как диких людей, обросших волосами, принимающих рост тех предметов, около которых находятся. В лесах лешие ростом с деревья, на лугах – с траву, а на голой земле – не выше песчинки. Лешие не нападают на людей, но любят над ними смеяться и щекотать их. Могут защекотать до смерти. Лешие могут быть мужского и женского пола», вспоминал потом Гмелин.
Академики занесли эти рассказы в дневники как материал для изучения народных верований. А услышав, что один из гребцов хвастается, будто может вызывать леших, захотели потешиться. Миллер и Гмелин потребовали, чтобы гребец доставил им пару леших: одного – мужского, другого – женского пола, и
обещали дать за них хорошую плату. Потом показали ему большие латинские книги из своей библиотеки и, сказав, что могут по ним колдовать, пригрозили обратить его самого в лешего, если он не выполнит свою похвальбу.
Гребец согласился.
«Целую ночь парень, стоя у нашей каюты, то и дело начинал орать так, что не давал нам ни на минуту заснуть. А на другой день сказал, что старался изо всех сил вызвать леших, но они не явились. Когда же мы заявили, что выполним нашу угрозу, он повалился в ноги, прося не превращать его в лешего и ссылаясь на то, что мы сами слышали, как усердно он кричал. Довольно посмеявшись, мы согласились помиловать его», вспоминал Гме-лин.
Крашенинников не знал, кто над кем смеялся больше: академики над парнем или он над ними, не давая заснуть всю ночь.
Но была и серьезная сторона в этом происшествии: видя, как .Миллер и Гмелин записывают рассказы о леших, Крашенинников впервые узнал, что верования, на которые он раньше не обращал внимания, могут быть предметом изучения.
В середине сентября доплыли до Твери. Капитан-командор Беринг, отплывая с командой в начале лета вниз по Волге из этого города, оставил здесь для академиков речное судно со штурманом и боцманом. Академики велели сделать каюты с камином, кухню с двумя очагами и другие приспособления для удобного плавания.
Через десять дней все приготовления были закончены. Судно отчалило от пристани. Приходилось торопиться, потому что стоял уже конец сентября, а надо было доплыть до Казани, прежде чем начнется осенний ледоход. Все же решили изредка останавливаться на короткое время в местах, почему-либо особенно интересных.
Проплывая мимо древнего города Углича, где погиб царевич Дмитрий, младший сын Ивана Грозного, сделали остановку. Там сохранился старинный кремль, обнесенный деревянной крепостной стеной с башнями по углам. Миллер осмотрел эти укрепления и велел их зарисовать.
Не надолго остановились в Ярославле, чтобы осмотреть этот
1CS
Нижпий-Новгород.
С голландской гравюры начала XVIII века.
старинный и красивый город. Здесь услыхали, что в местном монастыре есть часовня, в которой хранятся кости великана.
Гмелин е несколькими спутниками пошел туда, чтобы осмотреть эту диковинку. Им рассказали, что кости найдены много-лет назад, когда рыли могилу, чтобы похоронить ярославского-епископа Трифона. Монахи говорили, будто это кости разбойника, который когда-то здесь жил.
Гмелтшу показали две большие кости.
– Одна – бедро слона, а другая, повидимому, какая-то из. его головных костей, вероятно скула, – сказал Гмелин.
Очевидно, эти кости были частью скелета мамонта.
Крашенинников, обучаясь в Спасскпх школах, никогда не ■слыхал о мамонтах и других ископаемых животных. Легенды, которые рассказывали монахи, принималась там на веру. Слова Гмелина должны былн не только удивить Крашенинникова, но и вызвать мысли, раньше не приходившие ему на ум.
С каждым днем все больше чувствовалось, что наступила ■осень и надо ускорить плавание. В Нижнем-Новгороде не стали ■задерживаться, хотя штурман и боцман очень хотели провести некоторое время в этом большом торговом городе, чтобы сделать разные покупки.
Однако, плывя мимо чувашских и черемисских деревень, встречавшихся за Нижним-Новгородом, несколько раз останавливались, хотя и не надолго.
Взяв с собой кого-нибудь из студентов, Миллер сходил на ■берег. В деревне он медленно шел по улице, внимательно присматриваясь ко всему, что видел.
Миллер вглядывался в лица, стараясь запомнить характерные черты, отмечал особенности одежды, построек, орудий, которые употребляли в работе. Он входил в избы и пытался заводить разговор. Студент старался помочь в беседе, когда Миллер затруднялся найти нужное русское слово. Часто, впрочем, сами хозяева – чуваши или черемисы – совеем не говорили по-русски.
Они встречали неожиданных гостей с недоумением и некоторым страхом. Никак не могли понять, что нужно неизвестному ■барину. Боялись, что он пришел неспроста и не к добру.
Миллер не смущался их тревогой. Для него эти люди стояли как будто на совсем иной ступени бытия, чем он сам. Миллер рассматривал обстановку их жилищ с той спокойной уверенностью, с которой натуралист изучает устройство муравейника, ■совсем не заботясь о том, тревожатся ли муравьи.
У видев одежду с такой вышивкой, какой еще не приходилось встречать, Миллер говорил, что хочет ее купить. И хотя хозяевам избы непонятно было, для чего понадобилась ему эта одежда, ■они чувствовали некоторое облегчение: становилось, по крайней мере, ясно, зачем пришел странный гость.
Купленная .одежда относилась на судно и присоединялась к коллекциям, которые собирались для кунсткамеры Академии наук. Крашенинников рассматривал -покупку. Часто ото была простая рубашка из грубого домотканного холста, но ее ворот и рукава были своеобразно вышиты красной, черной или синей шерстью. На кичках, которые носили женщины, украшения были сложнее: старинные серебряные монеты и разноцветный бисер придавали им особую нарядность.
Крашенинников начинал понимать, что даже в самой неказистой избушке, где хозяева зимой живут вместе С телятами И Черемиска,
ягнятами, ЛЮДИ умеют ра– С гравюры ХГ111 века.
доваться узорам и нередко придумывают их с большим вкусом. Когда Миллеру удавалось приобрести для кунсткамеры какой-нибудь яркий старинный наряд, Крашенинников радовался удаче. Он вспоминал, что не раз встречал в торговых рядах между Ильинкой и Никольской улицей людей, приезжавших в Москву в своей национальной одежде, но почти не обращал на нее внимания. А теперь поле его зрения как будто расширилось: он стал видеть то, чего не замечал раньше.
Чем дальше плыли вниз по Волге, тем шире она становилась, и все больше поражало изобилие рыбы. Когда судно приближалось к какому-нибудь поселку, где жили рыбаки, от берега часто отчаливали лодки, нагруженные осетрами, белугой, стерлядью и другой рыбой. Рыбаки рассказывали, что им случалось ловить белуг, весивших больше сорока пудов, и осетров в двадцать пудов весом. Вкусная, нежная, жирная стерлядь была так дешева, что ее могли есть сколько угодно далее студенты, у которых денег было немного: две стерляди стоили копейку.
Крашенинников и его товарищи, которые еще год назад, учась в Москве, питались обычно хлебом с квасом и луком да пустыми щами на обед, теперь постоянно готовили себе стерляжью уху. Но Гмелпн и Миллер находили, что чуваши. эта рыба, хотя и очень
С гравюры XVIII века. ВКУСНЯ, СЛИШКОМ ЖЩШ И
скоро приедается.
Каждый раз, когда начинал дуть хотя бы небольшой попутный ветерок, поднимали парус, чтобы ускорить плавание. Миллер и Гмелпн настаивали, чтобы гребцы не надеялись на парус и налегали на весла, хотя течение реки и само несет судно.
– Эти люди боятся работы, как врага, – шутил Гмелпн.
С каждым днем нарастало опасение, что не удастся добраться до Казани прежде, чем пойдет осенний лед. Стало холодно. Мпл-лер и Гмелпн уже давно приказали каждый день топить их каюты. Несколько раз начинал падать снег. И все-таки в середпне октября, за два дня до начала ледохода, приплыли в Казань.
Здесь нужно было переждать, пока установится санный путь. Академики нанесли визит губернатору и были приняты, как важные петербургские гости.
Виднейшие казанские чиновники спешили пригласить их к себе на обед.
Гмелин и Миллер старались и здесь сделать возможно больше различных наблюдений. Крашенинников опять узнавал новое.
Гмелин начал вести метеорологические наблюдения.
Помогая ему, Крашенинников узнал, как надо записывать показания барометра и термометра, отмечать направление и силу ветра, выяснять количество атмосферных осадков.
– Наблюдения над погодой только тогда могут быть весьма полезны науке, когда ведутся на одном месте изо дня в день, пз года в год, – говорил Гмелин Крашенинникову.
Гмелин нашел в Казани учителя, который согласился постоянно наблюдать погоду. Потом Крашеиипников не раз видел, что Гмелин и в других местах поступает так же: начав метеорологические наблюдения, подыскивает перед отъездом человека, который согласился бы продолжать их.
Казанские татары славились уменьем выделывать кожи, окрашивая их в черный или желтый цвет. Гмелин собрал сведения об этом производстве, стараясь понять приемы обработки
кож. Он и Миллер осмотрели большую суконную мануфактуру, основанную по приказанию Петра Великого и перешедшую затем-в частные руки.
Оба сделали записи об этом в свои путевые дневники, а потом поместили собранные сведения в одном из отчетов о своих наблюдениях, которые время от времени давали переписывать студентам и затем посылали в Петербург.
Крашенинников впервые узнал таким образом, что и промышленность тоже, может быть предметом изучения.
Вскоре он смог понять это еще яснее.
В начале декабря, когда окончательно установился хороший санный путь, академики и их спутники направились в Сибирь через Урал. Еще по пути в Екатеринбург два раза останавливались, чтобы осмотреть медные рудники, принадлежавшие промышленникам Демидовым и Строгановым, имена которых были широко известны в то время. А в Екатеринбурге постарались узнать возможно больше о горной промышленности Урала.
Екатеринбург был молодой город, основанный за пятнадцать лет до этого, но уже ставший центром горного дела на Урале. Здесь жил старый сподвижник Петра Великого, генерал-лейтенант Гении, управлявший всеми уральскими рудниками и заводами. Он любезно принял академиков и обещал сам показать некоторые заводы.
Несколько дней ушло на отдых в Екатеринбурге. Наступили святки, и по улицам ходили ряженые. Они пришли и в дом, где отвели квартиру путешественникам. Среди масок были барин и барыня, чорт с рогами и хвостом, смерть в саване и с косой, цыган, музыканты. Ряженые плясали под музыку. Только смерть, да чорт не танцовали.
– Нам все подвластны. Это наши подданные – говорили они гордо, показывая на своих спутников.
Академики смотрели на ряженых с некоторым недоумением, не зная, как себя держать, чтобы не уронить свое достоинство и сохранить важность. А студенты смеялись от души.
В самом начале нового, 1734 года генерал-лейтенант Генин поехал с Гмелиным за пятьдесят верст от Екатеринбурга, чтобы осмотреть один из заводов, на котором выплавлялось железо. За?
тем Гмелиы сделал еще одну поездку и осмотрел ряд различных: рудников, чтобы познакомиться ближе с горным делом. Генин дал ему образцы разных руд и согласился отпустить в путешествие по Сибири опытного рудокопа. Гмелин постарался в короткий срок приобрести знания, нужные для того, чтобы лучше разбираться в рудах и судить о рудниках, которые рассчитывал увидеть в Сибири.
Крашенинников не мог не заметить, что Гмелин придает большое значение этим занятиям. Академик говорил, что Сенат ценит такие известия о горном деле больше, чем другие сведения, которые могла дать экспедиция, потому что новые сообщения о рудниках можно использовать практически.
Однако долго задерживаться на Урале было нельзя. В последних числах января Гмелин и его спутники приехали в Тобольск и застали там большую часть команды капитан-командора Беринга. В Тобольске сибирский губернатор Плещеев встретил академиков, как хлебосольный хозяин и гостеприимный начальник края. Он сказал им, что постарается оказать самое широкое содействие в их работах.
Губернатор разрешил Миллеру просматривать все старинные указы и другие документы, которые он сможет Найти в архивах при разных учреждениях, и велел дать в помощь -академику подьячих. Миллер знал, что в Тобольске как старейшем и важнейшем городе Сибири можно найти много интересного историку: старинные наказы сибирским воеводам, указы, которые по-разным поводам рассылались по всему государству; копии донесений воевод и казачьих атаманов о том, как завоевывались новые сибирские земли.
Миллер принялся за работу с большим рвением. Он просмотрел в короткий срок очень много старинных дел, разложил их по годам и отметил самые интересные документы. Нужно было» сделать много выписок, интересных для истории Сибири. Миллер-привлек к этой работе и студентов.
Крашенинников вместе с товарищами бережно развертывал свитки, в которые склеивались архивные бумаги. Он вчитывался в намеченные для переписки документы, и перед ним вставала жизнь, ушедшая в прошлое: походы казаков в еще не изведанные места, бои, восстания, вспыхивавшие среди покоренных народов. Он начинал понимать, как старинный документ позволяет точно узнать события, уже исчезнувшие из памяти людей, у'
В школе Крашенинников читал только отрывки из древних историков. Теперь ему пришлось узнать, как надо отыскивать материалы для исторического исследования.
Незаметно подошла весна, прошел лед на Иртыше. Разлилась река и, как обычно, подошла почти вплотную к домам в нижней части города, но пошла на убыль, не затопив улицы.
В свободные часы Крашенинников с товарищами не раз ходил на берег реки. Там шла оживленная работа. Адмиралтейские плотники, приехавшие из Петербурга с командой Беринга, работники из сибирских ссыльных и мастеровые стучали топорами, строгали, пилили целые дни.
Под присмотром молодого лейтенанта Овцына спешно строилось небольшое судно – дубель-шлюпка «Тобол». Овцын должен был выйти в Ледовитый океан, чтобы пройти от устья Оби до устья Енисея. Делались дощаники и лодки, на которых капитан Чириков должен был плыть от Тобольска с командой и грузами экспедиции по сибирским рекам к Якутску.
Четырнадцатого мая проводили лейтенанта Овцына, Сам губернатор и другие тобольские власти, капитан Чириков и академики поднялись на палубу «Тобола», чтобы пожелать счастливого плавания лейтенанту и его команде. Старые пушки на башнях тобольского кремля дали салют, когда дубель-шлюпка поплыла вниз по Иртышу, а с судна ответили залпом из маленьких орудий– Фальконетов. Через несколько дней проводили Чирикова, Так же торжественно стреляли городские пушки, а с двенадцати дощаников, плывших вниз по Иртышу, в ответ кричали «ура».
Затем отплыли из Тобольска академики. Они решили посетить южную часть Сибири, которая была еще очень мало исследована. Поэтому они задумали плыть вперед не обычным путем, которым направилась вся команда экспедиции, а в противоположную сторону – вверх по Иртышу на Алтай, чтобы затем зимой на санях ехать в Иркутск. Этот путь был гораздо длиннее, но зато интереснее.
Двадцать четвертого мая Гмелин и Миллер отплыли пз То-
больока. Губернатор распорядился дать достаточное число людей, которые, идя берегом, должны были тащить на лямках против течения два дощаника, на которых плыли академики и их спутники. Выше Тобольска Иртыш часто делает большие изгибы, и дощаники очень медленно плыли между берегами, уже покрывшимися зеленой травой с весенними цветами.
– Медленность нашего плавания мне только на пользу. Я могу, не отставая от судна, итти по берегу и собирать растения, – говорил Крашенинникову Гмелин.
Он шел не спеша, внимательно присматриваясь к растениям, встречавшимся на пути. Крашенинников нес за ним ящичек из белой жести, удобный для собирания растений, потому что они увядали в нем не так скоро, как в деревянном.
Крашенинников сперва пытался помогать академику, срывая самые большие и красивые цветы. Но Гмелин интересовался ими меньше всего: они обычно были давно известны. С некоторым удивлением Крашенинников видел, как Гмелин часто с радостью срывает какую-нибудь совсем незаметную травку и, рассмотрев ее внимательно, с сияющим лицом кладет в длинную жестяную коробку, которую носил через плечо. Крашенинников знал, что Гмелин кладет туда находки, которыми особенно дорожит и не решается доверить их другому.
Потом оказывалось, что эта незаметная травка еще никем не описана. Иногда бывало к тому же, что она является как будто звеном между двумя уже известными растениями. Тогда Гмелин радовался ей так, словно неожиданно нашел страницу, выпавшую из интересной и нужной книга.
Гмелин, так же как и Миллер, никогда не забывал о том, что студенты являются его подчиненными.
– Они состоят в нашей команде, – говорил он про студентов.
Но ему часто хотелось рассказать кому-нибудь о той или иной удачной находке. Огорчения и разочарования, которые случалось испытывать, еще можно было переживать одному. А радоваться открытиям в одиночку было трудно.
Гмелин дружил с Миллером и говорил ему о своих находках. Но Миллер ботаникой мало интересовался и, казалось, слушал терпеливо как будто только для того, чтобы потом, в свою очередь, рассказать о каком-либо старинном указе, сохранившемся в тобольском архиве.
Гмелин стал показывать новые растения своему постоянному спутнику – Крашенинникову, рассказывая, чем они интересны.
Для того чтобы студент мог оценить находки, надо было-познакомить его с ботаникой. Это нужно было и по другой причине. Гмелпн понимал, что сделает гораздо больше, если у него-будет помощник, который сможет по его поручению сам собирать, растения. Для этого Крашенинников должен был знать основы науки, изучающей растения.
Гмелин начал давать ему уроки ботаники. Крашенинников, усердно слушал объяснения. А потом внимательно рассматривал и читал книги по ботанике, которые ему показывал Гмелин. На корешках книг стояли имена ученых разных стран: Рея и Тур-нефора, Клюзиуса и Джонстона. Все эти книги были написаны по-латыни.
Крашенинников не мог не подумать, что знание латинского языка, полученное в школе, стало приносить большую пользу. Он легко понимал теперь сочинения ученых-ботаников.
Почти три недели плыли вверх по Иртышу от Тобольска,, пока доплыли до города Тары, до которого считалось около четырехсот пятидесяти верст. За Тарой началась Барабинская степь..
В продолжение многих дней с палубы дощаников открывался, один и тот же вид: по обоим берегам реки, насколько хватал глаз, уходила вдаль зеленая равнина. Далеко на горизонте, сливаясь с небом, она казалась безграничной и бесконечной, как море, когда не видно берегов.
Не было заметно никаких дорог, и они казались ненужными,, потому что можно было итти в любом направлении, не встречая каких-либо преград.
После лесов, которых было так много на пути от Петербурга, до Тобольска, этот беспредельный простор казался чем-то необычным – точно приплыли в страну, где есть только приволье,, тишина и покой. Эта степная равнина была однообразной лишь на первый взгляд. Она имела свой богатый растительный мир* -своих птиц и зверей.
У степи была и своя история, о которой говорили невысокие круглые курганы над местами старинных погребений. А небольшие крепости, обнесенные бревенчатой оградой с башнями по углам, построенные по приказу Петра Великого на расстоянии двухсот верст одна от другой вверх по Иртышу, напоминали, что еще недавно здесь происходили сражения с киргизамп-кайсаками и другими степными кочевыми народами, которых еще не вполне удалось покорить.
«Здесь нам все было ною, п мы испытывали тот первый угар увлечения, когда никакое неудобство, недостаток или опасность не могли понизить наше настроение. Мы попали точно в какой-то богатый цветами райский сад, где были собраны редкпе животные, в кабинет древности, где были старинные погребения языческих народов со скрытыми в них достопримечательностями. Мы попали в места, по которым еще никто не путешествовал с ученой целью», писал потом Миллер о плавании вверх по Иртышу.
Для Крашенинникова такое путешествие должно было стать школой, в которой ему пришлось учиться так, как он не учился до тех пор никогда.
Чем дальше плыли вверх по Иртышу, тем более узким и быстрым он становился. Вблизи Тобольска Иртыш был широкой рекой, медленно катившей свои воды. А за маленькой крепостью Железинекой, построенной в двухстах с лишним верстах выше Омска, он превратился в сравнительно небольшую быструю речку. Все труднее становилось тащить дощаники против течения: лямки натирали плечи, люди едва шли, жалуясь на усталость.
Гмелин и Миллер решили ускорить свое путешествие. В небольшой крепости Ямышевой они взяли у коменданта верховых лошадей и, получив целый отряд казаков для охраны в пути, направились прямо через степи в Семипалатинск, а оттуда в Усть-Каменогорск, к верховьям Иртыша.
Крашенинников остался на дощанике, все медленнее и медленнее плывшем вверх по реке,
Южнее Семипалатинска степь постепенно начала переходить в холмистую местность, и все чаще стали попадаться небольшие березовые леса, Потом показались далекие синие Алтайские горы. А когда наконец Гмелин, Миллер и их спутники стали подъезжать к Усть-Каменогорску, то попали в места, радовавшие глаз.
(J гор сбегали кристально чистые ручьи, журчавшие по камням. В кустах пели и щебетали птицы, как будто перекликаясь друг е другом на разные голоса. Небольшие олени маралы, дикие бараны аргалы, косули, кабаны и сохатые, как называли в Сибири лосей, в изобилии водились в лесах.
Но русских людей было еще мало в благодатном Алтайском крае. Маленькая Усть-Каменогорская крепость, обнесенная, как и все верхнеиртышскне укрепления, только бревенчатыми стенами и земляным валом, была построена там, где Иртыш вытекает между двух гор, как из высоких ворот, в зеленую долину.
В крепости были казармы для гарнизона из одной роты под командой поручика и несколько десятков домов, в которых жили казаки, отставные солдаты и другие жители города. В окрестностях Усть-Каменогорска не было русских деревень. А до ближайшего русского городка Колывани считалось почти двести верст.
