Текст книги "К далеким берегам"
Автор книги: Михаил Муратов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Вдруг из-за скалистого мыса появилась и направилась к кораблю длинная, узкая лодка. В ней сидели восемь темнокожих, почти голых гребцов. На носу лодки был прикреплен большой белый флаг.
– Среди них, должно быть, европеец, – с изумлением сказал Крузенштерн.
С корабля бросили в лодку веревочную лестницу, и пп ней
быстро поднялся невысокий сухощавый человек. Вся одежда его состояла из пояса вокруг бедер, а кожа от загара была почти такой же красновато-коричневой, как и у его спутников, но липом он походил на европейца. Подойдя к капитану, он заговорил с ним по-английски и назвал свое имя: Робертс.
Он рассказал, что был матросом на английском купеческом корабле и плавал по разным морям и океанам. Однажды команда взбунтовалась против капитана, овладела кораблем, а Робертс, не пожелавший принять участие в мятеже, был высажен на остров Нукагпва. С тех пор он прожил здесь уже семь лет, изучил язык туземцев и женился на родственнице короля.
Крузенштерн хорошо знал, что матросы кораблей, плававших по Тихому океану, не раз убегалп, чтобы поселиться на каком-либо острове, где круглый год как будто длитс-я летний праздник и сама природа дает людям все нужное для жизни почти без всякого труда с их стороны. А во время плавания капитана Кука однажды попытался самовольно остаться на одном из таких островов не только матрос, но и мичман. Крузенштерн и его спутники, однако, не стали подвергать сомнениям рассказ Робертса о том, как попал он на Нукагиву.
Капитан с радостью принял предложение англичанина, провести «Надежду» в бухту и помогать при переговорах с обитателями острова. Еще никогда мореплавателям, описывавшим тихоокеанские острова, населенные первобытными народами, не случалось найти человека, который мог бы стать переводчиком и хорошо знал бы быт людей, считавшихся дикарями.
А Робертс к тому же показал удостоверения, полученные им от капитанов двух американских торговых кораблей. Эти капитаны подтверждали, что он оказал много ценных услуг, когда их корабли зашли в гавань Ыукагивы.
Робертс сказал, что один из туземцев в лодке – брат короля.
«Мы тотчас разрешили его высочеству взойти на борт корабля», вспоминал потом Крузенштерн.
На палубу взобрался с несколькими спутниками высокий, хорошо сложенный голый человек, с головы до ног покрытый татуировкой. Он держался очень робко и едва решился взять протянутую ему руку.
Редкие гости, переговариваясь друг с другом, прошлись по палубе и выразили желание вернуться на берег.
Житель острова Нукагива.
С гравюры из атласа Крузенштерна.
– Мы одарили их иголками и ножами, а брат короля сверх того получил три аршина красной материи. В восторге они прыгнули один за другим через борт прямо в воду и подплыли к своей лодке, – рассказывали потом моряки.
Робертс как лоцман ввел корабль в залив и указал, где лучше бросить якорь.
На берегу появилась толпа мужчин и женщин, юношей и девушек. Вся их одежда состояла из повязки вокруг бедер, сделанной из листьев. Они, видимо, уже узнали от спутников Робертса, что бояться нечего. Все спешили вплавь добраться до «Надежды».
Вскоре около корабля уже высовывались из воды со всех сторон головы, виднелись плечи и руки, как будто отлитые из темнокрасной меди.
Только немногим, по словам Робертса знатнейшим, туземцам и нескольким женщинам разрешили взойти на корабль. Остальные плавали вокруг, всячески выражая восторг: смеялись, кричали, кувыркались в воде.
У многих были бананы, кокосовые орехи, плоды хлебного дерева, взятые для обмена. Все как будто старались перекричать друг друга.
– Шуму больше, чем на самой оживленной городской ярмарке, – сказал Лангсдорф.
Капитан Крузенштерн пустил на палубу нескольких плававших вокруг женщин, но не решился открыть всем доступ, опасаясь за сохранность корабельного имущества. Многие проплавали около корабля три-четыре часа. Они, видимо, могли держаться на воде очень долго, совсем не уставая.
Русские моряки с удивлением смотрели на этих сильных н ловких, шумливых и беззаботных людей.
В тот же день на корабль приплыл король с несколькими спутниками. На нем тоже не было никакой одежды, кроме пояса из коры и волокон какого-то дерева. Это был высокий, крепкий человек средних лет. Искусно сделанная сложная татуировка покрывала его тело е головы до ног так, что оно даже не казалось обнаженным. Издалека можно было подумать, что на короле узорчатый наряд.
■– В Европе знатные и богатые люди отличаются от прочих великолепием одежды, а здесь обилием и красотою узоров на теле и лиде. Искусный мастер татуировки ценится не меньше, чем в Англии хороший портной, – объяснил Робертс.
Островитян никак нельзя было назвать безобразными. Волосы были у них вьющиеся, а глаза – большие и черные. И хотя нос часто казался немного вздернутым кверху, а губы толстоватыми, все же лица нередко были довольно красивы.
Один из приехавших с королем, тоже обнаженный, загоревший дотемна под солнечными лучами и татуированный с головы до ног человек, подойдя к капитану, заговорил по-французски. Иа этот раз Крузенштерн не удивился. Он уже знал от Робертса, что на острове есть еще один европеец, беглый матрос Кабри.
Робертс советовал не доверять французу, называя его коварным и вероломным. Однако Крузенштерн и другие участники экспедиции_ решили, что надо и француза использовать как переводчика. Жозеф Кабри жил среди островитян уже около десяти лет и так усвоил их язык, что начал забывать родную речь.
Кабри тоже женился на островитянке и обычаи местных жителей знал не хуже, чем Робертс. Было очень полезно расспра-
Жизнь на острове Нукагива.
С гравюры из книги Лангсдорфа.
шивать их порознь, задавая одинаковые вопросы о жизни островитян и об острове Нукагива. Если ответы этих двух людей, враждовавших между собой, совпадали, можно было не сомневаться в точности сведений.
Капитан приветливо встретил короля. Знатный гость пришел в такой восторг, увидев разноцветных бразильских попугаев, которых Крузенштерн и его спутники приобрели в Бразилии, что пришлось подарить одну из этих птиц. Но особенно понравилось королю большое зеркало в капитанской каюте. Он с изумлением смотрел на свое изображение, а потом заглянул за зеркало, чтобы узнать, не спрятался ли там кто-нибудь.
«Королю понравилось смотреться в него столько, что он потом при каждом посещении приходил прямо в каюту, становился перед сим зеркалом и из самолюбия или любопытства смотрелся в него, к немалой моей скуке, по нескольку часов сряду», писал впоследствии Крузенштерн.
Королю подарили нож и двадцать аршин красной материи, которой он немедленно опоясался. На другой день король прислал, в свою очередь, свинью. Это был щедрый подарок: свиней на острове было немного, и они ценились высоко. Жители не хотели продавать их. Только с большим трудом удалось выменять несколько штук. Зато очень охотно меняли на маленькие обломки старого железного обруча кокосовые орехи и плоды хлебного дерева.
– За семь лет, которые я здесь прожил, у острова останавливались только два небольших американских корабля, да и то случайно. Поэтому для здешних жителей не только кусочек железа, но и обломок стекла кажется ценным, – сказал Робертс.
Капитан дал приказ наменять возможно больше кокосовых орехов и давать их вволю команде: эта прекрасная и вкусная растительная пища должна была возместить недостаток свежих припасов, который все-таки давал себя чувствовать во время трехмесячного плавания вдали от берегов.
Потом капитан с несколькими офицерами и другими спутниками, взяв с собой Робертса и Кабри как переводчиков, поехал на берег. Целая толпа жителей встретила гостей и проводила к дому, где ждал их король с семьей.
Участники экспедиции увидели жилища островитян, сделанные из стволов бамбука, перевитых травою и мохом. Листья пальм, плотно уложенные в несколько рядов, составляли крышу. Около каждого дома росли кокосовые пальмы, бананы и большие, походившие на мощные дубы хлебные деревья, увешанные плодами, напоминавшими небольшие дыни.
– Хлебное дерево имеет на островах Тихого океана такое же значение, как картофель в Европе или рис в Китае. Его плоды пекут или поджаривают, как картошку, а вкусом они похожи на белый хлеб, – объясняли Тилезиус и Лангсдорф.
Около некоторых домов за оградой из белого дерева росли какие-то растения. Робертс и Кабри говорили, что это тарро, корни которого употребляют в пищу. Тарро было одно из немногих растений, которое росло в огородах. Основная пища – кокосы, плоды хлебного дерева и бананы – доставалась островитянам без всякого труда.
Король встретил гостей на пороге своего дома и принял их очень приветливо. Толпа, сопровождавшая Крузенштерна, осталась у ограды дома.
– Табу, – говорили островитяне, показывая на жилище короля.
Это значило, что вход в. дом короля для них запрещен.
В доме короля гостей посадили на цыновкп, сплетенные из травы. Сам король, его дочери и невестка сели рядом. На женщинах были накидки из желтой ткани, сплетенной из растительных волокон, а в руках, покрытых замысловатой татуировкой, они держали веера, сделанные из листьев, выкрашенных в белый цвет.
Дочь короля и невестка обмахивали веерами гостей, с любопытством разглядывая их мундиры. Потом угощали кокосовыми орехами и бананами, давая запивать водой в посуде, сделанной из тыкв и кокосовой скорлупы. Моряки дарили хозяйкам ножи и блестящие пуговицы. А когда, простившись с королем, гости вышли из дома, их снова встретила толпа и проводила до шлюпок.
С тех пор участники экспедиции стали каждый день съезжать на берег. Матросы с помощью островитян наливали бочки водой из чистых ручьев, текущих с гор. Натуралисты собирали растения и открыли несколько новых видов, еще не описанных ботаниками.
Было приятно отдыхать в тени деревьев, радуясь зелени и цветам, после долгих месяцев, когда видели вокруг только море.
«Сидя под теныо густолиственного дерева, с восхищением рассматривал окружающую меня красоту природы. Здесь недалече от меня находятся кустарники, усыпанные цветами, при корнях которых журчат источники чистой воды. Там вижу я, как одаренный живостью и проворством островитянин с легкостью, подобно мартышкиной, взбегает к кудрявой вершине гордого кокоса, обрывает его орехи и повергает на землю; другой ломает сучья хлебного дерева с созревшими плодами; третий в своем огороде обрезывает тяжелые кисти, обремененные бананами. Несколько молодых женщин, влекомых любопытством, при-шед, сели вокруг меня в кружок. Я ласкал их маленьких ребятишек, и они, скоро привыкнув ко мне, смело и безбоязненно играли со мной. Некоторые из сих приятных женщин потчевали меня бананами, другие-подносили кокосовый сок, растворенный водою, которым я с приятностью утолял жажду», записал Шеме-лин в своем путевом дневнике.
Через три дня после того как «Надежда» подошла к Нукаги-ве, Робертс сообщил Крузенштерну, что островитяне увидели с горы далеко в море трехмачтовый корабль, идущий к острову под всеми парусами. Можно было не сомневаться в том, что это «Нева». На другой день она действительно вошла в залив.
– С величайшей радостью увидели мы нашу спутницу «Неву» после семинедельной разлуки, – говорили потом моряки.
Они радовались не только товарищам, с которыми невольно сблизились за долгое совместное плавание. Было гораздо спокойнее и веселее плыть по океану и подходить к почти не изученным землям не в одиночку. Все понимали, что лишь тогда, когда недалеко находится другое судно, можно рассчитывать на помощь в беде.
Капитан Лисянский рассказал, что побывал у острова Пасхи, надеясь встретить корабль Крузенштерна. Туземцы бежали там по берегу вслед за «Невой». Когда спустили шлюпку, они поплыли навстречу, предлагая кокосовые орехи и другие плоды в обмен на разные мелочи. А на берегу стояли какие-то странные большие статуи, очень грубо высеченные из черного камня – вероятно, изображения богов. Лисянский не стал задерживаться н, убедившись, что нет «Надежды», пошел к Нукагиве.
Оба капитана вместе нанесли новый визит королю в другом его доме, находившемся довольно далеко от берега, и видели лес из кокосовых пальм и хлебных деревьев, тянувшийся до самых гор, стоявших вдалеке.
Крузенштерн приказал одному из лейтенантов итти на шлюпке вдоль берега, чтобы осмотреть побережье на возможно большем расстоянии. Лейтенант вернулся с сообщением, что в' нескольких милях имеется большой залив, повидимому не менее удобный для стоянки кораблей, чем тот, где стояли «Надежда» и «Нева».
Через два дня Крузенштерн и Лисянский с обоими натуралистами и несколькими офицерами направились на шлюпках осмотреть этот залив.
Он оказался хорошей гаванью, расположенной между высокими скалами. Крузенштерн нашел, что эта гавань гораздо лучше защищена от ветров, чем место стоянки его кораблей. Он велел промерить ее глубину в разных местах и назвал ее именем русского адмирала Чичагова.
От берега шла к горам зеленая долина, в которой было много жилищ среди кокосовых пальм. Оказалось, что в этой долине свой король, подданные которого стали так же охотно менять разные плоды на кусочки железа.
Робертс сказал, что в каждой долине, расположенной между горами и имеющей выход к морю, есть король, командующий воинами во время сражений. Королевская власть совсем невелика. Король – просто самый зажиточный человек, стоящий во главе наиболее сильного, многочисленного и богатого рода.
Крузенштерн и его спутники пробыли несколько часов в новой долине. Жители ее были такие же стройные, сильные, здоровые люди, как те, которые жили у залива, где остановились корабли.
– На нашем острове нет почти никаких болезней. Люди умирают тут лишь от старости и голода при неурожае да от руки врага, – говорил Роберте.
Повидимому, бациллы многих болезней еще не были занесены на этот остров. Но люди убивали друг друга здесь, может быть, чаще, чем в других местах.
Крузенштерн и его спутники видели в каждом жилище оружие. Это были копья из бамбука, тяжелые дубины, красиво сделанные из очень плотного дерева, и пращи, при помощи которых кидали камни. В метании камней воины достигали удивительного уменья. Один из них, показывая свое искусство, бросал камни весом в пять фунтов на очень большое расстояние и так ■высоко, что они скрывались из глаз.
Еще при первом посещении дома короля русские моряки увидели сосуды, украшенные человеческими костями. Потом удалось приобрести череп с украшениями из перламутра. А от Робертса и Кабри получили известие, которое сперва показалось невероятным. С виду доброжелательные и приветливые островитяне были людоедами: они поедали убитых врагов.
– Человеческое мясо здесь самым лучшим кушаньем считается, – рассказывал Кабри.
А Робертс говорил, что живет счастливо на Нукагиве, но боптся только, что когда-нибудь его могут убить и съесть во время войны.
Оказалось, что на острове бывают и человеческие жертвоприношения. Когда умирал верховный жрец, приносили в жертву трех человек. Для этого похищали людей из соседней долины. И если не удавалось схватить их незаметно, начиналась новая война.
А во время голода островитяне нередко убивали и съедали даже своих близких родственников.
Капитан Крузенштерн и его спутники делали подробные записи в своих путевых дневниках обо всем, что слышали и видели на острове Нукагива. Они приобретали разные предметы быта: оружие, весла, каменные топоры и ножи, посуду, пояса, которые жители носили на бедрах. Тилезиус и Курляндцев рисовали островитян и зарисовывали природу Нукагивы. За десять дней удалось узнать много нового о жизни первобытных людей и собрать ценные коллекции.
Капитан Крузенштерн назначил отплытие на 17 мая. Оказалось, однако, что выйти из залива не всегда легко. Ветер в этот день дул порывами, как будто вырываясь из-за гор, обступивших бухту, и часто меняя направление. «Нева», направившаяся раньше к выходу, успела заблаговременно отойти к середине залива. А «Надежду» вдруг понесло прямо на прибрежные камни.
Только с трудом удалось стать на якорь недалеко от скалы, о которую корабль едва не разбился. С палубы увидели, как на скалистом берегу стали собираться островитяне. У многих в руках были копья и дубины.
– Видимо, слух о нашем трудном положении разнесся среди жителей острова, и они готовы в случае крушения завладеть нашим имуществом, – сказал Крузенштерн.
Однако «Надежду» удалось отвести на более безопасное место. Кабри и Робертс приплыли на корабль,
НадеЯСЬ ПОЛУЧИТЬ ДЛЯ Себя ЖозеФ Кабри.
щ своих жен еще подарки с г/швюРы 113 ктги ЯщнщрШ-
на прощанье. Перед вечером Робертса отвезли на берег. А Кабри заявил, что хочет остаться на корабле до самой последней минуты и потом достигнет берега вплавь.
Но на рассвете налетел новый шквал. Капитан решил немедленно выйти из залива во что бы то ни стало. Лучше было встретить бурю вдали от берега, чем оставаться в гавани, не защищенной от ветра. Если бы волны сорвали корабль с якоря, он разбился бы о камни.
На мачтах «Надежды» взвились паруса. Кабри пришел в отчаяние. Он не мог надеяться добраться до берега вплавь при таком волнении. А корабль уходил, чтобы больше никогда не возвращаться в Нукагиву.
Б эти опасные минуты все внимание моряков было сосредоточено на выполнении команды, раздававшейся с капитанского мостика. Все думали только о том, как пройти благополучно через узкий выход из залива, А когда удалось наконец выйти в море, капитан не счел возможным возвратиться, для того чтобы отвезти назад нечаянно увезенного француза,
Кабри был легкомыслен и, когда первое отчаяние прошло, довольно таки скоро утешился. Капитан попробовал использовать его как матроса. Оказалось, что Кабри очень ловок, но совершенно не поддается дисциплине и очень упрям. Стать хорошим матросом он не мог никогда.
Отплывая из Кронштадта, Крузенштерн предполагал после остановки на одном из тихоокеанских островов итти прямо в Японию. Он хотел при этом пересечь океан таким образом, чтобы пройти там, где не бывали мореплаватели. Капитан желал и надеялся открыть на этом пути еще не известные острова.
Влиятельные люди в Петербурге поддерживали его намерение. Крузенштерн не раз перечитывал письмо, которое получил от графа Румянцева перед выходом из Кронштадта:
«Надобно принять за правило, чтоб стараться изведывать поверхность моря неизвестную, хотя бы и случилось не иметь вам той чести, чтобы воскресить бытие желаемого острова. Но статься может, что гений открытий предоставит эту славу российскому флагу под управлением вашим... Вместе с сим Россия принесла бы и свою дань во всеобщее богатство человеческих познаний», писал Румянцев.
И все-таки этот многообещавший план плавания пришлось изменить.
Длительные остановки в Копенгагене и у острова Святой Екатерины очень задержали корабли. Была уже середина мая, когда «Надежда» и «Нева» отошли от острова Нукагива.
Плавание в Японию и пребывание там должны были занять несколько месяцев. Направившись туда прямо от Нукагивы, нельзя было этим же летом притти на Камчатку. А между тем на кораблях были грузы Российски-Американской компании, которые надо было непременно доставить во-время в Петропавловск и на Алеутские острова.
Крузенштерн решил направиться сперва на Камчатку, зайдя по пути на Сандвичевы острова, за которыми впоследствии закрепилось название Гавайских. Но путь этот был уже пройден Куком, Ванкувером и некоторыми другими мореплавателями. Крузенштерн с сожалением думал о том, что вряд ли удается найти в этих местах новые земли.
Прошла неделя с тех пор, как «Надежда» и «Нева» отошли от Нукагивы. Под палящими лучами солнца корабли снова перешли экватор, иа этот раз уже в другом направлении: с юга на север. А еще через две недели вдалеке показалась высокая горная вершина.
Крузенштерн и Лисянский издалека узнали самый большой из Сандвичевых островов, Оваиги, о котором не раз читали в книгах о плаваниях Кука и Ванкувера.
На кораблях уже давно не было свежей мясной пищи. Крузенштерн надеялся достать на Сандвичевых островах свиней, которых не смог получить на острове Нукагива.
С палубы корабля Оваиги, как называли тогда остров Гаваи, выглядел очень привлекательным. Видны были рощи кокосовых пальм и жилища, у которых росли бананы, кусты тарро и сахарный тростник. А на берегу, около которого было много черных коралловых рифов, длинным рядом стояли лодки. Видно было, что на острове большое население.
К кораблям подплыли лодки. Они сделаны были искусно и красиво. А сидевшие в них островитяне казались по сравнению с жителями Нукагивы почти безобразными: люди были здесь низкорослы, и на коже у многих была какая-то сыпь. Они тоже надевали только пояс вокруг бедер и были татуированы. Но их татуировка скорее обезображивала, чем украшала тело, и совсем не было видно тех сложных узоров, которые придавали такую •нарядность жителям Нукагивы.
В лодках были кокосовые орехи, бананы, свиньи. Но люди здесь оказались гораздо разборчивее, чем на Нукагиве. На кусочки железных обручей они даже не желали смотреть. На ножи и топоры можно было выменять плоды, но за свиней тут желали получить только суконные плащи. А когда узнали, что сукна нет, увезли свиней назад на берег.
– С тех пор как здесь останавливались корабли капитана Кука, прошло менее тридцати лет, но, видимо, произошли большие перемены. Островитяне научились разбираться в товарах, – говорил Крузенштерн.
Потом выяснилось, что сюда уже каждый год заходят американские купеческие корабли, совершающие плавание между Америкой и Китаем. Американцы ежегодно жили здесь подолгу, ведя меновую торговлю. Двое англичан стали постоянными королевскими советниками. Король Сандвичевых островов даже приобрел несколько европейских кораблей и старался обучать мореплаванию своих подданных.
Если бы Крузенштерн мог провести хотя бы несколько дней на Сандвичевых островах, он увидел бы наглядно, как вслед за великими географическими открытиями начинается экономическое завоевание новых земель.
Но Крузенштерн должен был торопиться, чтобы успеть, побывав на Камчатке, выйти в Японию до осени. А капитан Ли-сянский мог сделать более длительную остановку: «Нева» должна была итти от Сандвичевых островов прямо к русским поселениям на Алеутских островах и на Аляске.
Было заранее решено, что «Надежда» пойдет в Японию одна. Тем временем «Нева» должна была взять на Алеутских островах и на Аляске меха, добытые русскими промышленниками. Затем оба корабля должны были встретиться, чтобы итти вместе в Россию мимо китайских, индийских и африканских берегов.
Десятого июня команды «Надежды» и «Невы» простились надолго. «Надежда» отошла от острова Оваиги и пошла на северо-запад.
Капитан Крузенштерн старался сделать все возможное, чтобы ускорить плавание. И только когда вблизи тропика вдруг настал полный штиль и море сделалось гладким, как зеркало, поневоле пришлось остановиться.
Так же как на пути к берегам Бразилии, натуралисты воспользовались этой остановкой для своих исследований. Они брали пробы воды с разной глубины.
«Количество микроскопических морских животных приводило нас в изумление. Мы сравнивали их с теми, какие водятся в Атлантическом океане, и сделали ряд интересных наблюдений», говорили они потом.
Тилезиус старательно зарисовывал все то, что удавалось увидеть под микроскопом, надеясь со временем опубликовать эти рисунки.
Прошел месяц с тех пор, как «Надежда» отошла от Сандвичевых островов. Все чаще стали встречаться признаки близкой земли: много было китов, над кораблем пролетали большими стаями морские птицы, на поверхности моря плавали водоросли, оторванные от подводных камней. Офицеры и матросы подолгу вглядывались в даль, но земля не показывалась.
Наконец 30 июля один из матросов увидел с высоты мачты далекий берег.
В подзорную трубу можно было довольно ясно различить очертания далеких гор. Потом густой туман совсем закрыл показавшуюся не надолго землю и, как нарочно, прекратился всякий ветер. Люди, с таким нетерпением желавшие ступить на твердую землю, вынуждены были терпеливо выжидать, пока кончится штиль.
Только через два дня «Надежда» подошла к Авачпнскому заливу. Впереди была ясно видна высокая снежная вершина Авачинского вулкана. Пять гор у его подножья, закрывавшие гавань от всех ветров, тоже были местами покрыты снегом сверху.
«Мы, лишь месяц тому назад испытывавшие тропическую жару и смотревшие на пальмы, с трудом верили глазам. Некоторые даже сомневались, действительно ли это снег», говорили йотом участники экспедиции.
Когда, пройдя мимо высоких скал, на которых гнездилоеь множество чаек, как будто приветствовавших корабль громким криком, вошли в Петропавловскую гавань, увидели совсем близко березовый лес, высокую зеленую траву, бревенчатые дома на берегу. И даже самые спокойные люди оживленно и радостно переговаривались друг с другом, точно вернувшись домой после долгих странствий.
«Надежда» стала на якорь совсем близко от берега, Капитан мог не опасаться здесь никаких ветров. Бухта была так хорошо защищена со всех сторон, что даже в бурю корабль мог стоять там столь же спокойно, как если бы находился не в морском заливе, а на пруду.
– Гавань сия – одна из лучших в свете, – сказал Крузенштерн.
На берегу было всего три десятка домов, по большей части походивших на простые деревенские избы. Здесь жили камчатские казаки, несколько служащих Российско-Американской компании и находилась, рота солдат. У моря стояла небольшая артиллерийская батарея, а в единственном большом деревянном доме жил майор, комендант Петропавловска.
Он встретил прибывших очень любезно, освободил часть своего дома для посланника Резанова и пригласил к себе обедать моряков. Комендант извинялся за простоту обеда, угощая жирной ухой из горбуши, которая шла в это время метать икру в камчатские реки, и вареной рыбой камбалой. А гостям, которые уже несколько недель питались на корабле солониной, начавшей припахивать, и сухарями, казалось, что они еще никогда не ели такой вкусной рыбы и черного хлеба, испеченного так хорошо.
Посланник Резанов отправил гонца с известием о приходе «Надежды» к губернатору Камчатки, жившему в Нижне-Камчат-ске, в семистах верстах от Петропавловска. Губернатор согласился приехать в Петропавловск, чтобы дать распоряжение о доставке свежей провизии для дальнейшего плавания и решить некоторые другие дела.
Тем временем началась незаметная, будничная работа. Корабль расснастили и тщательно осмотрели. Выгрузили все грузы, кроме шести тысяч пудов железа, оставленного как балласт для устойчивости корабля.
С особенной осторожностью свезли на берег тяжелые ящики с дарами для японского императора. Резанов решил выяснить, не повреждены ли подарки в пути.
Вынули позолоченного бронзового слона, украшенного изум-
Вид Петропавловской гавани в 1804 году.
С гравюры из книги Лангсдорфа.
рудами. На спине его была бриллиантовая пирамида е колесом из рубинов, а на боку – часы. Когда завели ключом механизм, скрытый внутри, слон начал поводить во все стороны хоботом, махая ушами и хвостом, часы пошли в ход, а рубиновое колесо на бриллиантовой пирамиде завертелось, искрясь, как маленький фейерверк. Все удивлялись искусству, с которым сделан слон.
Потом осмотрели электрическую машину и большие зеркала с художественно сделанными рамами, меха чернобурых лисиц, ковры, вазы из мамонтовой кости, дорогие сервизы, сделанные на императорском фарфоровом заводе. Все подарки были в полной сохранности.
Сделать большой запас свежей провизии для долгого плавания оказалось нелегко.
– В Камчатской земле ныне есть свой хлеб, хотя и в малом количестве, и свои овощи. Но они успешно вызревают лишь около Верхне-Камчатска, за четыреста верст отсюда. Там же водится и рогатый скот. А мы коров не держим. Трава здесь прекрасная, да постоянные летние дожди не дают заготовить сено. И пасти скот трудно – в лесах поблизости медведей множество, – рассказывали жители Петропавловска.
Губернатор, прибыв в Петропавловск, немедленно послал казаков в Верхне-Камчатск, чтобы пригнать оттуда быков и привезти овощи. Часть солдат отправили ловить рыбу и охотиться. Настреляли много оленей, диких баранов – аргалов и гусей. Их пришлось посолить, чтобы мясо не испортилось во время плавания. А вместо лимонов, которые покупали по пути на Камчатку, теперь запасли три бочки дикого чеснока – черемши, считавшегося испытанным средством против цынги.
В конце августа сборы были кончены, но пришлось выжидать, пока настанет благоприятная погода. Наконец 6 сентября «Надежда» снялась с якоря при небольшом попутном ветре.
Прозвучал прощальный салют – тринадцать выстрелов береговой батареи. На него ответили пушки корабля. Потом «Надежда» медленно пошла к выходу в открытое море. Началось плавание, опасное по многим причинам.
– Бурное Японское море и подводные камни у крутых берегов грозят гибелью кораблям. Сама природа как будто помогает здесь японцам, не желающим пускать к себе чужеземцев, – говорили моряки.
Япония действительно оставалась страной, закрытой для иностранцев. Только голландцы и китайцы пользовались правом посылать туда небольшое число торговых кораблей, да и то лишь в один порт – Нагасаки.
За весь XVIII век только два ученых-путешественника, Кемпфер и Тунберг, служившие у голландцев врачами, сумели побывать в глубине Японии. Они написали правдивые книги об этой стране. А голландские капитаны сделали очень мало, для того чтобы описать моря, омывающие Японские острова, И хотя
один из спутников Кука, английский капитан Гор, де-Лаперуз и некоторые другие мореплаватели побывали вблизи Курильских островов и Японии, однако карты этих мест были еще очень неточны.
Капитан Крузенштерн знал, что им нельзя вполне доверят], и придется итти вперед с большой осторожностью. К тому же вблизи Японской земли бывали страшные ураганы – тайфуны, часто выбрасывавшие корабли на берег.
Много неожиданного могло случиться с русскими моряками и в самой Японии.
Прошло больше десяти лет с тех пор, как русские в последний раз попытались познакомиться с Японской землей.
Посланник Резанов, Крузенштерн и другие участники экспедиции были осведомлены об этой попытке.
В 1786 году большое судно, принадлежавшее японцу Кодая, нагруженное рисом, было захвачено на море жесточайшим тайфуном. Буря сломала мачты, сорвала корабельные шлюпки, повредила руль и унесла судно далеко от Японии. Когда ветер утих, выяснилось, что не осталось никакой возможности управлять кораблем: он должен был плыть по воле ветров, как обломок дерева. Судно носилось по морю около шести месяцев. Потом волны выбросили его на один из Алеутских островов. К этому времени из семидесяти японцев, бывших на корабле, оставалось в живых всего несколько человек, и среди них Кодая.
